Задача герцога оказалась для Норберта непосильной. Не зная, где водится дичь, он напрасно отмахал по лесу километров двадцать, непрестанно меняя направление.
Лес словно вымер.
Наконец молодой человек в бешенстве бросился на траву, отказавшись от дальнейших поисков.
Но вскоре он услышал шорох, поднял голову и увидел, как в кустах мелькнуло что-то белое.
Кролик!
Охотник схватил ружье и, почти не целясь, торопливо спустил курок…
Из-за кустов раздался пронзительный женский крик, полный ужаса и боли.
А потом наступила тишина.
Потрясенный юноша вскочил.
– Господи, жива ли она?
Он бросился в заросли и увидел за ними лежащую на земле девушку в белом платье.
Это была Диана де Совенбург!
Она, наконец, нашла своего избранника.
Первой мыслью Норберта было: бежать, пока никто его не увидел… Но что, если она жива?
Он опустился на колени и приложил ухо к ее сердцу: оно билось. На теле не было видно ран.
– Мадемуазель, – еле слышно пролепетал несчастный молодой человек, – ради Бога, скажите хоть слово!
Диана не отвечала и не шевелилась.
Она обдумывала, как извлечь из создавшегося положения максимальную выгоду.
Через некоторое время она пошевельнулась, заставив этим юношу вскрикнуть от радости. Затем медленно подняла веки и взглянула на Норберта.
– Мадемуазель, вы живы! – воскликнул он. – Слава Богу, я не убил вас! Вы ранены? Боже мой, простите ли вы мне когда-нибудь это ужасное преступление!
Девушка приподнялась.
– Успокойтесь, господин де Шандос. Это я должна просить прощения, что так напугала вас из-за пустяка. Я упала в обморок больше от страха, чем от боли.
Слова эти сопровождались милостивой улыбкой.
Молодой человек хотел побежать за доктором, но Диана остановила его:
– Нет, нет, зачем же? Если у меня где-нибудь царапинка, то мы прекрасно справимся и одни…
Она грациозно приподняла платье, обнажив выше колена такую очаровательную ножку, которая могла бы свести с ума и святого.
– Вот, смотрите, – сказала она, спуская тончайший ажурный чулок…
У Норберта потемнело в глазах.
– У меня тут совсем маленькая ранка, – добавила Диана, показывая небольшое пятнышко крови.
Увидев кровь, юноша пришел в себя и снова хотел бежать за помощью.
Но девушка поспешно проговорила:
– Я запрещаю вам оставлять меня одну. Зачем поднимать тревогу, когда нет никакой опасности?
Она достала из кармана платок, отделанный кружевами, и в один миг сделала себе перевязку.
«Как она прекрасна!» – думал Норберт, с восторгом глядя на девушку.
Приведя в порядок одежду. Диана протянула юноше руку:
– Помогите мне встать.
И пошла впереди, старательно прихрамывая на раненую ногу.
– Простите меня, я причинил вам такие страдания! – в отчаянии воскликнул Норберт.
– Это поможет мне лучше запомнить нашу первую встречу, господин маркиз, – обворожительно улыбнулась в ответ девушка.
Титулованный крестьянин не понял тонкого намека, но получил огромное удовольствие от того, что Диана назвала его маркизом.
До сих пор никто, кроме Домана, не называл его так.
– Не будем больше говорить об этих пустяках – продолжала она. – Только никому не рассказывайте, как мы с вами познакомились. Это очень важно. Иначе мама больше никогда не выпустит меня из замка. А я помогаю бедным – вот и сейчас несу лекарство одному больному – и всем им будет без меня очень плохо.
Девушка остановилась и протянула Норберту руку:
– Вы обещаете?…
– Что? – спросил юноша, беря ее руку в свою.
Он понял лишь одно: Диана сейчас уйдет, и он может ее больше не увидеть.
– … Что никто никогда не узнает о нашей сегодняшней встрече.
