Эльбрус Иззят оглы Оруджев
Карабах – горы зовут нас
– Вы знаете, что сил у бригады вообще нет. Участок обороны 12 км, а в бригаде всего 850 человек. Так что, знайте, не могу больше обороняться, что хотите, приказывайте, но не обороняться, – он с досады пнул рядом стоящий ящик из под боеприпасов.
Полковник улыбнулся, он точно рассчитал реакцию комбрига.
– Садись Фикрят, – предложил ему полковник, – разговор у нас будет долгий, а в ногах правды нет, так ведь говорится в народе?
Беззаветная любовь к Родине и преданность воинскому долгу у этого отважного человека, вызывало чувство восхищения и гордости у полковника, за то, что судьба подарила ему возможность воевать и защищать родную землю вместе с таким офицером, как Фикрят Мамедов.
– Фика, – так любезно звали комбрига его близкие друзья, – значит, надоело тебе бегать от армяшек, да? Афганец, два килограмма орденов на груди, три ходки по тылам таллибов в Пакистане и, на, тебе, какие-то армяшки-деревяшки долбают тебя, и ты зарываешься в землю, как крот, – полковник говорил, улыбаясь, давая понять Фике, что это шутка. Но у Мамедова не было настроения для шутливого тона и при напоминании об отступлении, на его скулах снова заиграли желваки. Он так сжал кулаки, что заблестели костяшки на пальцах.
Внезапный приезд командующего фронтом на самую передовую линию и его шутливый тон ничего хорошего не сулил бригаде, и по своему опыту, комбриг это прекрасно понимал. Только утром, докладывая обстановку, он указал, что сил обороняться нет, что в его резерве находится 120 человек, собранных из бригадного оркестра, писарей штаба и поваров хозяйственного взвода.
– Ты, вот что, – полковник продолжал улыбаться открытой улыбкой, хотя прекрасно было видно, что это ему нелегко удается, – пока суть да дела, собери оставшихся в живых командиров всех степеней, до отделения включительно. Если вместо командиров командуют солдаты, то их тоже пригласи мне хочется с ними посоветоваться.
Комбриг сначала не понял, – «что значит посоветоваться», но задавать вопрос не стал. Крикнув порученца, он отдал распоряжение.
– Чай даже не могу вам предложить, товарищ полковник, – Фикрят не скрывал досады, – вы уж не обессудьте, вот приедете ко мне после войны в Лянкарань, так мы с вами не только чай попьем, но и непременно отведаем хорошего «лявянги» из кутума. Мама моя здорово его готовит – как-то с грустью сказал он.
При упоминании о матери, глаза его засияли лучезарно, с любовью. Все замолчали, погруженные каждый в свои мысли. Тем временем блиндаж стал заполняться бойцами, они выстроились полукругом. Многие из них впервые так близко видели своего командующего, от имени которого им передавались приказы, о котором на фронте рассказывались солдатские небылицы. Командиры не скрывали своего любопытства, разглядывая человека, от которого зависела не только их судьба, но и судьба многих сотен тысяч людей в прифронтовой полосе. Полковник чувствовал на себе их внимательные и вопросительные взгляды. Стоя перед ними, он четко понимал, что в данной обстановке, когда враг атакует со всех сторон, когда огонь не прекращается ни на минуту, только от этих вот солдат зависит то, что он задумал сделать.
Этот был тот случай, когда от командира требовалась особая выдержка, воля характера, командирское самообладание.
– Солдаты, – полковник обратился к строю, – в данной обстановке противопоставить врагу я ничего не могу, нет достаточно танков, артиллерии и боеприпасов, нет у меня и резервов, чтобы помочь вашей бригаде. Но я приехал к вам в «надежде», что вы меня поймете. Именно в «надежде», так как противопоставить врагу я могу только ваше мужество, отвагу моих дорогих солдат и офицеров, стойкость каждого из вас в окопе. Еще «надежда» моя на несколько танков, и меткий огонь артиллеристов.
