Андрей Волков
Covert nevtherworld. Бесконечность I. Катастрофы разума
Алексей так и поступил. Надо сказать, что выходил он в довольно недоумённых чувствах. Если жена Левицкого хозяйка квартиры, где её муж встречался с таинственным некто, почему она не сообщила об этом?
Околоточный достал мобильник и набрал Покровскую.
– Это Соболь. Новость из серии невероятно, но факт. Хозяйкой нашей квартиры является Левицкая Инга Евгеньевна.
– Это жена? – уточняющее осведомилась Наташа.
– Ага, – сказал Алексей, – именно она.
– Так, – Соболь услышал звук падающей ручки, – а это значит? – спросила Покровская.
– А это значит, – сказал Алексей, – что жена наврала про то, что не знала, зачем её муж ездил в Яснопольский район.
– Как минимум, – сказала Наташа, – а ещё это значит, что нам нужно ехать заново опрашивать Ингу Левицкую.
– Понял, – сказал Алексей, – за вами заехать?
– Нет, – сказала Наташа, – на перекладных доберусь.
А ты не теряй времени. Прямо сейчас и выезжай.
– Понял, – сказал Соболь, – еду.
* * *
Александр открыл глаза и с односекундным удивлением увидел свое отражение на зеркальном потолке спальни в квартире Шурочки. Девушка лежала рядом с ним, слегка прикрыв одеялом свое обнаженное тело, её волосы, обычно аккуратно уложенные, теперь были разборсаны по подушке. Она была настолько прекрасной, что Александр некоторое время не мог оторвать от неё глаз. Он наслаждался запахом её волос и кожи, её кротким дыханием. Александр поймал себя на мысли, что он хочет её, прямо сейчас. Молодой человек тряхнул головой. Нет, это неправильно, подумал он. В том, что они были вместе, было что-то неправильное, неестественное.
Тогда зачем ты делаешь это, зазвучал внутренний голос, она ведь тебе нравится? Ты же хочешь её. Она дала тебе утешение и ласку, которые были тебе нужны. Разве не так?
Молодой человек повертел головой. Ерунда, подумал он, разве это любовь? Разве это то, что я чувствую к Анастасии? Так, простая физиология. Надо все прекратить и забыть, а ещё лучше взять и уехать. Уехать, пока не поздно.
Уехать не получится, сказал внутренний голос, разве ты не пытался? Ты до сих пор не понял? Зачем ты нужен и для кого? Ты не имеешь права отступать.
Я не хочу, не хочу больше никого травмировать, сказал сам себе Верховский.
Ты всегда можешь отказаться, ответил голос, у человека всегда есть выбор.
Чушь, чушь. Александр встал и, перешагивая через разбросанные вещи, зашел в ванную. Заглянул в зеркало и увидел свое лицо. Оно было как всегда спокойным и ясным. Его лицо никогда не выдавало эмоций, наверное, он мог бы стать неплохим политиком.
Его всё время спрашивали, что он чувствует. Красивый, умный, мужественный, успешный. Чего ещё нужно было желать? Может быть, немного реальности. Ведь его сделали таким. Ему придумали его образ. Реальность же всегда сложнее. В реальности его грыз страх. Липкий, ползучий, который забирался в самые дальние уголки сознания, путал и рвал мысли. Какой это страх? Александр знал. Он холодный, мертвый, но недостаточно мертвый. Он просыпается в его душе и поедает сердце, и он знал имя этого страха. Она была его страхом, его любовью и его страхом, и он не мог и не хотел убивать этот страх. Если он убьет этот страх, он убьет её. Страх – вот что он чувствует. Страх привел его к тому, что произошло в Женеве. Страх разорвал его и Анастасию. Он всё время испытывает страх. Потому что в этом мире всё и всегда умирает. Умирает и ничего не остаётся. Никогда, даже песчинки. Даже звезды сгорают. Страх – вот что правит миром, не любовь, а страх.
Женева, восемь лет назад
Тусклое свечение зеленых ламп. Запахи табака и пота в душном помещении паба вызывали у Александра тошноту. Натирая свой кий, он смотрел, как его соперник отправляет красный шар в угол стола и как шар этот медленно закатывается в лузу.
