bannerbannerbanner
полная версияСолнечный луч. Дорогой интриг

Юлия Цыпленкова
Солнечный луч. Дорогой интриг

Полная версия

– Где вы были, Шанриз?

– Я сейчас вам всё-всё расскажу, ваше сиятельство, позвольте только перевести дыхание, – ответила я и упала на стул.

Дядя скептически хмыкнул и подошел к столу. Судя по всему, он так и не притронулся к еде – ждал меня. Впрочем, граф был воспитанным человеком, и раз уж мы должны были отобедать вдвоем, то он и не мог начать в одиночестве.

– Простите меня, дядюшка, – произнесла я с искренним раскаянием. – Как вы уже знаете, я пришла вовремя. А пока ждала вас, увидела в окно, – я обернулась, убеждаясь, что по близости нет прислуги, после понизила голос и договорила: – Я увидела принцессу. Она куда-то спешила со своими фрейлинами, и мне показалось это подозрительным. Поэтому я ушла и последовала за ней…

– Боги, – всплеснул руками граф. – Вы же не в отчем доме, и подобные дурачества вам могут не простить. Пока вас защищает от нападок ее светлость. Для всего света – она покровительствует, а возможно, и диктует вам столь своеобразное поведение. Но преследовать принцессу… – Он покачал головой, однако присел на стул и спросил: – И что же вы обнаружили?

И я рассказала ему всё, что произошло. Хотелось умолчать о том, как глупо я попалась, да не кому-нибудь, а самому герцогу Ришему, но решила этого не делать. Если уж совершена страшная ошибка, то, может быть, дядюшка подскажет, как всё исправить. Его сиятельство слушал внимательно, никак не выказывая ни изумления, ни негодования, ни даже особой задумчивости. Он хранил на лице непроницаемое выражение, а когда я закончила, откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки и протянул:

– Нда-а… Стало быть, имеет место тайная связь… – граф подался вперед, теперь уложил руки на стол и сцепил пальцы в замок. – При Дворе одно время ходили подобные подозрения, но потом как-то всё улеглось. Все пришли к выводу, что тут имеет место крепкая дружба с графиней и, как следствие, поддержка главы рода ее покойного мужа. А выходит… выходит, вся эта дружба может быть основана на связи с главой рода. Вполне в духе герцога… Забавно… Значит, можно дать принцессе повод разочароваться в возлюбленном, и она станет его врагом… Только как? Надо подумать, надо всё хорошенько обдумать. Если вбить клин между Селией и семейкой Ришемов, то можно повернуть ее лицом к нам, а это значительное усиление. Тетушка сумела бы прибрать принцессу к рукам, и это был бы сокрушительный удар по выскочке. Как же всё можно славно повернуть… Плохо лишь, – он посмотрел на меня, – что Ришем вас заметил. Теперь он может предотвратить наши дальнейшие действия.

– И пустить новую сплетню, – проворчала я.

Граф усмехнулся и махнул рукой:

– Дитя мое, чтобы пустить сплетню, не нужен прецедент, на то она и сплетня. То, что вы вчера покончили с одной, не означает, что взамен не подготовлено еще десять. В любом случае не думаю, что он начнет говорить, что видел вас в месте своего свидания с Ее Высочеством, потому что вы тогда скажете, что там делали. И пусть у них будет сто свидетелей, которые скажут, будто это вы встречались там тайно, мы найдем в ответ свидетелей не меньше. Нет, это глупо и не принесет никому из нас пользы. Разве что вновь всколыхнет старые подозрения в отнюдь не дружеских взаимоотношениях герцога и принцессы… хм. А ведь графиню можно выставить сводней… Нет, ни для кого не секрет, на чье место вас прочит герцогиня, а стало быть, можно выкрутить всю эту историю против нас, да еще так, что нас размажут, как мух по стеклу.

Я с интересом слушала дядюшкины рассуждения, открывая для себя то, о чем сама не думала, да что там! Мне не хватало опыта и искушенности, чтобы представить подобное и просчитать последствия, но, внимая его сиятельству, я кивала, полностью соглашаясь с ним. Даже было обидно, что, имея подобное оружие, мы не можем им воспользоваться.

