Эльбрус Иззят оглы Оруджев
Карабах – горы зовут нас
Левый фланг: – Умудлу. – батальон 123 полка -31 человек. –152 мм батарея -33 человека; – населенный пункт Зейлик,
– Садиев там у нас, что стоит 122 мм батарея Д-30, да? – отложив в сторону листок, спросил полковник. Садиев посмотрел свои записи и уточнил,
– Там 19 человек из батареи и передовой наблюдатель «Правый передовой».
– Так значит, – полковник снова взял листок со стола, – в населенном пункте Атерк всего – 71 человек и вооружены они стрелковым оружием. Во втором эшелоне -37 человек из военной полиции. Имеется артиллерийская батарея «Кама» – 3 ствола Д-30, «установка «Град» 16-ствольная. Вот и вся «Королевская Рать» хоть волком вой – закончил читать полковник и посмотрел на присутствующих.
Первым не выдержал майор Садиев:
– Это что же получается, мы все обречены, что ли? Они сидят там, на верху и ждут, когда нас всех тут уничтожат, да? Майор вопросительно смотрел на полковника. В дверь постучали, вошел Фаталиев.
– Товарищ полковник, мне надо вам доложить. Губы его слегка подергивались, в руках он мял какую-то бумажку.
– Ребята, вы пока перекурите на улице, ладно, – как можно дружески сказал полковник, обращаясь к присутствующим. Когда офицеры вышли. Фаталиев протянул лист бумаги, исписанный мелким почерком, полковнику и присел на край кушетки. «Довожу до вашего сведения, что Геранбойский батальон, посланный на прорыв к окруженной группировке, отказался выполнять приказ. Доставить боеприпасы по воздуху не представляется возможным, так как Сурятовские летчики отказываются лететь. В связи со сложившейся обстановкой приказываю:
1. Уничтожить имеющуюся технику и склады с имуществом.
2. Провести перегруппировку и самостоятельно прорываться из окружения.
3. Место и время прорыва определите сами. Подпись– Начальник Генерального штаба Садыков, – дочитал полковник записку и потянулся за сигаретой.
Он прикурил, глубоко затянулся, и выпустил клубок дыма в потолок.
– Насчет телеграммы никому ни слова, понял меня, – обращаясь к Фаталиеву, сказал он. Пока это останется только между нами. Майор смотрел немигающими глазами, в которых застыл немой вопрос: « Что с нами будет?» Молчание прервал радист: – «Чайка» вас вызывает «Кама». Он протянул телефонную трубку через открытое окошко. Сквозь шум и свист эфира в наушниках послышался хриплый голос : – «Чайка», я «Кама» – прием.
– Я «Чайка» слушаю?
– В 21.25 через Сарсангское водохранилище в направлении н.п. Умудлу переправился десант противника численностью 25-30 человек, выбил нашу охрану с берега и закрепился там. Через водохранилище наблюдаем переправу лодок и плотов с десантом. Прошу Вас прислать помощь для охраны «Камы» – прием.
– «Кама» вас понял. Все стволы на прямую наводку. Помощь пришлю. Огонь без команды не открывать. Я «Чайка» прием.
– «Вас понял, я « Кама» прием.
– Ну что, ты все смотришь на меня, Фаталиев, давай к рации. Не отчаивайтесь, пока мы живы и можем держать оружие в руках и драться, мы еще не сломлены. Пусть нас бросили, пусть предали и выехали отсюда командиры, но с нами наш АЛЛАХ, он поможет нам. Верь мне майор, мы прорвемся.
Кольцо окружения сжимается, но об этом никто не знает, только ты и я. Так что за работу. Вызови мне, «Чапар».
Через минуту Фаталиев протянул наушники: – «Чапар» на связи.
– «Чайка» я «Чапар» – наблюдаю скопление техники и живой силы противника в районе Гетаван.
– Вас понял.
– Фаталиев, полковник отложил телефонную трубку. Передай всем командирам, пусть минируют подступы к постам. Высоту 999 заминировать вкруговую, используя для этого гранаты Ф-1. Высоту оборонять до последнего бойца. Без команды никому не отходить.
