Юлия Цыпленкова
Солнечный луч. Дорогой интриг
– Ваше сиятельство, ночью я не сказала вам еще кое-чего, попросту после возвращения от Его Величества была не в силах, но вы должны знать. Когда я ходила переодеваться, у меня разболелась голова, и я полезла в свою шкатулку со снадобьями. Так вот, этот мерзавец подкинул мне пузырьки с зельями. Не знаю, что это были за зелья, но приказала Тальме уничтожить их и обыскать покои. Она исполнила мое повеление и кроме пузырьков нашла еще мешочек с травами у меня под подушкой.
– Та-ак, – протянул граф и откинул газету. Глаза его недобро сверкнули, но гнев этот был предназначен не мне, и потому я не ощутила трепета. – Продолжайте.
– Я посчитала, что будет лишним афишировать мою находку, дабы ее не перевернули нам во зло. Тальма уничтожила даже пузырьки, потому доказательств того, что Ришем подкинул мне, нет, однако я считаю, что поступила верно.
Чуть подумав, граф кивнул:
– Да, вы поступили разумно, Шанриз. Вашу находку и вправду можно было использовать против вас. И тогда старое дело могло бы заиграть новыми красками. Только… Не понимаю, – граф нахмурился, но я мешать вопросами не стала: – К чему ему понадобилась еще и эта подлость? Если он собирался вас опоить и использовать дурман, чтобы окончательно убрать угрозу, то к чему подбрасывать зелья? Не доверял зелью, зная о вашей дружбе с Элькосом?
– Он выглядел искренне потрясенным, когда я очнулась, – скривившись от воспоминания, ответила я. – А еще уверял, что не оставил бы наш род без помощи после его падения…
– Весьма странная комбинация, – потер подбородок дядюшка. – Напрашивается вывод, что он хотел не просто соблазнить вас, но и обвинить в связях с темной магией, что изничтожает всякую возможность исполнения его обещаний. Без вас наш род Ришему не нужен, да и не поднять его с колен после таких обвинений. Если только не обвинить кого-то еще в том, что он подкинул пузырьки, а заодно и частично обелить себя, показав, что есть злодей и пострашней, чем герцог, который спасал честь Стренхеттов. Но кого бы он обвинил? Тальму? Так она служит нам, а значит, опять мы виновны. Ему понадобился бы кто-то другой… Герцогиня… А что, вполне себе возможность избавиться от этой кости к его глотке. Но напрямую ее обвинять глупо, значит, кого-то из доверенных лиц. А дружен с вами Гард, однако вряд ли бы Ришем снова стал использовать его. Впрочем, уже неважно, – отмахнулся граф. – Теперь нам остались только домыслы, а потому не будем забивать себе голову. Доказательств ныне нет. Возвращайтесь к трапезе, Шанни.
После завтрака, когда его сиятельство выводил меня за дверь, я ощутила волнение. Что скажет мне Его Величество? Что выдумал герцог, чтобы извратить свой грех? Как уже показывал опыт, он мастер переиначивать очевидное, выворачивая правду наизнанку. Что если и сейчас сказал что-то такое, после чего я превращусь из жертвы в преступницу, а Ришем вновь отряхнет руки? В первый раз его простили в благодарность за то, что не позволил имени принцессы оказаться заляпанным заслуженной грязью, а какие выводы сделает король после этой ночи?
– Выше подбородок, дитя мое, – улыбнулся мне граф. – Что бы нас ни ожидало, мы не станем предаваться унынию и сгибаться перед обстоятельствами и негодяями. Поднимите голову и улыбайтесь, вы – Доло, в конце концов.
Я посмотрела на дядюшку и улыбнулась ему искренней и теплой улыбкой. Его уверенность была лучшей поддержкой. Но более всего меня вдохновило, что он ставит мою честь превыше всяческих благ и готов покинуть возобновившуюся службу и сам дворец, но не поступиться моим добрым именем.
– Ваш род с вами, Шанриз, – сказал граф, глядя мне в глаза, будто услышал мои мысли.
– Я люблю вас, дядюшка, – поддавшись чувству, ответила я, на миг прижавшись к нему.