Положение, в котором мы с вами оказались, может спасти только неукротимая ваша воля к победе. Дорогие мои, отступать не куда, позади Тер-Тер и открытая дорога на Гянджу и Евлах.
– Воины, ислама, к вам обращаюсь я, ваш командующий. Не приказываю, а прошу вас, надо, понимаете – надо, во что бы то ни стало удержать эти позиции до утра. Драться до конца, громить врага здесь на этой высоте, и не дать ему возможность выбить вас отсюда. От этого зависит судьба остальных частей и подразделений нашего фронта. От этого зависит, увидим мы с вами завтра восход солнца или сложим головы здесь и откроем дорогу варварам на наш священный город Гянджу, где покоится прах любимого поэта Низами, мулла Вагифа, отважного Ибрагим -хана и многих других сынов Азербайджана.
Его голос прорывался до стоящих в строю бойцов, через разрывы артиллерийских снарядов и мин противника.
Полковник замолчал. Стоящие перед ним бойцы, отлично осознавали всю ответственность, которую не пытался скрыть от них командующий фронтом. Все молчали, пораженные речью полковника, молчал и командир бригады. В блиндаже стояла гнетущая тишина
Из своего горького опыта полковник уже знал, что никогда не нельзя требовать от подчиненных невозможного, руководствуясь мыслью, «требуй невозможного – достигнешь – возможного», поэтому сейчас он стоял перед ними и ничего не скрывал, давая солдатам и офицерам самим решать, что делать в такой обстановке. Тишину нарушил комбриг.
– Ну, что, мужики, какой наш будет ответ командующему? – выйдя вперед, спросил Фикрят Мамедов.
Молчание и решимость его командиров придало ему смелости и он, повернувшись к полковнику, доложил:
– Не сомневайтесь, товарищ командующий, мы сделаем это. Даже если придется всем нам сложить здесь свои головы, верно, я говорю, бойцы? – обратился он к строю.
– Верно, командир, – дружно отозвался строй.
Полковник выслушал доклад комбрига, подойдя к нему, обнял и крепко поцеловал его.
– Спасибо вам, – глаза полковника слезились, – другого ответа я от вас и не ожидал. А теперь по местам и готовьтесь, скоро противник попытается снова прорваться на вашем направлении.
– АЛЛАХ АКБАР, – он вскинул кулак правой руки над головой.
– АЛЛАХ АКБАР – как гром пронеслось по окопам.
Командиры заспешили на огневые позиции. В блиндаже остались командующий и командир бригады.
– Ну, что, комбриг, как говорил великий Наполеон: – «Нет ничего труднее, но и в то же время и ничего ценнее, чем принятое решение. Судьба сражений решается в одно мгновение, одной мыслью, одной духовной искрой» – теперь я спокоен, потирая руки, говорил полковник, и глаза его блестели, как у игрока в покер, на руках у которого – «тузовый покер».
– Я поеду в штаб 703 бригады, а ты возвращайся в бригаду и готовься ночью принять пополнение до батальона, остальные указания получишь у меня в 20.00.
На совещание возьми с собой командира артиллерийской группы 157 полка Тельмана. Позвони подполковнику Алиеву и пусть он меня ждет в штабе вместе с майором Агаларовым.
Тепло, попрощавшись с Мамедовым, полковник выехал к себе на командный пункт.
По пути в город, он даже в машине не мог спокойно отдыхать, а продолжал решать несколько важных задач, которые требовали немедленного ответа. Первым делом необходимо было выработать основные положения нового решения на контратаку, не только в полосе 130 бригады, но и задействовать подразделения на других участках фронта, чтобы ввести противника в заблуждение, относительно истинных намерений на главном направлении.
Его ум, натренированный для решения сложных боевых тактических задач, стал отыскивать и вытаскивать на «свет» теоретические знания по планированию боевых действий, полученные им в лучших военно-учебных заведениях страны под названием СССР, которой больше не существовало. Еще в машине, полковник стал вырабатывать основные элементы будущего своего решения на наступление.