– Командиру 1 батальона 123 передай приказ:
– Выслать 40 человек в распоряжение «Кама» в населенный пункт Умудлу! Усилить наблюдение. Фаталиев быстро записывал за полковником, стараясь не упустить ни одного слова. Закончив писать, он поднял глаза, в которых был тот же вопрос. – Что с нами будет?
– Фаталиев, скажу тебе честно. Не знаю, что с нами будет. Передай приказ. Полковник, взял сигарету, закурил. Подошел к двери, открыл ее и крикнул в темноту:
– Олег, где вы, заходите. Из темноты появились Садиев и Нестеренко. Когда офицеры вошли в салон, первым заговорил Садиев.
– Пока мы были на улице, со стороны Умудлу слышалась стрельба.
– По горам воют шакалы. Что бы это значило?
– Шакалы говоришь, откуда им здесь быть? Второй месяц идут бои, Это хачики воют. Они так перекликаются. В Умудлу высадился десант. Я послал туда 40 человек из 123 полка. Посмотрим, что будет утром. Да, Олег, надо будет утром выехать туда и вместе с майором Зауром Мамедовым любой ценой уничтожить десант. Дорога на Умудлю должна быть под контролем. Нестеренко молча выслушал приказ и коротко ответил – Есть.
Это короткий ответ придал уверенности и полковнику.
– Олег, Заура я знаю еще по боям в Лачине, он стойкий парень и мужества ему не занимать. Прошел Афган, тогда под Лачином он командовал ротой спецназа Мудрака. Вот только не пойму, почему оказался в отряде Юры Сулейманова. Сурят, может быть, перекупил его? – задал он риторический вопрос, – но он все-таки остается офицером. С ним сделайте все, чтобы дорога функционировала. Итак, подведем итог, полковник обвел присутствующих взглядом:
– Имеющимся личным составом, – медленно говорил он, глядя на офицеров, – держать оборону на рубеже 12 км не представляется возможным.
Полковник отложил листок, с которого читал донесение, взял со стола пачку сигарет и прикурил. Он курил, выпуская дым колечками, взгляд его устремился в пространство, затуманился.
Присутствующие офицеры не могли представить себе, где сейчас витают его мысли. Память перенесла полковника в далекую Москву, где он учился в академии и где его любимый преподаватель по тактике полковник Ляхов учил его азам мудрости тактики и стратегии побед.
«Война – прекрасное время для крикунов и не слишком удачное для трезвого анализа» – читал Ляхов свою лекцию. Ох, как прав был Ляхов, именно «крикуны в политике» загнали два народа, веками живущие по соседству, в эти окопы. И теперь, одни окружили других в горах Карабаха и решают, как уничтожить их, а окруженные думают, как спастись и выжить. И те и другие решают только одну задачу – убить, уничтожить и никто не понимает, что «крикуны» останутся в стороне и даже на страницах истории не вспомнят о них.
Монотонный голос Ляхова несся из глубины кафедры: – «Цель любой войны – достижение мира, хотя все политики в мире прекрасно понимают, что война– это трагедия, крах, крушение цивилизации. В любой обстановке командир должен оставаться спокойным и уверенным в своем решении. Внезапность атакующих действий можно достичь – сохранением в тайне подхода войск, решительностью нападения, упреждением ударов, умелым использованием условий местности, действуя уверенно и инициативно. Для разгрома противника и достижения победы над врагом необходимо – тщательная организация разведки. Умелое использование преимущества внезапности, избегая шаблонности и инициативы»
– Дорогой ты мой Владимир Алексеевич, где здесь войска, какая может быть организована разведка, когда у тебя нет армии, нет даже тактического подразделения, есть только люди, с оружием в руках и нет у них даже желания побеждать. Просто они хотят, чтобы поскорее все закончилось. Вот этих «воинов» мне нужно спасти, вырвать из этого котла, но как это сделать? Здесь не действуют законы и теории тактики, которые ты старался вразумить нам в своих лекциях.
