Эльбрус Иззят оглы Оруджев
Карабах – горы зовут нас
Они вернулись в машину и поехали в бригаду. Всю оставшеюся дорогу, каждый из офицеров был погружен в свои мысли.
В бригаде их ждал полковник Эйваз. Поздоровавшись, он молча протянул листок полковнику, на котором были наклеены ленты телеграфа.
– Тебе из Баку.
– «Срочно вылетайте в Гянджу! Приказ ВГ (верховного Главнокомандующего).
«Ураган», – прочитал полковник на листке и посмотрел на Эйваза.
– Кто такой «Ураган»?
– Это позывной МО.
– Понятно. А как наши дела на Садараке.
– Всю ночь армяне стягивали войска к границе. Разведчики докладывают, что колонны автомашин прибывали со стороны Нагорного Карабаха, а не со стороны Еревана. Вдоль линии фронта идут интенсивные работы по укреплению обороны. Вот еще радио перехват принесли радисты, – он протянул сложенный листок.
– «Москва обеспокоена последними докладами по поводу нарастания угроз со стороны Нахичевани. Примите меры по укреплению Араратского направления. Павел Грачев».
–Это же замечательно, мой дорогой друг, – полковник не смог скрыть своей радости, хлопая друга по плечу.
– Так и я говорю, то же самое, – заулыбался Эйваз.
– Ну, тогда надо звонить Председателю Парламента и доложить о завершении нашей миссии.
– Не надо, он уже сам не раз звонил и интересовался, где вы. Сейчас будет.
Не успел Эйваз закончить фразу, как дверь кабинета распахнулись и стремительной походкой, вошел Васиф-муаллим.
– Мне звонил Уважаемый Президент, – начал он прямо с порога, но поймал себя на слове, замолчал.
– Прошу всех, оставить нас, – сказал он сопровождающим. Когда дверь за ними захлопнулась, Васиф муаллим повернулся к полковнику.
– Мне позвонил Президент и приказал обеспечить вам срочный вылет в Гянджу. Мы задержали последний Бакинский рейс так, что надо торопиться. Было видно, что Председатель Парламента волнуется и что-то недоговаривает.
– Вы мне что-то хотите сказать, Васиф муаллим?
– обратился полковник к Председателю, как бы помогая ему. Последние несколько дней их так сблизили, что иногда полковнику казалось, что он уже несколько лет знает этого не простого человека, с огромной человеческой любовью к своему народу и краю.
– Да нет, кажется, все сказал, только, – Председатель немного помолчал, а потом, с грустью добавил:
– Просил Верховного Главнокомандующего оставить вас тут командовать войсками и защищать Нахичевань, но Гейдар Алиевич сказал, что вас ожидают трудные времена на Карабахском фронте. Что-то там у них не получается без вас, так что вот так, дорогой мой, – как-то с грустью закончил свою фразу Председатель Парламента.
Они стояли друг перед другом, как самые близкие друзья, у которых есть только одна цель и одна задача: – Служить Родине и своему народу. Полковник невольно отметил, что за последнее время Васиф-муаллим еще более осунулся, лицо его почернело, под глазами были мешки, от постоянного недосыпания. Было видно, как этот мужественный человек, на долю которого свалилась огромная ответственность, – защищать народ, переживает.
– Ну, что же, все мы ходим под богом, надеюсь, Васиф- муаллим мы еще свидимся, если живы будем, – как-то грустно улыбнулся полковник.
– Иншаллах, – произнес Васиф-муаллим слова Корана, а потом, вспомнив, что полковник не все понимает, добавил:
– На все воля ВСЕВЫШНЕГО АЛЛАХА.
С минуту они стояли, погруженные в свои думы, потом Васиф-муаллим взял за плечи полковника и крепко обнял его.
– Удачи тебе, да хранит тебя ВСЕВЫШНИЙ, – он отстранился и уже на ходу сказал:
– Встретимся в аэропорту, – и стремительно вышел из кабинета.
