Анна Соболева
Легенды Раэнора
– Ты не понял, друг мой, это не волшебство! Разве я могу быть такой жестокой? Это всего лишь хрусталь. Вот, взгляни!
Она топнула ногой, но гладь воды даже не поморщилась.
– Тропка из хрусталя ведет к беседке. Пойдем.
Хаггар, про себя выругав весь Раэнор, его придурковатых жителей, а заодно и все озера, пруды и лужи, ступил на хрустальную дорожку. И тут с ним произошло нечто странное. Он как будто вернулся в детство. Да, он снова был ребенком! Он чувствовал, что теперь уже не надо таиться от самого себя, не надо бояться обнажить свою душу. И впервые за много лет Хаггар весело, беззаботно рассмеялся. Ему стало легко и радостно. Подбежав к Элен, он подхватил ее на руки и закружил, а она тоже смеялась и кричала:
– Мы летим, летим!
Они не знали, сколько пробыли в волшебном саду, но, вернувшись в покои, Хаггар долго еще не мог заснуть. Перед его глазами все еще стоял пруд, фонтаны с быстрыми рыбками, лилии, павлины с перламутровыми хвостами, журчала вода в акведуках, пели водопады, стекающие с гор. Золотыми облачками проносились стайки светлячков, плавали в темной воде фонарики.
Он уехал на рассвете. Погода испортилась. Накрапывал мелкий теплый дождик. И на душе у Хаггара было смутно. Элен обещала ему, что они скоро снова встретятся, но арандамарец понимал, что обещания иногда просто невыполнимы. Он покидал Раэнор, и, возможно, навсегда. Но в своей памяти он навеки сохранит Дол-Раэн, Аэрэлин, старого Дию, который обнял его на прощанье, как сына, и ее, княгиню Элен, рано повзрослевшую девочку. Дорога вилась перед ним, уводя на запад, к дому, а на высокой Сторожевой башне Элен сквозь слезы, градом катившиеся по щекам, пыталась разглядеть всадника, неутомимо стремившегося прочь.
Глава 4
ЛЕГЕНДА О РАЭНОРСКИХ ЛЕКАРЯХ
Караван медленно двигался по широкой древней дороге. Темно-серые плиты кое-где потрескались от времени. Из изломов торчали пучки жесткой, серой от пыли травы. Изнуренные дорогой лошади не слушались погонщиков, лишь изредка переходя с шага на медлительную рысцу. Дувший с Реки пронизывающий ветер взметал над дорогой тучи песка. Прохладный выдался август в этом году.
Путники то и дело вглядывались вперед, на запад, где дорога утыкалась в туманный горный хребет. От резкого ветра и постоянного напряжения их уставшие глаза опухли и покраснели. Караванщики то и дело смахивали слезы широкими рукавами атласных рубах.
– Подтянись! Погоняйте лошадей! – кричал Тасмари, бессменный старшина каравана. С самого утра он подгонял своих людей, боясь не успеть въехать в город до закрытия ворот. Вот уже и день подходит к концу. Багровое солнце нависло над горами. Тасмари, нервно теребя повод, пробурчал:
– О боги! Говорили же мне, что брать с собой в поход женщину – безумие!
Он произносил эти слова по нескольку раз в день вот уже месяц, с тех пор как в его караване появилась Айвэ. Нет, в глубине души старшина ни на минуту не сомневался, что она не виновата ни в том, что несколько колодцев, которыми они обычно пользовались в дороге, оказались засыпанными песчаной бурей, ни в случившемся недалеко от Реки набеге разбойников-уйгов, ни в том, что из-за этого они задержались в пути еще на два дня. Тасмари оглянулся. В самом хвосте каравана покачивалась в седле маленькая женщина, с ног до головы закутанная в зелено-голубые шелка. Только лицо ее было открыто. Тасмари приставил к ней троих всадников для охраны. Во время путешествия они развлекали госпожу, и нередко караванщик слышал ее звонкий смех. Но сейчас и Айвэ, и ее собеседники примолкли. Молчание нависло над караваном. Усталость сутулила плечи, склоняла головы, закрывала рты.
– Смотрите! Город! – пронзительный крик вдруг разрушил сонную тишину. Заорали погонщики, послышались радостные, возбужденные голоса. Лошади тоже приободрились, почуяв близкий отдых.
