Эмиль Габорио
Рабы Парижа
Глава 23
К любому новому человеку, появлявшемуся на небосклоне Маскаро, он сейчас же приставлял, на всякий случай, соглядатая. Не избежал этого и Андре.
Едва он расстался с Модестой, как один из шпионов уже шел за ним по пятам.
Шпионом был приятель Бомаршефа, Кандель. Весьма надежный малый. Он получил задание следить за Андре так, чтобы тот ни в коем случае не обнаружил слежку. Правда, эта предосторожность была пока излишней.
Андре так был погружен в мысли о Сабине, так радовался, что ей наконец-то лучше, что не видел и не слышал ничего вокруг себя. Никогда еще его надежды не казались столь осуществимыми, как сейчас. У него появились друзья: барон Брюле и виконтесса Буа-д’Ардон!
Он ни минуты не сомневался в благожелательности и благородстве барона.
Теперь, когда жизнь улыбнулась ему, он решил работать с удвоенной энергией, чтобы наверстать упущенное.
Ему надо было систематизировать рисунки лепных работ, которые он взялся сделать для великолепного нового дворца старика Ганделю. Он взялся за оформительские работы во всем здании от верха до низа.
Поднявшись на другой день, рано утром и взглянув лишь одним глазом на портрет Сабины, он засел за свои картоны. К десяти часам он должен был отнести их заказчику, отцу известного нам Гастона Ганделю.
Закончив работу, Андре вышел из дому.
Знаменитый подрядчик (отец пустоголового и жалкого Гастона Ганделю) жил на роскошной улице Шоссе-д'Антен, неподалеку от прелестного здания театра Парижской комедии, выстроенного им же.
Когда Андре вошел в переднюю респектабельного дома, навстречу ему вышел прилично одетый слуга и, извинившись, спросил:
– Не могли бы вы избрать другое время для посещения? Дело в том, что он в таком состоянии, что… За все пять лет, которые я прослужил в этом доме, я впервые такое вижу! Он переломал в кабинете половину мебели. И все это началось после ухода его адвоката, Катена!
– Ко мне это не относится, – улыбнулся Андре, – прошу вас – доложите.
Слуга нерешительно отправился к господину, а Андре остался в приемной.
Из кабинета доносились крики и проклятия, голос был далеко еще не старческий…
– А, это вы?… Берите кресло, если еще осталось целое, и садитесь! Вы мне нравитесь, – серьезно продолжал старик, – у вас хорошая голова, доброе сердце и вы никогда не скучаете на работе. И самое главное, вы всего добились сами!
– Это не совсем так. Ваш друг и мой покровитель, господин Лантье, был первым, кого я встретил в Париже и кто сделал мне так много добра…
– Может быть. Лантье хороший человек. Но, если бы в вас ничего не было заложено, то и доброе семя не принесло бы никаких плодов.
Андре не мог понять, что стряслось с этим весьма достойным человеком.
– Ведь вот вышел же из вас такой прекрасный человек, что, клянусь, если бы у меня была дочь, я не желал бы лучшего зятя! Но, что поделаешь, – с горечью продолжал он, – у меня нет дочери. И мне не на кого рассчитывать, кроме самого себя…
Андре все еще ничего не мог понять.
Старику Ганделю никто не давал больше пятидесяти лет, хотя на самом деле ему было уже около семидесяти. Высокий, мощный, с массивными, крепкими руками… Казалось, что он тоскует по блузе мастерового, которую он носил в молодости. Этому человеку было чем гордиться. Он составил свое трехмиллионное состояние, ничем и никак не замарав себя.
– Да, – продолжал он, – не на кого! А между тем, ведь у меня есть сын.
Лицо его исказилось.
– Вы знаете моего сына?
Вот теперь Андре все понял. Он вспомнил обед у Розы, обезьяньи ухватки Ганделю-младшего, и искренне пожалел старика.
– Да… я имел честь раза два быть в его обществе… Месье Гастон…
Старик вздрогнул.
