– Вам что? – спросил он.
– Я к Николаю Добровольскому, – сказала Наташа.
Отработанным движением дежурный охранник поднял одну из телефонных трубок и, поднеся её к уху, спросил:
– Как доложить?
Покровская показала удостоверение.
– Покровская Наталья Владимировна, от генерала Раевского, – сказала девушка.
Прошло несколько секунд, и охранник заговорил по телефону.
– Николай Иванович, – сказал он, – это первый пост. К вам тут от генерала Раевского, понял. – Охранник положил трубку и открыл вертушку.
– Проходите, – обратился он к Покровской, – четвертый этаж. Пройдете вдоль по коридору, справа увидите лифт. Подниметесь на четвертый этаж, необходимо будет пройти во второй корпус. Там найдете кабинет.
Наташа поблагодарила молодого человека и пошла в указанном им направлении. Поднявшись на четвертый этаж, девушка прошла метров пять вдоль по длинному коридору, возвышающемуся над тренировочным залом, где, как подозревала Наташа, занимались охранники. Не обращая никакого внимания на процесс тренировки, она двигалась, не останавливаясь, до проема в стене, который и обозначал, очевидно, другой корпус. Пройдя ещё метра два, девушка, наконец, остановилась перед массивной железной дверью. Выровняв дыхание, она всегда так делала перед важным разговором для сохранения презентабельного вида (всё-таки пыхтящий от долгого перехода через здание следователь вряд ли произведет впечатление), постучала.
– Войдите, – раздался голос из-за двери.
Войдя в кабинет, она увидела брюнета с залысинами, одетого в классический черный костюм с черным же галстуком. Мужчина оторвался от созерцания бумаг, разложенных у него на столе и, встав, приветливо улыбнулся.
– Добрый день, – проговорил он, отодвигая одно из офисных кресел, чтобы гостья могла сесть. – Сергей Александрович сказал, что у вас есть ко мне какие-то вопросы?
Сразу перешел к делу, мелькнуло у Покровской, он так предпочитает вести дела или просто хочет от меня побыстрее отделаться? Сейчас увидим.
– Основных два, – ответила девушка. – Позавчерашнее убийство депутата Левицкого и старое убийство бизнесмена Сосновского.
– Вы считаете, что они связаны? – спросил Добровольский.
– Возможно, – сказала Наташа, – по крайней мере, стиль убийств схож, очень схож. И убитый Левицкий, и убитый Сосновский, оба находились в непростых отношениях с лидером движения «Лига честности», а его цель – президентская кампания. Не кажется ли вам, что это не случайность? В связи с этим мой первый вопрос: что вы найдете уместным сказать мне по поводу этих убийств?
Добровольский вздохнул.
– Я располагаю малым количеством информации, – сказал он, – но постараюсь вам помочь. – Токмо давайте перенесем наш разговор в кафе напротив.
– Даже так? – усмехнулась Наташа.
– Я не буду чересчур откровенным с вами, – заметил Добровольский, – если скажу, что в наше время даже стены имеют уши.
Они покинули офис охранной фирмы, но не перешли дорогу, а сели в припаркованную возле офиса машину. Добровольский завел двигатель, и они начали движение.
– Не думаю, что порадую вас большим количеством информации, – сказал Добровольский, – убийство Сосновского пришлось на период радикальной смены власти в стране, тогда крупный бизнес разделился на два лагеря: тех, кто поддерживал законно избранную власть, и тех, кто поддерживал людей на площади. Победили, как вы знаете, вторые, а Сосновский был в первом лагере, и после того, как было принято решение пересмотреть итоги выборов, он не стал с этим мириться и обратился в конституционный суд. Как он говорил за день до убийства, он собрал какие-то доказательства незаконной деятельности оппозиции и хотел их обнародовать.
– Как они к нему попали? – спросила Наташа. Добровольский покачал головой.
– Не знаю, ему помогал его охранник, Юра Лебедев, его убили тогда же, а ещё молодой юрист – Андрей Левицкий.
Наташа усмехнулась. Ловко он дурачком незнающим прикинулся. Значит, он всё знал с самого начала.