Сборы были недолгими. Побросав свои скромные пожитки в рюкзаки, и уложив оружие в чехлы, через полчаса офицеры были уже у самолета, где их ждали. Тепло попрощавшись, с руководством Республики пошли к самолету. У трапа стоял Карам Мустафаев. Как всегда подтянутый, чисто выбрит, «когда, только успел», он стоял вытянувшись, красиво вскинув руку в приветствии. Ни Эйваз, ни сам полковник не знали, да и не могли знать, что пройдет десяток лет, и этот молодой майор, станет одним из самых грамотных и уважаемых генералов Вооруженных Сил Азербайджана. Будет командовать огромным армейским хозяйством, наводя ужас на противника, по всему периметру границы его любимой Родины, где в горах часто дуют ветры. Полковник подошел к комбригу, крепко обнял его будто родного брата, по-старому обычаю поцеловал. Легонько оттолкнул от себя и поднялся в салон самолета.
Через минуту, мощные моторы ТУ-154, разрывая темноту ночи, уносили полковника из этого красивого райского края. Монотонный шум двигателей, тепло салона, усталость последних дней разом навалились, и не было ни сил, ни желания бороться с ними. Он отвернулся к иллюминатору, на память пришли слова знаменитой песни группы «Земляне»:
А мы летим орбитами,
Путями неизбитыми,
Прошив метеоритами простор,
Оправдан риск и мужество: – он закрыл глаза, и тот час же провалился в глубокий сон, который унес его из этого грешного мира в Космическую синеву.
Глава пятая
На перевале Муров
Если не мы с тобой, тогда кто же
остановит врага у нашего порога?
Леса Карабахских гор еще не распустили листья, и не приобрели свою былую красоту, хотя уже шел второй месяц весны. Поредевший, опавший лес, открывал дальние горизонты, горы стояли пустынные, открытые для северных ветров. Только пихтовый лес по-прежнему был суров и строг. Снег еще держался на черно-зеленых лапах великанов, плотно лежал на ветках, но не осыпался, только на опушках леса кусты шиповника и дикой розы стряхнули его с себя и теперь отдыхали после долгой зимы.
На равнинах, ниже Муровского хребта, по обочинам у дорог уже зеленела трава, а вершины окрестных гор по-прежнему красовались белыми зимними шапками. Гранитные скалы горы Гямыш, черный хребет Большого Гинал–дага на западе, были покрыты ровным, почерневшим снегом. Дальние вершины Зодского перевала по ночам сияли рассеянным холодным светом луны.
С северной стороны Шиш-гаи на десятки километров во все стороны лежала, дожидаясь летних теплых деньков, равнина называемая в простонародье «Харамын дюзи». Мертвый шелест заледенелых веток, перестук дятлов временами прорезал тишину, подхватывался сороками и разносился по лесу. Светило яркое, холодное солнце, до рези в глазах блестел снег, отполированный ветрами. Вершины Капяз-дага и Муров-дага сторожили девственную тишину высокогорья. По небу плыли легкие пористые облака, мысленно унося солдат, сидящих в мокрых окопах, в родные края.
В Карабахе в свои владения медленно вступала весна.
Когда полковник и командир горно-стрелковой бригады подъехали к посту на перевале Муров, было часов десять утра. День обещал быть ясным, морозным. Ветерок только сейчас начинал набирать силу, пробегая по ущельям и поднимаясь к вершинам гор.
Охрана, из состава разведывательной роты, группами стала занимать позиции. Командующий фронтом и комбриг обороняющейся бригады с офицерами оперативного отдела пошли по протоптанной тропинке к блиндажу местного комбата, чтобы наметить план дальнейших работ на местности по утверждению решения командира полковника Фахратдина Джабраилова на проведение разведки боем.
Глубокий снег лежал на южных скатах Муровского хребта, такой глубокий, что, оступившись, можно с головой скрыться под снегом и потребуется немало сил, чтобы освободиться от снежного плена. По узкой тропинке, навстречу шел комбат в сопровождении двух солдат. Доложив по заведенным правилам об обстановке, он сделал шаг в сторону, пропуская гостей.