– Да, раз вы так хотите.
– Благодарю вас, господин маркиз.
Диана крепко пожала юноше руку и ушла в сторону замка Совенбург.
У поворота тропинки она оглянулась.
Норберт стоял на том же месте и в той же позе.
Девушка, скрывшись в лесу, сразу же перестала хромать и сообщила обступившим ее деревьям:
– Герцогиней де Шандос буду я!
… Норберт вернулся в замок с пустыми руками.
Граф де Пимандур жил с дочерью Мари в нескольких лье от зубчатых стен Шандоса.
Он был, по местным понятиям, очень богат.
Ходили упорные слухи, что свои пять миллионов он награбил на большой дороге.
На самом же деле он был виноват только в том, что по рождению не был дворянином и звали его попросту Палузат. Он разбогател на торговле шерстью и жил счастливо до тех пор, пока его не начало снедать честолюбие. Солидный, всеми уважаемый коммерсант вдруг купил где-то за границей графский титул, построил замок, увешал его поддельными доспехами и стал изображать из себя родовитого дворянина.
Над ним столько смеялись, что он, наконец, не выдержал и перебрался из родного городка Ортези в Пуату.
Он думал, что здешнее дворянство меньше заражено предрассудками. Не тут-то было! Обедали у него все, но никто не приглашал его в гости.
От постоянных унижений месье Палузат совсем пал духом. Но тут, как гром среди ясного неба, последовало приглашение к обеду от герцога. Господин де Пимандур готов был плясать от своей виллы до самого замка Шандос: он знал, что теперь вся знать в округе будет наперебой зазывать его к себе.
Он прибыл без опоздания и с трепетом вошел в парадные покои, остававшиеся заколоченными со дня смерти несчастной герцогини. Хозяин провел гостя через бесконечную анфиладу отсыревших комнат с панелями из темного дуба, увешанными почерневшим оружием и фамильными портретами, в длинную и узкую столовую с массивными буфетами, похожую на богато украшенный склеп.
Там их и нашел вернувшийся с охоты Норберт. Он увидел рядом с отцом толстенького усатого человека с большой лысиной. Человек был одет по последней моде и пыжился из всех сил, но любой аристократ за версту узнал бы в нем плебея.
Герцог взял сына за руку и подвел к неприятному господину.
– Граф, это мой сын, маркиз де Шандос.
Человечек быстро поклонился и представился:
– Граф де Пимандур, господин маркиз.
Норберт ответил на поклон, но ничего не сказал. Он терялся в догадках.
Почему отец вдруг решил пригласить гостя, да еще этого выскочку Пимандура? Что побудило герцога открыть парадные комнаты? И, наконец, почему отец так торжественно представил его гостю, впервые назвав маркизом?
На все эти вопросы ответа не было, и сердце юноши сжалось от недобрых предчувствий.
Раздался удар колокола. Почти в тот же миг вошел переодетый лакеем конюх и неловко подал горячий суп.
Герцог пригласил графа к столу. Норберт тоже сел и стал наблюдать.
Де Пимандур непомерно много ел, хриплым голосом рассказывал пошлые анекдоты, в которых не было ничего остроумного, и громко хохотал.
До сих пор подобных господ не пускали в Шандосе и на порог.
К немалому удивлению Норберта, отец слушал пустую болтовню гостя со снисходительной улыбкой.
После обеда герцог пешком проводил де Пимандура до самой границы своих владений.
Норберт не верил своим глазам!
Он шел за ними и слышал их разговор, но, как с ним это часто бывало, ничего не понимал.
– Ну, так и быть – миллион, – говорил граф.
– Мало, – отвечал герцог.
– Да ведь наличными!
– Полтора!
– Вы меня просто грабите, ваша светлость…
Юноша погрузился в воспоминания, заново переживая каждую минуту своего лесного приключения. Кажется, девушка сказала, что ходит по той тропинке ежедневно… Старики остановились и стали прощаться.