– Ради Бога, неужели вы думаете, что я мог дать своему сыну такое имя?! Я окрестил его Пьером! В честь его деда, простого землекопа. Но этот болван стыдится носить это имя честного человека. Ему, видите ли, надо что-то типа конфеты! «Гастон» – звучит, как банка из под помады! Если бы только это! Он заказал себе визитные карточки. Он теперь – маркиз де Ганделю. Маркиз!!! Сын того самого Ганделю, у которого мозоли на спине еще не сошли от ящиков с кирпичами и известкой! Хорош «де»!..
– Ну, это еще не преступление, – заметил Андре, желая утешить старика, – молодые люди любят подчас щегольнуть…
Но старый Ганделю считал, что такие вещи задевают его честь.
– Получается, что он стыдится своего отца! Меня, который обожает его. Ведь я ни разу, с самого детства, не сказал ему «нет». Ему милее общество плутов и пропащих женщин, которые его обирают и над ним же смеются! Идиот! Он ведь не понимает, что вся эта сволочь поклоняется не ему, а моему карману! А он считает, что его достоинствам! Скажите на милость: каким таким достоинствам?!
Андре чувствовал себя очень неловко.
– Человеку нет еще двадцати лет, а на кого он похож? Истаскан, лыс, ни на что не годится. Стоять прямо не может! Если бы я не знал его мать (бедная покойница!), я бы усомнился: мое ли это дитя?!
И чего ему нужно? Полторы тысячи франков он получает от меня ежемесячно «на сигары». И при этом каждому встречному-поперечному толкует, что его отец-скряга и жмот, у которого каждый грош надо вырывать!
Вдруг старик замолчал и прислушался. Лицо его нервно подергивалось.
Андре тоже прислушался. Но тут дверь отворилась, и на пороге возник пестрый, надушенный и напомаженный юный Ганделю, по обыкновению очень довольный собой.
Старик вздрогнул и пошатнулся.
Но юный шалопай, ничего не замечая и даже не сняв шляпы, развязно произнес:
– Здравствуй, папа, как ты сегодня чувствуешь себя?
Несчастный отец задрожал сильнее.
– Прочь от меня, – закричал он, – не подходи ко мне!
Тот остановился, повернулся на каблуках и развязно заявил:
– А, вы опять в дурном настроении…
Подрядчик схватил трость и взмахнул ею.
Андре бросился между ними. Но старик уже овладел собой. Отбросив трость в угол, он холодно произнес:
– Не пугайтесь, я еще не сошел с ума.
Гастон явно струсил, но, пытаясь сохранить достоинство, заявил:
– Что все это значит? Хочу вам заметить, что я вовсе не желаю этих театральных сцен. Здесь не водевиль…
Он не успел окончить. Андре сжал его руку и прошептал ему в самое ухо:
– Молчите! Ни слова больше!
Но идиоту-сыну такой совет пришелся не по нраву.
– Чего он вечно придирается ко мне? Хорошо вам говорить «молчите». Он же не молчит!
– Не молчу, потому что должен я когда-нибудь облегчить душу, – с горечью произнес старик. – Послушайте, Андре, вы поймете мои страдания. Этот несчастный, который был моей гордостью, моим счастьем, способен держать пари на мою смерть!
– Ну, это уж слишком, – вскричал шалопай, стараясь казаться возмущенным. – Это черт знает что такое!
Отец презрительно обернулся.
– Может, вы скажете, что это неправда? На прошлой неделе вы объявили, что с минуты на минуту я должен умереть, и под это пари старались занять сто тысяч франков! Жалкое существо! Имей хотя бы твердость выслушать перечень своих пороков и преступлений!
– Однако, папа…
– Молчи! Катен – мой друг, и он не станет мне врать. Он только что был здесь. Жаль только, что я слишком поздно все это узнал!
Затем он повернулся к Андре и продолжил свою мучительную исповедь.
– На прошлой неделе я довольно серьезно заболел. Насколько серьезно, что решил составить завещание. Послал за адвокатом. Этой мой старый друг – Катен. А этот бандит ни на минуту, как и подобает хорошему сыну, не отходил от меня. Я про себя радовался… Значит, он меня любит! Если я умру, будет кому меня оплакать! Хорошо иметь сына!
