Эмиль Габорио
Рабы Парижа

Полная версия

Глава 38

Приближалась зима, и дворяне стали один за другим перебираться из родовых замков в Париж.

Маркиз де Совенбург, заядлый охотник, переехал в Пуату, чтобы не слишком удаляться от своих лесов.

Один только герцог, как всегда, остался зимовать в неуютном Шандосе.

Пуату был не за горами. Раза два-три в неделю Норберт приезжал в свою квартиру, переодевался в модную одежду и отправлялся гулять. Прогуливался он всегда в одном и том же месте – недалеко от потайной двери в ограде парка, окружавшего особняк маркиза де Совенбурга.

В условленный час эта дверь таинственно приоткрывалась – и юноша находил в парке Диану, еще более прекрасную, чем прежде.

Теперь ему не приходилось скучать в Пуату! К тому же он разыскал там Монлуи и часто играл с ним в домино в кабачке «Кастилия».

Монлуи окончил юридическую академию и теперь ждал весны, когда граф де Мюсидан возьмет его в Париж в качестве своего секретаря. Несмотря на блестящие перспективы, он предпочел бы задержаться в Пуату как можно дольше, потому что был страстно влюблен. Норберт иногда сопровождал его на свидания.

Откровенность за откровенность: маркиз тоже не стал скрывать своей любви к Диане, и частенько Монлуи отправлялся вместе с ним к известной читателю потайной двери.

Весной де Совенбург вернулся в Беврон. И снова Норберт и Диана гуляли вместе, лишь слегка углубляясь в лес, чтобы не слишком попадаться на глаза прохожим.

Однажды после свидания юношу вызвал к себе герцог и сказал, впервые обращаясь к нему на «вы»:

– Радуйтесь, сын мой, я нашел для вас невесту. Свадьба – через два месяца.

Норберт стоял, как громом пораженный.

Отец не привык интересоваться его чувствами и, не замечая состояния юноши, спокойно продолжал:

– Я думаю, вам незачем объявлять имя девушки. Вы, наверно, и так уже угадали его?

Ответом было молчание.

– Это мадемуазель Мари де Пимандур. Вы не раз видели ее в церкви. Вспомнили?

Тишина.

– Ну, отвечайте же, наконец!

– Кажется, припоминаю, – еле внятно пролепетал Норберт.

– Ей остается только вам понравиться. Она очень хороша собой. Высокая брюнетка. Но главное – она достаточно здорова, чтобы подарить нам хорошего, крепкого наследника. Согласны ли вы со мной?

– Но я ее не люблю, – бормотал юноша, вряд ли осознавая смысл своих слов.

– Черт побери! – вскричал герцог. – Я полагал, что вы лучше понимаете меня!.. Впрочем, вы успеете ее полюбить, когда будете ее мужем. Приготовьтесь завтра ехать со мной в Пуату: я закажу вам одежду, соответствующую вашему званию и положению в обществе.

– Позвольте мне… – начал было Норберт, немного придя в себя.

– Ваша речь впереди! – грубо оборвал его отец. – Я прикажу приготовить часть парадных комнат, чтобы вы провели там медовый месяц. Постарайтесь, чтобы он был как можно короче. А затем вы поможете мне познакомить молодую жену с нашими обычаями. Я думаю, не больше года понадобится, чтобы она привыкла вести хозяйство и видеть свое счастье в достижении цели, к которой мы с вами стремимся. А тогда мы снова запрем парадные комнаты, вы переоденетесь в обычную одежду, и все пойдет своим чередом.

Эти слова, невероятные для любого постороннего человека, для юноши не были новостью. Герцог высказывал ему свои идеи множество раз. Между тем, Норберту казалось, что он слышит их впервые.

– А что, если мадемуазель де Пимандур не понравится мне? – спросил он.

– Ну и что?

– Я прошу вас избавить меня от вступления в брак, который будет несчастьем всей моей жизни.

Цезарь де Шандос пожал плечами:

– Детские глупости! Я так решил, и этого для вас должно быть достаточно.

– Отец!

– Вы, кажется, осмеливаетесь мне противоречить?

– Я не противоречу, а твердо стою на своем.

Герцог настолько привык к обычной покорности сына, что не сразу нашел ответ на неожиданные возражения.

– До сих пор я полагал, – насмешливо произнес он после небольшой паузы, – что только простолюдины ищут счастья в браке. Для аристократов же это просто сделка, обеспечивающая соблюдение фамильных интересов. Это очень печально, я не спорю, но в нашем кругу иначе быть не может. К тому же сердца мужчин брак нисколько не сковывает. А кто бы ни была ваша жена, ее сын будет герцогом де Шандосом, и это все, что вам от нее нужно.

