Андрей Волков
Сovert Netherworld. Бесконечность II. Медальон погибшей принцессы
Глава II. Восхождение
Если в мире всё бессмысленно, спросила Алиса, – что мешает выдумать какой-нибудь смысл?
Льюис Кэрролл
Неделю спустя
Она больше не носила казенную неудобную прокурорскую форму, которая когда-то составляла основную часть её жизни. Прошлой жизни. Больше ничего этого в её жизни не было. Ни формы, ни докладов начальству, ни трупов в подвалах. Зато появились долгие нудные заседания в Думе, софиты и тягомотное сидение в кресле, пока девочки-гримеры накладывают косметику и как-то особо затейливо укладывают волосы, когда она участвует в политических толк-шоу – некой обязанности современного политика в Великоруссии. Раньше было достаточно обычного пучка.
В этой её новой жизни Наталья Владимировна Покровская даже в собственном кабинете уже не могла чувствовать себя уютно.
Кабинет этот располагался на одном из верхних этажей большого красивого, красного дома, когда-то бывшего вначале зданием городской думы, затем музеем вождя пролетариата, а нынче зданием Государственной думы Великоруссии, откуда открывался прекрасный вид на площадь и красные башни древней крепости в центре великорусской столицы – символа государства и его мощи. Графитового цвета стол был завален рабочими документами, дисками, безделушками, и разной чепухой, вроде очередного фанатского рисунка её самой в стиле манга с признанием в вечной любви. Над всем этим беспорядком висел монитор, разделенный пополам двумя изображениями. Слева транслировался великорусский информационный канал «GRT» на английском языке, справа мерцало универсальная цифровая проекция человека и график голосов. У той и другой стороны практически поровну.
То есть парламент, а с ним и общество, расколется пополам и по большому счету уже без разницы будут они принимать закон о едином цифровом распределителе или нет. Больше всего задевало то, что депутаты при голосовании будут, как всегда, учитывать свои личные интересы – от лоббирования собственных проектов цифровой программы до банальных взяток от корпораций. Хорошо бы привлечь к голосованию церковь, но у них не было голоса. В результате получалось, что об общем состоянии общества после принятия закона не думал никто.
А вот она стояла на своем. Распределитель принимать нельзя. Слишком негодной была сама процедура принятия голосования. Кроме того, распределитель угрожал правам личности. Информация собиралась безусловно и безакцептно. Никто из граждан ни в малейшей степени не мог повлиять на процесс сбора. На предприятиях устанавливался жесткий контроль за сбором данным. К тому же собирал информацию частный подрядчик.
Она предлагала назначить общественные слушания, сделать процесс корректирования максимально открытым, предлагала сделать данные распределителя государственной тайной. Но все её замечания натыкались на стену непонимания и равнодушия. На неё все время смотрели, как «на ту юную выскочку, приехавшую из непонятно зачем вернувшийся территории». Ей прямо так один раз и заявили в кулуарах, пару дней назад. Тогда она еле сдержалась, чтобы не расплакаться. У неё получилось. Почти получилось.
Ох, и вечно у неё нелады с этим «почти». Она уже почти привыкла – за пять-то лет! – не накручивать на палец волосы, особенно на заседаниях. Почти не смущается перед камерой. И та манера, с которой к ней обращаются и на улице, и журналисты тоже почти не вгоняют в краску. Она даже немного укоротила волосы, чтобы выглядеть солиднее. Всё – она уже больше не девочка-следователь, бегающая по подвалам с копной вечно растрепанных волос, уже четыре года, как председатель комитета по международным делам. Это был красивый ход Московска – назначить на этот пост человека из территории, вернувшейся в родную гавань. Что ж, пора учиться вести себя степенно. Пять лет тому назад она, рискуя жизнью и свободой, спасла от ужасной участи людей, которые, как и она сама, мечтали сделать этот мир лучше, и у неё почти получилось это сделать. А ещё через некоторое время перед ней, как и перед тысячами её земляков возник исторический выбор, который она, как и её земляки, сделала, предпочтя отказаться от заслуг, авторитета, от всего, что у неё было в той другой жизни, ради простой, человеческой, правды. Она жила, по правде, и будет впредь жить по правде, пока высшие силы будут позволять исполнять ей её долг.