– Вот как? – спросила она. – Они были знакомы. Добровольский пожал плечами.
– Были, не знаю, насколько близко, но думаю достаточно, раз Сосновский посвящал его в свои дела, но вот большего сказать вам не могу, поскольку сам ничего не знаю. Какая информация? Удалось ли её сохранить? У меня нет информации.
Наташа задумчиво помолчала, а затем спросила:
– А с Левицким вы встречались? – спросила девушка. Добровольский покачал головой.
– Нет, у него была своя охрана, мы не пересекались.
– Понятно, – коротко сказала Наташа, – спасибо. Теперь мой второй вопрос: как вы думаете, кто кроме уже убитого Левицкого может представлять опасность для «Лиги честности», если история повторяется?
Добровольский вздохнул.
– Это сложный вопрос, – произнес мужчина, – как вы понимаете, я не могу вам отвечать за всех людей, у которых может хватить финансов на избирательную кампанию, но некоторые имена назвать могу – Сергей Александрович сказал, что я вам могу полностью довериться?
Это был вопрос. Наташа кивнула.
– Что же, зная его, – сказал Добровольский, – я могу предположить, что вы не употребите эту информацию в каких-то личных и корыстных целях. Поэтому я с вами настолько откровенен, насколько позволяет моя работа. – Он достал из кармана пиджака небольшой ежедневник, открыл его и вытащил две визитки. – По вполне понятным причинам я не буду показывать вам их фотографии, если захотите сами найдете.
Наташа взяла визитки и некоторое время рассматривала их. Фамилии этих бизнесменов были ей неизвестны, правда, по не которым аббревиатурам в названиях компаний, владельцами которых они, очевидно, являлись, девушка догадывалась о сфере деятельности данных господ.
– Благодарю, – кивнула Наташа, – а можете ли вы сказать, какой интерес вызывают эти бизнесмены у людей из «Лиги честности»? В чем смысл всей этой катавасии со спонсорством?
Добровольский прищурился.
– Думаю, что не открою вам Америку, если скажу, что избирательная кампания стоит огромных денег. И все расходы, как правило, оплачиваются из кассы той партии, которую кандидат представляет, но если партии нет, то создается фонд под деньги определенных людей. Будьте уверены, что на эти деньги можно организовать и олимпиаду, и президентские выборы.
– Если фонд не наберет денег, – предположила Наташа, – это значит, что кандидат от «Лиги честности» не будет иметь достаточного финансирования перед остальными, так?
Добровольский кивнул.
– В связи с этим возникает вопрос, – сказала девушка. – Есть ли вероятность того, что эти бизнесмены добровольно перейдут под знамена лиги?
– Добровольно исключено, – начал Добровольский, – эти люди представляют собой бизнесменов, которые не заинтересованы в раскачивании ситуации в стране. Конечно, с ними будут пытаться договориться, но, думаю, что речь будет идти о крайних мерах. Так было и в деле Сосновского. Так было и в деле Левицкого. Я думаю, вам будет интересно узнать, что сегодня был заключен альянс между «Лигой честности» и новым руководителем движения убитого Левицкого.
Наташа вновь понимающе кивнула, отметив, что её собеседник весьма немногословен. Интересно, только ли это связано с коммерческой тайной?
– И что могущество людей Адашева так велико, что он может достать интересующих субъектов, несмотря на все меры предосторожности?
– Увы, да, – сказал Добровольский, – видите ли, Наталья Владимировна, когда речь идет о президентской кампании, никакая сумма не покажется слишком большой.
– Цель оправдывает средства? – уточнила девушка.
– Именно так, – сказал Добровольский, – сообщу вам ещё кое-что, у двух из этого списка есть дочери, они живут в Кранцберге.
Наташа на секунду задумалась. Ситуация становилась все интереснее.
– Иными словами, вы хотите сказать, что Адашев или Тополевич могут влиять на этих бизнесменов через детей?
Добровольский кивнул:
– Да, я не исключаю такую возможность. Так что я поделился с вами всем, что знаю, а вы делайте выводы.
