– Мне кажется, зря едем, – заметил Мациевский, – заранее знаю все ответы. «Прилежная девочка, в школе училась хорошо, со шпаной не путалась.
Кристина покачала головой.
– Кто-то должен знать о том, с кем они общались, – сказала она, – ну или куда ходили.
– Но вряд ли они об этом предкам рассказывали, – возразил Мациевский, – если мужчина был взрослый.
– Родители родителям рознь, знаешь ли, – заметила Левонова, – они же могли рассказывать об интересном знакомстве или дополнительных занятиях. В любом случае, чтобы найти убийцу, надо составить портрет жертвы, а кто его лучше даст, как не родители.
– По тебе сразу видно, что ты из хорошей семьи, – усмехнулся Мациевский.
Лицо Кристины накрыла легкая тень, однако девушка тут же скинула её.
– Мы пришли, – сказала она, не вступая более в дискуссии, указав на одноэтажный домик из «вагонки», когда-то модной ещё в старое советское время.
Девушка вытянула вперед руку и постучала в щитовую дверь.
– Кто? – раздался жесткий женский голос. Кристина аж подскочила.
– Мы из милиции, – сказал Мациевский, – откройте, пожалуйста.
– Не заперто, – нелюбезно ответили из-за забора. Кристина толкнула дверь и обомлела – перед ней стояла женщина лет пятидесяти с автоматом Калашникова наперевес.
– А ну пошли вон отсюда! – закричала женщина. – И передайте своим хозяевам: убью каждого, кто переступит порог моего дома!
Дело принимает интересный оборот, решила Кристина. Стоявший рядом с ней Мациевский двинулся вперед, чтобы обезвредить развоевавшуюся даму, но Левонова жестом головы показала не двигаться. Такие проблемы нужно было решать миром.
– Успокойтесь, – сказала девушка, выставляя вперед руки, – нас никто не посылал.
– Знаю я вас, – прорычала женщина, – всё шатаетесь! Чего тебе надо-то? Дочь у меня отняли, еще что хотите забрать?
– Мы у вас ничего не хотим забрать, – ровно сказала Кристина, – мы расследуем убийство вашей дочери.
Женщина чуть опустила автомат.
– Спохватились, – воскликнула она, – раньше работать надо было! Теперь-то уж поздно, – она помолчала, – ладно, проходите.
Не опуская «Калашников», женщина впустила их в дом и, проведя в небольшую гостиную, жестом показала на потрепанный диван, из которого торчали ржавые пружины.
– Садитесь, – жестко бросила женщина.
Кристина осторожно присела на диван и гримасой показала сделать то же и Мациевскому, тот нехотя сел.
– Мы пришли… – начала Левонова.
– Руку покажи! – скомандовала женщина.
– Не поняла, – сказала Кристина.
– Чего непонятного, – рыкнула женщина, – покажи мне свою правую руку!
Кристина решила, что лучше не спорить и спокойно протянула руку. И тут же женщина, грубо схватив Левонову за запястье, вывернула его почти что в неестественное положение и резко задрала рукав блузона. Левонова вновь показала Мациевскому сидеть тихо.
Увидев голое запястье, женщина испуганно оттолкнула руку и заплакала.
– Прости меня, дуру этакую, – сказала она, – я же думала, что ты из этих…
– Из кого? – не поняла Кристина.
– Из этой шайки, которая мою дочь убила, – сообщила женщина.
Левонова и Мациевский переглянулись.
– Вы знаете, кто убил вашу дочь? – спросил Анатоль.
Женщина опустила автомат и села на покосившийся от времени деревянный стул.
– Знаю, – сказала она, – эта шайка, они называют себя организация «SIGMA».
– «SIGMA», – повторила название Кристина, – похоже на какую-то аббревиатуру.
Женщина фыркнула.
– Не знаю на что похоже, это бандиты и больше никто.
– А что их связывает с вашей дочерью? – спросила Кристина.
Женщина вздохнула.
– Я Дашу воспитывала одна. Она была такой беспроблемной девочкой. Училась всегда хорошо, всегда звонила, когда задерживалась у подруг, а вот недавно, гдето с месяц назад, её как будто подменили, злая стала, всё время грубит, а ночью к двери её подойдешь, плачет, а мне ни слова.