Стоящий поодаль солдат показался полковнику знакомым, но он не мог сразу опознать его. Солдат как-то странно выглядел в своей меховой собачьей шапке, в коротком полушубке и в валенках на резиновой подошве. Такие валенки выдавались в Советской Армии на севере, где когда-то служил полковник. Солдат улыбался, лицо его было красным от мороза, за плечами висел мешок – не рюкзак, а именно мешок, на веревочных лямках.
Офицеры шли по зигзагообразным проходам между камнями и с восхищением смотрели, задрав головы, на гигантские горные массивы, разбросанные здесь с величайшей небрежностью. Острые углы семи братьев Героглы–дага устремились ввысь. Не верилось, что все это сотворила природа – вода, ветер и разница температур. Сейчас здесь царствовал снег. Он набился во все щели, закрыл проходы. С высот свисали снежные карнизы, готовые рухнуть в любой момент на голову неосторожного человека. Ветер носился между скал, и никуда от него нельзя было спрятаться, стоял чертовский холод.
В блиндаже на самодельном столе дымились кружки чая, круто заваренные мятой и чабрецом.
Старшина и командир роты стояли тут же, ожидая распоряжений комбрига. Командир батальона, предупрежденный оперативным дежурным бригады о приезде командующего, стоял в стороне, заметно волнуясь. За годы войны комбат прошел суровую школу, не раз был ранен, смелости и отваги ему было не занимать, о чем говорили награды, полученные в боях. Но присутствие в районе обороны его батальона человека, о котором в горах ходили легенды, не давало ему покоя. Командующий пригласил офицеров к столу и подвинул к себе одну из кружек, стал маленькими глотка наслаждаться чаем.
Отодвинув, наполовину пустую кружку, полковник повернулся к комбату, стоящему у входа в блиндаж:
– Пожалуйста, товарищ капитан, доложите основные пункты вашего решения на оборону, а заодно и ваши варианты, если придется перейти в наступление. Вежливое обращение и ласковый взгляд, слегка выпученных карих глаз полковника придали уверенности комбату и он, подойдя к карте, висячей на стенке блиндажа, стал докладывать замысел на оборонительный бой.
Слушая доклад, полковник вспомнил своих командиров подразделений в Шуше и их рапорты. Казалось бы, прошло всего два года, а в рядах частей и подразделений появилось много достойных офицеров, способных думать, принимать самостоятельно решения, понимающих слово «приказ» и «офицерская честь». Капитан указкой водил по рубежам и позициям, четко докладывая свое решение. Каждое его слово соответствовало требованиям боевых уставов. Закончив доклад, комбат вытянулся перед собравшимися командирами, ожидая вопросов.
В блиндаже воцарилась тишина. Никто не решался нарушить ее, ожидая реакции полковника. Но тот молчал, погруженный в свои мысли.
– Если бы вот такие, как ты комбат, были у меня в Шуше, все сложилось бы иначе, чем мы имеем на сегодняшний день, – думал он, затягиваясь сигаретой.
С приходом к власти Общенационального лидера Гейдара Алиева, правительство стало принимать важные решения, направленные на укрепление в первую очередь рядов вооруженных сил командным составом. Сотни офицеров откликнулись на призыв Президента, и вернулись на Родину, взялись за оружие, с желанием защитить родные земли. Со всех концов бывшего Союза, возвращались офицеры, имеющие знания и опыт ведения войны.
Теперь, с такими, как полковник Фахратдин Джабраилов, Кирим Вялиев, Хикмят Мирзоев, Агаев, Акперов и многими другими, кто с честью воевали на других фронтах, можно было решать любые задачи, – думал полковник, затягиваясь сигаретой.
Затушив окурок, он обратился к присутствующим: – Если нет вопросов к комбату, то давайте выйдем на линию соприкосновения и на местности посмотрим и уточним наши замыслы, – предложил он.
Переодевшись в маскировочные халаты, офицеры вышли из блиндажа, и пошли на наблюдательный пункт комбата.
