Юлия Цыпленкова
Солнечный луч. Дорогой интриг
– Безвинный барон, говорите? – ледяным тоном вопросил Его Величество. – Быть может, на нем и нет той вины, в которой его подозревают, но он сам себе открыл дверь темницы. Знаете ли вы, ваша милость, что показания человека, наблюдавшего за тем, как Гард поднес руку к бокалу герцога – правда…
– Чушь! – вырвалось у меня, и, охнув, закрыла себе рот двумя руками. А после пробормотала: – Простите меня…
– Посмотрим, – ответил государь. Я округлила глаза, но монарх этого не заметил, он продолжал чеканить: – Это не чушь, как вы позволили себе выразиться, баронесса, а истинная правда. И знаете почему? Потому что я тоже заметил, когда Гард, пользуясь моментом, поднял руку над бокалом. И знаете, что подкинуло это великовозрастное дитя, этот мальчишка? – последнее слово король выплюнул. – Муху. Дохлую муху!
Я вновь округлила глаза, а затем фыркнула, пытаясь сдержать смешок. Фьер! Вот уж и вправду мальчишка… Это в его-то двадцать три года! Мой наперсник, не имея иной возможности поиздеваться над Ришемом, избрал самый безобидный способ… Какое ребячество! И я все-таки коротко хохотнула, испытывая облегчение от того, что Его Величество сам только что признал невиновность Гарда в том, что он подлил зелье герцогу.
– Вы находите его выходку забавной? – с уже нескрываемым раздражением вопросил Его Величество. – Теперь-то уж я и вправду вижу, что вы не могли не сдружиться. Два дитя, совершенно не думающих о том, что творят. Один сам помогает навесить на себя обвинение в использовании темной магии…
– Но он же не знал!..
– А вы, Шанриз, – я тут же потупилась, и в самом деле ощущая себя нашкодившим ребенком: – Вы являетесь ко мне и смеете обвинять! Вы хотя бы отдаете себе отчет, с кем разговариваете? Вы знаете, чего я совершенно не терплю? Вмешательства в мои дела, пренебрежение моим благоволением, а еще пренебрежение моим доверием.
– Го…
– Молчать! – рявкнул он, и я охнула и испуганно втянула голову в плечи: – Вы немало наговорили за это время, теперь говорить буду я. Вы позволите ведь вашему господину раскрыть рот и высказаться? Так вот, ваша милость, до этой минуты вы казались мне не по годам умной и прозорливой девушкой. Однако я уже сомневаюсь в этом.
И в это мгновение взор мой закрыла пелена. Слёзы! Боги, я пустила слезу! У меня даже задрожал подбородок. Но что именно послужило тому причиной, я не понимала. То ли испуг от непривычно гневной тирады, обращенной королем ко мне, то ли сам его тон, но носом я захлюпала весьма отчетливо, чем нисколько не разжалобила Его Величество. Он продолжал выговаривать мне:
– У вас было столько подсказок! Разве же вас допросили хоть раз? Разве же изгнали из дворца или посадили под арест? Вам всего лишь закрыли выход из резиденции, чтобы не сотворили какой-нибудь глупости. Разве графа обвинили хоть в чем-то? Всего лишь отстранили от дел на время разбирательства! А ваш ненаглядный Гард? Его кормят с королевского стола и протапливают в камере. Так разве же это похоже на обвинение в одном из тягчайших преступлений? Отвечать! – снова рявкнул он, и я выдавила плаксиво:
– Нет. – После стерла с глаз слёзы, шумно выдохнула и напомнила: – Вы запретили…
– Разумеется! – воскликнул король, расхаживая передо мной. – Чтобы настоящий преступник не вздумал сотворить еще большей пакости, пока ведется расследование, я дал ему то, чего он хотел – потерю вами моей милости. Я считал, что вы сумеете разобраться во всех этих знаках, особенно после беседы с магистром, которого вы также оскорбили недоверием, как и меня. И кто же вы после этого, если не несмышленое дитя?
– Но всё было так однозначно, – потупившись, пробормотала я.