– Но вы предполагали, почему случилась такая перемена? – спросил Мациевский.
– Парень у неё появился какой-то, – сказала женщина, – ей каждую неделю курьер свежие цветы и конфеты привозил, а ещё подарки дорогие, это в нашу-то глушь.
– И кто он, она не говорила, – догадалась Кристина.
– Говорила, что одноклассник, – женщина махнула рукой, – да какое там, что я этих одноклассников не знаю, они так ухаживать не умеют. Это был взрослый мужчина.
Кристина пожала плечами.
– Многие девочки сейчас влюбляются во взрослых мужчин, – заметила она.
– Да я поначалу-то тоже не обращала внимания, – сказала женщина, – и там прилично всё было, а потом она всё ночью стала пропадать. Я её спрашиваю, где была. Она в крик, мол, не твое дело, а она сроду так себя не вела.
– И сколько её эта странность продолжалась? – спросила Кристина.
– Да недели две, – сказала женщина, – а вот один раз, прямо перед тем, как она пропала. Она ночью прибежала вся в слезах и умоляла меня, чтобы я никуда её не отпускала от себя. Что-то говорила про то, что её похитить хотят, в Швейцарию увезти, в какой-то сумасшедший дом.
– Клинику, – догадалась Кристина.
– Да, – кивнула женщина, – клинику, она очень спутано говорила, а потом в дверь постучали и на пороге девица стоит, лица не разглядеть, капюшон надвинут, а голос, как у приведения. И сказала мне, позови дочь. Я ни в какую, говорю, нет её.
– А она?
– Засмеялась, – сказала женщина, – оттолкнула меня и в комнату к Даше. О чём там говорили они, не знаю, только вышла моя дочка и как овечка за ней пошла. – Женщина тяжело вздохнула. – Я почему тебя попросила руку показать. У девицы у этой татуировка была: черная пика, ну как в картах, и надпись на латыни большими буквами «SIGMA». Я ж тебя за неё приняла.
– А ваша дочь ничего не упоминала про эту… организацию?
– Нет, – сказала женщина, – только когда уходила, посмотрела на меня… как будто в последний раз, и ушла.
Кирсанова общалась с какой-то девицей. У неё был взрослый мужчина, и Терехина общалась со взрослым мужчиной, и тоже фигурирует девица. Обе девушки сначала пропадают, затем их убивают и обе собирались ехать в Швейцарию. Клиника, подумала Кристина, это та клиника, о которой говорила ей Ольга Касаткина? Если да, то появляется зыбкая, но связь между убийством девушек, гибелью Левицкого и всей этой историей с препаратами. Если представить, что в клинике занимались чем-то нечистым, то известие о такой деятельности могло бы серьезно испортить жизнь Тополевичу, а на кону избирательная компания. В конце концов, людей и за меньшее убивали. Но чем таким занимались в клинике, что это было так опасно, при этом могло тщательно скрываться от местной полиции? Кристина знала Швейцарию и знала хорошо. Что же такого делает Тополевич, что это можно скрыть? Вопрос.
– Скажите, – произнесла она, – вы говорили, что это организация, а почему вы так решили?
Женщина вздохнула.
– Вы только не подумайте, что я боевиков насмотрелась, – сказала она, – я слышала, как эта девица Даше говорила «наша организация предательства не прощает», вот.
– «Наша организация предательства не прощает», – произнесла Кристина, действительно звучало, как в третьесортном детективе, – а к чему это было сказано?
Женщина только развела руками.
Выходила Кристина из этого дома ещё в большем недоумении, чем заходила в него. Получалось, что-то уж совсем невообразимое. Некая организация похитила трех школьниц, чтобы потом увести их в Швейцарию. У двух школьниц были романы с какими-то взрослыми мужчинами, а может быть, и одним и тем же мужчиной. Эти отношения они тщательно скрывали, и о них не знал никто, даже близкие друзья. Естественно, можно было бы предположить, что вся эта история с поездкой в Швейцарию – пустая бравада, а мужчины обычные альфонсы, вот только разводить этих девочек было не на что. У них не было денег или богатых родителей, на которых можно было бы влиять. Со слов Ксении, можно было понять, что в этом лицее, где они учились, были более подходящие кандидатуры. Нет, дело было не в деньгах. Три девочки, три бедные девочки. Их похитили именно потому, что они были бедные. Но зачем? И почему их нужно было убивать?