Дядя был прав, королю подобный скандал ни к чему. Ему проще убрать родную тетку из дворца, чем признать, что сестра вела себя вульгарно и недопустимо. Может, и Ришема уберет с глаз подальше, даже изгонит Серпину, но нам от этого пользы уже не будет, потому что по роду Доло будет нанесен такой удар, что мы оправимся еще очень и очень не скоро. И уж о чем не придется мечтать, так это о выгодном замужестве. Я-то переживу, а вот Амберли оно необходимо… Досадно. Впрочем, и Ришему раздувать эту историю нет смысла, пасть ее жертвой мог и он сам.

Теперь мне было понятно, почему Ришем так легко отпустил меня. И я снова разозлилась на герцога. Еще и этот злосчастный букет, обманувший мои ожидания. Надо же, впервые позволила себе романтические фантазии, и так сразу же получила оплеуху. А раз так, то и нечего забивать себе голову всякой чепухой. Никогда этим не страдала, и начинать, стало быть, незачем. Не любви я ожидаю от государя, совсем не любви. И пусть она станет рычагом, но не для меня.

– Есть еще кое-что, – сказала я, решив рассказать и про букет. А когда закончила, спросила: – Как думаете, дядюшка, к чему бы это? Он по-прежнему желает вскружить мне голову?

– Вы говорите, он выглядел смущенным? – я кивнула, и его сиятельство усмехнулся. – Любопытно. Впервые слышу о его смущении. Обычно он действует напористо и нагло. Его обаяние, напор и широкие жесты действуют безотказно. Но вы не впечатлительная девица, что уже показали. Я ожидал, что буду увещевать вас, доказывать, быть может, бранить, но еще ни разу не пришлось вас одергивать. Весьма здравые рассуждения и норов… я бы назвал его расчетливым. Это удивляет и радует.

– Я знаю, чего хочу, – улыбнулась я. – И привыкла добиваться, чего хочу. А иначе не было смысла затевать.

– И это немного пугаете, – вновь усмехнулся дядя. – Порой мне кажется, что в вашей юной головке зреет свой собственный замысел, и от того вы перекраиваете чужие планы и меняете указания. Учтите, Шанни, играть против всех у вас не выйдет.

– Я не собираюсь играть против всех, дядюшка, – ответила я. – И уж точно не собираюсь вредить своему роду.

– Но моих слов о собственном замысле вы не опровергли, – заметил граф. – Я жду пояснений, дитя мое. Оказаться между жерновами я не желаю вовсе. Если не готовы открыться сейчас, я не стану настаивать, но утаить их от меня совсем у вас не выйдет.

– Я – баронесса Тенерис-Доло, ваше сиятельство, и выросла в уважении к своим предкам и почитании главы рода. Вам не стоит во мне сомневаться, – мы некоторое время мерились взглядами, а после я отщипнула кусочек всё еще мягкой булочки и свернула беседу в иную сторону: – Я хотела с вами посоветоваться, дядюшка. Мне кажется, пришла пора делать из противников союзников, и потому хотела спросить, к кому вы посоветуете подойти и каким рычагом воспользоваться.

– Это хороший вопрос, – граф не стал настаивать на продолжении прежней темы. Он поднял колокольчик, призвал слуг и распорядился заменить остывшую пищу на горячую. Потом перевел на меня взгляд и продолжил: – Думаю, нам стоит обратить внимание вот на кого…

Мы проговорили столько, сколько было возможно. К сожалению, немалую часть времени я потратила на слежку за принцессой, однако свои плоды она принесла, а значит, сказать, что потратила его впустую, нельзя. Впрочем, был еще один вопрос, который меня интересовал, и я задала его уже напоследок:

– Почему вы вчера не дали мне ответить на вопрос ее светлости? – граф удивленно приподнял брови, и я напомнила: – После того допроса, что учинил мне государь, и она желала узнать, чьим примером я воспользовалась. Почему не позволили мне раскрыть рта?

