Анна Кладова
Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея
– Это, конечно, все очень интересно, но причем здесь я?
– Сместить князя – задача непростая, убить легче. Но вот загвоздка: на стороне князя Великий Дух, Змей во плоти, которому уже небезразличен маленький княжич, и у которого составлен договор верности и дружбы с Владимиром. Змей невероятно наивен, так как забыл, что у власти не может быть ни друзей, ни врагов. Есть лишь те, кто подчиняются и те, кто противятся приказу. Таков закон. Князь создал себе надежный тыл, ничего не скажешь. Пользуется тобою, как щитом, между прочим, и прекрасно знает, что ты будешь убивать, даже не желая того. Стоит лишь создать ситуацию, а это очень легко, учитывая то, как настырно ты ищешь, к кому бы привязаться.
Болеслав, наверное, был в бешенстве, когда узнал, кого поймал верный Ловчий его брата. С тобой считаются, гордись. Вот только не понимаю, на кой ляд тебе это надо? А вот тут-то в игру вползают наши собратья. Волк – большая шишка в клане, просто двинулся на идее изловить Змея… точнее Змею. Ему совершенно едино, на чьей стороне правда. Он верен лишь своей цели. Потому Волк идет туда, где выгодно ему – к предателю, и заключает с ним очень интересный договор. Предположу, что содержание там следующее: Болеслав убирает князя с выводком и получает трон, сваливая вину на внезапно ополоумевшего Змея, а Волк получает тебя, напичканную зельем, и его самого – зелья – рецепт.
– Но ведь есть путь проще – прийти и силой увести меня, разве не так?
– Милая моя, ты слишком недооцениваешь меня и себя. Волку такой ход не по зубам. Он одиночка, никто заодно с ним не станет вмешиваться в людские дрязги. Но и перечить одержимому йоку не будут. Совет клана смотрит на его придурь сквозь пальцы, так как она – придурь – пока что никому не навредила. А в одиночку да в открытом бою, да после смерти Крысы… вряд ли! Волк, конечно, головой болен, но на рожон не полезет.
– А если я предупрежу князя?
– Я бы не советовал торопиться. Там тоже не все чисто. Игра никогда не бывает односторонней, особенно в политике. Противоборствующая сторона, что поддерживает Владимира, желает избавиться от назойливого княжеского брата и решает убить двух зайцев одним ударом. Дело в том, что ты своим присутствием при дворе, сама того не ведая, вставляешь палки в колеса влиятельных бояр, рушишь все их планы. Твои ученики уже наделали шороху, но боятся люди в основном Змея, а не его выкормышей. Никому не хочется жить бок о бок с грозовой тучей, полной острых молний и штормовых ветров. Я не знаю точно, как хорошо поставлена личная разведка князя, и подозревает ли он о происходящем, но и в его поле зреет заговор против тебя. Убить Болеслава и свалить всю вину на твои плечи – тоже неплохой план. И как ты только умудрилась увязнуть в этом болоте? Даже этот дурак Рыба, отдавая тебя в жадные лапы людей, верно, не подозревал, что ты окажешься настолько слабоумной, чтобы служить им. А расхлебывать вновь приходится мне.
Лис замолчал. Олга задумчиво почесывала кончик носа.
– Тебе известны такие подробности, что я с трудом верю в их реальность. Уж не выдумал ли ты все это?
– Тебе решать, – нелюдь с наигранным безразличием пожал плечами, – вот только придется делать это как можно быстрее. Мальчик все равно умрет, ты это знаешь. Рано или поздно, не вижу большой разницы. А люди пусть сами дерутся меж собой, нам в их распри лучше не лезть, наша сила – весомый козырь в рукаве любого, на чью сторону мы встаем. И в то же время мы – третий лишний, молчаливый игрок на которого всегда можно свалить свои ошибки и ответственность за грязные дела.
– Все-таки, откуда ты знаешь так много?
– Нищие в городе – вторая власть. Они, как крысы, проникнут в любую щель, разнюхают все, что дурно пахнет, чтобы вовремя сбежать с тонущего корабля.
– И что ты мне предлагаешь?