Старик встал и начал прохаживаться по комнате.

– И ловко же я надул этого дурака Пимандура! – продолжал он. – Полтора миллиона приданого! А знаете, сколько у него денег? Пять миллионов! Пять миллионов прибавится к нашему состоянию: ваш сын унаследует все! Так что я к концу своей жизни надеюсь увидеть, как вы будете иметь семьсот тысяч годового дохода!

Герцог схватил сына за руку и судорожно сжал ее.

– Тем больше причин для нас с вами подвергать себя временным лишениям, чтобы как можно больше ускорить восстановление величия нашего рода!

Долго еще старик ходил и рассуждал, не замечая, что Норберт совершенно не разделяет его восторгов. Наконец герцог остановился перед сыном:

– Все, что было нужно, вы от меня услышали. Завтра мы едем в Пуату, а в воскресенье обедаем у Пимандура.

Молодой де Шандос несколько раз пытался заговорить – и не мог. От волнения у него перехватило дыхание.

Собравшись с силами, он дрожащим голосом пробормотал:

– Не стоит ехать в Пуату…

– Что вы сказали?

– Я никогда не сумею оценить мадемуазель де Пимандур.

– Вы с ума сошли?

– Эта девушка не будет моей женой.

– Отдаете ли вы себе отчет в том, что вы говорите?

– Да.

Герцог едва сдерживал гнев.

– И вы надеетесь, что я удовлетворюсь таким ответом?

– Я надеюсь, что вы уступите моим просьбам.

– Вы думаете, что я, глава рода, принесший столько жертв во имя высокой цели, откажусь от своих планов из-за капризов ребенка?

Норберт понял, что убедить отца ему не удастся, но решил не уступать герцогу до тех пор, пока это будет возможно.

– Это не каприз. Разве я когда-нибудь вас не послушался? Но в этом случае я умоляю вас предоставить мне свободу выбора. В остальном же по-прежнему приказывайте, что вам угодно.

– Я приказываю вам жениться на мадемуазель де Пимандур.

– А я говорю, что готов исполнить любой ваш приказ, кроме этого. Я ее не люблю и не полюблю никогда. Ради Бога, пощадите меня и не требуйте того, что выше моих сил!

– Я так сказал – и так будет!

Герцог встал, давая сыну понять, что разговор окончен.

Однако именно этим он заставил юношу решиться на открытое противостояние.

– Простите меня, отец, но этого не будет!

Глаза старого де Шандоса налились кровью, на лице его выступили пятна. Он круто повернулся к сыну и бешено закричал:

– Черт бы вас побрал! Откуда у вас столько дерзости?

– Я имею право решать свою судьбу.

– Где это видано, чтобы сыновья не выполняли приказаний отцов?

– Там, где отцы отдают невыполнимые приказания!

Для герцога это было уже слишком. Он схватил суковатую палку, заменявшую ему трость, и с диким воплем кинулся на сына.

Норберт, не шевелясь, смотрел на него твердым взглядом. Увидев это, отец остановился, со злостью отшвырнул палку и мрачно произнес:

– Рука не поднимается на потомка де Шандосов!

Своеволие и стойкость сына охладили пыл герцога. Он почувствовал в юноше свою кровь, и это польстило его фамильной гордости.

– Я бы не потерпел вашего удара, отец, – твердо проговорил молодой маркиз.

Тогда старик, сохранивший геркулесовскую силу воинственных предков, схватил Норберта за шиворот, поднял его, отнес на второй этаж и втолкнул в одну из комнат.

– Двадцать четыре часа вам на размышление! – прорычал герцог и запер дверь, оставив Норберта в заключении.

– Никогда! – крикнул юноша вслед отцу.

Теперь маркиз чувствовал себя настоящим дворянином: он боролся до конца и остался несломленным. Он еще больше полюбил Диану за то, что она пробудила в нем мужество и чувство собственного достоинства.

Но как сообщить ей о том, что произошло? Надо предупредить девушку, чтобы она была готова ко всему!

Кроме того, надо срочно посоветоваться с Доманом: что делать, какими способами ему, несовершеннолетнему, противиться воле отца?

– Норберт стал думать о побеге.

Тяжелая дубовая дверь была по-средневековому крепка. Окно было слишком высоко от земли и к тому же выходило в вымощенный булыжником двор замка.