– Как хорошо, что вы напомнили, вчера высказаться мне не удалось, но сегодня… – Я поймала многозначительный взгляд и затаила дыхание, поняв, что сейчас мне будут выговаривать. – Я опередил вас потому, что понял, о чем вы собираетесь рассказать, – ответил его сиятельство и стал совсем уж строгим: – Узнать об этом примере вы могли лишь из дневника некоего человека, некогда находившегося близко к трону. И хвала богам, что вы еще не прочли его полную версию, а лишь то, что от него осталось после работы цензора. Дневник этот был издан тайно и совсем малым тиражом – всего пять экземпляров. Вы не найдете ничего подобного на витринах книжных лавок или же в библиотеках. Даже существование подобного дневника в личном пользовании может быть расценено весьма неблагоприятно для владельца. Мне предстоит нелицеприятный разговор с вашим отцом, потому что я хочу знать, как он раздобыл эти… записки и как случилось, что его дочь сумела их прочесть.

– Дядюшка! – почти испуганно воскликнула я. – Не надо ругать батюшку, прошу вас!

Его сиятельство поднялся на ноги, обошел стол и склонился к моему уху:

– Да знаете ли вы, глупое дитя, – зашипел он, – что тот, кто решился издать эти несчастные пять экземпляров, закончил свои дни в крепости? И это несмотря на то, что заказала их особа королевской крови! Все они должны находиться в королевском архиве. Но ваш папенька, имевший позволение изучать интересовавшие его материалы, умудрился найти эту книженцию, да еще и унес домой, где вы ее и прочитали, – шепот дяди становился всё яростней, а я всё больше вжимала голову в плечи. – Вы понимаете, что было бы, если бы вы огласили пример из нее? Я чуть не поседел, когда понял, что вы собираетесь сказать. Мне пришлось выдумать безобидную историю, потому что после выходки герцога подобное считалось дурным тоном многие годы, и ваше счастье, что прошло немало времени и о старой истории успели подзабыть.

– Но вы же ее знаете…

– Да, я читал, читал, находясь в архиве, и у меня даже мысли не возникло стащить то, что может нанести мне и всему роду сокрушительный удар! Не вздумайте даже мыслью касаться откровений оттуда!

– Но там же нет ничего крамольного, только о том, как король любил…

– Вы даже представления не имеете, как он любил… – дядя вдруг оборвал сам себя и выдохнул. Он распрямился, тряхнул волосами, после пригладил их ладонью и снова склонился надо мной. – Всё, что вам нужно знать, раз уж не сумели сопоставить некоторые исторические факты и даты, я вам вкратце объясню. Герцог Лаворейский был причастен к заговору против монарха, который привел к смене правящей ветви. Официально он оставил завещание, назвав своего приемника, неофициально – это была борьба за трон. Герцог был одним из главных претендентов, потому и совершил то, что совершил. Победил дед нашего государя. Я не стану вам рассказывать того, чего вам знать не стоит, однако помните, что не обо всем, что касается борьбы за престол, принято говорить громогласно, даже обсуждать, как мы с вами.

 

В любом случае этот дневник, несмотря на основательную чистку, остается жирным намеком на ту возню, которая велась вокруг трона. И не обо всем правящий род желает вспоминать и уж тем более предавать огласке. Даже безобидное упоминание может привести к непредвиденным последствиям, потому что в архиве есть и оригинал. Я даже боюсь думать о том, что там может быть описано, если даже урезанная версия скрыта от непосвященных глаз. И вы не сможете доказать, что не знаете большего, чем скандал из-за шпаги, как не сможете не выдать своего отца, который мог сунуть нос в настоящие записи. Понимаете, что вы чуть не сотворили? Молчите об этом и никогда и нигде не упоминайте ни прочитанного, ни нашего разговора.

– Клянусь! – кивнула я, в ужасе понимая, как близка была к краю пропасти.

– После вы расскажете обо всех ваших познаниях, а я решу, чем пользоваться нельзя ни в коем случае, – отчеканил его сиятельство, а после смягчился: – Вам стоит больше думать над своими словами и поступками. Как видите, без моего совета вам пока не обойтись.