«Недостаточный резерв внушает – неуверенность. При неясности обстановки важным, а при определенных условиях и единственным средством повышения чувства уверенности является четко сформулированный замысел, соответствующее ему оперативное построение войск и твердая воля к осуществлению принятого решения. Формулируя замысел, командир определяет основную линию своих действий, если даже исходный пункт очень часто и не имеет прочной опоры» – вот, дорогой мой друг, Ляхов, только это мне сейчас и надо.
Полковник теперь понял, почему вдруг всплыла в мыслях именно эта лекция. Он придавил окурок сигареты, которым обжег пальцы, повернувшись к сидящим офицерам, спокойно сказал:
– Исходя из сложившейся обстановки, я принял решение перейти к круговой обороне. С утра начинаем стягивать войска вокруг Атерка. Прошу всех к карте. Полковник достал из командирской сумки сложенную рабочую карту, которую ему еще утром передал капитан Агаев, офицер оперативного отдела бригады.
«Решение – это волевой акт командира. Как в наступлении, так и в обороне целесообразно и необходимо установить, какие действия противника могли бы оказаться наиболее опасными для успешного осуществления замысла», – гласит боевой устав.
В этих условиях только своей железной волей полковник должен был внушить всем командирам веру в успех.
Об общей опасности, которая нависла над окруженными подразделениями он не стал рассказывать, так как прекрасно знал еще по боям в городе Шуше, что в тяжелой обстановке командир никогда не должен делиться своими опасениями с подчиненными, ибо это отрицательно сказывается на их уверенности в силе и авторитете их командира.
Определив задачу каждому офицеру, полковник приказал отдыхать, а сам, взяв фонарик, вышел из машины и направился к ближайшему дому, где разместился начальник тыла бригады.
В подвале разрушенного дома горела переносная лампа, закрепленная на стенке. На середине подвала стоял ящик, на котором оставались остатки холодного ужина – половина луковицы, крошки хлеба и миска с кашей. Полковник оглядел комнату и увидел в углу на соломе спящих людей. Освещая себе путь, он приблизился к ним, и в одном из них узнал заместителя по тылу Юсифа Мирзоева. Он спал, укрывшись рваным солдатским матрацем, подтянув коленки к самому подбородку. Он бормотал что-то во сне, при этом мотал головой из стороны в сторону. Полковник осторожно похлопал его по плечу. Юсиф моментально вскочил, и потянулся за висящим у него на ремне пистолетом.
– Юсиф тихо, это я, – шепотом сказал полковник. Надо поговорить.
Глаза Мирзоева уже привыкли к темноте, и он узнал вошедшего командира.
Он быстро вытащил из-под матраца шапку– ушанку, нахлобучил ее на голову.
Полковник пошел к выходу, приглашая следовать за ним. Они вышли во двор, тишину ночи прорезали далекие отзвуки выстрелов, эхом разносившиеся по горам.
Где-то левее от них, шел бой. Посмотрев в сторону Умудлы, полковник понял, что отряды 123 полка уже вступили в перестрелку с десантом. Надо было торопиться.
– Вот что, Юсиф, слушай меня внимательно и вопросов не задавай. Завтра, продукты не раздавать, скажешь старшинам, что подвезут после обеда, пусть накормят своих солдат имеющимися запасами. Сам соберешь остатки продуктов в мешки и к 10 часам доложишь, что у нас имеется в наличии. Понял?
– Так точно, товарищ полковник. Только это, у старшин уже двое суток как ничего не осталось. Они мне сегодня уже докладывали. А у нас я и так знаю. Хлеба нет, картошки осталось 52 кг, да вермишель 30 кг, есть еще жир. Вот и все. На 350 солдат и офицеров.
– Юсиф, я прошу тебя никому ничего не выдавать. Это приказ.
– Товарищ полковник, голос Мирзоева дрожал, – значит, мы в окружении, да? Продуктов уже пять суток как не подвозят.
– Ты это, брось панику разводить, – полковник повысил голос, – тебе говорят, – продукты не выдавать, все, и точка. Остальное узнаешь потом. В 10 утра ко мне в штабную машину с докладом: – сколько у нас машин, в каком состоянии и сколько на каждом имеется горючего. Ясно?