По старой своей привычке, когда надо было найти правильное решение, он мысленно стал задавать себе вопросы, как на экзаменах, подражая преподавателю тактики полковнику Ляхову, и сам же на них искал ответы.
– И так, – рассуждал полковник, – какая вообще цель боя?
– Она состоит в том, чтобы навязать противнику выполнение нашей воли – так говорил в своих трудах, великий теоретик всех времен, Клаузевиц.
– «Действия, предпринимаемые противником внезапно, могут парализовать или подорвать моральную силу войск. Помешать командирам спокойно и трезво оценить обстановку и, наконец, ослабить силу решения наступающих», – голос преподавателя Ляхова, унес полковника на кафедру тактики в академию Бронетанковых войск, которую он закончил в 1991 году.
– «Роль внезапности, вытекающая из опыта ведения войны, не утратила своего значения и сегодня. Одной из первых предпосылок для достижения внезапности – является сохранение тайны о готовящихся боевых действиях и связанных с нею намерениях командира» – монотонным голосом читал лекцию Ляхов, не представляя себе, что не пройдет и пару лет, как эту лекцию будет вспоминать на войне за родной Карабах его слушатель.
Вот эти свои «намерения» – то я не могу перед вами раскрыть, дорогие вы мои, – полковник вспомнил глаза бойцов, в которых он, как не всматривался, но так и не заметил страха, а только твердость духа и решимость сражаться.
Правы те, кто писали кровью заповеди войны, когда определяли: – «Ничто так не ослабляет духовные и моральные силы войск, как внезапность – парализующая и ослабевающая психику и моральное состояние солдат», – как не напрягал полковник свою память, он так и не вспомнил, кто из великих людей сказать эти слова. Но они и сегодня имели свою актуальность, и необходимо было в первую очередь исходить именно из этого напоминания.
– «Что должен предпринимать командир, при своих сомнениях на успех боя?» – Ляхов поставил именно так вопрос.
– При сомнениях, лучшим является наиболее смелое решение. Однако, Ошибка в выборе средств, вредит меньше, чем нерешительность или упадничество – полковник выбрал именно этот ответ, и теперь поставив себя на место Ляхова, осмысливал его.
– «А какая защита от внезапности?» – снова задал вопрос Ляхов.
– Лучшая защита от внезапности – сильный резерв, – быстро нашел он ответ, но тут же у преподавателя, возник следующий вопрос.
– «А где его взять, когда приходится снимать с передовой батальоны, оголяя фланги?» – память решала, казалось бы, неразрешимую задачу, но она должна была иметь ответ, эта задача, и он был обязан, во что бы то ни стало, решить ее, именно здесь и именно сейчас.
«Воздействие, которое могут повлечь за собой внезапные действия, сильно сказывается на каждом военнослужащем сражающихся войск. Поэтому морально– психологическая подготовка войск, преследующая цель снизить влияние внезапности, очень важна, так гласят заповеди» – напомнил Ляхов.
– Моральное состояние моих солдат на высоком уровне, а вот противника мы постараемся свести к нулю, своими внезапными действиями, – сделал он заключение.
Итак, подведем итоги, решил полковник, – мы имеем желание наступать, и хотим это сделать внезапно, а что является врагом внезапности – рация. Надо в первую очередь исключить именно рацию.
– Другой враг внезапности – привычки, смена привычек и способов действий приобретает для внезапности особое значение, – вот мое оружие, которым я воспользуюсь, дорогой мой Ляхов, – полковник нашел ответы на все вопросы преподавателя и откинулся на сидение автомобиля с чувством выполненного долга.
Впереди его ждало много дел, но сейчас он имел полное право отдохнуть и расслабиться.
При въезде в Тер-Тер, рядом с мостом через реку Тартар-чай, была маленькая чайная, где всегда толпилось много народу. Вот туда полковник и приказал подъехать бессменному водителю Тельману. Он решил еще раз, на свежем воздухе, все взвесить и продумать отдельные детали предстоящего боя.