Увы! Я жестоко ошибался. Я только сегодня узнал, что ему нужна моя смерть, а не жизнь! Смерть, которая передаст в его руки мое состояние. Он ведь обещал своим кредиторам огромные проценты, если я проживу дольше! Если я выздоровею, он обещал уплатить не сто, а двести тысяч франков!
Подрядчик остановился. Он задыхался от тяжести собственных слов…
– Он подыскал даже врача, который засвидетельствовал его кредиторам мое тяжелое состояние, иначе ему не хотели верить.
Бедный старик тяжело опустился в кресло.
Андре подошел к нему.
«Боже, – подумал он, – человек действительно может вынести все…»
В то же время он подумал, что когда этот гордый старик придет в себя, вряд ли он простит себе, а заодно и ему, то, что он сейчас рассказал.
Андре ошибался. Старик Ганделю считал, что перед человеком, которого он уважает, можно открыться.
– И что же, – продолжал тот. – На зло всем: доктору, кредиторам, даже родному сыну, Бог поднял меня! Сделка не удалась! Мой сынок не получил обещанных ста тысяч франков!
Закончив, оскорбленный, убитый горем, отец зарыдал.
– И что тебе стоило, – обратился он к сыну, – накапать мне вместо двух, трех капель, десять. Это ведь яд. Тогда я бы мог не узнать то, что я теперь знаю. А при помощи мошенника-врача ты бы ускользнул от правосудия!
Андре слушал старика, не сводя глаз с Ганделю-младшего. Но совершенно напрасно он надеялся обнаружить хотя бы следы раскаяния! Нет, Гастон казался раздосадованным, но отнюдь не печальным и раскаявшимся.
– И, главное, ради чего все это делалось, – не унимался старик, – ради кого разваливается состояние, которое я наживал всю жизнь? Ради развратной девки, его любовницы, которой он присвоил титул «маркизы де Шантемиль». Маркиз Гастон, маркиза де Шантемиль! Достойная пара!
На этот раз «маркиз» подскочил, как ужаленный.
– Ну, этого я не потерплю, чтобы моя Зора…
Отец нервно рассмеялся.
– Скажи, пожалуйста! Ну, так обожди, пока тебе исполнится двадцать один год! А до тех пор я прикажу всех твоих маркиз и виконтесс посадить в тюрьму, чтобы они не связывались с несовершеннолетним!
– Что? Нет, вы не сделаете этого! Папа, вы не сделаете…
– Непременно сделаю. Спасибо, Катен объяснил мне все мои права. Вы – несовершеннолетний идиот, а ваша Зора – ловкая интриганка. Суд снизойдет к просьбе отца. А закон для таких особ ясен и неумолим. Я сам его только что читал.
– Но, папа! Ради Бога!..
– И не проси! Я долго терпел, но теперь вижу, надо положить конец этому безумству. Это уже не шалости, а преступление. Жалоба прокурору написана, и сегодня же Катен подаст ее. Так что еще до наступления ночи ваша маркиза или виконтесса получит по заслугам!
Последний удар оказался не по силам самозванному маркизу. Он побелел и разревелся, как ребенок.
– Но, Зора – в тюрьме! Зора – под арестом! – всхлипывал он, захлебываясь слезами.
– Вот именно. Сначала в полиции вместе с карманниками и пьяными воришками, а потом в Сен-Лазаре!
Это оказалось слишком для жалкого потомка. Он закричал, забился на полу, выкрикивая:
– Вы злоупотребляете своими родительскими правами! Так знайте, мы явимся в полицию, я с друзьями, назло вам и вашему Катену, и освищем вас обоих. Я сяду рядом с ней на скамью подсудимых. Накуплю ей бриллиантов, а когда дождусь совершеннолетия, все равно женюсь на ней. Что, взяли? Все журналы будут писать об этом! Мне это будет очень приятно!
Отец медленно поднимался со своего места.
В эту минуту Андре схватил юного негодяя за шиворот и вытолкал за дверь.
– Зачем вы это сделали? – строго спросил старик. – Теперь он побежит к этой… предупредит ее, и она ускользнет от рук правосудия. Этого не должно случиться.
– Не надо, успокойтесь, – говорил Андре, пытаясь его удержать.
