Юлия Цыпленкова
Солнечный луч. Дорогой интриг
Не подвергайте себя риску, однако постарайтесь осторожно узнать про эту ведьму. У меня есть стойкая уверенность, что скверна и приворотное зелье были куплены у нее, а Логнер вплел ленту в хвост Аметисту. Только осторожней, заклинаю! Не хочу видеть вас в соседнем каземате.
Искренне ваш друг, Ф.Г.»
– Ох, – выдохнула я. Вскинув глаза на молчавшего графа, я вдруг подумала, что его вера в нашу невиновность по большей части основана на этом письме, однако тут же и отмахнулась от этой догадки. Особой роли это не играло, главное, что он на нашей стороне, хоть и не покажет этого открыто, а значит, окажет посильную помощь.
Его сиятельство коротко вздохнул и покачал головой.
– Как же жаль, что я не могу помочь вам с расследованием и высказаться в вашу поддержку. Первое опасно, а второе останется неуслышанным. Но мое сочувствие…
– Благодарю вас, ваше сиятельство, – с улыбкой прервала я его. – Мне так важно знать, что есть порядочные люди, которые верят не сплетням и оговору, а тому, что чувствуют. Это неоценимо, и обещаю никогда не забывать вашей доброты. Однако если вы желаете помочь, – я вновь глядела ему в глаза и потому не пропустила ни замешательства, ни досады. – Я прошу вас, ваше сиятельство, помогите мне встретиться с магистром Элькосом. Большего не надо. Только передайте ему, что мне нужно поговорить с ним. Это всё.
Сикхерт вздохнул с заметным облегчением и улыбнулся.
– Скажу, что встретил вас на прогулке, и вы спрашивали о нем. Я слышал, Элькос дружен с вашим семейством, думаю, этого ему хватит, чтобы найти возможность встретиться с вами.
– Благодарю от всей души, – я приложила ладонь к груди и склонила голову.
– Только… – граф удрученно вздохнул: – Не знаю, когда сумею это сделать. Магистр нынче редко попадается на глаза. В последние дни он всё отсутствует в резиденции, со вчерашнего дня и вовсе еще не возвращался. – Я в удивлении приподняла брови, и Сикхерт поспешил меня заверить: – Но как только я увижу мага, то тотчас сообщу о вашем желании с ним увидеться. Клянусь!
Дальнейший разговор был пустым и быстрым. Я спросила о здоровье графини Сикхерт, выслушала откровенное вранье о ее сопереживании нашим горестям, после ответила на вопросы о здоровье дядюшки, затем мы еще немного повздыхали и расстались. Теперь, когда я сказала, что хотела, и узнала, о чем не подозревала, желание побыть в одиночестве и подумать стало настоятельным. Да и граф, хвала богам, явно желал побыстрей закончить опасную и двусмысленную встречу, поэтому он вскоре откланялся и растворился среди зелени, а я осталась.
Некоторое время я бродила по аллейкам, размышляя над письмом Фьера, и мне не давала покоя фраза: «Но есть путь короче, он ведет через лес…». Перед глазами так живо вставало неожиданное появление герцога рядом с нами с дядюшкой, когда Аметист издевался надо мной. Тогда он сказал, что любит промчаться в галопе и так развеяться от дворцовой жизни. А еще явственно страдал при мысли о возвращении, но гнал так, что скорей спешил добраться до резиденции, чем оттянуть появление в ней. И только мы с его сиятельством вынудили его остановиться. А ведь мог проскакать мимо и остаться неузнанным… Но как же он мог упустить случая пустить нам в глаза пыль?
А уж не к ведьме ли той он ездил? С жеребцом не вышло, так решил зайти с другого бока и опоить сам себя? Хотя неосторожно… Зачем же самому соваться к ведьме, когда есть Логнеры? Как-то глупо… или нет?
– Хэлл, помоги, – прошептала я и, покачав головой, перенеслась мыслями к магистру Элькосу.
Он-то куда уезжает, да еще так, что король остается без своего мага вторые сутки? Странно, всё странно. И поездка Ришема, и исчезновение магистра, и промедление государя…
– Неужто всё связано? – я прикрыла рот кончиками пальцев.
