Эмиль Габорио
Рабы Парижа
Андре умолк, задыхаясь от волнения.
Несколько минут двое мужчин собирались с мыслями и приводили в порядок свои чувства.
Затем художник спросил:
– Желаете ли вы теперь увидеть портрет этой девушки?
– Да, – ответил граф. – Я очень благодарен вам за такое доверие.
Андре подошел к зеленой занавеске, взялся за нее рукой – и замер.
«Граф подумает, что я солгал и на самом деле показываю портрет каждому встречному», – обожгла его внезапная мысль.
Художник обернулся.
– Простите, но с моей стороны было бы нечестно продолжать притворяться.
Де Мюсидан побледнел. Взволнованный Андре не заметил, что его слова могли иметь и второй, гораздо более страшный для графа смысл.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил обеспокоенный отец Сабины.
– Только то, что я вас узнал, господин де Мюсидан. Вам было угодно назваться маркизом де Бевроном и я уважал ваше желание. Но я не могу отодвинуть эту занавеску, не предупредив вас о том, что…
Граф прервал объяснения Андре благосклонным жестом.
– Я знаю, месье, что увижу портрет моей дочери. Прошу вас открыть его.
Художник повиновался.
Картина привела графа в восторг, и он долго рассматривал ее.
– Да, это – Сабина, – бормотал он. – Ее улыбка, ее выражение глаз… Замечательный портрет!..
Граф шептал еще какие-то похвалы, но Андре не расслышал их.
Наконец господин де Мюсидан отошел от картины и сел на стул.
Было заметно, что он успокоился.
Несколько недель тому назад он бы пожал плечами и презрительно рассмеялся, если бы ему предложили выдать дочь за художника, к тому же никому не известного.
Тогда он мечтал о бароне Брюле-Фаверлее.
Теперь же приходилось думать о маркизе де Круазеноа…
Вспомнив это имя, граф вздрогнул.
Если бы можно было выбирать между маркизом и художником, то де Мюсидан, не колеблясь, выбрал бы Андре.
Молодой человек говорил о клятве, которую дала ему Сабина… Известно ли ему, что девушка выходит замуж за Генриха?
Граф принялся расспрашивать художника и вскоре убедился, что тот знает если не все, то очень многое.
Аристократ и найденыш подробно обсудили предположения, планы и надежды Андре.
Уже было около полудня, когда де Мюсидан собрался уходить. Он еще раз подошел к портрету дочери и несколько минут любовался им. Потом подал художнику руку и взволнованно проговорил:
– Господин Андре, я даю вам слово, что Сабина будет вашей женой, если нам удастся спасти ее!
Бедный влюбленный едва удержался от радостного крика. «Сабина – моя!» – пела его душа.
– День свадьбы уже назначен, – грустно прибавил де Мюсидан.
– Сколько осталось времени? – с трепетом спросил Андре, спускаясь с небес на землю.
– Две недели. Всего две недели… Торопитесь! – с этими словами несчастный отец откланялся.
Глава 69
Андре и прежде понимал, что времени у него мало. Тем не менее слова графа ошеломили его. За две недели он должен в одиночку победить целую шайку преступников…
Задача превышала силы человеческие. Но Бог помогает влюбленным совершать невозможное, окрыляя их надеждой на будущее счастье.
– Сабина – моя! – прошептал Андре.
И эти слова, как волшебное заклинание, вернули ему энергию. Он снова достал лист бумаги, который убрал со стола при неожиданном появлении графа, и прочитал итог своих размышлений:
«Зачем мошенники руками господина Ганделю отправили Розу в Сен-Лазар?»
«Может быть, в этом и кроется тайна, которую я ищу? – подумал Андре. – Надо добиться свидания с этой женщиной. Месье Ганделю мне поможет!»
Он спрятал бумагу, взял шляпу и направился к выходу, но его остановил громкий стук в дверь.
«Неужели вернулся граф?»
Словно в ответ на эту мысль за дверью раздался женский смех.
Андре кинулся к портрету Сабины и задернул занавеску.
Едва он успел это сделать, как дверь с шумом распахнулась – ив комнату ворвался вихрь шелка, бархата и кружев.
Это была мадам Шантемиль в новом платье от Ван-Клопена.