Но старик оттолкнул его и, шатаясь, вышел из кабинета.
– Быть беде, – подумал Андре, ожидая развязки.
Минут через десять старый Ганделю вернулся. Он стал спокойнее, но лицо его оставалось грустным.
– Я запер его, а ключ отдал надежному слуге. К ней он теперь не попадет. Но мне от этого не легче. Ох, совсем не легче…
– Надо проследить, чтобы он что-нибудь не сделал с собой, – обеспокоился Андре.
Старик пожал плечами, губы его скривила жалкая улыбка.
– Это он-то? – презрительно спросил он, – скорее от его пальто можно ждать решительного поступка, чем от него! Разве он мужчина? Посмотрите на него. Валяется на постели и льет слезы, Пора давно мне одуматься и, вместо того, чтобы потакать ему, взять его в жесткие руки. Завтра же соберу семейный совет и объявлю, чтобы никто не давал ему ни сантима! Пусть подумает над тем, что деньги в его возрасте пора зарабатывать. А его девку непременно посажу. Пусть хоть все журналы разом поднимают скандал!
– Может быть, вы все-таки найдете другое средство… – заметил Андре.
– Нет, другого средства быть не может. Надо научиться переносить скандалы и мнимые бесчестия, чтобы не прийти к настоящим. Не известно, с кем он связался, сам бы он до махинации с кредиторами не додумался бы.
Любящий отец пытался найти оправдания своему непутевому сыну.
– Пора, однако, заняться делом. Прошу вас, забудьте те неприятные минуты, которые я невольно заставил вас пережить. Идемте на стройку…
Выходя, он оглянулся вокруг.
– М-да, печальная картина. Все разбито вдребезги. А какая хорошая была мебель… Сколько труда в нее вложено. Видите, как нехорошо поддаваться своим эмоциям.
Он обернулся и крепко пожал Андре руку.
– Бог наградит вас. Сегодня вы спасли жизнь моему сыну, а следовательно и мне. Таких услуг я не забываю. Теперь займемся делом, которое нас ожидает. Но по дороге зайдем куда-нибудь перекусить…
Андре с удовольствием принял предложение. Он гордился уважением этого простого, но глубоко честного человека.
Прийдя на стройку, они застали там более дюжины молодых художников и скульпторов, но, против обыкновения, подрядчик не уделил им внимания. Все его мысли были на улице Шоссе-д'Антен, возле сына.
Минут через пятнадцать он подошел к Андре.
– Я, пожалуй, вернусь к себе, – проговорил он устало, – о деле поговорим завтра…
И быстро ушел…
Художники и рабочие переглянулись.
Глава 24
Андре переоделся в рабочую одежду.
Только он принялся за работу, как к нему подбежал один из учеников и сказал, что какой-то хорошо одетый господин непременно хочет его видеть.
Андре с досадой оторвался от работы и сбежал вниз. Но вся его досада исчезла, как только он увидел барона Брюле-Фаверлея.
– О, вас я всегда рад видеть, – воскликнул он, – извините, не могу подать руки, весь в алебастре.
Вдруг он заметил, что барон чем-то расстроен.
– Что случилось? – спросил он, бледнея. – Сабине плохо?
Гонтран опустил голову.
– Если у вас есть время, то поехали ко мне. Здоровье мадемуазель Мюсидан поправилось, но… но, час от часу не легче…
– Господи! Что там опять произошло? – произнес потрясенный художник, – обождите, я сейчас переоденусь…
– Да бросьте…
– Но я же в блузе и весь испачкан!
– Да какое это имеет значение?
– Для вас имеет. Встретится кто-то из вашего круга, пойдут ненужные разговоры…
– Да пусть болтают, что хотят, поехали скорее, – сказал тот и, схватив художника за рукав, потянул его за собой.
– Что же, все-таки, случилось? – нетерпеливо спросил Андре.
– Да потерпите же, сказать об этом я могу только дома, у себя в кабинете!
Добравшись до дома, они тут же заперлись в кабинете, и барон заговорил:
– Сегодня утром я случайно оказался в районе улицы Матиньон. Вдруг вижу – Модеста. Вся в слезах, она кинулась ко мне и сказала, что с двенадцати часов дожидается вас, а вы все не идете.