– Я буду ждать тебя на пристани у суконных складов сегодня на закате. Лодку я куплю, – он позвенел кошельком за пазухой.
– Опять бежать?
– Ну, ты всегда можешь остаться и понаблюдать, как братья будут терзать друг друга, только вот я сомневаюсь, что у тебя хватит духу не вмешиваться в их драку.
– Ох, не просто так ты все это затеял, – Олга недоверчиво покачала головой. – Думаешь, я не скину тебя за борт, когда выйдем в море?
Лис оскалился в наглой усмешке.
– А это мы еще поглядим, кто кого.
– Послушай, я все никак не возьму в толк, зачем ты так настойчиво пытаешься удержать меня при себе?
– Когда ты рядом, другие духи не чувствуют его, – раздался по-мальчишески задорный и весело-злой голос с лавки, где спал Дарим. – Только тогда он свободен, только тогда все без исключения видят его обычным человеком. Твои поцелуи творят чудеса, мертвое становится живым.
Нелюдь как-то странно изменился в лице, застывшая на губах улыбка дернулась и скривилась, будто мышцу свело нервной судорогой.
– Умный дурак, – тон стал неприятным и угрожающим. – Где отыскала такого юродивого?
– Ты действительно его не узнал? – Олга удивленно поглядела в сторону шептуна.
– Впервые вижу, – холодно ответил нелюдь. – Мне пора. Можешь проверить мои слова. Волк ошивается где-то рядом, я его чувствую. Возможно, у него сегодня встреча с Болеславом, – и соскользнул с подоконника вниз с третьего этажа. Ни одна веточка не хрустнула под босыми пятками юркого Лиса, лишь дождь продолжал шуршать в листве, тщетно выискивая сухие прогалины.
Олга села на кровать, обняв колени, и долго вдумчиво разглядывала темноту. Она чувствовала, будто пелена спала с глаз, и разум очнулся после долгого сна. Лис умел окунуть нерадивую Ученицу головою в ледяную прорубь. Не спи, дура, опасность повсюду! Умей вовремя заметить ее приближение! Требовалось принимать решение, и Олга сделала свой выбор.
***
– Святослав, – она коснулась груди спящего мальчика, – проснись, княжич, пора.
– Что пора? – недовольно спросил мальчик, протирая кулачком слипающиеся глаза.
– Уходить.
– Что? Куда уходить. Кто там еще? – он нахмурил брови, вглядываясь за спину своего телохранителя. Олга, раскладывая на постели одежду, сделала знак Сашке, чтобы тот приблизился.
– Это мой ученик, – она стянула с мальчика ночную рубаху, пригладила темные кудри, – он отвезет тебя в Кимчанский монастырь, где ты будешь спокойно жить и учиться.
Сашка почтительно поклонился княжескому сыну, пряча взгляд.
– Зачем? Батюшка велел? И почему ты наряжаешь меня в эти холопские тряпки?
Змея крепко взяла мальчика за плечи, заглянула в лицо.
– У тебя глаза… я раньше не видел, что они такие, – Святослав испуганно прянул подальше от жуткого взора, золотом горевшего в полумраке.
– Слушай меня внимательно. Ты в большой опасности, потому я приказала этому человеку тайно вывезти тебя из города и спрятать подальше от людских глаз. Твоя мать знает. Отцу я расскажу, когда ты будешь уже далеко. Не перечь, обувайся.
Она повернулась к своему ученику.
– Вот деньги, вот письмо от княгини и от меня. Отдашь их настоятелю лично в руки, и покуда он не прочтет послания, мальчика от себя не отпускай ни на шаг. Если хоть волос с его головы упадет, я тебя из-под земли достану и на части порву голыми руками. Понял?
Сашка тоскливо покосился на Святослава.
– А что я князю скажу, коли спросит?
– Ничего не говори. Князю вообще не обязательно знать, кто и куда увез его сына.
– А если прознает?
– Скажешь, я тебя принудила и молчать заставила?
– Олга Тихомировна, разозлится Владимир, башку мне снимет!
– Выполняй приказ, никаких пререканий, иначе разозлюсь я!