– Не торгуйтесь. Я не изменю своего решения, – сказал де Шандос.
– Но это же невозможно!
– Даже на таких условиях вы выиграете больше, чем я.
– Пожалуй, я еще подумаю…
– Время пока терпит. Но не забывайте, что на вас свет клином не сошелся.
– Мы с вами отлично понимаем друг друга, ваша светлость. Думаю, что мы договоримся.
– Прощайте, граф. Мое почтение мадемуазель де Пимандур.
Граф поклонился и сел в карету, которая все это время ехала следом за собеседниками.
Как только он отъехал подальше, герцог отвел душу, осыпав дорогого гостя отборной бранью.
– Вот она, новая аристократия! А ведь этот еще из лучших, – сказал он, несколько поостыв. – Выглядит, как последний лакей, но честен и трудолюбив. Через сто лет внуки таких, как он, получив хорошее воспитание, вытеснят наших внуков, Норберт, если мы не помешаем этому. Но род де Шандосов выстоит! Дочь этого графчика принесет нам наших внуков и миллионы, которые они будут тратить!
Юноша не слушал отца. Он думал о Диане.
Норберт проснулся чуть свет и сразу же побежал в лес, на заветное место.
Дианы там не было.
Он сел на траву и стал ждать.
Юноша чувствовал, что должен поделиться с ней тысячами важных мыслей и искал слова, которые могли бы все это выразить.
«Я люблю вас»?
Это было бы слишком смело для второй встречи с девушкой.
Надо сказать то же самое, но как-то иначе…
К вечеру он сочинил целую речь.
Диана так и не появилась.
Если бы насчастный молодой человек знал, что она, как истинная кокетка, просто решила его помучить! Стоя на высокой сторожевой башне замка Совенбург, девушка видела Норберта на лесной поляне и внимательно следила по его жестам, как он постепенно приходил во все более глубокое отчаяние. К концу дня она была вполне удовлетворена результатами наблюдений и решила, что завтра пойдет на свидание.
… Когда Диана на следующий день вышла из лесу на поляну, юноша уже давно был там. Увидев девушку, он вскочил с травы и бросился к ней навстречу.
Под страстным взглядом Норберта она мило покраснела.
– Мадемуазель, как вы тогда дошли до Совенбурга?
– Благодарю вас, хорошо, – величественно произнесла Диана.
– Я не знал, как вы себя чувствуете и страдал всю ночь, но не мог пойти и спросить о вашем здоровье, потому что вы приказали мне молчать о случившемся!
– И правильно сделали.
– А вчера я целый день провел здесь. Надеялся, что вы придете…
Юноша умолк, испугавшись своей смелости. Какое ей дело до его страданий? Она, может быть, даже обидится за то, что он рассказал об этом…
– Вчера я не смогла прийти. Меня задержала мама, – милостиво ответила девушка.
Голова Норберта горела. Он дошел до такой степени возбуждения, что уже не понимал, где он находится и что делает. Реальным был только упоительный туман, мягкими волнами обволакивающий сознание.
Нельзя сказать, чтобы и Диана слегка не увлеклась им. Норберт был так хорош!
… После свидания юноша не шел, а летел на крыльях счастья. Будущее казалось беспредельным и безоблачным. Он верил, что само Провидение будет оберегать его и Диану, раз оно устроило их знакомство таким чудесным образом.
За столом он был так весел, что герцог не мог не догадаться о причине столь бурной радости.
– Держу пари, сын мой, что сегодня охота была удачной.
– Вы не ошиблись! – ответил юноша, удивляясь собственной смелости.
Слава Богу, отец не потребовал его добычу! Норберт понял, что Провидение преподало ему урок. С этого дня он стал покупать куропаток и зайцев у знакомого бевронского охотника.
… На другой день он прождал Диану не больше получаса, когда Бруно начал нетерпеливо повизгивать, услышав ее легкие шаги.