– Я поняла, дядюшка, – я вновь кивнула, и граф поцеловал меня в лоб.

А после дядя вернулся к службе, а я отправилась к себе и уже не покидала комнат. Мне требовалось привести мысли в порядок и к концу дня быть в добром расположении духа. Я знала, что герцогиня решила устроить сегодня музыкальный вечер не только для узкого круга, но и для всех, кто пожелал навестить ее и насладиться музыкой и чудесным голосом баронессы Вендит. И это было так, Керстин восхитительно пела. Пару ей должен был составить наш неутомимый барон Гард, и моя подруга находилась в приподнятом настроении.

Мой вечер должен был стать иным. Я помнила о завуалированном приглашении на конную прогулку с Его Величеством и не желала пропустить ее. Ее светлость знала об этом, потому разрешение не присутствовать у нее у меня имелось.

– Потом вы мне всё в подробностях расскажете, – так напутствовала меня герцогиня.

Но прежде чем приказать седлать, я решила поближе сойтись с Аметистом. И хоть к Стреле я отныне питала нежнейшие чувства и готова была отдать ей свое сердце окончательно и бесповоротно, но выбрала все-таки жеребца. Возможно, причиной тому был укор в его глазах, почудившийся мне, когда мы собирались в обратный путь. Этот конь имел тонкую душевную организацию, и грусть могла быть не плодом моей фантазии, так что для прогулки я выбрала его.

Для того чтобы загладить вину перед жеребцом, я принесла ему угощение, и пока кормила, нашептывала ему ласковые прозвища, восхищалась статью, красотой и силой. И к моменту, когда его оседлали, Аметист сверкал от самодовольства. Ну, мне так виделось. В любом случае выехали мы с ним из конюшни добрыми друзьями.

– Вы решили воспользоваться моим советом, ваша милость?

Его Величество встретился неподалеку от озера, куда я направила Аметиста. И что же я ощутила в этот момент? Негодование, досаду и вкус яда на губах, потому что вместе с королем прогуливалась и его фаворитка. Она ответила мне насмешливым взглядом, в котором читалось явное превосходство. Мне хватило сил растянуть губы в улыбке и склонить голову, приветствуя государя и графиню.

– Доброго вечера, Ваше Величество, – произнесла я, обращаясь к нему одному. – Не смогла пренебречь вашим советом и решила прокатиться на сон грядущий. Благодарю, что не оставили своим вниманием.

– Не желаете ли прокатиться вместе с нами? – спросила графиня, и в этом вопросе было столько лицемерной учтивости, что захотелось сказать в ответ какую-нибудь гадость. Но более всего меня оскорбило то, что король даже не выглядел удрученным, и мне подумалось, что с выводами о свидании я поторопилась так же, как и о букете.

– Благодарю за приглашение, ваше сиятельство, – я улыбнулась не менее лживой улыбкой. – Я, пожалуй, откажусь. Ваше Величество, позвольте мне откланяться и более вас не задерживать.

– Приятной прогулки, баронесса, – ответил государь и тронул поводья.

И когда мы разъехались, я вопросила у жеребца:

– И что ты можешь сказать об этом?

– Пфр, – ответил Аметист.

– Совершенно согласна с тобой, мой дорогой мальчик, – и, передернув плечами, пустила коня рысью по берегу озера. Лишать удовольствия от прогулки из-за еще одной несбывшейся надежды было бы большой ошибкой.

Глава 10

– Отчего вы начинаете свои прогулки с конюшни? Прикажите, и вам подведут уже оседланную лошадь.

Обернувшись к своему наперснику, я скользнула по нему взглядом и продолжила путь к конюшням.

– Ваша милость, но ведь это и вправду странно, – не сдался барон Гард. – Неужто вас не удручает, что приходится вдыхать… своеобразные ароматы?

– Конюшни отлично чистятся, – ответила я. – К тому же Аметист не выносит, когда его просто вручают, как какую-то вещь, он весьма чувствителен. Например, третьего дня мне привели его, я села в седло, и что?

– Что? – полюбопытствовал барон, пристроившись рядом со мной.