За нею шел Ганделю-сын.
«Мне везет!» – ахнул про себя художник.
– Это мы! Вы нас не ждали? – весело закричал Гастон. – Папа сделал мне сюрприз. Добрейший человек! Я хочу усладить его старость, как говорит Леонс. Сегодня папа разбудил меня рано утром и сказал, чтобы я скорее бежал в Сен-Лазар, потому что он вчера забрал свою жалобу и Зору сейчас выпустят. Я примчался туда, мадам Шантемиль выпорхнула на свободу – и вот мы здесь!
Андре почти не слушал. Его внимание было сосредоточено на Розе.
Молодая женщина с интересом рассматривала эскизы.
– Надо отпраздновать возвращение Зоры! – продолжал Гастон. – Мы приглашаем вас на торжественный завтрак, господин Андре!
– Что? – переспросил художник, услышав свое имя.
– Пойдемте в ресторан!
«Несколько часов подряд слушать пустую болтовню маркиза де Ганделю? Благодарю покорно! – подумал Андре. – Но если я откажусь, то он уведет Розу, а мне надо с ней поговорить. И желательно без свидетелей».
– Так вы идете? – спросил Гастон. – Соглашайтесь! Я все равно не отстану. Ведь это вы помогли мне освободить Зору!
– Очень хочу отпраздновать это счастливое событие вместе с вами, но, к сожалению, не могу сейчас уйти из дому.
Гастон тут же нашел выход из положения.
– Если вы не хотите идти к завтраку, то завтрак придет к вам! Я схожу в ресторан и закажу все, что нужно! – прокричал он и выбежал из комнаты.
– Как он мне надоел, если бы вы только знали! – воскликнула Роза.
Услышав это неожиданное признание, Андре изумленно взглянул на нее.
– Вас удивляют мои слова? – продолжала молодая женщина. – Значит, вы совсем не знаете Гастона. Невыносимый человек! И все его друзья такие же. Стоит мне вспомнить о скучных вечерах, проведенных в этой глупой компании, как я начинаю зевать.
И она действительно зевнула.
– Если бы он еще любил меня… – со вздохом сказала Роза.
– Гастон вас обожает, – отозвался Андре. – Он чуть с ума не сошел, пока вы были лишены свободы.
Роза сделала жест, которому позавидовал бы Тото-Шупен.
– И вы верите этому? – бросила она. – Мальчишка слишком глуп, чтобы сойти с ума от любви к женщине. Знаете, что он во мне любит? Платья и бриллианты, которые он мне дарит. Когда люди ахают, увидев меня, идиот Гастон встает на цыпочки и квакает, точно у него рот набит кашей: «Где вы еще найдете такой шик, как у нас?» Если бы это платье было из ситца, то он бы и не взглянул на меня, хотя, ей-Богу, есть на что посмотреть!.. Вам нравится мое имя?
– Да, – рассеянно ответил Андре.
Он искал подходящий предлог для того, чтобы перевести разговор на интересующую его тему.
– А у моего урода оно застревает в его паршивой глотке. Он зовет меня Зорой, точно собаку. И думает, что мне это нравится. Я должна терпеть все его глупости только потому, что у его папы много денег? Плевать я на них хотела! Мой милый Поль не имел почти ничего, а как я его любила!
– Почему вы его бросили?
– Скажите сперва, зачем существует бархат по сорок пять франков за метр? Я желала знать, что чувствует женщина, когда накидывает на плечи индийскую шаль, и в один прекрасный день ушла. Поль Виолен, наверное, и сам оставил бы меня. Наш сосед Тантен из отеля «Перу», старая оборванная обезьяна в зеленых очках, все время старался нас разлучить.
«Чем же Роза так мешает шайке Генриха?» – думал Андре. – Сначала Тантен разлучает ее с Полем, затем Катен отправляет ее в Сен-Лазар…»
– Вы уверены в том, что сосед ставил перед собой именно такую цель? – спросил художник. – Какая от этого польза старику?
– Не знаю, – серьезно ответила молодая женщина. – Но никто не подарит просто так пятисотфранковую купюру!
– Оборванец дал вам пять сотен?
– Не мне, а Полю. Да еще пообещал ему хорошие заработки у своего друга Маскаро.