Александр неожиданно почувствовал, что устал. Он всегда знал пределы возможностей своего тела и мозга. Это помогало ему не выдыхаться до конца и избегать притупления чувств, плодящего ошибки.
Но сегодня всё было по-особому.
Александр никогда не играл на деньги. Он, безусловно, был азартен, но считал себя выше того, чтобы собирать банк и делать ставки. Игра (любая игра) интересовала его, как сама цель, а не как средство к достижению цели.
А сегодня Александр играл не на деньги. Сегодня он играл на жизнь. Не впрямую, конечно. Но сама мысль о подобной ставке поднимала его уровень адреналина. А он помогал в игре.
Игре, которая могла наполнить его жизнь смыслом, а могла и сломать, если он сделает ошибку.
Александр не делал ошибок.
Плавно опустив кий на сукно, Верховский прицелился и ткнул один из шаров. Тот весело покатился по зеленой поверхности стола и, опрокинув в лузу два других, закатился вслед за ними.
– Партия! – довольно сказал он. Для Верховского это была шарада. Увлекательная, интересная, но шарада.
– Красиво играешь! – отметил Чилуэлл. – Но я подумал и решил, что одного бильярда для доказательства любви к Анастасии будет недостаточно. Любовь надо связывать кровью. Вот и свяжи.
Александр нахмурился. История набирала обороты. И по мере набирания этих оборотов она нравилась ему всё меньше.
– Я не Фауст, а ты не Мефистофель, – ровно сказал он.
– Скреплять узы своей кровью способ устаревший – заметил Чилуэлл, – и довольно грубый. Я же предлагаю тебе проверить свою силу духа. Если ты пойдешь на это, я поверю, что ты её любишь.
– Ты пьян, – сказал Александр, – неужели ты думаешь, что Анастасия сможет меня принять, если я совершу подобный поступок?
– А кто ей скажет? – фыркнул Чилуэлл. – Я буду молчать. А если ты боишься легавых, то я же тебе не посла грохнуть предлагаю. За этим баром большой выбор кандидатов. Трупом больше, трупом меньше.
Чилуэлл вытащил из-под полы куртки серебристый пистолет.
– Действуй, – сказал он, – покажи, на что способен.
Они вдвоем вышли из паба на промозглый Женевский «Бист». Зашли за угол. Там действительно сидели, закутавшись в одеяла, пара-тройка людей, скорее всего румыны или цыгане.
Александр достал пистолет. Он уже плохо соображал, что делает. Адреналин зашкаливал. И вдруг он остановился. Сам не понимая почему, словно кто-то перехватил его руку. Александр глубоко вздохнул. Короткое затмение спало. Молодой человек развернулся и с презрением посмотрел на Тома.
– Нет, – отрезвленным голосом сказал он, – этого не будет! Не получив желанного, ты хочешь мешать другим. Этого не будет!
Том пронзительно засмеялся.
– Замечательно, – сказал он, – пересилить себя ты не можешь, а значит, ты проиграл. Но попытка засчитывается.
Больше Александр ничего не помнил. Пала тьма. Очнулся он от запаха тлеющих дров. Сколько времени пролежал он на снегу, так и осталось загадкой. Один из румын настойчиво совал ему в лицо жестяную чашку с каким-то отваром, а заодно показывал на нос. Александр прикоснулся к своему носу и убедился, что он сломан. Дав румынам денег и поблагодарив, Верховский встал и, пошатываясь, вышел со двора. Идти особо было некуда. В полиции его рассказу всё равно не поверят, а что касается Анастасии, то не хотелось рвать её чистую душу. Оставалось одно место – Шурочка. Она его примет и поймет.
* * *
В реальность из образов прошлого его вернуло гудение мобильного телефона. Номер был незнакомый.
– Доброе утро, Александр Владимирович, – услышал он сухой мужской голос.
– Адашев, подумал Александр, только его сейчас не хватало. Политикой Александр особенно не интересовался, но когда бывал по необходимости на разных светских мероприятиях, то пересекался с экс-генералом, правда, близко они никогда не общались. У Адашева всегда были сомнительные знакомые и весьма темное происхождение капитала, однако, поскольку открыто воротить нос в понти́йском бомонде было не принято, то Александр всегда был с ним вежлив, но аккуратен.
