Андрей Волков
Covert nevtherworld. Бесконечность I. Катастрофы разума
– Всё та же причина, – улыбнулась Ксения, – не хочу, чтобы страдали невинные.
Её ответы никогда невозможно было понять однобоко. В них всегда был скрытый смысл. Но всё, что она говорила, удивительным образом сходилось с его собственными мыслями. Возможно, она и была послана ему, чтобы ей рассказать правду. Не ради себя, ради Анастасии. Её спасти.
– Извольте, – произнес он в слух, – вы правы, когда говорите, что страсть приводит к страшным вещам. Но ни одна страсть так не околдовывает человека, как любовь. И, наверное, худший способ – это постоянно думать о человеке, мечтать о нем и понимать, что он никогда не будет твоим. Впрочем, всякое препятствие любви только усиливает её. После той истории в Женеве я вернулся домой, и скажу вам честно, первое время не знал, как мне жить дальше. Анастасия стала для меня всем. Мне иногда казалось, что она смысл моего существования. Можете называть это наваждением, можете болезнью, но мне вдруг стало казаться, что если я добьюсь чего-то в жизни яркого, эффектного, то Анастасия поймет, как она была не права и вернется ко мне.
Он сделал паузу, отпил вина, но никакой ответной реплики не услышал. Ксения просто смотрела на него.
– Именно тогда на меня и вышел Адашев, – продолжал Верховский, – и знаете, он мне тогда очень толково всё объяснил. Я тогда понял, что страх, который поселился во мне, нужно уничтожать не любовью, не милосердием, а властью, и только власть и успешность откроют мне дорогу к тому, чтобы я смог вернуть любовь Анастасии. Любовь – это то, что забираешь силой, так я тогда думал. И у меня была в руках эта сила.
– Разработки вашего учителя, – нарушила свое молчание Ксения.
Верховский кивнул.
– Да, – печально сказал он, – я действительно знал о его разработках, он показывал их мне. Сперва это был научный интерес. Но потом я понял, какой уникальный инструмент власти можно сделать с помощью этого препарата. Власти не над человеком, а власти человека. Власти над собственным будущим. Создать совершенный мир. Мир без депрессии, без страха, мир удивительных грез, мир без диктата и запретов. Всю свою историю человечество зависело от кого-то или чего-то. Оно зависело от богов, которых само выдумало, от государства, которому почему-то решило отдать свою свободу. Знаете, человечеству всегда нравилось, что им управляют. Мне нет! И вот у меня в руках уникальный инструмент, который позволит человечеству совершить революцию в собственном сознании. Теперь человек будет определять свое будущее, а для этого нужно сделать человека счастливым, и тогда он сам себя сделает свободным, знаменитым, успешным. Счастье есть чувство свободы от боли. Нужно просто научить человека счастью.
Ксения вздохнула.
– Иными словами, внушить ему счастье, – сказала девушка, – а как же свобода выбора, чувство преодоления испытаний? По-моему, жизнь без испытаний это не жизнь, а лишь существование. Да и не может быть абсолютного счастья. Как же мы поймем, что есть счастье, если не узнаем несчастья?
– Я верил в совершенствование человека, – гордо сказал Верховский, – я считал, что могу дать человеку инструмент, благодаря которому он будет чище, выше, лучше, ну или близко к этому. Создавая препарат, я верил, что счастливый человек будет свободен от дурного поведения, от зависти, от тех поступков, которые он не хочет совершать.
Ксения не удержалась от улыбки.
– Это вы исходя из собственного опыта решили? – рассмеялась девушка.
– Вы же сами говорили об опыте, – парировал Верховский.
– Но ведь человек рожден для преодоления, – сказала Ксения, – вам не приходило в голову, что наше сознание так тонко откалибровано, что находится в хрупком балансе между счастьем и несчастьем, между добром и злом. Вторгаясь в этот баланс, вы лишаете человека сделать выбор самостоятельно и построить свой собственный мир в душе. Вы навязываете счастье, а это угнетение. Угнетение души во имя физических страстей.