Парень вжал голову в плечи. Олге были понятны его метания, но жалости в душе не возникало. Этот не подведет и выпутается из любой сети. Умен, шельма! К тому же обязан мне жизнью.
– Иди, седлай коня и скачи к восточным воротам, я приду туда часа через два вместе с мальчиком. До той поры добудь сменную лошадь и сбрую для нее. Все, свободен.
Змея говорила резко и бесстрастно, каждым своим словом заставляя несчастного ученика все ниже склонять кудлатую голову. Закончив речь, она отвернулась.
– Учитель, позволь… позволь спросить, – он нерешительно мял в руках пакет с письмами. – Я только хотел узнать, верно ли, что говорят во дворце?
Олга насторожилась, молча ожидая продолжения вопроса.
– Слух идет, будто бы ты… будто бы ты не человек, а дух… Змея. Это так?
– Да, это правда, – Сашка встрепенулся, испуганным и одновременно восторженным взглядом уставившись на своего наставника. – Посмотри на меня внимательно, мальчик, и запомни, потому что вряд ли мы снова увидимся, если ты, конечно, не пустишь прахом мой наказ.
Она вдруг сделала шаг и коснулась его груди ладонью. Парень заворожено стоял, не в силах отвести взор от ее лица.
– Ты – хороший ученик, Александр. Прощай и… береги себя, – она легким тычком заставила его сделать шаг назад и захлопнула дверь перед самым носом, пожалуй, единственного во дворце человека, верного ей. Змея не заметила, что там, где ее рука легла на широкую грудь юноши, проявилась тонкая, незримая простому глазу вязь знака – птица в круге змея.
Город просыпался медленно, недовольно урча набитым с вечера брюхом, лениво позевывая, стряхивал с себя клочья тумана, оставшегося после дождя. Небо прояснилось и божий лик, выбравшись из сырых туч, улыбнулся всему живому, наполнил мириадами светляков древесные кроны, увешанные бусами дождевых капель. Серебром заблистали ручейки, трепещущие, подобно жилкам, меж камней мостовой, голубым светом наполнились лужи, отражая безоблачную высь. Город стал чистым, но ненадолго.
Олга в очередной раз свернула в какой-то узкий переулок, надвинув капюшон до самого подбородка. Смотреть на мир глазами Змеи сейчас было много удобнее и безопаснее, потому, чтобы не искушать себя, она закрыла веки тугой повязкой. Святослав, пригревшись на закорках, задремал, вцепившись пальчиками в фибулу на плаще, и слегка придушил Олгу, но та не будила мальчика, сосредоточившись на дороге. Какая нужда была в этом блуждании по городу, она не знала. По крайней мере, разум увещевал ее в бесцельности и даже пагубности такого поступка – вдруг кто заметит, узнает, доложит! Но Змея не сомневалась в своем чутье, которое подсказывало ей идти через этот лабиринт с закрытыми глазами. И чутье ее не обмануло. В ярком сгустке живого цвета появилась серая мертвая тень, и тут же в нос ударил знакомый запах свежей крови – сильный, насыщенный, алчущий страха, – запах сына смерти. Олга остановилась и сдернула повязку. Работники разгружали тяжелый воз с винными бочками в подвал постоялого двора. Воздух полнился трубным мычанием волов, руганью и смехом людей. Святослав проснулся и заерзал, непонимающе оглядываясь. Змея приложила палец к губам, призывая мальчика к молчанию, обойдя гостиницу, зашла во дворик с тыла, перемахнув через невысокий забор, и притаилась под окном, расслабившись и навострив уши. Окружающие звуки стали глухими, покуда совсем не исчезли, оставив ее слуху лишь два голоса в покойчике на втором этаже. Волк был не один.
– Мы нашли того человека, о котором изволил спрашивать господин йок, – рапортовал неизвестный, – вчера его заметили в порту. Этот оборванец выспрашивал, у кого можно купить лодку.
– Значит, он здесь, – голос духа был спокойным, вдумчивым и неприятно-холодным. – Это плохо. Он может предупредить цель. Передай Болеславу, что есть опасность. Пусть действует как можно быстрее, если хочет добиться нужного исхода. И напомни ему о формуле зелья. Это все, иди.