Его сиятельство, кажется, смутился. Но после хмыкнул:
– Лиса.
– Это правда! – возмутилась я.
– И тем приятней ваше признание, Шанни, – он улыбнулся. – Вы тоже стали мне по-настоящему близки и дороги. Жаль, что я так мало уделял вам внимания раньше.
Теперь смутилась я, но потерлась щекой о плечо графа, и на этом минута сентиментальности миновала. Дальше мы шли в молчании. На входе в королевское крыло нас не задержали ни гвардейцы, ни кто-либо еще. И в кабинет государя, где он ожидал нас, дверь открыли тотчас же. Дядюшка пропустил меня вперед, вошел следом, и дверь за нами закрылась.
Его Величество в кабинете был один. В душе я надеялась, что увижу и магистра, но он отсутствовал. Впрочем, рядом был дядюшка, и я чувствовала его незримую поддержку. Граф склонил голову, приветствуя монарха, я присела в реверансе, и король поманил нас, позволив приблизиться. Сам он сидел за столом, заложив за голову руки. Сюртук его висел на спинке кресла, жилет Его Величество расстегнул, рукава белоснежной рубашки оказались закатаны. Вообще и сама поза, и внешний вид говорили, что государь устал.
– Доброго дня, Ваше Величество, – произнес дядюшка.
– Доброго дня, государь, – эхом повторила я.
Король скосил на нас глаза, после вздохнул и сел ровно. Его взгляд остановился на мне.
– Вы очаровательны, Шанриз, – сказал государь. – Магистр кудесник, верно? Ни опухших глаз, ни апатии, владевшей вами ночью. Да, вы определенно очаровательны.
Я ответила недоумением, не понимая до конца, делают ли мне комплимент или упрекают, впрочем, ответила:
– Благодарю, Ваше Величество, вы добры ко мне.
– Это верно, – ответил он и больше велел, чем пригласил: – Присаживайтесь.
Вновь склонив голову, его сиятельство отодвинул стул, помогая мне сесть, после устроился рядом, и мы посмотрели на короля. Лицо графа стало вдруг сосредоточенным, и я ощутила тревогу. Его Величество и вправду был сух с нами и мрачноват.
– Вы должны знать, – заговорил государь, ни к кому конкретно не обращаясь, – допрос герцога состоялся. Ночью его так и не смогли найти, но после рассвета его светлость сам явился в свои покои и был крайне изумлен моим желанием срочно его видеть.
Теперь был понятен усталый вид, король не ложился спать с того момента, как мы подняли его с постели… ну, или вырвали из объятий графини. От последней мысли я передернула плечами, но быстро справилась с неприязнью и брезгливостью. Его Величество заметил мой жест и вопросительно изломил бровь.
– Не могу слышать о его… – я на мгновение запнулась, мне и вправду было противно слышать о герцоге, – об этом человеке. Но… позволено ли будет мне сказать, Ваше Величество?
– Говорите, ваша милость, – кивнул король.
– Прежде чем мы будем говорить о той пакости, которой я подверглась ночью, мне бы хотелось помянуть нечто приятное, – я смущенно улыбнулась. – Благодарю за цветы, государь, я и вправду почувствовала себя лучше, увидев их, и улыбнулась, когда прочла записку.
– Рад, что угодил, – он едва заметно улыбнулся в ответ, а после продолжил: – Так вот, герцог уверяет, что провел ночь с некой женщиной. Пришел к ней еще до полуночи, а покинул ее как раз перед тем, как вернулся к себе. Его светлость клянется, что не покидал свою… эм, возлюбленную. – Я широко распахнула глаза и открыла рот, собираясь воскликнуть, что это ложь! Однако дядюшка сжал мне руку, а монарх ответил предупреждающим взглядом, и я промолчала, хоть и не переставала хмуриться с этой минуты: – Не сразу, но герцог назвал ее имя, вам оно тоже хорошо известно, Шанриз. Графиня Дамхет, – я вновь округлила глаза, и Его Величество кивнул: – Да, ваша милость, анд-фрейлина моей тетушки. Он был по соседству с вами, графиня пустила его светлость с черной лестницы, чтобы никто не увидел ее греха. Вряд ли графу Дамхету понравилось бы, узнай он о шалостях супруги.