Верховский хмыкнул.
– Удивительно, не знаю, почему мне с вами так интересно, Ксения Игоревна, – у вас странная способность предугадывать то, что человек хочет сказать.
Ксения глотнула вина.
– Хотите сказать, что вы тоже поняли это? – спросила она. – Не слишком ли поздно?
Верховский пожал плечами.
– Да, – сказал он, – такая кощунственная идея вспыхнула в моем сознании, а потом еще одна и ещё кощунственнее. Что, если кто-то аккумулирует идею счастья, монополизирует её для избранных и только им в будущем будет давать препарат? В конце концов, нас ведь слишком много, чтобы все были счастливыми.
Ксения широко улыбнулась.
– И ваша либертарианская идея всеобщего счастья рассыпалась в обычную диктатуру, – сказала девушка, – диктатуру для разума. То, что вы считали инструментом свободы, таким быть перестало и превратилось в оружие контроля над человеком. Благими намерениями вымощена дорога в ад. Банальное, но точное описание вашей ситуации. Не вы первый, не вы последний.
– Стандартная эволюция подобных вещей, – кивнул Верховский, – удивительно гадкое ощущение, что помогло создать первую в мире глобальную тираническую монополию.
– Но вы же умный человек, – сказала Ксения, – как же вы не поняли, что Адашев с вашей помощью хочет улучшить тот препарат, касательно которого вел расследование Чилуэлл? Не поверю, что вы не сопоставили эти факты.
Верховский развел руками.
– Клянусь вам, – сказал он, – я понятия не имел о делах Чилуэлла. Мы и знакомы-то толком не были. Правда, он хотел через меня выйти на моего учителя, но не успел.
– А потом к вам пришел Левицкий, – догадалась Ксения.
– Да, – кивнул Александр, – уж не знаю каким образом, но он выяснил, что я разработал греларозол. Пришел, устроил сцену, обвинял меня во всех смертных грехах. Вот от него-то я и узнал, чего именно касалось расследование Чилуэлла. Узнал и понял, что вернулся в ту же точку.
– И как всякий гений, поняв, что творите зло, решили уничтожить свое детище, – улыбнулась Ксения.
– Это так, – сказал Верховский, – мы решили до поры до времени скрыть наше сотрудничество с Андреем, чтобы в Организации ни о чем не догадались. Но у этих людей везде есть глаза и уши. Они распространяются словно радиация. Их не почувствуешь, но они уничтожат любого, кто встанет у них на пути. Именно тогда против меня и началась большая игра, по моему истощению.
– Извините за прямоту, – сказала Ксения, – а почему вас просто не убили?
Верховский засмеялся.
– Вы не понимаете, как действует Организация, их задача не уничтожить, а подчинить, унизить, растоптать твое достоинство. Организации не нужны трупы, им нужны рабы. Они умеют превращать человека в тряпку. Просто, через нужные связи, замораживаются активы компании, возбуждаются уголовные дела, покупается топ-менеджмент, который сливает информацию, не мне вам рассказывать, как это делается. Вот, а потом предлагается сотрудничество. Мне такое предложение сегодня как раз поступило.
– От кого? – спросила Ксения.
– Сегодня ко мне пришли от имени второго лица государства, – продолжил Верховский, – и сказали, что если я откажусь от участия в реализации проекта «Греларозол», то меня постигнет вышеописанная участь, и ещё сказали, что в случае неповиновения они докажут серьезность своих намерений на конкретном примере, который заставит меня подчиниться им.
– Жизнь Анастасии, – догадалась Ксения, – но как вы можете верить, что приходили из правительства? Они что, вам документы показывали?
– Ксения Игоревна, – мягко сказал Верховский, – не будьте наивны. Уж поверьте, я знаю, кто это был, только фамилию я вам не скажу, вы спать будете спокойнее.
Авалова мотнула головой. У людей с сильно развитым воображением, когда они сталкиваются с душевными терзаниями, рассудок становится настолько одурманен, что безумие одерживает верх над всем рациональным, а паника затмевает волю и храбрость, и даже если это временное помутнение, то, когда оно проходит, обычно бывает уже слишком поздно.