Юноша внимательно осмотрел комнату, но не обнаружил ни одного предмета, который мог бы заменить веревку.

Поразмыслив, он нашел выход из положения. Если ему на ночь дадут постель, то в его распоряжении окажутся две простыни, с помощью которых, как он читал в каком-то романе, нетрудно спуститься из окна.

После этого надо бежать к Доману. А Диане передать через адвоката записку, потому что ночью с ней встретиться не удастся, а до рассвета Норберт хотел успеть вернуться в свою камеру.

Приняв такое решение, он с легким сердцем уселся в кресло и стал ждать.

За всю его недолгую жизнь никогда у него не было так хорошо на душе, как сейчас. Он порвал узду, в которой держал его отец. А это – главное!

Все прочие препятствия на пути к Диане уже казались ему пустяками.

В эту самую минуту герцог, закончив в одиночестве ужин, вызвал своего доверенного слугу и мрачно сообщил ему:

– Господин Норберт заперт у меня на втором этаже, в желтой комнате. Вот ключ. Отнеси ему ужин.

– Сию минуту, ваша светлость.

– Погоди, Жан!

– Слушаю, господин герцог.

– Ты проведешь всю ночь вместе с ним. И не смыкай глаз, будет он спать или нет. Если он захочет бежать, ты его остановишь. При необходимости можешь применить силу: я тебе приказываю. Не справишься – зови на помощь. Я сам приду. Все. Ступай.

Эта предосторожность герцога разом перечеркнула все планы и надежды несчастного узника.

Глава 39

– Быть не может, чтобы Норберт сам до этого додумался! – ворчал герцог. – Тут непременно замешана женщина. Но кто она?

Он понимал, что спрашивать об этом сына бесполезно.

Обращаться к посторонним старому аристократу не позволяла гордость.

Но как же ему узнать имя негодяйки?

Вдруг де Шандоса осенило:

– У меня же есть Бруно! Он знает дорогу и приведет меня прямо к цели!

Герцог припомнил, что Норберт обычно уходил в лес вскоре после полудня, и решил дождаться этого часа. Удачная мысль привела его в хорошее настроение. Де Шандос пообедал, приказав накормить и заключенного. Затем приставил к нему на время своего отсутствия еще несколько слуг и свистнул Бруно.

Пес недолюбливал старика, и тому пришлось приложить немало усилий, чтобы заманить собаку на тропинку, по которой всегда уходил в лес молодой охотник.

Дальше все пошло само собой. Бруно неторопливо бежал привычной дорогой, уверенно сворачивая с одной тропинки на другую. Герцог без труда поспевал следом.

Вскоре они пришли на то место, где Норберт когда-то чуть не застрелил Диану. Тут пес, покружившись и понюхав воздух, неожиданно уселся на траву и долго сидел, нетерпеливо поглядывая по сторонам.

«Очевидно, здесь они обычно встречаются, – подумал де Шандос. – Укромное местечко!»

Он спрятался и стал ждать.

Когда эта женщина придет, он как следует запугает ее и заставит отказаться от всяких притязаний на маркиза. Мало того, пусть она сама посоветует Норберту покориться воле отца!

Старик испытывал удовольствие, предвкушая легкую победу: слишком уж неравны силы у слабой женщины и у герцога де Шандоса, одного из самых знатных дворян Франции.

Интересно, какого звания эта потаскушка? Скорее всего, хитрая простолюдинка, позарившаяся на громкий титул неопытного мальчишки…

Пес прервал его размышления веселым лаем.

– Ага! – прошептал герцог, выходя из-за куста. – Это, должно быть, она!

На поляне появилась девушка и, увидев отца вместо сына, испуганно вскрикнула.

Старик был поражен ничуть не меньше. Вместо безродной авантюристки он увидел перед собой мадемуазель Диану, дочь маркиза де Совенбурга.

К ней герцог не решился бы применить те меры, которые только что собирался обрушить на голову коварной простолюдинки… Задача его осложнилась еще и тем, что гораздо труднее бороться с влиянием девушки красивой и образованной.

А что, если маркиз де Совенбург знает об этой любви и, не дай Бог, одобряет ее?

– Вы не слишком – то рады встрече со мной, дитя мое, – осторожно начал старик.

– Ваша светлость…

– Ничего, ничего… Вы искали сына, а нашли отца. Понимаю ваше разочарование. Но не обижайтесь на Норберта: не его вина, что он не смог прийти на свидание.