– Мы всю прогулку с ним ругались и мирились. Это было невыносимо. Он хромал, страдал, вздыхал, тряс головой, а я только и делала, что заискивала перед ним, после бранилась, а затем вымаливала прощение. Лишь к концу прогулки он соизволил прокатить меня… в сторону конюшни. Нет-нет, мне не нужно сцен, – я решительно тряхнула головой.

– Не проще ли сменить лошадь? – улыбнулся Фьер. – Разве же это хорошо – подстраиваться под животное?

Остановившись, я развернулась к нему и приподняла в недоумении брови, барон ответил вопросительным взглядом. Я хмыкнула и продолжила путь. Его милость нагнал меня и потребовал:

– Немедленно признавайтесь, что это за скептическое хмыканье?

– Так, мелочь, – отмахнулась я и скосила на Гарда многозначительный взгляд.

– Вот теперь уж точно я от вас не отстану, пока не узнаю, что за ужасные мысли вы таите в вашей прелестной головке. Да-да, ужасные, ваша милость, иначе бы вы не хмыкали так и не смотрели, – барон заступил мне дорогу и потребовал снова: – Немедленно, сию же минуту говорите, о чем подумали, иначе…

– Иначе? – уточнила я с вежливой улыбкой.

– Иначе я обижусь и никуда с вами не поеду, – ответил его милость и отвернулся, капризно оттопырив губу, будто маленький ребенок.

И я рассмеялась, глядя на эту детскую гримасу взрослого мужчины. Сама взяв его под руку, я развернула барона в сторону конюшен и вынудила идти рядом со мной.

– Вот видите, мой дорогой барон Гард, – заговорила я, – всегда приходится под кого-то подстраиваться. Сейчас вы совершенный Аметист. Вас оскорбило, что я пренебрегла вашими чувствами и сделала так, как мне было удобней, и теперь мне необходимо загладить свою вину, чтобы не пришлось искать другого спутника…

– То есть я – лошадь? – с искренним возмущением вопросил Фьер.

– Скорее уж конь, – поправила я. – Жеребец. Породистый, веселый, но с ранимой душой.

– Ну, знаете, – вот теперь он действительно был оскорблен. Впрочем, это был Фьер Гард, и он умел понимать шутки, даже если они были грубоваты. Он скосил на меня глаза и спросил ворчливо: – Стало быть, породистый жеребец? В этом, кстати, что-то есть, если не думать поверхностно.

Я вновь рассмеялась и накрыла его руку ладонью:

– Простите меня, ваша милость, я вовсе не хотела быть грубой и обидеть вас. Вы – мужчина, и мужчина, к которому я отношусь с глубокой симпатией и уважением. Это чистая правда.

– Вот теперь вы поманили меня лакомством, – фыркнул барон и закатил глаза. – И вы добились того, что я готов всё забыть, простить и даже подставить свою спину и доскакать, куда скажете.

– И я совершенно не хочу менять вас на кого-то другого, потому что с вами мне легко, – улыбнулась я. – Мой Аметист – прекрасный скакун, что уже показал на деле. Однако есть у него эта склонность к аферам и театральщине, но если он мне нравится, то зачем же мне менять его на кого-то другого?

– Однако фыркнули вы явно по иному поводу, – уже без всяких восклицаний заметил его милость. – И я по-прежнему хочу узнать, о чем вы подумали до того, как сравнили меня с вашим Аферистом.

– Я вас не равняла! – возмутилась я. – Вы сами повели себя, как он, мне лишь осталось это заметить и высказаться о своих наблюдениях.

– И всё же?

Вздохнув, я снова остановилась и ответила то, что пришло мне в голову, но оглашать я этого не стала:

– Мне подумалось, что женщины всю жизнь подстраиваются под мужчин.

Теперь остановился барон и вопросил:

– И вновь оскорбление? Я ведь спросил: разве это хорошо подстраиваться под животное? И вы подумали о мужчинах, – пояснил он свое возмущение. – И как понимать вашу аналогию? Вы почитаете нас за животных?