Элькос ведет свое расследование, а король ждет его результатов? Поэтому мы всё еще находимся здесь и свободны в своих передвижениях? Нас не считают виновными? Уж не магистра ли это рука удерживает короля от дальнейших действий? Ах, кабы так…
– Надо рассказать дядюшке, – пробормотала я и поспешила вернуться во дворец.
Магистр Элькос появился на следующий день. Он нашел меня в манеже, куда я привела Аметиста, не имея возможности выехать за пределы резиденции. Свобода на ее территории заканчивалась за воротами. Попытка отправиться на прогулку закончилась отказом стражи выпустить нас с дядюшкой. Пришлось довольствоваться манежем. Здесь мы почти не получали удовольствия с Аметистом, но хоть так могли немного поиграть и побегать.
– Шанни.
Я натянула поводья и обернулась на призыв. Маг стоял за ограждением и смотрел на меня, вид у него был усталым. Развернув жеребца, я подъехала ближе, после спешилась и кликнула одного из грумов, находившихся неподалеку. Передав ему своего любимца, я направилась к магистру.
– Доброго дня, – поздоровалась я.
– Всё еще злитесь на меня, – усмехнулся он невесело. Я отрицательно покачала головой. – Тогда где же приветливая улыбка?
– Разве у меня есть повод улыбаться? – спросила я в ответ. – Нас обвиняют в том, в чем мы не виноваты. Мой единственный друг в темнице. Ему приписывают всякие мерзости, к которым он не имеет никакого отношения. Графа выпроводили из кабинета, и на его месте уже сидит ставленник герцога Ришема. Будущее нашего рода почти уничтожено, и что же станется с моей дорогой Амберли? Да и со всеми остальным? Имя рода, столько времени верно служившего королям Камерата, вот-вот смешают с грязью под ногами хитрого и бесчестного человека. Истинные виновники останутся нетронутыми, а их жертвы будут наказаны, так есть ли у меня повод улыбаться, господин Элькос?
– Улыбаться надо даже назло бедам, – ответил маг. – Улыбка – это оружие, и у вас оно отточено столь остро, что легко попадает в самое сердце. Улыбайтесь, дорогая, и тогда, торжествуя, враг ощутит горечь поражения.
– А что же друг? – спросила я, пытливо глядя ему в глаза. – Что ощущает друг, слушая, как поносят тех, кто, кажется, был ему дорог? От нас отвернулись все, но это всё мелочи, право слово. Я не сожалею ни об одном из тех, кто улыбался вчера, а сегодня делает вид, что не знаком с нами вовсе. Но мне горько, когда тот, кого почитаешь добрым другом, не спешит ни успокоить, ни поддержать. И искать его приходится через третьих лиц.
Элькос ответил удивленным взглядом.
– Вы кого-то просили помочь встретиться со мной? Тогда вам стоит извиниться за неприятные слова, Шанни, я пришел сам.
– Граф Сикхерт не говорил с вами?
– Я не видел графа, – ответил маг. – Я вообще сейчас толком никого не вижу, потому что, будто охотничий пес, ищу доказательства вашей невиновности. Я хотел увидеть вас и пришел, использовав первую свободную минуту.
Я испытала неловкость. Да что уж там, мне стало невозможно стыдно!
– Простите меня, магистр, – произнесла я. – Эта безысходность и невозможность что-либо сделать выматывают.
Он махнул рукой. После указал на выход, и я послушно направилась к нему. Взяв мага под руку, я позволила увлечь себя прочь от манежа, где было слишком много лишних ушей. Аметиста я поручила груму, державшему повод, и велела отвести жеребца в конюшню, а потом уже не отвлекалась. Ждала, что скажет мне Элькос, но он пока хранил молчание.