Местные жители города ежедневно собирались здесь, чтобы обсудить последние новости о проходящих боях, помянуть погибших или договориться, как организовывать похороны погибших воинов, опознать которых не представлялось возможным. Безымянных солдат, имена которых были известные только АЛЛАХУ, с соблюдением всех обычаев, хоронили в братской могиле на аллее героев, на городском кладбище.
Тяжелое положение вокруг города и всего района невольно вынуждала людей искать помощи в общении с близкими и соседями, с которыми можно просто поговорить по душам, приходили сюда убедиться в том, что соседи, после ночных обстрелов живы и здоровы.
Выйдя из машины и разминая отекшие ноги, полковник позвал водителя,
– Тельман, скажи радисту Натику, пусть свяжется со штабами частей 703, 776, 772, 777 и 157 полка и передаст приказ командирам частей прибыть на совещание в 20.00 часа ко мне в штаб. Командиру 172 бригады скажет, чтобы тот пусть немедленно выезжает и привезет свое решение на завтрашний день, а мне, пожалуйста, закажи крепкого чаю.
Радист Натиг, он же порученец, знал все повадки своего командира и прежде чем выполнить распоряжение, открыл дверку «Нивы» и протянул пакетик с сапожными принадлежностями. Там лежали щетка, крем и потертая бархотка. Полковник улыбнулся, – вот «чертенок», знает, что сейчас спрошу про щетку, так, не дожидаясь команды, спешит показать свое рвение. Помнит, как отругал его еще в Шуше, когда отступали, а он забыл прихватить сапожные принадлежности, оставив их врагу.
С тех пор утекло много воды в реке Куре, а Натик, всегда держал под рукой все, что бывает необходимо в полевых условиях, чтобы поддерживать опрятный внешний вид, к которому полковник относился со строгой щепетильностью.
Поблагодарив радиста, он отошел в сторону и до блеска надраил свои армейские ботинки. Бросил сапожные принадлежности в кабину, пошел к столу. Многие жители знали его в лицо, приставали со стульев, здоровались, прижав правую руку к груди в знак благодарности и почтения за защиту города от врагов. Пожилой чайханщик, с ловкостью фокусника расставлял на столе маленькие стаканчики – армуды, тарелочки с очищенными грецкими орехами, сушеный изюм, небольшие дольки лимона.
Несмотря, на то, что каждый день город повергался жестоким обстрелам, и в нем было много разрушенных и сожженных домов, городской базар ни на один день не прекращал свою работу. В чайхане было все, что подается по древнему обычаю азербайджанцев к чаю. Проезжая, через город по утрам, полковник видел как народ, переживший артобстрел ночью, спешит на городской базар.
Поначалу он не мог понять, почему так происходит, но, как-то встретив одного давнего своего знакомого, возвращающегося с базара, поинтересовался этим вопросом. Его удивлению не было предела от ответа простого человека, когда тот заявил:
– Понимаешь, начальник, если закроется базар, значит, больше нет в городе никого, кто хотел бы кушать и кормить своих детей, а значит, город уже не наш. Каждый день гибнут наши сыновья и братья, удерживая свои позиции. Своим посещением базара мы хотим выразить им свою признательность и показать врагам, что мы верим в своих солдат, в их стойкость, и мужество.
Разлив чай по стаканчикам, чайханщик, пожелав приятного аппетита, удалился. Полковник, взяв со стола стаканчик, сделал маленький глоток. Душистый, заправленный мятой чай на мгновение заставил забыть о тяготах последних дней, а тем более о предстоящих делах. Нега растекалась по уставшему телу, и не было сейчас таких сил, чтобы они остановили наслаждение таким простым занятием – как чаепитие. Сменялись чайники, тарелочки с орешками, а полковник сидел погруженный в свои раздумья.
Где-то вдалеке ухнул разрыв снаряда, возвращая полковника в реальность. Он машинально посмотрел на часы и с удивлением отметил, что прошел почти час, как они остановились в чайхане. Он резко встал, давая понять своим солдатам, что надо ехать. Вытащил из кармана пару сотен манат и небрежно положил их на стол. Он уже хотел отойти, но кто-то схватил его за руку. Старый чайханщик с грустью смотрел на него.
