Юлия Цыпленкова
Солнечный луч. Дорогой интриг
Это было стремительно и красиво. Двое мужчин, невыразимо прекрасных в своей мужественности и остервенении, метались по ристалищу, с яростным упорством скрещивая клинки. Наверное, они уже позабыли, что это были безобидные рапиры, потому что казалось, что сражаются они не на жизнь, а на смерть. Уступать не желал ни один, ни другой. Следом за ними метался их секундант, а вскоре подбежал и второй. И дружные вздохи зрителей показывали, что никто не остался равнодушным к тому, что творилось сейчас на ристалище.
Мне казалось, что я уже даже не дышу, опасаясь пропустить хоть одно движение. Рядом постукивал по перилам ладонью Его Величество. Спокойствие его всё больше змеилось трещинами, и в какой-то момент он вдруг закричал:
– Дренг, пожри тебя псы, не ведись! Не ведись, это финт! А, проклятье… – с досадой выдохнул король, и один из секундантов выкрикнул:
– Туше!
– А-а! – взвизгнула я и, запрыгав на месте, захлопала в ладоши. – Два против двух!
– Так держать, мой мальчик! – неожиданно раздался возглас герцогини, и я с удивлением обнаружила ее неподалеку от нас.
– Это не конец, – бросил государь. – Ликует лишь победитель.
И наши взгляды устремились на дуэлянтов, вновь скрестивших рапиры. Он был прав, потому что граф, раздосадованный пропущенным уколом, удвоил усилия. Теперь Гард вновь отбивался. В какой-то момент мне показалось, что он начал выдыхаться и путаться. А потом он и вовсе запнулся, отступая от Дренга, жавшего его, и полетел навзничь. И тут же в его грудь ткнулось острие рапиры королевского любимца.
– Туше!
– Проклятье! – выкрикнула мы одновременно с ее светлостью.
– Молодец, Олив! – воскликнул король, и ему достались два мрачных взгляда. Впрочем, Его Величеству не было дело до нашего с герцогиней молчаливого несогласия, и государь провозгласил: – Три против двух, Шанриз.
– Ликует лишь победитель, Ваше Величество, – вернула я ему его фразу.
Фьер вскочил на ноги, тряхнул волосами и вновь встал в стойку. Он криво ухмыльнулся и поманил к себе Дренга. Тот, ответив широкой улыбкой, не заставил просить себя дважды. Гард ударил по клинку графа и отскочил, так и не атаковав его. После снова поманил, и Дренг напал, но барон вновь отбил клинок и увернулся.
– Он решил загонять Дренга? – озадаченно спросил государь, наблюдая странные маневры Фьера.
Это непонятное действо продолжалось еще некоторое время, пока его сиятельство не растерял терпение и не кинулся на Гарда. Барон совершил пирует, и взбешенный беготней Дренг открылся…
– Туше! – тут же провозгласил секундант.
– Фьер, браво! – расхохоталась герцогиня.
– Три против трех, – констатировала я с широкой улыбкой.
– Еще два удара, – заметил король. – Поглядим, чем закончится поединок.
– Победой, разумеется, – ответила я.
– Скоро узнаем – чьей, – усмехнулся государь.
А поединок продолжался. Больше Фьер не играл, он вернулся к настоящей схватке, и дуэлянты сцепились. Бой был коротким, в этот раз удача вновь была на стороне барона, потому что теперь отступавший под натиском Гарда граф поспешил броситься в обоюдную атаку и сам налетел на рапиру его милости.
– Туше!
– Проклятье! – гаркнул разъяренный Дренг. Он в ярости отбросил рапиру и накрыл лицо ладонью. Вторую руку поднял, обозначив просьбу о передышке. Ему нужно было успокоиться.
– Уф, – выдохнула я и развернулась спиной к ристалищу. – Три против четырех.