Они остановились там же, где начали путь минут пятнадцать назад.
– А почему вы мне все это рассказываете? – завершающе спросила Наташа.
– Потому что я думаю, вы употребите эту информацию во благо названных мной людей, – сказал Добровольский. – Мне не хотелось бы, чтобы с ними что-то случилось и с точки зрения лично-человеческой, и с точки зрения профессионально-коммерческой. Я, милая, хорошо помню те события и не хочу, чтобы они повторились, но мои ребята, при всем профессионализме, не смогут их сберечь, а вы сможете.
– Ценю ваше доверие, – флегматично сказала Наташа.
Хотелось бы ему действительно соответствовать, критически подумала девушка.
Простившись с Александром, Анастасия и Шурочка вернулись в город. Необходимо было оставить ружья в подвале Шурочкиной квартиры. Сумка Анастасии тоже временно хранилась у Александры, так как на даче не было подходящего места, а в пансионате, хоть и был подвал, но, во-первых, он был забит всяким барахлом, а во-вторых, на время саммита хранение и использование любого стрелкового оружия, да и вообще оружия, было запрещено.
Шурочка жила в самом центре Кранцберга, на Садовой улице, в просторном флэте с видом на набережную. Квартира эта была подарена Шурочке её молодым человеком, который был олимпийским чемпионом по траншейной стрельбе. С ним Шурочка встречалась два года, однако потом молодой человек куда-то пропал, и как Анастасия ни пыталась добиться от подруги причину их расставания, ей это не удалось. Шурочка всегда говорила, что они и не расставались вовсе, а просто её молодой человек уехал тренироваться в другую страну, но Анастасия достаточно хорошо знала подругу, чтобы понять, что та говорит неправду, но не хотела её ранить.
Подруги зашли внутрь дома и стали спускаться по лестнице вниз.
Анастасия всегда завидовала Шурочке, её манере аккуратно обращаться с вещами. В её подвале всё лежало стопочка к стопочке, в противовес Анастасии, у которой вечно всё было забито доверху.
Девушка положила сумку на полку и выдохнула.
– Тьфу ты, – воскликнула она, – я ружье почистить забыла! – Она села на скамейку и, достав баллончик с фирменной смазкой, смочила темную уже от высохшего состава тряпку и начала оттирать затвор, ствол и другие части своего дробовика. Делала она всё это так небрежно и рвано, что удостоилась сочувственного взгляда со стороны Шурочки.
– Слушай, – сказала она, – я тебя прям не узнаю. Настёнка, с тобой что-то происходит. Ты раньше никогда такой не была.
– Какой? – спросила Анастасия.
– Напряженной, – констатировала Шурочка, – у тебя все из рук валится. В прямом смысле.
Анастасия подарила подруге мрачный взгляд. Саша была права. Те несколько дней, а вернее всего два, изменили ее. Она точно не могла сказать в чем, но ощущала эту перемену почти физически. Может быть, Александр прав. Может быть, ей наплевать на всё. Ну, в конце концов, что изменится от того, что история её учебы в Швейцарии попадет в какие-нибудь газеты. Ну, напишут пару строк. Да и потом, кому она интересна? Александр прав. Кто-то пытается выбить её из седла, как говорят американцы. Но не это пугало её, нет. Она боялась, хотя нет, не боялась, точно знала, что это кто-то близкий. И подсознательно начинала бояться общаться с теми, кого считала друзьями. Чем больше Анастасия погружалась в причины происходящего, тем явнее она проигрывала сражение с собственным разумом. Девушка вздохнула. Надо поговорить с Эльмирой Сабуровой. Вот человек, который может дать действительно дельный совет. Хотя она тоже знает. Господи, я уже сама себе не верю.
– Я готова, – весело сказала она подруге, – пошли чего-нибудь освежающего выпьем.
Шурочка улыбнулась.
– Да уж, освежающее тебе точно не повредит. Сразу мозги на место встанут.
Подруги засмеялись и вышли из подвала.
