Эмиль Габорио
Рабы Парижа
Глава 67
Полчаса спустя Тантен уже входил во двор того дома на улице Монмартр, где жил Поль Виолен.
Во дворе хлопотала болтливая кумушка Бриго, которой Батист Маскаро отвел важную роль в спектакле для герцога де Шандоса.
Увидев оборванца Тантена, она бросила все свои дела и поспешила с приветливой улыбкой к нему навстречу. За три шага до папаши мадам Бригитта остановилась и сделала почтительный книксен.
Старик едва кивнул в ответ.
– Как здоровье молодого человека? – спросил он.
– Ему лучше, господин, гораздо лучше! Как вы приказали, я готовлю ему самые вкусные блюда. А доктор прислал ему дюжину бутылок вина и сказал, что они окончательно поправят его здоровье и что…
Не дослушав ее трескотню, – он по опыту знал, что конца не будет, – Тантен повернулся к привратнице спиной и стал подниматься по лестнице.
Мадам Бригитта умолкла на полуслове и окликнула его:
– Господин!
– Что там еще?
– Вчера приходил незнакомый мужчина и расспрашивал меня о месье Поле.
Тантен резко остановился.
От рассеянного вида, с которым он слушал кумушку раньше, не осталось и следа.
– Какие вопросы он задавал?
– Давно ли я знаю молодого человека, чем он занимается, много ли у него друзей и кто они, где он жил прежде…
– Что вы ответили? – перебил старик.
– То, что вы мне приказывали отвечать посторонним.
– Как выглядел этот мужчина?
– Среднего роста, не худой и не толстый, одет небогато. Видно, он очень скуп, потому что говорил со мной с четверть часа и не дал ни единого су, хотя любой другой на его месте…
Тантен недовольно поморщился.
– Прекратите болтать и отвечайте на мои вопросы! Вы заметили в нем что-нибудь особенное?
Женщина поджала губы.
– Ничего особенного я в нем не вижу.
– Да я не о том! Какую-нибудь примету, по которой я мог бы его узнать.
– Как же, есть примета!
– Ну, говорите же! То замолчать вас не заставишь, то каждое слово надо клещами вытаскивать! Какая примета?
– Очки!
– И что ж тут особенного? Я и сам в очках!
– У него – золотые.
– И это – все?
Привратница задумалась.
– Все или нет? – торопил Тантен.
– Кажется, все…
– Благодарю вас, мадам Бригитта. Будьте всегда так же осторожны.
Старик продолжал подниматься по лестнице, ведущей в квартиру Виолена. Теперь он шел гораздо медленнее, хмурил брови и шептал:
– Кто бы это мог быть? Мало ли в Париже золотых очков…
На площадке второго этажа он снова остановился.
– Черт побери! Не шпион ли это с Иерусалимской? Надо поскорее окончить дело и уничтожить все следы… Я уверен, что мне это удастся…
На третьем этаже Тантен позвонил.
Ему открыла молодая девушка.
Увидев ее, старик буквально взвыл от бешенства.
Это была красавица Флавия, дочь банкира Мартен-Ригала.
Она удивленно взглянула на его перекошенное лицо и спросила:
– Что вам угодно?
Тантен был не в силах выговорить ни слова.
Девушка смотрела на грязного старика со смешанным чувством любопытства и отвращения.
Она впервые видела настолько мерзкого оборванца, и в то же время ей казалось, что он ей кого-то очень напоминает.
Так как Тантен все еще молчал, Флавия повторила свой вопрос.
– Меня ждет господин Поль, – пробормотал старик дрожащим голосом. – Он давал мне поручение.
– Если так, то войдите. Но имейте в виду, что Поль болен и у него сейчас врач.
Флавия посторонилась.
Тантен, низко кланяясь, прошаркал мимо нее по коридору.
Пока девушка запирала дверь, он уверенно проследовал через гостиную и тихо вошел в спальню.
Виолен сидел на кровати спиной к двери.
На его плече был виден шрам от сильного ожога, полностью соответствующий описанию, которое дал Ортебиз адвокату.
Рядом с Полем стоял доктор. Он покрывал мазью кусочки кишечной пленки и аккуратно оклеивал ими обожженную кожу своего пациента.
Старик закрыл за собой дверь спальни.
Ортебиз поднял голову и увидел Тантена.