– Так точно, товарищ полковник.
– А теперь отдыхать.
– Да вот еще что, там Нестеренко докладывал, что в одном из домов в подвале укрылись курсанты, они больные, среди них есть и лейтенант, завтра всех их надо переправить сюда в твой подвал. Прими меры.
Полковник протянул руку Мирзоеву и крепко пожал ее.
– Можно один вопрос, Юсиф не выпускал руку полковника, – там стрельба идет, там Умудлу, скажи по – братски, надежда есть?
– Юсиф, только у мертвых больше не бывает надежд, а мы с тобой еще живы. Он дружески похлопал его по плечу, освещая себе путь фонариком, пошел в сторону штабной машины.
В горах уж занимался рассвет, а здесь в развалинах Атерка, еще стояла темень, вперемешку с густым туманом. Около машины его встретил радист.
– Товарищ полковник, я искал вас, чтобы доложить, что связь с «Седым» (Начальник ГШ) оборвалась. Фаталиев пытался выйти через «Первого», но там тоже нет связи.
– Хорошо, солдат, передайте Фаталиеву, пусть к 10 часам вызовет на совещание всех командиров подразделений и тех, кто их замещает.
Полковник поднялся в штабную машину, где спали офицеры, и хотел прилечь. Но открылось окошко радиста, и заспанный Фаталиев протянул наушники.
– Докладывает «Чапар». Полковник взял протянутую трубку рации и услышал взволнованный голос Алиева.
– «Чайка», я «Чапар», противник ведет интенсивный обстрел высоты 999, танки противника стоят и ведут огонь прямой наводкой, несу потери. Прошу поддержать огнем артиллерии. Я «Чапар», прием.
– Слушай внимательно «Чапар», помощь будет, держаться, высоту не сдавать. С рассветом помогу артиллерией, я «Чайка», как понял, прием?
Полковник на минуту представил себе, что может твориться там, на высоте, где одними автоматами солдаты должны были противостоять огню танков. Но другого выхода не было, нужно было продержаться до рассвета. Приказав Фаталиеву передавать на каждый запрос только такой ответ, полковник достал карту и стал внимательно изучать обстановку, намечая на утро противодействия противнику. Периодически он интересовался обстановкой. Но кроме обстрелов высот, противник активных действий не предпринимал. Он приказал уточнить обстановку у «Камы».
Сонный голос радиста «Камы» сообщил, что майор Мамедов пытался доложить «Чайке», что часть десанта уничтожена, а остальная часть рассеяна по горам. Берег контролируется подразделениями 123 полка. Успокоившись, он сосредоточился на анализе обстановки. Чем больше он изучал карту, проводил различные расчеты, тем больше убеждался в правильности задуманного плана.
От выкуренных сигарет разболелась голова. Боль не позволяла сосредоточиться, в висках стучала кровь, подступала тошнота. Чтобы немного проветриться, он приоткрыл дверь штабного салона. Светало. На горизонте загоралась заря. Холодный горный воздух наполнил легкие, придавал бодрости. Полковник прислушался и сразу не смог понять, что его насторожило.
Тишина – она испугала и оглушила его. Что-то зловещее было в этой тишине. Он спрыгнул на землю, зачерпнул горсть хрустального снега и стал интенсивно тереть лицо, прогоняя сон. Достав из кармана носовой платок, он хотел вытереться, но увидев, в каком он состоянии, отказался от своей затеи. Смахнув капельки воды, повернулся лицом к ветру и закрыл глаза, давая ветру высушить влагу. Легкий морозец, пощипал уши, обхватил петлей шею и проскользнул за воротник куртки. Постояв на ветру, полковник почувствовал, что начинает замерзать. Сделав над собой усилие, он трусцой стал бегать вокруг машины, наполовину занесенной снегом.
– Надо Фаталиеву приказать откопать ее и переместить в другое место, наверняка армяне уже засекли своими пеленгаторами ее и непременно нанесут по ней удар с началом наступления, – пробегая очередной круг вокруг машины, решил он. Постепенно тело стало согреваться, мышцы стряхнули усталость и стали наливаться силой. Он пошел пешком, успокаивая биение сердца и дыхания. Полковник остановился перед дверью, и стал делать приседание. Закончив зарядку, он открыл дверь в салон штабной машины, Взявшись за поручни, он одним ловким прыжком, запрыгнул вовнутрь, где спали Нестеренко и Садиев.