– Магистр, – первой заговорила я. – Мне очень стыдно, что наговорила всё это. Прошу прощения еще раз…
– Пустое, дорогая, я не сержусь, – ответил он. – Прекрасно понимаю ваше недоверие. За всё время, что вы живете при Дворе, мы виделись всего несколько раз, и сейчас меня не было рядом, чтобы поддержать вас добрым словом или советом. Однако дела важней пустых слов и заверений, и потому я предпочел заняться делом. Видите ли, девочка моя, те, кого государь приставил к расследованию, выдвигают обвинение герцогине и ее окружению. Они предъявили доказательства, показания свидетелей и выводы, которые выглядят логичными. Но в деле замешаны запрещенные воздействия, и потому я имею право вести свое расследование. Я – верховный маг Камерата, и разобраться с осквернением чертогов Его Величества не просто обязан, это дело чести. А так как в этом грязном дельце пачкают и ваше имя, то я взялся за дело с удвоенным рвением, потому что не могу не защитить вас. – Я вскинула на него взгляд, и магистр, улыбнувшись мне, продолжил: – Только ради вас я продолжаю бесплодные поиски. Не ради графа Доло и уже тем более не ради герцогини. Как раз в ее вину я мог бы поверить, эта женщина способна на многое.
– Подождите, прошу вас! – воскликнула я. – Вы сказали – бесплодные поиски?
– Именно, – мрачно кивнул Элькос. – Я не могу найти мага, который виновен во всех этих деяниях. Мне не дозволено вмешиваться в сознание неодаренных, даже подозреваемых, чтобы узнать правду. Но мага я определю непременно. Любой маг оставляет свой характерный след, который невозможно подделать или исказить. И тогда я смогу провести допрос как одаренный одаренному. Закон этого не запрещает, напротив, каждый маг Камерата подчинен мне, а потому обязан открыться. А если противится, то я вскрою его сознание силой. Что до неодаренных, то подобное вмешательство допускается лишь в случае доказанной вины. Барон Гард пока магическому воздействию не подлежит. Государь высказался по этому вопросу предельно ясно.
– О Хэлл, – я прижала ладонь к груди, осознавая, что вину Фьера еще не считают доказанной, несмотря на то, что на ней настаивают следователи. Но тогда… – Государь не верит своим следователям?
Магистр усмехнулся и скосил на меня глаза.
– Дело касается вас, дорогая, потому он осторожничает. Из этого я делаю вывод, что вы стали ему дороги. Только это спасает барона от допроса с магическим воздействием, да и от физических воздействий тоже. Его допрашивали, но без применения пыток. Более того, на мой взгляд, Его Величество имеет собственные соображения об этой истории. Наш король умен и прозорлив, поэтому видит и выгоду герцога от устранения герцогини, главы вашего рода и лично вашего. Я этого не допущу, и если уж придется, то настою на допросе тех, кто давал обвинительные показания.
Я слушала его и покусывала губы, решая, стоит ли выдавать Фьера с его расследованием или же промолчать и искать того, кто сможет проверить догадку про ведьму.
– Я хорошо знаю этот взгляд, – усмехнулся Элькос. – И вот это покусывание губ. Говорите, Шанни.
И я решилась.
– Допросите конюха Логнера и его сестру – горничную, она служит графине Хальт. Это ведь они? – я остановилась и заглянула в глаза мага, взор которого вдруг стал непроницаемым. – Они свидетельствуют? Вы сказали о конюхе…
– Нет, – сухо ответил Элькос. – Другой конюх. А теперь пояснения.
И я рассказала ему то, что передал Фьер. И пока я говорила, маг, остановившийся в самом начале моих откровений, скрестил на груди руки, отвел взгляд и слушал. Что он думал в этот момент, мне было неведомо, но надеялась, что Элькос сможет использовать полученные сведения и поможет всем нам отмыться от той грязи, в которую нас окунули. И когда я закончила свой недолгий рассказ, магистр посмотрел на меня и кивнул:
– Я вас услышал.
После подал руку, и мы продолжили наш путь в сторону дворца. Я бросала на него короткие испытующие взгляды, но маг не спешил оглашать свои мысли или делиться намерениями. И когда до конца пути оставалось совсем немного, я не выдержала:
– Почему вы молчите, магистр?
– Что вы хотите от меня услышать? – спросил он в ответ.