Его Величество вздохнул и приблизился ко мне. Он посмотрел на меня, а после взял за плечи и привлек к себе. Я, хоть уже и успокоилась, все-таки всхлипнула и прижалась щекой к его плечу.
– Какой же вы бываете трогательной, – с улыбкой в голосе произнес государь. – Я совершенно не могу устоять перед вами. Даже когда вы дерзите, я испытываю удовольствие. Я готов вам позволить это, но с условием, что вы научитесь видеть меру.
Я подняла на него взгляд и встретилась с чуть насмешливой улыбкой. Государь провел по моей щеке тыльной стороной ладони, стирая след тех нескольких слезинок, которые я проронила в первые минуты его отповеди. После взял за подбородок и произнес:
– Не огорчайте меня больше, Шанни.
Он впервые назвал меня сокращенной формой моего имени, и вышло это так проникновенно, что я зарделась и поспешила отвести взгляд.
– Государь, я могу задать вопрос? – спросила я, глядя на пуговицу на его сюртуке.
– Спрашивайте, – позволил мне монарх.
– А что до герцога…
Взгляд монарха неуловимо изменился, став из лучистого колючим.
– Вы помните, что я говорил о вмешательстве в дела, которые касаются меня?
И я, едва помирившись с королем, снова вспыхнула:
– Значит, ему можно вытворять что угодно?!
– Вам непременно нужно сунуть нос, куда вас не просят? – сердито спросил государь.
Он отошел от меня и направился к столу, а я последовала за королем, пылая праведным негодованием. Государь уселся в кресло и взял в руки новый лист бумаги, заполненный ровными строчками.
– Ваше Величество…
– Вы свободны, – сухо произнес монарх, а я опять покосилась на папку. Он, перехватив мой взгляд, передвинул ее на другой край стола, и я вздохнула. – Что-то еще?
– Неужто его светлость…
– К вам он больше не приблизится даже в мыслях…
– Я же не о том!
Король вскинул на меня взгляд и спросил ядовито:
– Так вам хотелось бы, чтобы он приближался?
– Еще чего! – воскликнула я.
– Тогда не вижу повода вам задерживаться здесь дольше. Я отпустил вас.
Поджав губы, я присела в реверансе.
– Всего доброго, Вашего Величество, – сказала я не менее сухо.
– И вам, ваша милость, – раздраженно отмахнулся король, взявшись за перо.
И уже подходя к двери, я подумала, что ни за что, ни за что и никогда не буду по нему скучать. Вот уж радости! Как можно скучать по человеку, который защищает пакостника и отравителя? Да он же сам себя опоил! И что это значит? Что герцог общался с ведьмой. Так разве же он не совершил тяжкого преступления? Тогда зачем защищать его? Только из-за фаворитки… или принцессы.
Я обернулась. Государь сидел, откинувшись на спинку кресла, и смотрел мне вслед. Присев в еще одном реверансе, я открыла дверь и вышла прочь, гадая, что сотворила в этот раз, когда собиралась всё исправить? О Хэлл, где же ты? Верни мне разум, похоже, я в нем нуждаюсь…
Глава 19
Как же ощущается дыхание осени, даже если до нее еще остались пара недель. Окончание лета приметно и весьма отлично от середины и уж тем более от начала. Вроде еще есть тепло, вроде бы трава по-прежнему зеленая, и цветут цветы, однако уже видишь первые желтеющие листья и понимаешь, что скоро всё изменится. Даже небо начинает казаться иным, словно исчезает неизъяснимая его легкость, уступая место чему-то более тяжеловесному и основательному. Появляются грусть и меланхолия, предваряя скорое окончание беззаботной поры и возвращение к унылой повседневности.
До крика не хотелось прощаться с «Жемчужиной» и возвращаться в столицу, теперь казавшуюся серым монолитом, наполненным тягостной суетой. И если бы не скорая встреча с родителями и сестрицей, я бы уж точно ощутила себя несчастной от переезда и возвращения к полноценной службе при ее светлости, когда начнутся ежедневные появления под дверьми ее покоев, ожидание пробуждения, а после сборы герцогини от ночной вазы до последней вколотой шпильки. И чем больше об этом думалось, тем сильней было осознание, что служба фрейлины не для меня. Только вот деваться было некуда, разве что совсем покинуть дворец, но делать этого хотелось еще меньше, чем надевать на свою госпожу нижнее белье и платье.