– Я почитаю вас за тех, под кого мы вынуждены подстраиваться, – ответила я и вдруг разгорячилась. – Под придуманные вами правила. Мы играем, навязанные нам роли, находимся в рамках, не смея шагнуть за них даже в мыслях. А между тем у нас есть и устремления, и амбиции, которые можно воплотить лишь, стараясь на благо супруга. Разве же это справедливо? Что если та, кому предписано сидеть подле мужа и рожать ему детей, могла бы помимо этого исцелить ужасную болезнь или открыть нечто новое, еще неизвестное науке? А между тем дурным тоном считается, если женщина просто читает газеты, потому что это, видите ли, сугубо мужское чтиво…

– Умоляю, ваша милость! – вскинул руки барон. – Пощадите! Вы сейчас требуете с меня ответа, которого у меня нет. Таково устройство мира, и для того есть причины…

– О, ну, конечно, – отмахнулась я и, сердито чеканя шаг, направилась к конюшне, где меня заждался мой скакун.

– Ваша милость! – окликнул меня Гард.

– Догоняйте, ваша милость, – ответила я, пребывая всё еще в пылу негодования.

– Экая вы злючка, – усмехнулся барон, нагнав меня и вновь остановив. – И потому я предлагаю не продолжать этого бесполезного спора, иначе наша прогулка перестанет приносить удовольствие. К тому же ссориться с вами мне вовсе не хочется, потому что и я питаю к вам живейшую симпатию.

– Ваша симпатия настолько сильна, барон Гард, что вы не видите за ней вашего государя?

Мы с бароном одновременно обернулись и воззрились на Его Величество, сидевшего на своем жеребце. Я присела в реверансе, его милость склонился, и король проехал мимо. И, как уже устоялось в последние недели, с ним ехала его фаворитка. И когда они удалились, Фьер негромко произнес:

– Как любопытно, не заметили его мы вместе, а влетело мне одному. И после этого вы будете говорить о превосходстве мужчин? Да мы просто ваш щит и опора, а вы меня взором едва не испепелили. И кто бы сейчас прикрыл вас от гнева Его Величества?

Посмотрев вслед королю, я в задумчивости поджала губы. Уж не знаю, было ли ему небезразлично то, что он увидел меня в компании мужчины, или же просто был не в духе, раз уж так сухо отчитал Гарда, но хотелось, чтобы безразлично ему не было, потому что именно ради этого барон был со мной в этот вечер.

И причиной тому стало мое расстройство от того, что у нашей истории не было развития. Всё словно заморозилось, и казалось, что большего уже не добиться. У меня были причины разочароваться в своем успехе, несмотря на некоторые положительные перемены.

Его Величество стал чаще заходить к своей тетушке днем, даже начал появился на ее вечерах, правда, в сопровождении графини Хальт. А если уж она была чем-то занята, то интерес к жизни родственницы проявляла принцесса. Она сопровождала брата и просиживала подле него столько, сколько он находился в покоях герцогини. Не знаю, как он не тяготился этим эскортом, лично меня надсмотрщицы безумно раздражали. Ее светлость тоже, но она всегда хранила на лице приветливое жизнерадостное выражение, мне оставалось следовать ее примеру. Да, в общем-то, я и дома привыкла прятать истинные чувства, так что для меня мало что изменилось.

И если Серпина, участвуя в разговоре, обходила меня вниманием, то Ее Высочество всегда находила, к чему прицепиться. Вроде бы вскользь, вроде бы даже с учтивой улыбкой, но глаза ее оставались холодными, даже злыми. Может, поэтому государь долго не задерживался, если приходил с сестрой, с фавориткой он находился с нами подольше.

Удручало больше другое, у меня не было ни чудесного голоса Керстин, ни талантов графини Энкетт, божественно игравшей на музыкальных инструментах, ни даже умения красиво декламировать, как графиня Виктиген. В такие минуты я превращалась просто в слушателя и восторженного поклонника чужого таланта. Да и не в каждой беседе, как оказалось, могу составить достойного оппонента. Для этого мне не хватало ни времени, проведенного при Дворе, ни знания людей, обитавших со мной рядом. Я по-прежнему оставалась новичком. А на те темы, когда во мне просыпался оратор, говорить дамам было не принято, да никто и не заводил подобных тем. И сколько бы герцогиня не привлекала меня, стараясь держать в центре внимания, я вновь оставалась слушателем. Впрочем, король тоже говорил мало, и это хоть немного уравнивало нас.