–Не надо, сынок, обижать Мустафу, разве я дал тебе для этого повод? Эта чайхана работает только потому, что ты хорошо делаешь свою работу, так что не обижай старика и будь моим гостем, – с этими словами он положил в карман куртки полковника деньги, что лежали на столе. От такого обращения полковнику стало не по себе. Он на секунду забыл заповеди гостеприимства горцев, и теперь стоял смущенный перед стариком, не зная, как сгладить свою вину.
– Прости отец, – как можно ласково сказал он чайханщику и с этими слова нежно обнял худые плечи старика.
–Забыл, что я дома, – он широко улыбнулся – еще раз прости.
– Ты иногда заходи к нам, – чайханщик не смог скрыть своего смущения, чай всегда для тебя найдется, – поклонился он полковнику, и взяв со стола стаканы, стал собирать их на поднос. Инцидент был исчерпан, но оставил неприятный осадок на душе.
Всю дорогу до штаба 703 бригады он переживал за свою маленькую оплошность, и только подъехав к штабу, забыл о происшедшем.
Комбриг Алиев и майор Агаларов уже ждали его. На столе была развернута рабочая карта, вся исписанная синими и красными стрелами.
Бригада стояла на главном направлении удара противника, и который уже день вела маневренную оборону, сдерживая натиск превосходящих сил армянских войск. Слушая доклад комбрига, полковник опять заряжался той энергией, которая была необходима в такой сложной обстановке. Выслушав доклад комбрига, и отдав необходимые распоряжения, полковник попросил Алиева оставить их с Агаларовым одних. Тот, получив разрешение, удалился, захватив свои документы.
Закурив сигарету, полковник внимательно рассматривал майора, о котором слышал давно и знал о его мужестве и отваге. Взгляд его невольно остановился на правой руке Агаларова, которую он неловко держал у пояса.
– Как рана, дает о себе знать, – спросил полковник, чтобы как-то скрыть неловкость, возникшую после ухода комбрига.
– Только по ночам ноет, а так ничего. Врач говорит, что скоро уже можно будет снять повязку. Полковник докурил сигарету, затушил окурок и только потом приступил к главному.
– Я не буду от вас скрывать, что положение, в котором мы сейчас находимся, самое критическое с момента начала наступления противника, и оно требует от нас незамедлительных мер, чтобы сделать все, для разгрома главных сил армянского командования. Дело, которое будет поручено вам и от того, как вы его исполните, будет одним из решающих в нашем замысле на его уничтожение.
Садитесь к столу, и записывайте все, что я вам сейчас скажу. Вы должны будете исполнить приказ точно и в срок, указанный мною.
– Сегодня ночью, взяв с собой пять автоматчиков, с часу до трех вы остановите пять большегрузных машин, желательно марки «Камаз» на дороге Гянджа-Баку. Перегоните их в населенный пункт Бурундж, – полковник остановился, давая возможность майору записать сказанное. Закурив, и собравшись с мыслями, продолжил:
– Там в районе лесопосадки, заставите водителей отсоединить глушители, т.е. выхлопные трубы от двигателей, вывернуть все осветительные лампочки на плафонах, оставив, только правый фонарь освещения дороги.
Майор на секунду оторвался от листка, в котором записывал приказание командующего и взглянул на полковника.
– Да ты не ослышался, именно все фары, кроме одной, правой. В шесть утра выводишь колонну, дистанция между машинами до 100 метров, с включенными фарами на первой передаче двигаешься в район населенного пункта Гасангая. В саду у сельсовета, выключаете фары, ставите на место глушители и спустившись к берегу Тер-Тер чая, возвращаешься в исходное положение. Повторив операцию с глушителями, выводишь колонну в направлении «Третий совхоз». Оставляешь машины там, в заброшенных фермах, забрав водителей и солдат, скрываешься в первой траншее, потом прибудешь ко мне с докладом.