Слуга отправился исполнять приказ, хлопнув дверью. Волк подошел к окну. И с неожиданной досадой тихо прошептал:
– Где же ты, падаль? Почему я не чувствую твой след?
Змея незамеченной проскользнула к воротам и со всех ног бросилась к месту встречи. Больше не было смысла блуждать в лабиринте кривых улиц.
***
Князь Владимир широкими шагами мерил свой кабинет, заложив руки за спину. Проходя в очередной раз мимо широкого стола, заваленного бумагами, он сдернул один из исписанных листов, наново пробежал глазами изрядно помятое письмо и, небрежно кинув его в общую кучу, подошел к окну. С высоты обсерватории открывалась обширная панорама на Истарь, словно оползень стекавшую с горы в море тысячами разноцветных крыш. Куранты на крепостной башне пробили пять раз и смолкли. Вот уже три часа прошло с того момента, как князю сообщили, что в кортеже княгини, внезапно решившей выехать в загородную усадьбу, Святослава не было. Не было его и во дворце. Няньки, не обнаружив княжича поутру в постели, решили, что тот вновь ушел на реку вместе со своим телохранителем. Узнав, что сын пропал, Владимир послал слуг в покои к Олге, но те обнаружили лишь безумного шептуна, наводившего порядок среди разбросанных вещей хозяйки. Охрана обошла все подворье, исследовала каждый вершок сада, но не обнаружила никаких следов. Более того, никто в этот день не видел ни Святослава, ни Змеи.
Тяжелый вздох сорвался с губ князя.
– Волнуешься?
Владимир, вздрогнув от неожиданности, обернулся. Она стояла, опершись костяшками пальцев на массивную доску стола, и держала в свободной руке письмо, внимательно рассматривая князя каким-то странным взглядом. Он поежился, не в силах понять суть изменений, но явственно чуя непривычное и жуткое в блеске огненных глаз. Огненных? Да! Они горели в полумраке комнаты подобно двум безжалостным холодным звездам, и не было в том золотом пламени тепла. Владимир тряхнул головой, отгоняя наваждение, и спросил, устало потирая глаза.
– Что за балаган? Где мой сын?
– Прости, князь, – она склонилась в глубоком поклоне. – За самоуправство и за самонадеянность. Ты отдал своего наследника под мою опеку, и я честно исполняла свой долг, оберегая от опасности и поддерживая его здоровье. И сейчас я не отступилась. Княжича хотят убить. Ты знаешь, кто. И он настроен решительно, раз связался с сыном смерти.
Владимир нахмурился.
– Болеслав и йок? И ты думаешь, он нанял его для…
– Нанял? Вряд ли, скорее предложил выгодную сделку. Но это не суть важно. Ты и твой сын в большой опасности. Даже учитывая, что Святослав слаб и не может управлять страной, произвести на свет потомство в его силах. Не волнуйся понапрасну, государь, место, куда везут мальчика, надежно, как и человек, что взялся опекать его. Княгиня сказала, что вернее укрытия, чем под крылом твоего учителя и друга, вряд ли можно сыскать.
– Монастырь? Что ж, возможно так действительно лучше, но твое самоуправство перешло дозволенную границу. Следовало сообщить мне заранее.
– Что бы изменилось, князь? Такого хода вряд ли кто-то ожидает, – она подняла смиренно опущенную голову и внимательно посмотрела на Владимира. – Как видишь, государь, я четко и добросовестно выполняю свою сторону нашего договора, чего не могу сказать о тебе.
– Упрекаешь? – высокомерное удивление отразилось на лице князя. – И в чем же я повинен?
– Я просила малого, – тон стал холодным и властным. – Покой и забвение. Никто не должен был прознать, что я на самом деле. Мои ученики не в счет, но вряд ли это они пустили слух о моей… сути. Каждый холоп во дворце знает, что на службе у князя сам Змей, точнее Змея. Я не давала повода усомниться в моей… человечности. Самое крайнее, что они могли подумать обо мне, так это – ведьма в мужских штанах, да безумная девка с мечом. Кто выставил меня напоказ, а, князь?
– Многие в Камне знают о том, кто ты на самом деле, – раздраженно произнес Владимир. – Мало ли доносчиков, готовых продаться за золотую монету.
