Юлия Цыпленкова
Солнечный луч. Дорогой интриг
Глава 1
Я потянулась, открыла глаза и улыбнулась. Наступал прекрасный и значимый для меня день. Он был и вправду прекрасным, солнце, уже заглянувшее в окно, улыбалось в ответ. Сев на постели, я рассмеялась и повалилась назад, раскинув руки. Восхитительно! Всё-всё-всё сегодня восхитительно!!! И теплое солнечное утро, и шелест листьев за окном, и птичья трель, и даже шепот горничных за дверью опочивальни, ожидавших моего пробуждения. И пусть они уже услышали мой смех, но пока не войдут, потому что я не призвала их.
Перевернувшись на живот, я зарылась лицом в подушку и зажмурилась что есть сил. Боги! Я ведь сегодня стала взрослой! И сегодня всё будет так, как я захочу, что бы ни случилось, это мой день. И я, опять перевернувшись на спину, рассмеялась, глядя в белый потолок с позолоченным орнаментом. Только так и не иначе, потому что я загадала свое самое главное желание, и оно непременно сбудется.
– Где моя дочь? – услышала я голос матушки. – Еще спит?! – Ах, сколько недовольства было в ее восклицании, и я улыбнулась, уже предвещая в мыслях следующую фразу: – Несносное дитя! Как можно отлеживать бока в такой важный для всех нас день?! – Всё это она говорила, стремительно приближаясь к дверям опочивальни, и окончание было произнесено уже неподалеку от моей кровати. – Вставайте, дитя мое, немедленно пробудите свою совесть и вставайте с ней вместе, ибо без совести вы и дальше будете сводить меня с ума. Шанриз!
Но, встретившись с моим взглядом и улыбкой, матушка снизила накал негодования и улыбнулась в ответ:
– Сколько вы еще будете терзать свою несчастную мать? – укоризненно вопросила она.
– Разве же вы несчастны, матушка? – спросила я в ответ. – Думаю, батюшка был бы сильно огорчен, узнав об этом.
Родительница всплеснула руками, а после, прижав одну ладонь тыльной стороной ко лбу, а второй накрыв грудь, произнесла:
– Вы совсем не жалеете своей матери, Шанни?
– Матушка, – я укоризненно покачала головой. – Я люблю вас.
– Тогда немедленно вставайте и прекратите дерзить! – воскликнула она и добавила: – Я сама не своя. Будто это меня сегодня представляют свету. Ах, – родительница опять прижала ко лбу тыльную сторону ладони и направилась к дверям. – Голова кругом. Еще столько предстоит сделать, а гости прибудут уже так скоро! Я жду вас, дитя мое, – закончила причитания матушка. – Не смейте заставлять меня нервничать!
И она ушла, но на опустевшее место тут же пришли горничные.
– Доброе утро, госпожа баронесса, – они дружно присели, приветствуя меня.
– Доброе утро, – ответила я.
Из своих комнат я выходила в легком домашнем платье и с косой, уложенной вокруг головы – наряжаться было еще рано. Это матушка безумствует, а я точно знаю, что гости появятся еще нескоро и времени у меня предостаточно. И то, что батюшка сейчас сидит в столовой, спрятавшись за газетой от деятельной супруги, я тоже знала. И когда появилась на завтрак, господин барон не обманул моих ожиданий.
Отец сидел на своем месте, ожидая, когда его семейство соберется к столу, и читал утреннюю газету. В столовой находилась и наша дальняя родственница, взятая моими родителями на воспитание после того, как осталась сиротой. Она подняла на меня взгляд и укоризненно покачала головой. Амберли всегда была умницей и занудой, но я всё равно любила ее, как родную сестру. Разница в возрасте у нас была небольшой, чуть больше полугода, но юная баронесса Мадести-Доло оказалась гораздо серьезней и послушней меня. Хотя и у меня в голове не бродил ветер, потому что мне всегда было известно, чего я хочу и как этого достичь. И сегодня я тоже это знала.