Норберт был потрясен, увидев, насколько девушка бледна и сумрачна.
– Что с вами?
– Я боюсь.
– Чего?
– Своих похождений. Они слишком опасны для честной девушки.
– Опасны? Чем?
– Нас может кто-нибудь увидеть. Пойдут разговоры… Обо мне могут плохо подумать. И, кроме того, я боюсь… вас.
– Почему?
– Что я буду делать, если вы меня когда-нибудь разлюбите? Обо мне пойдет дурная слава, и некому будет защитить меня…
– Мое сердце принадлежит вам!
– А рука?
– Вот она!
Диана доверчиво взяла молодого маркиза под руку и вместе с ним отправилась обходить своих бедных и больных.
К вечеру весь Беврон знал, что Норберт де Шандос влюблен в Диану де Совенбург.
Пару дней спустя Диана, как обычно, остановила карету около убогой хижины вдовы Руле.
Хозяйка с дочерью рыдали над какой-то бумагой.
– Что случилось? Какое у вас горе?
Вдова с плачем и причитаниями объяснила, что грабитель-ростовщик Доман требует уплаты долга, прекрасно зная, что у них сейчас нет денег.
– Сколько вы должны?
– Сто тридцать франков. Он хочет забрать в счет уплаты обеих коров и пустить нас по миру: ведь у нас больше ничего нет!
– И нет никакой надежды?
– Как же! Этот разбойник сказал, что отсрочит уплату, если я пришлю просить об этом свою дочь!
– Какая мерзость! – воскликнула Диана. – Оставьте дочь дома. К разбойнику поеду я.
Она села в карету и приказала отвезти себя к Доману.
Адвокат сидел в кабинете и, по всей вероятности, обдумывал какое-то мошенничество. Вдруг служанка (которая была одновременно и его любовницей) ввела к нему кипящую негодованием мадемуазель де Совенбург.
Доман рассыпался в самых униженных приветствиях, придвигая кресло и умоляя девушку присесть.
Диана не обратила ни малейшего внимания на всю эту суету. Она даже не пожелала войти, и прямо у двери сурово объявила причину своего визита:
– Месье Доман, известно ли вам, что по долговому обязательству, выданному вам вдовой Руле, у нее отбирают единственное ее достояние – двух коров?
Бедная девушка! Она не знала, какого страшного врага наживала себе в эту минуту в лице низко кланяющегося адвоката.
– Мне это известно, мадемуазель, но только она должна не мне, а одному из слуг графа де Мюсидана. Я – всего только его поверенный.
– Почему же она жалуется на вас?
– На меня?! – вскричал ростовщик с видом оскорбленной невинности. – Нельзя делать добро людям: за твое благородство тебя же оскорбят и обидят! Не я ли тысячу раз говорил этой несчастной Руле, чтобы она не связывалась с таким жестоким кредитором, как этот слуга графа де Мюсидана? Я предупреждал, что этот долг пустит ее по миру. О, люди, люди! Когда вам советуешь, как вам поступить для вашей же пользы – вы не слушаете! Когда же несчастье происходит, вы проклинаете того, кто предсказывал его вам!
Горечь Домана казалась настолько искренней, что девушка почти поверила ему.
– И за что же они клевещут на меня? – продолжал адвокат с неподражаемым актерским искусством. – Добро бы я сам был богат! Вот, смотрите!
Он резким движением, словно в порыве отчаяния, выдвинул средний ящик письменного стола и патетическим жестом указал на кучку мелких серебряных монет.
– Ну, где же мне, нищему, помогать бедным? – воскликнул Доман.
Что могла ответить ему Диана?
– Другое дело – вы, мадемуазель. Вы происходите из богатой и знатной семьи. И если вам настолько жаль несчастную вдову, что вы не побрезговали ради нее посетить вашего покорного слугу…
Адвокат поклонился.