– Что вы обо всем этом думаете? Может ли это нам помочь, и что, в конце концов, собираетесь делать?
Элькос остановился и посмотрел на меня. Он скрестил на груди руки и усмехнулся:
– Что вы хотите услышать, Шанни? – повторил свой вопрос маг. – Вы понимаете, кто замешан в этом деле? Какой ответ я могу вам дать? Решение будет принимать король, а я приложу все усилия, чтобы вас не задело. Вас и вашего дядю. Тетку государь и сам теперь не тронет…
– А Гард?! – воскликнула я. – Что будет с ним?
– А с ним я поговорю, как только провожу вас, – ответил Элькос. – Но, как я уже сказал, решение за королем.
– Помогите мне встретиться с ним, – взмолилась я. – Он не принимает моих писем, запретил появляться на его половине, а мне так нужно поговорить с ним…
Магистр вздохнул и взял меня за руки.
– Дорогая моя девочка, – голос мага теперь звучал мягко, – вам не стоит рваться к нему сейчас. Пока нет ясности, государь не станет с вами разговаривать. Дайте мне разобраться во всем, и когда настанет благоприятный момент, я постараюсь устроить вам встречу.
– Но…
– Наберитесь терпения, Шанриз. Сейчас если вы начнете сыпать обвинениями и догадками с чужих слов, то только навредите себе. Не лезьте в это дело, милая моя, даже если оно касается вас. Ждите, и ожидание будет вознаграждено. Доверьтесь мне и Его Величеству – это самое разумное из того, что вы можете сейчас сделать. А главное, молчите о том, что рассказали мне. Не стоит пугать дичь, пока силок не затянулся. Поступите по-своему и только навредите. Вы меня понимаете?
– Д-да, – с запинкой ответила я, после ссутулилась, вдруг ощутив безысходность, и повторила: – Да, я вас поняла, магистр.
– Умница, – приобняв меня за плечи, улыбнулся маг. – А теперь закончим наше свидание. Идемте. – Мне осталось лишь покориться.
Время наступило тогда, когда я уже вновь готова была впасть в отчаяние. Нет, времени прошло не так уж и много, но нетерпение и злость, не затухавшие ни на один день, превратили время ожидания в истинную муку. Я видела, как прогуливалась по парку принцесса со своей свитой, как она легко смеялась и казалась довольной жизнью, и меня захлестывало желание бежать к ней и выкрикнуть в лицо о лицемерии и подлости Селии. Я видела и Ришема, один раз он даже сопровождал Ее Высочество, когда с ней шла под руку графиня Хальт. И в это мгновение я мысленно сворачивала им шеи, одну за другой, и ощущала невероятное удовлетворение от ужаса, какой виделся мне в их глазах. Совершенно непривычное мне состояние и незнакомые чувства! Никогда я не испытывала такой жгучей ярости и ненависти… Ненависти!!!
Теперь я не сомневалась, что на счету этой троицы едва не состоявшаяся смерть Аметиста, арест и заточение барона Гарда, которого пока не подвергли настоящему допросу только чудом, благополучие моего рода, висевшее на волоске, и, в конце концов, моя мечта, а вместе с ее утерей и крах смысла моего существования. И всё это сплелось в столь тугой жгут, что эти чувства, словно удавка палача, душили меня.
А еще приводила в ярость мысль, что король ни в чем не ограничил свою сестру, фаворитку или ее главу рода, хоть, по словам Элькоса, и допускал, что происходящее выгодно именно Ришему и графине, да и Селия уже показала свое отношение ко мне. Однако они продолжали наслаждаться жизнью, а все, кто оказался оклеветан, вроде бы и не были арестованы, но всё же оказались скованы сложившимися обстоятельствами и решением короля.
«Вы стали ему дороги», – так сказал магистр, но я видела иное. Равнодушие, подозрения и угрозу уничтожения доброго имени. И ничего не менялось, ничего! Впрочем… как говорил дядюшка, мы на свободе, нас не изгнали, и обвинение выдвинули лишь ее светлости. Однако это не уменьшало моего негодования ни на малую толику. Я злилась изо всего на свете. Из-за навета, из-за томительного ожидания и из-за вынужденного бездействия. Просто ожидать своей участи было невыносимо, хотелось двигаться, делать какие-то шаги, искать, доказывать, но не сидеть на месте!