Международный лицей – учебное заведение в центре города. Заведение для богатых. Совсем не к таким относилась убитая Екатерина Кирсанова, судя по той сухой бюрократической справке о ней, которую прочитала Ксения. Родители – предприниматели средней руки.
Школа, пробормотала про себя Авалова, мир детей, которые как можно раньше хотят стать взрослыми. Мир слухов, сплетен и грязных интрижек, прикрытый красивой оберткой тяги к знаниям и выдуманному ореолу мятежной юности. Всего лишь детское отражение мира взрослых, который они видят, со своими войнами, конфликтами, кланами и страстями, гиперболизированными неокрепшими юными умами до уровня шекспировских трагедий. Ксения припомнила одну из эскапад Фуко, о том, что тюрьма, школа и психбольница функционируют исходя из общих закономерностей и являют собой примеры подавления буржуазным обществом личности человека. Ну что же, посмотрим, так ли это.
Вслед за Раушем она вошла в здание лицея.
– Девушка ушла из школы в 21.30, – рассказывал Макс. – У них здесь была какая-то вечеринка, день школы, ну или в этом роде. После этого её никто не видел.
– На вечеринке было много людей? – спросила Ксения. Макс кивнул:
– Человек сто – сто пятьдесят, так что можно было вполне обеспечить себе алиби и уйти незамеченным, если вы об этом.
– Нужно узнать побольше про эту вечеринку, – уточнила Авалова, – что вы узнали о девочке?
Рауш флегматично пожал плечами.
– Училась хорошо, её все любили. Ни одного дурного слова, ни от одноклассников, ни от преподов. Слыла местной красоткой, многие парни к ней подкатывали.
– Она позволяла? – поинтересовалась Ксения. Рауш замотал головой.
– Нет, правда, с одним у неё были шуры-муры, – Макс полез за блокнотом, – вот! Антон Сиджан – сын помощника городничего, между прочим.
– Решила сразу схватить журавля, пока не улетел?
– Вряд ли, – сказал Рауш, – они расстались за неделю до того, как она пропала, да и характеризуют её не такой.
– Алкоголь, наркотики? – на всякий случай спросила Ксения.
Макс нахмурил лоб.
– Нет, иногда выпивала по праздникам, да и то пару коктейлей.
– А какой она была в день исчезновения? Макс задумчиво посмотрел на коллегу.
– Вы имеете в виду как она себя вела? Ксения кивнула.
– Нормально, – сказал он, – смеялась, танцевала, кокетничала с одноклассниками, а потом попрощалась и ушла.
Авалова остановилась и, задумчиво закусив губу, посмотрела на Рауша.
– Слушайте, вам не кажется странным, что девушка уходит с вечеринки раньше других? Я посмотрела адрес, её квартира всего в квартале отсюда.
– Думаете, куда-то ещё ушла? – спросил Макс. Ксения пожала плечами.
– Скорее всего, с кем-то, – сказала она, – с кем-то из учеников или с кем-то другим, кто её ждал.
– Сейчас узнаем, – заметил Рауш, – вон директриса идет, вы поосторожнее с ней, та ещё штучка.
Навстречу оперативникам из длинного коридора шла высокая худая женщина лет сорока пяти в строгом и дорогом деловом костюме. В гимназии вообще всё смотрелось дорого, от внутреннего убранства до учеников, старательно пишущих что-то в своих тетрадях и не замечающих окружающий мир.
Женщина подошла к оперативникам вплотную. На её худом лице имелись толстые очки в роговой оправе. Волосы были завязаны в жесткий пучок.
– Ирма Яновна Сиверс, – представилась она, – директор. Мне сказали, что меня спрашивают из милиции, но я уже, по-моему, всё рассказала, как и мои ученики, и вряд ли что-то можно добавить к уже сказанному.
Своим поведением директриса всячески показывала, что она слишком занята для разговора с правоохранительными органами.
– Обстоятельства изменились, – сказала Ксения, – одна из пропавших девочек была найдена убитой и…
– Разве наш лицей имеет к этому отношение? – перебила директриса. – Мы не несем ответственность за то, чем наши ученики занимаются в свободное время. Мне из-за этого дела звонили из министерства, теперь нужно писать отчет, отвечать журналистам, и все потому, что она у нас училась.