– Шевелись! Живей! – кричал Тасмари, кружа на взмыленном буланом коне вокруг каравана.
Вальбард, столица королевства Арандамар, возник перед ними неожиданно, выступив из обагренных солнцем гор. Мрачные высокие стены, тяжелые каменные ворота и громады городских башен, вросших в скалы, нависли над дорогой.
– Это тот самый город? – услышал рядом с собой испуганный шепот Тасмари. Айвэ подъехала к нему и смотрела на Вальбард, распахнув черные глаза, в которых изумление боролось со страхом. Караванщик улыбнулся и поспешил ее успокоить:
– Не бойся! Он не так страшен, каким хочет казаться! Вот увидишь, там живут такие же добрые и приветливые люди, как в твоей стране.
А затем, заботливо поправив на ней покрывало, поехал вперед, оставив женщину с ее телохранителями.
На этот раз купцам повезло. Они успели въехать в город за несколько минут до того, как солнце скрылось за горами. Заплатив пошлину, Тасмари повел караван от ворот, проезжая по ярусам города, кольцами поднимавшимся вверх. Сумерки вползали в Вальбард. В домах зажигались огни. Копыта лошадей скользили по мощеной мостовой. Нависая над головами путников, темными силуэтами выступали из полумрака дома. Тасмари с грустью отметил, что со времени его последнего приезда столица еще больше опустела. Раньше в это время суток улицы заливали реки света, льющегося из открытых окон, светилен и фонарей. Играла музыка, люди гуляли, любовались звездным небом, пели… Теперь все стало другим. Жители покидали Вальбард. То и дело ветер доносил до слуха караванщика тоскливое дребезжание разбитого стекла, скрип несмазанных дверных петель, стук незакрепленных ставен в оставленных домах. Слепые, черные дыры зияли вместо окон-витражей. В нижних ярусах народ еще шевелился, из встречных кабачков доносились песни, громкий хохот, брань, но чем выше поднималась похожая на гигантскую змею, сдавившую город в смертельной спирали своих объятий, дорога, тем темней и тише становились улицы. И уже в самой вышине горел огнями королевский дворец. Но и там царила мертвая тишина, которую время от времени нарушали крики часовых.
Поднявшись до пятого яруса, Тасмари свернул направо ичерез несколько минут подъехал к большому трехэтажному дому. Во всех окнах первого этажа горел свет. Дверь дома то и дело распахивалась, впуская и выпуская посетителей. Над входом на цепях висела доска с надписью “Мотылек”.
Тасмари коротко бросил: “Ждите”, слез с коня и пошел ко входу. Взойдя на крыльцо по выщербленным каменным ступеням, он отшатнулся: тяжелая дверь распахнулась настежь, и из гостиницы вывалилась шумная компания мастеровых, здорово навеселе. Яркий свет вырвал из уличного полумрака фигуры всадников. Захрапели лошади. Хохочущие гуляки от неожиданности разом смолкли и уставились на караванщиков, а те, не обращая на зевак никакого внимания, спешивались, с хрустом потягивались, разминая затекшие в долгой дороге суставы.
Тем временем Тасмари, войдя в гостиницу, внимательно осмотрелся. “Похоже, во всем городе только здесь ничего не изменилось”, – подумал он. Та же большая, чистая, несмотря на множество народу, комната, те же опрятные, расторопные слуги, запах жаркого, смешанный с парами доброго вина, яркие фонари, светящие из-под потолка вовсе без чада. Ни ругани, ни ссор, ни потасовок здесь не допускали.
Подлетевшего слугу Тасмари попросил позвать хозяина. Получив монетку, парень кивнул и умчался вверх по ведущей на второй этаж широкой деревянной лестнице. Караванщик присел на свободный стул и тяжело вздохнул, вытирая рукавом влажный лоб. Вскоре раздался стук тяжелых башмаков, знакомое покряхтывание, и Тасмари увидел своего давнего приятеля – старика Лескаса. Так называли здесь содержателя гостиницы, хотя тому не было еще и пятидесяти. Тасмари всякий раз, приезжая в Вальбард после долгого перерыва, удивлялся, глядя на этого человека. Уж очень непохож был Лескас на трактирщика. Сутулый, задумчивый, с коротко остриженными седыми волосами и глубокими морщинами у сжатого рта, он гораздо больше походил на видавшего виды крестьянина из арандамарского приграничного поселения.