– Какой-то сюрреализм, – сказала девушка, – что же они от вас хотят?
Верховский покачал головой.
– Вы, наверное, в курсе, что поставки препарата прекратились, – сказал он, – дело в том, что мне удалось залезть в их базу данных и поменять некоторые значения в формуле, без знания которых производить препарат в массовом масштабе будет уже невозможно. Они хотят, чтобы препарат продолжал поступать на рынок.
– И вам предложили выбор, – кивнула Ксения, – жизнь Анастасии в обмен на формулу, так?
Верховский сделал гримасу согласия.
– Не совсем, – сказал он, – если бы просто жизнь, я бы мог найти пути, лазейки, отбить её у них, в конце концов. Нет, они хотят свести её с ума, заставить её жить в вечном кошмаре, от которого не проснуться, и чтобы я наблюдал этот кошмар.
Ксения задумалась.
– Значит, вот к чему все эти дневники и вызывания воспоминаний о прошлом, – предположила она.
– Совершенно верно, – сказал Верховский, – но кроме этого, они выставят её той убийцей, которую вы ищете, – убийцей Кати Кирсановой. Они доведут её до такого состояния, что она сама во всем признается, как будто бы она это сделала, а мне уготована роль вечно смотреть на её душевные страдания.
Его взгляд вдруг стал напряженным, почти безумным, будто бы его душа сейчас находилась на грани какого-то важного рубежа, где ошибка грозила бы полным помешательством. Ксения прочитала это в его глазах.
– Действительно оригинально, – улыбнулась девушка, – этакая ментальная пытка. Впрочем, видеть каждый день, как медленно угасает любимый человек, это, наверное, страшнее любой пытки.
Верховский кивнул.
– У этих людей много вариантов наказаний за нелояльность, – сказал он, – самое главное, что человек заперт и его уже не выпустят. Вам же сказали, что SIGMA это система – железная, отрегулированная, действующая подобно идеальной машине! И из неё нет возврата! Нет возврата!
– Но ведь любую систему можно обойти, – ответила Ксения, – или взломать! Нужно только знать код и обладать достаточной храбростью для этого.
Александр только хмыкнул.
– Я замечаю, что вы удивительно упрямы, Ксения Игоревна, – сказал он, – зачем вам всё это? Ведь вы уже не сможете ничего остановить!
Ксения флегматично пожала плечами.
– Может быть, но ничего другого мне не остается, и если вы действительно хотите спасти Анастасию, то настало время совершить действительный поступок. Решайте, вы со мной?
– А у меня есть выбор? – спросил Верховский. Ксения улыбнулась.
– Выбор есть всегда, – бросила она, – его надо только верно сделать, понимаете, в чём трудность?
Она сумела выжать из него ответную и действительно добродушную улыбку, которая ещё свидетельствовала о наличии человечности в нём. Большего она и не ждала. Ей нравилось изображать из себя фею. В конце концов, заботясь о других, мы находим частичку себя, а это не так уж плохо.
* * *
Наташа проснулась от яркого электрического света, ослепившего её так, как будто солнечный луч прошел в её оптический нерв через линзу. В голове было ощущение табуна взбесившихся мустангов.
Некоторое время пришлось потратить на осмысление того, каким образом она оказалась в просторной белой комнате, с металлическим прикроватным столиком необычного дизайна и зеленой шторкой возле кровати. Наташа приподнялась на подушках и осознала, что она в больнице, что сразу повлекло за собой другие, отнюдь не приятные воспоминания.
Когда голова пришла в нормальное состояние, девушка попыталась осмотреть себя. Зрелище оказалось весьма печальным. Обе руки её были замотаны повязками. Попытавшись коснуться пальцами щеки, девушка обнаружила, что там тоже красуется пластырь. Вообще, её левая сторона лица как будто онемела. Радовало только то, что кожа вроде, по ощущениям, была в порядке. Наташа с ужасом подумала, сколько понадобится коллагена, чтобы всё восстановить, как было.