Полковник закончил диктовать приказ, подойдя к Агаларову, встал за его спиной. Майор дописал последние слова и поднялся со своего места.
– Только учтите майор, все необходимо завершить к семи часам утра. Вы все поняли?
– Так точно, все, только …..
– Никаких вопросов, все поймете потом, – полковник жестом руки прервал майора. Никому ни одного слова, я предупреждаю, ни одного слова.
–Теперь можете идти. Оперативному дежурному скажите, чтобы вызвал ко мне начальника инженерной службы и заместителя комбрига по политчасти. Козырнув, Агаларов ушел. Полковник стал нервно прохаживаться по штабной комнате, раздумывая над своим замыслом. Казалось, он все продумал до мелочей, но что-то подсказывало, что план может сорваться, если не будет возможности ввести противника в заблуждение относительно его истинных намерений. Он остановился посередине комнаты и стал левой рукой тереть подбородок, а правой разглаживать собранные на лбу морщинки. Найдя решение своей задаче, подошел к столу, на котором стояли телефонные аппараты. Поднял одну из трубок.
– «Шорник-15» – представилась девушка-радист с лезгинским акцентом.
– Найдите на «Урагане» начальника химвойск и соедините меня с ним, – отдал полковник распоряжение и положил трубку на аппарат. Снова нервно зашагал по комнате. Телефонная трель заставила вздрогнуть.
– «Шорник-15» – начхим Рустамзаде на проводе.
– Здравствуйте, – полковник не знал ни имени начхима, ни в каком тот звании, поэтому ограничился одним приветствием.
– Капитан второго ранга Рустамзаде, слушаю вас, товарищ полковник. По голосу и стилю доклада угадывалось, что на другом конце провода говорит кадровый флотский офицер. Чтобы как-то подготовиться к сложному разговору, полковник спросил:
– Вы, случайно, на Камчатке не служили?
– Вообще-то, мы заходили пару раз в Авачинскую бухту, но служил я на Северном флоте.
– В какой должности, если не секрет?
– Да какой тут секрет, начхимом атомной подводной лодки, 15 лет.
– Этот даже очень хорошо, что на подводной лодке, а то в танковых войсках вас называли бы – или ипритом, или фосгеном, – полковник перевел разговор на шутку. Капдва (капитан второго ранга) принял шутливый тон и за словом в «карман» не полез.
– Вы кажется танкист, товарищ полковник? Их у нас называли.
– Знаю я вас флотских, как вы нас дразнили, так что не утруждайся.
Теперь можно было переходить к главному разговору, из-за которого полковник и приказал разыскать начальника химических войск.
– Слушай Рустамзаде, извини, не знаю, как тебя величают.
– Хиджраном нарекли родители.
– Хорошее имя, только очень редкое. Скажи мне, есть у тебя химбат(батальон химической защиты) или на крайний случай, дымовая рота?
– Так точно, есть. Как раз вернулись с тактических учений.
– Вот что, мой дорогой, – полковник перешел на дружеский тон. Можешь передать в мое подчинение батальон, на короткое время. Буквально на пару деньков, а потом я снова верну его тебе.
– Товарищ полковник, пожалуйста, только нужен приказ Министра Обороны, в крайнем случаи Начальника Генерального штаба.
– Ты понимаешь Хиджран, нет у меня времени согласовывать все вопросы с Министром. Тем более раскрывать ему, почему вдруг мне понадобился химбат. Ну, нет, у меня времени, понимаешь? – полковник в отчаянии чуть не закричал в трубку.
– Поэтому и прошу тебя, помоги, очень мне нужен этот батальон.
На другом конце капдва(капитан второго ранга) продолжал молчать.
– Слушай, ты же флотский офицер, ты не трус какой-то штабной, который не может принять решение без оглядки на своих командиров.
Полковник искал еще какие-то аргументы, чтобы задеть самолюбие начхима прекрасно зная, как моряки относятся к понятию «офицерской чести».