Только сейчас я обнаружила, что в креслах никого не осталось. Все, кто находился в ложе, поднялись на ноги. Я встретилась взглядом с послом Саммена, он улыбнулся и учтиво склонил голову, приветствуя меня. Ответив ему, я поспешила отвернуться. После истории с герцогом Ришемом мне не хотелось давать ни малейшего повода для новых подозрений и разбирательств. С меня хватило уже пройденного.
Дуэлянтам вынесли воду. Отказываться не стал ни один, ни второй. Они даже обменялись неслышной нам шуткой, потому что оба рассмеялись, и Дренг хлопнул Гарда по плечу. Кажется, граф привел мысли в порядок и готов был продолжать. И как только лакей поспешил покинуть ристалище, дуэлянты встали в стойку.
Новая схватка едва не стала короткой. Мне даже подумалось, что Дренг не столько нуждался в передышке, сколько хотел расслабить противника, и ему это почти удалось. Успокоившийся Гард оказался не столь стремителен, как граф, и расплата едва не пришла уже через несколько минут, но барон каким-то чудом извернулся, и Дренг не достал его. Король тихо выругался, недовольный тем, что его фаворит упустил свой шанс сравнять счет.
Я покусывала губы, в напряжении наблюдая за противниками. Да что там! Не только в ложе зрители покинули свои места, на трибунах теперь тоже поднимались со скамеек, даже лакеи и стража, позабыв о своей службе, вытягивали шеи. Рокот голосов, еще недавно заполнявший воздух, вдруг смолк. Люди застыли в ожидании развязки, и были слышны лишь восклицания дуэлянтов, шорох их шагов да звон стали. Никто не ожидал такого жаркого боя. Никто не думал, что весельчак-мажордом способен выстоять против одного из первых фехтовальщиков королевского Двора. И даже если победителем окажется граф Дренг, барон Гард уже заслужил свою славу и стал главным открытием этого сезона.
– Боги, – охнула жена одного из сановников, уже плохо справлявшаяся с эмоциями.
Герцогиня покусывала костяшку указательного пальца, но не произносила ни звука. Барабанил пальцами по перилам Его Величество, а я и вовсе ощутила, как горлу подкатил ком. Уже не было сил смотреть на поединок, до того были взвинчены мои нервы. Увидев, как Дренг теснит Гарда, я не выдержала. Зажмурившись, я уткнулась лбом в плечо монарха, и он приобнял меня, вряд ли сам поняв, что делает.
– Осторожней! – воскликнул кто-то на трибунах, но к кому это относилось, понять с закрытыми глазами было невозможно.
– О Хэлл, – простонала я, комкая в кулаках ткань своего платья.
– Дренг, да что ты возишься?! – закричал государь.
– Фьер, не поддавайтесь! – воскликнула ее светлость.
Я вздрогнула и подняла голову. Бросив взгляд на ристалище, я увидела, как изящно и легко развернулся граф, ухватив Фьера одной рукой за плечи. Короткий миг, и острие рапиры ткнулось в живот Гарда…
– Туше! – воскликнул секундант.
Король хохотнул, повернул ко мне голову, сияя ухмылкой, и в это время…
– Туше! – выкрикнул второй секундант почти одновременно с первым.
Дренг полуобернулся, опустил взгляд вниз… Кончик рапиры барона был прижат к его боку. Фьер нанес свой удар из-за спины одновременно с графом, но тот в горячности не заметил этого сразу. Лицо королевского любимца вытянулось, зато губы моего фаворита растянула издевательская ухмылка.
– Победа! – заорала я и бросилась королю на шею. Слабо отдавая себе отчет, я жарко поцеловала его в щеку и развернулась к ристалищу. – Фьер! Фьер! Я вас обожаю! Фьер! Победа-а-а!!!
– Мой мальчик, вы – молодец! – выкрикнула герцогиня.
Гард развернулся лицом к ложе и склонился в поклоне. После поднял рапиру и обернулся к остальным зрителям. Отсалютовав им, он кивнул противнику, кусавшему с досады губы, и снова обернулся к королевской ложе, ожидая оглашения своей победы. Над ристалищем буря ликования поклонников его милости сменилась тишиной. Все взгляды устремились к ложе. Я тоже развернулась к королю, недоумевая, почему он молчит. Даже готовилась возмутиться, но…
Он смотрел на меня. Я вовсе не поняла того, что полнило взор государя. Это не было негодованием за то, что я только что кричала Гарду, или за то, что называла его по имени. И не был восторг или любование. И не досада за проигрыш своего любимца. Но, кажется, всё это вместе смешалось в лихорадочно горящих глазах монарха. Сглотнув, я отступила на шаг. Король протянул руку, накрыл ею мою талию, так удержав на месте, второй рукой оперся на деревянную стойку и навис надо мной. Продолжалось это молчаливое безумие всего несколько секунд, а после он оттолкнулся и выпустил меня из объятий.
– Гард, – хрипло бросил государь и, развернувшись, покинул ложу.
– Его милость барон Гард! – тут же провозгласил глашатай, и трибуны взорвались новыми ликующими выкриками.
Только я, позабыв о победе своего друга, прошла мимо высокопоставленных гостей королевской ложи, мимо своей госпожи, проводившей меня пристальным взглядом, и последовала за Его Величеством, спускавшимся вниз с задней стороны амфитеатра. Он обернулся, увидел меня и, дождавшись, подал руку. В молчании мы ступили на землю и направились прочь от человеческого ликования. Только верные гвардейцы последовали за своим господином.
– Коня, – велел монарх.
– Вы оставляете своих гостей? – спросила я.
– Это последняя часть состязаний на ристалище, – ответил он, глядя мимо меня. – Стихосложение будет проходить во дворце, поэтому мне здесь делать больше нечего. Гости могут добраться до резиденции без моего сопровождения.
Мы вновь замолчали. Я не понимала, стоит ли мне оставаться с ним рядом, или лучше сейчас откланяться и вернуться к фрейлинам ее светлости. Наверное, надо было сделать последнее, но я почему-то продолжала стоять рядом с государем, опасаясь заглядывать ему в глаза.
Вскоре к нам подвели Бурана. Его Величество забрался в седло, и я уже сделала шаг назад, думая, что он тронется с места, а я так и останусь стоять и глядеть ему вслед, но монарх протянул мне руку. Подняв на него взгляд, я увидела привычно изломленную в ироничном изумлении бровь, улыбнулась, ощутив, что он уже прежний, и вложила в раскрытую ладонь свою.
Когда я утвердилась на Буране, государь тронул поводья, и конь зашагал, послушный воле своего хозяина. Его Величество прижимал меня к себе одной рукой, а я терялась в собственных чувствах и продолжала хранить молчание, не зная, что сказать. Мы выехали на дорогу, ведущую к резиденции. Когда-то давно, кажется, лет сто-двести назад, мы мчались в свите герцогини по ней в галопе, стремясь нагнать государя, отбывавшего на охоту. Тогда я была всего лишь кандидаткой в фаворитки короля от партии ее светлости. А сейчас он сам вез меня с турнира, который устроил для меня и по моему требованию. Все-таки как невероятно и удивительно может всё меняться…
– Шанни, – заговорил монарх. Я посмотрела на него. Он некоторое время скользил взглядом по моему лицу, после отрицательно покачал головой: – Нет, ничего.
И вновь воцарилось это изматывающее и тяготящее молчание. Я глядела на дорогу и чувствовала, как рука Его Величества то сильней прижимает меня к нему, то расслабляется, и объятья опять превращаются в поддержку.
– Я вам угодил? – спросил монарх, когда до ворот резиденции осталось совсем немного. – Теперь-то вы можете ответить, главная часть турнира миновала. Состязание поэтов будет не столь увлекательным, особенно если учесть, что талантом слагать строфы обладают немногие. Разве что наш дорогой Райетт сможет позабавить всех своим детищем.
Я негромко рассмеялась и посмотрела на государя, и всякая веселость, рожденная только что его словами, истаяла.
– Да, Ваше Величество, – ответила я, опять глядя в сторону. – Турнир вышел примечательным. Было бы прекрасно, если подобное развлечение опять войдет в моду. – Все-таки вскинув на него взгляд, я продолжила: – Простите меня за то, что назвала барона по имени, это всё горячность чувств, пробужденных волнением и азартом.
– Я не сержусь, – сказал он и вдруг усмехнулся: – Удивительно, но к Гарду я вас и вправду больше не ревную. Более того, я приказал побольше разузнать о нем, и мне стало известно, что он женат, – я приоткрыла рот, наверное, и взгляд стал испуганным, потому что Его Величество со вздохом покачал головой: – Шанриз, не кидайтесь защищать барона, его неравный брак меня не смущает. Эта женщина живет в поместье его милости, а там он может делать что ему вздумается, разве что не нарушать законов моего королевства. Мои сыщики разузнали многое, поэтому мне известно, что женился барон по любви и что между супругами существует постоянная переписка. Гард часто отправляет жене и сыну подарки, а это означает, что они ему дороги. Заводить же интрижку с вами – это значит попасть под мое недовольство и гнев и потерять семью. Он бы не стал так рисковать. А еще я узнал вас, Шанриз. Вы не кокетка. Несмотря на то, что вы женщина, вы совершенно лишены всех этих девичьих фантазий. И этим вы зажгли Ришема, – едва отведя взгляд, я снова смотрела на короля. – Да-да, дорогой мой лучик, вы действительно смогли ослепить его светлость, не прилагая к этому никаких усилий. Ваша холодность, ваши издевки и бесконечное сопротивление пробудили в холодном расчетливом человеке чувства. Думаю, они доставили ему немало тяжелых минут в борьбе с собой. Впрочем, это Нибо Ришемский, а потому интриган в нем сильней романтика, а жажда выгоды преобладает над сердцем.
– В ту ночь, когда он пытался меня опоить, – кривовато усмехнулась я, – герцог лгал, что даже готов жениться… тайно. Клялся, что не бросит мой род и сможет поднять его с колен после моего падения.
– Лгал, – кивнул государь. – Насчет женитьбы лгал, по крайне мере до тех пор, пока моя сестра оставалась во дворце, он бы ни на ком не женился. Хотя… сомневаюсь, что женился бы и после. Дела его герцогства печальны, иначе бы он не затеял интригу с соблазнением моей тетушки. Она была его прямой дорогой в столицу и в мой дворец, не гостем, но постоянным жителем. Кроме того, и в женитьбе ему нужен выгодный союз, а от вашего рода пользы нет. Значит, содержанка и не больше. Что до того, что он смог бы поднять ваш род с колен, то это очень смелое заявление. Он никогда не имел большого влияния, и те, за кого он хлопотал, не получили бы свой пост, если бы я не признал их к этому годными. Впрочем, не исключаю, что с его умением пускать в глаза пыль и поворачивать что угодно выгодной стороной, возможно, он бы смог добиться каких-то милостей для рода Доло. Но… вашу измену, Шанриз, я бы не простил.
– А я представительница рода Доло, и значит, весь род…
– Верно, – кивнул государь. – Это был бы конец.
Мы вновь замолчали. Буран вошел в ворота резиденции, и король натянул поводья. Телохранители государя приблизились. И когда Его Величество спешился и помог мне спуститься на землю, он передал коня одному из гвардейцев. Однако к дворцу мы не пошли. Вместо этого пути государь выбрал другую дорогу. Я не спрашивала, куда мы идем, просто доверилась своему господину и повелителю. А когда показался хорошо знакомый мне пруд и старая беседка, в которой любила посидеть за чтением и где познакомилась с главным сердцеедом и интриганом королевского Двора, я с удивлением посмотрела на монарха.
– Шанриз, знаете ли вы, что ввели моду на книги? – он улыбнулся и пропустил меня в беседку. – Вы не замечали, что дамы теперь ходят на прогулку с книгой? Это стало непременным атрибутом. В общей библиотеке заметно опустели полки. Дамы выбирают скучные, но небольшие томики, чтобы их было удобно таскать за собой, и так прохаживаются по аллейкам парка. – Мои глаза расширились, и государь рассмеялся: – Да-да, Шанни, это так! Теперь считается изысканным, чтобы женщина была увлечена серьезным чтивом. Так что, можно сказать, малая часть ваших фантазий все-таки воплотилась в жизнь. Правда, не уверен, что наши дорогие дамы хотя бы открыли то, что они выгуливают.
– Я не о том мечтаю, Ваше Величество, – возразила я, но все-таки со смешком покачала головой. Этой новой моды я не замечала.
Присев на скамейку, я подняла взор на государя, стоявшего на входе в беседку. Он приблизился, присел передо мной, уперев одно колено в пол, и взял за руки.
– Я не могу дать вам того, о чем вы мечтаете, – сказал король, глядя мне в глаза. – Это подрыв устоев нашего общества, а я стою на их страже.
– Но, государь… – ощутив отчаяние, воскликнула я, однако монарх отрицательно покачал головой, так прервав меня, и продолжил сам:
– Ваши взгляды слишком революционны и не ко времени. Возможно, однажды появится нужда в том, чтобы приравнять права и возможности женщины к мужским правам, но это произойдет не в мое правление. Нужны предпосылки, общество должно быть морально готово к таким переменам, когда училища и университеты заполнят девицы. Когда женщина сможет открыть свою практику и лечить людей, или же совершать открытия и писать труды на научную тему. Возможно, однажды женщина встанет у штурвала корабля или поведет за собой войско в атаку, чего, признаться, я вовсе не представляю. Но пока время этих новшеств не пришло. Общество их не примет, а я не могу бросить всё королевство под ноги девушке, даже если я и глубоко… влюблен в нее. – Я охнула от этого признания, и государь продолжил: – Но я могу подарить ей всего себя без остатка, могу облагодетельствовать ее род, могу исполнять ее капризы и баловать мелочами, которые сочтут чудачеством, однако не ересью. Понимаете, Шанриз, что я хочу сказать?
Я промолчала. Мое смятение было столь велико, что я не могла найти сил, чтобы ответить Его Величеству. Меня полнили различные чувства: от возмущения и негодования до растерянности и затаенной радости. Устав ждать, когда я заговорю, король распрямился и потянул меня за собой. Легкий рывок, и вот я уже в его объятьях и смотрю в глаза, вновь наполненные тем пугающим и притягательным огнем, который уже видела на турнире.
– Что же ты молчишь? – с мукой спросил меня государь. – Неужто не видишь, как я пылаю? Ответь – да, и я сделаю всё, чтобы ты была счастлива.
– Не всё, – дрогнувшим голосом ответила я. – Вы откроете передо мной дверь покоев вашей фаворитки, будете ласковы и щедры, но я хотела не этого…
– Любовь короля – это для тебя слишком мало? Шанни, ты слышишь, что я говорю? Я люблю тебя! – воскликнул государь. Он порывисто отстранился и, отвернувшись, отошел, справляясь со своими чувствами.
Я смотрела ему в спину, нервно потирая руки, и меня раздирало на части. Мне до крика не хотелось терять его и нашего общения. Не хотелось видеть, как он снова будет с другой женщиной и станет со мной холоден. Но не хотелось и превращаться в очередную фаворитку короля, увлеченность которой может исчезнуть слишком быстро. Это было бы больно… А главное, я не желала расставаться со своими убеждениями. Слишком давно и глубоко они жили во мне. И что же теперь? Отмахнуться, переехать в покои Серпины Хальт и ревниво следить за тем, чтобы ему не привели кого-то, кто окажется привлекательней меня? Чем я смогу удержать его внимание?
И я пришла к прежнему выводу – только друг может не опасаться соревнования за сердце государя. Дружеские чувства не увядают, как страсть, не проходят, как любовь. Пусть сейчас король не готов говорить о переменах, но однажды всё может измениться. Как его друг, я смогу дождаться нужного момента, но доживу ли я до него в роли любовницы? И я пришла к согласию с собой.
Приблизившись к нему, я заговорила:
– Государь. – Он не повернулся. – Простите меня за то, что я скажу. Обещайте не гневаться, но я хочу быть искренна с вами так же, как и вы со мной.
– Говори, – немного хрипло отозвался король.
– Ваша любовь для меня не пустой звук, – я замолчала, не зная, как продолжить. Помучившись, я сама отвернулась от него, протяжно вздохнула и вновь заговорила: – Вы… вы дороги мне, государь. Мне дорого всё, что связано с вами. – Я услышала шорох за спиной и поняла, что монарх наконец повернулся. А еще спустя миг ощутила его руки на своих плечах, скидывать их я не стала. – Признаться, я уже не представляю своей жизни без наших с вами встреч, разговоров, писем… Я почитаю вас и…
– И?
– Я не могу определить своих чувств к вам, Ваше Величество, – с мукой призналась я.
– В тебе нет равнодушия, – сказал государь. – Я не слепой и не дурак, чтобы не увидеть твоего влечения. И твоей ревности.
Мне оставалось лишь кивнуть, подтверждая его слова. Всё это было так. Как бы я ни гнала от себя осознание, что влюблена в монарха, от этого уже было не убежать. Я была к нему неравнодушна. Однако…
– Я не могу ответить на ваши чувства, – сказала я и развернулась лицом к королю. – Мне страшно это говорить, Ваше Величество. Боги видят, как я трепещу от ужаса потерять ваше доверие и вашу дружбу…
– Дружбу? – с иронией переспросил государь. – Дружбу?! Я ни минуты не был тебе другом! – с неожиданной страстью воскликнул он. – Я пытался, правда. Все эти дни после того, как ты призналась, чего хочешь на самом деле, я пытался дать это. Но я не смогу стать Гардом. И сегодня я в этом окончательно убедился. Невозможно устоять перед искренностью твоих эмоций, перед этим фонтаном живительной энергии. Как невозможно не видеть твоей страсти и красоты. Я не смогу быть тебе другом, Шанриз, потому что вижу в тебе женщину, самую необычную женщину, какую я встречал когда-либо в жизни. И я снова спрашиваю тебя, готова ли ты ответить на мои чувства и принять меня, как своего мужчину? Иного нам не дано.
– Но я не хочу! – воскликнула я. – Не хочу становиться любовницей! Дружба крепче любви, государь, она…
– Ничто, – глухо отозвался король и отпустил меня. После отступил на шаг и отвел взгляд. Я не рискнула снова приблизиться и просто ждала, что он скажет дальше. Монарх молчал. Лицо его стало хмурым, и то, что он сейчас борется с собой, было заметно. Я чувствовала внутренний трепет, но что-либо исправлять уже было поздно. Я сказала, что хотела, и он услышал это. Наконец король повернул голову и посмотрел на меня. – Мы не можем быть друзьями, ваша милость, – заговорил Его Величество. – Я не смогу, это выше моих сил. И смотреть на вас, сгорая во внутреннем огне, тоже. Когда понимаешь, что есть надежда, выносить это проще. Ожидание мучительно, но оно не заставляет страдать. Отказ и осознание недосягаемости любимой женщины – это пытка. Я ее не желаю. С этой минуты мы не должны встречаться часто. Я не изгоняю вас, вы можете продолжить службу моей тетушке. Когда мои чувства притупятся, или когда я смогу обуздать их, мы сможем с вами вновь общаться, а до той минуты… – Глаза его вдруг сверкнули. – До той минуты не вздумайте оказаться рядом со мной, тем более наедине. Я не желаю напугать вас или причинить зла, но если мне будет слишком больно… – После этого медленно выдохнул, еще раз ожег меня взглядом и, бросив: – Прощайте, Шанриз, – покинул беседку и стремительно зашагал прочь.
– О Хэлл, – прошептала я и в бессилии опустилась на скамейку.
Крах иллюзий и грез оказался сокрушительным, но сильней было иное потрясение – король отказался от моего общества, от меня! Лишь мысль, что он дал надежду на возобновление того, чего сейчас лишил, не позволяло окончательно впасть в уныние. В конце концов, он сказал, что ему нужно остыть и собраться с мыслями, а после, быть может, мы сможем снова сблизиться, но уже иначе…
– Проклятье.
К горлу подкатил ком, и я сжала его ладонью. «Я люблю вас…». Мне было больно. Да, мне было больно! Я ведь тоже, оказывается, видела в нем совсем не друга. Я тронула губы кончиками пальцев, вспоминая тот поцелуй на берегу Братца, от которого у меня перехватило дыхание, и разрумянившееся лицо государя, показавшееся мне тогда красивым. Да что уж там, я видела его привлекательность, пусть и иную, чем смазливое лицо и статная фигура. В Ивере Стренхетте не было ни того, ни другого, но все-таки он был по-своему прекрасен, и я это разглядела. А еще были его разум, ироничность и умение увлечь беседой. Я не скучала ни разу, когда он был рядом… Уже не будет.
– Нет, – мотнув головой, произнесла я. – Нет-нет, нельзя об этом думать. Будет так, как должно быть. Хэлл не оставит меня. – Вытянув из беседки руку, я ощутила касание ветра и улыбнулась. Мой Покровитель был со мной. – Будет так, как должно быть, – повторила я и покинула беседку.
На состязании поэтов меня не было, я осталась в своих покоях с книгой, которую взяла в общей библиотеке. Это было не что-то ученое или историческое, я читала обычный дамский роман, и впервые он не вызывал у меня раздражения. Впрочем, быть может, я удачно выбрала книгу. На требование ее светлости явиться на окончание турнира я сказалась больной, и от меня отстали. Только дядюшка знал о нашем разговоре с королем.
– На всё ваша воля, дитя мое, я не стану вас ни к чему принуждать, – помолчав, сказал его сиятельство и похлопал меня по тыльной стороне ладони, лежавшей на подлокотнике кресла. – Будем верить в лучшее.
А после завершения турнира мне принесли записку, в которой было написано всего одно слово: «Благодарю». Подписи не было, но она и не требовалась. Руку короля я уже знала превосходно. Грустно усмехнувшись, я спрятала послание в шкатулку с корреспонденцией, где бережно хранила все его письма. После закрыла ее на ключ и вернулась к чтению.
Что до турнира, то его выиграл королевский фаворит. Граф Дренг, одержав три победы из четырех, получил приз – золотую наградную цепь с подвеской-короной и право выбрать прекрасную даму. Но так как он уже успел провозгласить меня еще днем, то передал это право другому участнику, сверкнувшему сегодня с небывалой яркостью – барону Гарду. Его милость назвал прекраснейшей свою госпожу, чем несказанно порадовал ее светлость.
А через три дня Двор отправился в столицу. Уже сидя в карете, я развернула письмо, переданное мне от графа Дренга. Там было стихотворение, которое он должен был прочитать на состязании, но читал иное, и это было к лучшему, потому что за строфами я увидела совсем другого человека. Написал ли его граф, или тот, чья тень мне померещилась, а его сиятельство только должен был продекламировать, а после передать право оглашения прекрасной дамы своему господину – мне неведомо, но в личности, заложенной в четверостишья, я не сомневалась. Как бы там ни было, граф решил, что послание должно дойти до адресата.
Что есть прекрасного на свете целом?
Сама земля, трава, иль легкость облаков?
Иль шорох ветра, аромат цветов?
Иль переливы бликов в снеге белом?
И в этом всём, и в трелях птичьих
Я нахожу ответ на свой вопрос.
Но прелесть есть и в яркости волос,
И в озорстве забав девичьих.
В улыбке, возносящей выше круч,
В лукавом блеске глаз и легкости движений,
И в яде горьком жалящих сомнений,
Что разгоняет яркий солнца луч.
Пою я песню деве юной, нежной,
Отраде глаз моих, отраве сладких грез.
Не подавай мне чаши, полной слез,
Но освети мой путь надеждой…
Конец первой книги…