Но как же её коробило то покорное равнодушие, с которым депутаты собирались принять «закон о цифровом распределителе». Неужели они не понимают, что, соглашаясь на это, они выхолащивают демократию? Лишают людей участия в публичных процессах. Людей, которые их выбирали! Нет, она была вовсе не против закона в целом, но считала, что вопрос надо решать поэтапно, с учетом специальных случаев и, уж конечно, спросить мнение людей. Она не понимала, почему такой вопрос, касающийся жизни каждого человека, нельзя вынести на плебисцит? Пусть каждый сам бы решал свою судьбу. Её за это предложение назвали глупой идеалисткой.
Ну и пусть, дочка, сегодня перед тем, как уйти в школу, сказала, что в идеализме её главная фишка. А дочке она доверяла точно больше, чем своим коллегам.
Такова была природа общественной жизни Великоруссии, в сложной конструкции которой соединились все самые тяжелые стороны как современного капиталистического строя, так и старинного государственного устройства, где народные массы несут лишь тяжёлую служивую повинность, являясь рабской безличной основой государственного благополучия.
Шум за окном отвлек от мыслей и заставил обратить внимание на площадь. Видно было, что какие-то люди митингуют против закона. ОМОН пытается их оттеснить. «Вот они злонравия достойные плоды» – подумала Наташа. Это ведь происходит ещё до голосования. Что же будет после? Одну «площадь» она видела. Ей она не понравилась. Она и её земляки сделали выбор на вхождение в Великоруссию, чтобы избежать «ужасов площади», которые случились в Борисфене. Может ли тоже самое быть здесь? Наташа не хотела отвечать на этот вопрос. Она знала. Там, где рушится демократия, приходит Директория, а с ней тирания и хаос гражданской войны.
Наташа вздрогнула и оглянулась: в дверь кабинета зашла женщина. Покровская обрушила на себя все мыслимые кары, она совсем забыла, что у неё сегодня прием граждан.
Женщине на вид было под пятьдесят. Одета она была бедненько, но чисто и по всему её поведению видно было, что за собой ухаживала. На её голове был одет беленький платочек, который резко оттенял черные брови и сухое загорелое лицо. На лице её не было написано ни фальши, ни двуличности, никакого бы то ни было ухищрения, а её черные глаза излучали тепло и искренность.
«Детали, – подумала Наташа, – всегда важны детали».
– Здравствуйте! – размеренно произнесла старушка, – Вы Наталья Покровская?
Наташа кивнула.
– Да, это я, – сказала девушка тем размеренным тоном, которым она всегда говорила с посетителями и которого не удостаивался практически ни один чиновник, – у вас что-то случилось?
Женщина поморщилась. Вероятно, ей было трудно говорить.
– Меня зовут Евдокия Козловская. Я живу одна вместе с дочкой, – женщина заплакала, – она у меня такая умница, такая честная, финансист от Бога, поэтому сидит в тюрьме.
«Дело принимает интересный оборот» – подумала Наташа. Она встала с кресла и налила женщине воды из графина, который стоял на сейфе в граненый стакан.
– Успокойтесь-успокойтесь! – сказала она, достав карандаш и блокнот, – Расскажите подробнее, пожалуйста.
Женщина выпила воды и почти украдкой вытерла намокшие от слёз глаза.
– Я Таню растила одна, – начала рассказ женщина, – она закончила международный лицей в Кранцберге, а потом финансовый университет, и сейчас учиться в аспирантуре в Петерштадте, на вечернем, а днем подрабатывает бухгалтером в студии «Скала». У неё всё было хорошо, пока однажды эта студия не стала снимать фильм про последнего Царя. Фильм этот совершенно дикий, я видела рекламу. Он святую семью показывает совершенными сатанистами, но дело не только в этом. Таня, как-то готовила отчёт, смотрела финансовые документы, – глаза женщины снова налились слезами, – ох если бы она ничего не смотрела. Оказалось, что в смете гонораров для съёмочной группы был указан человек, который получил гонорар, хотя он не был членом съемочной группы.