–Если не дашь батальон, можешь считать себя штабной крысой, а не флотским офицером – эта было последняя капля, переполнившая чашу терпения полковника.
– Хорошо, завтра утром батальон будет отправлен в ваше распоряжение, если даже мне придется оставить свою должность – сказал Рустамзаде.
– Нет, дорогой, ты наверно меня не понял, – полковник старался скрыть свое ликования, что сломил «сопротивление» начхима.
– Надо чтобы батальон к утру был на Тер-Теровском направлении, в полной боевой готовности. Ты, понимаешь меня?
– Так сейчас, уже восемь часов вечера, товарищ полковник.
– Вот именно, так что у тебя есть еще часа полтора для постановки задач и отдаче приказа на марш. Батальон должен прибыть в район населенного пункта Бурундж не позднее 6 часов утра, в противном случае, можете вернуть его в пункт постоянной дислокации. Хиджран, пойми меня правильно, положение на фронте критическое. Больше пока ничего тебе сказать не могу. Давай, дорогой, действуй. «Двум смертям не бывать, а одной не миновать».
– Батальон будет в указанном районе в назначенное вами время – с каким-то стальным оттенком в голосе, заявил начальник химических войск.
– Спасибо тебе, век не забуду, – полковник с облегчение повесил трубку телефона, которая была мокрая от пота.
В дверь тихонько постучались. Вошли начальник инженерной службы и заместитель командира бригады по работе с личным составом. Пригласив офицеров к столу, полковник не стал заслушивать их доклады по вопросам, качающимся их деятельности, а сразу перешел к основному вопросу.
– Замполит, вы немедленно выедете в первый Тертеровский батальон к Имаяту, а затем во второй батальон к Пянаху Мамедову и передадите им мой приказ:
– Быть в готовности с утра, после артиллерийской подготовки, перейти в наступление на своих направлениях с задачей захватить первые траншеи обороны противника. Сигнал перехода в атаку «Шимшяк». Обратите внимание командиров, что сигнал поступит лично от меня. Без моей команды в атаку не переходить. Сами оставайтесь в батальоне Имаята и окажите ему посильную помощь в организации атаки. Полковник прямо взглянул по замполита, видя, что тому не терпится задать вопрос, и он только ждет момента.
– Товарищ командующий, батальоны из последних сил сдерживают свои позиции и понесли большие потери. Люди на гране психологического срыва. А тут наступать. Я не могу понять, как и зачем мы собираемся наступать, когда сил нет на оборону, – замполит нервничал, и это было видно потому, как он мял в руках свою форменную кепку.
– Да, товарищ майор, именно, батальоны готовятся наступать, другого выхода у нас нет. Это приказ и вы лично будете нести ответственность за его исполнение. Если нет вопросов, можете немедленно выезжать.
Замполит встал, губы его мелко дрожали. Было видно, что он сильно волнуется.
– Я могу обратиться к вышестоящему командованию? – спросил он, немного успокоившись.
– Только после выполнения приказа.
Получив разрешение, замполит удалился. Полковник взял пачку бакинских сигарет «Космос», закурил. Начальник инженерной службы бригады все это время молчал, опустив голову, смотрел себе под ноги. Сделав несколько глубоких затяжек, полковник встал и, обойдя стол, сел напротив бригадного сапера. Тот хотел встать, но полковник остановил его.
– Сиди, пожалуйста, если хочешь, можешь закурить.
– Не успеет замполит отдать приказ на подготовку к наступлению, а Тер-Тер весь уже будет знать куда и зачем мы завтра будем наступать. Да и радисты забудут обо всех приказах пользоваться кодированной картой и будут болтать в открытую, – в слух, сам себе выпалил полковник.
– Так или нет, капитан, я правильно говорю? Инженер молчал.
–То, что это так и будет, я и без тебя отлично знаю, а нам сейчас этого и надо, а почему? Потом все узнаешь, а пока, ты это, Гасанов, достань записную тетрадь и записывай, – полковник докурил сигарету и нервным жестом потушил окурок в пепельнице. Капитан, разложив тетрадь и ручку на столе, приготовился записывать распоряжение командующего.