– Что думаешь? – спросила она у Мациевского.
Тот флегматично пожал плечами.
– Мне кажется, сочиняет всё эта дамочка, – сказал он, – упустила дочь, а теперь придумывает про похищения, тайные организации и прочую белиберду.
Кристина громко фыркнула.
– Скор ты на характеристики, – ехидно заметила она, – а про Швейцарию она тоже придумала специально? Знала, что вы нашли швейцарский адрес на квартире Кирсановой и сказала. И про взрослого мужчину тоже, да?
Мациевский всплеснул руками.
– Ну не знаю, это выглядело, как в дешевом детективе, обычно там такие сюжеты.
Левонова, демонстрируя полное отсутствие интереса к его словам, пожала плечами.
– Организация не организация, а эта интересная девица появляется у нас уже третий раз. Не находишь странным такое совпадение?
Мациевский осклабился.
– Но ведь ты даже не знаешь её примет, – сказал он, – к тому же второй раз она была в капюшоне. Может быть, это вообще старуха была, а может, мужик слащавый, откуда нам знать?
– Нет, – пробормотала Кристина, больше себе, чем Мациевскому, – слишком много для совпадения. Но ты прав, об этой девице мы не знаем ничего. Бомж её видел со спины, в квартире Захаровой она была в капюшоне. У подъезда Левицкого было темно. Или нам просто не везет, или она профессионально умеет скрываться.
– Суперкиллер-женщина похищает молодых девочек, а потом их убивает, – засмеялся Мациевский, – тянет на сенсацию.
Кристина дернула щекой.
– Не забывай, что и женщина может быть профессиональным убийцей, – сказала она, – таких случаев полно. К тому же женщинам всегда больше доверия, особенно у молоденькой девочки.
– Но похищать-то их зачем? – спросил Мациевский. – Не понимаю.
– Я тоже, – сказала Кристина, – но, тем не менее, их похитили и убили, и убила их эта девица.
Мациевский фыркнул.
– Да что ты привязалась к этой девице!? Ну, видели её пару раз. Жена Левицкого, судя по тому, что Покровская сказала, вообще могла наврать с три короба.
Кристина покачала головой.
– И всё-таки это она, – сказала девушка, – самосбывающееся пророчество, если хочешь знать. Осталось только её найти.
– Простенькая задачка, – фыркнул Мациевский.
– Нужно понять мотив, – бросила в пространство Кристина, – поймем зачем, узнаем кто.
Ювелир, имя которого упоминала Ольга Касаткина, жил в старинном приморском районе Кранцберга, что свидетельствовало о наличии денег. Жилье здесь стоило дорого, хотя, впрочем, как и везде в Кранцберге, кроме тех районов, где жили убитые девочки. Район, в который приехала Ксения, был другого рода. Отреставрированные маленькие домики, хорошие дороги, фонарные столбы с целыми лампами. Подъехав к дому, Авалова тут же насторожилась, поскольку на тротуаре стоял большой черный внедорожник. Он был припаркован так небрежно, что говорило – водитель не дружил с правилами дорожного движения, да и сам вид внедорожника был угрожающий. Человек творческой профессии на таком ездить бы не стал. Ксения на всякий случай сняла «браунинг» с предохранителя и прошла внутрь дома.
Прятаться здесь бессмысленно, – решила Ксения, – оставалось делать вид, что она просто неспешно прогуливается. На тренировках ей всегда советовали не соваться в драку, пока не выяснишь все возможности и оснащение противника. Правда, она с удивительным упрямством прислушивалась к этому совету довольно редко. Авалова остановилась перед тяжёлой металлической дверью и поднесла палец к дверному звонку, но тут же отдернула, услышав глухой стон.