Наша жизнь наладилась. Сначала вернулся барон Гард. Это произошло через четыре дня после нашей ссоры с государем в его кабинете. Мы встретились уже у герцогини, куда наш бравый Фьер прибыл после того, как привел себя в порядок. Кидаться ему на шею было бы дурным тоном, и потому я просто пожала бывшему узнику руку и поздравила с восторжествовавшей справедливостью и освобождением.
– О чем вы, ваша милость?! – возмутился Гард. – Меня там продержали лишних четыре дня! Мой добрый страж сказал мне по секрету, что поступил приказ освободить меня к вечеру, но вдруг все переменилось, и я остался под замком. А вы говорите справедливость.
Я скромно промолчала, что, кажется, стала виновницей лишних дней заточения. По времени выходило, что это после нашего разговора с королем бедняга Фьер был лишен свободы еще на некоторое время. Вместо чистосердечного признания в своей догадке я посочувствовала Гарду, пожурила правосудие за промедление и умиротворенно вздохнула, радуясь тому, что мой друг вновь рядом. По нему я успела сильно соскучиться, и теперь не терпелось утащить его от всех подальше, наговориться и подурачиться.
– Завтра вы моя, – шепнул мне барон. – Столько хочется обсудить.
– Непременно, – прикрыла я глаза с самым заговорщическим видом.
А на следующий день мы отправились на пирс, взяли лодку и уплыли подальше от любопытных глаз и ушей. Барон увез меня к маленькому островку, располагавшемуся ближе к правому берегу. На этом островке, среди зарослей ивы, стояла старая беседка, облупившаяся краска которой даже добавляла какого-то мрачного очарования самому месту. И вот тут я позволила себе от души обнять его милость, показав свою радость его возвращению.
– Как же я вам рада, Фьер, – искренне призналась я, всё еще продолжая сжимать барона в крепких объятьях. – Мне вас ужасно не хватало. А вся эта история с вашим заточением ужасно злила.
– И я рад снова видеть вас, Шанриз, – произнес он с улыбкой. – Надеюсь, вы не верили в то, что я мог навредить вашему коню?
– Ни минуты! – жарко заверила я и отстранилась.
Оглядев беседку, мой спутник скинул сюртук и накрыл им скамейку. Благодарно кивнув, я присела. Сам барон садиться не стал, он прислонился к опоре у входа в беседку и скрестил руки на груди.
– Рассказывайте, Шанриз, – велел Фьер. – Хочу знать обо всем, что пропустил.
Наше свидание затянулось, потому что сначала я делилась теми крохами событий, которые произошли в отсутствие барона, и своими переживаниями. Потом Гард рассказал, как провел свои дни в заточении, и я была вынуждена признать, что ему там и вправду жилось недурно. И кормили сытно, и подавали горячую воду, и даже свечей принесли в избытке, что позволило узнику проводить время за чтением книги, которую его милость по собственной просьбе тоже получил.
– В общем-то, было недурно, – подвел итог Фьер. – Если бы еще и гулять выводили, я бы даже поблагодарил за возможность побыть в уединении и подумать. Впрочем, переживания все-таки были. Еще и моя выходка с этой мухой… – Я хмыкнула, и Гард, посмотрев на меня, коротко хохотнул: – Не удержался. Он сидел весь такой напыщенный, рисовался, а мне эта злосчастная муха попалась на глаза, когда я выходил из столовой ненадолго. Вот и прихватил ее, а когда герцог отвернулся, бросил ее в бокал с вином. Да он даже ее не заметил! – воскликнул барон. – Проглотил вместе с вином, еще и похвалил за благородный вкус. – Я округлила глаза, а после рассмеялась, представив себе сей пассаж. Его милость широко улыбнулся и продолжил: – Мое веселье закончилось, когда его светлость бредить начал и рваться назад во дворец. Тогда и выяснилось, что мою проделку заметили. Государь допросил сразу же, вроде бы удовлетворился моими объяснениями, и я даже не ожидал, что меня все-таки возьмут под стражу. А когда стали допрашивать, то и вовсе стало не до смеха. Мало того, что появились сомнения в моей искренности, так еще и выдвинули предположение, что никакой мухи не было, и я просто отговорился, чтобы скрыть, что подлил приворотного зелья. Впрочем, допрос был один, и я сказал, что готов принести магическую клятву в своей правоте. Уж не знаю, это ли удовлетворило графа Ликскута, или же государь понимал, что на мне нет вины, но всё остальное время я просто отъедался, читал, спал и болтал со стражей. Милейшие ребята, мы очень сдружились за это время с теми, кто меня охранял. А вам, стало быть, Сикхерт принес мою записку?