Ксения не любила, когда её перебивали, но дослушала до конца.
– Меня не интересует, что вы намерены делать, – холодно сказала девушка, – убита ваша ученица, и ваша обязанность оказывать следствию помощь.
Тон Аваловой был мягок, но сулил большие неприятности при отказе от сотрудничества. Директриса, вероятно, это поняла, потому как её лицо с надменного сделалось крайне задумчивым.
– Что вы хотите? – сдалась директриса.
– Мне нужно поговорить с педагогическим составом и учениками, – сказала Ксения, – моему коллеге показалось, что с ним были недостаточно откровенны. У подростков могут быть свои маленькие тайны, но речь идет об убийстве.
– Пойдемте, – холодно ответила директриса, – я полагаю, что для начала вы хотите поговорить с классным руководителем и близкими друзьями Катерины?
– Это было бы неплохо, – согласилась девушка, жестом показывая Максу следовать за ней.
Директриса повела их по широкой лестнице. Затрещал звонок, и лестница в один миг наполнилась снующими в разные стороны учениками, нагруженными тяжелыми книгами и какими-то приборами. Мимо, чуть не сбив её, пробежала пара девочек в форменной одежде, которая состояла из темно-синей юбки, голубой блузки и синего в цвет юбки жакета. Парочка внешне словно бы сошла с обложки глянцевого журнала: мелированные волосы, яркий макияж, жвачка-пузырь во рту. Школьные юбки были сильно короче, чем у других проходивших девушек, а блузки расстегнуты ниже всяких приличий. Обе так громко хохотали, что до Ксении долетели обрывки фраз…
– …Я, короче, ему говорю, хочешь увидеть, что у меня под юбочкой? Тогда возьми банан и соси его. И, прикинь, этот дурак его взял и стал сосать, а я его щёлкнула на телефон и убежала.
– …Да гонишь, покажи!
Послышались звуки какой-то возни. Ксения остановилась и повернула голову. Ей было любопытно.
Парочка, оказывается, столкнулась с поднимавшейся по лестнице круглолицей блондинкой с портфелем в руке. Из-за толчка портфель упал на пол, и оттуда вывалились учебники. Круглолицая стала их собирать, но на портфель одна из девушек наступила ногой.
– Оооо, – манерно протянула та, которая рассказывала о своих подвигах, – смотрите, кто это у нас? Карина, поздоровайся с Таней, она очень рада нас видеть?
– Приивеет, Таня, – издевательски протянула вторая, – ты по нам скучала? Смотри-ка, Лера, она, по-моему, ещё больше потолстела, фу, как это мерзко выглядит.
Первая девица с пренебрежением надула щеки.
– Это из-за стресса и новостей, – сказала первая, наклоняясь к сидевшей на полу однокласснице, – слышь ты, корова, от тебя пахнет магазином твоего папаши, не путайся у нас под ногами, а то отправишься вслед за своей подружкой исследовать, правдиво ли то, что профессор Полуянова рассказывала про теорию эволюции.
Обе гортанно заржали.
Ксения вздохнула. Её такие моменты притягивали, как магнитом.
– Секунду, – извинилась она.
Девушка подошла к парочке, которая, видно, только обрадовалась дополнительному зрителю. Авалова схватила первую из девиц за запястье одной рукой, а второй вытащила из кобуры свой «Браунинг» и вложила её в руку девицы. Та удивленно захлопала глазами.
– Ну что стоишь! – властно сказала Ксения. – Давай, стреляй. Убей её, ты так много грозишь, – она усмехнулась, – а тебе затвор передернуть? – Ксения двинула с характерным щелчком ствол назад-вперед. – Ну давай, чего ждешь? Ты же так этого хочешь? Рекомендую стрелять в живот или в шею, умирать будет мучительно. Ну что стоишь, давай!
Спешащие по своим делам ученики замерли как вкопанные и наблюдали за сценой.
Девица нервно разжала руку и уронила пистолет. По ее виду казалось, что она проглотила язык вместе со жвачкой.