 

– Дорогая, вы – девица, а не какая-нибудь вдова, – заметила герцогиня, когда я как-то посетовала на то, что не могу увлечь короля: – Поверьте мне, он пристально за вами наблюдает, уж я-то вижу, но пока не желает переступать границ. То, что вам нечего сказать или предъявить, кроме живого нрава, не страшно. Разве вы видите в графине нечто яркое или занимательное? Он сошелся с ней после бурных отношений с одной из бывших фрейлин моей племянницы. Весьма вздорная особа.

Промеж них кипел вулкан, но, видите ли, мой племянник довольно спокойного темперамента. С ним нельзя постоянно на вулкане, это его утомляет. Да и интерес теряет достаточно быстро, когда дичь уже в силках. А та женщина была слишком шумной, слишком требовательной, слишком ревнивой. И Серпина стала приятным разнообразием после бесконечных скандалов. Бывшая фаворитка была выпровожена восвояси, а ее место заняла покладистая и нежная вдовушка.

В этом и кроется причина того, что первые месяцы он вовсе не смотрел по сторонам. Но после ему стало не хватать страстей, и начали появляться другие женщины. Он брал от них то, что ему необходимо, а после возвращался к своей тихой терпеливой мышке. Потому вам не стоит переживать, Шанриз. Сейчас мы показываем ему, что вы можете быть бойкой и азартной, а также спокойной и внимательной. С вами, несмотря ни на что, еще не было связано ни одного скандала. Даже историю с Ришемом вы сумели превратить в спокойные объяснения, а не в слезную мольбу о помощи.

Всё прекрасно, вы зря расстраиваетесь, дитя мое. Пусть увидит в вас то, что ему и вправду необходимо. К тому же напоминаю, что вы – девица, и вступить с вами в отношения – это большая ответственность. А то, что он не противится сопровождению, так ведь он и не на свидание идет. Впрочем, нужно заставить его шевелиться. Пора пробудить в нем инстинкт охотника, иначе мы и вправду рискуем потерять его интерес.

– Как? – насторожилась я.

– Из вас с Гардом получилась бы отличная разбойничья шайка, – легко рассмеялась герцогиня. – Призовем его в помощь.

И вот я, заручившись согласием своего наперсника, направлялась в конюшню, чтобы прокатиться с ним в паре на глазах Его Величества. Впрочем, наши намерения с бароном были шире и интересней, чем просто показывать, что без общества монарха я горевать не стану. Я и вправду не собиралась что-то изображать, потому что у меня был Фьер Гард, а значит, провести время можно было весело и интересно. И когда мы с ним сговаривались, его милость не преминул напомнить:

– Я всё еще настаиваю на настоящих скачках.

– Экий вы неугомонный, – хмыкнула я тогда. – Но раз уж вам хочется, чтобы вам утерли нос, то, так и быть, я подготовлю дюжину платков.

– К чему столько? – полюбопытствовал Гард.

– Чтобы они впитали все ваши слезы, – пояснила я. – Не свое же плечо мне подставлять под вашу горечь.

– Еще поглядим, кто станет плакать, – ответствовал его милость. – И я не такой жадина, как вы, и потому можете рыдать в мое плечо сколько угодно.

– Поглядим, – усмехнулась я.

На том и порешили. Так что прогулка обещала быть занимательной, а может, еще и с пользой для нашего дела. Пока недовольство государя было двояким, поэтому выводов делать не стоило, и мы поспешили к своим скакунам: я в конюшню лелеять нежную лошадиную душу, а барон остался у ворот ждать своего жеребца, ну и нас с Аферистом.