Увидев караванщика, Лескас чуть улыбнулся, и морщины у его рта дрогнули.
– Каким ветром тебя занесло к нам, бродяга? – просипел он.
– Восточным, дружище! – Тасмари поднялся и шагнул навстречу хозяину. – Что, уж и не ждал старого знакомца?
– Признаться, нет. Ты ведь, как я помню, обычно на ярмарку приезжал, к Сердцу Лета, а теперь уж и август позади.
– Да я и сам знаю, что поздновато приехали. Но дела, знаешь ли, задержали. Да и дороги теперь не те, что раньше.
– Тут уж ты прав. Куда мир катится? – сочувственно вздохнул трактирщик. Он хотел было о чем-то спросить караванщика, но тот перебил его:
– Лескас, я и мои люди устали. Нам нужен отдых. И поскорее, а то уж ночь на дворе. До стражи бы успеть.
– Весь второй этаж в твоем распоряжении. Негусто нынче с постояльцами. Эй, парень! – позвал слугу трактирщик. – Сходи-ка за Весдой, скажи: Тасмари приехал, надо устроить его людей. Да потом помоги в конюшне с лошадьми. Ну, беги, да побыстрей!
Слуга кинулся выполнять поручения хозяина. Тасмари направился было за ним, но Лескас удержал его:
– Эй, да погоди ты, присядь. Сами справятся. В первый раз, что ли?
Секунду помедлив, караванщик снова опустился на стул. Хозяин сел рядом. Ждать им не пришлось. За их спинами послышался шорох платья и легкий стук башмачков. Весда, жена трактирщика, стояла на последней ступени лестницы, держа на руках большую черно-белую пушистую кошку. “Странная женщина”, – подумал Тасмари. Было в ней что-то настораживающее. Темно-серые глаза Весды смотрели строго, изучающе, рот всегда был сурово сжат. Прекрасно сшитое аккуратное темное платье подчеркивало стройность фигуры и прямоту осанки. Волосы она всегда прятала под белоснежный чепец, и Тасмари понятия не имел, каковы они. Трактирщица была намного моложе мужа.
– Здравствуй, купец! – произнесла женщина, чуть прикрыв глаза. – Опять пожаловал в столицу? Может, позабавишь нас как-нибудь рассказами о дороге? Вы, торговцы, люди счастливые: все видите, обо всем знаете. Не то, что мы – курицы оседлые.
Тасмари улыбнулся и осторожно ей возразил:
– Госпожа напрасно думает, что доля бродяги так уж завидна! Опасности, неудобства, лишения – вот наша участь. Да мало ли что случается в пути! Будь моя воля, я бы охотно остался дома. Но дела, дела…
Весда меж тем внимательно разглядывала бэлистанца: его усталое, загорелое лицо, черные бархатные глаза под густыми бровями, хищный нос, красивые губы… Легко вздохнув, она перебила его:
– Что это я утомляю гостя докучными разговорами. Слуги приготовили комнаты. Сейчас согреют воду и принесут ужин. Я распорядилась. До завтра, Тасмари, покойной ночи.
И она, отвернувшись от мужчин, не спеша пошла наверх. Лескас тоже хотел уйти вслед за женой, но Тасмари удержал его, взяв за руку. Тем временем бэлистанцы управились с лошадьми и появились в “Мотыльке”. Прекрасно зная здешние порядки, они волокли на себе тюки с товарами. Здороваясь с трактирщиком, караванщики, покряхтывая, поднимались по лестнице наверх, вызвав своим появлением живейший интерес у местной публики и у почуявших наживу слуг. Наконец, когда дверь скрипнула в последний раз, на пороге “Мотылька” показалась хрупкая маленькая женщина в сопровождении трех дюжих молодцов. Тасмари ринулся ей навстречу. Она, увидев его, тоже подалась вперед и испуганно прижалась к нему.
– Вот, Лескас, это та самая причина, по которой я так задержался в пути. Видишь ли, прошлым летом я женился, и эта дрожащая девочка – моя жена Айвэ.