– Давайте просыпайтесь, господа, весело сказал он, обращаясь к офицерам. Те спокойно откинули бушлаты, которым укрывались и одновременно сели на топчаны.
– Что-нибудь новое есть, командир? – спросил Садиев, надевая ботинки. Полковник оставил вопрос без ответа.
– В 10 часов назначено совещание командиров. Надеюсь, они доложат нам реальную картину на своих направлениях, а пока попросим Фаталиева, может он даст нам по стакану чая. Офицеры чтобы привести себя в порядок вышли из машины. Не успел полковник расслабиться и подготовиться к предстоящему совещанию, пришел водитель, с которым полковник и Нестеренко приехали в Атерк.
– Товарищ полковник, разрешите обратиться? – спросил он, приложив руку к головному убору. Весь его вид в течение, каких-то двух дней, изменился до неузнаваемости. Глаза его уже не горели, как прежде, все лицо было перепачкано сажей от костра, наверно, не умывался и не брился в течение последних суток. Бушлат на нем был весь помятый, ботинки на ногах размякли и были в грязи.
– Проходи, садись солдат, и рассказывай. Как живешь – можешь? Тяжела, наверно, жизнь солдата, если она так тебя согнула, – спросил полковник, улыбаясь.
– Товарищ полковник, – начал он робко, – вторые сутки продуктов не дают, вот и сегодня сержант сказал, что со складов ничего не дали. Солдаты в окопах едят только то, что могут отыскать в подвалах разрушенных домов. Вот я и пришел спросить вас, когда мы возвращаемся, а то сил больше нет. Солдат стоял, опустив взгляд и потупившись. Очень хотелось его ободрить, сказать что-то хорошее, но полковник не мог ничего придумать.
– Слушай, рядовой, как тебя вообще зовут?
– Рядовой Кулиев, а что, – не понял тот.
– А зовут то тебя как, рядовой Кулиев? Как отец с матерью тебя называют, можешь сказать?
– Вюсалом зовут.
– Вот что Вюсал, садись вот сюда, – Он указал на топчан рядом с собой.
– Давай поговорим по-мужски. – Ты же хотел фронт посмотреть и себя проверить, так ведь? Ну, вот и проверяй. Можешь ты выдержать или спустя два дня готов бежать отсюда. Ты понимаешь, Вюсал, – полковник медленно подбирал слова, не зная, что можно сказать вот этому простому солдату восемнадцати лет, который впервые воочию увидел войну, – не можем мы пока отсюда уехать, надо помочь товарищам нашим, плохо им без командира, понимаешь? Солдат поднял глаза и прямо посмотрел на полковника.
– Значит, мы будет воевать здесь так? – он сверлил взглядом командира.
– Если так, – не дожидаясь утвердительного ответа, – он продолжил, – то прошу вас, дайте мне автомат и не отправляйте меня от себя. Я ваш водитель, значит, и телохранитель, – в глазах его искрилась решительность, проблеснуло что-то взрослое.
– Хватит мне прятаться по подвалам, дайте мне автомат, – он в упор посмотрел на полковника. Взгляда не отводил, смотрел прямо, отчаянно. Чтобы прекратить тяжелый разговор с солдатом, полковник глубоко вздохнул.
– Вот что, Вюсал, пойдешь сейчас и отыщешь капитана Мирзоева, зам командира по тылу. Скажешь ему, что тебя прислал я. Передай ему, пусть выдаст тебе автомат и пару магазинов к ним. Получишь все, потом идешь к машине, проверишь ее и подготовишь к движению. Если нет бензина, возьми у капитана Мирзоева столько, сколько он сможет выделить. Никуда от нее не отходишь, и чтобы не произошло, даже если вокруг будут рваться снаряды и свистеть пули, никуда не отходишь, без моего личного приказа, или майора Нестеренко. Понятно? – Солдат вытянулся в струнку, рукавом вытер пот, выступивший у него на лбу, и громко сказал:
– Все понял, товарищ полковник, Есть подготовить машину и ждать вашего приказа!