Художник вспомнил, как однажды Виолен похвастался ему, что может теперь легко заработать около тысячи в месяц. Андре тогда спросил, где и за что платят такие деньги, но Поль не смог ответить ничего вразумительного.
– Я боюсь, что Виолен забыл меня, – говорила между тем Роза. – Не так давно я видела его в «чистилище» у Ван-Клопена. Он не заговорил со мной и сразу же вышел. Правда, с ним был этот Маскаро…
– По-вашему, Маскаро не хочет, чтобы Поль встречался с вами?
– Похоже.
– А почему.
– Понятия не имею. Но я все равно отыщу моего милого и буду на коленях просить у него прощения…
«Теперь я знаю, где Виолену платят тысячу франков в месяц, – подумал художник. – И догадываюсь, почему Розу упекли в Сен-Лазар. Пока Гастон ей не надоел, ее не трогали… Значит, Генрих и компания боятся ее возвращения к Полю. Маскаро увел Виолена, чтобы Роза не подошла к нему. Надо выяснить, почему они так опасаются встречи бывших влюбленных…»
– Мой придурок идет, – фыркнула мадам Шантемиль. – Слышите, как он орет? Весь Париж должен знать, что Гастон собрался завтракать!
Действительно, Ганделю-сын кричал, поднимаясь по лестнице:
– Завтрак уже несут! Готовьте место для пира! Праздник начинается.
Он вошел к Андре в сопровождении двоих слуг из ресторана, которые несли огромные корзины с едой.
Андре с помощью Розы освободил стол и накрыл его скатертью. Слуги расставили блюда. Гастон не делал ничего.
– Скорее, друзья мои, скорее! – торопил он. – Я хочу сообщить вам презабавную новость. Представляете, один из моих закадычных друзей, маркиз де Круазеноа, вдруг занялся предпринимательством, словно какой-нибудь буржуа!
Услышав имя своего врага, Андре едва не выронил из рук бутылку с вином, которую намеревался откупорить.
– Откуда вы это знаете? – спросил он.
– На всех столбах расклеены объявления о том, что он открывает Акционерное общество Тифильских рудников. Ей-Богу, я помру со смеха! Капитал – четыре миллиона. Ай да маркиз!
Слуги закончили свою работу и ушли.
– Де Круазеноа продает акции всего по пятьсот франков, – продолжал Гастон. – Это же даром, честное слово! Впервые слышу такую цену!.. А почему вы не наливаете себе вино? К столу! К столу! Пусть Генрих копается в Тифильских рудниках, я предпочитаю копаться в этом великолепном салате. Ваше здоровье!
Когда молодой Ганделю осушил в честь прекрасной Зоры вторую бутылку, хмель вытеснил из его головы последние остатки здравого смысла. Он стал осыпать мадам Шантемиль упреками и бранью.
Роза обозлилась и быстро доказала Гастону, что ее арсенал ругательств гораздо богаче.
Взбешенный Ганделю заявил, что не желает больше ее видеть, и ушел, хлопнув дверью.
Молодая женщина сказала Андре, что немедленно отыщет Поля и попросит его вызвать Гастона на дуэль. Она была настолько возмущена, что даже не взглянула в зеркало перед уходом.
Художник остался один.
То, что он услышал от своих гостей, надо было обдумать.
Итак, Роза не знает, почему Поля оберегают от встреч с ней.
Или знает, но не хочет сказать?
Неважно. В любом случае у нее ничего не удастся выяснить…
Искать Виолена бесполезно. Он опять ничего не ответит.
Значит, надо заняться Акционерным обществом Генриха.
Откуда у него четыре миллиона? Все, что ему досталось в наследство от брата, он уже прокутил, как утверждает де Брюле.
И почему он продает свои акции так дешево? Гастон говорит, что никогда не слыхал настолько низкой цены…
Если удастся доказать, что Тифильские рудники – это просто грандиозное мошенничество, то маркиз попался. Тогда он откажется от Сабины, чтобы избежать разоблачения…
Надо как-то ускользнуть от слежки. Дело пойдет гораздо быстрее, если можно будет не опасаться шпионов Генриха…
Проще всего – переодеться, загримироваться и перелезть через забор, пока шпионы следят за парадным входом.