– До сих пор не знаю, что выяснил магистр, – кивнув, пожаловалась я. – Так хочется знать всё в точности, но я уверена, что Элькос будет молчать и только скажет не соваться в это дело.
– Мне уже намекнули, что нужно радоваться свободе и не забивать голову тем, что меня не касается, – ответил Гард. – Это доказывает, что наши догадки были верны и имена отравителей нам известны.
– Только они продолжают наслаждаться жизнью, будто и не сотворили одно из страшнейших преступлений, – мрачно изрекла я.
– Разумеется, – усмехнулся барон. – Будут наказаны мелкие исполнители, а настоящие виновники если и подвергнутся взысканию, то на их благополучии это особо не отразится. И хвала богам, Шанриз, что кара за чужое преступление не коснулось нас, чтобы скрыть грехи тех, чьи имена не могут быть запятнаны. А потому мы будем молчать.
– Будем, – вздохнула я, – иного не остается.
Фьер оказался прав. Из конюшен исчез конюх Логнер и его приятель, служивший герцогине и свидетельствовавший против барона. Также графиня лишилась своей служанки – сестры конюха. Кажется, кого-то взяли в деревне, где жила ведьма, а сама ведьма сгорела вместе со своим домом, потому магистр и не смог разыскать ее по тому пресловутому магическому следу, о котором говорил. Пожар случился еще до того, как началось расследование.
– Думаю, ее убрали, чтобы не сболтнула лишнего, – подвел итог новостям Гард. – Похоже, этой истории конец. Остается надеяться, что ничего подобного уже не произойдет.
Впрочем, справедливости ради стоит сказать, что высокорожденным виновникам кое-что тоже перепало. Принцесса вдруг оказалась закрыта в своих покоях. Одна из служанок принцессы передала своей подруге, служившей ее светлости, что после разговора с братом Селия вернулась красная от слёз и с отпечатком ладони на щеке. Ее Высочество какое-то время рыдала и гнала от себя прочь всех, кто пытался оказать ей помощь, после переколотила всё, что было бьющегося в ее покоях, и угомонилась. Однако ни в парке, ни в гостиных, ни на половине короля ее пока не видели. Похоже, под арест она все-таки попала.
Но, на удивление, Ришем и его невестка в опалу так и не попали. Они никуда не исчезли и продолжали участвовать в жизни Двора. Правда, герцог казался рассеянным, а графиня еще более бледной, чем обычно, но ни изгонять их, ни закрывать в покоях не стали. Государь даже не отдалился от своей фаворитки, за что я еще раз на него обиделась. Со мной он это проделывал уже несколько раз, а Серпина продолжала находиться рядом с ним, и когда они пришли на вечер к ее светлости, то даже улыбались друг другу. Увидев это, я почувствовала раздражение, поэтому сослалась на головную боль и покинула гостиную герцогини.
Что до наших взаимоотношений с государем, то после нашей ссоры мы успели помириться, но прежней теплоты уже не было. Я была учтива, он приветлив, однако той душевности, которая ощущалась в наших беседах, вдруг не стало. Быть может, это во мне всё еще клокотала обида за то, что графине и герцогу спустили с рук их пакости, и потому я не могла открываться королю, как раньше. Была сдержана и холодна. И Его Величество, заметив это, стал вести себя подобным образом. И чем больше проходило времени, тем сильней становилась досада и тем больше я отдалялась от государя, как и он от меня.