Лескас несколько мгновений оторопело смотрел на укутанную в шелка женщину, а потом пожал плечами и проворчал:
– Не думал я, что ты так глуп, Тасмари. Что женился – молодец, давно пора, уж седина скоро появится. Но вот что взял с собой жену, да еще в такое время! Э, да сам знаешь. Иди, устраивай малышку, она вон уже на ногах не стоит от усталости.
Второй этаж “Мотылька”, до этого погруженный в дремоту, встрепенулся, послышались шаги, разговоры, смех. Слуги сновали туда-сюда, торопясь угодить гостям в надежде на щедрую плату, захлопали двери комнат, аппетитные запахи закружились в воздухе, но уже совсем скоро толчея стихла, шум улегся и “ Мотылек” погрузился в сон.
Ранним утром следующего дня бэлистанцы отправились на городской рынок. Тасмари заглянул в комнату к Айвэ, но старая служанка, приставленная к ней Лескасом по просьбе караванщика, остановила его:
– Сударь, девочка еще спит. Не буди ее. Бедняжка так устала! Вы, мужчины, думаете только о себе! Как можно было брать с собой в дорогу такого прелестного ребенка!
Тасмари отмахнулся от старушки и вышел из комнаты.
Караванщики вернулись в трактир к обеду. Весда распорядилась накрыть на стол и пригласила Тасмари. Комнаты семьи Лескаса располагались на третьем этаже, и только столовая была на первом, отделенная перегородкой от общего зала. Когда Тасмари и Айвэ вошли туда, Лескас говорил своей жене о чем-то, что ей очень не нравилось. Весда в ярости комкала салфетку, но слушала молча, не перебивая и не переча. Ее обычно бледное лицо покрылось румянцем, глаза были опущены. Не решаясь войти, гости замерли на пороге, однако Лескас, первым заметивший их появление, отвернулся от Весды и обрадованно закричал:
– Наконец-то! А мы уж думали, что ты, Тасмари, и шагу не сделаешь из комнаты жены! Детка, – обратился он к Айвэ, – твоя служанка уж всем раззвонила, какая ты красавица! Что, плут, боишься, как бы наши ребята заглядываться не стали, или от своих бережешь? Ишь, всю в тряпки закутал!
Айвэ действительно накинула на голову синее шелковое покрывало, а лицо предусмотрительно закрыла вуалью. При словах трактирщика она быстро взглянула на Тасмари, но тот не был задет вольными речами – он улыбался и, похоже, был готов подхватить разговор.
Их остановила Весда. Она поднялась с места и певуче произнесла:
– Пора обедать. Подавай, – обратилась она к вошедшему следом за гостями слуге.
Тасмари усадил Айвэ напротив хозяйки, а сам сел рядом. Весда не проявила ни любопытства, ни беспокойства при появлении гостьи. Она ее просто не замечала. И когда Айвэ сняла вуаль, только Лескас хмыкнул, она же и бровью не повела. Слуга приносил кушанья. Ели молча. Наконец Весда заговорила:
– Тасмари, мы с мужем говорили о тебе. Ты же наш давний постоялец, а постояльцы, да еще исправно платящие за жилье, как известно, трактирщику ближе родни. Так вот, мы рады, что ты наконец-то обзавелся семьей.
– Спасибо, Весда, – улыбнулся бэлистанец.
– Да, такому человеку, как ты, без жены нельзя! Кто же будет управлять домом, пока ты странствуешь, приумножать твое богатство, беречь достоинство и честь, растить твоих детей, воспитывая их как наследников! Жена купца должна быть умной женщиной, Тасмари, и верить мужу.
– Весда! – предостерегающе протянул Лескас.
– Пусть говорит, трактирщик. Твоя жена – женщина толковая, ее стоит послушать, – остановил его Тасмари.
– К тому же всем известно, что женская красота быстро исчезает, а если вместо нее ничего не остается, кроме капризов, легкомыслия да бестолковости, дела плохи. Еще есть женщины, настолько глупые и ревнивые, что готовы потащиться за мужьями хоть на край света, забыв о долге, о приличиях, не думая, что мужьям, вместо того чтобы заниматься делами, приходится все силы затрачивать на то, чтобы охранять их в пути и выполнять все их прихоти. А бывает и просто ужасно – мужья вынуждены своих жен с собой таскать, чтоб уберечься от позора и разорения. Вот уж тут просто беда! Ты согласна со мной, милочка?