Наташа сдвинула брови и слушала очень внимательно, стараясь не пропускать ни слова из рассказа женщины изредка делая пометки в блокноте.
– Продолжайте, продолжайте, – сказала она, увидев, что женщина запнулась.
– Таня, она такая наивная, – сказала женщина, – она имела неосторожность, указать директору на это.
Наташа кивнула.
– И тут началось… – сказала она.
Женщина скорбно кивнула.
– Началось… – сказала она, – их финансовый директор сделал сверку и по его расчетам получилось, что деньги, которые были выделены на фильм, пропали, – женщина снова заплакала, – и Таню обвинили в присвоении этих денег и арестовали. А она… она сроду чужого не брала. Мы из очень воцерковленной семьи.
Наташа вздохнула. Кажется, ей опять предстоит брать срочный отпуск. Эх и аукнется мне когда-нибудь мое правдоискательство.
– Хорошо, хорошо, – сказала она, – а почему вы решили обратиться ко мне?
Женщина вытерла платком глаза.
– Ну как, – замялась она, – вы же такая смелая, решительная, про вас все по телевизору говорят и про референдум. Вы же та самая прокурор Покровская и про тот случай с таблетками тоже известно. Моя девочка, она же вместе с Катей Кирсановой училась и с другими, которых спасли потом.
Ах вот почему мне знакома эта фамилия, поняла Наташа, должно быть мелькала тогда в деле. Удивительно переплетаются линии судьбы, однако.
– Кто же, как не вы должны прекратить это безобразие и с фильмом, и чтобы Таню оправдали, – сказала женщина, – она ведь ничего не делала я знаю. А вы… вас все послушают.
Наташа сделала глубокий вздох про себя. Да, Наталья Владимировна, популярность, как она есть.
Девушка энергично побарабанила пальцами по столешнице.
– Хорошо, – сказала она – будем считать, что ваша история начинается сначала. Я займусь этим делом.
* * *
Наташа строго для себя решила, что сколько лет бы ей не отпустил Господь Бог, то в любом случае её эпитафией будет «пострадала в борьбе за справедливость».
Еще раз уверившись в этом, Наташа нажала одну из кнопок на своем рабочем столе.
Почти сразу в кабинет вошла её помощница Надя – круглолицая розовощекая девчонка лет двадцати.
– Вызывали, Наталья Владимировна? – спросила она своим тоненьким голоском.
Наташа кивнула.
– Отмени пожалуйста все мои встречи, – сказала Наташа – все вопросы только по телефону.
Надя задумчиво наморщила лоб.
– Я как раз хотела вам доложить, – сказала она, – к вам пришли очень серьезные люди, они вас ждут.
Покровская вопросительно посмотрела на помощницу.
– Военная разведка, – пояснила Надя, – они так представились. Генерал Артамонов и полковник Воротынцев.
Наташа вздохнула.
– И что им от меня нужно? – недовольно пробурчала она.
Надя пожала плечами.
– Не знаю… – честно сказала девушка. – Но они были крайне настойчивы. Поверьте, они это умеют.
Ну в этом то не было сомнений, Наташа устало мотнуло головой. «Весело день начался» – подумала она.
– Пригласи их ко мне, – развела руками девушка.
Надя сделала легкий кивок и ушла. Вернулась она практически сразу, уже вместе с двумя мужчинами. Один был постарше, крупный седой в строгом сером костюме, другой – лет сорока в бежевом костюме и красивых роговых очках.
– Наталья Владимировна, – приветствовал её мужчина в сером костюме, – наслышаны о вас. Большая честь познакомится с вами лично. Генерал Артамонов.
– Полковник Воротынцев, – представился другой.