– Наши комнаты расположены по одной стороне…
– Да, ваша милость, именно так, – прохладно прервал меня государь. – Ее сиятельство хоть и смущалась, но, услышав о том, что его светлость обвиняют в преступлении, совершенном ночью, жарко заверила, что он не покидал ее спальни. Заверила, что Ришем не позволил ей закрыть глаза, уж простите, Шанриз, за такие подробности. А посему, кроме вас, его светлость никто не видел, зато у герцога есть свидетель непричастности к нападению на вас.
– Но я говорю правду! – воскликнула я, вдруг ощутив, как защипало глаза от бессильной злости и обиды. – Он был в моей спальне и сотворил всё то, о чем я говорила!
– Шанриз, – резко произнес глава моего рода, – закройте рот и не открывайте его, пока вам не позволят сделать это.
Я порывисто обернулась к нему, ответила возмущенным взглядом, но не встретила ни ободряющей улыбки, ни понимания, только увидела плотно сжатые губы и брови, сурово сведенные к переносице. Испытав теперь еще и муку из-за приказа молчать, я закусила губу и отвернулась. Теперь я сидела, ни на кого не глядя, полная жалости к себе, ненависти к Ришему и обиды на короля, да и на дядюшку, который не позволил мне защищать себя.
– Я могу задать вопрос, Ваше Величество? – учтиво спросил граф.
– Задавайте, ваше сиятельство, – устало ответил государь.
– Могу я спросить, откуда графиня узнала о том, что его светлость обвиняют в преступлении?
Вновь вскинув взгляд на дядюшку, я опалила его негодующим взглядом. Мне казалось, что он должен был сейчас сказать, что в его роду нет лжецов и что…
– Он сам сказал ей, – ответил король, прервав горячечный ход моих мыслей.
– Герцог присутствовал на допросе? – снова спросил граф с некоторой толикой удивления.
– Я приказал привести его после того, как ее сиятельство сказала, что всю ночь провела в своей постели в одиночестве, как и положено добропорядочной супруге. – Теперь я перестала дуться и паниковать, сообразив, почему дядюшка задает вопросы вместо того, чтобы броситься на защиту моей чести. Повернувшись, я посмотрела на короля, и он, заметив это, едва заметно усмехнулся: – С возвращением, Шанриз, – сказал Его Величество. – Смею надеяться, что вы вернули себе ваш блистательный разум и больше не станете рваться в атаку, пока не выслушаете всего, что вам говорят.
– Простите, – пролепетала я, отчаянно краснея. – Но мне еще не доводилось выступать в роли клеветника и оговорщика. Это особенно оскорбительно, когда не являешься ни тем, ни другим. Прошу меня простить, государь, я поддалась эмоциям.
– И я снова вас прощаю, – кивнул король и вернул свое внимание главе моего рода: – Я понимаю, ваше сиятельство, почему вы задаете свои вопросы. Я учел обстоятельства, при которых были даны показания графини Дамхет. И пусть это выглядело как раскаяние кавалера, пояснявшего даме причину оглашения их отношений, но подсказка осталась подсказкой. Потому я принял к сведению признания любовников, простите, ваша милость, однако не уверился в них. И все-таки данность такова, что у герцога есть свидетель, у вас, Шанриз, только вы. Даже ваша служанка не видела ночного визитера, лишь слышала его голос. А посему я не могу принять решения о наказании его светлости, основываясь лишь на ваших словах, потому что мне понятна ваша неприязнь к герцогу, как и его желание скомпрометировать вас в моих глазах. Мой суд должен быть беспристрастным и основываться не на домыслах, а на фактах и доказательствах.
– Ключ, – произнес его сиятельство. – Ключ от спальни Шанриз в его кармане – это ли не доказательство, государь?
– Ключа при герцоге не было, – ответил король. – Его обыскали, но, увы, в карманах Ришема было пусто. Доказательств его присутствия в спальне ее милости, кроме утверждений баронессы, нет.