Дверь в палату распахнулась и на пороге возникла Авалова.
– Смотри-ка, – сказала Ксения, – наша поджигательница очнулась.
– Удивительное рядом, – произнес вошедший за ней Рауш, – ей вкололи столько новокаина, что она должна была проспать дня два.
Ксения прошла вперед и села на край кровати.
– И как мы себя чувствуем? – спросила она с ироничной улыбкой.
– Как человек, пролетевший три лестничных пролета, – честно сообщила Наташа, с радостью осознав, что может говорить, хоть и с большим трудом. В левую щеку словно бы напихали ваты.
– Да, – усмехнулась Ксения, – судя по твоему состоянию, ты ещё хорошо отделалась. Что там у неё, Макс?
– Руки переломаны в трех местах, на ногах двадцать три пореза, – стал перечислять Рауш, – множественные ожоги и ссадины. Сильно защемлен лицевой нерв… в общем, не самое лучшее состояние.
Наташа рухнула головой на подушку и закрылась одеялом. Полный аут.
– Если ты собираешься вести себя так же в дальнейшем, – сказала Ксения, – советую прикупить пару сменных частей тела, они тебе понадобятся.
Наташа злобно выглянула из-за натянутого одеяла.
– Я в восторге от вашего сарказма, – пробурчала девушка, – можешь высечь его в граните.
Ксения фыркнула.
– Это она нам вместо благодарности, – сказала она Раушу, – никакой признательности.
– А мы ещё в ней участие приняли, – подхватил Макс притворно разочарованным тоном.
Наташа сделала недовольную физиономию.
– Я надеюсь, что вы достаточно повеселились, – сказала она, – и можете, наконец, сказать, что произошло?
– А ты разве не знаешь? – поинтересовалась Ксения. – Это мы вот хотим узнать, как же так получилось, что от дома Арсенюка, который, к слову сказать, был смазан всеми огнеупорными составами, остались одни головешки, даже бетон в подвале весь черный.
– Это же чем надо было жечь? – в пространство спросил Рауш.
Наташа тяжело вздохнула.
– Ну что вы на меня так смотрите? – жалобно спросила девушка. – Вы считаете, что я дом спалила?
Рауш усмехнулся.
– Честно признаться, – сказал он, – нам такая мысль не приходила…
– А вот Отдел внутренних расследований, – добавила Ксения, – уже интересовался, куда, собственно, пропала задержанная за хранение наркотиков Эльмира Сабурова и какие такие у тебя дела с Арсенюком. Ты в курсе, что на него уголовное дело завели?
– Уже? – спросила Наташа. – Интересно, когда успели. Да, эти люди концы зачищать умеют.
– Да, – кивнула Ксения, – теперь покойный председатель комитета по борьбе с коррупцией не просто сам злостный коррупционер, но ещё и наркоторговец, а ты его главная коррупционная связь, которая организовала его побег, сымитировав поджог дома, в результате которого пожар, естественно, уничтожил все улики.
– Да ты что! – воскликнула Наташа.
– Это Раушу всё рассказали приходившие по твою душу детективы из ОВР, – кивнула на оперативника Ксения, – это их основная версия.
Наташа сложила губы в мимике полного недоверия.
– Плевала я на их версии, – сказала она, – и потом, постойте, какой побег, а труп? Я же лично его видела.
– А никаких трупов там нет, – сообщил Макс, – ни Арсенюка, ни Соболя. То есть, то что от них осталось, может быть, там и есть, но отделить их пепел от остального пепла будет крайне затруднительно.
Наташа устало выдохнула.
– Называется концы в огонь, – сказала девушка, – нет, ну это хаос какой-то.
– Настоящий хаос в том, что мы не знаем их следующий шаг, – сказала Ксения, – ты хоть что-нибудь можешь вспомнить, что нам бы помогло?
Наташа фыркнула.