И когда я уже извела себя, в нашу дверь постучали. Тальма, бросив на меня настороженный взгляд, поспешила открыть визитеру, а вернулась с известием, что мне позволено подняться в королевское крыло.
– Боги, – выдохнула я.
Было совершенно непонятно, дозволено ли мне вновь посещать библиотеку, или же государь готов меня принять. Этого пояснения никто мне не дал. Тот, кто принес известие, быстро ушел. А мне подумалось, что это могут быть происки врагов, готовых поглумиться над моим бедами, и когда я подойду к чертогам Его Величества, меня вновь с позором выдворят оттуда. Однако рисковать я не стала, а потому, оглядев себя в зеркало, приказала:
– Неси новое платье.
– Какое? – спросила Тальма, и я с досадой фыркнула, но взяла себя в руки и ответила:
– Зеленое, оно хорошо идет к моим глазам.
– Свеженькое? – уточнила служанка, но шлепнула себя по губам и поспешила исполнить приказание.
Цвет и вправду был освежающим, нежный, словно распускающаяся листва. Это платье было одной из обновок, которые мы с дядюшкой успели заказать в Даммене еще до того, как перед нами закрылись ворота резиденции. Это платье было очаровательным в своей скромности, без всяких излишеств в отделке. Как когда-то выразился его сиятельство: «Скромно не значит – бедно». Оно подчеркивало мою юность и целомудрие, и этим только украшало.
И волосы мы с Тальмой оставили почти нетронутыми, только собрали на затылке и закрепили изящным бантом с жемчужной сердцевиной. И без лишних ухищрений волнистые волосы легли на плечи и спину мягкими волнами. Рыжий с зеленым дали неплохое сочетание, и глаза казались подернутыми легкой дымкой.
– Красавица, – прижав ладони к груди, объявила Тальма, – как есть – красавица. Глаз не оторвать.
Я отмахнулась и поспешила на выход. Сердце мое взволнованно билось в груди, щеки горели от вдруг прилившей крови, и, наверное, лихорадочное сияние глаз уничтожило романтическую дымку, но на это мне было попросту плевать, уж простите за грубость. Нервно потирая руки, я поднялась по лестнице, намеренно двигаясь медленно, чтобы дать себе время успокоиться. И когда приблизилась к гвардейцам, затаила дыхание в ожидании, когда алебарды передо мной скрестятся, но стражи остались стоять незыблемыми изваяниями, лишь склонили в приветствии головы. И я вздохнула с облегчением.
Я не стала заходить в библиотеку, сразу отправилась искать короля. Просто не хотелось упускать, возможно, единственный шанс встретиться с государем. Он находился в своем кабинете и на мою просьбу принять позволил открыть передо мной двери. Я вошла, затаив дыхание. Мне было… страшно. О-о, меня трясло от страха и волнения! Я опасалась, что не смогу произнести и нескольких слов, однако успокоиться, как оказалось, у меня время было.
Королевский кабинет. Он был… обычным, но невероятно большим, и кроме письменного стола, за которым работал государь, был еще один, за которым собирались его советники. Но сейчас никого, кроме нас двоих, здесь не было. Король сидел за своим столом и что-то писал, не обращая на меня внимания, я стояла у двери и ждала, когда мне будет позволено подойти ближе.
Так продолжалось некоторое время, и мое терпение постепенно истончалось. Если Его Величество желал поиздеваться, то у него это вполне получалось. Только вот я не считала, что на мне есть хоть какая-то вина, и потому недавнее волнение постепенно переходило в раздражение. Это помогло собраться с мыслями и почувствовать себя уверенней.
Бросив взгляд на большие напольные часы, я поняла, что нахожусь в кабинете уже четверть часа, и раздражение усилилось. Я могла бы, конечно, изображать статую до тех пор, пока меня будут держать ноги, но не видела в этом занятии никакого смысла. А раз его не было, как и вины, из-за которой я оставалась бы тихой и покорной, то я решительно сошла со своего места и приблизилась к столу Его Величества.