А потом была игра в спилл в королевских покоях. Мне прислали приглашение, которое меня поначалу обрадовало, но потом я подумала, что там будут все те, в ком я была настолько сильно разочарована, что видеть их вовсе не хотелось. В желтой гостиной я так больше и не появлялась. Смотреть на лицемеров, теперь вновь улыбавшихся мне при случайных встречах, было тошно. И по этой причине я передала Его Величеству письменные извинения, опять сославшись на недомогание, и не пошла.
А спустя полчаса в дверь моих комнат постучались. Тальма едва отправилась узнать, кто к нам пожаловал, как дверь открылась, и в комнату вошел Его Величество, мрачный и раздраженный.
– Прочь, – кратко велел он моей служанке, согнувшейся при его появлении, и Тальма исчезла, будто ее вынес за дверь ветер, а не собственные ноги. Государь приблизился ко мне, присевшей в реверансе, подцепил пальцами за подбородок и, задрав мне голову, вопросил: – И как это понимать, ваша милость? Так-то вы цените мое доброе отношение к вам? Откуда столько высокомерия?
Выпрямившись, я посмотрела королю в глаза и удивленно спросила:
– О чем вы, государь?
– Совсем не понимаете? – спросил он. – Хорошо, я поясню. С нашего разговора в моем кабинете вы ведете себя возмутительно, – отчеканил монарх. – Как смеете вы пренебрегать высочайшим вниманием? Кто надоумил вас вести себя так, чтобы я чувствовал себя, будто нашкодивший ребенок? Почему я должен переживать о нашем разладе, в то время как вам, кажется, глубоко безразлично, что происходит между нами? В конце концов, я – король, вы моя подданная. Кроме того, я – мужчина, вы – девица. Мне тридцать лет, вам всего лишь семнадцать, но я увиваюсь вокруг вас, пытаясь вернуть расположение. А теперь вы еще и вздумали отказываться от моего приглашения. Считаете, мое терпение безгранично?
По мере того как он говорил, глаза мои раскрывались всё шире и шире. От этой тирады я пришла в крайнюю степень замешательства и даже не сразу нашлась что ответить, лишь открыла рот и снова закрыла.
– Отвечать! – рявкнул Его Величество.
– Да разве же вы сами не держитесь отчужденно? – изумилась я.
– Я?! – в ответ удивился государь. – У меня уже стойкое ощущение, что как только я подхожу к вам, то утыкаюсь в глухую стену.
– Прошу меня простить, Ваше Величество, однако справедливости ради замечу, что вы и сами не проявляете прежнего внимания, – возразила я. – И уж, прошу простить меня снова, никак не увиваетесь вокруг меня…
– А этот проклятый спилл?! – воскликнул Его Величество. – Я его терпеть не могу! От половины завсегдатаев меня тошнит, но я терплю и игру, и неприятных мне людей только ради того, чтобы побыть с вами рядом. И что же? Вы отказываете мне?! Да что вы о себе возомнили, ваша милость?
– Да я же не вам отказала! – воскликнула я, потрясенная его откровениями. – Меня не меньше вашего тошнит от завсегдатаев желтой гостиной! После всей этой истории, когда они повели себя так отвратительно со мной и с его сиятельством, я с теплотой отношусь лишь к троим из всех них. И только по этой причине я сказалась нездоровой…
– Выходит, я терплю, а вы ради меня терпеть не стали? – как-то недобро усмехнулся Его Величество.
– Если бы я знала, что вам неприятны ваши придворные, я бы не стала негодовать, что вы избегаете их общества, – ответила я. – Но…
Я замолчала, лишь бросила на короля взгляд и отвела его, уже зная, как утихомирить бурю.
– Но?
– Но раз вам неприятны те же люди, что и мне, государь, – вновь заговорила я и подняла взор на монарха: – Могу ли я… украсть вас у ваших подданных? – И, снова потупившись, улыбнулась.
Король промолчал, лишь хмыкнул и отошел от меня. Он уселся в кресло, закинул ногу на ногу и вопросил:
– Чем же вы сможете заменить игру в спилл?