– Это меня не касается, князь, – резко прервала его Змея. – Ты был обязан их купить, а не кто другой. Моя сила стоила несоизмеримо мало, но даже эту малость ты пожалел отдать за право обладать ею. Как бы тяжело мне ни было говорить это, но прав оказался мой Учитель: воистину, жадность людская не знает границ, как и их непомерная жажда власти. Прощай, Владимир. Я расторгаю наш договор. Удачи тебе, и благослови тебя Творец.
Она вдруг нахмурилась, вглядываясь в нечто за спиною князя. Тот невольно обернулся, но, не найдя ничего страшного позади, перевел взгляд на собеседницу. Змея исчезла, ускользнула неслышно, будто и не стояла в трех шагах от князя мгновение назад. Тот задумчиво прошелся по комнате, поднял с пола письмо, что она держала в руках, и вдруг со всей мощи ударил кулаком по столу. Бумаги с тихим шорохом посыпались на пол.
***
Распрощавшись с князем, Олга поспешила к южным воротам, куда еще в обед отправила Дарима со всеми пожитками и лошадьми, приказав ожидать ее в трактире у городской заставы. Тот, как всегда, беспрекословно повиновался. Она не особо беспокоилась за шептуна, так как в народе ходило поверье, что коли обидишь такого, то придет по твою голову йок, чья душа обитает в теле безумца. Да и грех трогать убогих, что слепо шатаются по дорогам, не ведая, кто они на самом деле, куда и откуда идут. К тому же утренний поединок с Лисом убедил Олгу в том, что не так-то легко это – обидеть шептуна.
Она шла быстро, погруженная в себя, и раздумывала, составляя план отступления. Уехать из города на юг, перейти через хребет, и идти на запад, к неведомым странам, древним городам, чужим народам. Не обязательно следовать за Учителем, пусть теперь он бегает за ней. Странно, что раньше мысль о путешествиях не приходила ей в голову. Странно… Она резко остановилась. Вокруг бурлила толпа, гомон голосов заглушало ржание лошадей. Широкая улица полнилась подводами, спешащими пройти через заставу до заката, уставшие путники и верховые гости входили в дружелюбно распахнутые ворота постоялых дворов, толпились у дверей, смеялись и вели степенные речи. Много людей было вокруг, но Змея не чувствовала среди них Даримира. Она на секунду закрыла глаза, глубоко втягивая через нос сладкий от духоты воздух, и на миг погрузилась в тишину и темноту. Безвольный мальчишка тридцати лет от роду, к которому она уже успела прикипеть всем сердцем, был далеко и испытывал от того адские муки. Олга развернулась и пошла по слабому, еле видимому в буйном коловращении цвета, следу, пронизанному болью и страхом.
Острые горные пики Хребта уже начали щекотать брюхо солнечного шара, покрасневшего от такой насмешки, когда Змея наконец-то выбралась из узкого лабиринта улиц, куда завел ее след, и оказалась на пристани. Здесь так же бурлила жизнь, но уже окрашенная иностранной речью, пьяным гоготом, похабными песнями удалой матросской братии и визгом продажных девок, доносящимся из открытых окон портовых трактиров. В этом месте не было нужды притворяться, льстить и отвешивать поклоны, а ожидать уважения можно было лишь в том случае, если ты силен и бесстрашен, что, кстати, не уменьшало вероятности получить нож в спину. Змея ухмыльнулась и шагнула через порог в душный смрад питейного заведения.
В небольшом помещении, заставленном давно нечищеными столами и лавками, было полно народу. Как только она ступила внутрь, песни как-то сами собой смолкли, и все глаза, сальные и мутные от выпитого вина, обратились к неизвестному и странному гостю в длиннополом темном плаще, чье лицо скрывал опушенный до самых губ капюшон. И чем дольше они смотрели, тем отчетливее чувствовали глубокий животный страх перед разгневанной силой, сокрытой под плотной пеленою накидки. Может быть, именно по этой причине слова, произнесенные тихим, чуть слышным голосом, достигли ушей каждого, и никто не посмел ослушаться приказа.