– Доброе утро, Сергей Александрович, – сказал Александр, – чем обязан вашему столь раннему звонку?
Адашев усмехнулся в трубку.
– Это смотря в какой стране находишься, – заметил экс-председатель, например, в Кранцберге, уже десять часов утра.
– Вы прилетели в Кранцберг? – осведомился Верховский. – На саммит или как частное лицо?
– Возможно, и то и другое, – сказал Адашев, – все зависит от того, как пройдут эти выходные. Кстати, я устраиваю завтра коктейль в своем загородном доме, по поводу создания нового общественного движения, и приглашаю своих друзей.
Ах, вот оно что, понял Александр, значит, лига Тополевича активно действует и ищет спонсоров.
– Я ценю, что вы считаете меня своим другом, – сказал Верховский, – однако, вы ведь знаете, я далек от политики. Разработки моей фирмы нужны любой власти в любой стране, и мне всё равно, кому их продавать. Вы же знаете, что политика интересует меня только на предмет шуток.
– Давайте пошутим вместе, – предложил Адашев, – общество, которое я приглашаю, будет незатейливое, смешанное и бесхитростное, и ваше остроумие окажется весьма уместно.
Александр с полминуты помолчал. Вряд ли Адашев собирает гостей только для коктейля. Тополевич, скорее всего, отчитал Адашева за недостаточное финансирование новой избирательной кампании. Александру это было действительно безразлично, но на этой встрече он мог узнать что-то, что могло помочь Анастасии.
– В таком случае премного благодарен за приглашение, – сказал Александр, – обязательно приеду.
Верховский отключил мобильный. В конце концов, это дополнительный прилив адреналина. Он будет получать эстетическое удовольствие от грызни понти́йской элиты. Это во-первых, а во-вторых, ему было интересно, кто из людей его круга согласится дать Тополевичу деньги.
Александр почувствовал на своей шее руки Шурочки и жаркий поцелуй её губ.
– Доброе утро, – проворковала красавица, – кто звонил?
– Адашев, – сказал Александр, – пригласил меня на коктейль, завтра.
Шурочка вопросительно сдвинула брови.
– Коктейль!? – настороженно спросила она, мгновенно превратившись из подружки в юриста компании. – С чего бы Адашеву интересоваться тобой, он же знает, что ты вне политики?
Верховский пожал плечами.
– Его не только деньги интересуют, – сказал он, – скорее возможность показать, что его движение, наоборот, поддерживают люди, такие, как я.
– Ты пойдешь?
Вопрос профессионала. У неё всегда получалось лучше выглядеть, чем у Анастасии.
Верховский кивнул.
– Думаю, что мне удастся, что-то узнать о том, почему убили Андрея, возможно, это как-то связанно с убийством той девушки в пансионате.
– Почему ты так решил? – настороженно спросила Шурочка.
– Мой начальник службы безопасности сумел добыть фотки с убийства Левицкого, так вот удар, которым умертвили Андрея, очень похож на тот, которым убили Кирсанову.
Шурочка флегматично хмыкнула.
– Похожий это не значит, что один и тот же, – заметила девушка.
Александр вздохнул.
– Удар редкий, – сказал он. – Резкий и снизу-вверх, индейцы в Канаде медведей таким образом убивают.
– Но причём здесь Анастасия? – спросила Шурочка. – Зачем труп подбрасывать ей?
– Возможно, она вообще не причем, – сказал Александр, – а вот Дмитрия Борисовича таким образом пугать могут, вот я и хочу посмотреть, будет он завтра на коктейле или нет, а чтобы ты не волновалась, пойдешь со мной.
Их губы снова слились в поцелуе. Всего лишь физиология, напомнил себе Александр, развязывая халат девушки.
* * *
Ксения сидела на кровати в комнате убитой Екатерины Кирсановой. Она осматривала светлые её стены, полки, заставленные мягкими игрушками, разбросанные на полу девчачьи журналы и пыталась вспомнить, каково быть подростком. Екатерине было семнадцать. Она только начинала жизнь. Строила планы, заигрывала с мальчиками, а потом всё оборвалось. В один миг.