– … То, может быть, вы выручите бедняжку и оплатите ее долги? Я готов помочь вам это оформить.
Теперь уже в затруднительном положении оказалась девушка. Старый плут ловко повернул против нее ее же оружие. Негодяй знал, что родители почти не дают ей денег.
Откуда же ей взять целых сто тридцать франков, чтобы с достоинством выйти из унизительного положения, в которое он ее поставил?
– Я попробую поговорить об этом с отцом, – нерешительно сказала Диана.
Она прекрасно знала, что не получит ни гроша. Но гораздо хуже было другое: девушка понимала, что и ее противник это знает.
Доман посмотрел на нее с грустью и сочувствием.
– С маркизом де Совенбургом? – переспросил он. – Но ведь он пожелает сначала выяснить все подробности. На это уйдет время, а имущество бедной вдовы уже описывают. Если бы вы позволили дать вам добрый совет, я бы рекомендовал обратиться за помощью к кому-нибудь из друзей вашей семьи. Например, к господину Норберту де Шандосу.
Адвокат бил метко и безжалостно.
– Правда, старый герцог дает ему немного, но маркиз легко может раздобыть деньги в любое время. Ведь у него впереди не только огромное наследство, но и приданое будущей жены.
– Будущей жены?!
– Впрочем, женится он еще не скоро. Не раньше, чем через шесть лет, если невеста не слишком богата.
– Как, через шесть? Ведь он станет совершеннолетним уже года через два!
– Да. И этого достаточно, чтобы герцог мог женить сына. Но старый де Шандос хочет иметь от своей будущей невестки приданое. И притом очень большое.
От неожиданного и неприятного известия Диана на мгновение потеряла дар речи. Все ее напускное хладнокровие исчезло.
– Если же молодой маркиз захочет жениться против воли отца, то для этого ему должно быть не двадцать один год, а целых двадцать пять.
– Не может быть, – едва слышно прошептала девушка. – Вы не ошибаетесь?
– Слава Богу, законы я знаю в совершенстве, – торжественно изрек месье Доман. – И я никогда не ошибаюсь, если закон ясен. Но, если хотите, давайте проверим…
Адвокат снял с полки уже известный нам толстый том, положил его на стол и открыл на нужной странице.
Диана собственными глазами прочитала свой приговор.
Она с трудом пробормотала несколько слов о жалкой участи вдовы Руле и заявила, что очень спешит.
Доман, давясь от смеха, с низкими поклонами проводил ее до крыльца.
Мадемуазель Диана де Совенбург долго рыдала у себя в карете.
Сколько бессонных ночей потратила она на обдумывание своих планов! Сколько труда стоило знакомство с Норбертом! Оно удалось как нельзя лучше. И вдруг – такой бесславный конец!
Шесть лет? Да это же целая вечность! Будет чудом, если любовь Норберта выдержит такое долгое ожидание.
Как же она ненавидит этого жадного и сурового старика де Шандоса, который стоит на пути к ее счастью!
Что ей теперь делать? Как обойти неумолимый закон?
Надо увидеться с Норбертом, решила она. И как можно скорее.
Диана велела кучеру ехать к дому Руле.
Там, не выходя из кареты, она вызвала к себе несчастную вдову и сказала:
– Я видела Домана. Придите в себя и успокойтесь. Все устроится. Но для этого мне нужна помощь одного человека.
На девушку градом посыпались благословения, но она, не дослушав, потребовала:
– Дайте мне скорее перо и бумагу.
Ей подали грязный и рваный клочок какой-то выкройки и тупое перо, служившее еще покойному Руле. Вдова догадалась плеснуть немного вина в старую, засохшую чернильницу, и Диана кое-как нацарапала:
«Завтра в два часа жду вас у ростовщика Домана.
«.