И Весда впервые прямо посмотрела на Айвэ. Трактирщица была высокой и статной, как все женщины Вальбарда. Ее прямая осанка, гордо поднятая голова, властные жесты, твердый, уверенный взгляд делали ее похожей на королеву, из прихоти переодевшуюся горожанкой. Но когда Айвэ подняла глаза и взглянула ей в лицо, та умолкла и как-то сникла. Но Айвэ все продолжала молча смотреть на нее. Трактирщица побледнела и отвела свой взгляд. Мужчины ничего не заметили, за обе щеки уплетая жареных цыплят и запивая их домашним вином. Весда посидела для приличия еще немного, но больше к еде не притронулась и вскоре ушла, извинившись и сославшись на дела. Айвэ тоже отправилась к себе. Тасмари и Лескас проводили ее взглядами до двери и уставились друг на друга.
– Да, старина, – пробормотал Тасмари, – не завидую я тебе.
– Не бери в голову. Я уж привык, – вздохнул Лескас. – Это родители ее избаловали, вот она и вообразила себя принцессой. Ох, и натерпелись мы от ее выходок. Ну, да ничего, привыкнет, пообтешется. Твоя-то не такая?
– Моя? – Тасмари вспомнил черные очи Айвэ и мечтательно улыбнулся.
– Можешь не говорить, сам вижу, – пробурчал трактирщик, кряхтя, поднялся и, не спеша, пошел вслед за женой.
Ветер все не утихал. Он гулял по расположенному в самом нижнем ярусе, недалеко от городских ворот, рынку, радовался приволью, хлопал по навесам, стучал ставнями, трепал ткани, взъерошивал меха, обдувал лица прохожих, разнося по широким проходам обрывки материи, увядшие цветы, высохшие фруктовые корки, шелуху орехов и семечек.
Когда-то рынок Вальбарда был маленькой копией большого города с домами-лотками и широкими улицами-рядами. Чтобы обойти его весь, мало было дня. Толпы народа приезжали сюда со всей страны, и жителей столицы иноземцами было не удивить. Но теперь настали совсем другие времена. Рынок все еще жил своей бурной, яркой жизнью, он все еще поражал новичка обилием товаров, но беспечного веселья, безудержной праздничности не было и в помине.
Тасмари торговал уже несколько дней. Кто-кто, а уж он был спокоен – разорение ему не грозило. У лавок бэлистанцев народ толкался с утра до вечера, товары раскупались бойко. Глядишь, не пройдет десяти дней, и можно будет уезжать из столицы.
Вечером того же дня караванщик пригласил Лескаса к себе в комнату.
– Садись, старина, – приветливо улыбнулся он трактирщику. – Хочу спросить у тебя совет. Знаю, ты человек умный и рассудительный. Помоги мне. А я, ты знаешь, в долгу не останусь.
Лескас с удивлением воззрился на Тасмари:
– Что это с тобой, бродяга? Ты ведь не из тех, кто просит совета у других. На тебя это непохоже!
– Да дело-то уж больно деликатное! Я подумал и решил, что, кроме тебя, мне помочь некому.
– Что надо-то? Не тяни!
– Эх, это все жена. Она у меня выдумщица, вот беда! Вбила, видишь, себе в голову, что хочет посмотреть столицу королевства и во дворце правителя побывать.
– Да она что, рехнулась? – Лескас аж привстал со стула.
– Упряма! Ничего поделать не могу. Да и, честно признаться, хочется мне ее порадовать.
– А я при чем?
– Как при чем? “Мотылек” твой с дворцом – сосед. К тебе ведь стражники заглядывают. Ты мне намекни, покажи только, к кому податься. А уж я заплачу.
– Ты об этом! – облегченно протянул трактирщик. – Ладно, помогу. Знаю одного. Отчаянный, деньги любит. Попробуй. Только уж не обессудь, если что!
На следующий вечер, когда Тасмари вернулся с рыночной площади, Лескас указал ему на веселящегося в шумной компании мужчину.