Раннее утреннее солнце уже пустило яркие лучи параллельно вершинам гор – снег играл всеми цветами радуги, ослепляя глаза. Полковник приставил ладонь к глазам, просматривая горы. Впереди ничего не было видно, тогда он поднял бинокль и долго всматривался в противоположные хребты Муровских гор. Вот его взгляд остановился на цепочке фигур, поднимающихся из небольшой впадины на плато. Шесть человек – возможно, очередная смена солдат шла на посты. Комбриг, заметив направление, куда смотрел полковник, направил туда же свой бинокль и тоже заметил идущих людей.
– Это ночная смена возвращается с передовых постов, товарищ полковник. Внизу недавно армяне устроили новый пост, позволяющий контролировать развилку дорог идущих на перевал.
– Артиллеристам передали координаты, – не поворачивая головы, спросил полковник.
– Так точно, начальник артиллерии сам лично был здесь со своими разведчиками и теперь впереди у них есть наблюдательный пост.
– Добро, оперативно сработали, – похвалил он комбрига.
– Стараемся, – улыбнулся Джабраилов.
– Комбат, тот солдат в собачьей шапке, кто такой? – отрываясь от бинокля, спросил командующий.
– Командир разведывательного взвода батальона, младший лейтенант Самедзаде, товарищ полковник.
– Я все думаю о нем, где-то я его уже видел.
– Так это же бывший ваш солдат, из вашей разведывательной группы, позывной «Сержант».
– Точно, теперь вспомнил.
– А как он, сюда, к вам попал?
– По его словам, вы на помощь своему старшему брату направляли батальон из своей бригады зимой 1993 года, когда армяне оккупировали Кяльбаджарский район и рвались на Ханлар. Ваш батальон поспел вовремя и в упорных боях сумел отстоять Муровский перевал. «Сержант» тогда получил звание офицера и был назначен вашим братом командиром разведывательного взвода, с тех пор и воюет здесь. Сегодня он попросил разрешение встретиться с вами, и я не мог ему отказать. Если у вас будет время, может примете его?
– Конечно, пусть ждет у блиндажа. Полковник повернулся к комбригу.
– Неисповедимы пути господние. Этого солдата я запомнил в боях за Гюлаблы Авдал под Агдамом. Тогда тоже брат просил помощи, когда армяне прорвали фронт, и моей бригаде пришлось затыкать брешь. Вечером перед наступлением, выслал группу разведчиков в тыл к армянам, чтобы координировали наши действия и вели разведку. Так, в том бою группа сама попала в засаду, и ей пришлось вступить в неравный бой.
Солдат этот, что в папахе, был пулеметчиком, практически он один сдерживал натиск противника, пока группа прорывалась к своим. А потом мне пришлось резервами контратаковать, чтобы вызволить его из беды. Отчаянный он малый. Рад, что живой остался. Вот такие дела. Ну, что же перейдем на другую точку и оттуда посмотрим да и прикинем наши возможности.
Долго еще офицеры блуждали по высотам и траншеям, прикидывая и примеряясь, к предстоящим боевым действиям и не заметили, день уже был на исходе.
Десятки раз уточняли задачи и вопросы взаимодействия между подразделениями родов войск, приданных и поддерживающих частей с начальниками служб, вызванными на командный пункт Джабраиловым, пока командующий не удовлетворился проделанной работой.
Оставив офицеров в штабе, полковник вышел на воздух, присел на бревно, у входа в блиндаж. По его замыслу, бригада Джабраилова должна была предпринять отвлекающую атаку на перевале и заставить противника поверить, что именно захват перевала является главным на данный момент, для войск второго оперативного направления – бой местного значения, но играющий одну из самых важных звеньев для успешного разгрома Тер-теровской группировки противника. Ничего этого полковник не мог сказать офицерам, которые собрались сейчас в блиндаже и уточняли последние детали, предстоящих боевых действий.
Он сидел, задумавшись, на душе его было спокойно. Не было никаких сомнений, что поставленные задачи будут выполнены.