Не желая посвящать Поля в свои секреты, папаша заговорил языком жестов. Сначала он ткнул большим пальцем через плечо, а затем указательным – в пол. Это означало: «Флавия – здесь!»
Ортебиз кивнул, продолжая свое дело.
Поль ничего не заметил.
Тантен изобразил пальцами идущие ноги и почти коснулся ими здорового плеча Виолена, потом поднял один палец вверх: «Пришла к Полю одна!»
Доктор осуждающе покачал головой.
Пациент поежился от боли.
– Потерпи, скоро станет легче, – утешил его врач.
Старик опять указал на дверь и покрутил пальцем у виска: «Она сошла с ума!»
Ортебиз кивнул и развел руками: «Я все понимаю, но что я могу поделать?».
Последний жест доктора привлек внимание Поля.
Он обернулся.
Папаша Тантен с улыбкой раскланялся.
– Полюбуйтесь, что из меня сделали, – сказал Виолен.
Старик внимательно осмотрел шрам.
– Сколько придется ждать, пока он побелеет?
– Месяц, – ответил доктор.
– Имейте в виду, что он должен быть достаточно убедительным не только для герцога, – де Шандос поверит чему угодно, – но и для его жены и даже для его врача.
– Я ручаюсь и за врача, – заверил Ортебиз.
Перевязка была окончена, и пациент лег под одеяло.
– Старайся поменьше двигаться, – сказал ему доктор.
– Я буду лежать спокойно, если возле меня подежурит прекрасная сиделка, которая сейчас с нетерпением ожидает вашего ухода, – ответил Поль.
– Давно ли эта сиделка у вас? – взволнованно спросил Тантен.
– С тех пор, как я лежу в кровати. Я послал ей в девять часов записку, что не могу прийти на свидание и жду ее здесь. Через десять минут она была уже у меня.
– Черт побери! – воскликнул Тантен.
– Похоже, что ее отец, господин Мартен-Ригал, всю свою жизнь проводит в кабинете. Каждое утро он запирается там на целый день и никому не позволяет себя беспокоить. Это очень удобно: Флавия сразу же после завтрака идет сюда и может спокойно сидеть у моей постели до самого вечера! Впрочем, если бы банкир об этом узнал и запретил ей приходить, то Флавия, не колеблясь, предпочла бы меня отцу!
– Ты, вне всякого сомнения, неправ, – строго проговорил Ортебиз.
– Да неужели? Девочка, влюблена в меня по уши! Если Маскаро выполнит свое обещание и мне достанется богатое наследство, то, может быть, я и женюсь на ней. Надо еще подумать…
– Негодяй! – закричал Тантен в таком неистовом гневе, что Поль испуганно отодвинулся на кровати подальше от него.
– И ты думаешь, подлец, что я позволю…
Папаша не смог договорить, потому что доктор закрыл ему рот рукой и быстро вытолкал старика на лестницу.
Дверь за ними захлопнулась.
Виолен был изумлен. Он думал, что своим хвастовством возвысится в глазах товарищей. Очевидно, получилось наоборот…
Доктор сделал ему замечание, как близкий друг банкира Мартен-Ригала. Это Полю было понятно.
Но гневные крики и бешеная жестикуляция старикашки Тантена, обычно такого застенчивого и почтительного ко всем окружающим, были совершенно необъяснимы.
Флавия действительно сделала большую глупость, приходя сюда одна.
Виолен в самом деле излишне вольно говорил о ней и об ее отце.
Но какое дело Тантену до Мартен-Ригала и Флавии?
Между этим оборванцем и банкиром, дающим своей дочери в приданое миллионы, явно не было никакой связи.
Тогда как понимать странное поведение Тантена?
…Если бы Поль или Флавия выглянули на лестницу, то оказались бы свидетелями очень странной сцены.
– Что ты делаешь? – шипел доктор. – Ты же нас выдашь!
Тантен плакал.
– Бедная моя девочка полюбила мерзавца! Она целые дни проводит с ним наедине! Если теперь этот подлец на ней не женится, то она обесчещена, и я вместе с ней! Ты понимаешь? У меня в руках пол-Парижа, а я сам – в руках у сопляка Виолена!
– Тише! – прикрикнул Ортебиз. – Ты можешь вернуть время назад? Что сделано, то, черт возьми, уже сделано. Возьми себя в руки и будь мужчиной!