– Ой, уронила, – ехидно сказала Ксения нагибаясь, – я сейчас подниму.
– Да не хочу я ничего! – испуганно взвизгнула девица. – Не надо!
Авалова подняла пистолет и сунула его назад в кобуру.
– Что так? – спросила девушка. – За слова свои отвечать надо, курица ты мокрая.
Кто-то из импровизированных зрителей засмеялся.
– Это просто шутка! – жалобно сказала девица. – Мы просто смеялись.
Ксения осклабилась.
– Я тоже, – сказала она, – свободны.
Девиц как ветром сдуло. Авалова наклонилась к круглолицей, чтобы помочь ей поднять учебники.
– Спасибо, – поблагодарила девочка, – только они не отстанут.
Ксения усмехнулась.
– А ты сразу в челюсть бей, – сказала она, – отрезвляет, а лучше приемы самообороны выучи. В жизни пригодится.
Авалова похлопала девочку по плечу и пошла догонять спутников.
– Ну и методы, – заметил Рауш, – у вас так в Борисфене все работают?
– Я так работаю, – небрежно бросила Ксения.
– Оно и видно, – сказал Макс, – не боялись, что она могла убить ту девочку?
Ксения усмехнулась.
– Могла бы, – спокойно ответила она, – если бы мой пистолет был заряжен. Интересная у вас школа, – сказала она, поворачиваясь к директрисе, – одним все, другим ничего, да?
– Это хорошие девочки, – сказала директриса, – из хороших семей. У них трудный возраст.
– Та, дочка бакалейщика, значит, не из хороших? – прищурилась Авалова.
Лицо директрисы выражало каменное спокойствие.
– В нашей школе мы не делим учеников по классовому признаку, – уверенно отчеканила она, – и ученикам запрещаем. Это моветон.
Ксения иронично хмыкнула:
– Конечно. Платят-то все одинаково. Директриса смерила её высокомерным взглядом.
Их отвели в просторный и хорошо освещенный класс, посередине которого в три ряда стояли темно-коричневые парты с придвинутыми к ним стульями.
– Вам здесь будет удобнее разговаривать, – без всякого гостеприимства сказала директриса, – у меня в кабинете ремонт.
– Сойдет, – кивнула Ксения, – приведите ко мне ту девочку, которую толкнули, классного руководителя и – она сверилась с записями – Антона Сиджана, он ведь, наверное, тоже ваш лучший ученик?
– Естественно, – холодно заметила директриса, – но я не буду покрывать его, если он виноват.
– А он виноват? – спросил Рауш. – В прошлый раз вы мне этого не говорили.
– Я узнала, что он и Катерина поссорились, – сказала директриса, – но тогда я не придала этому значения. Честно говоря, я подумала, что Катерина просто перегуляла на вечеринке.
– С ней такое часто случалось? – спросила Ксения.
– Один-два раза, – уточнила директриса.
– Недавно?
– Возможно, – сказала директриса, – но лучше вам будет уточнить у её одноклассников.
С этими словами она покинула класс.
– Как вы узнали, что та девчонка – дочка бакалейщика? – почти с восхищением спросил Рауш, когда они остались вдвоем.
Ксения взяла в рот орех.
– Форма у тех двух пигалиц, словно только что из профессиональной чистки, – сказала она, – это дорого, а у девочки юбка в заплатках, джемпер с катышками и пахнет корицей, значит, она помогает отцу таскать ящики с приправами.
– Круто, – оценил Рауш.
Директриса вернулась минуты через две с крайне озабоченным лицом вместе с той самой девочкой, к которой приставали одноклассницы.
– Это Таня Козловская, – представила её директриса, – подруга Катерины, думаю, вам есть о чём поговорить.
– Значит, вы из милиции? – спросила девочка, садясь за парту. – Вы найдете того, кто это сделал?
Пустых обещаний она никогда не давала.
– Мы очень постараемся, – сказала Ксения, – и может быть, от тебя многое зависит.
– Я расскажу, что знаю, – ответила Таня.
– Почему Катерина порвала с Антоном Сиджаном? – спросила Ксения.