– Этот и есть. Удачи тебе, бродяга!
Караванщик подошел к стойке, немного помедлил, наблюдая за стражником, а потом, взяв большую кружку эля, направился прямиком к его столу. Наскучившие уже друг другу выпивохи приняли новичка радушно.
– Здорово, купец!
– Выпей с нами, поговори!
– Расскажи, что новенького в мире! – тормошили они Тасмари. Тот, чинно усевшись, отхлебывая эль, принялся ублажать слух собутыльников всякими небылицами, да так умело и складно, что у них то и дело вырывались восхищенные возгласы:
– Да ну! Во врет, купчина!
– Дела! Бывает же такое!
Потом он рассказал им о нападениях кочевников в степях за Рекой.
– Еле отбились. Раньше такого не было.
– Да, не позавидуешь вашему брату, – протянул один из стражников.
– Мои люди не жалуются, – похвалился Тасмари. – Смельчаки у нас в почете. Для них мне денег не жалко.
Купец неожиданно пристально взглянул на человека, которого указал Лескас. Поймав его взгляд, стражник вопросительно поднял брови. После, веселя собрание, караванщик еще пару раз переглядывался со стражником. Время шло, приближаясь к полуночи, и после очередной истории стражники, видимо, вспомнив о службе, зашумели и подозвали слугу рассчитаться за выпитое. Но караванщик их опередил. Достав из-за пояса туго набитый кошелек, он хмельно осклабился:
– Хочу вас угостить, друзья.
При этом он заметил, что золотые монеты – содержимое кошелька – кое-кого не оставили равнодушным. Тасмари все рассчитал правильно. Когда, незаметно подав знак стражнику, он снова уселся за уставленный пустыми кружками стол, то ждал недолго. Тот, ловко отделавшись от приятелей, быстрехонько возвратился в “Мотылек” и сел рядом с караванщиком. Тасмари поведал ему о своем желании, напоследок добавив:
– Заплачу, не волнуйся. Тебе и утруждать себя не придется. Знай ходи туда-сюда да позевывай. Мне нужен-то час-другой. Только покажу жене дворец ваш знаменитый да Белую башню – и назад.
Стражник слушал и молчал. Когда Тасмари закончил говорить, он промычал что-то про себя, потом снова ненадолго замолчал и в конце концов изрек:
– Ладно. Возьмусь за это дело. Но тут подковырка имеется. Я ведь службу не один несу. Мы ворота с напарником стережем. Понимаешь, что к чему? Уговорить нужно человека, то се…
И он выжидающе уставился на купца. Тот кивнул:
– Понимаю. И друга твоего без награды не оставим. Так ему и передай.
Они сошлись на том, что на следующий день стражник снова придет в “Мотылек” и расскажет, когда все будет готово.
Тасмари после разговора поспешил к Айвэ.
– Кажется, дело сдвинулось. Я договорился, – сообщил он ей. Айвэ радостно хлопнула в ладоши. Тасмари постоял немного, глядя на ее ликование, а потом хмуро спросил:
– Ты думаешь, у нас все получится?
– Да что с тобой, купец? – Девушка беспечно улыбнулась ему. – Как ты можешь сомневаться? Вот увидишь, все будет так, как мы хотим.
– А если кто-нибудь догадается, зачем мы здесь на самом деле? Нам непоздоровится, дорогая.
– Прекрати, Тасмари! – Айвэ досадливо поморщилась. – Откуда им узнать! Но даже если и случится что-нибудь подобное, не бойся, нас не посмеют тронуть.
Однако ее заверения не прибавили купцу бодрости.
Со стражниками условились, что ждать их будут у Южных ворот во время полночного дозора. И вот долгожданный час настал. Тасмари и Айвэ вышли из дома. Лескас, провожая их, только вздыхал да укоризненно качал головой, а про себя думал, что женщины, видно, для того и созданы, чтобы заставлять мужчин совершать глупости, а потом этими глупостями гордиться. Глядя вслед быстро удаляющимся темным фигурам, трактирщик вдруг осознал, что завидует Тасмари.
“Ну вот, старый дурак, и ты туда же норовишь!” – обругал он себя, испугавшись невесть откуда возникших чувств, закрыл дверь трактира, заложил засов и пошел, кряхтя и вздыхая, к своей надменной жене.