Устремив взор в пустоту, вдруг разверзшуюся передо мной, я сидела оглушенная словами короля. Осознать, что Ришем вновь избежит наказания и продолжит творить беззаконие и мерзости под носом повелителя Камерата, было не просто сложно. Это не укладывалось у меня в голове. Но он ведь сказал, что не позволит мне угаснуть! И что же? Ничего… Ничего! Выходит, чтобы герцога постигла кара, его нужно застать над моим телом, сжимающим окровавленный нож?
– Простите, государь, но выходит, что мерзавец, лжец, отравитель и насильник останется без наказания? – услышала я ровный голос дядюшки и перевела на него взор.
А после поднялась на ноги, не дожидаясь ответа короля. Выносить и дальше весь этот фарс мне было тошно. Нет, в этот раз слёз не было, мой разум был чист. Исчезло желание что-то доказывать и требовать. Его Величество перевел на меня изумленный взгляд, и я повинно склонила голову:
– Простите меня за дерзость, государь, я прошу позволить мне покинуть вас.
– Что вы намереваетесь делать? – спросил монарх, и я ответила искренне:
– Я намереваюсь просить у ее светлости отставку, после соберу вещи и покину вашу резиденцию, Ваше Величество. Простите, дядюшка, – обратилась я после к его сиятельству, – но я желаю вернуться домой и готова исполнить свой долг перед родом.
Король резко встал на ноги, громко чиркнув ножками кресла по полу. Приблизившись ко мне, он остановился напротив и посмотрел мне в глаза ледяным взглядом:
– Как вас понимать, ваша милость? – спросил монарх.
– Мне тесно под одной крышей с человеком, напавшим на меня, – ответила я спокойно. – Я не могу чувствовать себя в безопасности, Ваше Величество. Даже в вашем дворце, даже с вашей личной защитой. Герцога ничего из этого не останавливает и не пугает. Он без труда выходит сухим там, где другой уже захлебнулся бы. Его светлость может опаивать себя и обвинять в этом невиновных, он может влезать в окна к девицам с намерением погубить их, но любая из его пассий будет готова солгать, лишь бы отвести от любовника подозрения. И вновь герцог останется чист, потому что у него всегда будут свидетели, факты и доказательства. И вы ничего не сможете с ним сделать. К тому же вы любите его невестку, и это, должно быть, тоже играет немалую роль. Мне нечего противопоставить герцогу Ришему с его защитой и связями. И потому я готова вернуться домой и сделать то, чего ожидают от меня мои родные.
– И что же это? – холодно полюбопытствовал король.
– Выйти замуж, Ваше Величество, – сказала я, не отводя взора.
– Вот как, – государь на миг поджал губы, а после спросил в своей излюбленной проникновенной манере, что означало лишь одно – он злится: – Значит, я не в силах защитить вас, потворствую Ришему, а для вас единственный выход покинуть дворец и выйти замуж?
– Прошу великодушно простить меня, Ваше Величество, – прижав ладонь к груди, я снова склонила голову.
Если король и ждал продолжения, то его не последовало. Граф, вставший со стула, когда государь покинул свое место, напряженно наблюдал за нами с венценосцем, однако вмешаться не спешил, то ли памятуя о наших прежних ссорах с Его Величеством с благополучным исходом, о чем я рассказывала, то ли просто ожидая момента, когда я дойду до края.
– Ваше сиятельство, – неожиданно вспомнил о графе монарх: – Многие ли просили у вас руки ее милости?
– Недостатка в предложениях нет, Ваше Величество, – почтительно ответил дядюшка. – Баронесса Тенерис – желанная невеста.
– Еще бы, – едко усмехнулся государь. – Такое золото.
– Простите? – изумленно вопросила я.
– Высокомерная, язвительная, мнящая о себе, боги знают что, еще и с революционными взглядами, – продолжил чеканить король. – Не так ли, ваша милость? Неужто так запросто распрощаетесь со своими мечтами?
Дядюшка встал у меня за спиной и накрыл мои плечи ладонями. Думаю, его взгляд сейчас был таким же настороженным, как и мой. То, что говорил король…
– Вы ведь огорчились бы вовсе не нашим расставанием, верно, Шанриз? Я в вашей жизни, так, ключ к вратам ваших грез, – мои глаза, кажется, еще никогда не раскрывались так широко.