Ксения потянулась за пояс, но вовремя остановилась. Можно, конечно, как в американских боевиках, разнести дверь в щепки, а можно просто воспользоваться отмычкой, обнаружив, что замок прост и без всяких фокусов. Всегда надо идти обыкновенными путями, заключила Ксения, все же хватаясь за пистолет.
В квартире тем временем шел допрос. Посреди небольшой гостиной, тускло освещенной ночником, стоял стул. Ювелир Гааз был привязан к нему толстой бечевкой, какой обычно заматывают коробки. Рядом стояла табуретка, на которой, растопырив ноги, сидел круглоголовый мордоворот в джинсах и кожаной куртке. В своих непропорционально огромных кулаках он держал дымящееся собственное, Гааза, устройство для огранки алмазов.
Допрос был детальный. Нет, боли от ожогов ювелир не чувствовал, уже не чувствовал, настолько у него было отбито всё тело.
Долго ли продолжался допрос?
Гаазу казалось, что всю его жизнь. Словно бы он так и родился, подвешенным за руки к батарее. И умрет, сплёвывая сгустки крови после каждой серии ударов под ребра и в голову и не в силах разлепить затекшие глаза. Только бы скорее.
О чём его спрашивали?
Спрашивали его одно и то же: «Где девчонка?» Добавляя при этом довольно грязные выражения, которых ювелир в жизни не слышал.
Когда Эльмира пришла к нему полгода назад и попросила о помощи, у него даже мысли не было отказать. К тому же просьба была вполне простой и невинной, и ювелиру даже в самом страшном сне не могло привидеться такое. Эльмира, конечно, предупреждала об опасности и о последствиях, которые Гааз навлечет на себя, помогая ей, но он не особенно верил в такие последствия. А они наступили…
Два удара – слева по почкам и справа в скулу – оповестили, что короткая передышка, данная ювелиру для размышлений, закончилась. Удары были не слишком сильными и прицельными – видать, и допрашивающие притомились. Оно и понятно, столько времени руками махать.
Один из допрашивающих присел на корточки и вгляделся в окровавленное лицо Гааза.
– В партизанов играем? – иронично осведомился он, держа в зубах остаток сигареты и выдыхая в лицо ювелира дым. – У нас точная информация, что вы, уважаемый, предоставили Эльмире Сабуровой место в церкви, в которую она увезла одну свою знакомую. Что это за церковь? Нам нужен только адрес.
Ювелир молчал. Он не тешил себя иллюзиями по поводу своего конца, поэтому не торопился выдавать местонахождение девочки. У нее, по крайней мере, будет шанс остаться в живых.
– Ну, чё, не колется дедуля-то, – промычал тот, что сидел на табуретке, с хрустом разминая пальцы, – может ломать серьёзно?
– Погоди, – второй сплюнул сигарету на пол, – послушай, дед, – вновь повернулся он к Гаазу, – мы ведь в бирюльки играть не будем с тобой. Адрес мы у кого-нибудь ещё узнаем. Добрых людей много. А тебя грохнем. Но, дед, ты не думай, что родня твоя хоронить тебя будет. Некому хоронить будет.
Гааз попытался вскочить на ноги, не обращая внимания на бечевку, но лысый бугай резким прямым ударом опрокинул скульптора назад, сорвав с носа очки.
– Вставать вредно для здоровья, – отметил второй бандит, – я последний раз взываю к вашему разуму и совестью перед родными, – он кивнул на лысого, – вот этот молодой человек сейчас возьмет в руки молоток и будет ломать по одному пальцу в минуту. Когда закончатся пальцы на руках, приступит к пальцам на ногах. Это больно, очень больно, – он достал из кармана новую сигарету и взял её в зубы, – я считаю до трёх: Раз, два…
– Три, – раздался женский голос, а затем грохнул выстрел.
Ксения стреляла практически на автоматизме, её вряд ли можно было обвинить в плохой реакции. Того бандита, что стоял над ювелиром, она свалила первым же выстрелом. Второй сначала несколько опешил, затем взял лежавшего на полу мужчину, очевидно, хозяина, и приставил к его горлу лазерный резак. Оригинально.
– Бросай ствол сучка, – рявкнул он, – я его порешу, мне терять нечего!!!
