Эмиль Габорио
Рабы Парижа
Аккуратно запечатав письмо, он позвал слугу:
– Вот вам двадцать франков, – сказал он, – отнесите это письмо по адресу. Ответ принесете мне домой. Вот моя карточка. Поторопитесь…
Слуга быстро скрылся, а незнакомец сразу же поднялся и, расплатившись, ушел.
Что же за драма разворачивалась передо мной? Должно быть, одна из тех мрачных интриг, что потрясают домашнюю жизнь. Этот человек – вероятно, обманутый муж, разорившийся игрок или несчастный отец, которого обесчестил любимый сын.
Меня смущали эти клочки бумаги, что он бросил под стол. Я очень хотел их поднять и узнать, что в них.
Однако я уже говорил вам, что я человек чести, и все мое естество противилось этому.
Наверное, я победил бы это искушение, если бы не появление одного из тех ничтожных существ, которые иногда решают нашу судьбу…
Слуги сновали взад и вперед, из открывшихся дверей потянуло сквозняком. Это вошел один из них. Я решился. Подняв узкую полоску бумаги, прочел слова: «Застрелюсь.»
Значит, я не ошибся? Передо мной предстала ужасная загадка, и от меня зависело ее разгадать! Впервые я не мог преодолеть свое навязчивое, гадкое любопытство. Я будто попал в руки неведомой силы и более уже не думал, что делаю…
Слуги не обращали на меня ни малейшего внимания, и я развернул еще два обрывка. На первом было всего два слова: «Стыда и ужаса», на втором: «Сто тысяч франков».
Я замер. Меня мучила жажда узнать секрет. И вот я его почти знаю. Ведь эти три фразы, вернее, обрывки фраз, говорили все!
Подобрав все клочки и составив их воедино, я прочел эту коротенькую записку:
«Шарль, сегодня вечером мне нужны, необходимы сто тысяч франков. Только у тебя я могу их просить, чтобы избежать стыда и ужаса. Можешь ли ты собрать эту сумму через два часа? Смотря по тому, каков будет ответ, я спасен или застрелюсь».
Вы, верно, удивляетесь моей хорошей памяти, маркиз, однако вы должны знать: есть вещи, которые не забываются! Сейчас я будто вижу этот черновик, я могу указать в нем все запятые и все зачеркнутые слова…
Несколько строчек и подпись одного богатого промышленника, весьма известного, почти знаменитого, что пользовался всеобщим уважением. Однако с ним случился один из тех ужасных кризисов, когда разом лишаешься всего – состояния, чести и даже жизни.
Маскаро на минуту остановился: слишком тягостны были для него эти давнишние воспоминания. Никто не осмелился сказать хотя бы слово. Блестящий Круазеноа бросил свою сигару…
– Должен вам сказать, – продолжал Маскаро, – мое открытие меня очень заинтересовало. Я уже не думал о собственном горе, я думал о горе этого незнакомца. Не испытываем ли мы с ним нечто сходное: он страдал из-за ста тысяч франков, я – из-за ста су!
Адская мысль пришла мне в голову. А нельзя ли извлечь выгоду из украденного мною секрета? Мысль вдохновила меня. Поднявшись, я спросил «Парижский адрес-календарь». Выписав адрес промышленника, я ушел. Несчастный жил на улице Шоссе-д'Антен.
С полчаса ходил я мимо прекрасного дома, где он жил. Меня не покидала мысль: что с ним?
Наконец, я решился войти. Слуга в ливрее грубо ответил мне, что господин не примет меня. Сейчас он обедает со своим семейством.
– Ах, если так! – закричал я, – то скажите своему господину, что некий бедняк принес ему тот черновик, что он писал в кафе Лемблена! – Я был так возмущен, что говорил очень резко, и лакей тотчас же повиновался.
Однако он вскоре вернулся и испуганно сказал мне:
– Поторопитесь – господин вас ждет.
Я вошел в обширный кабинет и увидел промышленника с бледным, искаженным лицом. Я растерялся.
– Вы подняли тот черновик, что я разорвал? – спросил он.
Я кивнул и показал лист бумаги, где были наклеены собранные клочки.
– Что вы хотите за это письмо? – произнес он, – я предлагаю вам тысячу франков.
– Клянусь, господа, я вовсе не намерен был продавать этот секрет, мои желания были скромнее. Я хотел сказать этому человеку: «Иной на моем месте, найдя письмо, употребил бы его во зло. Я же возвращаю его вам. Услуга за услугу: одолжите мне пятьдесят – сто франков…»
Однако увидев, как он смотрит на меня, я пришел в ярость и сказал:
Хочу две тысячи франков!