Я развернулась к нему, улыбнулась уже открыто и ответила:
– Скачками, конечно же. Если, конечно, вы не опасаетесь, что я выиграю у вас. Уж поверьте, Ваше Величество, угождать вам и придерживать коня я не стану. Но если все-таки вас тяготит возможность проиграть подданной, женщине, которой всего семнадцать, то я пойму вас, и мы спокойно посидим в теплой и уютной гостиной за игрой в спилл…
– Что? – потрясенно вопросил король. – Теперь вы еще и дерзите? Вы еще добавьте, что мне уже тридцать, и это почтенный возраст!
Я приподняла брови, даже и не думая скрывать иронии. Государь, порывисто встав, подошел ко мне:
– Вызов принят, ваша милость. И не вздумайте после жаловаться, что я заставил вас глотать пыль.
– Тогда вы уж тоже, Ваше Величество не жалуйтесь…
– С меня довольно, – отчеканил государь, он взял меня за плечи и развернул в сторону двери. – Вперед, ваша дерзость. Я полон праведного негодования, и мне не терпится показать, насколько вы поспешили отправить меня в теплую гостиную за карточный стол.
– Уж сделайте милость… ай! – вскрикнула я, когда меня ощутимо дернули за ухо. – И всё ж таки вы разбойник, государь, – проворчала я.
– И это я еще вам другой должок не вернул, – усмехнулся он и щелкнул зубами, напомнив про то, что я его укусила.
– Но вы еще и король, мужчина и благородный человек, – заметила я.
– Учту, – пообещал Его Величество, и мы устремились к конюшням.
Я задержалась с Аметистом, мне необходимо было донести до него, что мы не имеем права оплошать и что его приступы смерти или простое упрямство меня очень огорчат.
– Мне нужны твои быстрые ноги, мой дорогой, – втолковывала я жеребцу, пока его седлали.
– Уж не сочтите за дерзость, – заговорил конюх, затягивавший подпругу. – Но вот слушаю я вас каждый раз, госпожа баронесса, как вы с Аферистом разговариваете, и диву даюсь. Он же тварь бессловесная, животное, а вы с ним, как с человеком беседу ведете.
Мы с Аметистом одновременно повернули головы к конюху, и жеребец фыркнул как-то особенно едко.
– У вас остались вопросы? – сухо спросила я конюха, а после вернулась к скакуну: – Не отвлекайся, это важно, – и продолжила нотации: – Ты уж не дури сегодня, голубчик, очень тебя прошу.
Конюх усмехнулся, почесал в затылке и, махнув на нас рукой, вернулся к своему занятию. Впрочем, когда он закончил, наши перешептывания с конем продолжились еще некоторое время – теперь мне надо было понежить его, исполняя заведенный у нас ритуал. Так что, когда мы выехали из конюшни, первое, что я увидела, – это непроницаемое лицо государя.
– Ваше Величество, – поспешила я заговорить, пока на мою голову не излился яд, скопившийся у монарха, – прошу нижайше извинить меня за задержку…
А дальше меня прервал короткий свист, долетевший от конюшни, и Аметист, выставив переднюю ногу вперед… изящно склонился перед королем. Я охнула от неожиданности, и жеребец вернулся в свою привычную стойку. Всё еще пребывая в высшей степени изумления, я обернулась и увидела согнутых в поклоне конюхов, но вот они выпрямились, и на губах их играли широкие улыбки. Впрочем, проказники быстро исчезли, оставив нас с государем наедине.
Я вновь посмотрела на него, лицо короля смягчилось. Должно быть, моя ошарашенная физиономия показалась монарху достаточной платой за ожидание, а может, делу помог поклон жеребца, но раздражения в Его Величестве заметно поубавилось.
– Теперь, когда этикет соблюден и королю поклонились все, включая скакуна, мы можем отправиться на прогулку? – полюбопытствовал государь.
– Не смею нас больше задерживать, Ваше Величество, – ответила я и покосилась на Аметиста, но жеребец новых трюков не показал.
– Лучшая новость за последние полчаса, – усмехнулся монарх и первым направил своего коня в сторону ворот.