А то как же… – Ксения выстрелила второй раз. Лысый грохнулся на землю, погребя под собой табуретку. Девушка судорожно выдохнула, убирая пистолет в кобуру.
– Живы? – осведомилась Ксения, освобождая ювелира от бечевки. – Сами стоять можете?
Скульптор что-то промычал и остался сидеть на стуле.
Видно, что нет, поняла Ксения.
Девушка быстрым шагом направилась на кухню, обнаружила там бутылку питьевой воды и, вернувшись к обессилевшему старику, протянула её ему.
– Выпейте, – сказала Ксеня, – вам надо прийти в себя. Дрожащими губами Гааз отхлебнул воды и тяжело выдохнул.
– Кто вы? – спросил он. – Что вам всем надо?
– Весьма любезные слова благодарности, – заметила Авалова, показывая удостоверение, – Оперативно-розыскное бюро, мне необходимо задать вам несколько вопросов.
Ювелир кашлянул.
– Вы находите сие уместным? – простонал он. Ксения хмыкнула.
– Если это касается жизни человека, – заметила она.
– Но ведь мне больше ничего не угрожает, – сказал скульптор, – да и ничего важного я сказать не смогу. Наркоманы какие-то ввалились и стали требовать, чтобы я отдал им бриллианты.
Интересно, ювелиры по природе своей крутежники, мелькнуло у Ксении, даже в такой ситуации старается увильнуть. Хотя, в общем-то, он мне ничего не обязан рассказывать, только потому что у меня манеры вежливые и я не привязываю его к стулу.
– Значит, кто на вас напал, вы не знаете? – светским тоном осведомила девушка, – и предположений у вас нет?
– Да откуда? Я разве похож на того, кто с бандитами будет якшаться? – оскорбился Гааз. – Они влетели, как сумасшедшие. Стали крушить всё вокруг. Меня сразу лысый этот скрутил и в угол комнаты поволок. Я остальное плохо уже помню.
Странный народ, подумала Ксеня, необходимо обязательно всё утаивать и скрывать. Ох-ох-ох.
– Ну а почему они именно на вас напали? – спросила она. – Они знали, что вы ювелир?
В глазах Гааза загорелась искорка страха. Вероятно, он очень боялся сказать лишнее.
– Нет, что вы, – сказал он, – у меня же здесь даже мастерская не основная. Я здесь редко работаю, и бриллиантов тоже нет.
Ксения улыбнулась.
– Зато у вас есть связи, которые не зависят от вашего местоположения, так?
Старик побелел.
– Какие связи? – спросил ювелир. – Я ничего не знаю.
– В католической церкви, – пояснила Ксения, – благодаря которым вы вместе с Эльмирой Сабуровой спрятали одну девочку.
– Никого я не прятал, – зашипел ювелир, – вы не имеете права меня допрашивать. Я буду жаловаться.
Ксения хмыкнула.
– Жаловаться, это пожалуйста, сколько угодно, – сказала девушка, – только пока вы жалуетесь, с девочкой, о которой вы так печетесь, может случиться беда. Не думайте, что люди, которые теперь лежат на вашем полу, единственные, кого они послали. Их наниматели весьма настойчивы.
– Не знаю я никаких нанимателей, – бросил ювелир, – я человек сторонний, просто порекомендовал Эльмире церковь.
Ксения внимательно сдвинула брови.
– Так, а вот с этого момента подробнее, – попросила она.
Ювелир тяжело вздохнул.
– Я ничего не знаю толком, – начал говорить он.
– Эльмира обратилась ко мне полгода назад, её отец, мы с ним одноклассники, только вот он в бизнес подался, а я камни делаю. Эльмира сказала, что её родственница больна и что она не хочет помещать её в больницу, но нуждается в надежной опеке.
– И вы посоветовали католический храм? – уточняющее спросила Ксения.
– Да, – кивнул Гааз, – это самое лучшее место. Там тихо, спокойно и подальше от ненужных глаз. А Эльмира просила именно такое место. Оно и понятно при таких делах.
– Каких делах? – спросила Ксения. – Вы же говорили, что не вникали?
Ювелир устало и натянуто усмехнулся.