– Я действительно опоздал, но это произошло помимо моей воли. Так что же случилось?
– Вот вам письмо от Сабины.
Андре судорожно сорвал печать и стал читать вслух:
«Бесценный друг мой!
Я никогда не перестану вас любить. Но обстоятельства таковы, что мы никогда больше не увидимся с Вами. Это письмо будет последним.
То, что побуждает меня к этому, настолько важно, что я не могу противиться, не потеряв уважения к своему имени.
В скором времени Вы, вероятно, услышите о моем замужестве. Не надо проклинать меня, лучше пожалейте… И помните, что как бы ни было велико Ваше отчаяние, оно все равно не сравнится с моим.
Бог поможет перенести нам наше горе. Постарайтесь забыть меня. Я же до того несчастна, что не могу искать даже смерти.
Позвольте мне, в последний раз, назвать Вас своим единственным, самым близким и дорогим другом, и – простимся навсегда!..
Душой навеки ваша, Сабина».
– Только не предавайтесь отчаянию, – испуганно проговорил барон, – нужно держаться…
Но Андре не дал ему договорить:
– Я не собираюсь отчаиваться, – сухо проговорил он, – я мог рыдать, когда она умирала. Но я мужчина и, если надо бороться за свою любовь, так я буду бороться.
Что это за брак, на который она обрекает себя, как на заклание? Опять какая-то гнусность. Сабина не такова, чтобы испугаться угроз семьи. Она не раз говорила мне, что если они начнут злоупотреблять своей властью, так она открыто уйдет ко мне. И не будет мучиться от угрызений совести. И я верю ей…
Нельзя сказать, что рассуждения Андре не нашли отклика у Брюле-Фаверлея. Что-то подобное складывалось и у него в сознании…
– Давайте вспомним все, что предшествовало болезни Сабины, – продолжал художник. – Болезнь возникла ни с того, ни с сего. Вы оставили ее после своего объяснения здоровой и счастливой. Затем приезжает какой-то барон Кленшан. С вашей точки зрения – сумасшедший. Но, тем не менее, именно после его визита она поднимается к себе наверх, падает в обморок и уже не поднимается. По рассказам Модесты, сам барон уезжает далеко не в лучшем состоянии. Во время болезни Сабины граф и графиня, не отличающиеся родительскими чувствами, ни на минуту не отходят от Сабины, обмениваясь между собой странными взглядами, причем, не разговаривая между собой.
После болезни, едва придя в себя, Сабина пишет мне это письмо. Пишет, что «не может искать даже смерти». Не ясно ли из всего этого, что она становится жертвой какой-то грязной игры. Ее ведь так легко обмануть!
– В одном вы, безусловно, правы, – серьезно заметил барон, – мне всегда казалось, что в семье Мюсиданов есть какая-то семейная драма. Если Сабина, с ее ранимой душой, случайно наткнулась на нее, то, конечно, такое открытие могло потрясти ее до глубины души.
– Вот как? Вам действительно давно это казалось? – быстро спросил Андре.
– Да.
– Значит, мои догадки верны! Тайна существует. И ее надо раскрыть.
Вдруг лицо его приняло озабоченное выражение.
– Скажите, барон! Только прямо и откровенно, пожалуйста. Вам не приходила в голову мысль, что Сабина не любит меня?
– Да как вам такое могло прийти в голову? – возмущенно ответил барон.
– Ну, в таком случае, еще не все пропало! Я спасу мою Сабину! Давайте еще раз все взвесим…
Он взял стул и сел напротив барона.
– Первое. Видимо, еще до вашего отказа, граф сам готовил вам нечто подобное. Иначе почему бы ему не попробовать удержать вас? Ведь вы довольно завидный жених. Верно я говорю?
Барон с улыбкой отвечал:
– В принципе, да.
– Разве приказ не принимать вас не был отдан еще до вашего письма?
– По словам Модесты, действительно так.
– Значит, этот гнусный брак совершается не только против воли Сабины, но и против воли ее родителей! В силу той самой тайны, наличия которой не отрицаете и вы!