– Не знаю точно, – сказала девочка. – Катя говорила мне, что он слишком форсуется, крутого из себя строит, а на самом деле живет только на деньги родителей, ей не нравились такие, она сказала, что ошиблась, заводя с ним роман.
– У них когда-нибудь был секс? – задала следующий вопрос Ксения. – Роман и интим это разные вещи.
Девочка пожала плечами.
– Я не знаю, может быть, разве это запрещено? Им уже есть шестнадцать, – она резко замолчала, – то есть ей было семнадцать.
– Это правда, что они поссорились? Таня кивнула:
– Да, но ничего существенного, обычный конфликт. Ксения прищурилась.
– Он назвал её, – девушка посмотрела в свой блокнот, – грязной потаскухой.
Таня вздохнула.
– Это же парни, у них это обычное.
– Но в прошлый раз ты сказала, что она ночевала у него, – возразил Рауш.
– Я так думала, – сказала Таня, – где же ещё она могла ночевать, если не у родителей.
– Но они расстались за неделю до дня школы, – напомнила Ксения, – с чего бы ей ехать к нему?
Девочка надула губы.
– Он весь вечер флиртовал с ней, – сказала она, – они много танцевали, даже на брудершафт пили, вот я и подумала, что у них снова завертелось, такое ведь часто бывает, и потом, она мне не говорила про то, что у неё кто-то другой есть.
– Тогда почему Сиджан обозвал её потаскухой? – спросила Ксения.
Таня замотала головой.
– Понятия не имею, я же говорю, что у парней это бывает.
Ксения усмехнулась.
– Бывает, – согласилась девушка, – значит, в тот день, когда она пропала, вы просто попрощались, и она ушла с вечера, так?
Девочка отстраненно кивнула.
– Тебе не показалось, что она куда-то торопилась, – спросила Ксения, – может быть, её кто-то ждал?
– Нет, – решительно ответила Таня, – ничего такого.
– А девочки, Даша и Соня? – продолжала допытываться Ксения. – Они были с вами?
Таня нервно закивала головой:
– Конечно, мы же всё время вместе, если бы они были здесь, они бы подтвердили мои слова.
Рауш цинично хмыкнул.
– Но их здесь нет, – заметил оперативник, – может быть, они бы сказали другое. Может быть, они бы сказали, что она ушла вместе с Сиджаном. Может быть, он предложил ей поехать за город, в пансионат, может быть, они стали его шантажировать. Богатенький мальчик и всякое такое.
Таня резко замотала головой.
– Нет, – воскликнула она, – я видела Антона весь вечер! Он никуда не уходил. Обжимался с той, которая меня на лестнице толкнула, с Леркой.
Последняя фраза была произнесена с явным отвращением, но отвращением больше к Лере, чем к Антону. Ксения это отметила.
– Хорошо, ты можешь идти, – сказала девушка, поворачиваясь к сидящей с каменным лицом директрисе. С неё бы портреты писать, с таким спокойствием она сидит. – Я хочу поговорить с другими, кто был на вечеринке, у вас есть такой список? – спросила Ксения директрису.
Женщина, кивнув, встала и направилась к двери, увлекая за собой Татьяну.
– Вопрос, – окликнула её Ксения, – кто финансирует лицей? Он ведь частный, а вы только директриса.
Аваловой достался еще один презрительный взгляд.
– Я обязана отвечать на этот вопрос? – спросила директриса.
– Придется, – ровным голосом сказала Ксения. Директриса нервно поморщилась.
– Школа стоит на балансе холдинга «Farmacare», хозяином которого является бизнесмен Александр Верховский, – сказала директриса, – думаю, что узнать, кто это, вы сможете и без моей помощи, – крайне невежливо добавила она, покидая кабинет.