Сложив письмо конвертиком, девушка сказала:
– Слушайте меня внимательно, тетушка Руле. Если вы хотите, чтобы ваши долги были уплачены, то сделайте так, чтобы это письмо сегодня же попало в руки господина Норберта де Шандоса. Причем так, чтобы ни одна живая душа об этом не узнала.
Вдова с радостью пообещала все исполнить. Ее дочь Франсуаза понесет в замок рубашку, сшитую ею по заказу одного из работников герцога, и заодно передаст письмо. Никто ничего не заподозрит.
На следующий день Норберт под проливным дождем бежал, сломя голову к адвокату.
Не успел он войти в дом, как у крыльца остановилась карета с гербами маркиза де Совенбурга. Оттуда вышла Диана, бледная, с запекшимися губами.
Доман, увидев их, мигом сообразил, какую выгоду он может извлечь из встречи влюбленных под его крышей.
– Мадемуазель, я получил письмо от кредитора вдовы Руле, – сказал он, кланяясь гостям. – Мне с большим трудом удалось уговорить его отсрочить уплату ее долга. Да где же оно? – продолжал ростовщик, делая вид, что ищет письмо на столе. – Одну минуту, господа, оно, наверное, в другой комнате.
Он вышел и закрыл за собой дверь.
Конечно же, никакого письма не было. Доману просто нужен был предлог, чтобы оставить влюбленных наедине.
Надо ли говорить, что он никуда не ушел и усердно подглядывал в щелочку, стараясь не упустить ни одного слова, ни единого жеста?
– Во имя всего святого, мадемуазель, скажите мне, что с вами случилось? – донеслись слова Норберта, и адвокат еще сильнее навострил уши.
– Неужели вы не считаете меня другом? – продолжал юноша. – Отвечайте же, не мучайте меня!
Диана молчала. Только тяжелый вздох вырвался из ее груди, а в глазах засверкали слезы.
Это повергло Норберта в полное отчаяние.
Она увидела, что молчать больше нельзя, и в нескольких словах сообщила, что отец приказал ей принять предложение одного богатого и знатного дворянина.
На юношу страшно было смотреть, настолько злость и ревность исказили его лицо.
– И вы отказались принять это предложение? – спросил он замогильным шепотом.
Но Диана не стала отвечать ему прямо. Она заговорила о своем жалком положении в семье и о невыносимом деспотизме родителей. Может ли молодая, неопытная, беззащитная девушка ослушаться своего отца и господина? Ведь ее будут мучить, унижать и преследовать до тех пор, пока она не подчинится! В крайнем же случае ее навсегда упрячут в монастырь.
– А девчонка не глупа! – одобрительно проворчал Доман у своей щелки. – Мой урок пошел ей на пользу. Впрочем, послушаем, что будет дальше…
– Но за кого же вы принимаете меня? – воскликнул Норберт с пылающими от гнева глазами. – Разве я не могу спасти вас, предложив вам свою руку? И разве эта рука давно уже не ваша? За что вы меня так обижаете? Если вы сразу же не вспомнили обо мне, то вы меня просто не любите!
– Вы ошибаетесь.
– В чем?
– Я люблю вас, – сказала Диана.
– Тогда почему же вы не обратились ко мне за помощью и защитой?
– Увы! Наши положения слишком похожи. Ведь и вы – жертва предрассудков своей семьи. Вспомните, что вы мне рассказывали о своей жизни и о той роли, к которой вас готовит отец.
Жгучей болью отдавалось в душе Норберта каждое слово девушки.
Юноша почувствовал, как в нем закипает гордая, властная, непокорная кровь герцогов де Шандосов.
– Я не ребенок и не трус, – медленно сказал он. – Ваша любовь… Твоя любовь, Диана, переродила меня. И нет в мире той силы, – продолжал он, впадая в экстаз, – которая бы смогла вырвать тебя из моих объятий!
Рыцарь упал на колени перед своей дамой и стал покрывать поцелуями ее руки.
Доман едва не завопил от восторга.