– Да всё я помню, мы вошли в дом, сразу нашли Арсенюка – я стащила с его шеи флешку, но убрать её не успела, потому что появилась Охотница. Она начала махать своей перчаткой, но Соболь меня оттолкнул. Он попытался в неё выстрелить, но тут, вы только не считайте меня сумасшедшей, его пули разлетелись в разные стороны.
Рауш и Авалова переглянулись.
– Чего!? – спросил Макс. – Это как такое может быть?
– А я откуда знаю? – воскликнула Наташа. – Соболь выпустил в неё всю обойму и даже не оцарапал. Пули как будто теннисной ракеткой отбило, а уж она Соболя по горлу…
– Кинжалом? – спросила Ксения.
Наташа замотала головой, выпивая стакан воды.
– Нет, – сказала она, – каким-то диском, что-то типа бумеранга. Потом принялась за меня, и точно бы прикончила, если бы я в подвал не свалилась. Наверное, она посчитала, что после таких падений не выживают, а когда я очнулась, там уже полыхало во всю. Я уже выбежала и… стоп!
– Ты что-то вспомнила? – с надеждой спросила Ксения.
– Бумажка, – осенило Наташу, – там на столике лежал свернутый лист бумаги. Я почему обратила внимание, его не было до того, как появилась Охотница.
– Ну и где он? – с нетерпением в голосе поинтересовалась Авалова. – Надеюсь, при тебе.
Покровская наморщила лоб.
– Стоп, стоп, – стала вспоминать девушка, – в кармане кителя, точно, в левом внутреннем. Я чисто рефлекторно сунула. Может, там и нет ничего.
Ксения сделала жест Раушу и тот вышел из палаты.
– В любом случае она заслуживает внимания, – сказала Авалова, – чем чёрт не шутит.
Наташа попыталась улыбнуться.
– Ну знаешь, после того, что ты мне рассказала, у нас с тобой два варианта, – произнесла девушка, – ты и я завтра в морге или ты и я сегодня в морге, какой предпочитаешь?
– Первый, – сухо улыбнулась Ксения.
– Почему? – спросила Наташа.
– У меня есть целые сутки, – сказала Ксения, – и потом, ты же главная поджигательница.
Наташа сардонически засмеялась.
– Не надейся, – сказала она, – я же расскажу, что ты знала о моих планах и всячески их поддерживала. Так что сухари будем вместе сушить.
Дверь в палату открылась. Вошел Рауш. Он держал в руках свернутый, сильно помятый и испачканный китель.
– Вы что, дали по голове гардеробщице? – спросила Ксения. – Как вас разрешили в палату это протащить?
Макс криво усмехнулся.
– Ловкость рук, – сказал он, – и шоколадка творят чудеса. Оперативник недолго покопался в подкладке и вытащил смятый белый листок. Бегло осмотрел его.
– Я вас разочарую, – весело сказал он, – тут ничего нет. Наташа тихо застонала. Ксения сокрушенно вздохнула.
– Ну да, это было бы слишком легко, – сказала она, – осталось только, чтобы имя преступника было.
– Постойте, – воскликнул Рауш, – здесь надпись!
Он подбежал к девушкам и продемонстрировал им листок. Действительно, на белой бумаге стали проявляться тонкие черные линии, которые образовались в четкую надпись.
«Nihil sine lumine»
– Это что, латынь? – спросил Рауш.
– Похоже, – сказала Наташа, – если я правильно перевела – «Ничто без света».
Только она это сказала, как буквы исчезли так же быстро, как и появились, а вместо них проступила черная пика, после чего бумага сама по себе вспыхнула, Рауш чудом успел бросить её на пол, где через секунду от неё остался только пепел.
– Что это за иллюзион? – пробормотал Рауш.
– Черная пика, – сказала Ксения, – знак СИГМЫ, если верить тому, что нам сказал Михал Потапыч.
Наташа закатила глаза.
– Да не было там никакой латыни, – сказала она, – там было написано кириллицей, я это точно помню.
Ксения пожевала губу.
– Не знаю, что там было, – проговорила она, – но значит, что-то, что стоит зашифровать таким образом.