Возвращаясь из офиса охранного агентства «Strela» в контору, Наташа старательно обдумывала то, что ей удалось узнать. К сожалению, не так уж и много. Если верить Добровольскому, то она знала имена следующих жертв «Лиги честности», если, конечно, те бизнесмены откажутся вступить в неё. Однако никакого мало-мальски удобоваримого разъяснения по поводу убийства Левицкого она не получила. Да и какой-то значимой информации по поводу самой «лиги» она тоже не имела, ну кроме того, что они все редкостные сволочи. Ей был нужен мотив. Чем так был опасен Левицкий для господ из «лиги», что они пошли на убийство? Её как-то не убеждала вся эта политическая катавасия. Из своего опыта она знала, что есть много разных способов заставить человека передать тебе дело. Неважно, что это, бизнес или идея. Убийство есть убийство. На него идут в крайнем случае. Тем более что такие люди, как Адашев и Тополевич, обычно очень осторожны и лишний раз не подставляются.
Наташа недовольно надула щеки. Нужно съездить ещё раз на место преступления, решила она. Возможно, надо начать оттуда. Ведь зачем-то он туда приезжал.
Девушка вздохнула.
Да, безусловно, причина была, и он выходил из машины, теперь я это знаю точно, потому что на его обуви обнаружили следы грязи из двора того дома. Вряд ли он просто вышел подышать воздухом. Но вот зачем он туда приезжал, а главное, почему его застрелили именно там? Ведь обычно засаду делают возле мест, которые жертва обычно посещает. Дом или работа.
Девушка улыбнулась своему отражению в зеркале заднего вида. Значит, у него был какой-то объект, который он часто посещал.
Кивнув своим мыслям, Наташа развернула машину и поехала в сторону Борисфена.
Найти того околоточного, что выезжал на труп Левицкого, не составило особого труда. Фамилия его была Соболь, звали Алексей. Наташа достаточно доходчиво ему объяснила, зачем хочет посмотреть место убийства, и через двадцать минут после того, как она приехала в участок, они вдвоем оказались возле нужного ей дома. Наташа знала, что осматривать место происшествия после того, как там до тебя побывала толпа разного народу, вне всякого сомнения, трудно, ну а если при этом ещё и льет, как из ведра, начинаешь осознавать, что жизнь прожита не зря. Она столько потратила времени, чтобы сюда добраться, чтобы понять, что ничего она здесь не найдет. Если тут что и было интересного, то, конечно, сейчас начисто смыто дождём, который, как назло, пошел именно тогда, когда идти не должен. Люто посмотрев через ветровое стекло на черное небо, Покровская вздохнула: хочешь, не хочешь, а осмотр делать всё равно придётся, иначе перед околоточным будешь выглядеть полной дурой. Накинув на голову капюшон, Наташа выбралась из машины и огляделась. Место, где застрелили депутата, представляло собой огромный квадрат, со всех сторон окруженный трехэтажными домами. Выходами из квадрата служили две арки. Одна оставалась позади (через неё, собственно, они сюда и заехали), а другая, чуть налево впереди, была завалена каким-то строительным мусором. Следовательно, киллер заранее ждал свою жертву. А значит, знал, что Левицкий сюда поедет. Это умозаключение складывалось из простой логики. Если предположить, что киллер не знал, что Левицкий поедет сюда, тогда он должен был отследить его. Но сделать это он не мог по той простой причине, что Левицкого зарезали. То есть киллер должен был ещё развернуться и перекрыть депутату движение, перед тем как достать нож. Тогда куда как проще устроить засаду. Но он должен был знать, что Левицкий сюда поедет. Возникает только один вопрос, зачем депутату понадобилось сюда ехать?
– К кому он приезжал, так и не установили? – спросила Покровская, на ветру не слыша собственного голоса.
– Нет, – покачал головой Соболь, – жильцы клянутся, что видели похожую машину два или три раза, но особо не вникали. Сами понимаете, меньше знаешь, крепче спишь. Плюс ещё здесь, – околоточный махнул рукой в сторону одного из домов – половина квартир закрыта. Кто в столице живет, кто здесь, но сейчас на дачах, поэтому с поквартирным обходом было туго.
– А сам как думаешь? – спросила девушка.
– Да море вариантов, – сказал он, – может быть, родственница какая-нибудь живет или с девушкой развлекаться приехал. Здесь, кстати, квартиры под подобные утехи часто сдают.