Он открыл ящик и вынул из огромной пачки банковских билетов два. Скомкав их, он бросил их мне прямо в лицо, сказав:
– Возьми, несчастный!
Поль и Круазеноа были настолько потрясены, будто каждый из них получил по кинжалу для совершения убийства.
– Передать вам не могу, – продолжал Маскаро, – что я почувствовал, получив столь незаслуженное оскорбление. Я был способен в эту минуту совершить преступление. Этот человек, что стоял передо мной, в тот миг видел смерть, как никогда, близко. Рядом на бюро лежал каталонский нож, я схватил его и хотел зарезать обидчика.
Однако, вспомнив свою возлюбленную, умирающую от чахотки, я остановился. Бросив на пол нож, я вышел…
В этот проклятый дом я входил бедным, но полным гордости, я входил честным… но вышел обесчещенным!
Присутствующие, за исключением Поля, хорошо знали изнанку жизни. Однако и они не остались равнодушными, слушая этот рассказ.
– Когда я выбежал на улицу, – продолжал Маскаро, – то конвульсивно сжимал два банковских билета, которые все-таки поднял… Мне казалось, что у меня в руках раскаленное железо. Поспешил к меняле, который, наверное, принял меня за сумасшедшего или за убийцу. Наверное, он не задержал меня потому, что побоялся. Вместо двух билетов он дал мне два мешка серебра – по тысяче франков в каждом. С этой ношей я возвратился в нашу бедную квартиру. Ортебиз и Катен ждали меня с огромным нетерпением. Помните ли вы это, друзья мои? Чувствовали вы, как я страдал?
– Вы бросились ко мне, но я грубо оттолкнул вас.
– Отстаньте, – закричал я, – я ничтожество, но нуждаться мы больше не будем!
Я бросил мешки на пол, один из них развязался, серебро высыпалось, и монеты покатились по полу.
Друзья смотрели на меня с ужасом. Им казалось, что я пошел на преступление.
Я успокоил их:
– Нет. Это не преступление. Закон к этому не имеет никакого отношения. Но эти деньги – цена моей чести.
Мы не спали всю ночь.
И когда день застал нас за столом, уставленным бутылками и едой, мы – жалкие, разбитые этой жизнью, объявили обществу войну, поклялись всеми средствами добиться богатства, не отступая ни перед чем. И эту клятву мы сдержали…
Глава 18
Если Маскаро хотел вызвать чувство ужаса у Поля и Круазеноа, то план его вполне удался. Они были раздавлены.
Ортебиз и Катен, которые считали, что хорошо знают своего друга, беспокойно и удивленно поглядывали друг на друга. Они никак не могли понять: говорит он от чистого сердца или разыгрывает комедию, смысл которой им не был ясен.
Да, всегда было непросто понять Маскаро.
Сам он нисколько не заботился о том, какое впечатление произвел на своих слушателей. Лицо его приняло обычное спокойное выражение. Он поправил очки.
– Надеюсь, маркиз, вы не рассердились за это предисловие? Это была, так сказать, сторона романтическая, теперь перейдем к практической…
– Итак, в ту ночь мои товарищи и я решили отказаться от той морали, которая, как утверждают, правит жизнью. План наш основывался на том, что в нашем утонченном обществе нет ни одной семьи, у которой не было бы своей тайны – смешной или печальной. Теперь представьте себе человека, владеющего этими секретами!
И вот я сказал себе, что стану этим человеком.
Круазеноа был знаком с Маскаро несколько месяцев, но никогда не задумывался, чем тот занимается.
– Но это же… шантаж, торговля чужими тайнами, – прошептал он.
Маскаро иронически улыбнулся.
– Совершенно верно, – ответил он. – И ничего нового тут нет. Торговля чужими тайнами стара, как мир, ее породивший. И если все, что старо, достойно уважения, значит и шантаж тоже!
Как вы думаете, чем жил «божественный Аретен»? Этот непристойный поэт, который величал себя «бичом королей»? Он получал деньги за неразглашение королевских тайн! Но все со временем становятся демократами, маркиз. И мы довольствуемся получением подобной платы с народа, конечно, только с богатых людей.
Это признание показалось Круазеноа таким циничным, что кровь прилила к его лицу.