Странная штука судьба. Каждый день девочка просыпалась на этой кровати, наряжалась, красилась, надевала какие-то украшения и выходила в мир, где очаровывала всех своим умом и красотой, которыми она обладала в избытке, судя по рассказам. У Кирсановой было всё то, чего не было у большинства её сверстниц. Она должна была прожить совсем иную жизнь, но теперь её тело лежало в морге.
Немотивированных преступлений не бывает. Где-то под толстым слоем лжи и уверток её окружения должна быть ниточка, которая ведет отсюда, из этой комнаты, к тому пансионату, где Кирсанова встретила свой страшный конец. Мотивы всегда оставляют следы.
Ксения стала перелистывать фотоальбом, который держала в руках. На снимках была девочка. Разного возраста, с разными интересами: отец сажает дочь на первый велосипед, семья лепит снеговика, девочка идёт в первый класс, а вот фотография, где она постарше, уже накрашена, уже в мини-юбке, уже в обнимку с мальчиком. По фотографиям было видно, что с определенного возраста она любила быть в мужской компании и не стеснялась этого.
Не найдя ничего для себя особенного в вещах девушки, Ксения принялась осматривать её платяной шкаф.
Предметы одежды Кирсановой были отражением её жизни: мини-юбки, узкие джинсы, короткие платья, шорты… Вещи, которые могла носить девушка с очень хорошей фигурой. Но эти вещи она не могла носить в школе, значит, она ходила в них куда-то ещё. Ксению этот момент заинтересовал, поскольку, когда обнаружили её тело, на Кирсановой была школьная форма. Она как-то не придала сразу значение этому факту, а зря. Если бы Кирсанова после вечеринки шла на свидание, она бы не надевала школьную форму, если, конечно, не учитывать некоторых мужских предпочтений, значит, встреча или была не с мужчиной, или была спонтанной. Щеку что-то больно кольнуло, зарывшаяся в одежду Ксения инстинктивно выдернула голову а затем аккуратно достала оцарапавший её предмет. Это оказался бежевый багет-бег с какими-то металлическими нашлепками. Сумка висела глубоко сзади остальных вещей.
Ксения расстегнула молнию и опустила руку внутрь. Пальцы зажали предметы, которые на ощупь были похожи на паспорт и кошелёк. Когда девушка их достала, то убедилась в этом окончательно. Кошелек был небольшой, но, судя по материалу, стоил денег и был чем-то набит. Сняв кнопочную застежку, Ксения открыла кошелёк, и у неё глаза на лоб полезли. В кошельке лежало несколько банкнот иностранной валюты, которые при детальном рассмотрении оказались швейцарскими франками. Около трех тысяч. Сумма не астрономическая, но большая, а уж для Кирсановой… Странно, откуда у неё такие деньги? В голову моментально полезли разные плохие мысли, но Ксения их тут же прогнала. Положив на место кошелёк, девушка открыла паспорт. Паспорт был заграничный, ну то есть для заграничных поездок и оформлен на Кирсанову. Ксения, как заправский пограничник, стала перелистывать страницы и сразу же наткнулась на свежепроставленую французскую визу. На этом же развороте была прикреплена маленькая бумажка, на которой было написано: Montreux, route de Jaman, 18.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, пронеслось в голове Аваловой. Откуда у семнадцатилетней школьницы всё это? Дорогой кошелёк, конечно, мог подарить Антон Сиджан, но эти деньги, виза и швейцарский адрес, что это? Возможно, они туда с родителями хотели поехать. Ладно, сейчас узнаем.
– Макс, идите сюда, – позвала она, потом секунду подумала и добавила: – И родителей приведите.
Рауш явился незамедлительно. Его долговязая фигура была в проеме уже через секунд десять. Пока она здесь осматривала комнату, молодой оперативник беседовал с родителями, если, конечно, это можно было назвать беседой. Почему мы не придумываем слов для таких моментов? Беседовал, разговаривал. Разве можно разговаривать или беседовать с человеком об убитом его ребёнке?