Андре выглянул в окно.
– Ограда не выше двух метров, – прошептал он. – За ней – соседский сад, потом – еще один забор… И все. Потом я спокойно уйду по улице Лаваль, пока меня будут ждать у ворот, выходящих на улицу Оверн. И ждать им придется долго, потому что на эти две недели и поселюсь у Виньоля.
Виньоль был его помощником на строительстве.
– Надо сообщить о моих новых планах де Брюле и господину Ганделю, – решил Андре.
Он написал два длинных письма, отнес их на почту и по дороге пообедал в ближайшей гостинице. Слежки Андре не заметил, но не сомневался в том, что она есть.
У дома его ожидали слуги из ресторана.
Андре отдал им посуду, запер за ними дверь и стал готовиться к перевоплощению.
Он достал ворох старой одежды и принялся ее рассматривать.
Какой облик можно принять с помощью этого тряпья? Пожалуй, одного из тех бродяг, которых днем полно в кабачках, а по вечерам – около театров и ресторанов.
В таком виде можно будет следить за мошенниками, оставаясь как бы невидимым: кто станет обращать внимание на бродягу?
Андре выбрал рваную блузу, потертые штаны, стоптанные башмаки и измятую шляпу.
Теперь надо было изменить лицо.
Художник почти совсем состриг бородку и превратил свою аккуратную прическу во всклокоченные патлы.
Потом он зажег свечи, взял самую тонкую кисть и начал гримироваться.
Выкраситься ничего не стоит, но, чтобы стать неузнаваемым, надо изменить пропорции своих черт, прежде всего рта и глаз, которые определяют выражение лица. Андре провозился очень долго, пробуя различные варианты, пока достиг удовлетворившего его результата.
Переодевшись, молодой человек придирчиво оглядел себя в зеркале.
Он выглядел отвратительно, как и положено бродяге.
Андре хотел повторить осмотр, чтобы отыскать и исправить малейшие недостатки, но ему помешал громкий стук в дверь.
– Кто там? – спросил удивленный хозяин: был поздний вечер и он уже никого не ждал.
– Это я, – ответил жалобный голос, который показался Андре незнакомым.
– Назовите ваше имя, – потребовал он.
– Гастон. Неужели вы меня не узнали, господин Андре?
Художник сообразил, что впустив Ганделю-младшего, выдаст ему свой секрет.
Но что ему оставалось делать? Раз отозвался, надо открывать.
Андре впустил гостя.
Гастон был очень бледен и еле держался на ногах. Он упал на стул и пробормотал:
– А где господин Андре? Я, кажется, слышал его голос…
Художник был доволен: костюм и грим выдержали первое испытание. Однако он отметил про себя, что, изменив внешность, надо поменять и голос.
– Господин Андре перед вами.
– Что за шутки?
– Всмотритесь хорошенько, – посоветовал художник, подходя ближе к свету.
Секунд через десять Гастон печально улыбнулся.
– Кажется, это действительно вы.
– Что с вами? – спросил Андре.
– Я пришел попрощаться.
– Вы уезжаете?
– Да.
– Куда?
– В мир иной. Найду местечко, где мне никто не помешает, и застрелюсь.
– Ваши обычные глупости?
– С глупостями покончено, – сказал Гастон, вынимая из кармана пистолет.
– Вы что, с ума сошли?
Гость хлопнул себя по лбу и воскликнул:
– Ни малейшей трещинки!
– Так в чем же дело?
– Сегодня – срок оплаты векселей, которые я сдуру подписал у Вермине.
– И что же произошло?
– Не совсем то, что вы мне предсказывали, но вроде того.
– Рассказывайте.
– Я пообедал с папой и только встал из-за стола, как слуга доложил, что какой-то старик ждет меня на улице. Выхожу. Смотрю – стоит похожий на обезьяну оборванец в зеленых очках…
– Старик Тантен, – сказал Андре.
– Не знаю. Он мне не представился.
– Что он вам сказал?
– Сладеньким голоском пропел, что владелец моих векселей решил передать их прокурору.
– И все? Он должен был еще что-то сказать.
Гастон удивленно взглянул на Андре.