– Но, месье, – запротестовал он, – месье…
– Ба, – вскричал Маскаро, – как вы стыдливы! Вы так не можете? Ну так вспомните, как в клубе, зимой, вы поймали молодого иностранца на явном шулерстве! Что вы тогда ему сказали? Вы на другой день пошли к нему занять десять тысяч. И заняли! Вы собираетесь их ему возвращать?
Круазеноа чуть не упал со стула.
– Изумительно, – бормотал он, – ужасно…
– Мне известно, – продолжал Маскаро, – в одном только Париже около двух тысяч человек, которые живут именно такой торговлей.
Случалось ли вам видеть, как на бульваре принц С. встречается с Г., с человеком, которому даже я не подам руки? Принц, этот гордый вельможа, дружески пожимает руку известному негодяю. Почему? Я пока не смог узнать, но уверен, что эта тайна потянет на сто тысяч!
Я знаю порядочное, честное общество, которое за то, что однажды поступило не так, как должно, вынуждено платить пенсию в двадцать пять тысяч франков одному подлецу, увешанному иностранными орденами, потому что он может раскрыть это дело и представить несомненные доказательства!
Конечно, тут нужна осторожность. Ведь французский суд не любит шутить с теми, кто живет за счет шантажа, да и полиция довольно бдительна…
К счастью, занятия Катена и Ортебиза, – один адвокат, а другой врач, – как нельзя лучше подходят для нашего дела. Недолго думая, я нанял вот эту квартиру и завел агентство по найму прислуги. Выбор был хорош! Результаты доказали это. Никто лучше прислуги не знает тайн своих господ. Мои товарищи могут это подтвердить.
– Знаю, – улыбнулся Круазеноа.
– В самом деле, маркиз, вы никогда не хотели взять прислугу из нашего агентства, но разве я из-за этого знаю о вас меньше? Моя контора, такая ничтожная с виду, на самом деле – центр той огромной паутины, которая опутывает весь Париж. Я потратил на это двадцать лет. И теперь у меня везде есть глаза и уши. Полиция тратит миллионы на содержание своих агентов, а у меня же целая армия, бесплатная и надежная! Каждый день сюда, в контору, приходят около пятидесяти человек. А за год?
Полицейские агенты украдкой ходят вокруг домов, которые их интересуют. Мои же агенты живут в этих домах, знают все интриги, все страсти, которые волнуют их господ. И это не все. Конторщики, казначеи, бухгалтеры – те, кто обязаны мне своим местом, аккуратно извещают меня о торговых делах своих хозяев. А официанты в ресторанах?
Но не думайте, что все эти люди знают, что являются моим орудием. Нет! Большинство из них делает это просто в силу своей природной склонности. Каждый из них приносит мне буквально по волоску, а я сплетаю из них веревку! Обычно слуги, приходя сюда, разговаривают между собой. Нам остается только слушать. Вечером перебираем все услышанное и почти всегда что-нибудь вылавливаем!
Вот, маркиз, чем мы занимаемся…
– И бывали годы, – вмешался Ортебиз, – когда наш доход превышал двести пятьдесят тысяч франков!
С самым любезным выражением лица, но откровенно насмешливым тоном задал Круазеноа свой вопрос:
– За какие же заслуги я удостоен вашей протекции?
Маскаро заметил насмешку, но не забыл то, ради чего начинался весь этот разговор.
Поль же, который вначале приходил в ужас, сейчас был в восторге от этой мудрой философии.
– Итак, – сказал Маскаро, – я приступаю к делу. Все эти годы мы торговали тайнами и были неплохо обеспечены. Не всегда мы торговали за деньги. Иногда надо было кого-то устроить на хорошее место. Иногда сделать уступку своему самолюбию… Но все на свете, в конце концов, надоедает. Мы состарились. Нам пора отдохнуть. Мы решили удалиться от дел. Но сперва, нам необходимо получить долги и, по возможности, выгодно продать товары нашей лавки.
– Это вполне справедливо, – заметил Круазеноа.
– У меня в руках, – продолжал Маскаро, – есть множество документов. И хотя они весьма важны, извлечь из них выгоду не так-то легко. Я рассчитывал на вас, чтоб получить значительные суммы, которые следует взять на эти документы.
При этих словах лицо Круазеноа побледнело.
Как! Он пойдет с этими документами! И будет ставить человека перед выбором: деньги или честь?!
Он с удовольствием бы согласился участвовать в этом постыдном торге и иметь в нем свою долю… Но… чужими руками…
– Никогда! – вскричал он, – никогда! На меня не рассчитывайте!