Всю дорогу Айвэ брела, точно слепая, послушно следуя за каждым шагом Тасмари, для надежности ухватившись за широкий рукав его рубахи. Громада залитых бледным светом дворцовых башен придвигалась все ближе, и было что-то зловещее в тусклом свечении длинных узких окон, в тишине, царящей над дворцом…
– Не бойся, скоро придем, – подбадривал девушку купец. – Посмотри-ка лучше вверх. Там, на следующем ярусе, правее от нас, находятся знаменитые лечебные палаты Вальбарда. До них мы дойдем без помех. А вот дальше пробраться будет трудновато. Плохи наши дела, если стражники не помогут.
Айвэ только коротко вздохнула.
Купец отлично ориентировался в ночном городе. Минуя дом за домом, поднимаясь с яруса на ярус, они достигли Южных ворот точно в срок. Стражники уже ждали их.
– Ну, купец, с тебя по двадцать золотых на брата, – сказал тот, с которым договаривался Тасмари. – И помни, вам на все про все два часа. Потом мы сменяемся. А тебе, красавица, я вот что скажу, – неожиданно сурово обратился он к Айвэ. – Муж твой тебя любит, а ты своими глупостями его на рожон лезть заставляешь. Одумалась бы, пока не поздно.
Он вопросительно взглянул на стоящую рядом с купцом женщину, ожидая ее ответа. Тасмари тоже повернулся к ней. Но Айве только отрицательно мотнула головой. Стражник, хмыкнув, отвернулся от нее и направился к товарищу. Они о чем-то пошептались, а потом снова, уже вдвоем, вернулись к Тасмари. Купец отдал им золото, а они взамен чуть приоткрыли тяжелые кованые ворота. Массивная створка подалась легко, без скрипа, видно, не все еще в столице пришло в запустение. Айвэ и Тасмари переглянулись и решительно вошли под каменные своды ворот, тут же захлопнувшихся за их спинами.
Перед путниками открылся величественный вид последнего, седьмого яруса Вальбарда, города-крепости Великого Запада. Слева на площади высоко возносилась в черноту неба Белая башня, а справа четко обрисовывались контуры королевского дворца. Вдоль всей стены, отделявшей седьмой ярус от остального города, теснились палаты для гостей, воинские дома, служебные постройки. Несколько строений стояло на площади перед дворцом. Все здания освещались фонарями, яркий свет которых позволял живущим там не только передвигаться ночами так же свободно, как днем, но и любоваться при свете звезд суровой красотой Цитадели.
Однако медлить было нельзя. Тасмари наметил ближайшую и, как ему показалось, самую безопасную дорогу к стенам дворца и, неслышно ступая по гранитным плитам, двинулся вперед. Айвэ, как тень, следовала за ним. Успешно миновав несколько зданий, они оба остановились и прислушались. Ничего, ни единого звука. Можно было идти дальше. Но только они тронулись с места, как чьи-то сильные руки схватили их и властный голос произнес:
– Ваше путешествие закончилось. Правда, попадете вы совсем не туда, куда так стремились.
Последний судебный день августа тянулся невыносимо долго. Хаггар сидел в кресле Главного судьи и изо всех сил боролся с зевотой. Стражники приводили и уводили просителей, ищущих у правителя последней правды. Жалобы, тяжбы, наговоры… Ремесленники, торговцы, заезжие купцы, бродяги сменяли друг друга в зале суда. Дела и заботы этих людей были скучны и обыденны. В другое время Хаггар и часа бы здесь не выдержал, сбежал бы без оглядки. Даже суровый взгляд правителя, бывало, не мог удержать его в этом средоточии тоски и ожидания. Но сейчас – другое дело. Отец, больной, безразличный ко всему, лежал в лекарском покое, и гордость наследника не позволяла Хаггару переложить дела на помощников. Он вставал чуть свет, погружаясь в нужды и заботы великого города. Только теперь юноша начинал понимать, какой груз все эти годы нес на своих плечах правитель, отчего так мало времени мог уделять сыновьям, почему морщины до срока избороздили его лицо и столько суровой непреклонности было в его взгляде. Хаггар тяжело вздохнул.