– Доброе утро, батюшка, – поклонилась я отцу. – Доброе утро, сестрица. Как вам почивалось? В добром ли здравии встретили новый день?
Барон сдвинул в сторону газету и улыбнулся мне:
– Здравствуй, дитя, – произнес он, и я, приблизившись, подставила лоб для поцелуя. Батюшка, соблюдя обязательный утренний ритуал, потрепал меня еще и по щеке. – С днем рождения тебя, малышка. Хотя какая ты малышка, когда сегодня наступила твоя пора зрелости? – Родитель коротко вздохнул. – И всё равно еще дитя.
Похоже, у батюшки приключилась меланхолия, потому что он не называл меня малышкой лет с пяти, да и на «ты» не обращался столько же.
– Я всегда буду вашим дитя, мой дорогой отец, – улыбнулась я. – Даже когда рожу вам внуков.
– О, – барон отмахнулся. – Изыди, ужасное видение. Я еще слишком молод, чтобы зваться дедом, – после хмыкнул и указал взглядом на мое место. – Ступайте, Шанриз, скоро ваша матушка ворвется в наше мирное уединение, и лучше нам встретить ее на положенных местах, иначе буря разразится с ужасающей силой.
– Этот смерч нам не унять, – улыбнулась я и отошла к своему стулу, который уже успел отодвинуть лакей. Я кивнула ему и посмотрела на Амбер. – Ты грустишь?
– Немного, – ответила она с улыбкой. – На сегодня я лишаюсь своей подруги.
– Всего лишь половина дня.
– Но, – глаза Амбер озорно блеснули, – мне не придется думать о том, что скажет общество, и потому я буду наслаждаться всем, что приготовит наш замечательный повар. И съем две… нет, четыре вазочки с чудесными замороженными сливками и обязательно штук пять пирожных.
– Какая ты гадкая, – в фальшивой обиде насупилась я. – Твой вечер будет вкусней моего. Скажу, чтобы тебе дали всего одно пирожное и две вазочки со сливками.
– Экая ты вредина, – ответила сестрица и, бросив на барона вороватый взгляд, показала мне язык. Я показала ей в ответ.
– Девицы на выданье, – хмыкнул батюшка, не позволив увериться, что наш спор и детская шалость остались незамеченными.
А потом открылась дверь, и в столовую вошла матушка. Она оглядела нас, прошла к своему месту на другом конце стола и, присев на отодвинутый стул, произнесла:
– Мой дорогой супруг, мы все в сборе. Не пора ли отложить газету и позаботиться о вашей семье?
Батюшка сложил газету, отдал ее шагнувшему к нему лакею и провозгласил:
– Приступим к завтраку. Пусть славятся боги.
– Слава богам, – ответили мы нестройным хором, и утренняя трапеза началась.
А после завтрака день закрутился колесом, запущенным легкой рукой матушки. Впрочем, вертелась в нем она сама, мы же: отец, Амберли и я – ускользнули от ее бдительного ока, как только баронесса Тенерис-Доло отправилась проверить готовность бальной залы. Господин барон, вернув себе свою газету, объявил, что ему необходимо проверить корреспонденцию, и растворился среди многочисленных комнат нашего особняка. А мы с Амбер просто сбежали в парк.
– Даже страшно представить, что сегодня сюда соберется весь свет, – произнесла сестрица. – И мне так жаль, что я буду смотреть на твой праздник со стороны, – она улыбнулась и взяла меня за руку. – Ты так давно ждала этот день, и мне бы хотелось быть с тобой рядом.
Я пожала ее пальцы и улыбнулась в ответ:
– Я ведь предлагала тебе смешаться с гостями и сейчас предлагаю.