Негодование маркиза казалось столь искренним, решимость столь твердой, что Катен и Ортебиз беспокойно посмотрели на Маскаро. Но тот был спокоен.
– Хорошо, – сказал он, – довольно ребячиться. Я слишком много сказал. Подождите прежде, чем кричать. Я вам говорил, что документы эти особой важности. Самые большие затруднения встречаются в семейных делах. Мужья говорят: «Я не могу взять деньги без ведома жены». Жены отвечают то же. И эти люди искренни. Сколько раз было такое, что многие из них бросались передо мной на колени и говорили: «Пощадите!.. Я сделаю все, что вы хотите, вы получите больше, чем просите, только найдите предлог…» Предлог я искал и нашел. Предлог таков: промышленное общество, о котором вы объявите в течение месяца!
– Клянусь вам… – начал маркиз, – я не понимаю…
– Извините! Вы все хорошо поняли! Тот, кто, боясь семейной ссоры, не мог дать и пяти тысяч, даст теперь с удовольствием десять и скажет дома: «Я вложил деньги в общество…» Что вы на это скажете?
– Идея превосходна. Но неужели нельзя обойтись без меня?
– Но во главе кампании должен быть человек…
– Но, вы…
– Вы шутите, маркиз? Кто я такой, чтобы стать во главе компании? Ортебиз – врач, Катен по своему положению не может заниматься спекуляцией, он хорош как советник, а у вас есть имя и титул.
– Имя? Титул?!
– Это, по-вашему, они ничего не значат. А многие компании платят, и очень дорого, только за то, что в начале их объявлений стоят имена титулованных особ.
– Но вы же знаете мое финансовое положение…
– Ну, и прекрасно! До объявления предполагаемой кампании вы расплатитесь со всеми своими долгами. И все сразу поймут, что вы располагаете крупными средствами. Наконец, станет известно о вашем браке с графиней Мюсидан. Чего ж еще!
– Но у меня плохая репутация. Меня считают легкомысленным и расточительным.
– Великолепно! В тот день, когда вы объявите о ликвидации общества, все скажут, смеясь: «Господи, этот Круазеноа… Какой черт его занес в промышленность!» Но так как вы получите свою долю да еще приданое за мадемуазель Мюсидан, то спокойно все это перенесете.
Для человека, растратившего состояние, перспектива была крайне заманчивой.
– Предположим, что я согласен, – произнес Круазеноа, – чем закончится эта комедия?
– Чем и все комедии. Когда мы получим все долги, вы просто прекратите принимать всех, и дело кончится!
Маркиз не выдержал:
– Это значит, – закричал он, – я должен пожертвовать собой, чтобы в конце концов меня засадили в тюрьму!
Пришла очередь Катена.
– Вы забываете, маркиз, – вмешался он, – что всякая компания имеет ограниченную ответственность. Вы являетесь к нотариусу и объясняете ему, что хотите собрать капитал для… Ну, найдем для чего. Показываете лист подписчиков, где будут вписаны имена акционеров-должников Маскаро. Что мы будем делать, собрав капитал? Спокойно расплатимся с незнакомыми подписчиками, а другим напишем, что дело не удалось, что обстоятельства были против, короче, что капитал пропал. А так как Батист от каждого потребует не больше того, что следует, то никто ни слова не скажет! Это же ясно, как день…
Маркиз задумался.
– Но, господа, – начал он, – все эти люди будут меня презирать…
– Вероятно, но никто вам об этом не скажет.
– Ох!..
– Что «ох»? Вы что, считаете, что в наше время кто-то кого-то уважает? Очнитесь! Делают вид, вот и все! Даже выдумали новое слово для этого: «почтение». Почтение к власти, соединенной с ловкостью. Вас будут почитать!
Маркиз смутился.
– А вы уверены в ваших… акционерах? Вы в самом деле надеетесь с них получить столько, чтобы покрыть значительные издержки?
– Почтенный Маскаро только и ждал этого вопроса.
Он взял с бюро пакет с карточками и, перебирая их в руках, заявил:
– Здесь у меня триста пятьдесят человек, каждый из которых с удовольствием даст десять тысяч франков!
– Три миллиона пятьсот тысяч франков!
– Это итог, если Бомар не лжет. Не хотите ли взглянуть хотя бы на некоторые? Я не стану выбирать специально. Возьму первые попавшиеся…
Н. – инженер. Пять решительных писем, написанных жене покровителя. Благодаря этому получил место, которое легко может потерять. Даст пятнадцать тысяч франков.