Этот комбриг полковник Джабраилов все больше и больше внушал доверие командующему, с тех пор как бригада была переброшена из Физулинского направления сюда на Муровские горы. Всегда подтянутый, не теряющий самообладания в бою он заслужил уважение всего личного состава бригады. И теперь на него возлагалась одна из самых важных задач, – заставить противника отвести свои войска от Тер-Теровского направления, чтобы дать возможность полковнику провести перегруппировку перед решающим наступлением. Командующий сидел, задумавшись, наслаждаясь тишиной.
Солнце еще не село, но у самого горизонта спряталось за длинное белое облако, окрасив его в ласковый оранжевый цвет.
Хрустнули ветки, на поляне перед блиндажом появился «Сержант». Он улыбался, несмело приближаясь к полковнику. Его собачья шапка была лихо заломлена на голове, вдоль полушубка свисали на веревочках большие меховые варежки. В своих валенках он напоминал деревенского мужичка из произведения Некрасова. – «Мужичок с ноготок».
Полковник встал, с минуту внимательно глядел на солдата, затем невольно, пошел на него, расставив руки.
– Милый, ты мой, разведчик! Живой, здоровый! Слезы брызнули из глаз «Сержанта». Он не смахивал их, продолжая прижиматься к полковнику.
– Как вы, как там наши Тябрик, Видади, Назим, – не знаете? Он называл солдат и офицеров по именам, как своих родных с тех далеких времен, когда жизнь и смерть заставили всех сбиться в одну дружную и храбрую семью.
Присели на бревно и стали вспоминать бои в Агдаме, потом за Каракендские высоты, на Мурове.
Смерть порученца Тябрика, любимца всех солдат и офицеров 704 бригады, которой командовал полковник, потрясла «Сержанта» и он, не скрывая своих чувств, от души плакал. Многих его товарищей не было уже в живых и поэтому, полковник не стал рассказывать ему о них.
– Ты лучше расскажи про себя, – попросил полковник, – а то у меня не так много времени. Как живешь, чем дышишь, и за что получил звание офицера? «Сержант» немного успокоился, собираясь с мыслями.
– Мы тогда перевал держали, – он показал на седловину хребта.
– Армяшки три дня атаковали, но наш батальон капитана Хикмята Агаева держался. Тогда мы не знали, что Бярдинский батальон самостоятельно оставил свои позиции и отошел, оставив открытым наш правый фланг. Армяне ночью обошли нас вот по той ложбинке и утром атаковали с тыла.
Тогда комбат Агаев приказал нашей роте контратаковать. Сошлись врукопашную, рубились лицом к лицу и одолели врага, ликвидировав попытку прорыва, а проход перекрыли. «Сержант» замолчал, нахлынувшие на него воспоминания комком застыли у него в горле. Боль воспоминаний сдавила ему душу.
Полковник глядел на этого двадцатилетнего паренька, и сердце его разрывалось на куски. Зарубцованные на ней раны снова вскрылись и стали кровоточить. Они сидели плечом к плечу два равных солдата, оба прошедшие суровую школу войны, не раз смотревшие смерти в глаза, о чем говорили их виски, густо усыпанные серебряными нитями. Полковник протянул руку и стянул ушанку с головы сержанта. Копна черных непослушных кудрей, обильно перемешанная сединами, рассыпалась в разные стороны.
– Да, сынок, хлебнул ты сполна. Но что поделаешь, такая уж наша солдатская доля, – он вернул шапку. Вытащил сигареты и предложил «Сержанту». Молча закурили.
Черная ночь постепенно охватывала вершины, опускаясь все ниже и ниже, погружая все вокруг в темень. Из-за хребта выкатилась полная луна. Резко очерченная тень от близких гор легла на склоны и долины. Глухо шумела река ниже блиндажа, но это был привычный шум, на который никто не обращал внимания. Луна взошла повыше, свет ее отогнал черноту ночи под укрытие скал и высот. Заблестел снег, и от этого в горах немного посветлело. Треск автоматной очереди прошил тишину, эхом раздробленный на тысячу мелких звуков, разнесся по горам. Здесь который уж год, шла война.