– Или над нами просто издеваются, – буркнул Макс, – устроили светопреставление, как в ужастике.
Наташа помотала головой.
– Я точно помню, там что-то было написано, когда я взяла, – девушка закрыла глаза и стала представлять картину. Везде огонь, она подходит к столику, берет бумажку, разворачивает. Остальное как в тумане, только вдруг в памяти возникло несколько слов.
– Ну? – спросила Ксения. Наташа вздохнула.
– Не помню, – сказала она, – там что-то было про гостиницу, что-то про гражданский протест, что-то по какое-то оборудование, которое сложено в номере 456.
Рауш пожал плечами.
– По-моему набор слов, не более того. Авалова задумчиво закусила губу.
– Согласна, – сказала она, – это может быть всё, что угодно. Но если брать во внимание, на какой это бумаге написано, – Ксения призывно хлопнула в ладоши, – давайте подумаем. Они вывели на улицу людей, распространив информацию о препарате. Но протест не может быть ради протеста, у него должна быть какая-то конечная цель.
– Если предположить, что протесты направлены против правительства, продолжила Наташа, – то, чтобы они не выдохлись, надо сделать что-то, что привлечет к ним массовое внимание. Заставит всех говорить о них.
– Да, – кивнула Ксения, – и художник также сказал, что Охотница ударит один раз, но громко и не будет жалеть людей.
У Наташи расширились глаза.
– Стоп, – сказала она, – а ведь демонстрация собралась на площади, а на ней гостиница «Ориенталь». Я складываю два и два и…
Ксения прищурилась.
– Возможно, они предпримут что-то против демонстрации, – мрачно предположила девушка, – взрыв, стрельба. Скажем, чтобы кто-то из протестующих погиб от пуль правительственных сил. Прием известный, верно?
– Эскалировать политический кризис в вооруженные столкновения, в то время как в стране будет проводиться саммит? – предположила Наташа. – Но он же будет здесь, а не в Борисфене. Мне кажется, это будет уже не тот эффект.
Рауш бегло посмотрел на Ксению.
– Сказать ей? – спросил он. Авалова пожала плечами.
– Они перенесли заседание, – сказал Рауш, – учитывая, что Анастасия Урусова исчезла, это весьма логично.
Покровская задумчиво наморщила лоб.
– Я надеюсь, что новое место встречи не гостиница «Ориенталь»? – с мрачной иронией спросила девушка.
Ксения усмехнулась.
– Мы тебя очень не хотим травмировать, но именно там, – сказала она, – вероятно власти хотят показать, что контролируют ситуацию.
– Да, это действительно скверно, – вздохнула Наташа, – и всё же я не понимаю, какой смысл провоцировать вооруженные столкновения? «Лига честности» развалилась сама по себе, эти люди уже не могут прийти к власти, зачем им это? Без сильных лидеров власть с легкостью подавит любой бунт.
Авалова задумчиво почесала щеку.
– А может, это и нужно, – предположила она. – Верховский говорил, что ему из правительства поступило предложение продолжать разработку препарата, а это значит… послушайте, лист лучше всего спрятать в лесу, а госпереворот?
– Организовать фальшивый, – сказала Наташа. Макс фыркнул.
– Вы сейчас договоритесь до того, что правительство само это всё организовало, – недоверчиво сказал он.
Ксения покачала головой.
– Нет, не так, но кто-то, кто стоит очень высоко в иерархии государственных структур. Дальше я и думать боюсь.
– Человек, которого видела Кирсанова? – уточнил Рауш. – Это он на той записи?
Ксения кивнула.
– Возможно, – сказала она, – и убили её именно потому, что она его увидела. Увидела там того, кого никак не должно было там быть.
– Нет, – нервно засмеялась Наташа, – ну если всё так серьезно, нас точно посадят.
– Не беспокойся, – осклабилась Ксения, – тебя они просто убьют.
– Спасибо, утешила, – фыркнула Наташа, – ладно, что делать будем? Мы же не можем просто сидеть и смотреть на это.
Она сама от себя не ожидала такого азарта.