П. – торговец. Записная книжка, доказывающая, что последнее его банкротство – подложное и что он скрыл капитал в двести тысяч франков. Конечно, внесет двадцать тысяч.
Б. – Фотография в слишком легком костюме. Не богата, но три тысячи даст.
Г. – три коротенькие записки, подтверждающие неприятное обстоятельство, случившееся с ней до замужества. В доказательствах – письмо акушерки. Десять тысяч франков.
Л. – Непристойная, богохульная песня, написанная его рукой и подписанная. Может дать две тысячи.
Этих доказательств вполне хватило, чтобы Круазеноа решился.
– Довольно, – прервал он, – сдаюсь, ваша власть страшнее полицейской.
– Не вступайте в противоречия с законом, и вам не придется платить, – добавил Ортебиз, – итак, шантаж – средство для поддержания нравственности!
Маркиз Круазеноа был слишком взволнован, чтобы отреагировать на шутку, он повернулся к Маскаро и отрывисто сказал:
– Жду ваших указаний.
Маскаро вновь одержал победу. Граф Мюсидан, Поль Виолен, Катен… Теперь вот Круазеноа… Они сдавались один за другим…
Маркиз стоял перед ним побежденный, жалкий, готовый к сотрудничеству. Его тщеславие было подавлено.
Маскаро хорошо знал, что побежденный может забыть свое поражение, но никогда не забудет оскорбления. Поэтому на фразу Круазеноа он ответил утонченно вежливо.
– Я не могу давать вам указания, маркиз, мы можем только совместно обдумывать наши дела и совместно же принимать решения.
Круазеноа был тронут этой поддержкой после всех грубостей, которые он тут услышал.
– Надеюсь, – продолжал Маскаро, – мне не надо объяснять вам всю выгодность принятого решения? На днях вы писали мне, и я понял, что у вас нет средств к существованию, и вы не знаете, что предпринять на будущее.
– Но… я надеюсь на наследство после моего брата, скрывшегося таким непонятным образом…
Маскаро дружески погрозил ему пальцем.
– Вы теперь наш, и позвольте вам заметить, что откровенность у нас на первом плане, можете спросить об этом у Катена.
– Это правда, – ответил адвокат. На его губах от этой тонкой иронии появилась гримаса, которая должна была изображать улыбку.
Маркиз казался удивленным.
– Не понял, – начал он, – разве я не откровенен?
– Так при чем тогда это наследство?
– Но ведь оно существует, и довольно большое!
– Довольно, довольно! Мы все знаем. Учитывая множество сомнительных векселей, его можно оценить от ста двадцати до ста сорока тысяч франков.
– Пусть даже так! Но, возможно, я могу наложить арест на имущество…
Он остановился, заметив, что Ортебиз сейчас расхохочется.
– Не надо нам рассказывать сказки, – бросил Маскаро, – когда дело дошло до наложения ареста на имущество, вы засуетились, но когда выяснилось, что этой суммы не хватит, чтобы погасить ваши долги, вы сделали все, чтобы отменить этот арест. Вы правы, если ваши ростовщики узнают о настоящем положении дел, они откажут вам в кредите. Сейчас же это наследство существует для того, чтобы водить ваших поставщиков за нос.
Круазеноа был неплохим игроком. Увидя, что тут выкручиваться невозможно, он громко расхохотался.
– Каждый делает, что может!
Почтенный Маскаро уселся в кресло. Воодушевление у него пропало. Он казался ужасно утомленным.
– Не смею больше вас задерживать, маркиз, – проговорил он. – На днях мы еще увидимся с вами. Катен разработает план и расскажет вам, как действовать дальше.
Катен и Круазеноа вышли.
Как только за ними закрылась дверь, Маскаро обратился к Полю:
– Как вам понравился наш рассказ?
Поль, как все мягкие и податливые натуры, вначале был потрясен. Но когда ему удалось заглушить в себе голос совести, его природное тщеславие обернулось цинизмом.
– Я думаю, – отвечал он, – даже уверен, что вы во мне нуждаетесь. Это хорошо! Я ведь не маркиз и буду повиноваться вам без всяких уловок.
Что подумал по поводу этой тирады Маскаро, неизвестно. По лицу его, как всегда, прочитать это было невозможно.
Что касается доктора Ортебиза, то он был явно удивлен смелостью своего ученика.
– Я глуп! – подумал он. – Это же ясно, как день. Весь этот спектакль Батист затеял из-за этого мальчика, такого слабого и тщеславного…
– Я жду, сударь, – настаивал тот.
– Чего?