– Что ты! – она махнула на меня рукой. – Я не осмелюсь явиться. Если тетушка и дядюшка увидят, если всплывет наружу… ох. Даже страшно представить, какой разразится скандал. Слишком многое зависит от моего благоразумия, Шанни, и я не могу рискнуть всем ради одного вечера. Ты отчаянная, ты можешь позволить себе безумства. Родители тебя простят, а для меня это будет полным крахом. Нет уж, дорогая, я лучше подожду полгода, а потом будем веселиться вместе на балах, охотах, на званых вечерах, – Амберли положила голову мне на плечо, и я ответила, хмыкнув:
– Звучит ужасно.
– Что мы будем вместе?
– Не-ет, – я поддела пальцем кончик ее носа. – Вместе нам замечательно и весело. А там, где ты перечислила, мы собой не будем. Наш долг привлечь хороших женихов, а значит, вести себя, как куклы. Куда посадят, там сидим, с кем одобрят, с тем танцуем. На кого укажут, за того выйдем замуж. Вот это ужасно, ужасно скучно и уныло. А я хочу не так, я хочу иначе, понимаешь? Я хочу чувствовать себя свободной и поступать, как вздумается, а не как укажут.
Амберли посмотрела на меня, вдруг прикрыла рот кончиками пальцев и хихикнула. Округлив глаза в деланном изумлении, я вопросила:
– И что вас так развеселило, сестрица? Над чем потешаетесь?
– Такая глупость вдруг пришла в голову, – отмахнулась она.
– Говори сейчас же! – притопнула я ногой.
– Это такая глупость, – ответила она и попыталась успокоиться, но я подступила к ней.
– Стало быть, не сознаешься, – констатировала я.
– Шанни, право слово… ай, – взвизгнула Амбер, так и не договорив, потому что я пробежалась пальцами по ее ребрам. – Шанни! Ай, не надо, Ша-ха-ха, – расхохоталась она в полный голос. – Хва… хватит, Шанни, – сестрица неприлично хрюкнула, и я грозно свела брови.
– Говори, а то хуже будет.
– Да это и вправду глупости, сестрица, – отдышавшись, улыбнулась Амберли, но, поняв, что отступать я не собираюсь, она отвела взгляд и проговорила ворчливо: – Мне вдруг подумалось, что необходимую свободу тебе даст замужество. – Амбер скосила на меня глаза и закончила, сверкнув лукавой улыбкой: – Выходи за старика, Шанни. За древнего-древнего, и тогда, когда он умрет, ты станешь вдовой. А вдовы, как известно, могут позволить себе много больше, чем замужние дамы и уж, тем более, девицы. Вот, что мне подумалось.
Теперь в самом искреннем изумлении округлила глаза. После размяла пальцы и велела:
– Беги, говорливое создание, беги, пока кара не настигла тебя за крамольные помыслы. Месть! – воскликнула я и бросилась к негоднице.
– А-а, – взвизгнула Амбер и припустила от меня по аллее.
Она заливисто смеялась, уворачиваясь от моих скрюченных пальцев. И если поначалу я воинственно выкрикивала ей вслед о возмездии, то вскоре уже смеялась, петляя между деревьями в попытке нагнать Амберли. Наконец изловчилась, прыгнула и повалила вертлявую сестрицу на траву. После навалилась сверху и пробежалась пальцами по ребрам.
И вот в таком верещащем клубке тел, заходящемся в искренней щенячьей радости, нас и обнаружила моя матушка.
– Да что же это, девочки! – всплеснула она руками и велела лакеям, следовавшим за хозяйкой: – Разобрать сие безобразие и растащить.
И когда нас, краснощеких со сверкающими глазами и дышащих так, будто мы пробежали весь парк наперегонки, утвердили в вертикальном положении, госпожа баронесса отчеканила:
– Да разве же это поведение девиц, которых в скором времени ожидает сватовство и долг супруги? Это же возмутительно!
Мы переглянулись с Амбер, она скривилась, изобразила трясущиеся, словно у старика, руки, и… матушкина тирада умчалась с ветром, потому что смех помимо воли прорвался наружу, и даже заломленные в муках руки родительницы не произвели должного эффекта.