– Иди сынок и будь мужественным, полковник протянул ему руку, крепко пожав, попрощался. Пришли Садиев и Нестеренко.
Майор достал свой полевой мешок и стал в нем копаться. Вынул целлофановый пакет со сменным бельем. Поверх его он положил книгу Стендаля. Потом вынул картонную коробку и повернувшись к полковнику, спросил,
– Вот командир, «НЗ», может, добьем?
– А что, я лично непротив. Наверное, еще с Союза носишь с собой, да майор?
– Так это же тревожный рюкзак, оттуда все и осталось. Вот где он пригодился, – ухмыляясь, заметил Садиев. Кто бы мне сказал, что где-то в Карабахе мне пригодится «НЗ», в жизни бы не поверил. Садиев разорвал коробку и высыпал на стол содержимое. На столе появились банка гречневой каши с мясом, тушенка, галеты, чай и сахар.
– Олег, – обратился полковник к Нестеренко, – сообрази насчет чайку, ладно. Пока все тихо, а то налетят «коршуны» и не дадут позавтракать.
Как только он это произнес, где-то справа грохнул разрыв артснаряда, потом следующий, но уже совсем близко. Разрывы снарядов приближались к штабной машине. Один из них с шипением пролетел в нескольких метрах над штабом и разорвался в метрах в ста дальше. Полковник резко откинул окошко к радистам и крикнул:
– Фаталиев связь с «Чапаром».
– Связи с «Чапаром» нет, товарищ полковник, Фаталиев продолжал вызывать подполковника Алиева.
Еще тогда никто из них не мог предположить, что еще с ночи Алиев вместе со своим отрядом, оставив позиции и не предупредив никого, ушел в горы. Просто предал всех, в первую очередь свою честь и совесть офицера. Но этого никто не знал, и Фаталиев рвал эфир, вызывая «Чапар».
– В окно просунулась трубка рации, – «Чайка» Вас вызывает сержант Абдуллаев. Полковник взял трубку. Взволнованный голос сержанта докладывал:
– «Чайка», хачики перешли в атаку, около батальона атакуют позиции. Справа со стороны села Чапар, нас обстреливают, пришлите помощь.
– «Абдул» я «Чайка» село Чапар захвачен, отходи к поселку Зардахач, помощь будет. Полковник повернулся к Садиеву, тот все понял. Молча взял свой планшет, автомат и повернувшись к полковнику, сказал:
– Ну, что же, я тогда пошел? Грустно посмотрел на разложенные продукты на столе, с минуту постоял, вздохнув c сожалением, пошел на выход, так и не попробовав «НЗ» солдата Советской армии.
– Будь на связи, – полковник поднялся со своего места, – координаты получишь от «Абдулы», в общем, огонь по вызову, остальное ты знаешь. Он протянул руку для прощания, потом вдруг шагнул к майору и обнял его, – а мой позывной «Чайка». Садиев смущенный, переминался с ноги на ногу, ему явно хотелось о чем-то спросить полковника, но он не решался. Потом улыбнулся и сказал:
– Вы извините меня, давно хотел спросить, почему вы взяли себе позывной «Чайка»? Сюда ведь никогда не залетают чайки.
Понимаешь, – полковник улыбался краешком губ, – все думают, что орел или ястреб самые сильные и быстрые птицы, но они ошибаются. Чайка – самая стремительная и быстрая из всех птиц, молниеносный ее наскок и уничтожение своей добычи, с последующим взлетом не оставляет надежды на спасение от ее атаки. В полете, она изящная и грациозная, несущая надежду всем, кто в ней нуждается. И если ты, хоть один раз видел чайку в полете, то ты навсегда останешься ее поклонником. Я полюбил этих птиц, когда служил на Камчатке, вдали от родины, понимаешь меня?
– Но ведь сюда не залетают чайки?
– Вот видишь, теперь залетают, потому что людям здесь нужна надежда и вера, в то, что они вырвутся из этого ада. ступай, тебе надо торопиться.