– Вникал, не вникал, – пробормотал он, – вы же видели этих отморозков, ясное дело, наркотики, что, я не понимаю, что ли. У молодежи с этим модно, а в церкви, уж поверьте, от этого избавят.
Да, иногда даже вслепую угадать можно, усмехнулась про себя Ксения. Удивительно.
– Адрес церкви? – четко спросила девушка.
– Это не здесь, – сказал Гааз, – за городом. Километрах в сорока от Кранцберга. Церковь святого Бенедикта. Спросите преподобного отца Павла, скажите, что от меня.
С улицы послышался вой сирен. Ксения осторожно выглянула в окно. Подъехала «Скорая» и две милицейские машины. Очевидно, соседи услышали выстрелы и переполошились.
– Это милиция, – сказала Ксения, – они запишут ваши показания и отвезут вас в больницу.
Ответа она не успела дождаться. В квартиру ввалились двое постовых с автоматами.
– Вы кто!? – спросил один из них. – Документы.
Ксения продемонстрировала удостоверение.
– Инспектор Авалова, – представилась она, – ОРБ. Милиционер внимательно рассмотрел удостоверение.
– Извините, товарищ майор, – сказал он, – что здесь произошло? Нас соседи вызвали.
Ксения двинула носом.
– Бандитское нападение, – сказала она, – я приехала сюда, чтобы со свидетелем поговорить, но на него пытались напасть. Пришлось применить оружие.
– Ясно, – сказал милиционер, – вы должны будете остаться для дачи показаний.
Ксения вздохнула.
– Сержант, давайте позже, – попросила она, – времени нет совершенно. Вот мой телефон, скажите куда подъехать, я подъеду.
Милиционер взял в руки визитку.
– Хорошо, езжайте, – сказал он.
– Благодарю, – кивнула Ксения и развернулась к ювелиру: – Всё будет хорошо. – Девушка послала ободряющую улыбку и быстрым шагом вышла из квартиры, распугав по пути уже столпившихся зевак.
Анастасия была рада, что в это непростое для неё время Шурочка оказалась рядом с ней. Когда она оставалась одна, ей становилось жутко и страшно, как будто кто-то посадил её в каменный колодец и закрыл крышку люка. Нет, она всегда считала себя человеком вполне уравновешенным и даже немного материалистичным, не верила ни в какие гадания, призраков и прочую ерунду. Но то, что с ней происходило в последнее время, не укладывалось в общие рамки её поведения, и дело было не только в записях из дневника. Ей всё чаще и чаще казалось, что её преследует какая-то тень. Она незримо присутствовала в её жизни, заставляла истончаться. Анастасии казалось, что она слышит голос этой тени и даже видит её иногда.
– А что тебе советует Эльмира? – спокойный голос Шурочки показался Анастасии криком. Он отвлек её от одурманивающих мыслей. – Ты ведь рассказывала ей…
– Смешной совет дала, – сказала Анастасия, – влюбиться.
– А почему смешной? – осведомилась Шурочка. – Вполне нормальный совет. Только он не для тебя. Угадала?
– Попробовала уже один раз, – огрызнулась Анастасия, – хватит.
Шурочка громко засмеялась, так что Анастасию даже испугал этот смех.
– Знаешь ли, кроме Верховского есть ещё мужчины, – заметила подруга, – я не знаю, правда, есть ли они в твоём кругу, но, по-моему, самое время этим заняться.
Анастасия промолчала. Она привыкла к фривольной манере Саши рассуждать о мужчинах, обычно даже подтрунивала над ней, но сейчас это её раздражало, и это тоже было чем-то новым в её поведении, она раньше никогда не раздражалась на людей.
– Нет, – сказала Анастасия, – меня это не утешит. Закутаться в сильные объятья, отдаться ему. Отдаться это значит доверять. Ни одному мужчине я не смогу доверять после всего того, что произошло тогда. Да, я знаю, что это прозвучит глупо, но это так, давай лучше выпьем. Она встала с кресла и прошла в дальний угол комнаты, где стоял буфет, в котором обычно было несколько бутылок вина для личного пользования. В чернильной тени шкафа возле зеленеющего стекла бутылок лежал маленький предмет, завернутый в платок. Анастасия испуганно охнула и отпрыгнула от шкафа, врезавшись в Шурочку, держащую в руках бокалы. Шурочка от неожиданности разжала пальцы, и бокалы упали, рассыпавшись в стеклянный бисер.