– Государь… – произнес дядюшка, и король рявкнул:
– Выйдите! – после поднял взгляд на графа и повторил, разделяя слова: – Выйдите прочь, ваше сиятельство.
И ладони графа исчезли с моих плеч. Он отступил от меня. Порывисто обернувшись, я увидела, как его сиятельство поклонился королю, после развернулся и удалился с непроницаемым выражением на лице. Я осталась с разъяренным монархом один на один. Мне стало зябко, и я обняла себя за плечи.
– Так что же, ваша милость? – спросил государь, как только дверь за графом закрылась. – Сознаетесь в своем лицемерии?
Обернувшись снова к Его Величеству, я встретилась с его взглядом.
– Отвечать!
– В чем же мое лицемерие, государь? – спросила я, глядя ему в глаза.
– Ради чего вы здесь? Ради того, чтобы стать моей фавориткой и так заслужить милости для вашего рода, или же с иной целью? Быть может, вам претит роль моей возлюбленной, и вы терпите мое общество только ради того, чтобы заручиться моей поддержкой и получить должность, полагающуюся мужчине? Отвечайте!
– Что дурного в том, если я желаю приносить пользу моему королю и королевству? – тихо, но без всякой дрожи в голосе спросила я. – Что дурного в желании быть кем-то большим, чем тень своего супруга?
Его Величество отошел от меня. Он остановился у своего стола, оперся ладонью на его поверхность и спросил, так и не обернувшись ко мне:
– Как вы видели наши отношения? Кем в ваших грезах для вас являюсь я?
– Вы мой… – я запнулась, но все-таки договорила, – друг.
– Друг?
Государь развернулся в мою сторону и воззрился с искренним изумлением, даже недоумением. А потом шагнул в мою сторону. Он приближался неспешно и неумолимо, и с каждым его шагом мне казалось, что так, наверное, подступает сама Судьба, в чьих руках находятся нить твоей жизни. И позволит ли она ей тянуться или порвет – неведомо до последнего решающего мгновения.
– Друг? – повторил свой вопрос Его Величество. – Всего лишь друг? – он вдруг хохотнул и воскликнул: – И кто же вы, ваша милость, если не лицемерка?! Вы ведь желаете изгнать с моего ложа и из жизни Серпину Хальт, но что же оставляете мне? Дружбу?! Поздно, Шанриз, – уже тише закончил государь. – Но теперь я хотя бы точно знаю, почему вы вечно выставляете между нами преграду. Вы не кокетничаете, и это не девичья нерешительность. Я попросту не нужен вам как мужчина. – Он провел ладонью по волосам и снова отошел, однако обернулся и спросил: – А знаете, что злит меня более всего? То, что огонь уже пылает, но в нем горю я один. – Монарх отвернулся и устало произнес: – Уйдите.
Я сделала шаг в его сторону, не спеша исполнить повеление. Чуть поколебавшись, я спросила:
– Государь, кто рассказал вам всё это?
Он обернулся и бросил на меня непроницаемый взгляд.
– И это всё, что вас волнует? – ровно спросил король. Я промолчала. Монарх криво усмехнулся: – Ришем.
Мое изумление было велико. Откуда знать герцогу о моих мечтах и устремлениях? Магистр бы не стал с ним делиться, граф Доло тем более. А больше я ни с кем подобных бесед не заводила. Бывало, без напора и настойчивости вворачивала мысли, занимавшие меня, в разговорах с придворными, когда они были к месту. Слушала ответы, чтобы понять, кто может стать мне единомышленником, но не более. А Ришем взял и вывалил на монарха мою тайну, будто бы я говорила ему лично, или же он подслушал…
И меня озарило – конечно же, подслушал! Та наша встреча в лесу! Он уехал первым, а мы с его сиятельством после беседовали о моих настоящих намерениях. Начали разговор на дороге, а закончили в резиденции после конюшен. Конь Ришема стоит в королевской конюшне, а там Логнер. Если герцог поручил ему проследить за нами, то конюх вполне мог подслушать, а после доложить. Вот чем мне угрожал мерзавец, сбегая из моей спальни.