– Экие бесстыдницы, – возмутилась матушка и велела: – По комнатам, и чтобы сегодня больше не дурачились. До завтрашнего дня вы, Амберли, выполняете задания, полученные от вашего учителя, вышиваете, читаете и отдыхаете. А вы, дочь моя, немедленно приводите себя в порядок! И чтобы этого ужасного красного лица я больше не видела. Боги, за что же мне это?! – трагически возопила баронесса и, прижав ладонь к сердцу, помчалась дальше, не забыв отчеканить: – Исполнять, сейчас же!
Проводив ее взглядами, мы с сестрицей переглянулись, и Амбер протяжно вздохнула. Моя послушная и кроткая родственница уже мысленно шагала в свою комнату, переживая, что так и не посмотрела на парк, подготовленный к встрече важных гостей. Она бы так и сделала, если бы я была хоть на десятую долю похожа на нее нравом, но юную баронессу Шанни Тенерис сложно было назвать кроткой, и потому она, то есть я, даже и не подумала вернуться в особняк.
Взяв Амберли за руку, я дернула ее за собой, и мы скрылись за цветущими зарослями тальмены – кустарника, цветы которого меняли окрас по мере своего угасания. Сейчас это были пышные белые соцветия. Но пройдет месяц, и белизна станет нежно-розовой, а когда лепестки покроются сочным пурпуром, придет их пора увядания. Тальмены невероятны по своей красоте и аромату. Однако не ради их прелести я утащила сестрицу в благоухающую густоту кустарника.
– Шанни! – сдавленным полушепотом воскликнула Амберли. – Что ты опять творишь?
– Не позволяю матушке испортить нам настроение, – ответила я. – Неужто ты думаешь, что она сейчас же побежит проверять, как мы исполнили ее приказание? Госпожа баронесса уже и думать забыла о нас. Всё, о чем думает матушка, это о приеме. И все ее волнения направлены туда же. А мы лишь были случайным событием на пути. А это, согласись, вовсе не повод бежать в комнаты и сидеть над скучным чтивом.
– Но если она нас заметит…
– Значит, мы будем там, где нет ее, – улыбнулась я и взяла сестру за руки. – Дорогая моя, у тебя всегда есть я, чтобы сослаться на мое дурное влияние. И более того, нынче я стала взрослой, а значит, ты должна слушаться меня. Верно? Кто взрослый? Ну-ка, скажи мне, крошка Амберли, кто?
– Господин барон, госпожа баронесса, наша воспитательница…
– И-и, – многозначительно протянула я.
– И? – желая поддразнить меня, Амбер приподняла брови, обозначив непонимание.
– И я! – гордо провозгласила я. – А если ты не признаешь этого, то можешь отправляться в свои комнаты и просидеть там до завтрашнего дня, как тебе велено. А я пойду и наслажусь видом парка, пока его не наводнили гости. И, можешь мне поверить, я ни за что и ничего не расскажу тебе. Совсем-совсем. Даже намеком.
Я кивнула для весомости своих слов и, приподняв подол платья, шагнула на другую сторону кустов тальмена. Приостановившись, я прислушалась – вскоре раздался шелест листвы, и ко мне, насупившись, вышла хорошая девочка Амберли. Она бросила на меня взгляд и ворчливо произнесла:
– Ты взрослая, и я не могу противиться твоему решению, – после прижала ладони к груди. – Только умоляю, осторожней.
– Мы будем, как две мышки, – заверила я трусишку, вновь взяла ее за руку, и мы побежали в сторону пруда, где должна была произойти встреча гостей.
Стараясь находиться под укрытием ухоженной растительности и зорко следя за тем, чтобы не попасться на глаза баронессе, мы добрались до первой цели нашего путешествия. Признаться, мы обе открыли рот от изумления. Матушка с батюшкой и вправду постарались на славу. Амбер и вовсе застыла на месте с широко распахнутыми глазами, рассматривая ажурную арку, перекинувшуюся, словно радуга, с одной стороны дорожки на противоположную. Да она и была похожа на радугу, только закрученную спиралью. Цветы, от красных до фиолетовых, увивали хрупкое с виду сооружение. А еще они мерцали, рассыпая из сердцевинок золотую пыльцу. Она медленно парила в воздухе и, едва опустившись на землю, таяла.