– Все вон.
Кабак мигом опустел, даже целовальник разумно скрылся за стойкой. Остались лишь несколько человек в темных походных курках, что сидели в дальнем углу залы. Змея медленно двинулась к их столу.
– Где он?
– Не торопись, красавица, – пять арбалетов щелкнули затвором, направив острые жала на давно ожидаемого посетителя. Говорил маленький сухой такарин почти без акцента, но смешно шепелявя из-за отсутствия нескольких зубов в растянутой улыбке. Он появился откуда-то сбоку, двигался медленно и очень уверенно, так, что можно было предположить в нем умелого бойца.
– Он здесь. Предлагаю сделку. Мы вернем твоего глупого слугу, но сначала выпей с нами.
Такарин поставил на стол кружку, от которой разило полынной горечью буквально за версту. Змея хмыкнула. Она могла убить их всех без особого труда, но предпочла обойтись малой кровью и взяла предложенное пойло.
– За ваше здоровье, господа, – и одним махом осушила стакан. Перед глазами поплыл зеленоватый туман, по жилам побежал жидкий огонь, дыхание на миг перехватило, но лишь на миг. Утерянный было контроль восстановился секунду спустя, разум очистился от жуткого наваждения. Но…
Она закашлялась, смачно сплюнула черным. Из закутка выволокли связанного Даримира с разбитым лицом в окровавленной рубахе, окатили бесчувственное тело водою, поставили на колени, заставляя измученного пленника прийти в сознание, и тут же приставили к горлу нож.
– Хочешь, чтобы он жил? – такарин кивнул своему соратнику, и тот медленно приблизился к Змее, разматывая тонкую цепь из заветного сплава. – Позволь связать себя.
– Вон оно что задумали, – Олга недобро улыбнулась, обнажая острые клыки. – Кто надоумил?
– Эти сведения значимее жизни шептуна?
Она покорно вытянула руки вперед, настороженно отметив, что кожа на кистях и предплечьях темнеет, покрываясь бурыми пятнами, но как только металл коснулся запястья, чешуя исчезла, отхлынув, подобно волне, к локтю.
– Даримушка, звездочка, – тихо позвала Олга, с горечью смотря на изувеченного парня. – Отзовись, ты слышишь меня?
Он вздрогнул, подняв голубые ясные глаза, и замычал нечто невнятное, подавшись навстречу, но надзиратель грубо отдернул его за волос, вырвав изрядный клок. После разрезал путы и пинком отправил Дарима к ногам своей госпожи.
– Творец Всемогущий! – ошеломленно прошептала Олга, переводя взгляд на такарина. – Вы… вы отрезали ему язык?
– Прости, красавица, но он слишком много болтал на разных наречиях, грозился. Мои люди – народ суеверный. Вдруг он порчу какую решил напустить. Кто их, шептунов, знает.
Дурман, заполнявший каждую частичку ее тела, тем временем начинал действовать, но иначе, чем в первый раз. Эмоции, тщательно сдерживаемые в самых глубоких тайниках души, вдруг стали разбухать, с бешеным натиском сметая все затворы и преграды. Ярость клокотала в груди, давя на ребра, заставляя сердце неистово колотиться в тесной клетке, мышцы скручивались и, будто змеи, шевелились под кожей. Яд, некогда заставивший духа уснуть, теперь лишь злил его, вгоняя в исступление, и разум, сгоравший в пламени гнева, с трудом контролировал рвущуюся наружу силу.
– Кто послал тебя? – звуки, сорвавшиеся с ее губ, мало походили на человеческую речь. Мужчина, связывающий подрагивающие запястья, в ужасе отшатнулся, увидев, как взбугрились вены под тонкой, стремительно чернеющей кожей. Пальцы скрутило от внутреннего напряжения, суставы захрустели, но Змея продолжала стоять, недвижима, как статуя.
– Это неважно, – такарин был по-прежнему спокоен, – важно лишь то, что тебе придется последовать за нами.
– Господин, по-моему, это пойло на нее не действует, – озабоченно проговорил кто-то из арбалетчиков.