– К семи часам утра выведите два взвода саперов к третьему совхозу. С собой возьмете тротиловые заряды из расчета на восемнадцать взрывов. Через каждые пятьдесят метров, за первой нашей траншей заложите заряды для имитации огня минометов и артиллерии. По моей команде «Вулкан» начинаете подрывать заряды через каждые 30 секунд. Закончив свою работу, возвращайтесь в свои подразделения. Есть вопросы?
– Товарищ командующий, а зачем тратить попусту оставшиеся заряды. Их у нас и так осталось почти ничего.
– Все сделаете, как приказано, капитан. Взводами командуете лично вы и держите со мной связь. А на ваш вопрос я отвечу вечером на совещании, если АЛЛАХУ будет угодно оставить нас в живых. Так что действуйте.
Инженер, спрятав блокнот в командирскую сумку, вышел из комнаты, покачивая головой.
Сложив свою рабочую карту, полковник улыбался, пока все шло по его задуманному плану. «Сбить с толку противника и заставить его делать то, что будет выгодно войскам», вот самая главная задача, которую спешили выполнить офицеры, так и не понимая всего замысла командующего.
Забрав оружие и рабочие карты со стола, полковник заспешил к себе в штаб, развернутый в городском гранатовом саду. На командном пункте остались радисты и оперативный дежурный бригады.
Ночь входила в свои владения. Горы уже были затянуты черной пеленой. С них дул холодный ветер, предвестник утренних заморозков.
К 20.00 часам в штабе собрались все командиры воюющих частей и отдельных подразделений. Полковник, понимая всю важность сложившейся ситуации, готовился к совещанию тщательно, проведя различные расчеты и спланировав дальнейшие ходы по разгрому группировок противника на фронте от Муров–дага до Маргушевана.
Войдя в тактический класс, где собрались командиры, он первым делом обратил внимание на то, как преобразились офицеры за последний месяц тяжелых боев. Все были предельно сосредоточены. Перед каждым лежали рабочие карты с нанесенной обстановкой, командирские блокноты для записи распоряжений. За столами сидели настоящие профессионалы своего дела, знающие не понаслышке военное ремесло и готовые пожертвовать собой ради общего дела. Обводя присутствующих внимательным взглядом, он благодарил судьбу, за то, что она позволила ему командовать такими отважными людьми, глубоко любящих свой народ, свою Родину, не жалеющих ни сил ни самой жизни, защищая ее, от смертельного врага.
Взгляд задержался на полковнике Фахрятдин Джабраилове, – командире горной стрелковой бригады, – кадровый военный, умница, всегда опрятный сосредоточенный и отважный, второй год на войне, многое повидал– и горечь поражений, и радость побед. Покидала его судьба от горных вершин Садарака в Нахичевани до Физули, а теперь со своей бригадой держит оборону самого важного перевала на Муровском хребте, преграждая путь врагам на Гянджу.
Ровшан Акперов – афганец, геройский офицер не знающий страха перед врагами. К этому командиру полка №777, у полковника было особое отношение. С ним он впервые встретился в Лачине еще в 1992 году. Воевали в Шуше, потом отбивались от наседавших врагов в горах Зараслы, где Ровшал своей отвагой практически спас полковника от неминуемой гибели, когда прикрыл его броней своего БМП.
Полковник незаметно улыбнулся, заметив командира батальона специального назначения Эльдара Агаева – балагур, весельчак, любимец солдат и офицеров всего фронта, смелый и отважный, как горный барс, не склоняющий свою голову перед пулями врагов. Вот и сейчас в его глазах играют «чертики»– признак того, что задумал сделать какую-то пакость, сидящему рядом с ним, самому близкому своему другу, командиру батальона глубинной разведки, майору Хикмят Мирзоеву. Хикмят – молодой, не по годам талантливейший офицер, казалось, не знал усталости, днем и ночь приносящий такие важные разведывательные данные, без которых невозможно было остановить и разгромить самые ударные силы армян.