Норберт обнял девушку. Она, не имея сил защищаться, тихо молила его о пощаде.
Диана любовалась своим избранником. Как прекрасен и благороден он был в эту минуту!
Юноша постепенно пришел в себя и смущенно просил Диану стать его женой.
– Скоро уже я буду свободен, и кто тогда осмелится помешать мне следовать велениям сердца?
Девушка грустно покачала головой и мягко отстранилась от Норберта.
– Знаете ли вы, что не сможете жениться против воли отца до двадцати пяти лет?
– Браво! – сказал адвокат в своей засаде. – Так вот, девочка, для чего ты его сюда позвала! Чтобы сообщить этому дурню то, что от меня же и узнала… Ничего. Тебе приятно давать уроки, ты хорошо их запоминаешь.
– Что? Я еще шесть лет должен оставаться рабом выжившего из ума старика?
– Норберт, я вас никогда не забуду.
– Вы опять меня оскорбляете! Потомок славных де Шандосов не может изменить своему слову!
– Но таков закон.
– И пускай он себе существует! В крайнем случае, я вырву у отца согласие. Пусть даже силой…
При этих словах Доман с треском распахнул дверь.
Влюбленные вскрикнули от удивления: погруженные в свои чувства и мысли, они забыли о существовании адвоката.
– Черт его знает, куда запропастилось это проклятое письмо! – буркнул в сердцах измученный поисками хозяин, возвращаясь к гостям. – Ну да ладно. Мадемуазель де Совенбург, я обещаю вам, что у вдовы Руле все будет в порядке. А теперь, если не возражаете, давайте поговорим о ваших делах…
Юноша и девушка испуганно переглянулись.
– Вы, конечно, вправе сказать мне: не суйся, куда не просят. Но таков уж мой характер: не могу спокойно смотреть, как сильные притесняют слабых. Сразу же бросаюсь на помощь. Это принесло мне много страданий, но что делать! Натуру не изменишь. Я вижу, вы любите друг друга. И думаю, что только злоба людская мешает вам соединиться навеки…
– Милостивый государь! Вы забываетесь! – воскликнула оскорбленная Диана.
– Простите меня, мадемуазель, – поклонился Доман. – Я простой человек, почти крестьянин, не получивший светского воспитания. Если вам не угодно, чтобы я говорил, я готов молчать.
Норберт уже привык во всем полагаться на адвоката.
– Нет, нет, месье Доман! – сказал он. – Мадемуазель де Совенбург прощает вас. Говорите!
Но Диана молчала, и старый мошенник снова ушел, придумав пустячный предлог.
– Почему вы не доверяете ему, Диана? Он очень опытен и много раз давал мне хорошие советы.
– Вы хотите этому бессовестному ростовщику открыть нашу тайну?
– Он ее уже угадал.
– Он нас выдаст! Неужели вы не видите, что ради денег этот человек готов на все?
– Тем лучше. Если его можно купить за деньги, то давайте купим. Он будет молчать в надежде на хорошую плату.
– Делайте, как хотите.
Норберт позвал Домана.
– Мы все решили. Положение наше вам известно. Что вы нам посоветуете?
– Прежде всего – научиться ждать, господин маркиз, – быстро ответил адвокат. – От этого умения зависит все. До вашего совершеннолетия любой опрометчивый шаг может привести к беде. А вы очень неосторожны, господа. Вас часто встречают гуляющими вместе, да еще рука об руку. Сплетни об этом могут достигнуть ушей герцога де Шандоса и маркиза де Совенбурга. Они не позволят вам встречаться. Потерпите… Что значит подождать считанные месяцы, если это обеспечит вам счастье на всю оставшуюся жизнь?
– А когда я стану совершеннолетним…
– Я в тот же день предложу вам три способа, с помощью которых мы вырвем согласие у ваших родителей.
Несмотря на предупреждение адвоката, влюбленные вышли из его дома, взявшись за руки.