Старый писарь вытащил из грязных лохмотьев чистый носовой платок и стал вытирать слезы.
– Боже мой! – прошептал он. – Только сейчас я понял, каково было графу услышать от меня, что у его дочери есть любовник!.. А я был так безжалостен… Господи, как жестоко Ты Меня наказал!
– Успокойся, – сказал доктор. – Поль еще ребенок. Не придавай слишком большого значения легкомысленной детской болтовне. Не откажется же он от твоих миллионов!
Тантен печально покачал головой.
– Поль не любит Флавию, а она влюблена в него. Мерзавец ведь правду говорит, что она предпочла бы его отцу. Какое страшное будущее ее ожидает!.. И деньги тут ни при чем…
– Нам пора идти. Скоро явится маркиз. Не будешь же ты принимать его в таком виде!
– Я не могу оставить девочку здесь. Уговори ее немедленно идти домой!
– Трудная задача…
– Тогда это сделаю я!
– Ну, нет! Если ты нас еще не выдал, то с успехом наверстаешь свое упущение. Так и быть, попробую.
Доктор вернулся в квартиру Виолена.
Папаша Тантен сел на ступеньку и стал ждать.
Девушка как раз собиралась войти в спальню, но ее остановил Ортебиз.
– Вы опять здесь? – недовольно сказала она. – А я думала, что вы уже далеко…
– Я вернулся, чтобы поговорить с вами. Дело весьма серьезное.
– Говорите, только покороче, – ответила Флавия, не отпуская ручку двери.
– Мадемуазель Мартен-Ригал не совсем удобно находиться здесь.
– Я это знаю, – спокойно проговорила она.
– В таком случае, мне кажется…
– Что я должна уйти?
– Да.
– Я останусь с Полем.
– Почему?
– По-моему, долг выше приличия.
– Он еще не ваш муж. О каком долге вы говорите?
– Поль очень болен.
– Пустяки. Это я утверждаю как врач.
– Но ему плохо! И около него никого нет. Кто же должен за ним поухаживать, если не та девушка, которая собирается стать его женой?
– Вы пока еще не жена и потому ваше присутствие здесь настолько неприлично, что не может быть оправдано ничем.
– Он получил согласие моего отца. Почему же я не могу смотреть на него как на мужа?
«Черт побери, что она мелет?! Папаша прав: надо поскорее отослать ее отсюда, – подумал Ортебиз. – Ну, голубушка, держись!»
– Желаю вам всего хорошего, – сказала Флавия и начала открывать дверь спальни.
– Подождите! Знаете ли вы, о чем будут говорить все кумушки Парижа на другой день после вашей свадьбы?
– Не знаю. Расскажите.
– О том, что Поль был вашим любовником и что только эта причина заставила господина Мартен-Ригала согласиться на ваш брак с Виоленом!
Флавия густо покраснела.
– Если пойдут такие разговоры, то ваши отношения с мужем испортятся. Мужчина никогда не прощает женщину, которая скомпрометировала себя.
– Что подумает обо мне Поль, если я его вдруг покину?
– Он уже почти совсем поправился. Я обещаю, что он завтра же придет к вам в гости. Будьте же благоразумны!
– Вы говорите правду?
– Клянусь Гиппократом!
– Я только предупрежу Поля и сразу пойду домой. До свидания.
– Вы умница, – сказал доктор.
Флавия вошла в спальню.
Ортебиз вернулся к Тантену, радуясь неожиданно легкой победе.
Он не знал причины своего успеха. Девушка ни за что не послушалась бы доктора, если бы не вспомнила, кого ей напоминает Тантен.
– Ну, что? – воскликнул папаша, вскакивая со ступеньки.
– Надо скорее уходить: она идет следом.
Они бегом спустились по лестнице, сломя голову пересекли двор, выскочили на улицу и перевели дух только после того, как спрятались за большой повозкой.
Папаша немного пришел в себя и снова обрел способность рассуждать.
– Надо ускорить их свадьбу. Теперь это можно сделать. Единственное препятствие, отделяющее мерзавца Виолена от миллионов герцога, исчезнет через один-два дня.
Доктор побледнел.
– Андре?
– Да.
– Так быстро?
– Пора уже. Давно пора!
– Что с ним?
– Его поджидает несчастный случай.