– Он действительно сказал, что у меня остался единственный шанс на спасение…
– Который заключается в том, чтобы вы немедленно уехали куда-нибудь в Италию и обязательно взяли с собой Розу.
Ганделю вскочил.
– Кто вам это сказал?! – воскликнул он.
– Никто.
– Так как же вы…
– Я просто догадался.
– Ну и ну! – покрутил головой Гастон, садясь на стул и переводя дух.
– Вот для этого вас и заставили подделать подписи Мартен-Ригала. Понимаете?
– Теперь понимаю…
– Что же вы ему ответили?
– Что я никуда не поеду.
– Почему вы так решили?
– Потому, что завтра же вечером они пошли бы к папе и потребовали, чтобы он плясал под их дудку. Вы же мне это уже объясняли… Ему было бы легче получить удар ножом в спину, чем известие о том, что его сын совершил подлог…
– А что было потом?
– Я купил пистолет и зашел к вам попрощаться… Пожалуй, мне пора…
– Погодите! – отозвался Андре, нервно расхаживая по комнате. – Дайте подумать.
«Посоветовать Гастону увезти Розу? Мошенники опасаются ее… Значит, она должна быть здесь. Пусть он уедет один… Надо немедленно рассказать обо всем господину Ганделю! Фальшивые векселя не должны застать его врасплох».
– Итак, беспутная жизнь маркиза Гастона де Ганделю окончена? – спросил Андре.
– Да.
– Вы – сын честнейшего из парижских буржуа. Можете ли вы поклясться, что впредь будете достойны своего отца, если я спасу вас?
– Клянусь!
– Тогда ровно в полночь ждите меня у дома номер десять на улице Лаваль.
…Около часу ночи два человека подошли к особняку подрядчика Ганделю.
Один из них, похожий на нищего, уверенно позвонил.
Через несколько минут выглянул заспанный лакей и неприветливо буркнул:
– Чего надо среди ночи?
– Мне срочно нужен хозяин, – ответил оборванец.
– Мало тебе дня, чтобы попрошайничать? Убирайся, а то собаку спущу!
Бродяга обратился к своему спутнику, до сих пор безучастно стоявшему в стороне:
– Гастон, велите немедленно разбудить вашего отца!
Увидев молодого господина, лакей отворил дверь.
– Доложите месье Ганделю, что мы пришли по очень спешному делу, – распорядился оборванец.
Слуга вопросительно взглянул на Гастона.
Тот кивнул.
– Никак не могу привыкнуть к тому, что я – не я, – сказал бродяга.
– Что вы задумали, господин Андре?
– Я расскажу вашему отцу правду. Думаю, что он простит вас. А пока ответьте мне на один вопрос.
– Какой?
– Где живет маркиз де Круазеноа?
– На бульваре Малерб.
– В каком доме?
– Рядом с церковью Святого Августина.
– Там их два.
– Он живет в новом.
– Благодарю.
– Господин Ганделю ждет вас, – доложил вернувшийся лакей.
На пороге кабинета подрядчика Андре обернулся к следовавшему за ним Гастону и сказал:
– Подождите пока в этой комнате.
Молодой человек послушно сел в кресло.
Андре закрыл за собой дверь, объяснил месье Ганделю свой маскарад и рассказал ему то, что уже известно читателю.
Несчастный отец долго ругался и плакал.
Андре утешал его:
– Господин Ганделю, Гастон раскаялся. Он поклялся мне, что с этого дня будет вести жизнь, подобающую сыну такого благородного человека, как вы.
– Сколько он уже давал таких обещаний!
– На сей раз я ему верю. Мошенники потребовали, чтобы он уехал с Розой за границу. Они собирались прийти завтра к вам с векселями и пригрозить, что отнесут их к королевскому прокурору. Гастон понял, что его отъезд на руку шантажистам и отказался. Он решил застрелиться.
– Опять? Это я слышу уже целый год!
– Гастон купил пистолет и зашел ко мне проститься. Я привел его сюда.
– Купил пистолет?
– Да. Он хочет лишить негодяев возможности вас шантажировать.
– Так поступил бы любящий сын, – вздохнул Ганделю. – Но – Гастон? Не могу поверить своим ушам!