– Мне надо идти, – « Сержант» аккуратно задушил окурок между пальцами. Он не бросил его на землю, а по выработанной привычке разведчика положил в карман. Это не осталось без внимания полковника.
– Профессионал, война хорошая академия для солдата – подумал он, и тугие тиски тяжелой ноши командира и ответчика за жизнь солдат, немного разжались.
Молча, простились. Солдат исчез в темноте, так же легко и бесшумно, как и появился. Полковник с минуту постоял, а потом вошел в блиндаж. Офицеры сидели за столом, обсуждая вопросы предстоящего боя. Увидев полковника, все встали.
– Ну что комбриг, я думаю, пора нам и честь знать, засиделись мы в гостях, так ведь?
– А ужинать?
– Времени нет, мне надо еще много чего сделать, так что по машинам.
Все засуетились, собирая карты, командирские сумки.
Полковник, попрощавшись с командирами, выехал в свой штаб, чтобы завершить планирование задуманного им плана разгрома группировки, одного из самых жестоких и кровожадных командиров армянских формирований полковника Манвела Григоряна по кличке «Мясник» То, что он будет разгромлен, после сегодняшнего дня, не оставалось никаких сомнений.
Это был не девяносто второй год, даже не третий и полковник тоже был не тот, кто впервые приехал в Карабах. Сейчас у него была армия, обученная и вооруженная, а самое главное, у него были теперь настоящие командиры-воины. Машина, петляя по серпантинам горной дороги, убаюкивала своих пассажиров, когда резкий зуммер рации вывел полковника из состояния дрема.
– Командир 157 полка, – передавая наушники, предупредил порученец. Взволнованный голос командира полка, сразу заставил ощутить тревогу.
– «Чайка» противник атаковал передовые позиции на Гюлистанском направлении, имеются потери. Прошу поддержать огнем артиллерии!
Расим Акперов, командир горно-пехотного полка, не скрывал тяжелого положения на участке обороны, и это чувствовалось по его докладу. Прежде чем ответить на просьбу командира, полковник мельком взглянул через почерневшее окно кабины, но так и не смог определить место, где они сейчас находились.
– Тельман, где мы едем?
– Проезжаем деревню Хаджикенд.
– Давай на Гюлистан, по самой короткой дороге, приказал он водителю и только потом вызвал начальника артиллерии группировки.
– Уточнив координаты, по которым необходимо нанести огонь, он передал наушники радисту и приказал вызвать командира батальона, ведущего бой. Однако радисту не удавалось отыскать комбата, тот находился на передовой, не имея связи со штабом батальона. Через секунду ночную тишину разрезали трассеры реактивных снарядов. Эхо разрывов гулко прокатилось по ущельям, предупреждая его обитателей об опасности. Вот и последний поворот, за ним начинался район обороны гюлистанского батальона. Не дожидаясь, когда машина полностью остановится, полковник, подхватив автомат, выскочил из кабины, пригибаясь, побежал на высоту, где все горело и грохотало. На встречу стали попадаться раненые, отходящие в тыл. Расспросив их об обстановке и где командир батальона, полковник бросился вперед, спеша на помощь комбату, зная, что тот в любой момент может дать команду солдатам на отход, как и все добровольцы, когда понимают, что противник превосходит их по своей численности. Так было не раз за годы войны, это полковник знал по своему горькому опыту. Командиры из добровольцев, так делали не потому, что были трусами или не верили в стойкость своих солдат, среди которых встречались настоящие герои, а потому что не могли корректировать огонь артиллерии, управлять минометным огнем или решительно переходить в контратаку. Однако в обороне или в наступлении, когда рядом с ними были кадровые офицеры, способные управлять огнем, тогда их отряды дрались отчаянно и стойко. Полковник и спешил, понимая, как дорога каждая минута в бою.