Вслед за Раушем в комнату прошли родители. Они с ужасом глядели по сторонам, словно бы вместо комнаты дочери зияла черная дыра. Отец и мать, постаревшие и осунувшиеся, с пустыми равнодушными глазами, совсем не такие, как на фотографиях в альбоме. Это не физическое, поняла Ксения. Физическую боль можно перенести, любую самую тяжелую. Невозможно было перенести лишь душевную боль. Боль от потери частички себя. У девушки защемило сердце. Защемило от чувства собственного бессилия, от того, что она, придумывающая логические комбинации, не сможет вернуть этим людям их дочь. Она ушла. Ушла навсегда.
Авалова жестом поманила Рауша и продемонстрировала ему кошелек.
– Что вы об этом думаете? – спросила она.
Увидев содержимое, Макс удивленно присвистнул.
– Ничего себе содержимое для школьницы, – прокомментировал он.
Раздался тяжелый вздох.
– Вы что-то нашли? – испуганно спросила мать мертвым голосом. Было видно, что для неё важна любая информация. Ксения показала сумку и кошелек.
– Скажите, это вещи вашей дочери? – спросила девушка.
Мать не двинулась с места. Отец подошел ближе на шаг и, прищурив глаза, вгляделся в предметы.
– Да, – хрипло сказал он, – эту сумку мы дарили ей на Новый год, а вот кошелек… Я никогда не видел у неё подобного кошелька.
Ксения задумчиво дернула бровью.
– Возможно, у вас есть предположение, откуда он мог появиться? – спросила она. – Может быть, ей подарила его подруга или молодой человек?
Отец отрицательно замотал головой.
– Нет, – сказал он, – её бывший парень никогда ей ничего не дарил.
Ксения осторожно усмехнулась.
– Как же он тогда за ней ухаживал? – спросила девушка.
Отец пожал плечами.
– А как ухаживают современные парни, – заговорил он, – познакомился, понравилась и завертелось. У них сейчас это быстро. К тому же Катя никогда бы не приняла его подарков. Это ведь не на его деньги было бы.
Авалова сухо кивнула.
– Ясно, – сказала девушка, – а скажите, вы не собирались в ближайшее время за границу?
Отец мрачно посмотрел на неё.
– Послушайте, что за вопросы? – спросил он. – Причём здесь заграница? Что вы нашли в этом кошельке? –
Ксения вздохнула.
– В сумке вашей дочери мы обнаружили её загранпаспорт с проставленной французской визой, а ещё вот этот кошелёк с тремя тысячами швейцарских франков.
Мать закрыла рот рукой то ли от шока, то ли от ужаса.
– Что вы такое говорите? – проговорил отец. – Такие деньги, у нас их с роду не было. И ни в какую Францию мы не собирались. Франция! У нас младший сын только что в школу пошел. Нам его на что поднимать?
– Возможно, вы просто не знали, – предположила Ксения, – может быть, она собиралась поехать с Антоном?
– Да что вы! – сказала мать. – Катя никогда нас не обманывала. Скрывала что-нибудь, возможно. Но такое! Да мы бы сразу узнали! Мы с ней были очень близки.
Ксения кивнула.
– У неё были друзья или подруги, кроме школьных? – спросила она.
Отец с бледным лицом и потухшими глазами пробормотал:
– Насколько я знаю, нет, обычно после школы она сразу возвращалась домой. Сидела с братиком. У нас работа заканчивается поздно, и она забирала его из школы и ждала нас.
– Обычно? – переспросила Ксения.
– Она задерживалась, один или два раза, – проговорила мать, – один раз даже пришла утром, сказала, что была у Тани.
– А что такое? – спросил отец. – У вас какая-то другая информация?
– Судя по показаниям свидетелей, – вступил Рауш, – она покинула вечеринку и должна была с кем-то встретиться.
– С кем? – спросила мать.
– Мы не знаем, – сказала Ксения, – но, судя по всему, этот кто-то не из лицея.
Вновь отрицательный кивок.
– Вы знали, что она интересуется политикой? – спросил Рауш. – Нам это сказала её учительница.
Короткий кивок согласия от отца.