– Как этот случай зовут?
– Тото-Шупен.
– Ты рехнулся.
– Почему?
– Несколько дней назад ты хотел избавиться от мальчишки, потому что он стал опасен, а теперь поручаешь ему такую работу!
– Одно другому не мешает.
– Как это?
– Тото подпилит подоконник в мастерской. Скульптор упадет на мостовую и разобьется. Полиция начнет следствие и сразу же обнаружит, что доска не сломана, а распилена.
– И станет искать убийцу!
– А как ты хотел? Искать будут недолго. Шупена возьмут в отеле «Перу», на чердаке. Полиция докажет, что он разменял тысячефранковую купюру при покупке пилы. Ему зададут неприятные вопросы: откуда у него такие деньги, да еще одной бумажкой, и зачем ему понадобилась пила.
– Он же тебя выдаст!
– Конечно.
– Тебе жить надоело?
– Кому?
– Тебе!
– Папаше Тантену?
– Да!
– К тому времени мы уже похороним старика. И не только его.
– А кого еще? – вздрогнул Ортебиз.
– Господина Батиста Маскаро.
– Ты считаешь, что пора закрывать дело?
– Самое опасное – зарваться. Если мы поделим миллионы де Шандоса и де Мюсидана, то сможем позволить себе роскошь стать честными людьми.
– А как быть с Бомаршефом?
– Отправим его в Америку. После этого полиция может искать нас с тобой до тех пор, пока ей не надоест. Успокоился?
Доктор улыбнулся.
– Я не сомневаюсь в твоей гениальности. Просто у меня голова идет кругом от бесконечных перемен!
– Потерпи, уже недолго осталось… Но что-то я не вижу Флавии! Может быть, она просто отделалась от тебя?
– Надеюсь, что нет. Мне бы не хотелось еще раз возвращаться.
– Это было бы уж слишком подозрительно, – согласился Тантен.
– Тебе тоже нельзя туда идти.
– Остается только ждать. Самое неприятное занятие.
– Не забудь, что вот-вот придет Генрих.
– Черт возьми! Я помню об этом, но не могу же я уйти отсюда, пока не удостоверюсь в том, что она действительно ушла домой!
– Будь осторожен, когда вечером встретишься с Флавией…
– Вот она! – перебил Тантен. – Тихо!
Флавия прошла в нескольких шагах от них.
– До встречи, доктор. Спасибо!
После этого папаша Тантен быстро зашагал в сторону рынка.
– Как бы мне добраться до этого господина в золотых очках? – шептал он на ходу. – Если бы я мог перепоручить кому-нибудь хоть часть своих забот, то я бы в два счета выяснил, кто он такой! Но пора закрывать лавочку. Из трех моих лиц я оставлю лишь одно, которое ни в чем не замешано. И если он тогда разглядит меня через свои золотые очки, то лучшего сыщика еще не видел свет…
К старику подбежал запыхавшийся Бомаршеф.
– Я ищу вас, господин Тантен.
– Слушаю.
– Где хозяин?
– А что случилось?
– В приемной целый час сидит маркиз де Круазеноа. Он говорит, что господин Маскаро назначил ему встречу. А хозяина нет. Что делать?
– Маскаро велел передать, что скоро будет. Идите и попросите маркиза подождать.
– Сию минуту.
Бомаршеф поспешно направился по улице Монторгейль к конторе Батиста Маскаро.
Тантен проводил его взглядом.
Убедившись, что Бомаршеф его уже не видит, старик со всех ног помчался по улице Венгерской Королевы к особняку банкира Мартен-Ригала.
…Через четверть часа перед Генрихом де Круазеноа появился хозяин агентства.
Он пригласил гостя в кабинет.
Генрих сел в предложенное ему кресло и с беспокойством следил за каждым движением Батиста Маскаро.
– Как видите, я точен, господин маркиз. Взгляните на часы.
– Минута в минуту, месье, – подтвердил де Круазеноа.
– Я попросил вас прийти, чтобы оформить создание вашей промышленной компании. Как вы помните, это оговорено в нашем контракте.
– Но в этом вопросе, по-моему, надо еще как следует разобраться. Пока я ничего не понимаю и не могу, поэтому приступить к делу.
– А вам и не нужно ничего понимать.
– Как же я смогу подготовить все необходимое, чтобы открыть предприятие?