Садиев, подхватив свою командирскую сумку, открыл дверь штабной машины и спрыгнул в темноту.
– Ты это… Береги себя. Тут тебе не полигон, здесь один на всех экзамен, кто выживет, тот значит, победил, – уже вдогонку успел прокричать полковник. Разрыв мины около машины, заглушил последние его слова. Майор, пригибаясь, побежал на КНП( командно-наблюдательный пункт) артиллерии.
Полковник смотрел ему в след, еще не зная, что он так больше и не встретится с Садиевым на этой грешной земле.
На полке останется недочитанный Стендаль, и майор так и не узнает судьбу героев книги, как и не придется ему попробовать гречневую кашу с мясом из коробки с «НЗ», оставшееся от страны, в армии которой они когда-то служили.
– Фаталиев давай «Умудлу», Мамедова.
– «Умудлу» на связи. Через шум эфира слышался треск автоматных очередей и разрывы мин.
– «Умудлу», я «Чайка», – доложи обстановку кричал полковник, но можно было и не спрашивать. Эфир сам отвечал на этот вопрос. Далекий радист, между разрывами снарядов, докладывал об атаке противника и больших потерях. Просил огня артиллерии.
– Олег давай в Умудлу, – посмотрел он на Нестеренко.
– Пробейся, чего бы не стоило. Дорогу удержать, она наше спасение.
– Все понял, командир. Он быстро собрался и выскочил из машины. Фаталиев, протягивает снова трубку рации:
– Фуад из отряда «Гуртулуш» на связи.
– Что там?
– Они оставили позиции и отходят в горы. Армяне наступают на наш командный пункт.
– Ты это не паникуй, спокойно, давай. Наступают, это еще не значит, что они дойдут сюда.
– Садиева мне. Через минуту, радист дозвонился до КНП майора.
– «Чайка», слушаю вас, я «Передовой»– прием.
– Работаем всеми стволами на направлении Умудлу и Атерк. Надо поддержать огнем. Знаю что тебе там не сладко, так что ты сам, по обстановке, определись, ну насчет прямой наводки. Все понял?
– Все.
– Действую.
Каким-то чутьем, или может быть, по опыту прошедших боев, полковник понимал, что это только начало и противник выбирает направление основного удара, прощупывая оборону войск.
Он весь день управлял боем, ставил задачу, кричал на кого-то, матерился последними словами, а некоторых благодарил за мужество. Наносил обстановку на карту, управлял огнем артиллерии, делал то, что мог делать лучше других, делал свою работу.
Весь день шли бои.
Кое-где армянам удалось потеснить войска и захватить оставленную деревню Чапар. В основном же, войскам удалось отстоять позиции, но все говорило о том, что завтра, максимум через день противник предпримет более мощную атаку и тогда судьба обороняющихся будет зависеть только от их мужества.
Когда стали поступать доклады об отходе противника, полковник бросил карандаш, которым отмечал обстановку, на стол. Вынул сигарету и закурил. Голова гудела, ноги дрожали мелкой дрожью, только теперь он почувствовал, как устал. Сел на кушетку и закрыл глаза. Поднял ноги и поставил их на край стола, чтобы как-то снять с них усталость. Дверь штабной машины открылась, и появился Вюсал.
– Что тебе еще, – полковник не узнал свой голос. За день боя он полностью сорвал его и теперь говорил шепотом, напрягая все голосовые связки.
– Я тут вам чая принес, настоящего. Зам по тылу дал и сказал отнести вам. Вюсал прошел по салону и поставил на стол большой солдатский чайник, весь покрытый черной сажей, рядом положил сверток.
– Тут хлеб и кусочек сахара, вам надо подкрепиться, командир. Солдат смущенно отвернулся.
– Давай Вюсал, вместе попьем чаю, а то, что-то скучно стало, – полковник убрал ноги со стола, и достал из шкафчика две кружки. Голова его раскалывалась от боли.