Сказать по правде, Аметист мне и вправду полюбился, и потому менять его на вторую свою сердечную склонность – Стрелу, я не стала. Конь оказался выносливым, шустрым, а главное, он во всем со мной соглашался. Я говорю, он кивает. Я возмущаюсь, он фыркает. А еще мы оба были с ним не такие, как сообщество, окружающее нас. Я – инакомыслящая, Аметист тоже. И как можно предать единомышленника? Невозможно!

Из конюшни мы выехали спустя полчаса, когда барон успел прийти в ворчливое расположение духа.

– И вы еще спрашиваете, в чем превосходство мужчин над женщинами. Хотя бы в том, что мы не превращаем душу другого человека в бурлящий котел. Лично я уже готов изойти паром и выплеснуть на вас всё, что успело во мне вскипеть.

– Вот в этом всё и дело, – философски заметила я. – Женщины умеют терпеть, а потому мы умеем прощать, и прощаем мужчинам все их выходки и даже то, что готово из него выплеснуться. Что скажешь, дружочек? – спросила я Аметиста, погладив его по шее, и жеребец кивнул, поддержав меня и в этот раз.

– Мнение коня не может быть учтено уже потому, что он конь, а значит, существо бессознательное. И к тому же не обладает даром слова…

– Что вы! – воскликнула я. – Не смейте говорить при нем этой крамолы! А впрочем, – я снова погладила оскорбленного жеребца, – за вашу неучтивость он заставит вас глотать пыль из-под своих копыт. Верно, мой дорогой? – Аметист согласно кивнул, после повернул голову к барону и издал красноречивое:

– Пфр.

– Так-то, – многозначительно ответила я и тронула поводья.

– Скажите на милость, какие обидчивые и самоуверенные, – фыркнул в ответ его милость, и мы наконец отправились на прогулку.

Впрочем, далеко мы так и не уехали. Покинув пределы резиденции и устремившись по тому пути, по которому я каталась обычно, мы проехались мимо пирса и повернули на дорогу, ведущую в сторону второго по живописности месту после Лакаса – ко второму озеру, называемому Братцем из-за близости к Жемчужному озеру и уступающему в размерах. Скачки пока не затевали, просто наслаждаясь неспешной ездой. И когда поравнялись с деревом с раздвоенным стволом, за которым было чистое от всяких зарослей место, то к своему удивлению обнаружили того, кто должен был сейчас ехать по своей излюбленной дороге в другую сторону.

– Ваше Величество? – вырвалось у меня непозволительно удивленно.

– Государь, – барон вновь склонил голову.

Король и графиня были спешившись, и мы поспешили спуститься на землю, чтобы приветствовать монарха, как полагается. Так как мы с Гардом собирались соревноваться в удали наших скакунов, то я опять выехала по-мужски. Все прошедшие дни, когда я выбиралась покататься, то использовала дамское седло, потому что со мной были или дядюшка, или кто-то из фрейлин ее светлости. Так было решено во избежание всяких неприятностей, особенно после того, как я стала обладателем чужой тайны, и мы ожидали всяческих подвохов. Однако ничего подобного так и не произошло, что заставляло насторожиться и недоумевать. Впрочем, я отвлеклась.

Так вот, государь с фавориткой прохаживались по полянке. Два телохранителя Его Величества оставались верхом, а лошадей короля и графини держал грум. Ну и нам пришлось спешиться. Гард соскочил на землю первым и подошел ко мне, чтобы помочь, чем я и воспользовалась, чтобы удержать подол на положенном ему месте.

– Чему вы удивились, ваша милость? – немного сухо спросил государь, когда я распрямилась из положенного реверанса.

– Прошу меня простить великодушно, – откликнулась я. – Я всего лишь не ожидала увидеть вас на этой дороге. Обычно вы ездите в другую сторону.

– А вы что-то имеете против? Вроде бы все дороги в Камерате принадлежат мне. Или же мы помешали каким-то вашим замыслам с его милостью?

Сказать, что я была изумлена, ничего не сказать. Впервые король разговаривал со мной столь сердито. Обычно он был приветлив и благожелателен, сейчас же я ощутила себя какой-то преступницей, таившей некие ужасные намерения.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32 
Рейтинг@Mail.ru