Под свист пуль и треск автоматных очередей, он достиг окопов и влился в строй обороняющихся бойцов. Сделав несколько очередей по темным теням, мелькающим между деревьями, он приказал по солдатской цепи вызвать к себе командира батальона. Беспроводная солдатская связь мгновенно разнесла по траншее весть, – «Командующий фронтом сам лично находится на передовой и ведет бой». Быстро оценив обстановку, командующий полностью взял управление батальоном в свои руки. – Натиг, артиллериста мне.
Порученец и радист по совместительству, Натиг, протянул наушники.
– «Дракон» на проводе, просит уточнить корректуру огня.
Срывая голос, полковник стал корректировать огонь, ориентируясь по разрывам снарядов. После нескольких прицельных залпов, противник стал поспешно отходить, на свои прежние позиции, неся потери. Бой еще продолжался, но чувствовалось, что он затухает. Расспросив солдат в окопе, в какой стороне командный пункт, полковник заспешил на «НП» (наблюдательный пункт командира батальона). Ему уже на встречу спешил комбат Ахмедов.
Выскочив из окопа, полковник стал углублять в лес, увлекая за собой командира. Найдя укромное место, под скалой, он устало опустился на ствол поваленного дуба. Рядом присел Ахмедов.
– Ну, как ты комбат? – задал он риторический вопрос, доставая сигареты.
– Теперь хорошо, а полчаса тому назад, думал все, хана, не выдержим. Уж больно резко они пошли в наступление, без артподготовки, в ночь, такого давненько не было. Хорошо, что вовремя передовые посты обнаружили передвижение армян, а то быть бы беде. Оставили бы позиции. Спасибо, что помогли артиллерией. Вдруг комбат насторожился: – А, как вы тут оказались, господин полковник, – вскочил Ахмедов. Вы, наверно, знали про атаку, да? Ну, откуда, – засомневался он, сняв шапку, стал упорно тереть свой лоб, неверья еще своим глаз, что перед ним сидит тот, чье имя даже в окопах солдаты произносят шепотом, веря во все легенды, которые рассказываются про командующего. И вот этот, прославленный человек, спокойно сидит на ветке и курит, будто не из боя вышел, а прогуливался по лесу и присел отдохнуть.
– Не суетись комбат, просто возвращался с Мурова, а тут Расим, командир твой, с докладом, вот и подъехал, так сказать разобраться на месте. Не могу вот только понять, зачем это армяшки полезли на тебя, хотя понятно, что это просто авантюра. Как ты думаешь, комбат?
Ахмедов опустился на ствол дерева, натянул на голову свою шапку, молчал, обдумывая ответ не на простой вопрос командующего.
– Нет, комбат неспроста, ох неспроста, это они. Давай пойдем к тебе на «НП» и все хорошо взвесим, а потом решим, что нам делать. Тревога не оставляла полковника даже после того, как комбат заверил, что сам лично до утра будет контролировать обстановку и в случае чего даст достойный отпор противнику. Командующий решил остаться в батальоне, чтобы с утра провести тщательный анализ на местности.
Утром полковник поднялся на заре. Недалеко от него, свернувшись калачиком, спал его бессменный порученец Натик. Молодой двадцатилетний паренек из Самухского района, о котором полковник и не узнал бы, если бы он не прибился к его отряду, еще три года назад и не уговорил его взять в бригаду. Тогда ему было всего семнадцать лет. Паренек был худенький и слабенький, полковнику хотелось сразу же отказать в просьбе. Но, встретившись с его глазами, горящими ненавистью к врагам, сжалился и приказал зачислить Натика в комендантский взвод бригады.
Лес спал, погруженный в туманы. Ветки буков, дубов и клена были лениво опущены, на них дремал обильный иней. Глухо и сонно ворчала река Индже-чай, несущая свои быстрые воды где-то внизу ущелья. Стоял тот глубокий и задумчивый покой, который способен врачевать истерзанные души солдат, лежащих на сосновых ветках, после ночного боя.
Адъютант, услышав шорох, сразу открыл глаза и хотел встать. Полковник взмахом руку остановил его желание.