Вскоре мы уже покинули резиденцию. В отдалении за нами следовали телохранители короля. Они не спешили ни нагнать нас, ни вырваться вперед, просто присматривали издалека. Я не удержалась от замечания:
– Мой господин не опасается, что может быть и вправду похищен?
– Вам я прощу даже свое похищение, – усмехнулся монарх. – Можете даже оглушить меня и связать по рукам и ногам, но после придется расплатиться за это сполна. Вы готовы?
– Бить своего сюзерена? – спросила я с притворным ужасом. – Нет, государь, на это я пойти не могу. Покусать, еще куда ни шло. Как показал опыт, это совершенно бесплатное удовольствие.
– Вы даже не представляете, насколько двусмысленной может быть невинная фраза, – хмыкнул король и подстегнул коня, перейдя на быструю рысь.
Я ответила непонимающим взглядом, но развивать свою мысль государь не спешил. Пожав плечами, я отправила Аметиста следом, и вскоре вновь поравнялась с монархом. Мы выехали на дорогу к Братцу. В этот раз не я выбирала ее, это сделал мой спутник.
– От полянки, на которой я ждал вас, мы галопируем, – сказал Его Величество. – Конец пути – Братец.
– Хорошо, – кивнула я.
Он повернулся ко мне, улыбнулся и произнес:
– Удачи, Шанни.
– И вам… Ивер, – с запинкой ответила я и прикусила губу, испугавшись собственной смелости.
– Ив – и вовсе звучит по-домашнему, – ответил король и, рассмеявшись, отвернулся, потому что щеки мои в одно мгновение заполыхали огнем.
А еще через несколько минут стало уже не до разговоров – приближалась полянка. Я коротко выдохнула, ощутив зарождающийся азарт. Кровь ускорила ток по венам, и сердце вдруг забухало так сильно, что его грохот отдался в ушах. Облизав губы, я уже готовилась отправить Аметиста в галоп, когда услышала:
– Кто проиграет, тот исполнит желание победителя.
– Что? – с непониманием переспросила я.
– Вперед! – выкрикнул король, и, подчиняясь его приказу, я подстегнула Аметиста.
Скачка началась. Королевский жеребец был высок и силен, мой мальчик уступал ему в росте и мощи, но сейчас мне казалось, что у Аметиста выросли крылья. А может, это Хэлл вселил в него душу своего скакуна – ветра, но, кажется, мой конь еще никогда не бежал столь быстро. Его копыта резво перебирали по дороге, и мое сердце выстукивало с ним в такт.
Рядом с нами мчался черной тенью конь государя, не уступая и пяди. Буран совершенно оправдывал свое прозвище, он казался неумолимым смерчем, способным смести с пути любую преграду мощной грудью. Но преград не было, и скакун мчался к озеру, еще далекому от нас, с каждой ускользающей секундой сокращая расстояние. Его всадник, будто слившийся с конем в одно целое, вел его вперед уверенной рукой.
Он один раз обернулся ко мне, короткое мгновение смотрел горящим взором, а после, привстав в стременах, пронзительно свистнул, и Буран, казалось, мчавший на пределе возможностей, рванул так, что мне подумалось – а конь ли это? Да и человек ли правил им? Или же сам Аденфор – беспощадный бог войны? И в это мгновение я так ясно увидела ту неукротимую силу, жившую в теле моего короля. Не пытайся я в этот момент нагнать и обойти его, то мое дыхание непременно бы сбилось. Но я была в пламени азарта и всё, чего хотела, – это не позволить сопернику выиграть у меня.
– Давай, мальчик! – крикнула я, прожигая взглядом спину государя.
Аметист, словно чувствуя то же нетерпение и досаду, что и я, еще наддал. Медленно, но верно он приближался к королевскому скакуну. Вот его морда сравнялась с черным крупом Бурана… Я даже затаила дыхание, когда наше отставание сократилось на полкорпуса…
– Боги, – хрипло простонала я и…
Буран ворвался за полосу растительности, предвещавшей берег Братца. Государь натянул поводья, и его конь взвился на дыбы, ржанием знаменуя то ли победу, то ли досаду от остановки. Мы с Аметистом пробежали еще немного, после перешли на шаг, а там и вовсе остановились.