– Ничего не нужно готовить.
– Но ведь в таком случае наш уговор не будет выполнен. Или вы от него отказываетесь?
– И не подумаю.
– Тогда как прикажете вас понимать?
– Все уже готово, господин маркиз.
– Не может быть!
– Вам предъявить доказательства моих слов? – презрительным тоном спросил комиссионер.
– Кто же это сделал?
– Я.
– Вы один?!
– Почти. Мне помогал Катен.
– Когда же вы все успели?
– Пока вы изволили развлекаться, мы с адвокатом поработали за вас.
Маркиз смутился.
– Значит, уже есть помещение? – спросил он.
– На улице Виньон.
– И составлен устав компании?
– Не только составлен, но и зарегистрирован у нотариуса.
– А члены правления?
– Выбраны.
– Это невероятно! – изумленно воскликнул Генрих.
– Вот текст объявления о продаже акций.
Маскаро протянул маркизу лист бумаги.
Генрих начал читать:
«ТИФИЛЬСКИЕ МЕДНЫЕ РУДНИКИ
(Алжир)
Акционерное общество
Де КРУАЗЕНОА и К°
Основной капитал
ЧЕТЫРЕ МИЛЛИОНА ФРАНКОВ
Маркиз де Круазеноа не приглашает в Компанию Тифильских рудников смелых спекулянтов, которые готовы взяться за рискованное дело в расчете на большие прибыли. Он создает надежное предприятие, которое обеспечит держателям акций стабильные дивиденды в размере шести-семи процентов».
Генрих внимательно дочитал до конца.
Он принадлежал к тем людям, которые живут одним днем и совершенно не заботятся о будущем, словно им с неба должны регулярно падать деньги. Ему вовсе не хотелось брать на себя лишние заботы, связанные с новым предприятием. Поэтому де Круазеноа попробовал сопротивляться.
– Это объявление привлечет солидных акционеров, – сказал он. – Но что мы будем делать с их капиталом?
– Складывать в сейфы, – улыбнулся комиссионер.
– А если они потребуют деньги обратно?
– Мы им откажем.
– На каком основании?
Батист Маскаро показал Генриху соответствующее место в уставе.
– Вы имеете право отказывать, и мы этим правом воспользуемся. Еще вопросы есть?
– А что, если они станут жаловаться?
– Смотрите устав. Статья пятидесятая.
– Хорошо. А вдруг кто-нибудь из них продаст акции третьим лицам?
Маскаро протер очки чистым платком, потом ответил:
– Это предусмотрено статьей двадцать первой. Смотрите: «Передача акций законна лишь в том случае, если она делается с письменного согласия управляющего».
– Чем же окончится вся комедия?
– В один прекрасный день вы объявите о ликвидации компании на основании статьи сорок седьмой.
– А потом?
– Скажете акционерам, что остаток после ликвидации составляет нуль франков и нуль сантимов. Желающие могут потребовать свою долю!
Все атаки маркиза были отбиты.
Он прибегнул к последнему доводу:
– Не откажется ли мадемуазель де Мюсидан выходить за меня замуж, если я займусь предпринимательством? Вы же знаете эти дворянские предрассудки…
Хозяин рассмеялся.
– Получив приданое своей невесты, вы пожелаете от нас отделаться. Разве я не угадал?
Генрих покраснел.
– Я, по-вашему, даром старался, уговаривая де Мюсиданов согласиться на брак их дочери с нищим, не имеющим за душой ничего, кроме титула и громкого имени? Мы все хотим получить свою долю. Вам мало шестисот тысяч франков и права наследования имущества графа? Вы желаете еще и действительно получить все его состояние, не так ли?
Растерявшийся маркиз не отвечал.
– Тогда я благодарю вас за приятную встречу. В Париже много обнищавших дворянчиков, и каждый из них с радостью займет ваше место на любых условиях.
Де Круазеноа понял, что спорить больше не о чем.
– Где подписать? – спросил он.
– Вот это – деловой разговор, – сказал Маскаро, вручая маркизу перо.
– Здесь.
Генрих подписал.
– Недоставало лишь вашей подписи, – продолжал комиссионер. – Объявление будет напечатано во всех утренних газетах. С редакторами я уже договорился. Кроме того, расклеим афиши по всему городу.
– Вы меня не обманете? – спросил маркиз.