– Да, – сказал он, – все время с ней носилась. Ходила на разные акции и прочее. Я даже иногда бранил её за это, мол, тебе-то что, смотреть, как они, политиканы эти, все власть дербанят.
– И что она ответила вам?
Отец невесело усмехнулся:
– Сказала, что я ничего не понимаю и что молодежь должна решать судьбу страны.
Авалова дернула бровью. Она уже это слышала, недавно.
– Вы никогда не слышали от неё фамилию Левицкий или словосочетание «Лига честности»?
Ещё один отрицательный кивок.
В кармане Ксении завибрировал мобильник.
– Авалова.
– Вас беспокоит помощница Александра Верховского, – раздался женский голос в трубке, – моя фамилия Рыкова. Александру Владимировичу нужно с вами встретиться и обсудить кое-какие детали дела, которое вы ведете.
А мне-то как нужно с ним встретиться, ухмыльнулась про себя Ксения. Но Верховский позвонил первым, хотя его вроде бы ничего не связывало с этим делом. Мог дождаться звонка, значит, нервы оказались не такими крепкими, как говорят.
– Скажите где и когда, – сухо произнесла девушка, она могла бы промариновать их немного, но желания играться не было никакого. Девочку убили, и это трагедия, а над трагедиями Ксения никогда не иронизировала.
– Ресторан «Чайка» вас устроит? – спросила Александра. – В 14.00.
– Хорошо, я буду, – бесстрастно ответила Ксения.
– Что там? – спросила мать погибшей девушки.
– Это по работе, мне нужно ехать.
– Это связано с Катей? Обманывать их не стоило.
– Возможно, – сказала Ксения, – я встречаюсь с Александром Верховским, это спонсор лицея, где она училась.
– Он что-то знает? – спросила мать.
– Я пока не могу сказать, – честно призналась Авалова. Отец проводил их до двери.
– Скажите мне, только честно, – глухо произнес он, – Катя сильно страдала? Мне надо знать.
Ксения постаралась смотреть прямо в глаза.
– Нет, – сухо сказала она, – если это вас утешит, она умерла сразу, простите.
Авалова открыла дверь и хотела выйти, но в неё врезался светловолосый мальчик лет восьми.
– Андрюша, поздоровайся с тетей, – сказал отец, – она из милиции.
Мальчишка расплылся в улыбке.
– Привет, – весело сказал он, протягивая руку. Ксения села на корточки перед мальчиком.
– Как тебя зовут? – спросила она, пожимая руку мальчика.
– Меня зовут Андрюша, – серьезно сказал мальчик, – а тебя?
– А меня Ксюша.
– У меня одноклассницу тоже зовут Ксюша, – лицо мальчика помрачнело, – а вы найдете плохого дядю, который сделал Кате больно?
В этом вопросе удивительным образом смешались детская непосредственность и понимание произошедшего. Девушка осторожно вынула висевший под жилеткой пистолет из наплечной кобуры и сунула за пояс, а кобуру сняла с себя и протянула мальчику.
– Держи! – сказала она. – Найдем, обещаю тебе. Мальчишка просиял.
– Ух, ты, – воскликнул он, – настоящая!
– А то, – улыбнулась Ксения, – самая что ни на есть. Даже отец сумел выдавить из себя улыбку, глядя на радующегося сына.
– Скажи тёте спасибо, – произнес он.
– Спасибо, – звонко сказал мальчик, – я вырасту и тоже стану милиционером и буду ловить преступников, как ты. Ксения широко улыбнулась. Вот ради этого мальчика она должна найти того, кто это сделал, и она найдет, обязательно.
– Держите нас в курсе, – сказал отец перед тем, как закрыть дверь.
Ксения кивнула и вышла из квартиры.
Дверь со скрипом закрылась, но девушка не торопилась уходить, напарник нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Авалова, с полсекунды постояв, внезапно вытащила изъятый кошелёк и, проверив наличие в нём денег, сунула его в почтовый ящик, прибитый к входной двери квартиры.
Жалкое подношение, но что ещё она могла сделать.
На данный момент.
* * *
История становилась всё запутаннее, и Кристине Левоновой это не нравилось.