Теперь ответьте мне: какими же качествами должен обладать этот человек, чтобы жениться не только против воли девушки, но и ее родителей. Да ведь только полнейший негодяй может пойти на такое!
Собственно говоря, что-то подобное крутилось в голове и у барона, просто он еще не мог так четко сформулировать свои ощущения.
– Вполне логично. – заметил он. – но все-таки, что же нам предпринять?
– Пока ничего, – ответил Андре. – Во всяком случае, до тех пор, пока мы не узнаем имени этого подлеца. Вначале я было подумал, что надо найти его и убить, как собаку. Но потом решил, что этого делать нельзя.
– Еще бы, – заметил барон, – после этого ваш брак с Сабиной просто стал бы невозможен.
– Сабина просит меня забыть ее. Я постараюсь этого не делать. Я выслежу мерзавца и выведу его на чистую воду. Надеюсь, что вы поможете мне в этом. После всего, что вы для меня сделали…
Барон был взволнован. Его жизнь, до того бесцветная и одинокая, наполнялась поистине рыцарским содержанием. Помогать бывшему сопернику, защищать счастье той, что была дороже всего на свете… Это ли не достойное дело для дворянина!
– Я ваш, – ответил он, – понадобятся деньги – у меня их достаточно. Понадобится жизнь, я и ее отдам с удовольствием, лишь бы Сабина была счастлива!
В дверь кто-то резко постучал. И звонкий женский голос заставил их улыбнуться:
– Гонтран! Вы что, с ума там посходили, что ли? Почему вы не открываете мне?
Барон бросился к дверям.
И через минуту виконтесса Буа-д'Ардон, усталая и расстроенная, упала на диван.
– Что случилось, Клотильда? – спросил барон.
– Гонтран, вы можете меня спасти?
– Если это в моих силах…
– Мне просто необходимо прямо сейчас двадцать тысяч франков!
Барон облегченно вздохнул и улыбнулся.
– Перестаньте плакать, сейчас пошлю человека, через полчаса они будут у вас.
Подойдя к столу, он набросал несколько слов на карточке и послал слугу, приказав ему обернуться как можно скорее.
Виконтесса тут же успокоилась и вытерла глаза.
– Кроме денег, Гонтран, мне необходим еще ваш совет.
Полагая, что молодой женщине может быть неудобно говорить при нем, Андре встал, намереваясь выйти из комнаты.
– Нет, нет, останьтесь, прошу вас, – сказала виконтесса. – Со мной случилась очень странная история. Сегодня утром ко мне зашел маркиз Круазеноа!
– Брат того Краузеноа, который лет двадцать тому назад так таинственно исчез?
– Вот именно!
– Он что, входит в число ваших друзей?
– Да мы с ним едва знакомы, мы и виделись раза два-три в обществе! Он приехал просто так, привез рекомендацию от маркизы де Арланж. Я думаю, вы ее знаете?
– Конечно, бабушка прелестной графини Комарен.
– Привез он мне от нее письмо, где она просит оказать ему услугу. У нее разыгрался ревматизм, поэтому она сама приехать не может, и вот посылает его. Он очень остроумен, мы смеялись… И вдруг вбегает Ван-Клопен, весь красный, со сверкающими глазами.
– Ван-Клопен? Кто это?
– Мой портной! И можете представить, с чем он ко мне явился?!
– Я предполагаю, что ему нужны были деньги.
– Да! Но я никогда не задерживала его платежи. К тому же он устроил мне скандал при постороннем человеке!
– Действительно непостижимо.
– Я приказала ему убираться вон, а этот негодяй стал кричать, что сейчас отправится к моему мужу.
Брюле знал, что муж виконтессы, обожавший свою жену и отпускавший огромные суммы на ее туалеты, терпеть не мог, когда она делала долги.
– Действительно, огромная угроза для вас, – полушутливо произнес барон.
– Я попросила его об отсрочке, но он взял стул, уселся напротив меня и заявил, что не. уйдет, покуда не получит свои деньги!
Гонтран невольно сжал кулаки.
– А как вел себя Круазеноа? – вдруг спросил он.
– Сначала он молчал, но потом вскочил, выхватил из кармана бумажник, бросил его прямо в лицо этому негодяю и крикнул:
– Убирайся вон, жалкая тварь!