– Взаимно! – рассеянно сказала Наташа, указывая мужчинам на кресла. – Чем, простите, вызван ваш интерес?
Офицеры сели напротив неё.
– Я надеюсь, что вы понимаете, что всё что здесь будет сказано не должно уйти за пределы этой комнаты.
Ну ещё бы!
– Конечно, – широко улыбнулась Наташа, – только боюсь, что если вы пришли разговаривать со мной о моей позиции по…
– О нет-нет! – замотал головой генерал. – Речь пойдет совсем о другом.
– Ну тогда я слушаю, – сказала Наташа, дипломатично улыбаясь.
Когда уже эти парни перейдут к делу?
– У вас только что была женщина, – сказал Воротынцев, – она приходила к вам просить за свою дочь. Я прав?
Наташа, прищурившись, посмотрела на молодого офицера.
– Никогда не думала, что военная разведка занимается такими делами, как присвоение денег киностудии…
Генерал кивнул.
– Вы совершенно правы, – сказал он, – если бы не одно обстоятельство. Неделю назад наша станция слежения перехватила странную шифровку Секуритаты, это контрразведка Директории, отправленную из Петерштадта. Агент, который писал донесение, по-видимому, считает полученные им сведения крайне важными.
Артамонов бросил взгляд на Воротынцева, как будто ожидал, что тот продолжит рассказ. Словно бы каждому из них надо было сообщить только часть информации.
Полковник понял намек и продолжил сам.
– Коротко говоря в шифровке говорится о некой информации полученной… впрочем, прочтите сами.
Воротынцев достал из портфеля листок бумаги и протянул его девушке.
Сообщение гласило:
«МЕДАЛЬОН В ЕКАТЕРИНГРАДЕ НЕ ОБНАРУЖЕН. СЪЕМКИ ПОСЛЕДНИЙ ПРОДОЛЖАТЬ. СЕКРЕТНОСТЬ ПРЕВЫШЕ ВСЕГО».
Наташа недоуменно воззрилась на гостей.
– И вы считаете, что я имею к этому какое-то отношение? – с естественной иронией спросила девушка.
Сидевший с мрачным видом Артамонов подарил ей оценивающий взгляд.
– «Последний», – сказал он, – так называется фильм, который снимает киностудия, где работала Татьяна Козловская.
Наташа многозначительно хмыкнула. У этих ребят слова в простоте не бывает.
– Ясно, – кивнула девушка, – только, что вы от меня то хотите? Никак я в толк не возьму.
Артамонов пожал плечами.
– Мать Козловской просила вас за свою дочь, – сказал он, – просила, потому что считает, что вы сможете ей помочь. Вы согласились. Мы всего лишь просим вас не бросать это дело и довести его до конца. Проведите депутатскую проверку этого фильма.
Наташа задумчиво пожевала губу.
– Д-а-а, – медленно проговорила она, – я даже не спрашиваю, как вы узнали так быстро о просьбе матери Козловской…
Воротынцев усмехнулся.
– А вы спросите, – сказал он, – в этом нет никаких сложностей. Учитывая обстоятельства, всё что связанно с этой киностудией находится под наших негласным контролем.
Наташа фыркнула.
– Так, а я-то вам зачем? – спросила она. – Вломитесь в киностудию, перетряхните там все?
Артамонов вздохнул.
– Увы, – сказал он, – мы не должны показывать нашу заинтересованность в этом деле. Слишком высоки ставки. Нам нужно знать, как устроена система. Какую цель преследуют съемки? О каком медальоне речь? Как выстроена цепочка связей с Секуритатой? Как студия и Секуритата связанны? Понимаете?
Покровская поджала губы.
– Можно дурацкий вопрос с задней парты? – поинтересовалась девушка. – Вы считаете, что я все это смогу выяснить?
– Сможете, – сказал Артамонов. – Во-первых мы дадим вам помощника. Этим помощником будет полковник Воротынцев.
«Всю жизнь об этом мечтала» – пробурчала про себя Наташа.