Ею же добытая информация о причастности Арсенюка и Тополевича к производству странного препарата вызывала только больше вопросов. Если оппозиционеры имеют столько средств (ведь прибыль от подобных предприятий достаточно велика), возникает вопрос, зачем ребятам из «Лиги» нужна вся эта катавасия со спонсорами? Денег много не бывает, это верно, тем более, когда речь идет о таких вещах, как избирательная кампания, но зачем идти на риск, если ты и так имеешь в кармане достаточно средств. Значит, прибыль от этого лекарства служила для других целей. Возникал вопрос, для каких. Вряд ли только для личного обогащения.
Дополнительную информацию об этом препарате она пока не узнавала, решила подождать, что ей скажет Ольга Касаткина. Журналистка сразу пошла на контакт и это немного смутило девушку. Она бы на месте этой Ольги так легко не доверилась бы незнакомому человеку.
Все эти мысли крутились в голове Левоновой, пока она подходила к ресторану «Калипсо», где у неё была назначена встреча. Кристине хватило нескольких секунд, чтобы понять, что та, с кем она собралась встречаться, – занята. Сквозь прозрачную витрину Левонова заметила журналистку в компании темноволосой молодой девушки лет двадцати шести – двадцати семи. Сидя друг напротив друга, они довольно оживленно беседовали и, судя по довольно сосредоточенным лицам, обсуждали что-то такое, что вряд ли укладывалось в обычный обеденный разговор.
Кристина замедлила шаг, остановилась перед входом в ресторан и зашла за выступ стены, так, чтобы её не мог ли видеть из помещения. Ждать пришлось недолго, минут через пятнадцать брюнетка незнакомка вышла из кафе и, накинув легкую кожаную куртку, нацелила свой шаг в направлении припаркованного компактного «Фольксвагена». Кристина изогнула голову, чтобы рассмотреть номер, и щелкнула автомобиль на свой смартфон. Через несколько секунд встроенный анализатор сообщил, что синий «polo» куплен 25 октября прошлого года в автосалоне по адресу Балтийский проспект, 49 и зарегистрирован на Эльмиру Альбертовну Сабурову. Коротко и ясно.
Кристина задумчиво закусила губу. Сегодня с утра ей звонила Покровская, она встречалась с тем начальником охранного агентства, о котором говорил Раевский. Добровольский назвал Наталье три фамилии тех бизнесменов, которых Тополевич хочет привлечь на свою сторону. Одна фамилия была Урусов, вторая Сабуров, а ещё сказал, что на этих бизнесменов могут влиять через дочерей. Возможно, что убийство в пансионате предупреждение Урусову? Возможно, это версия. А вот Сабурова… Интересно, что может связывать дочку крупного нефтяника с этой странной журналисткой? Кристина знала, что Сабурова тоже училась в Швейцарии, правда, несколько раньше остальных участников всего этого действа, но она могла знать и Левицкого, и Ольгу Касаткину. Что это? Встреча подруг или Сабурова как-то связана с расследованием, которое ведет Ольга? Может быть, Эльмира тоже знает об интересе «Лиги честности» к её отцу? Тогда Ольга, которая борется против Тополевича сотоварищи, может быть ей полезна, как и её расследование. Или сама Касаткина работает на Сабурова?
Вот сейчас и узнаем, заключила Кристина, протискиваясь в дверь ресторана. Обстановка внутри была милой и демократичной. Ольга Касаткина сидела там, где Левонова впервые увидела её, когда вошла ранее.
– Вы Ольга? – спросила Левонова и, получив утвердительный кивок, села напротив девушки.
– А вы, я так полагаю, Кристина? – последовал встречный вопрос. – Я вас несколько по-другому представляла.
– Вас что-то не устраивает? – ухмыльнулась Кристина.
Журналистка бросила в её сторону профессиональный оценивающий взгляд.
– Сохрани господь, – сказала девушка, – я же не на романтическое свидание пришла, только давайте без прелюдий к делу. Зачем я вам понадобилась? И договоримся – без ваших милицейских штучек. Итак?