– Ваш сын полон раскаяния. Он даже порвал с Розой, осыпав ее упреками. Простите его.
– А что мне остается делать? – спросил отец, вытирая слезы. – Приведите шалопая, прошу вас.
Андре открыл дверь.
– Заходите, Гастон.
– Не зовите меня больше так! – воскликнул молодой человек, входя в кабинет. – Меня окрестили Пьером Ганделю, и я буду носить это имя! Если только папа не отречется от глупца, который доставляет ему одни неприятности…
Старик обнял сына. Слезы продолжали стекать по щекам отца, но теперь он плакал от радости.
Андре был растроган.
Постепенно месье Ганделю успокоился.
– Тебе надо уехать, сын мой, – сказал он.
– С Зорой… То есть, с Розой?
– Одному.
– Но в таком случае проклятые векселя будут завтра же у прокурора! – воскликнул бывший Гастон.
– Не волнуйся, – сказал отец. – Я все улажу. Спасибо господину Андре за то, что я вовремя обо всем узнал.
…Художник провел остаток ночи в комнате Пьера.
Утром он снова надел лохмотья, поправил грим и отправился на бульвар Малерб.
Глава 70
Де Круазеноа действительно жил в роскошном новом доме рядом с церковью Святого Августина.
Правда, дом этот ему не принадлежал.
Генрих ютился в скромной квартире, снятой от имени его камердинера, и ездил в карете, якобы принадлежавшей его кучеру: маркизу досаждали кредиторы.
Увидев однажды Мореля, – так звали камердинера, – Батист Маскаро сразу же спросил у Генриха, кто этот человек и откуда он взялся.
Де Круазеноа объяснил, что взял его в услужение по рекомендации своего друга, сэра Ватерфильда. Морель долго жил в Англии, потому и производит такое странное впечатление.
Камердинер вел себя так спесиво, словно его хозяин был лордом-канцлером Великобритании. Воротничок его всегда был туго накрахмален. Говорил Морель с английским акцентом. Его невозможно было заставить произнести «да, месье», как говорят все слуги. Он неизменно отвечал: «Йес, сэр».
Андре не знал всех этих подробностей.
Однако ему был отлично известен обычай парижских слуг собираться по утрам в кафе, чтобы позавтракать и посплетничать о своих господах, пока те еще не проснулись.
Поэтому в восемь часов он уже входил в маленький кабачок, расположенный напротив церкви Святого Августина.
Там уже было полно посетителей.
Андре заказал завтрак и стал осматриваться.
«Кто же из этих людей служит у Генриха? – думал он. – Его лакеи, могут прийти сюда, молча поесть и уйти, а я так и не узнаю, что это были они. Надо найти какой-то повод, чтобы расспросить хозяина кабачка, не выдав себя…»
В зал вошли два новых посетителя.
Сидевший рядом с Андре пожилой лакей крикнул:
– Господа де Круазеноа, пожалуйте за мой столик!
Слуги часто зовут друг друга именами своих господ. Андре знал это.
Лакеи Генриха приняли приглашение старика и сели рядом с художником, презрительно покосившись на его рубище.
Они позвали хозяина и заявили, что очень торопятся и требуют подать им завтрак немедленно.
– Чем же вы так заняты? – спросил пожилой слуга.
– Я повезу господина маркиза в его контору. Он теперь директор компании по добыче медной руды. Если у вас есть деньги, господин Бенуа, то можете купить акции.
– А их хорошо берут?
– Локтями пихаются.
Бенуа с сомнением покачал головой.
– Часто плохое кажется хорошим, а хорошее – плохим. Я подожду и посмотрю, как пойдет дело.
Слугам Генриха принесли завтрак.
– Если маркиз уезжает, то вы, господин Морель, будете свободны, – сказал Бенуа. – Не желаете ли поиграть со мной в карты?
– Ноу, сэр, – ответил камердинер, аккуратно разрезая мясо.
– Как, вы все равно заняты?
– Йес, сэр.
– Что же вы будете делать?
– Я надену уайт перчатки энд пойду к невесте моего лорда.
– Зачем?
– Понесу корзину флауэз.
– Корзину чего? – переспросил Бенуа.
– Фиалки, камелии… Как это по-французски?
– Цветы?