– А во-вторых, – продолжал Артамонов, – депутатская проверка – это единственный легальный способ подобраться к киностудии, не вызывая подозрений.
– Благо оснований для проверки более чем достаточно, – дополнил коллегу Воротынцев, – жалоб на этот фильм множество.
Девушка расправила плечи. Ну, в конце концов, она же обещала матери Козловской, что займется этим делом. Какая разница, каким именно образом? По крайней мере, она отвлечется от бесконечных нудных заседаний и от набившего оскомину словосочетания «цифровой распределитель».
* * *
В весеннем горном лесу шел снег. Он падал мелкими водяными хлопьями на черную безмолвную землю. Сам лес тоже был безмолвен и неподвижен, как будто кто-то заставил его замереть, лишь скрип от быстрых шагов косули нарушал эту тишину.
Косуля бежала, утопая копытами в последних сугробах, отчего её следы были хорошо видны на снегу, и можно было проследить, куда она бежит. Большие, глубокие глаза стоящей неподалеку девушки следили за косулей через окуляр оптического прицела охотничьей винтовки, казалось, что ещё одно движение, девушка выстрелит и оборвет жизнь существа.
Ксения Авалова опустила винтовку и громко свистнула. Косуля повернула голову и в два прыжка подскочила к девушке, та потрепала её по загривку и протянула что-то зажатое в руке. Животное принюхалось и стало жевать лежащую в ладони девушки грецкий орех, затем благодарственно склонило голову и метнулось дальше в лес.
– Животные благородные существа, – сказала Ксения, – их не следует убивать.
Вертящийся рядом серый кот Снори норвежской породы согласно мяукнул.
Ксения понюхала носом холодный воздух, плотнее застегивая бежевую куртку-аляску, надетую поверх белого шерстяного свитера – предметов гардероба незаменимых в тех краях, где она жила. Её длинные русые волосы были убраны под вязаную шапку. Несмотря на события в прошлом и то, что с ней произошло, Ксения не утратила своего дара замечать мельчайшие детали и предвидеть надвигающиеся события и её лучистые глаза продолжали отмечать и оценивать окружающую её действительность.
После произошедшего в Борисфене Авалова скрылась из глаз, пока ситуация не успокоилась, если, конечно, это можно было назвать спокойствием. Затем она официально подала рапорт об отставке и устроилась на это самое место в управлении лесного хозяйства Подкарпатья. Местечко скромное, низкооплачиваемое, но зато тихое и спокойное, где она никого не знала и её никто не знал. Ксению это более чем устраивало.
Авалова стала жить на купленной у какой-то бабульки маленькой деревянной даче, где даже через восемь лет, её проживания не появилось никаких предметов уюта, кроме чего-то самого необходимого. Жизнь, которой она жила, застыла где-то в вакууме, в закрытой колбе, в которую Ксения не пропускала грызущее её душу чувство вины.
Из-за неё то старое дело привело к таким трагическим последствиям, к тирании Директории, в конце концов. Она знала, кто стоит за происходившей трагедией, но она ничего не могла доказать. Она пыталась, но пришла другая власть с другими идеями и другими порядками.
Поэтому она просто жила и старалась не обращать внимание на внешнюю атмосферу.
Вчера ей исполнилось тридцать восемь. Никак особенно она свой день рождения не отметила, разве что, получив звонок от отца, сообщила про придуманную ею вечеринку и несуществующих друзьях, с которыми она вместе праздновала, чтобы он не беспокоился о её судьбе.
Её сегодняшнее утро, началось, как и все предыдущие. Она посмотрела новости, где передавали одно и то же, про рост экономики, внешнеполитические успехи, победоносную и справедливую войну с северянами-сепаратистами и выступление человека, который номинально был президентом. Фамилию его она не помнила, да это было и не важно, поскольку он менялся каждый год. Формально всем управляла Директория, состоявшая из шести человек. Они и выбирали Президента сроком на год.