Я приблизилась к арке, подставила ладонь под пыльцу, но она даже не оставила следа на коже.
– Какая чудесная иллюзия, – произнесла я.
– Благодарю, ваша милость, – послышался знакомый голос из-за наших с Амбер спин.
Сестрица моя, охнув, скользнула за меня, как всегда делала, если чего-то опасалась или искала защиты. Развернувшись лицом к мужчине средних лет, я присела в неглубоком реверансе. Пусть он не был знатен, но являлся магом, а к ним относились с уважением все: от государя до золотаря. Впрочем, Его Величество кланяться магу точно бы не стал, но на то он и король. А нас приучали к почтению. Однако и почтение это разнилось. Перед нами был сам придворный маг, и ему следовало отдать дань уважения.
– Примите мое поздравление, дорогая баронесса, – склонился в ответ маг. – Я был рад услужить вашему батюшке. Благороднейший и добрейший человек.
– Только батюшке? – лукаво прищурилась я.
Маг чуть нагнулся в мою сторону, приставил к уголку рта ладонь ребром и произнес, значительно понизив голос:
– Я сотворил это, думая о вашей юной прелести, дорогая моя Шанни. Но я не смею объявить об этом во всеуслышание. Поэтому, надеясь порадовать вас, я старался для ваших родителей, – закончил он и весело улыбнулся.
– Мне бы понять, обидеться на вас или расцеловать в щеки, – хмыкнула я.
– Я предпочел бы последнее, но это было бы непозволительной наглостью с моей стороны, – ответил господин маг. – Но обижаться на меня даже не вздумайте! Менее всего я желал бы вас обидеть, госпожа баронесса. Примите мой скромный дар, и ваш восторг станет для меня лучшей благодарностью.
Он снова поклонился, а я улыбнулась и ответил:
– Вы – истинный художник, магистр Элькос. И это я говорю вам со всей своей искренностью.
И в этот момент послышался голос матушки. Наши глаза с Амбер одновременно округлились, и маг всё понял. Он широко улыбнулся и повел рукой, приглашая нас приблизиться. Недолго думая, мы с сестрицей юркнули за спину магистра, и он быстро шепнул:
– Не беспокойтесь, милые дамы, баронесса вас не увидит.
Мы знали о его мастерстве и могуществе, однако расслабились только тогда, когда матушка, подойдя к нашему защитнику, повела с ним разговор, совсем не обращая на нас внимания. Баронесса Тенерис-Доло изъявляла восторг чудесами, которые сотворил магистр. Так мы узнали, что лодочки, казавшиеся сплетенными из паутинки, в нитях которой запутались капли росы, прочны и надежны, а кроме этого плывут сами, не требуя весел. Стоит лишь сказать: «Плыви», – и невесомые суденышки заскользят по глади пруда.
– Когда стемнеет, из травы поднимутся тысячи светлячков и закружат над парком и прудом, – говорил маг, а мы с Амбер слушали, жадно внимая его словам. – Вам не потребуются фонари. – Я исполнил все ваши пожелания и даже немного добавил от себя.
– Какая прелесть! – воскликнула матушка, прижав ладони к груди. – Вы – прелесть, наш дорогой магистр Элькос! Нет таких слов, коими я могла бы выразить вам свой восторг и признательность. Позвольте мне обнять вас.