– Ну прежде всего, я не из милиции, – коротко сказала Кристина, – вы же наверняка навели обо мне справки и думаю, что вы знаете, кто меня интересует: Арсенюк и Тополевич.
Ольга театрально хмыкнула.
– Шикарно, – заметила она, – и что вас заставляет думать, что я что-то о них знаю, что вам нужно?
Кристина улыбнулась. Девушка была неробкого десятка, значит, то, что она пишет, имеет под собой основания. Вопрос был только в том, по своей ли воле мадмуазель Касаткина писала те статьи, с которыми она ознакомилась, или её кто-то «попросил» об этом.
– Ну, скажем так, я внимательно изучила ваши публикации в интернете, – сказала Левонова, – и особенно сделала упор на то, что вы писали между строк, я же могу рассчитывать на правду с вашей стороны?
Ольга достала из сумки нераспечатанную пачку сигарет, разорвала целлофановую упаковку и взяла сигарету в зубы, бросив на собеседницу мрачный взгляд.
– А вы думаете, что вы единственная, кто читает между строк? – поинтересовалась журналистка. – Это умеют делать и те, кто много влиятельнее вас. В моих публикациях нет и десяти процентов того материала, которым я обладаю и которым я уже год как занимаюсь. Иначе я вряд ли сидела бы перед вами здесь, сейчас. – Стесняюсь спросить, но почему вы хотите узнать про этих людей у журналиста?
Кристина усмехнулась.
– Потому что в других инстанциях я ничего не получу, – сказала она, – думаю, вы это понимаете, кроме того вам же нужны люди, которым вы можете доверить информацию?
Ольга посмотрела на собеседницу весьма скептически. Если бы здесь была Ксения, то она, наверное, заметила бы, что давно привыкла видеть такие взгляды и у свидетелей, и у журналистов, и иногда даже у некоторых коллег.
– Убедили, – наконец сказала девушка, – только я всё скажу на словах. И пожалуйста, без диктофонов.
– Я запомню, – сказала Кристина, – скажите, пожалуйста, а откуда идея написать о лекарстве? И откуда информация о вреде препарата, который вы упоминаете?
Ольга достала из сумки зажигалку и закурила.
– Это началось год назад, – сказала она, – мне позвонила подруга, мы познакомились, когда я училась в Швейцарии. Она рассказала мне совершенно дикую историю…
Кранцберг; Август прошлого года…
Врубив кондиционер на полную мощность и расстегнув до того предела, который позволяли правила приличия и дресс-кода, белую льняную рубашку, Ольга, развалившись на кресле, вяло тыкала пальцем по клавишам ноутбука. Летний сезон в Кранцберге, особенно август месяц, был малопригоден для кропотливой интеллектуальной работы, которой она занималась. Больше всего на свете ей сейчас хотелось вырубить дурацкий компьютер и окунуться в море или в бассейн, ну, в общем, что-то такое, где есть холодная вода. Но до обеденного перерыва оставался ещё час, и поэтому мечты Ольги пока оставались мечтами.
Девушка, откровенно скучая, печатала статью о повышении налогов на землю. Она занималась этим уже целый день, и ничего бы не изменилось, если бы не звонок мобильного.
Покрутив головой и размяв ноющие шейные мышцы, девушка без всякого удовольствия поднесла смартфон к уху.
Услышав голос, уныние у неё прошло. Звонила ей сейчас её старая подруга Эльмира, они познакомились, когда Ольга училась в Швейцарии. Позже именно Ольга познакомила Эльмиру с её женихом – Альваро. В этом месяце у них должна была быть свадьба, и Ольга терпеливо ждала известий. Поэтому её первый вопрос был, конечно же, о свадьбе.
– Свадьбы не будет, – коротко сказала Эльмира, – Альваро погиб.
Минуты две Ольга сидела, как громом пораженная. Она только сейчас заметила, что голос подруги изменился. Не было прежнего задора и легкости.
– Как? – переспросила Ольга. – Когда?
– Неделю назад, – сказала Эльмира, – его сбили машиной, когда он переходил улицу. Мне нужно с тобой встретиться, у меня для тебя есть некоторая информация, которой я бы хотела с тобой поделиться. Это касается смерти Альваро.