Вот такой отныне стала Республика, за которую она боролась и не смогла отстоять. Жителям в один прекрасный день сообщили с таких же экранов телевизора что демократия потерпела крах от коррупции и власти олигархов, которые хотели устроить переворот. Теперь же к власти пришли военные – они-то и наведут порядок, составив Директорию. Жители восприняли происходящее достаточно однообразно. Кто-то посокрушался, но большинство в едином порыве приняли новый строй, рассчитывая на хоть какой-нибудь порядок, считая, что так даже лучше. Средний обыватель хотел только, чтобы еды было в избытке, чтобы что-то можно было посмотреть по телевизору и чтобы власти не мешали его потворствованию паре вредных привычек. Тех же, кто пытался робко протестовать, причисляли к отжившему классу аристократов и политиков, которые теряют власть и желают вернуть её обратно, препятствуя порядку и стабильности.
Когда-то единое население теперь было разделено на граждан и лиц без гражданства. Гражданство давалось не в восемнадцать лет, как было ранее, а в двадцать два года и стало носить характер приобретаемого, то есть, чтобы его получить нужно было выполнить ряд условий. Одним из них – была обязательная армейская служба как для мужчин, так и для женщин. Только после отбытия воинской или полицейской повинности можно было обрести заветную пластиковую карточку, подкрепленную избирательным правом, социальными льготами, оплатой обучения и внеочередным разрешением иметь детей.
Бывшую до Директории республиканскую службу безопасности упразднили, образовав на её базе новую структуру – Секуритату. Она стала всевидящим оком нового порядка.
Существовавшие же прежде автономные волости преобразовали в губернии, которыми управлял не избираемый представитель, как было ранее, а утверждаемый Директорией наместник, который обладал всей полнотой власти над данной территорией.
Медленно, но верно дни становились всё угрюмее и вокруг зрела тревога.
Случилось однажды мирное выступление на севере бывшей Республики, вызванное реквизицией земельных участков и продовольствия в пользу армии. В один из дней колонна военных грузовиков, шедшая с зерном, была окружена толпой безоружных граждан, которые расположились на дороге и отказывались уходить, мешая движению. По подразумеваемому разрешению Директории, руководивший колонной майор приказал ехать прямо на толпу, многих ранив и убив. Учинив такую резню, майор получил чин генерал-полковника и был назначен на должность Наместника, предварительно казнив предыдущего за халатность в «подавлении бунта»
Для многих прежде, даже сквозь пальцы смотревших на Директорию, это событие, которое в народе стали именовать «полесская резня» стало сигналом к тому, что идеалы прошлого мертвы бесповоротно и что настало время для вооруженного сопротивления. Лидеры восстания обратились за помощью к Великоруссии, и Московск объявил территорию северной Понти́и своим протекторатом. Так началась жесткая, непонятная и ненужная братоубийственная война, длившаяся уже пять лет.
И вот уже, когда казалось хуже быть уже не может, пришла новая напасть. Неизвестная, стремительная и смертоносная – вирус. Никто не понимал откуда он появился. Но, найдя дорогу к людям, он начал свирепствовать с ожесточением, которого ещё не знала история человечества. Первыми заразились солдаты ведущие бои в Жемайтии. После легкого недомогания их отправляли по домам, там они заражали друзей и родственников. Так из Понти́и болезнь вместе с торговцами, товарами и туристами распространилась по всему миру и бушевала уже год.
Вот такой стала отныне её жизнь.
Ксения продолжала стоять и с закрытыми глазами собирала вокруг себя тишину леса, потом она свистнула Снори и побрела назад к своему домику. Изменение в пейзаже она уловила сразу, возле крыльца стояла бежевая двадцать четвертая «Волга», за лобовым стеклом которой торчал до боли знакомый пропуск в Оперативно-розыскное бюро. Возле автомобиля вертелся худой молодой человек примерно лет на десять младше неё. У него были глаза на выкате, большие уши, длинное худое лицо с гладкой лишенной щетины кожей и с абсолютно наивно-ретивым выражением лица, готовым броситься и в огонь, и в воду. Молодой человек нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Было очевидно, что он прибыл из того региона страны, куда уже добралась весна.