– Ерунда, – самоуверенно произнес узкоглазый воин, и, шагнув к пленнице, скинул с ее лица капюшон. Алые, будто закатное солнце, и совершенно сумасшедшие глаза на черном лице уставились в переносицу пораженного такарина. Тихий смех:
– Неужели?
Цепь лопнула, и когтистая лапа вонзилась в грудь вожака, с легкостью вырвав дымящееся, трепещущее сердце. Арбалетная тетива взвизгнула, металлические жала засвистели, разрезая упругий воздух. Змея склонилась, прикрыв своим телом скулящего от страха шептуна, один болт поймала на лету, четыре вонзились в спину и бедра… Стряхнула, распрямилась, пошла в кровавый пляс под безумный хохот и вой. В эти мгновения она, забыв обо всех запретах, была по-настоящему счастлива, наказывая врагов, разрывая их податливые тела на куски и упиваясь их криками ужаса и предсмертными хрипами. Она горела в собственном пламени, и это было прекрасно, потому что пламя давало очищение. Уже не стало тела, не осталось мыслей, лишь сила текла могучим потоком через ее раскрытую душу, и душа прогорала, осыпаясь пеплом в бездонную пропасть небытия. Бушевавшая в сердце стихия излилась наружу, и сердце звенело, не помня о боли, о страхе, о ненависти. Черный Дракон медленно расправлял крылья, разум угасал, погружаясь во тьму.
Олга застыла в тумане сознания. Нагая в пустом пространстве, где не было света, не было жизни, смотрела она, как из глубин поднимался, расцветая, огненный колосс, заполняя собою все кругом. Жар, испускаемый чудовищем, изначально согревающий, теперь испепелял, проникая в каждую частичку слабой плоти адской болью.
Змея замерла посреди изукрашенного алой рудою зала и вдруг, упав на колени и обхватив живот руками, закричала пронзительно и жутко. Сквозь толстую чешую рыжими нитями проглядывали сосуды, одежда начала тлеть и опадать серым прахом, что, поднятый невидимой силой, клубился вкруг искореженного судорогами тела.
Олга в ужасе прикрыла голову руками, осознавая, что уже ничего не сможет спасти ее от огненного демона, несущегося навстречу с невероятной скоростью. Миг, и он накрыл ее душной обжигающей волной, пожрал все чувства, оставив лишь дикую, рвущую нутро муку, нескончаемую, как жизнь души, как бытие духа. И должно бы ей сгореть в этом пламени, но что-то переменилось. Боль стала острее, сосредоточилась внизу живота да в солнечном сплетении, поток огня усилился, раскаленным копьем пронзая две эти точки, с шипением и свистом проходя через нее, и исчезал, обдавая спину холодом. Она изумленно обернулась и застыла, пораженная увиденным. Огромная крылатая тень, черная, как сама ночь, в ореоле белых, горящих подобно серебру на ярком солнце волос, держала ее в могучих объятиях, утягивая огонь в свое бездонное чрево. Длинные узкие глаза без радужки и зрачка полыхали ледяным пламенем, и свет их с каждой секундой становился все ярче, растекался под кожей, опутывая сетью голубых жилок плоское пятно лица.
Лис появился внезапно. Шикнул на белого от ужаса хозяина, что сделал было попытку выбраться из укрытия и удрать подальше от чудовища, сгреб извивающуюся да орущую Змею в охапку и потащил ее через кухню и подсобки к черному ходу, пинками подгоняя хромающего шептуна впереди себя. Вышибив калитку одним ударом ноги, нырнул в темный грязный переулок и бросился бежать к пристани. Змея продолжала выть так тонко и пронзительно, что человеческое ухо уже не способно было различить звук, лишь воздух вибрировал, заставляя дрожать стекла в оконных рамах. Солнце уже скрылось за горизонтом, и с моря пополз туман, прикрыв беглецов от любопытных глаз. За пару минут безумной гонки они все же достигли причала, где ждала лодка. Лис камнем рухнул на дно, тяжело дыша.