Но сколько еще ему здесь ждать? Молодой человек недовольно взглянул на судебных чиновников, что сидели в своих креслах справа и слева от него. Неужели они думают, что у него нет других, более важных дел, кроме как изображать здесь высшую справедливость? Сегодня утром из Судебной палаты прислали за ним: дескать, дело, которое будет рассматриваться, необычайно важно и касается безопасности жизни правителя. И вот он торчит здесь уже несколько часов, а эти крючкотворы-законники и не думают объяснять ему, для чего. Выждав, когда из зала выйдет очередной проситель, Хаггар обратился к сидящему рядом Главному судье, бодрому сухощавому человеку с длинными седыми волосами, обрамлявшими гладко выбритое бледное лицо:
– Да простит меня господин судья, но мое время подходит к концу. Через час в Белой башне меня будут ждать посланцы из Серебряной Чащи.
– Но господин Капитан и так не балует нас вниманием. Он мог бы отложить встречу на более позднее время, – вмешался в разговор другой судейский чиновник, сидевший справа от Хаггара. Молодой человек неприязненно поглядел на него и хотел было поставить судейского на место, но Главный судья опередил его:
– У Капитана сейчас и без нас забот хватает. Не забывайте, правитель болен. – Старик взглянул Хаггару в лицо: – Прости за задержку, – а потом подал знак страже.
В зал ввели двоих пленников, мужчину и женщину. Вид их был крайне необычен. Маленькая фигурка женщины была с ног до головы закутана в драгоценные яркие ткани. Лицо скрыто вуалью. Видны были лишь большие испуганные глаза да белый чистый лоб. Женщина со страхом озиралась по сторонам и пыталась спрятаться за спину своего спутника. Зато мужчина вовсе не был ни смущен, ни напуган. Хаггар, забыв об усталости, весь подавшись вперед, впился в него взглядом. Ему вдруг показалось, что он уже где-то видел и загорелое, гордое лицо пленника, и расшитые золотом дорогие одежды…
– В чем вина этих людей? – спросил он у судьи. Тот заговорил:
– Вчера ближе к вечеру к нам пришла женщина, жена трактирщика Лескаса, хозяина заведения “Мотылек” с пятого яруса. Она сказала, что в их трактире остановились мужчина и женщина, показавшиеся ей крайне подозрительными. Трактирщица решила проследить за ними. Подслушав разговоры пришельцев, она узнала, что эти двое замышляют проникнуть в королевский дворец. Причем мужчина отказывался, но женщина настаивала и угрожала. Наконец они договорились, что ночью проберутся в Цитадель через Южные ворота. Мы решили все проверить, и стражники Южных ворот подтвердили слова трактирщицы. Двое иноземцев действительно хотели подкупить их, чтобы проникнуть во дворец. Этой ночью мы схватили их уже в Цитадели.
Судья закончил свою речь. Хаггар спросил его:
– А зачем они хотели попасть во дворец, эта женщина не узнала?
– Она утверждает, что иноземка – подосланная морнийцами ведьма и что она хотела отравить правителя.
Хаггар заметил, как в презрительной усмешке искривились губы пленника.
– Ну, а ты что скажешь, красавец? – резко бросил он мужчине.
– Не повезло Лескасу с женой, – проронил тот, пожав плечами. Голос! Мягкий, чуть глуховатый выговор иноземца был странно, необъяснимо знаком! Но наглость пришельца задела Хаггара, и он угрожающе произнес:
– Ты, видно, не знаешь, что за наказание тебя ждет! Да будет вам обоим известно, что подкуп стражи, самовольное проникновение во дворец правителя и умышление против его жизни караются смертью!
И тут случилось то, чего Хаггар никак не ожидал. Женщина, до этого робко жавшаяся к дерзкому красавцу, вдруг выбежала вперед, упала на колени и залепетала:
– Это я виновата, не он! Я, глупая, наслушалась всяких сказок про дворец правителя! Мой муж очень любит меня и ни в чем не может мне отказать. Господин, меня наказывайте!
Слезы, катившиеся из ее красивых глаз, голос, в котором слышался такой отчаянный страх за мужа, растрогали Хаггара. Он даже невольно позавидовал пленнику. Смягчившись, он спросил: