Юлия Цыпленкова
Солнечный луч. Дорогой интриг
Но сейчас королевское крыло пустовало, если не считать гвардейцев и прислугу. И потому в библиотеке я провела половину дня, подробно изучая книги с помощью библиотекаря – господина Бока. Милейший человек, который мог рассказать, кажется, о любой книге на свете. Наверное, я не столько выбирала себе новое чтиво, сколько слушала его вдохновенный монолог.
К достоинствам библиотекаря можно отнести и то, как он рассказывал о содержании книг. Господин Бок умело вел слушателя по неведомому миру, тонко чувствуя, о чем стоит рассказать, а где сохранить интригу, знал, как пробудить интерес и желание взять в руки заветный том и с жадностью проглотить его содержимое. Мне стоило лишь назвать любимых писателей, как библиотекарь, словно маг, распахнул передо мной врата в мир еще неизвестных мне авторов, которые, по заверениям любезного старика, должны были заставить меня открыть рот от восторга.
Теперь я с вожделением смотрела на стеллаж на втором этаже библиотеки, занимавший всю правую стену. И единственное, о чем я жалела, было то, что я не смогу закрыться в своих комнатах и прочитать всё это изобилие до того, как мы покинем резиденцию. До окончания лета оставалось совсем мало, а литературного лакомства слишком много, чтобы успеть охватить хотя бы треть из всего этого списка блюд для истинных гурманов. И ушла я в тот день в свои комнаты с увесистой стопкой книг, надеясь, что прочту их все за то время, пока не появится король и я не вернусь в придворную жизнь.
Впрочем, ее светлость не считала, что отъезд короля позволяет нам прекратить посещать ее гостиную, куда приходило всё больше гостей. И, конечно же, это было справедливо. Не для того она приложила столько стараний, чтобы потратить их впустую только потому, что монарх отбыл на малую охоту, далеко не в первый раз за лето. Только вот я надеялась, что герцогиня даст мне вольную, пока я не служу приманкой для короля. Однако теперь я превратилась в приманку для придворных, и они спешили заверить меня и мою покровительницу в своей дружбе.
Так что деваться мне было некуда, и потому я продолжала «украшать» собой вечера, а днем, не имея повода исчезнуть без своего наперсника, почти неотлучно находилась подле ее светлости, заманивая придворных побродить по тенистым аллейкам или же посидеть у фонтана и послушать трели герцогини. Хвала богам, в этом она обходилась своими силами, а мне лишь оставалось улыбаться и отвечать на обращенные ко мне вопросы. Так что мечта о чтении оставалась мечтой.
Лишь перед сном мне выпадало это счастье, и стопка книг, разумеется, оставалась нетронутой, если не считать ту единственную, которую я пока читала. В общем, если я по чему-то и скучала, так это по возможности проводить время так, как мне вздумается. Все-таки при государе мне давали большую свободу, чтобы я могла по первому желанию монарха оказаться рядом с ним и продолжить его очаровывать.
Но вот к вечеру третьего дня я вдруг загрустила. Сидела в гостиной герцогини, смотрела на привычный ход жизни и понимала, что мне чего-то не хватает. Например, обмена записками. Государь уже приучил меня к этим коротким посланиям, и не получая я их три дня кряду, я ощутила пустоту. Впрочем, это чувство пришло утром, когда я проснулась, и у моей постели уже в третий раз не появилась Тальма со своим подносом для корреспонденции. А когда мы резвились на лужайке неподалеку от королевских окон, они показались мне безжизненными, потому что никто не выглянул ни разу, как это обычно бывало в такие минуты.
Ну а вечером пришла и вовсе грусть. Я перевела взгляд на место подле себя, сейчас пустовавшее, и нахмурилась. Вскоре ко мне подсела одна из придворных дам, чтобы обсудить какую-то сплетню, и меня охватило раздражение. Вместо приятной и содержательной беседы мне предложили посплетничать!
– Глупость какая, – фыркнула я, когда, извинившись, вышла на балкон, чтобы подышать воздухом и привести мысли в порядок.
Мне было неуютно от этой неясной тоски по человеку, в котором я желала видеть лишь друга, только вот в отношении Гарда я испытывала иные чувства. Вот без него мне было скучно, но это ничуть не напоминало того, что вдруг проснулось во мне в отношении короля. Не скажу, что это было влюбленностью, но мне его не хватало!
Передернув плечами, я уселась на широкие каменные перила балкона и устремила взор в открытую настежь дверь, прикрытую лишь полупрозрачными занавесями. Я смотрела на людей, развлекавшихся в ней, и вспоминала прогулку по ночному лугу, лишенную всего этого налета лощеной лености и фальшивого блеска.
Протяжно вздохнув, я проворчала:
– Я просто устала от всей этой круговерти.
А еще через минуту я попыталась представить, чем в эту минуту занят наш сюзерен, и вновь передернула плечами, теперь от неприязни. Мне так ясно представилось, как он приобнимает за талию графиню Хальт, а может, смотрит на нее и говорит какие-то ласковые слова, а то и вовсе целует так же, как целовал меня. И это видение вернуло меня на балкон ее светлости, потому что тоску сменило раздражение, даже злость. И, фыркнув, я спрыгнула на выложенный мозаикой пол и тряхнула головой, преисполнившись боевого настроя. Теперь моя тоска казалась мне блажью, от которой я быстро избавилась. Это принесло облегчение.
– Ваша милость, – голос графини Энкетт привлек мое внимание.
Ее сиятельство заглянула на балкон и поманила меня к себе. Я послушно приблизилась, ожидая, что мне скажет графиня, но она схватила меня за руку и потянула обратно в гостиную. Наше короткое, но стремительное путешествие закончилось подле ее светлости.
– Где вы пропадаете? – чуть раздраженно спросила герцогиня, но причина ее раздражения вскрылась быстро. – Говорите же теперь, – потребовала она у графини Энкетт, – раз мы все в сборе. Что вас так возбудило?
Ее сиятельство кивнула, а затем, прижав ладони к груди, приглушенно произнесла:
– Привезли Ришема. Я толком не поняла, что случилось, но то ли был ранен на охоте, то ли у него началась лихорадка.
– А магистр Элькос? – с недоумением спросила я.
– Магистр вернулся еще вчера вечером, – ответила графиня. – Уж не знаю, почему государь отпустил его от себя, но о его возвращении никому не было известно. Я сама узнала от супруга. Граф Энкетт мне и рассказал о внезапной хвори герцога, и что его привезли в резиденцию, потому что вернулся маг.
– Всё это занимательно, конечно, – ответила ее светлость, – но в чем же причина вашего возбуждения, Айлид? Да еще и непременное желание позвать баронессу – поясните.
Я согласно кивнула. Мне тоже был непонятен лихорадочный блеск в глазах ее сиятельства, будто она знала нечто такое, от чего небо могло обрушиться на землю.
– А вот почему, – произнесла графиня и, выдержав паузу, закончила: – В бреду его светлость звал баронессу.
А после перевела торжествующий взгляд с герцогини на меня, словно вопрошая: «И каково вам это?». Ее светлость нахмурилась, я тоже. Что всё это значит, было совершенно непонятно, и чего ждать дальше – тоже. А еще мучила мысль, когда он начал бредить мною? Если при короле, то как тот воспринял услышанное?
– Совершенно не понимаю сего пассажа, но настораживает, – наконец произнесла герцогиня, и я поддакнула:
– Полностью согласна, ваша светлость. Какая-то каверза?
– Только если для него самого, – отметила ее светлость. – Но мне всё равно это не нравится. Шанриз, даже не вздумайте смотреть в его сторону.
– И в мыслях не было, – заверила я.
– Будем наблюдать, – подвела итог обсуждению новости моя покровительница.
А еще спустя час в покои ее светлости явился лакей, служивший магистру Элькосу, и попросил меня следовать за ним. Герцогиня, никогда и ничего не упускавшая, встретилась со мной взглядом и кивнула, отпустив к магу. Я не задавала вопросов, в этом не было смысла. Маг и без того сейчас расскажет мне много больше, чем это мог сделать его слуга.
Пожалуй, только удивилась, когда мы устремились по еще незнакомому мне коридору. Здесь я никогда не была, потому не смогла определить, куда меня ведут. Я уже намеревалась задать соответствующий вопрос, когда лакей остановился и открыл дверь.
– Прошу, – склонил он голову, и я, нахмурившись, вошла в великолепные покои.
А еще через мгновение замерла на месте, глядя в шальные глаза герцога Ришема. Его светлость, сидевший в кресле, вдруг гулко сглотнул и то ли вздохнул, то ли простонал нечто невнятное, а затем, порывисто поднявшись, устремился ко мне. Еще более опешив от происходящего, я лишь открыла рот, собираясь вопросить, что означает мое появление в покоях неженатого мужчины, но успела лишь сдавленно вскрикнуть, потому что оказалась сжата в капкане рук герцога.
– Ты пришла, – только и выдавил он, а после… прижался к моим губам.
– Ваша светлость, – наконец послышался голос магистра. – Достаточно… Герцог Ришем! Да что же вы творите?!
Я бы сказала иначе, Нибо не творил, он вытворял всякое непотребство! Упершись ему в плечи ладонями, я попыталась оттолкнуть от себя обезумевшего павиана, но добилась лишь того, что меня и вовсе облапили. И поцелуи не прекратились, они сыпались на меня, словно дождь из щедрой тучи. Мои щеки, глаза, губы, даже шея – все это подверглось атаке его светлости.
– Да что здесь происходит?! – в ярости выкрикнула я, отчаянно сражаясь с безумцем. – Подите прочь, мерзавец!
– Не могу, – задыхаясь, произнес его светлость, – совсем не могу. Без тебя не могу, – простонал он и упал на колени, едва не отдавив мне ноги. – Моя, моя, – словно заведенный повторял герцог, теперь целуя мне руки.
– Магистр Элькос! – истерично выкрикнула я. – Так-то вы переживаете за меня?! Ради этого вы послали за мной?! Да уберите же вы от меня руки!!! – заорала я на Ришема, и он обхватил мои ноги мертвой хваткой.
Магистр вытянул губы трубочкой и, медленно выдохнув, потер подбородок. Это было уже выше моих сил и всяческого понимания. Вместо помощи маг еще и раздумывал!
– Магистр! – рявкнула я. – Еще мгновение, я решу, что вы мне враг!
– Проклятье, – буркнул Элькос и наконец отмер.
Больше не медля, он стремительно приблизился к нам с герцогом, сжал шею его светлости сзади, и тот вдруг закатил глаза и повалился на пол… заодно прихватив и меня.
– Сейчас, Шанни, сейчас, – пробормотал маг, помогая мне выбраться из-под герцогской туши.
– Что всё это значит? – сердито вопросила я, поправляя платье. – Вы позвали меня, чтобы полюбоваться на непотребное поведение Ришема? Вы ему меня в карты проиграли? Проклятье! – воскликнула я вне себя от злости. – За что вы со мной так, магистр?
– Простите, – он покачал головой и посмотрел на меня пытливым взглядом. – Мне надо было проверить.
– Что проверить? – с раздражением спросила я. – В своем ли уме его светлость? Это сколько угодно, только почему за мой счет?
– Потому что ума его светлость лишился из-за вас, – буркнул маг и мотнул головой. – Точней, из-за любовного зелья. И, судя по тому, что вы стали объектом его страсти, то приворожить его хотели именно к вам.
– Какая чушь! – воскликнула я и передернула плечами. – Мерзость какая. Ни минуты не задержусь в этом месте!
– Шанни, – остановил меня голос Элькоса, когда я уже направилась к двери, – нам надо поговорить. Подождите меня за дверью.
Чуть помедлив, я кивнула и поспешила покинуть покои герцога, а после и вовсе вышла к лестнице. Еще, не дайте боги кому-нибудь придет в голову сказать, будто я блуждаю под дверями герцога. И только опершись на перила, я возмущенно фыркнула и неприязненно повела плечами. Нет, каково! Любовный приворот на меня! Да кому такое в голову придет?! И к чему это нужно? Вновь фыркнув, я набралась терпения, хоть и хотелось немедленно бежать к дядюшке, и осталась стоять в ожидании Элькоса.
Он появился спустя немало времени, сразу же извинился, взял меня за локоть и потянул за собой.
– Куда? – мрачно вопросила я.
– Ко мне, – ответил маг, и я перестала сопротивляться.
Мы не нарушили молчания, пока шли в комнаты магистра, да и там заговорили не сразу. Элькос упал в то же кресло, в котором сидел во время моего первого посещения, я садиться не стала, остановилась напротив и, скрестив на груди руки, ждала объяснений. Маг поглядел на меня из-под руки, лежавшей на лице, протяжно вздохнул и посмотрел в глаза:
– Шанни, я требую откровенности, иначе я не смогу вам помочь.
– Поясните, – нахмурилась я.
– Вы не можете не знать, что приворотное зелье запрещено в Камерате, как и во многих странах, оно признано вредоносным, а потому отнесено к темной магии. Использование зелья – тяжкое преступление…
– Почему вы говорите об этом мне? – изумилась я.
– Потому что, – маг вздохнул и посмотрел мне в глаза, – опоить герцога в ваших интересах.
– Что? – потрясенно вопросила я, и Элькос поднял руку, требуя молчания.
– Я не утверждаю, что вы стали зачинщицей отравления, но, возможно, в отместку за вашего коня… Проклятье! – воскликнул магистр: – Что я несу?! Девочка моя, я ни минуты не сомневаюсь, что вы не имеете к этому отношения, но будут вопросы. Будут! И здесь столько версий, которые сводятся к одной – король не простит посягательств на вас, а значит, герцог, который не владеет собой, падет жертвой наведенной страсти. Да! Он увлечен вами и без того, я знаю, я видел, как он наблюдает за вами издалека. Но ведь не приближался, а сейчас он над собой не властен. А еще вы. Не кто-нибудь, а вы, из-за посягательства на кого государь забудет о добром отношении к главе рода своей фаворитки, а то и о ней самой. И это выгодно: герцогине, графу Доло, вашим союзникам, и, в конце концов, вам, Шанриз! Вот потому я и прошу быть со мной откровенной, чтобы я мог предпринять хоть что-то, чтобы защитить вас.
– Но я не имею ко всему этому отношения! – возмущенно воскликнула я. – И дядюшка тоже. Да и герцогиня, услышав о недомогании герцога, была озадачена и насторожена. В ее глазах даже не мелькнуло тени удовлетворения. Да и как мы могли это сделать?! Он был на охоте, мы все в резиденции…
– А Гард? Гард был рядом с Ришемом, – парировал Элькос. – Он человек ее светлости, ваш друг, наконец. Он мог подлить зелья…
– Нет! – вскрикнула я вне себя от негодования. – Фьер ничего подобного не стал бы делать. – После схватилась за голову и прошептала: – Это всё какой-то дурной сон. Магистр, – он ответил мне внимательным взглядом. – Вы же не можете в самом деле думать, что кто-то из нас в этом замешан.
– В вас я верю, Шанни, – спокойно ответил маг. – Почти так же уверен в его сиятельстве. Но вот герцогиня… Эта женщина способна на многое, а Гард был ею приближен и возвышен, а потому должник.
– Ерунда!
– Не будем спорить, – вновь поднял руку магистр. – Всё выяснится, я уверен. Просто я ошеломлен произошедшим. Надо отдохнуть, а на свежую голову обдумаем всё сызнова.
Я слушала его, покусывая губы. Самое противное, что и вправду всё это выглядело как попытка одним ударом избавиться от противника, использовав ревнивый нрав государя. Только вот я была уверена, что никто из нас не связывался с запрещенными зельями, а вот наши враги уже травили моего жеребца…
– Магистр, он точно опоен? – нервно спросила я. – Быть может, герцог разыгрывает спектакль?
– Я увидел воздействие на него, но, признаться, тоже усомнился и решился проверить. Реакция герцога, его поведение – он не притворялся. Мое первое заключение подтвердилось. Осталось понять, кто это сделал.
– Не верю, – я мотнула головой. – Не верю ему. Даже когда говорите, что это так. – Выдохнув, я спросила: – Чего мне ожидать от его светлости? Преследования?
– Через пару дней он будет вновь в своем уме, я уберу воздействие, вам нечего опасаться. Сейчас Ришем спит и проспит до утра. К тому же за ним приглядывают.
– Доброй ночи, магистр, – произнесла я, разом прекращая наш разговор.
– Шанни…
– Приятных снов, – отмахнулась я и поспешила покинуть королевское крыло.
Сейчас я не желала здесь находиться, как не желала разговаривать с другом моих родителей. Слишком была оскорблена его подозрениями. А еще хотелось всё обдумать и понять, чем может обернуться для нас история с любовным зельем. И уже спускаясь по лестнице, я не выдержала и воскликнула в полный голос:
– Чушь!
Глава 18
Король вернулся с охоты на три дня раньше оговоренного срока. С того момента он не встретился со мной ни разу. Не написал ни одной записки, не ответил на мою, не приглашал играть в спилл и прекратил свои визиты к тетушке. Однако саму герцогиню вызывал. Разговор был тяжелым и нервным. Ее светлость не столько рассказывала подробности, сколько возмущалась, перемежая восклицания с жадными глотками из стакана с успокоительным снадобьем:
– Мерзкий, мерзкий гадкий негодяй этот Ришем! Это его проделки, я уверена! Кому бы такое в голову пришло?! Но как же можно так? Как можно?! Нас подозревают во всех грехах вселенной! Боги, я отравила свою лошадь, подумать только! Бедный, бедный, бедный Фьер. Он даже не стал меня слушать, он верит этому… этому смазливому скоту! И бледной немочи, этой графине, тьфу! А Селия? Как могла эта дрянная девчонка так поступить со мной?! Я же заменила ей мать, и это благодарность?! И вы подумайте, они ищут доказательства и ведь найдут! Найдут!
Уже позже, когда руки ее не дрожали и герцогиня могла связно разговаривать, я узнала в подробностях, в чем нас обвиняют.
– Они всё перевернули, Шанриз, – прохаживаясь по своему кабинету, где мы уединились, говорила ее светлость. – Нас обвиняют не только в том, что мы опоили герцога приворотным зельем, но и в отравлении Аметиста.
– Что?!
– Именно так, – отчеканила герцогиня. – Если вкратце, то мы чуть не извели жеребца, чтобы дать вам возможность искать королевской защиты. Так мы хотели вернуть вам благоволение моего племянника. Как славно обстряпали, негодяи! – воскликнула она, но взяла себя в руки и продолжила: – Он охладел к вам после бала, и мы воспользовались темной магией, заодно и наведя подозрения на бедняжку Селию, которая получила от брата славных словесных оплеух за то, что полезла к вам. А сотворил всё это непотребство Гард. Якобы кто-то из конюхов показал на него, будто бы барон был в конюшне перед тем, как Аметист начал вести себя странно.
– Какая чушь! – воскликнула я вне себя от негодования.
– Именно, дитя мое, – кивнула ее светлость. – Но это еще не всё. Чтобы окончательно убрать герцога с его гадюкой, Фьер подлил ему за обедом приворотного зелья. Они, оказывается, сидели рядом, и даже есть свидетель того, как барон дернул рукой над бокалом с вином, а после быстро убрал ее под стол, будто что-то пряча. После этого у твари Нибо случилось помутнение, и его отправили во дворец. И это мы затеяли ради того, чтобы мерзавец вдруг вспыхнувшей страстью к вам прогневал государя и был изгнан вместе со своей невесткой. А когда королю доложили о темной магии, тот закончил охоту и приказал всем возвращаться в резиденцию.
Теперь наш дорогой мажордом в темнице, и его наверняка будут пытать, чтобы добиться признательных показаний. В злоумышленниках называют меня и вашего дядюшку. Барона считают исполнителем, впрочем, как и вас. Вот так вот, дорогая моя. Даже похищение ваших платьев называют интригой, которую я выдумала для того, чтобы отправить к вам короля и тем самым подтолкнуть. Думаю, что и визит Селии к вам вскорости назовут нашими происками и выдумками. В итоге нас просто сметут. Я вернусь в Аритан, где буду сидеть под стражей. Его сиятельство хорошо если просто выгонят со службы и отправят восвояси. Вас удалят от Двора, а Фьер… Фьер уже вряд ли выберется из застенков.
– Боги, – сдавленно произнесла я, прижав ладонь к груди.
– Признаться, не знаю, как из всего этого выбираться, – ее светлость покачала головой и упала на стул напротив меня. – Немыслимо! Как он обыграл нас! Как обвел вокруг пальца, как вывернулся, когда уже казалось, что его конец близок. Мерзкий змей, – вздохнула герцогиня. – Я впервые чувствую такое бессилие.
Я сидела оглушенная тем, что узнала, и меня мучил только один вопрос:
– Почему король верит оговору?
– Потому что его следователь представил ему какие-то доказательства, о которых я точно не знаю. Мне сообщили только о выводах, да так, что я сочла слова государя за обвинение.
Прижав ладони к щекам, я с ужасом понимала, что всю эту историю и вправду можно преподнести так, что невиновные станут преступниками. Но тогда это доказывает вину наших противников! Теперь уже не приходится сомневаться в том, что это они отравили Аметиста и что герцог…
– Он, что же, сам себя опоил? – изумилась я. – Зелье ведь и вправду было выпито!
– Только он мог придумать такое, – ожесточенно ответила ее светлость. – У Селии не хватит ума, а про Серпину я и вовсе не говорю. Она хоть и может наговорить гадостей, но осторожна и смотрит в рот главе рода покойного супруга. А этот змей мог всё продумать и рассчитать, как и выпить любовного зелья, чтобы перекрыть другой грех – отравление жеребца. Остальное мелочи – предоставить королю необходимые сведения. И теперь, как бы мы не кричали и не взывали к справедливости, скажут, что мы изворачиваемся. Нам не поверят.
– И как же ему сыграло на руку приглашение барона на охоту, – нахмурившись, произнесла я.
– Бедный мальчик, – покачала головой ее светлость, а после топнула ногой и воскликнула: – Надо что-то придумать! Я не собираюсь возвращаться в это отхожее место, в этот забытый богами Аритан!
Я бросила на нее взгляд и испытала злость и обиду за Гарда, который был и вовсе ни при чем во всей этой борьбе за влияние, но пострадать мог именно он. В своем герцогстве ее светлость могла жить припеваючи, а что будет с Фьером? А его жена и сын?! Какое будущее у них, если барона… казнят. За использование темной магии казнили!
– О Хэлл, – прошептала я, – помоги.
– Молите вашего Покровителя, Шанриз, – услышав меня, сказала герцогиня. – Только он теперь может нам помочь.
И в этом она была права, потому что события продолжали развиваться. Дядюшку отстранили от должности, пока шло следствие, но мы понимали, что это обернется полной отставкой и опалой, а затем и концом рода Доло вместе со всеми его ветвями. У Амберли будет самый грустный день рождения, на который никто не придет. И о выгодном замужестве не будет и речи, а если станет известна причина отставки… С этим надо было что-то делать.
Поначалу я попыталась отправить государю еще одно послание, но уже не короткую записку, а обстоятельное письмо, где хотела привести разумные доводы в пользу нашей невиновности. Я была красноречива и убедительна, по крайней мере, мне хотелось в это верить. Впрочем, узнать, насколько это так, мне не удалось. Письмо попросту не приняли. Ни от меня, ни от Тальмы, ни от прислуги графа Доло. Передо мной будто воздвигли стену, преодолеть которую, казалось, никому не под силу.
И теперь единственным, кто мог хоть как-то повлиять на государя, оставался магистр Элькос. Только вот пробиться к нему было столь же невозможно, как и отправить письмо королю. Я изыскивала способы поговорить с ним, но маг, как обычно, оставался подле господина, а от меня не принимали никакую корреспонденцию, даже предназначенную Элькосу.
– Что же делать? – вопросила я у дядюшки, когда мы остались наедине.
– Ума не приложу, – ответил он. – Я сейчас неугодная персона, со мной почти никто не разговаривает. Даже те, кто не верит в обвинение, предпочитают держаться в стороне, чтобы не попасть под опасное обвинение. Ришем и его свора не держат языков за зубами, по дворцу ходят совершенно дикие сплетни. Они продолжают уничтожать нас и нашу репутацию.
– Государь говорил с вами?
– Самое удивительное, что нет. Он устроил разнос ее светлости, меня же просто удалили из Кабинета. Из этого я делаю вывод, что главной зачинщицей считают ее. И если сказать по совести, даже я уже начинаю задумываться, что обвинения имеют смысл. Понимаю, что это полнейшая ерунда. Сейчас, когда мы так близки к успеху, ей подобные выходки совершенно ни к чему, но, раздумывая, вижу логику. – Его сиятельство покачал головой. – Этак я и в свою вину уверую. Но как же складно придумано… – И вдруг воскликнул: – Я – старый дурак! Я ведь уверился, что ему нечего нам противопоставить. Меня усыпило это бездействие! – А после и вовсе хохотнул: – Я часто воспоминаю, как он сопровождал нас до резиденции после своей прогулки. Какая обреченность была в его взоре, как горестно вздохнул, талант!
Я ответила кривой усмешкой.
– Он не бездействовал. Ришем пытался подобраться ко мне, только безуспешно.
– Да и не слишком-то он усердствовал, – отмахнулся дядюшка. – Я ожидал большего, и это усыпило бдительность. Теперь мы летим в пропасть, но я не понимаю одного, – я ответила вопросительным взглядом, и граф продолжил: – Почему в застенках только Гард? Нас уже должны были схватить или выслать из резиденции, но мы всё еще здесь, даже не под домашним арестом. Прошло полторы недели с момента, как государь вернулся и приказал схватить Гарда, и неделя, как вызвал к себе герцогиню. Однако на этом пока всё. Или же следователи собирают доказательства, или…
– Или?
– Король чего-то ждет. Если бы ожидал вас, то принял бы и письмо, и вас саму. Но он безмолвствует. И это настораживает больше, чем прямые обвинения. И я совершенно не знаю, что делать. Я бы провел собственное расследование, но опасаюсь, что это истолкуют не в нашу пользу. Менее всего мне хочется, чтобы меня обвинили в том, что я запугиваю кого-то или пытаюсь избавиться. Лучшее, что сейчас можно сделать, это ждать.
Подумав немного, я вскинула на его сиятельство взор и отрицательно покачала головой.
– Ждать, пока Гарда отправят на плаху, или же пока нас покроют позором и изгонят прочь? Я не могу допустить такого, дядюшка! – Я вдруг испытала прилив негодования. – Я не могу позволить уничтожить нас! А как же Амбер? Как же все остальные? Род Доло служил королям Камерата многие поколения. Я не помню герцогов Ришемских, но знаю Алгерта Доло – военачальника и политика, который принес немалую пользу королевству. А еще знаю Тьерна Тенериса-Доло, отличившегося в битве при Ванлиге. И знаю Вигера Мадести-Доло, выигравшего дипломатическую баталию за Слеттинские земли у Саммена. Без единого выстрела и кровопролития! И знаю Энтина Фристен-Доло, благодаря которому к Камерату было присоединено побережье Тихого моря. И произошло это четыреста лет назад, когда Стренхетты были так же далеки от королевского трона, как и Гард от звания отравителя.
– Ришемы неплохо защищали южную границу и лишились большой части своих земель во время набегов, – улыбнулся дядюшка. – Но вы правы, история неумолима, и пока Ришемы теряли, род Доло добывал для Камерата новые земли.
– Тогда почему мы должны уйти с позором, когда наш род доказал, что принес немалую славу своим правителям? Наша верность, наша кровь и наши жизни всегда принадлежали Камерату, и Камерат не смеет отворачиваться от нас!
– Но не кричать же нам об этом под окнами короля, – усмехнулся его сиятельство.
– Попробуем подобраться со стороны двери, – ответила я. – Не зря же я столько времени посвятила спиллу. Поглядим, сдержит ли обещание помощи наш тайный друг. – Граф вопросительно приподнял брови, и я пояснила: – Сикхерт.
– Попытаться стоит, – задумчиво кивнул дядюшка.
И я попыталась. Моя охота на главу дворцовой стражи была короткой. Недолгий разговор Тальмы с одним из стражников увенчался успехом, и он взял у нее записку для графа Сикхерта, пообещав передать из рук в руки без лишних глаз. И когда я пришла в уединенную часть парка, где назначила его сиятельству встречу, он уже ждал меня там. Мой пытливый взгляд прошелся по его лицу, но единственное, что я увидела, было сочувствие и улыбка, немного грустная, но все-таки приветливая.
– А я всё гадал, когда же вы решитесь свидеться со мной, – с этих слов графа началась наша встреча. Он взял мои руки в свои и пожал их: – Мне так жаль, что происходит этот ужас. Я не верю ни слову, потому что вы показались мне чрезвычайно разумной для своих юных лет, а уж глава вашего рода давно зарекомендовал себя как человек мудрый и осторожный. Вы ни за что не стали бы связываться с запрещенными воздействиями, ведь так?
– Вы совершенно правы, – ответила я серьезно, глядя его сиятельству в глаза. – Я законопослушна и разумна, как и мой дядюшка, к которому я прислушиваюсь и почитаю за прозорливейшего человека. Да и ее светлость слишком дорожила своей популярностью, чтобы рискнуть ею столь дурным и неумным образом. А уж его милость, барон Гард, тем паче не заинтересован в уничтожении своей репутации и жизни. Мы все стали жертвами чудовищного оговора и теперь не понимаем, как нам доказать свою невиновность.
Граф Сикхерт отошел от меня, отвернулся ненадолго, но вскоре все-таки на что-то решился и вернул мне свое внимание. Он сунул руку в карман, добыл что-то оттуда, а после опять взял меня за руку, а когда убрал, я почувствовала, что в моей ладони остался свернутый листок бумаги. Я вскинула изумленный взор на главу дворцовой стражи, и он кивнул, показывая, что мне нужно прочитать.
– Это принес мне один из стражей, которые стоят у казематов, – пояснил граф. – Он не решился передать это вам, как просил его барон, однако я подумал, что послание должно дойти до адресата. Простите, я прочел его, потому что должен был знать, чему становлюсь пособником, и, признаться, мучился до этой минуты, потому что… прочтите и всё поймете, ваша милость.
Уже только заслышав имя моего друга, я охнула и принялась разворачивать записку, однако продолжение пояснений заставило меня остановиться и воззриться на Сикхерта. Впрочем, кивнула и вчиталась в то, что было написано грифелем на куске грубой бумаги – должно быть, Фьер сумел найти ключик к стражу, раз тот дал ему всё это. Не знаю, читал ли сам стражник, раз не решился принести мне записку, а отдал ее своему начальнику, но, узнав содержание, поняла, отчего мучился его сиятельство.
«Ваша милость, если вы и найдете логичным то, в чем меня обвиняют, то заклинаю вас – не верьте. Вы – мой единственный друг во дворце, которому я смог довериться, доверьтесь же и вы мне. Я невиновен и не покушался ни на вашего любимца, ни на мерзавца, имени которого не желаю произносить. И если его мне не жаль, то вам бы я не причинил вреда и не сделал больно.
Впрочем, я пишу вам не столько поэтому, сколько вынужден доверить бумаге то, что хотелось бы сказать лично. Не уверен, что мы с вами еще свидимся, потому напишу и буду молить богов, чтобы вы получили мое послание. Если мне не суждено довести своего расследования до конца, то вы должны знать, что я выяснил.
В королевской конюшне служит конюх Баст Логнер, он бывает и в конюшне ее светлости. У Логнера есть сестра – Анди, она служит графине Хальт горничной. Брат и сестра Логнер уроженцы этих мест, они проживали в деревне, именуемой Окраинной. Попасть туда можно по восточной дороге, но есть путь короче, он ведет через лес. А главное вот что – в их деревне живет старуха, которую почитают за ведьму. Не находите сей факт примечательным? Я нашел, но не успел проверить из-за участия в охоте.