– Ты чего? – напустилась подруга на Анастасию. Та ткнула пальцем на лежащий предмет.
Шурочка, вконец взбешенная этими сюрпризами, ринулась к шкафу и резко сорвала платок, а затем вскрикнула громче, чем Анастасия. Из её рук выпал маленький трехгранный нож.
В следующую секунду у Анастасии похолодело внутри. Посмотрев на Шурочку, она увидела, что рука подруги залита кровью, кровью было залито и лезвие ножа.
– Это не моя кровь, – прошептала Шурочка.
Она стала торопливо стирать кровь со своих рук платком, а затем отшвырнула его.
– Что это? – спросила Анастасия. – Откуда он у тебя?
– Что откуда? – не поняла Шурочка.
– Нож – трясясь, сказала Анастасия, – это тот нож, которым убили ту девушку в моем подвале.
– Каким ножом, – сказала Шурочка, – ты в своем уме?
– Объясняю, девушку, которую убили в моем подвале, – Анастасия сорвалась на крик, – теперь ясно?!
– Да ясно, ясно, – сказала Шурочка, – ты что кричишь?
Но Анастасия не слушала.
– Обещаю тебе, – зашипела она, – я узнаю, кто это делает. И тогда он мне заплатит за всё. А вы, вы от меня скрываете правду. Всегда всё скрываете, потому что завидуете. А я умнее и талантливее вас всех. А вы задумали меня убить, погубить, испепелить. Это всё ваши грязные штучки.
– Анастасия, что с тобой? – закричала Шурочка, и звук ее голоса, наконец, привлек Урусову.
– Я же тебе говорила! – глухим голосом просипела она.
– Нет! – выкрикнула Шурочка. – Нет. Что с тобой на самом деле?
Анастасия вздрогнула. С неё как будто спали чары – девушка провела рукой по холодному лбу.
– Скажи, что это не я, – прошептала Анастасия.
– Что не ты? – не поняла Шурочка. Анастасия, не мигая, смотрела мимо подруги.
– Что не я всех убиваю.
Надо было что-то сказать, но у Шурочки не было ни слов, ни мыслей. Может быть, если бы Анастасия посмотрела на нее, было бы легче придумать что-нибудь нужное, достойное или хотя бы утешительное, но подруга смотрела в сторону. А потом вдруг заплакала.
– Так, – резко сказала Шурочка, – перестань реветь. Откуда ты знаешь, что это тот нож? Ты этого не знаешь. Ты никого не убивала. Посмотри мне в глаза! Никого! Тебя просто хотят вывести из себя. На это не надо обращать внимания.
– А нож? – слабо отозвалась Анастасия. – Как же нож?
Шурочка кивнула.
– Ни ты, ни Александр, никто из нас здесь не причём, – веско сказала она, – я просто выкину его и всё. Его здесь не было. Не было и всё.
Шурочка резкими и рваными движениями собрала лежащие на полу предметы, платок и нож в сумку. Ничего из этого больше не должно было их касаться. Хватит игр.
Кристина с удовольствием ударила бы по компьютеру и желательно так сильно, чтобы тот раскололся, а вся его начинка вывалилась бы наружу. Но, во-первых, подобное проявление чувств девушке с её манерами не пристало, а во-вторых, занудливый голос рассудка твердил, что, скорее всего, она разобьет руку, а не монитор, и при этом не спасет положение. Она столько времени потратила на то, чтобы найти хоть какую-нибудь информацию о злополучной татуировке, единственной отличительной черте их таинственной девицы, и не нашла ничего, что могло бы ей помочь. Мациевский мог быть прав в своих словах о том, что мать убитой Терехиной всё напридумывала. Да, он мог быть прав в своих словах, однако какоето шестое чувство её аналитического ума твердило Кристине, что это не так, что женщина рассказала то, что она действительно видела.