– Спи боец, я никуда не иду. Тот сделал вид, что закрыл глаза, но дрожание ресниц выдавали его маленькую хитрость.
Полковник присел на бугорок, прислонился спиной к ствол огромного бука, закурил. Тишина оглушала его.
Вдруг раздалась близкая и звонкая, глубоко музыкальная трель. Потом пауза и еще более чистые мелодичные щелчки, за ними удалой протяжный свист, приливная волна счастья, призыв к веселью, действиям, бодрости жизни– все, чем богаты лесной грач, пташки-невелички и веселые дрозды. Хохлатый грач, носился между веток, стрекоча, будто хотел сказать бойцам: – Вставайте, умойтесь прохладной росой, пока она не высохла. Слушайте утро. Смотрите, как порозовел край неба, где сейчас взойдет солнце. Скорей, окунайтесь в теплую жизнь, пришедшую на смену черной и жуткой ночи. Вы заслужили это.
Лес оживал. На вершине клена начал петь, откуда-то прилетевший зяблик. Его голосок, как переливы горного ручья, переплелись с монотонным барабанным стуком дятла. Вместе с солнцем прилетел неугомонный ветер. Зашумел листвой, раскачивая ветки деревьев, стал разгонять туман по долине. Проснулись запахи леса. Ночью здесь все заглушала сырость, вперемешку с угарным и едким запахом пороха, сейчас пахло водой и туманом.
Солнце высушивало туман, горный ветер пронесся по склонам гор и принес с собой запах лугов. Уставшим солдатам после ночного и тяжелого боя было не до прелестей Карабахского леса. Они спали, прижавшись, согревая друг друга. Только полковник сидел под буком, очарованный прелестью просыпающейся природы. Постепенно птицы стали умолкать, будто сделали перерыв на завтрак. Шум реки отдалился.
Ветер прошелся по вершинам деревьев, шелестя прошлогодней листвой.
Полковнику показалось, что деревья будто рассказывали друг другу о своих ночных видениях, о человеческой жестокости и кровожадности веками не затухающей в этих красивых местах – именуемых Карабахом.
Он устало встал, закинул автомат на плечо и пошел по пологому спуску к горной речушке, чтобы испить ее холодной воды и привести себя в порядок.
Внизу у самой воды, на поваленной ветке, прижав к груди автомат и поджав ноги, сидел часовой. Справа от него под огромным валуном чернело хорошо замаскированное укрытие из толстых побегов деревьев, прикрытое дерном. Услышав шаги, часовой повернулся на шум, выставив ствол автомата. В подходящем человеке он узнал своего командира. Быстро встал, забросил автомат за спину и стал поправлять обмундирование. Полковник подошел к солдату и протянул руку для приветствия. Тот, слегка склонив голову, двумя руками пожал руку командира, улыбнулся своей широкой улыбкой, демонстрируя все свои тридцать два зуба.
– Доброе утро вам, командир, – солдат явно обрадовался, увидев своего прославленного командующего, который не бросил их в ночной атаке дашнаков, а вместе с бойцами принял бой.
– Мне кажется, командир, здорово мы им всыпали, – солдату не терпелось рассказать о своих подвигах, но полковнику было не до его рассказов. Ему надо было спешить в штаб, где в спокойной обстановке обдумать действия противника. Ведь не зря, он предпринял ночную вылазку, без надежды на успех. То, что это разведка, он понял еще ночью, когда без артподготовки началась внезапная атака армянских бандитов, без всякой надежды на успех. Потеряв десяток солдат, противник отошел на свои позиции.
Для чего он это проделал, какую цель ставил он перед собой, в этом нужно было срочно разобраться. Полковник снял гимнастерку, и небрежно бросил ее на ветку, подошел к урезу реки, зачерпнув горстями студеной воды, стал умываться.
Он плескался с удовольствием, с каждым разом брызгая водой по торсу, чувствовал, как просыпается и наливается тело силой. Вода была настолько холодной, что тело покрылась гусиной кожей. Закончив туалет, он повернулся к солдату, стоящему в стороне и наблюдающему за командиром.