– Честное слово. Маскаро вас устраивает?
– Вполне.
– Так я даю вам это слово в том, что вы завтра же будете представлены господам де Мюсиданам и они вас хорошо примут.
– Благодарю вас, – сказал Генрих.
Батист Маскаро подошел к нему. Де Круазеноа встал.
– Помните, что вы будете у меня в руках и после свадьбы, – сказал хозяин. – Вы будете у меня в руках всегда.
Маркиз поклонился.
Маскаро распахнул дверь.
– До свидания, господин жених. Постарайтесь понравиться мадемуазель Сабине.
…Вечером, когда банкир Мартен-Ригал вышел из кабинета, дочь была с ним гораздо ласковее, чем обычно.
– Как я люблю тебя, мой милый папочка! – поминутно повторяла она, целуя его. – Какой ты у меня добрый!
Отец Флавии очень устал за день и не догадался спросить девушку о причинах ее необыкновенной нежности.
Впоследствии господин Мартен-Ригал горько сожалел об этой оплошности.
Глава 68
Андре приснилось, что он победил Генриха и сделал предложение мадемуазель де Мюсидан, но граф отказал ему.
Художник проснулся и с трудом отогнал неприятные мысли.
– Надо избавить Сабину от маркиза, а там посмотрим, – сказал он сам себе и сел за стол.
Пора было навести порядок в хаосе накопившихся у него сведений и впечатлений.
Андре взял карандаш и написал на обороте неудачного эскиза имена своих противников:
Генрих де Круазеноа
Вермине
Ван-Клопен
Маскаро
Тантен
Ортебиз
Мартен-Ригал
На противоположном краю листа он вывел три слова:
Сабина де Мюсидан.
«Чего хочет Генрих? – думал Андре. – Жениться на дочери графа. Не на Сабине, а именно на дочери графа де Мюсидана. Она никогда не называла маркиза в числе своих друзей и в последнем письме отзывалась о нем, как о незнакомом человеке. Зачем же он женится на девушке, с которой у него нет ничего общего?»
Ответ мог быть только один.
«Деньги де Мюсиданов», – написал Андре и соединил стрелкой имя Генриха с этими словами.
Приданое негодяй получит сразу, а остальное достанется ему по наследству.
Кто может помешать маркизу жениться на Сабине?
Ее родители запуганы шантажистами, как говорит виконтесса де Буа-д'Ардон.
Сама Сабина уже покорилась воле родителей.
Знают ли об этом преступники?
Если нет, то самый опасный с их точки зрения человек – это он, Андре.
Художник написал свое имя рядом с именем любимой.
– Они могли без труда проследить за Сабиной, когда она приходила ко мне, – прошептал Андре. – Тогда самый простой для них выход из положения – пырнуть меня ножом на пустынной улице. Если же они знают о решении Сабины, то им все равно выгодно устранить единственного человека, из-за которого она может передумать и отказать Генриху. Де Брюле советует быть осторожным и поменьше выходить из дому…
Андре тяжело вздохнул. Нужно как можно скорее проникнуть в тайны маркиза. Сидя дома, этого не сделаешь. Придется рисковать…
Художник встал и прошелся по комнате.
Де Круазеноа, несомненно, является соучастником Вермине и Ван-Клопена в проделках с векселями Гастона.
Мошенники хотели заполучить деньги отца и для этого подбили на подлог сына.
Чтобы Ганделю-младший поставил фальшивые подписи, нужно было сначала заманить его к Вермине.
Кто его направил в Общество взаимного дисконта?
Ван-Клопен.
Как?
Отказав ему в кредите и посоветовав занять денег у Вермине.
Так можно было поступить лишь с человеком, у которого нет наличных.
Почему же у Гастона не было наличных?
На этот вопрос ответил сам Ганделю-сын: поверенный Катен посоветовал его отцу не давать Гастону денег и написать жалобу в полицию на Розу Шантемиль.
Значит, адвокат – сообщник Генриха…
Андре снова сел за стол и четким почерком художника написал: «Зачем мошенники руками господина Ганделю отправили Розу в Сен-Лазар?»
– Кому и чем она мешала? – пробормотал он, откладывая карандаш.
На этом месте рассуждения художника прервал осторожный стук в дверь.
Андре спрятал бумагу.
– Войдите, – произнес он, вставая.