– Полкорпуса – недурно! – воскликнул за моей спиной государь. – Весьма недурно.
– Ты лучший, – сказала я Аметисту, игнорируя результат скачек. Жеребец согласно кивнул.
Я обернулась. Король дождался телохранителей, как раз влетевших на берег озера, после отдал повод Бурана одному из гвардейцев, успевшему спешиться первым, и направился ко мне. Он протянул руки, и я соскользнула ему в объятья. Аметиста забрал второй гвардеец, и спустя пару минут мы с государем остались на берегу совсем одни – телохранители увели коней и скрылись сами. И когда я поняла это, смущение стало столь сильным, что я попыталась отстраниться…
– Нет, – как-то хрипло и резко произнес Его Величество.
Я вскинула на него изумленный взор да так и застыла, не в силах сдвинуться с места или просто отвернуться. Никогда я еще не видела его таким… таким, нет, не красивым, но завораживающим. Да, именно так. Глаза государя, обычно казавшиеся холодными из-за своего серо-голубого цвета, сейчас лихорадочно сияли. Азарт гонки зажег и его кровь. И румянец, щедро разлившийся по щекам, невероятно шел королю.
Взгляд его, вдруг ставший жадным и пугающим, блуждал по моему лицу. Он задержался на моих губах, а после вновь вернулся к глазам, и государь произнес прежним хрипловатый голосом:
– Ты должна выполнить мое желание.
– Почему? – растерянно и тихо спросила я.
– Потому что проигравший выполняет желание победителя. Я выиграл, и значит, право загадать желание выпало мне. Ты должна выполнить мое желание.
– И что же желает победитель? – кажется, уже зная ответ, спросила я.
– Поцелуй меня, Шанни, – попросил король, и я, рассеянно улыбнувшись, ответила:
– Я не умею.
– Я ведь уже целовал тебя, повтори то, что чувствовала, – он улыбнулся.
– Но…
– Просто сделай это, после ты непременно испортишь момент, но сейчас исполни то, что я загадал. Прошу.
Мой трепет был велик, наверное, и король почувствовал его. А еще в голове вдруг всколыхнулся целый рой мыслей… Но был и вновь ускорившийся бег сердца, и кровь, бросившаяся мне в голову, и затаенное желание не противиться сейчас, в эту самую минуту. И устав от внутренней борьбы, я подняла руки, накрыла ладонями плечи государя и, подавшись к нему, коснулась его губ своими губами. По-детски, невинно, почти не понимая, что делать дальше.
– Просто отвечай мне, – шепнул Его Величество.
Теперь он сам прижался к моим губам и повел в том упоительном танце, который вдруг вскружил голову, затуманил разум и проник в кровь сладкой отравой. Мои веки сомкнулись сами собой, и разум погрузился в странную негу, полную еще незнакомого чувственного трепета, превзошедшего все прошлые ощущения…
– Солнечный луч, – услышала я его прерывистый шепот, когда наши уста разомкнулись. – Шанриз.
Я открыла глаза и не сразу смогла собрать себя воедино.
– Как же ты восхитительно прекрасна, – с улыбкой сказал Его Величество.
Он снова склонился к моим губам, но в этот раз я накрыла губы короля кончиками пальцев и улыбнулась:
– Желанием был один поцелуй.
– Ах ты, маленькая вредина, – усмехнулся государь. – Желаешь еще что-то добавить?
– Вы знаете всё, что я могу сказать, – ответила я. – Вы ведь ждали этого.
– Неужели я тебе совсем не нравлюсь? – чуть прищурившись, спросил Его Величество.
– Нравитесь, государь, я говорила вам об этом, – я окончательно отстранилась. – Но чужой мужчина остается чужим, и я уже поступаю дурно, позволяя себе целовать вас и принимать ваши поцелуи.
– Да сколько можно?! – сердито воскликнул король.
– Данность неизменна, мой ответ также, – я склонила голову: – Простите, государь, что огорчаю вас.
Он поджал губы, прожег меня взглядом и… успокоился.
– Хорошо, – беззаботно произнес монарх. – Да будет так. Но ведь мы же остаемся друзьями, верно?