– Чтобы вы мне сказали условия, на которых я могу получить титул, стать миллионером и жениться на мадемуазель Флавии, которую я так люблю…
Маскаро горько, почти зло усмехнулся.
– Приданое, которое вы так любите, – прервал он, – не будем это смешивать.
– Извините меня, но я действительно сказал правду!
Доктор не мог скрыть иронической улыбки.
– Уже! – произнес он. – А как же Роза?
– Для меня она больше не существует!
Поль действительно говорил правду. И совершенно искренне добавил:
– Честно говоря, я готов проклинать состояние мадемуазель Ригал, которое нас разделяет!
Это заявление развеселило Маскаро, очки запрыгали от удовольствия.
– Успокойтесь, – добавил он весело, – разницу в состояниях мы закроем. Не так ли, Ортебиз? Только, Поль, учтите, ваша роль и труднее и опаснее, чем у Круазеноа.
– Тем лучше! Пользуясь вашими советами и покровительством, я смогу добиться всего!
– Вам, возможно, придется отказаться даже от самого себя…
– С удовольствием!
– Вы должны будете зваться другим именем, иметь другое прошлое. Другие привычки и идеи, достоинства и пороки. Одним словом, вы должны стать другим человеком и самому поверить в это. Только так вы заставите других поверить в это. Ваша прожитая жизнь должна стать жизнью другого человека. Это очень трудно!
– Ах, сударь, – сказал Поль, – кто же считается с препятствиями, когда перед глазами такая цель!
Доктор захлопал в ладоши.
– Это превосходно, – заявил он.
– Если так, – продолжал Маскаро, – то скоро вам все объяснят. А пока что постарайтесь, чтобы ваши глаза не выдавали вас. Побольше хладнокровия. Вам все ясно, герцог…
Он вдруг остановился.
На пороге стоял Бомаршеф. Воспользовавшись минутой, когда в агенстве никого не было, он сходил домой, переоделся и теперь предстал во всем блеске.
– Что такое? – спросил Маскаро.
– Патрон, во время вашего совещания принесли два письма…
– Спасибо, Бомар, можешь быть свободен…
Маскаро взглянул на письма.
– Это известие от Ван-Клопена, посмотрим, что у него…
«Милостивый государь, вы можете быть довольны. Наш друг Вермине выполнил ваше приказание. Гастон де Ганделю очень четко расписался на пяти облигациях по тысяче франков, подделав подпись банкира Мартен-Ригала, дочь которого вы мне рекомендовали. Облигации у меня, и вы можете их получить. Жду ваших приказаний относительно мадам Буа-Д'Ардон. Ваш покорный слуга Ван-Клопен.»
Маскаро открыл другое письмо.
«Уведомляю вас, милостивый государь, что свадьба мадемуазель Сабины с Брюле-Фаверлеем не состоится. Да оно, кажется, и невозможно. Мадемуазель очень больна. Доктора говорят, что она при смерти. Флористан».
Маскаро ударил кулаком по бюро:
– Хороши мы будем с Круазеноа на шее, если эта дура умрет!
Он стал быстро ходить по кабинету.
– Возможно, Флористан ошибся. С чего бы ей так разболеться из-за того, что свадьба расстроилась? Тут что-то не так…
– Может, мне сходить туда, – предложил доктор.
– Да, это неплохая идея. Ты врач и сможешь увидеть Сабину. А впрочем, нет… Ни ты, ни я не должны показываться в этом доме. Видимо, у графа с графиней было объяснение, а дочь оказалась меж двух огней…
– Так как же узнать?
– Увижу Флористана, и все станет ясно.
Маскаро кинулся в спальню переодеваться. Дверь была открыта, и он продолжал разговор.
– Это все ничего бы, если бы я мог заниматься только Круазеноа. Но я думаю о Поле. Дело Шандоса не терпит… А Катен? Этот изменник, который свел Перпиньяна с герцогом! Мне обязательно надо увидеть Перпиньяна. Я должен знать, что ему известно о деле, и что он сумел разгадать. Обязательно надо увидеть Каролину Шимель и узнать до конца ее секрет. Ах, время, время!
Он оделся, попросил Поля выйти и сказал доктору:
– Я ухожу, а ты не оставляй Поля одного. Мы не настолько уверены в нем, чтобы оставлять его наедине с нашими тайнами. Сходи с ним пообедать к Мартен-Ригалу. Оставь его ночевать у нас…
Он был так озабочен, что даже не услышал пожеланий успеха от Ортебиза.