Смутить Диану было не так-то просто. Под ее внешностью античной красавицы скрывалось не меньше энергии и собственного достоинства, чем у герцога. Невозможно описать, как ее огорчило, и оскорбило появление старого де Шандоса вместо молодого, но на лице девушки не отразилось ни одно из этих чувств.

– Вы не ошиблись. Я действительно хотела видеть вашего сына. Но так как его здесь нет, позвольте мне удалиться, – сказала Диана и сделала герцогу грациозный реверанс.

Старик остановил ее:

– Нам не мешало бы поговорить, дитя мое, и к тому же довольно серьезно.

– Я слушаю вас, – ответила девушка совершенно спокойным и естественным тоном.

– Известно ли вам, почему Норберт сегодня не пришел?

– Нет.

– Я запер его под замок и приставил к нему охрану, которой приказано применить силу, если он попытается освободиться.

Диана, не моргнув глазом, выдержала и этот удар.

– Я могу вам сообщить и причину такого жестокого обращения с сыном, единственным наследником моего имени и состояния, – продолжал де Шандос, все больше и больше повышая голос. В его глазах сверкали молнии.

– Сделайте одолжение, – небрежно ответила мадемуазель де Совенбург.

– Извольте. Я выбрал сыну спутницу жизни. Это молодая девушка ваших лет, брак с которой мог бы осчастливить и принца. Она хороша собой, умна, богата…

– И, без сомнения, очень знатна, – насмешливо добавила Диана.

Герцог вышел из себя.

– Полтора миллиона приданого стоят любого герба, – отрезал он грубо.

Он прибавил бы еще многое, но вовремя вспомнил, что его знатная собеседница не имеет приданого.

– Я не позволю сыну отказаться от этого брака.

– И правильно сделаете, господин герцог, если только вы уверены, что это принесет ему счастье.

– Вот уж это меня меньше всего волнует! Каждый из де Шандосов должен в этот век денежных мешков отставить в сторону все личные чувства и думать только об интересах рода. Поэтому Норберт обязан, во что бы то ни стало жениться на этой девушке!

– И как он отнесся к вашему приказу?

Герцог был так возмущен этим дерзким вопросом, что решил не щадить больше Диану.

– Не беспокойтесь, он послушается! Особенно если я представлю ему в истинном свете некоторых особ, которые, пользуясь своим громким именем, охотятся за богатыми мужьями…

Диана побледнела.

– А я, господин герцог, теперь представляю себе в истинном свете некоторых знатных дворян, которые, пользуясь своим громким именем, оскорбляют ни в чем не повинных девушек только за то, что у них есть сердце!

Де Шандос пожал плечами.

– Я терпеть не могу, мадемуазель, когда мне становятся поперек дороги. Я прошу вас одуматься и не мешать мне. Иначе я никогда не прощу вам любовных похождений с моим сыном!

Диана уже готова была пожертвовать всем – честью, самолюбием, всем своим будущим, – лишь бы отомстить этому противному старику, который так хорошо разгадал ее и так долго над ней издевался. Она сбросила маску оскорбленной невинности и с горящими гневом глазами бросила ему прямо в лицо:

– Так знайте же, господин герцог: я поклялась, что Норберт будет моим мужем, – и он им будет, я вам за это ручаюсь! Запирайте его, сколько хотите, но все равно вам не удастся вырвать у него согласие! И только потому, что так хочу я!

Девушка отошла на несколько шагов и, сделав герцогу иронический реверанс, закончила:

– Поберегите, ваша светлость, честь вашего сына, прежде чем пытаться бросить тень на мою репутацию. Помните, что настанет день, когда вам придется назвать меня своей дочерью. До свидания, господин де Шандос!

И она исчезла за поворотом тропинки.

Глава 40

Герцог долго посылал вслед Диане самые ужасные проклятия, думая, что остался один.

Но он жестоко ошибался. В кустах, укрывшись за огромным пнем, сидел вездесущий месье Доман.

Адвокат узнал от Франсуазы об участи молодого маркиза и решил поговорить с Дианой.

Он не сомневался, что в замок Совенбург его не пустят, а написать о семейных делах герцога де Шандоса хотя бы строчку он не решился бы ни за какие блага. Оставался только один выход: ждать девушку на известной ему поляне, где она обычно встречалась с Норбертом.

Доман как раз успел к началу сцены, описанной в предыдущей главе.

Он видел и слышал все.

Когда Диана в порыве гнева открыла свое истинное лицо, адвокат понял, что она обязательно придет к нему обсудить дальнейший ход военных действий.