И, не дожидаясь позволения, матушка порывисто обняла мага. Ее голова оказалась на его плече, взгляд устремился прямо на меня, и я гулко сглотнула. Я даже виновато потупилась, однако баронесса, отстранившись от рассмеявшегося мага, сжала его руку:
– Благодарю вас, магистр, – с чувством произнесла она. – Если бы вы знали, как я волнуюсь, как хочу, чтобы праздник запомнился моей дочери на всю жизнь. У меня ведь не было настолько пышного торжества. Не больше того, что положено для представления девушки свету, но для Шанни мне хочется устроить нечто грандиозное, и я безмерно рада, что супруг поддержал меня в этом желании. Знаете, магистр, когда она родилась… – Матушка достала из рукава платочек, промокнула уголки глаз, после прижала его к носу, а затем убрала обратно в рукав. Она отвела взгляд и смущенно хмыкнула: – Простите, господин Элькос, я сегодня совсем расчувствовалась… Так вот, когда я увидела свое дитя, мне показалось, что мой мир озарился светом. Еще и этот рыжий пушок на ее головке… Ох, да что же это, – баронесса отвернулась, и я увидела, что она вновь достала платочек. Захотелось шагнуть к матушке и обнять ее, но так бы я выдала нас с Амбер, да и нотации сменили бы умиление слишком быстро, потому я осталась стоять за спиной мага, наблюдая за своей родительницей.
Магистр накрыл ее плечи ладонями:
– И вы дали ей имя – Шанриз, – с явной улыбкой произнес Элькос. – Солнечный луч.
– Да, – немного в нос ответила матушка. – Мой лучик солнца, и она светит мне все свои семнадцать лет.
– Вы – чудесная мать, – сказал маг. – И ваша дочь уродилась вашей копией.
– О нет, – баронесса наконец развернулась к нему лицом. – Шанни – вылитая бабушка Эйвера. Вы ведь видели ее портрет, потому не можете со мной не согласиться. Лишь надеюсь, что ее свободолюбие не передалось правнучке. Но она ведь и моя дочь, а среди моих предков не было сумасбродов, – она снова улыбнулась, и Элькос предложил ей руку:
– Идемте, дорогая баронесса, посмотрим вместе на то, что я сотворил для малышки Шанни.
– Да, посмотрим, – с готовностью согласилась матушка. – Кажется, это последнее, что мне осталось проверить.
Она накрыла сгиб локтя мага кончиками пальцев, и он, обернувшись к нам с Амбер, подмигнул. Родительница, уже взявшая себя в руки, защебетала с новым энтузиазмом:
– Морт, я бы хотела устроить что-нибудь чудесное и для нашей Амберли. Она стала нам совсем как дочь, и мне хочется порадовать девочку, когда придет ее время. Вы ведь поможете?
– Разумеется, с радостью, – откликнулся магистр и увлек баронессу за живую изгородь.
– Уф, – выдохнула я и обернулась к сестрице.
Амбер промокнула глаза и подняла руку, показывая, чтобы я молчала. Пожав плечами, я снова посмотрела на радугу.
– Не понимаю! – воскликнула сестрица. – Даже я растрогана словами твоей матушки, а ты так спокойна.
– Если я не рыдаю от умиления, это не означает, что меня не тронули ее слова, – полуобернувшись, ответила я. – Не кидаться же мне было ей на шею, выдав наше ослушание. Я люблю матушку, и ей это известно, иначе всего этого, – я повела рукой, – не было бы. А теперь поспешим к воротам, пока магистр отвлекает, баронессу, и тогда успеем вернуться в свои комнаты до ее появления. Идем?
Я протянула руку, и сестрица не стала противиться, только вульгарно шмыгнула носом и переплела наши пальцы.
– Да, их я тоже хочу посмотреть, – кивнула Амберли, и мы поспешили к въезду в поместье.
Ворота были ожидаемо украшены цветами, но и здесь ощущалась длань магистра Элькоса. Дорожка, по которой должны были проехать экипажи, оказалась усыпана лепестками, однако стоило взять один из них в ладонь, и стало понятно, что это еще одна иллюзия – лепесток показался мне бесплотным и, растаяв спустя краткое мгновение, оказался лежащим на прежнем месте. Это было разумно.