Он даже не поднял головы, только отложил одну бумагу и заменил ее следующей. Я смотрела, как государь откинулся на спинку кресла, устало потер переносицу двумя пальцами и вернулся к чтению документа. Я присела в реверансе, но осталась незамеченной. Поджав губы, я шагнула к столу. Мое дело было слишком важным, чтобы сдаться.
– Доброго дня, Ваше Величество, – повторила я то, что сказала, войдя в кабинет.
Король коротко вздохнул и вернул бумагу на стол, после взял в руку перо и что-то написал в верхнем левом углу. Я смотрела на его склоненную голову и умирала от желания схватить папку, лежавшую рядом с монархом, и ударить его. Поддавшись этому безумному порыву, я даже потянулась и скользнула пальцами по папке, но быстро опомнилась и отдернула руку. А в следующее мгновение услышала едва различимое хмыканье – мой маневр не остался незамеченным и, кажется, был понят верно.
– Государь, – позвала я, впрочем, безрезультатно.
Уже не зная, что еще сделать, но не вызвать гнев, я отошла от стола, приложила ладонь к сердцу и запела:
Овеянный славой, богами хранимый
От южных пределов до северных врат,
Ты сердцем воспетый и вечно любимый,
Сияй же вовеки, родной Камерат.
Заслышав первые слова нашего гимна, король повернул голову в мою сторону и воззрился изумленным взглядом. Впрочем, к концу первого куплета он уже откинулся на спинку кресла, отложил перо и смотрел на меня с искренним интересом.
Король наш великий – отец и защитник,
Ведешь нас на битву иль к славе твоей…
– Довольно! – воскликнул государь, оборвав меня на полуслове. – Шанриз, у вас совершенно нет голоса. Вы поете ужасно.
– Но рвение и душевный порыв должны были искупить этот недостаток, – возразила я.
– И знание гимна похвально, – согласился Его Величество, правда, тут же и добавил: – Но всё это не уменьшает моих страданий.
– Зато искупают мои, – ответила я, глядя на него открытым взором.
– Так это месть? – изломил бровь монарх. – Она удалась, и что дальше?
– Я прошу выслушать меня, государь, – склонив голову, произнесла я.
Он накрыл ладонями подлокотники, окинул меня неспешным пристальным взглядом и усмехнулся.
– Признаться, я скучал.
Я открыла рот, собираясь идти в атаку, но тут же его и закрыла, ощутив растерянность. Менее всего я ожидала услышать нечто подобное. Холодность в голосе, равнодушие, строгость и укор – да, но не это признание. Мне казалось, что меня отчитают, может быть, будут язвительны и станут чеканить обвинения, на которые я стану отвечать, защищаться и доказывать, а выходило, что стояла и не знала, что ответить.
Государь усмехнулся и поднялся на ноги. Он приблизился и остановился всего в шаге от меня. Не спеша заговорить, монарх смотрел на меня, а я, ощутив неловкость, сделала то, чего не собиралась – опустила глаза, не в силах выдержать пристальный взгляд.
– А вы? Вы скучали?
Подняв голову, я устремила на него удивленный взор и вновь попала в ловушку голубых глаз. Во рту вдруг отчего-то пересохло, и я облизала губы. Его Величество, следивший за мной, сглотнул и подался вперед. Теперь наши лица оказались слишком близко друг от друга. Я… отпрянула. А после и вовсе отвернулась и обняла себя за плечи, а еще через мгновение мужские ладони легли поверх моих. Я ощутила спиной грудь монарха и нахмурилась, заставляя себя собраться. Происходило нечто такое, что шло вразрез со всеми моими намерениями, а самое ужасное – меня это завораживало. И тепло его тела, и уверенное касание рук, и мягкий, едва уловимый запах мужских духов.
– Так что же вы мне ответите? – немного хрипло спросил король.