Увидев гостя, хозяин чуть не вскрикнул от изумления.
Это был граф де Мюсидан.
Сабина украдкой показывала любимому своего отца, и художник с первого взгляда узнал его.
– Простите, – сказал де Мюсидан, – что я пришел к вам в такой ранний час. Я опасался, что позже не застану вас дома.
Андре поклонился.
У него вертелось на языке множество вопросов, которых он не смел задать графу.
Зачем де Мюсидан пришел?
Он явился как друг или как враг?
Что ему известно об отношениях Сабины и Андре?
Сам он решил прийти сюда или кто-то надоумил его?
Кто дал ему адрес?…
Граф ответил на поклон Андре и продолжал:
– Я большой любитель живописи…
«Возможно, – подумал художник. – Но главная ли это причина вашего визита в столь неподходящее время?»
– Один из моих друзей очень хвалил мне ваши картины…
«Хотелось бы знать имя вашего друга, господин граф».
– Поэтому я и решил прийти к вам, чтобы своими глазами увидеть…
«Что же вы хотите увидеть на самом деле?» – чуть не спросил художник.
Граф не закончил фразу. Он вспомнил, что еще не назвал себя.
– Извините, я забыл представиться. Маркиз де Беврон.
«Становится все интереснее. Господин де Мюсидан полагает, что я его не знаю, и хочет сохранить инкогнито. С какой целью?»
Художник еще раз поклонился.
– Меня зовут Андре. Очень приятно, что о моих скромных работах так хорошо отзываются ценители живописи. К несчастью, у меня сейчас нет ничего законченного, кроме нескольких эскизов. Хотите посмотреть?
– Конечно.
Де Мюсидан чувствовал себя очень неловко под проницательным взглядом Андре.
Однако граф уже приметил в дальнем углу зеленую занавеску.
Он стал расхаживать по комнате, делая вид, что рассматривает висящие на стенах эскизы.
Ноги его вдруг стали ватными, в висках стучало. Он с трудом сохранял ясность мыслей, которые быстро сменяли друг друга.
Негодяй Тантен, кажется, сказал правду. Похоже, что за занавеской действительно висит картина…
Что, если там и в самом деле портрет Сабины?
Будет ли это означать, что молодой человек – любовник мадемуазель де Мюсидан? Она ему позировала. Но ведь этого недостаточно, чтобы называться его любовницей…
Ну и что? Кто будет разбираться в таких тонкостях, если она провела много часов наедине с этим Андре…
Какой позор!
Впрочем, он ничуть не больше того позора, от которого несчастная девушка спасает родителей, принося себя в жертву шантажистам…
«Имею ли я право ее судить? – подумал граф. – Я был к ней равнодушен. Диана занималась не дочерью, а своими похождениями… Бедное дитя искало любви на стороне, потому что не получало ее дома… Надо признать, что выбор Сабины не так уж плох. Благородная осанка, мужестванная красота и умное, энергичное лицо молодого человека производят приятное впечатление. Если бы он еще происходил из знатного рода… Но лучше ли отдать девочку негодяю де Круазеноа, хоть он и маркиз? А изменить я ничего не могу… Зачем же я сюда пришел?»
Андре заметил, что господин де Мюсидан украдкой поглядывает на зеленую занавеску.
«Так вот оно что! Кто-то рассказал графу о портрете Сабины… За мной, видно, следят дольше и внимательнее, чем я полагал, – рассуждал художник. – Надо быть еще осторожнее. Появление графа – это привет от Генриха и его шайки. Если мы с ним сейчас поссоримся, то я им уже буду не опасен. А для нас с Сабиной все будет кончено… Тонко рассчитали, подлецы! Ну, господин граф, пора нам заключить союз против общих врагов… Только что делать с вашим инкогнито? Задали вы мне задачку, ваше сиятельство! Придется разговаривать с вами, как с посторонним… Что ж, в этом есть свои преимущества. Я скажу маркизу де Беврону все то, что никогда бы не осмелился выговорить в присутствии графа де Мюсидана».
Между тем гость закончил осмотр эскизов.
– Поздравляю вас, месье, – произнес он. – Я вижу, что мой друг был прав. Ваши работы превосходны. Очень жаль, что я не могу что-нибудь купить… Неужели у вас не найдется хоть одного законченного полотна?
– Нет, господин маркиз.