– Ты уже повоевала, – сказала Ксения, – будет с тебя, но я согласна, не можем, однако трудно встретить переломный момент и разрешить его мягко, если действовать мешает неопределенность, поэтому, когда приходит время, нужно пользоваться заблаговременными раздумьями.
– Согласна, – кивнула Наташа, – но мы даже не знаем, против чего идём. Здесь работает какая-то сила, намерения и шаги которой трудно просчитать, но они замышляют что-то страшное.
– Конференция открывается через четыре часа, – сказала Ксения, посмотрев на часы, – думаю, наша подруга будет уже в гостинице. Там мы её и возьмем.
– Но как мы доберемся до Борисфена за четыре часа? – спросил Рауш. – Разве что раздобудем где-то самолет?
Ксения широко улыбнулась.
– Именно, – сказала она, – думаю, что у нас есть человек, который очень хочет найти Анастасию Урусову и не упустит этого шанса.
Девушка ловко достала телефон.
– Александр Владимирович, – бодро проговорила Ксения в динамик, – вы не хотели бы принять участие в операции, требующей дополнительного оборудования? Жду вас через час.
Девушка убрала телефон в карман жилетки. Она уже собиралась прощаться, но в это самое время дверь вновь распахнулась и в палату вошел Мациевский. Явление третье и последние.
– Полгорода оббегал, – с порога сказал он, – в дежурке подсказали, где вас искать!
Ксения тяжело вздохнула.
– Что у тебя? – спросила девушка. Мациевский протянул ей карту памяти.
– Это с камеры Кирсановой, – сказал он, – ну, та SD-карта, которую ты стащила в казино. Мне из технического отдела передали. В общем, там есть одно любопытное видео. Это стоит посмотреть.
Оперативник вставил карту памяти в ноутбук. На экране замелькали кадры любительской видеозаписи. Картинку трясло, звук немного дребезжал.
А потом Ксения увидела, из-за чего погибла Кирсанова…
Некоторое время назад
Ночь в Кранцберге повсеместно вступила в свои права, и единственным источником света стало электричество. Последние звезды в это время уже практически исчезли с неба и только обитатели высоких элитных небоскребов могли их заметить с последних этажей. Зато звезды другого толка в это время собирались внутри зданий. Артисты, спортсмены, политики. Они разбредались по клубам, ресторанам и иногда театрам. Политики, как правило, предпочитали именно театры, стремясь показать свой высокий культурный уровень. Однако ещё и потому, что Президент предпочитала высокое искусство низкому.
Впрочем, была ещё одно место на окраине города, где любили собираться звезды, – старый бетонный завод, который ныне был превращен в модную тусовочную площадку, там проходили перфомансы, литературные вечера, показы модных коллекций из последних трендов. Это было на верхних уровнях, но мало кто знал, что в этом здании есть нижний уровень, и туда звезды приходили уже только под покровом ночи, скрываясь от чужих глаз. Это была вторая сторона их жизни. Непубличная, о которой никто не знал, но которая давала столько адреналина.
Катя Кирсанова знала об этой второй стороне. Бессчётное количество раз она видела, как на нижние этажи спускаются люди, которые днем вели себя совершенно иначе, чем ночью. Днем они говорили о всеобщем благоденствии, о патриотизме, семейных ценностях, а ночью приходили сюда. Приходили, чтобы найти себе здесь одно из юных и прекрасных созданий, которое будет ублажать их старческие кости.
Сама эта мысль вызывала у Кати глубокое отвращение, но омерзительнее всего было лицемерие, жившее в этих существах. Катя не понимала, как они не могут осознать, что глубоко ненавистны обычным гражданам. Неужели они считают, что на них никогда не падет кара за все их бесчисленные преступления, о которых Катя не знала, но была уверена в их существовании. Безгрешный человек не может заниматься тем, чем здесь занимаются они. Они виновны уже по определению, только за то, что посещают эту зловонную яму.