«Очень важно, чтобы она не догадалась, что я тоже был в лесу! Надо опередить ее!» – решил Доман и, прячась от герцога за кустами, со всех ног кинулся домой.

Громкий треск хвороста под ногами убегающего ростовщика заставил де Шандоса прервать поток ругательств и оглядеться.

– Кто тут ходит? – громко крикнул герцог и пошел на шум.

Ответа не последовало.

Если бы Бруно его слушался, старик бы послал пса вдогонку за шпионом.

– Черт возьми! Кто бы это мог быть? Неужели Норберт вырвался из-под стражи?

Де Шандос поспешил в замок.

Там он крикнул первому попавшемуся слуге:

– Где мой сын?

– Наверху, господин герцог.

Только тут старик перевел дух и несколько успокоился.

«Тогда кто же подслушивал нас в лесу?» – подумал он.

К нему обратился слуга:

– Ваша светлость, я должен вас предупредить, что молодой хозяин в довольно плачевном состоянии.

– Что с ним?

– Ему было угодно попытаться убежать. Жан позвал на помощь, и мы вшестером едва удержали господина Норберта.

– Ему не причинили вреда?

– Конечно, нет. Ведь вы же так приказали, ваша светлость. Молодой хозяин кричал, вырываясь, что ему нужно только два часа свободы и что иначе пострадают его честь и вся его последующая жизнь.

«Неужели девчонка права? – думал де Шандос, поднимаясь по лестнице. – Ничего! Сейчас я положу конец всем этим бредням!»

Верный Жан отворил ему камеру сына.

Герцог в изумлении остановился на пороге.

В комнате царил неописуемый беспорядок. Вся мебель была перевернута, а многое из нее – сломано.

На изорванной в клочья постели лежал Норберт, повернувшись лицом к стене.

Несколько слуг горестно разглядывали свою истерзанную одежду.

– Оставьте нас, – приказал герцог.

Слуги вышли.

– Встаньте, Норберт.

Молодой человек повиновался.

Когда он оказался на ногах, отец увидел, что его одежда находится в не меньшем беспорядке, чем все остальное.

– Что это значит, господин маркиз? – сурово спросил старый де Шандос. – Вам недостаточно моих приказаний? Чтобы вы меня не ослушались, к вам должны применять силу?

Норберт не отвечал.

– Я хочу вас спросить, сын мой, чего вы надеетесь добиться своим упрямством? Каковы ваши планы на будущее?

– Желаю оставаться свободным.

– Ваше упрямство показывает, – сказал ему на это отец, – что женщина, которая хотела воспользоваться вашей неопытностью, поощряла в вас гордость и успешно льстила вашему самолюбию, чтобы крепче прибрать вас к рукам.

Герцог помолчал, ожидая какой-то реакции сына, но ничего не дождался и продолжал:

– Я отыскал сегодня эту женщину в Бевронском лесу. Это оказалась Диана де Совенбург.

– Что вы ей сделали?

– Объяснил, что я думаю о девушках, которые стараются выгодно выскочить замуж, вскружив голову желторотым глупцам вроде вас!

– Отец!

– Что, не нравится? Ловко бы вас провела эта вертихвостка! Неужели вы верите, что она действительно любит вас? Как бы не так! Она точит зубы на наше богатство и непрочь получить в будущем титул герцогини! Но, слава Богу, я еще с вами и не допущу этого! Я сказал ей, куда отправляют таких девушек, чтобы они не сбивали мальчишек с пути истинного!

Старик забыл, что он произнес эту фразу после ухода Дианы.

– Вы ей это сказали? – задыхаясь от злобы, крикнул Норберт. Лицо его покрылось смертельной бледностью. – Вы посадили меня под замок, чтобы без помех оскорблять женщину, которую я люблю?… Берегитесь! Вы доведете меня до того, что я перестану считать вас отцом.

– Проклятие! Вы что, угрожаете мне?

Кровь ударила в голову старому де Шандосу, и он замахнулся на сына своей суковатой палкой.

К счастью, юноша успел подставить руку и отклонить удар, который пришелся бы ему в висок. Все же палка довольно сильно поранила щеку.

Молодой маркиз кинулся было на отца, но вдруг увидел, что дверь после ухода слуг осталась открытой.

Это был путь к свободе!

– Диана! – крикнул Норберт, одним прыжком выскакивая из комнаты.

Герцог приказал вернуть узника в камеру, но слуги не догнали его.