«Детей набрали» – подумалось Ксении. Что ж тут удивительного, что так выросла преступность.
Снори бросился к незваному гостю, громко шипя. Молодой человек боязливо отпрянул в сторону.
– Снори, фу! – приказала Ксения, стягивая рукавицы. – Фу сказала!
Кот заурчал и подбежал к ноге хозяйки, поглядывая любопытным взглядом на гостя.
Молодой человек приосанился.
– Добрый день! – произнес он высоким, почти мальчишеским голосом, заходя вслед за девушкой в дом.
Ксения стянула с себя куртку и растерла друг о друга замерзшие ладони. Затем подошла к плите и налила себе чай, который, как обычно передержала, заварив его слишком рано, до выхода на улицу. Молодой человек продолжал стоять в дверях.
– Вы, Ксения Авалова? – наконец спросил он.
Может быть, ей показалось, но это было произнесено почти с благоговейным трепетом.
Девушка коротко кивнула.
– Кто вы?
– Андрей Кирсанов. Я вам звонил несколько раз и сообщения оставлял, должно быть, вы не получили.
Девушка окинула его придирчивым взглядом. Действительно парень смотрел на неё, как на сошедшего со страниц комикса супергероя. Авалова сняла с головы шапку, и копна её мощных русых волос, высвободившись наружу, рассыпалась по толстому свитеру. Девушка подошла к столу и, взяв длинный, острый нож, стала разделывать свежепойманную рыбу.
– Пейте чай, – сказала она, – иначе заболеете с непривычки, – сказала девушка, небрежно указав рукой на термос, – только он крепкий.
Молодой человек взял стоявшую на столике кружку.
– Я заместитель начальника криминальной полиции, отдел убийств, – быстро представился он.
– Заместитель начальника ОРБ вы хотели сказать? – поправила Ксения, бросив одну из разделанных рыб Снори.
Кот утробно заурчал и с довольной мордой, бросился к еде.
Молодой человек рассмеялся, тоже достаточно по-детски.
– Нет, у нас всё изменилось. Очень многое. Сплошные реформы, теперь больше нет Оперативно-розыскного бюро, мы называемся Государственным бюро расследований. И милиции нет – это слово слишком напоминает о временах разгула коррупции и власти олигархов, теперь мы входим в структуру национальной полиции.
Ксения вопросительно подняла бровь. Уже и слова мешают.
Кирсанов налил себе чай в большую жестяную кружку.
– Я приехал, чтобы попросить вас о помощи, – сказал он.
Ксения криво усмехнулась.
– Меня? – спросила она. – И в чём же конкретно я могу помочь, вашему Новому порядку?
Если колкость и не понравилась молодому человеку, то он не подал виду.
– Несколько дней назад, – сказал он, – мне на стол легло заявление о пропаже двух иностранных ученых. Профессор Мецгер и доктор Кропс. Они пропали неделю назад, при весьма странных обстоятельствах.
Ксения хмыкнула.
– Вы полагаете, что я к этому имею какое-то отношение? – ехидно спросила она.
– Я думаю, что никто кроме вас не сможет понять, что с ними произошло, – сказал молодой человек.
«Вот ещё… приехали… больно надо».
– Мне необходим свежий, профессиональный взгляд, – добавил Кирсанов. – Я бы хотел, чтобы вы ознакомились с материалами дела, вдруг мы что-то упустили.
Ксения покачала головой.
– Я, теперь лесничая, – сказала она, – и больше не занимаюсь уголовными делами, да и интереса признаться не вижу. А почему вы обратились именно ко мне?
Кирсанов насупился, он был явно растерян.
– Я… просто вы большой профессионал… и никого нет сейчас в действующей полиции, кто бы сравнился с вами.
Лесть – дешевый прием. На неё он никогда не действовал.
– Позвольте узнать, откуда же у вас такие сведения? – прищурившись спросила девушка.
Молодой человек тяжело вздохнул и протянул ей пистолетную кобуру.