– И тот ушел?
– Да, но не сразу. Он заявил: «Получите квитанцию, сударь». Но внизу он вывел слова: «Получил от маркиза Круазеноа по счёту, представленному мною виконтессе Буа-д'Ардон столько-то!»
– Плохо, – заключил барон, – представляю, как смело после этого он просил вашего содействия по своему делу!
– А вот и нет! После ухода портного он тоже засобирался, и я никак не могла понять, зачем же он приходил? Пока, наконец, он не решился.
– Так в чем же дело?
– Он умолял представить его семье Мюсиданов, так как он без памяти влюблен в Сабину!
Андре и Гонтран вздрогнули одновременно.
– Это он! – воскликнули они.
– Он? Что вы хотите этим сказать?
– Только то, моя дорогая, что ваш приятель, – негодяй, злоупотребляющий не только вашим доверием, но и старухи де Арланж.
– Возможно, но все-таки… Я думаю…
– Клотильда, выслушайте нас внимательно!
Гонтран старательно и быстро обрисовал положение, в котором, по мнению его и Андре, находится Сабина. А в конце прочел ее письмо к Андре.
Виконтесса молча слушала, покачивая своей хорошенькой головкой.
– Мне кажется, что вы правы в своих предположениях. Да, по всей видимости, этот Круазеноа знает что-то о семействе Мюсинов. Но, с другой стороны, он же даже не знаком с ними. Он просил меня отрекомендовать его Октаву. Как же он может грозить ему?
– Черт возьми! – воскликнул барон. – Действительно…
– Погодите! – закричал Андре, – да разве вы не видите связи между сценой, произошедшей у виконтессы, и этим сватовством. Ведь не думаете же вы, что ваш портной дурак? Он же должен понимать, что вряд ли вы еще когда-нибудь будете его клиенткой! Значит, объективно говоря, ему выгодно совсем другое!
– Да я целое состояние угрохала на заказы ему!
– Следовательно…
– Ничего не «следовательно», – возразил Гонтран. – Он вообще нахал редкостный. Недавно он вызвал в суд маркизу Раверзай.
– Очень может быть. Но, обратите внимание, что он устроил скандал в присутствии постороннего человека. Значит, скорее всего, они сговорились заранее.
Немного подумав, Андре опять обратился к барону.
– Что вообще представляет из себя этот Круазеноа? Он богат? Как вы считаете, может у него быть при себе двадцать тысяч франков? Ведь такая сумма даже у вас с собой не всегда бывает.
Брюле задумался.
– Как вам сказать… Я знаю, что он принадлежит к одной из древних дворянских фамилий. Имел брата, который пропал при довольно загадочных обстоятельствах. Богат ли он? Вряд ли. И хотя он должен получить довольно крупное наследство, но сумма долгов значительно превышает его. Действительно сумму в двадцать тысяч франков ему довольно трудно было бы наскрести.
– Вот видите! Погодите…
Андре повернулся к виконтессе.
– Постарайтесь вспомнить, что сказал Ван-Клопен, когда тот бросил ему бумажник. Неужели он не отреагировал на это!
– Удивительно, но он ничего ему не сказал, – заметила виконтесса.
– А теперь скажите мне, – продолжал Андре, – считал он деньги или просто положил бумажник в карман?
– Действительно! Он же ничего из него не доставал!
Андре дрожал, как в лихорадке.
– Ну, не странно ли это! Ведь в бумажнике у него могли оказаться, помимо денег, какие-то бумаги, письма… Да и сам бумажник, разве он не нужен ему больше? Наконец, почему незнакомый ему человек сам пишет маркизу расписку, упоминая его фамилию? Вы что, представляли его?! А сама расписка! Она у вас?
При этом вопросе виконтесса побелела.
Глубоко потрясенный, барон прервал его.
– Все ясно. Это заговор. – Он с жалостью посмотрел на свою кузину.
Клотильда рыдала.
– Я все время чувствовала, что со мной должно случиться что-то ужасное. Что же теперь делать? – повторяла она, заламывая руки.