– А та картина в роскошной раме, которая виднеется за зеленой занавеской? – дрогнувшим голосом проговорил де Мюсидан.
Андре ждал этого вопроса, но все же покраснел, услышав его.
– Извините меня. Она окончена, но я не продаю ее и никому не показываю.
Теперь граф уже не сомневался в том, что Тантен его не обманул.
– Вероятно, это портрет? – спросил мнимый маркиз де Беврон.
– Да.
– Женский?
– Вы угадали.
Положение обоих собеседников было весьма двусмысленным.
Они смутились и отвернулись друг от друга, чтобы скрыть это.
Аристократ первым овладел собой.
– Вполне понятно, – сказал он. – Вы, наверное, влюблены.
Андре покраснел еще гуще.
– Все великие живописцы обессмертили красоту своих любовниц, – продолжал де Мюсидан.
Художник возмущенно сверкнул глазами.
– Вы ошибаетесь, господин маркиз!
– В чем же?
– Это – портрет самой добродетельной девушки на свете.
– Вы ее любите?
– Люблю. И разлюбить ее для меня так же невозможно, как остановить собственное сердце. Но мое уважение к ней еще сильнее, чем любовь. Она – моя любовница? Боже мой! Да я презирал бы себя, как последнего негодяя, если бы злоупотребил ее доверием и шепнул ей хоть одно слово, которого она не смогла бы передать своей матери!
Никогда в жизни де Мюсидан не слышал более приятных слов. Лицо и голос Андре доказывали, что он говорил правду. Графу хотелось обнять и расцеловать честного молодого человека, но на это никак не мог отважиться маркиз де Беврон.
Октавий уже проклинал свое инкогнито.
– Для портрета, естественно, необходим оригинал, – смело сказал художник.
– Значит, девушка приходила сюда?
– Да.
– Разумеется, не одна?
– Одна, господин маркиз.
– Это было очень неосторожно с ее стороны.
– Она доверяла мне.
– Но люди могли подумать…
– Каждый судит по себе, господин де Беврон.
Теперь покраснел граф.
– А как относились к этому ее родители? – спросил он.
– Она приходила тайком. Родители не пустили бы ее сюда.
– Вы не имели права подвергать опасности репутацию девушки.
Андре покаянно склонил голову.
– Я принимал от нее эту жертву. Мало того, я на коленях умолял ее приходить. Иначе мы вообще не смогли бы встречаться…
– Каковы же ваши планы на будущее? – поинтересовался маркиз де Беврон.
Художник вздохнул.
– Мы любим друг друга, но в глазах общества нас разделяет пропасть. Она – единственная наследница богатой и знатной семьи. А я…
Андре сделал паузу. Он надеялся, что граф ободрит его, но де Мюсидан молчал.
Художник собрался с силами и приступил к самой рискованной части разговора.
– Знаете ли вы, кто я? Несчастный найденыш, подкинутый в Вандомский приют для сирот какой-нибудь бедной девушкой, которую обольстили и бросили. Когда мне исполнилось двенадцать лет, я однажды утром сбежал оттуда. Через некоторое время я с мелочью в кармане пришел в Париж. С тех пор живу здесь и борюсь с нищетой. Пока довольно успешно. Для этого я, художник, работаю скульптором-орнаментщиком на строительстве. Посмотрите на мои руки.
Андре раскрыл перед графом ладони.
– Они покрыты мозолями от работы резцом и молотком. Бог не обидел меня талантом и я верю, что. впереди ждет успех. Но надо жить и учиться. Поэтому мастеровой кормит художника, платит за его уроки у лучших живописцев Франции, покупает ему краски, кисти и холсты.
Господин де Мюсидан был восхищен услышанным и одобрительно улыбнулся.
– Все это она знает, – продолжал Андре. – И, несмотря ни на что, любит меня и верит в мою судьбу. Когда, бывает, я отчаиваюсь, она требует, чтобы я не терял мужества. Если терпение и воля могут сделать художника гением, то своим успехом я буду обязан ей. В этой комнате она поклялась мне, что никогда не будет женой другого. И я верю ее клятве. Не так давно один из самых знатных кавалеров Парижа просил ее руки. Она пошла к нему и рассказала историю нашей любви. Он поступил так, как подобает благородному человеку, и с тех пор он мой самый близкий друг.