– Когда-то, пять лет назад вы подарили эту кобуру маленькому мальчику, у которого убили сестру, – сказал он, – мальчик вырос и стал полицейским как обещал. И пытается ловить плохих парней, как та, что потрясла его тогда.
Ксения чертыхнулась. Как же она сразу не поняла? Не вспомнила? Эта же девочка всё время была у неё перед глазами. По-моему, она иногда бывает слишком черствой.
– Вы лучшая из всех, – продолжал говорить Кирсанов – вы прирожденный лидер!
О да, где-то она это уже это слышала. Детектив Авалова, вы прирожденный лидер, мы надеемся, что вы будете и впредь выполнять свой долг. Было уже, закончилось правда плохо.
– Нет, – коротко ответила девушка.
– Почему? – взвился Кирсанов. – Разве вы сильно заняты? Я видел вашу рутину. Походы по лесу с винтовкой? Это ли предел мечтаний Ксении Аваловой?
Ах вот как мы заговорили. Мальчик с характером, как и его сестра.
– А кого-ты рассчитывал найти здесь? – спросила Ксения. – Супергёрл?
– Я же сказал… – начал Кирсанов.
– Ты молод, – перебила его Ксения, – у тебя впереди вся жизнь! Зачем тебе гнаться по следам прошло и откапывать меня здесь?
Кирсанов потупил взгляд.
– Потому что только вы можете показать мне…
Ксения приподняла бровь.
– Показать что? – спросила девушка.
– Помочь мне, – произнес Кирсанов, – помочь разобраться в том, что происходит вокруг. С каждым днем становится всё тревожнее. Война эта, пропажа ученых, вирус. Всё это так странно. Я не понимаю… мне кажется, что что-то надвигается, и я боюсь встать не на ту сторону. Помогите мне разобраться!
Ксения вздохнула. С этого и надо было начинать. Она закрыла глаза на две секунды. Открыла. Разве этот парень виноват, что всех его начальников разом уволили, и он остался один поддерживать порядок в меру своих возможностей. У него убили сестру. Он мечтал во имя её памяти нести справедливость Ему понарассказывали, что нужно идти в полицию, бороться за родину, за порядок, против проклятых сепаратистов, разве он лично виноват в том, что реальность оказалась не такой? Он ведь не знал, что это Директория и убила его сестру. Она знала. Наверное, она действительно должна ему показать. Может это её судьба?
Её взгляд непроизвольно упал на сервант, на стеклянной полке которого стояла небольшая коробочка. Там лежал тот самый изумруд, выпавший из перчатки охотницы. Некоторое время он занимал её внимание. Она пыталась понять, какой смысл был в том, что охотница его носила. Но так и не поняла, оставив камень себе в качестве напоминания.
Интересно, почему она сейчас вспомнила о нём? Как странно. Что-то как будто заставило её обратить внимание на шкатулку, где лежал камень.
Девушка подошла к серванту и достала шкатулку. Камень был на своем месте. Зеленый и тусклый. Иногда, когда ей было тоскливо, она брала этот камень в руки и начинала его рассматривать. Удивительным образом её тоска проходила и наступало спокойствие. Впрочем, Ксения всегда относила эту метаморфозу на счет своего характера. Девушка торопливо сунула изумруд в карман. Его было небезопасно оставлять здесь. Она не понимала до конца что это за камень, но считала, что за ним лучше приглядывать одним глазом, а лучше двумя.
Сзади раздалось покашливание. Ксения обернулась.
Подпиравший балку дома Кирсанов шутливо отсалютовал ей кружкой. Она даже забыла о нем из-за этого камня.
– Спасибо за чай, – сказал он, – и за то, что выслушали, я, пожалуй, пойду.
Молодой человек вышел на крыльцо.
Авалова философски вздохнула и посмотрела на Снори.
– Что думаешь? – спросила она.
Кот посмотрел на хозяйку выразительным взглядом, встопорщив усы и красноречиво мяукнул.
– Предатель, – констатировала Ксения – на юга захотел!