– И, как я вижу, не солгал, вы даже не пытались отпираться, – вернул меня к действительности голос короля. – Тогда это дает мне повод думать, что он не лгал и в остальном.
Теперь усмехнулась я и покачала головой:
– Забавно, государь. Выходит, лжец не тот, кто скрывает свои грехи, выдавая чужие помыслы, а тот, кто честно отвечает на заданный вопрос. Я ведь не заверяла вас в любви, не заигрывала, просто была собой, радуясь нашему сближению. Похоже, я и вправду лицемерка, Ваше Величество. Не Ришем, не Серпина Хальт, которую вам привели ради удовлетворения амбиций главы ее рода, а она исполнила. А я, потому что ценю ваше доброе отношение, но считаю положение друга надежней положения дамы для ваших утех. Да вы и не спешите сами что-либо менять, а значит, отводите мне роль временного увлечения, какие были до меня. И потому я выбираю дружбу…
– И должность, – едко добавил король. – Кем вы мните себя? Что можете предложить Камерату?
– Свой разум и желание верно служить на его благо, – твердо ответила я.
– Умников мне хватает и без вас, – усмехнулся Его Величество. – Один герцог Ришем чего стоит…
– Еще бы! – воскликнула я. Меня охватила злость, да что там, ярость! И потому я продолжила: – Такие интриги плетет! Только как-то очень однобоко. Соблазнил герцогиню, попал во дворец. Соблазнил ее снова, но уже перспективой власти, и притащил во дворец невестку. А после сменил покровителя и уже вскружил голову принцессе…
– Что? – очень тихо и от того опасно спросил монарх. – Что вы сейчас сказали?
Опомнившись, я готова была прикусить язык, но на попятную идти было уже поздно. И я продолжила:
– Я сама однажды стала свидетелем их свидания. Оно состоялось возле старого фонтана. Фрейлины стояли на страже, а Ее Высочество ожидала герцога. Он пришел, и разговор между ними состоялся вовсе не дружеский.
– И как же вы смогли его услышать, если фрейлины были на страже?
– Они не видели меня за зарослями, зато я оттуда неплохо слышала, – ответила я.
Король прошелся по кабинету. Он несколько раз бросал на меня непроницаемый взгляд, но не произносил ни слова, и мне оставалось только гадать, куда завела меня моя несдержанность и ослепляющая ярость. Наконец, Его Величество вернулся ко мне стремительным шагом и испытующе заглянул в глаза:
– Вы сейчас это выдумали, Шанриз? Мстите герцогу за то, что он выдал вашу тайну?
– Разумеется, государь, – ледяным тоном ответила я. – Кому же здесь еще лгать? Герцог – образец прямоты и искренности, а Ее Высочество – чистейшее создание, вам ли не знать? Простите, – отвела взгляд в сторону я. – Я не имела права оглашать того, что видела и слышала…
– Что вы слышали? – сухо вопросил король.
Теперь устало вздохнула я и, не дожидаясь позволения, отошла к столу и села на стул, который занимала прежде. На удивление Его Величество не остановил меня и не отчитал за вольность. Впрочем, я и без того наговорила столько, что желание сесть в присутствии короля и без его дозволения казалось сущим пустяком. Вместо негодования государь последовал за мной, уселся на стул его сиятельства и поторопил меня с ответом:
– Говорите.
– Они разговаривали, как близкие люди, – ответила я. – На «ты» и по имени. Принцесса жаловалась на то, что герцог стал с ней холоден, а он обещал прийти вечером. Я слышала не всё, только то, что произносилось громко, по большей части они разговаривали приглушенно. С моего места мне не было видно, что они делают, но несколько реплик расслышала хорошо.
– Что вы делали у фонтана? Как там оказались?
Бросив на короля взгляд искоса, я призналась:
– Я пришла туда за Ее Высочеством.
– Следили?