– Да замолчи ты уже! – превозмогая удушье от переполнявшей нутро силы, прохрипел нелюдь и засунул ей руку в раскрытую пасть. Острые клыки сомкнулись, пронзив податливую плоть до самой кости, кровь потекла по чешуе подбородка и шеи. Лис прикусил губу, сдерживая вскрик, и со свистом выпустил воздух через нос. Даримир, присев на корточки и склонив голову набок, внимательно смотрел сквозь нелюдя мутными бесцветными глазами. Где-то совсем близко послышались крики преследователей, в сгустившихся сумерках замелькали рыжие светляки фонарей.
– Что смотришь? – зло рыкнул Рыжий, скалясь от боли, – отвязывай причал и садись на весла, дурень. Живо!
Шептун молча выполнил приказ, уключины заскрипели, мерные всплески воды неожиданно подействовали на Змею: она перестала извиваться и рваться из цепких объятий Лиса, успокоилась и замерла, будто потеряв сознание. Нелюдь устроился на носу, аккуратно уложив голову бесчувственной Ученицы на плечо, крепко прижал ее горячее тело к себе и блаженно прикрыл глаза, согреваясь жаром силы, что продолжала течь сквозь него мощным, но более спокойным потоком.
***
Волк стоял на краю пристани и внимательно следил за темной точкой, дрожащей в мареве тумана. Лодочка уходила все дальше от берега, незаметная среди массивных кораблей, неслышная в гомоне неумелой погони. Он прикрыл глаза, вдыхая божественный аромат силы, что еще звенел в воздухе, накаляя и очищая его от гнили и смрада, словно свежие струи, что окутывают землю после грозы. Легкая неприятная улыбка скользнула по длинным темным губам, нечеловеческие зрачки, расширенные до предела, горели золотом, отражая неясный свет луны.
– Не уйдешь, – тихо прошептал Волк. – Теперь точно не уйдешь.
***
На белую, покрытую солью землю, падали крупные хлопья снега. Она шла к огню, что тонким рыжим языком лизал витые прутья жертвенной треноги; медленно ступала по утоптанной площадке, окруженной высокими черными скалами, и каждый шаг отдавался тонким звоном сотен золотых бубенцов. Она шла, дрожа от страха и радостного возбуждения, покуда не увидела по ту сторону пламени прекрасный лик своего суженого. Белые волосы убраны высоким венцом из серебра и кроваво-алых рубинов, тяжелый наперсник украшает могучую грудь, сковывает гибкую выю драгоценным ошейником, на запястьях браслеты удивительно изящной работы, широкий пояс с передником из тонких серебряных пластин прикрывает наготу его белого, словно молоко, тела, и вьются подхваченные неслышным дуновеньем ветра красные ленты тончайшего шелка за широкой спиной. Но не смотрит она на богатые украшения, не трогает ее сердце мерцание рубинов. Необыкновенные по силе и красоте глаза, словно две яркие звезды на светлом небосклоне, приковывают ее взор. Их свет – свет иной вселенной. Их холодная мертвая белизна тянет, завлекая ее душу. Чужой терпеливо ждет, когда же наступит время ритуального танца, и нежная улыбка блуждает на его губах. Он протягивает руку над огнем, и длинные пальцы охватывает пламя. Она вкладывает свою, покрытую золотой чешуей длань в его широкую ладонь, и жар окутывает жениха и невесту. Время танца пришло. Безумный поток силы мешает все кругом, и уже не понять, где земля, а где небо, где навь, а где явь. Лишь шумит, завывая, ветер, и бурлит, блаженствуя, море, ибо настал светлый миг великой свадьбы богов.
Крепки объятия ее мужа, безмерна сила Чужого и покойно ей в тени его могучего крыла.
Олга уткнулась в теплое плечо, силясь задержать ускользающий сон, продлить чувство счастья и покоя. Чья-то рука коснулась головы, пригладила волосы, и она, улыбнувшись, открыла глаза.
Лис беззлобно скалился, лукаво щурясь на ярком солнце. Змея подскочила, как ошпаренная, развела руки в разные стороны, с трудом удерживая равновесие на неожиданно шаткой тверди.
– Ты?!
Нелюдь потянулся, смачно хрустнув суставами, и тут же получил удар пяткой в колено, ойкнув от неожиданности.
– За что?
– Ты – мерзкая падаль! Это ты устроил похищение, скотина?!