– Что я… – мой голос сорвался, и пришлось прочистить горло. А потом я вспомнила все свои переживания, волнение, страх, а еще его молчание, отчуждение и веру в мою вину, и это вернуло праведное негодование, потому следующую фразу я сказала твердо: – Я скажу, что скучала, государь. На третий день вашего отсутствия мне стало не хватать вашего общества, – объятья монарха стали крепче, и я продолжила: – Но потом вы вернулись и оскорбили меня. Обида вытеснила тоску.
И он отпустил меня. Я развернулась и увидела спину короля. Он вернулся к своему столу, но не к прерванному занятию. Уселся на его край и скрестил руки на груди. Теперь государь смотрел на меня иным взглядом. В нем было любопытство и ирония, а еще что-то такое, от чего хотелось склонить голову, попросить прощение и уйти. Но ничего из этого я не сделала.
– Стало быть, вы обижены на меня? – спросил Его Величество. – И что же так сильно ранило вас?
– Несправедливость, – ответила я. – Прошу прощения, государь, но я и вправду считаю обвинения несправедливыми. Все мы, кого считают виновными в этом гнусном и грязном деле, всего лишь жертвы. Бедный барон Гард попал в темницу лишь потому, что оказался удобной жертвой…
– Так вы переживаете за барона? – немного сухо спросил король.
– Он мой друг, Ваше Величество, – ответила я с неожиданно подкатившими к горлу слезами. – У меня слишком мало друзей, чтобы походя отмахиваться от их горестей и бед. И барон никогда бы… – я замолчала, чтоб задавить в себе вдруг проснувшуюся женщину с ее страданиями. Государь теперь не перебивал, просто слушал, и я продолжила, как только ощутила прежнюю твердость: – Я знаю точно, что Гард не опаивал Ришема, как знаю, что он никогда бы не поверил в то, что я могу быть замешана в каком-нибудь преступлении.
– Откуда такая уверенность, ваша милость?
– Потому что он мне доверяет, как и я его милости. Так поступают друзья, они защищают тех, кто им дорог…
– Стало быть, я вам не друг, вы это хотите сказать, баронесса?
Его Величество поднялся со стола и неспешно направился ко мне. Его взгляд вновь наполнился живейшим интересом. Гнева не было, только вот это вот любопытство, будто перед ним стояла неведомая зверушка, а не хорошо знакомый человек. Я вдруг ощутила трепет, осознав, что гнев на самом деле есть, только он скрыт вот под этим взглядом, больше напоминавшим издевку.
– Ну же, ваша милость, выскажитесь до конца, – подначил меня государь. – У вас ведь есть, что еще мне сказать? Давайте, дорогая, не стесняйтесь. Перед вами всего лишь ваш сюзерен, так излейте на него свою желчь. Я вас слушаю, Шанриз, очень внимательно слушаю.
Я сжала кулаки, чтобы подбодрить себя. Осознание всего происходящего было подобно ледяной воде, обрушившейся мне на голову. Я даже втянула голову в плечи. Если мне сейчас укажут на дверь и велят больше не являться на глаза, то это будет справедливо. Его Величество так долго позволял мне быть собой и говорить, как мне думается, что я совершенно забылась. И вместо того, чтобы облечь слова в иную форму, я и вправду бросилась в атаку. Ох, как же глупо…
Однако идти на попятную было поздно, иначе я буду выглядеть жалко, а вот этого мне вовсе не хотелось. И все-таки стоило вернуть учтивость.
– Ша-анри-из, – растянув мое имя, проникновенно позвал король. – Что же вы молчите и не обрушиваете на меня свой гнев?
– Я думаю, – ответила я.
– О чем же? Откройтесь, душа моя, что полнит вашу головку?
– О государь, там множество мыслей, – сказала я и склонила голову: – Во-первых, это раскаяние за выбранный тон, но извинением мне может быть моя тревога и боль, которые я испытала, уверившись, что вы, Ваше Величество, заверив меня в вашей дружбе и добром отношении, так быстро отказались от своих слов. Вы велели мне не разбрасываться вашим благоволением, и его я трепетно хранила в своем сердце. Но вот первая ложь, и вы сами забрали у меня то, что велели беречь. И как же мне не чувствовать обиду, раз вы пренебрегли моим почитанием вас?