– Так вышло, – поморщившись, ответила я. – В тот день мы должны были с дядюшкой вместе отобедать. Его сиятельство задерживался. Ожидая его, я отошла к окну и увидела Ее Высочество с несколькими фрейлинами. Было обеденное время, да и шли они быстро, озираясь время от времени. Это показалось мне подозрительным. А так как принцесса является моим ярым недругом, что успела показать к тому времени, я решилась пойти следом, думая, что дело касается какой-нибудь пакости в мою сторону. Предупрежденный… Вы сами знаете. Нашла я вашу сестру и ее свиту уже у фонтана, и пока меня не увидели, спряталась за порослью кустарников. За той частью парка следят хуже… В общем, когда я спряталась там, то поняла, что загнала себя в ловушку и что дядюшка уже, наверное, пришел и сердится на мое бегство. А потом я услышала мужской голос. Не узнала его, хоть он и показался мне знакомым. Но вскоре Ее Высочество произнесла имя – Нибо, и мне открылось, куда и зачем она спешила. Простояв в своем укрытии, пока они не разошлись – свидание было коротким, я поспешила вернуться.
– Почему молчали раньше?
– Вы не верите мне сейчас, когда мы с вами сблизились, что бы сказали в начале лета, государь? Да и сейчас я предпочла бы быть в стороне от подобных откровений, но злость на герцога меня ослепила, и я не сдержалась. Впрочем, Ваше Величество, как человек прозорливый, вы сами, наверное, замечали что-то подобное, просто не желали верить.
Монарх промолчал. Глядя прямо перед собой, он постукивал пальцами по столу и о чем-то думал. Я не мешала. Теперь, превзойдя саму себя в болтливости, я сидела тихой мышкой и ждала, что будет дальше. А дальше король с силой ударил по столешнице кулаком и рывком поднялся со стула. Тот с грохотом завалился на пол, и Его Величество, оттолкнув досадное препятствие ногой, направился к двери, будто вовсе позабыв обо мне.
Я поднялась за ним, с изумлением глядя монарху вслед. Он уже почти дошел до двери, но обернулся и произнес:
– Вы свободны, ваша милость.
– Прощайте, государь, – ответила я с грустной улыбкой. – По вам я сохраню самую добрую память.
– Вы остаетесь во дворце, Шанриз, – отчеканил государь и добавил с кривой ухмылкой: – Я друзьями не разбрасываюсь, у меня их и без того нет.
– Но герцог…
– О нем можете забыть, – резко ответил монарх и вышел за дверь.
Охнув, я поспешила следом, не желая оставаться одна в королевском кабинете. Кто знает, какое обвинение последует за этим. Не удивлюсь, если обвинят в шпионаже на какой-нибудь Саммен. Пожалуй, только в этом меня еще не обвиняли. Вот и не стоит давать повод.
Вскоре я выскользнула за дверь королевского кабинета, даже демонстративно показала гвардейцам пустые руки, а после выдохнула с облегчением и поспешила к его сиятельству, ожидавшему меня в явном волнении. Граф окинул меня пытливым взглядом, потом взял за руку, и мы направились к лестнице…
– Я прошу тебя, Ив, не надо!
Надрывный женский возглас заставил нас остановиться. Я и дядюшка обернулись, а уже через мгновение завороженно взирали на представшую нам картину. Государь, сжав шею графини Хальт сзади, вытолкал ее из покоев. Так и не выпустив ее, он неумолимо вел изворачивающуюся женщину по коридору под равнодушными взглядами гвардейцев. Ошеломленными были только мы с его сиятельством.
– Ив!
– Не забывайтесь, ваше сиятельство, – совершенно спокойно, даже дружелюбно, будто просто журил свою подданную, произнес монарх. – У вас нет права обращаться ко мне по имени. Ваше Величество – и никак иначе.
Лицо фаворитки, и без того раскрасневшееся от лившихся слёз, скривилось, и она зарыдала в голос.
– Государь, я ведь люблю вас… – попыталась она воззвать к своему любовнику.
– Не оскорбляйте моего слуха ложью, госпожа Сводня, – без единой толики гнева ответил король, и мне вдруг стало страшно, потому что сейчас я увидела, как выглядит зверь, чью силу я почувствовала еще при первой же встрече с монархом.