– О, Господи! Теперь ясно, что этой распиской они хотят обязать вас помочь Круазеноа в его сватовстве. Ведь ваша честь в их руках, – хмуро проговорил Брюле-Фаверлей…
– Боже мой! Какой стыд, какой позор…
– Круазеноа свободно может похвастаться в каком-нибудь клубе друзьям этой распиской!
– Гонтран, дорогой! Но неужели за мою честь никто не вступится?
– Нет, Клотильда! Все только посмеются. Начнут говорить о том, что вам, видимо, не хватает денег мужа и вы разоряете Круазеноа. Представьте себе, что будет, если эти сплетни дойдут до вашего мужа!
Отчаянию виконтессы не было предела.
– Я не перенесу этого! Вы не знаете моего мужа! Он так уверен во мне, что считает, что сплетни и клевета – это все о других. Меня они коснуться не могут… А тут такое доказательство!..
Молчание барона и Андре было ей ответом.
– Проклятые тряпки! Ведь я до сих пор могла считать себя самой счастливой женщиной в мире! Никогда в жизни больше не буду влезать в долги!
Впрочем, виконтесса не в первый раз давала себе подобные обещания.
– Но, что же мне делать? Придумайте же что-нибудь, Гонтран! Ведь если вы не найдете способа выручить меня, я пропала! Не смогли бы вы потребовать от этого гнусного Круазеноа эту расписку?
Барон подумал с минуту.
– В принципе, конечно, могу. Но вряд ли он согласится ее отдать. А, к тому же, сразу поймет, что его замыслы раскрыты. Нет, это не годится…
– Неужели же я всю оставшуюся жизнь должна жить в страхе?
– Скажите, виконтесса, – прервал ее Андре, – что вы ему ответили по поводу его предложения мадемуазель Мюсидан?
– Ничего. Я ведь помнила о вас!
– Ну, так и не переживайте заранее. Пока он рассчитывает на ваше содействие, он не посмеет нанести вам вред. Познакомьте его с семейством Мюсиданов, будьте с ним полюбезнее, побольше его хвалите…
– Но что будете делать вы?!
– С помощью барона я разоблачу этого негодяя.
В кабинет вошел слуга, посланный за деньгами.
После его ухода барон подал деньги кузине.
– Вот вам деньги, Клотильда. Пошлите их сегодня же с самой милой запиской этому подлецу.
Тут в разговор вмешался Андре.
– Мне кажется, что есть возможность эту расписку вырвать из его рук, – заметил он, – тогда положение виконтессы будет гарантировано.
– Но, как же…
– У вас есть камеристка, которой вы абсолютно доверяете?
– Я могу ручаться за свою Жозефину!
– Значит так… Скажите ей, чтобы сначала она отдала письмо, а потом, достав из другого конверта деньги, пусть сделает вид, что испугалась такого количества, и не отдает их маркизу без расписки о том, что он получил всю сумму полностью.
– О, Жозефина сможет проделать все это! – воскликнула повеселевшая виконтесса. Итак, можете полностью на меня рассчитывать! Уж я буду знать все, что он будет делать и говорить в доме Мюсиданов! Вы узнаете, господин маркиз, что значит грозить мне! Вы еще и моего портного взяли себе в помощники! Кому же можно доверять на этом свете? Кто теперь станет одевать меня? Ведь мне некому поручить свои туалеты. Но с ним все покончено! Ой, у нас сегодня обедают приятели, – вдруг вспомнила она, – прощайте, друзья мои! Большое спасибо, Гонтран! До встречи!
И она выскочила из кабинета.
– Таковы почти все светские женщины, – вздохнул барон. – Она еще из лучших. И хотя у нее и нет мозгов, но зато есть сердце. У других нет и этого.
Но Андре был слишком погружен в свои размышления, чтобы прислушиваться к философским сентенциям своего друга.
– Теперь Круазеноа в наших руках, – размышлял он вслух. – Я думаю, что графа Мюсидана он держит в руках чем-нибудь вроде того, что они проделали с бедной виконтессой. Одним словом, теперь понятно, что за ним стоят личности, профессия которых – воровать чужие тайны. Но пока мы живы, я клянусь, что граф Мюсидан не будет плясать под их дудку!