– Что же было во-вторых?
– А во-вторых, Ваше Величество, мне обидно за мой род, чье доброе и честное имя втоптали в грязь и нанесли удар по преданности, срок которой исчисляется не годами, а столетиями. Разве же Доло не достаточно доказывали свою верность Камерату и его государям? Среди нас нет изменников и преступников. Почитание законов родного королевства у нас в крови. Так как же можно было связать нас с темной магией?
– Наверное, есть еще и, в-третьих? – полюбопытствовал государь.
Я вновь поклонилась и ответила:
– Есть, Ваше Величество. Я хочу узнать, что же ожидает нас в будущем? Неужто и вправду род Доло станет изгоем на радость и благо бесчестным лжецам и интриганам?
– Любопытно, кого вы имеете в виду? – король улыбнулся, но взгляд его стал вдруг колючим и предостерегающим.
– Разумеется, жертву любовное приворота, – не удержав усмешки, ответила я. – Разве же не ему так выгодно изгнать нас из вашего дворца? Впрочем, – я коротко вздохнула: – Я опять перешла границу и осмелилась обвинить вашего любимца и главу рода дорогой вам женщины. Уж им-то вашего благоволения не утерять.
Государь прикусил губу и некоторое время смотрел на меня, а после приподнял брови и спросил:
– Вы злитесь? На Ришема. Скажите, вам было приятно, когда он безумствовал при виде вас?
– Пф, – фыркнула я, взмахнув рукой в пренебрежительном жесте. – Вот уж не новость. Что опоенный герцог, что нет, безумствовать ему не впервой. Разве что опоенный он более настырный и неприятный, чем в трезвом уме.
– Поясните, – потребовал Его Величество.
– Опоенный, он кидался на меня с поцелуями, а без зелья в голове его светлость пробрался к моим комнатам в костюме слуги и заверял в своих чувствах столь страстно, что больше напугал и рассердил, чем вызвал сочувствие. Это было в тот же вечер после игры в спилл, когда вы запретили ко мне приближаться, – с удовольствием накляузничала я.
– Вот как, – неопределенно произнес король. Он поджал губы, заложил руки за спину и прошелся по кабинету, кажется, перестав обращать на меня внимание.
– Но прежде прислал письмо, всеми силами пытаясь вынудить меня к тайной встрече с ним. Уж больно его светлость задели ваши слова и мое к ним отношение. Про шалости герцога, – подлила я еще немного масла в огонь и впервые за прошедшее время ощутила прилив благодушия. Сотворенная пакость принесла мне некоторое удовлетворение и успокоение.
Монарх развернулся в мою сторону и вновь вопросительно приподнял брови:
– Отчего раньше молчали? Вы ведь знали, что он нарушает мой запрет.
– Как же мне было влезать промеж вас и вашей возлюбленной с главой ее рода, которому она доверяет всей душой? Да и как не доверять, если лишь благодаря усилиям его светлости вдова графа Хальта сумела завоевать ваше сердце? Быть может, в благодарность за щедрый дар герцога вы смотрите сквозь пальцы на его неповиновение и каверзы. И вдруг я буду жаловаться, – я коротко вздохнула и продолжила: – Знаете, как говорят, государь, в чужую семью нос не суй, откусят. А графиня – ваша семья, а стало быть, и его светлость тоже.
– Но сейчас-то сказали, – справедливо заметил монарх.
– Сейчас вы спросили, я ответила, – пожала я плечами. – Но готова вновь принести извинения. Я во многом успела провиниться, государь, с той минуты, как вошла в ваш кабинет. Отвлекла вас от ваших дел, посмела обидеться на недоверие, заступилась за невиновного барона Гарда, а после позволила себе говорить о ваших близких людях, которым даровано безусловное доверие, да еще и обвинить их.
Государь направился ко мне. Его взгляд не отрывался от моих глаз, шаги были чеканными, и губы кривила усмешка, показавшаяся мне недоброй. Он остановился так близко, что я невольно сделала шаг назад, но король ухватил меня за руку и заставил остановиться.