– Цветы, – кивнул Морель. – Сэнк ю.
– Держу пари на двадцать фанков, – проговорил кучер с набитым ртом, – что маркиз не станет вкладывать приданое жены в акции своей компании!
Никто ему не ответил.
Трое соседей Андре немного поболтали о погоде и других пустяках, затем расплатились с хозяином и ушли.
Зал постепенно пустел.
Слуги, позаботившись о себе, отправились кормить господ.
Переодетому художнику только теперь подали завтрак.
К этому времени в кабачке осталось всего пять-шесть человек, увлеченно игравших в карты.
«Кучер уверен в том, что Генрих не станет покупать акции своей компании, – рассуждал Андре. – Морель не стал с ним спорить. Все это подтверждает мои подозрения: Тифильские рудники – бессовестное надувательство. Надо бы подружиться с «господами де Круазеноа», как их назвал старый лакей, и выведать у них подробности. Для этого мне придется изменить внешность. С бродягой они откровенничать не станут…»
Он отодвинул пустую тарелку и принялся за кофе с булочкой.
Дверь кабачка отворилась и вошел долговязый бродяга. Сиплым голосом пьяницы он потребовал вина и закуски.
Проходя мимо Андре, оборванец опрокинул его кофе.
Художник ничего не сказал: это могло произойти случайно.
Однако бродяга и не подумал извиниться. Вместо этого он закурил сигарету, уселся напротив Андре и стал нахально его разглядывать.
Оборванцу подали стакан вина и тарелку с едой.
Андре очень хотелось дать негодяю пощечину.
Его остановила мысль о том, что это, может быть, шпион Генриха, которому поручено затеять с ним драку и прикончить его ударом ножа.
Кто поручится, что картежники не заодно с этим наглецом?
Словно подтверждая предположение художника, бродяга ловко плюнул на его блузу.
«Хорошо бы, конечно, намять мерзавцу бока… Но я не принадлежу себе. Надо спасать Сабину», – подумал Андре и встал, собираясь уходить.
Увидев это, бродяга выплеснул свое вино ему в лицо.
Это уже было слишком!
Художник вытерся рукавом и, дрожа от гнева, проговорил:
– Если вы немедленно не извинитесь, то я научу вас, как себя вести с порядочными людьми.
– А вы что, недовольны мной, ваше оборванное сиятельство?
– Нет.
– Тогда я научу вас быть довольным, – сказал бродяга, вставая и поднося кулак к самому носу Андре.
Тяжелая рука скульптора нанесла наглецу такой мощный удар в грудь, что он кубарем покатился под соседний стол, опрокидывая стулья.
Картежники обернулись на шум.
Из кухни выглянул хозяин и закричал:
– Я не позволю здесь драться! Сейчас же прекратите!
Бродяга выбрался из-под стола и, не обращая внимания на хозяина, кинулся на Андре.
Тот отскочил в сторону и ловко ударил нахала ногой. Это был мастерски выполненный прием восточного боевого искусства.
Игроки бросили карты и обступили дерущихся.
Бродяга шумел и бранился, но мебели от него доставалось гораздо больше, чем художнику. Все его атаки были блестяще отбиты. Тогда негодяй переменил тактику. После нескольких отвлекающих маневров он обхватил Андре руками. Кулачный бой перешел в борьбу.
Но тут подоспел хозяин в сопровождении слуг.
Бойцов разняли.
– Платите мне за убытки семнадцать франков и убирайтесь, – сказал кабатчик. – И чтобы ноги вашей тут больше не было!
Андре сказал, что готов оплатить причиненный ущерб, но его никто не услышал, потому что бродяга принялся оглушительно орать, поливая всех присутствующих потоками невыносимо грязной ругани.
Хозяин хотел послать за полицией, но не успел. Блюстители порядка уже входили в зал. По-видимому, их внимание привлекли крики нахального оборванца.
«Пока меня будут судить и карать за драку, Генрих женится на Сабине! Какая подлая ловушка!» – в отчаянии подумал Андре и обратился к полицейским:
– Я ни в чем не виноват, господа!
– И я тоже! – закричал бродяга, отвратительно кривляясь.
Бывших противников арестовали и повели на Иерусалимскую улицу.