Левонова ещё раз задала в поисковую базу аналитической электронной системы распознавания все данные о таинственном символе. Анализатору потребовалась минута, чтобы вначале высветить перед девушкой такое количество сравнительных схем, что у неё зарябило в глазах, а затем деловито сообщить, что данный рисунок не принадлежит ни к одной известной преступной группировке или цивилизационной культуре и, вероятно, сделан самостоятельно, по персональному заказу неизвестным мастером. Вслед за этим программа бодро и незатейливо посоветовала девушке задать нормальное условие для поиска.
– Вот ещё! – возмутилась Кристина, нелюбезно глянув в монитор, задумавшись, понимают ли компьютеры подобные взгляды.
Ладно, вздохнула девушка, она знала, кто может определить.
Кристина всегда знала, что если традиционные методы не срабатывают, то нужно пользоваться слухами и сплетнями биндюжников и торговцев, и тогда она шла и добывала их в самых экзотических местах. Одно такое место в этом городе Кристина знала.
Такси домчало девушку до одного из крошечных тупичков, которые примыкали к порту и всегда были забиты странного вида мужчинами крепкой наружности, среди толпы которых изящная и грациозная Кристина выглядела странно. Конечной целью её пути стал маленький деревянный сарай в форме какого-то многоугольника, выкрашенный неброской серой краской. Из стены торчала металлическая труба и сильно дымила. Обстановка внутри была соответствующая. Сильно накурено, сквозь дым можно было разглядеть несколько металлических столиков и стоящих за ними брутального вида мужчин в рабочих комбинезонах, чуть поодаль, растопырив ноги, стояли и бубнили что-то за кружкой пива матросы. Позади всех столиков расположилась барная стойка с иконостасом из разнообразных горячительных напитков. Кристина прошла к столику и села. Тут же подбежала официантка и стала тереть столешницу тряпкой.
– Что-то принести? – спросила она.
– Я к Михал Потапычу.
Официантка раздраженно зашипела.
– Мне с ним поговорить нужно, – пояснила Кристина.
– Что-то от него хочешь? – допытывалась девица.
– Ничего я от него не хочу, – улыбнулась Левонова, – личное дело.
Официантка подозрительно сверкнула глазами и отправилась в сторону подсобных помещений.
– Хозяин, вас тут спрашивают, – проворковала девица, открыв дверь в подсобку, – девица какая-то. Штучка столичная по виду.
Почти тут же в дверь высунулась крупная косматая голова, из-за которой её обладатель и заслужил своё прозвище. Увидев Кристину, эта голова раскололась пополам широкой улыбкой.
– Кристина Сергеевна, – пророкотал детина, – давно не виделись. Найди местечко. Сейчас буду.
Официантка следила за событиями и, увидев доброжелательную реакцию хозяина, мгновенно оказалась у столика гостьи.
– Стаканчик чего-то особого? – спросила она. Её манеры явно улучшились.
– Огненный лёд, – попросила Кристина.
Официантка только успела записать, как сразу ей пришлось потесниться, потому как могучий Михал Потапыч именно в это мгновение решил подсесть за столик Кристины.
– Ну что, моя помощь понадобилась? – весело спросил детина. – Небось по поводу убийств этих, а? Ну говори, что я могу сделать?
Кристина всегда удивлялась этой его редкой для нынешнего времени склонности помогать. Естественно, она не могла одобрять некой его тайной жизни, но понимала, что Михал Потапыч готов в любой момент отдать все за того, кто ему нравился, если потребуется, и жизнь.
– Мне нужно прояснить смысл одного символа, – сказала Кристина, – а его нет в архивах аналитической программы, и тем не менее я думаю, что он существует.
Михал Потапыч осклабился.
– Эти компьютеры интересуют только цифры, – сказал он, – а символы делаются со смыслом, даже если он злой. Итак?
Кристина взяла салфетку и карандаш и что-то им начертила. Пока она чертила, девица-официантка поднесла ей коктейль.
– Спасибо, – поблагодарила её Кристина и посмотрела на Михал Потапыча: – Я точно не знаю, но что-то в таком роде.
Михал Потапыч взял салфетку, и она утонула в его огромных ладонях.
– Ого, – только и сказал он, – а где ты видела этот символ?