И страшен он был не тогда, когда ерничал или отчитывал, а вот в этом дружелюбном спокойствии. Беспощадный и холодный, будто зимняя стужа. Вот таким он пугал по-настоящему, и я поняла, что ни за что и никогда не хочу ощутить на себе его ледяную ярость. Пальцы дядюшки сжали мою ладонь чуть сильней. Кажется, и он подумал о нечто подобном.
– Но это ведь не так! – сквозь рыдания вновь воскликнула Серпина. – Ничего не было, Ив, клянусь жизнью! Ничего! Его светлость даже мыслью…
Государь рывком остановил женщину, развернул ее к себе лицом и уточнил:
– Жизнью? Клянетесь жизнью? Вы уверены?
– Д…да, – с запинкой пролепетала графиня.
– Я вас услышал, ваше сиятельство, – кивнул монарх. – Да будет так.
– Боги… – простонала фаворитка.
В это мгновение ее вновь подтолкнули вперед, и графиня, наверное, полетела бы на пол, если бы не железная хватка ее мучителя… я хотела сказать – повелителя. Конечно же, повелителя.
– Государь, – всхлипнула Серпина и… увидела нас с графом. – Вы-ы, – протянула она. – Это всё вы виноваты! Дрянная девчонка, если бы вас не прита…
Договорить ее сиятельство не успела, потому что король тряхнул свою любовницу. Рывок был столь силен, что зубы графини клацнули, а после на прикушенной губе выступила кровь.
– У вас есть ко мне еще какое-то дело? – учтиво спросил нас с дядюшкой Его Величество.
– Нет, государь, – склонил голову его сиятельство.
– Тогда я вас не задерживаю, – ответил монарх.
Граф вновь поклонился, я присела в реверансе, но государь уже на нас не смотрел. Он волок жертву своего негодования дальше, и теперь было ясно, куда именно.
– Я умоляю вас, – запричитала графиня, когда до дверей магистра Элькоса осталось совсем немного. – В память о нашей любви, Ив… Ваше Величество.
– А она была? – усмехнулся король. Он остановился, так и не дойдя до своей цели. – У вас всё еще остается шанс быть искренней, Серпина, – сказал государь. – Выбор за вами.
– Но ваши подозрения беспочвенны…
– Выбор сделан, – констатировал король, и перед ними распахнулась дверь.
Графиня взвизгнула, и государь втолкнул ее в покои магистра. Дверь снова закрылась, и я обернулась к его сиятельству.
– Неужто…
– Довольно, – оборвал меня граф. – Нам велено уйти, и мы уходим. Живо, – отрывисто произнес его сиятельство, и мы устремились к лестнице. На сегодняшнее утро приключений было уже достаточно…
На следующий день мы узнали, что Ришема выпроводили из резиденции вместе с его невесткой. И не просто выпроводили, но отправили в зарешеченной карете под охраной в столицу, где он должен был ожидать решения Его Величества о своей участи. Там его светлость должен был находиться под домашним арестом в собственном особняке, не смея покидать его пределы. Во дворец путь ему был заказан, и вопрос был лишь в том, сохранит ли герцог за собой герцогство, или же его род сменит главу, а следовательно, и главенствующую ветвь. При худшем развитии событий господина отравителя и насильника ожидало лишение всех титулов, состояния, земель и свободы. В лучшем – возвращение в Ришем и опала, которая должна была распространиться на все ветви.
Что до Серпины, то она была вольна вернуться в поместье покойного супруга, вновь выйти замуж или же остаться вдовой до конца своей жизни, но двери покоев короля, как и ворота его дворца, отныне были для нее закрыты. Но, кажется, графиня решила остаться подле главы рода и ждать вместе с ним его участи. Это навело на мысли, что она лелеет надежду о прощении и возвращении под заботливое крыло правящего любовника или же просто в его обиталище, пусть и в должности фрейлины.
В любом случае подробностями со мной никто не делился. У государя я сама не рискнула спрашивать, а магистр посмотрел на меня с иронией и вопросил:
– О чем вы, девочка моя? Кто я, чтобы влезать в тайные помыслы господина? Я знаю столько же, сколько и вы.