Родители созвали, наверное, весь высший свет, и потому под копытами лошадей и колесами экипажей несчастные цветы должны были быстро прийти в негодность, перестав радовать взоры гостей, иллюзия оставляла дорожке свежий вид. А когда Амберли прошла мимо меня, лепестки поднялись с земли и неспешно закружились вокруг нее.
– Ох, – восторженно выдохнула сестрица. Она раскинула руки и сама закружилась, радостно смеясь творившемуся волшебству.
Мне этот фейерверк был интересен лишь первую минуту. Познакомившись с ним поближе, я сделала свои выводы и перешла к стражам, стоявшим по обе стороны дорожки. На них были надеты туники цветов рода Доло, но на правой стороне груди был вышит герб дома Тенерис – средней ветви рода. В таком одеянии ходили еще лет двести назад, но смотрелись стражи эффектно. Руки их лежали на рукоятях мечей. И когда я, пройдя мимо них до ворот, развернулась обратно, воины вытянули мечи и взметнули их вверх, приветствуя вошедшего, в данном случае меня, когда я шла от ворот.
– Ого-о, – игнорируя правила хорошего тона, протянула я. И, приподняв подол, прошла мимо стражей, гордо вскинув голову.
Увидев это, Амберли присела в глубоком реверансе и склонила голову:
– Моя госпожа.
Я остановилась перед ней, поддела пальцем ее подбородок и произнесла прохладно:
– Следуйте за мной, дитя.
Сестрица изобразила преувеличенный восторг и, прижав ладони к груди, произнесла с придыханием:
– Вы так добры ко мне, госпожа.
– Помните об этом, дитя мое, – важно ответила я.
И мы рассмеялись. Амберли порывисто обняла меня и прижалась щекой к моей щеке.
– Как же я люблю тебя, сестрица, – сказала она и звонко меня поцеловала.
– И я люблю тебя, – ответила я, прижав ее к себе.
Амберли отстранилась, и мы наконец направились к особняку.
– Даже страшно представить, что однажды мы перестанем проводить столько времени вместе, – произнесла Амбер. – Не будем так дурачиться и смеяться.
– Отчего же? – взяв сестрицу под руку, я устроила голову на ее плече.
– Замужество не позволит нам такой роскоши. Ты уедешь в дом своего супруга, а я к своему, и будем видеться лишь тогда, когда это позволит муж. – Я фыркнула, а Амберли продолжила: – Ведь когда меня представят свету, ты можешь быть уже обручена. Ты так красива, Шанни, и твоему приданому можно только позавидовать, поэтому не удивлюсь, если завтра уже кто-то попросит твоей руки.
– И не получит ее, – ответила я. – Через полгода я буду всё еще свободна. Поверь мне, моя милая сестрица, мои родители выдадут тебя замуж раньше, чем собственную дочь. Я не собираюсь слишком быстро менять отчий кров на дом супруга.
– Но если кто-то посватается, и твой батюшка сочтет жениха достойным…
– Ты неплохо знаешь меня, дорогая, – улыбнулась я. – Мне известно, что я желаю получить от своей жизни, и я это получу, чего бы это ни стоило.
Амберли посмотрела на меня и вздохнула:
– Иногда меня пугает то, что ты говоришь. Но я верю в твое благоразумие. Нас воспитывали одни учителя, и мы слушали одни и те же наставления…
– Я произнесу их все, даже если ты разбудишь меня посреди ночи, – ответила я. – Ни в дурной памяти, ни в глупости меня не обвинить. Однако я добьюсь своего, или пусть небо упадет на землю.
– Девицам свойственны мечты, – произнесла сестрица, а я не стала ей возражать, чтобы не поссориться.
Когда мы вернулись в дом, матушка еще направлялась к нему, это я видела в окно, когда мы поднялись на этаж к нашим комнатам. Обнявшись с сестрицей, мы попрощались с ней до завтрашнего дня и разошлись. Она отправилась учиться, потому что для нее занятия с учителями закончатся лишь с совершеннолетием, а я поспешила к себе, чтобы подготовиться к началу приема. И сегодня я собиралась блистать.