Так она думала, пока шла по длинному коридору десятого этажа. Она пришла сюда с единственной целью – уберечь своих подруг от той участи, которой уже подверглись множество девочек. Она понимала, что бесполезно идти в милицию или куда-то ещё. У этих людей везде связи. Она просто должна найти Соню и Дашу и объяснить им то, что она сама знает об этом месте.
Липкий страх окутывал девушку со всех сторон. Чем дольше она шла, тем явственнее становилось ощущение, что проклятый бармен отправил её в какое-то совсем далекое место от того, где разыгрывали лоты. Возможно, специально. Он с самого начала её работы здесь проявлял к ней антипатию. Пару раз она слышала от охраны, что на десятый этаж могут подниматься только особые гости и персонал, имеющий спецдопуск. Почему она сразу это не вспомнила? Нужно убираться отсюда, пока у неё не возникли проблемы.
Но было поздно. В кромешной тиши она услышала, как заработал приводной механизм. Девушка втянула себя в какой-то проем и как могла задержала дыхание.
Мимо неторопливо продефилировала компания из нескольких презентабельных возрастных мужчин. Они были одеты в дорогие костюмы и имели расслабленный вид, очевидно, поднялись сюда после игры, чтобы выпить в тиши кабинета. Один из троих особенно выделялся на фоне двух других из-за того, что был одет в оливковую военную форму, идеально подогнанную по его сухопарой фигуре.
Девушку словно что-то толкнуло, она нащупала в кармане телефон и включила камеру. Дождавшись, пока компания отойдет на достаточное расстояние, она неслышно двинулась за ними. До неё стали долетать обрывки разговора.
– Знаете, почему наш Президент так любит театр? – спросил Адашев. – Это, наверное, единственное место, где она сможет услышать аплодисменты в свою честь, дорогой Соколовский.
– Мне кажется, вы слишком строги к ней? – улыбнулся человек в военной форме.
– Отнюдь, – возразил кто-то, – замечу, что от неё там гораздо больше пользы, ведь то, чем она там занимается, это её ежедневная деятельность – просматривать протоколы заседания и изображать кипучую заинтересованность.
– Она беззуба, – согласился Соколовский, – но это только нам на руку. В то время, когда ситуация готова взорваться в любой момент, необходимы гораздо более жесткие законы, которые обеспечат нам целеустремленность и единство, Президент же тупо продолжает идти путем проб и ошибок, сосредоточиваясь на балансе. Путем, который лишь усугубит кризис.
– Поэтому мы здесь, – улыбнулся Адашев, – заварушка, которую мы планируем, даст прекрасный повод к централизации власти. Мы столько времени шли к цели, осталось подождать до конференции. В последние несколько дней возникли проблемы.
– Верховский одна из них? – спросил Арсенюк. – Вы несете ответственность за это?
– Мы все несем ответственность, – заметил Соколовский, – мы всегда полагали, что число жертв не превысит сотни, а такой трансформацию системы можно считать бескровной.
– Тогда у меня вопрос, можем ли мы доверять нашему другу из разведывательной службы, – многозначительно проговорил Арсенюк. – Я слышал, что вы пользуетесь благосклонностью администрации и даже оказываете некоторую поддержку.
Адашев заинтересованно повернулся к Соколовскому:
– Это правда?
Генерал обезоруживающе улыбнулся.
– Заверяю вас, это не то, что вы, быть может, вообразили, – сказал он. – Президент встречается со мной лишь для того, чтобы услышать моё мнение по определенным вопросам, но вряд ли ей нужна моя поддержка. Она не настолько беспомощна, как её рисует оппозиция в вашем лице.
– Что же она замышляет? – привизгнув, спросил седой полный мужчина с пышными усами. – Разве вы не в курсе этого?
– Полагаю, что она хочет добиться большей демократизации для регионов, – мягко произнес Соколовский. – По её мнению это привлечет большие инвестиции и будет положительно воспринято партнерами.
– Удивительная недальновидность, – заключил Адашев. – Это ещё раз подтверждает правильность наших действий. Впрочем, каждый из нас ещё может выйти из игры, если у него есть колебания.