– Ну, что ты стоишь, давай разливай чаек, а то остынет. Солдат засуетился и чуть не опрокинул чайник. Наполнил кружки, содержимым из чайника и стал разворачивать сверток. Там лежал два кусочка сухарей и несколько маленьких кусков почерневшего сахара. Полковник положил пару кусочков сахара на сухарик и протянул Вюсалу, давай брат наворачивай, еще неизвестно будем мы завтра ужинать или нет.
– Что вы товарищ полковник, солдат отдернул руку, я уже ел. Так что не беспокойтесь, мне не хочется.
– Ты это дружок, брось мне, дают – бери, а бьют-беги, слыхал такую поговорку?
– Так точно, мой отец всегда так говорил, – солдат улыбнулся и взял протянутый сухарь. Подвинул к себе кружку и стал пить чай в прикуску.
Пили молча, солдат почувствовав состояние командира, сидел и хрустел сухариком, не задавая вопросов.
Полковник отпил пол кружки крепкого, как чифирь чая, но он не взбодрил его. Голова раскалывалась. За последние трое суток, беспрерывных боев, он так и не заснул ни разу. Глаза слипались.
– Вот что, Вюсал, ты попей чаю и встань у дверей на входе, никого ко мне не впускать, только если придет Садиев, Я прилягу, отдохну маленько. Ровно через час ты меня разбуди, понял? Только не забудь, ровно через час.
Он отложил кружку и прилег на жесткую кушетку, но не уснул, а через окошко штабного кунга, стал смотреть в темноту, ничего не видя. Вюсал, аккуратно выбрался из-за стола, стараясь не шуметь, вышел из штаба.
Было холодно и грустно. Вспомнился дом в деревне Чуханлы, где жили всей семьей, пока не уехали в далекий Казахстан к отцу. Сейчас там жила старшая сестра, много родных и близких ему людей. Его вдруг потянуло к ним с такой силой, что полковник чуть не завыл волком от тоски. Через окно штабной машины было видно, как ночь натягивала на горы свое черное одеяло и зажигала звезды на небе. На высоком, очищенном небе ходил в дозоре молодой месяц. Со стороны гор тянулись вереницы облаков, которые то закрывали собой месяц, то позволяли ему посмотреть на землю, где люди с ожесточением уничтожали друг друга, забыв про заповеди ВСЕВЫШНЕГО.
Молодой месяц стоял, как раз в той стороне, где находилась родная деревня.
Полковник не заметил, как задремал. Ему снилось, что вот он встал и тихонько пошел прямо на месяц. Его ноги скользили по камням, он пробирался сквозь снега и трущобы, ветки хлестали его по лицу, но сила тянувшая его домой, была настолько велика, что встань на его пути хоть десяток, хоть сотня врагов он и их бы одолел. Что-то жуткое послышалось ему позади его, и он, собрав всю свою волю, тяжело повернул голову. В темноте стояли люди и грозили ему оружием, они кричали и грозили ему, но звука он не слышал, а только видел горящие ненавистью глаза. Он страшно испугался, заметался, ноги прилипли к черной земле, он не мог, оторвать их. Собрав всю свою волю, полковник метался из стороны в сторону, вырываясь из трясины. Ему показалось, что трясина поддалась, и ноги стали послушными. Что-то сильно ударило его по лицу, он очнулся. Рядом стоял Вюсал, его водитель.
– Что с вами, товарищ полковник, – смотрел он испуганными глазами. Вы так кричали во сне, что страшно стало.
– Ты прости меня солдат, и во сне иногда бывает страшнее, чем на этой грешной земле.
Полковник встал, накинул бушлат и вышел на улицу. Зачерпнул горсть холодного снега, стал растирать лицо, лоб, прогоняя остатки видений. Постояв на холоде, пока дрожь не стала трясти все тело, вернулся в штабную машину и до самого утра колдовал над картой, прикидывая рубежи и позиции, куда должны были стягиваться войска.
Ночь прошла относительно спокойно, если можно так считать. Противник по всему периметру войск вел разведку и обстреливал господствующие высоты. Попытка захватить плацдарм на побережье Сарсангского водохранилища не увенчалась успехом. И он перенес основные усилия на правый фланг обороны на населенный пункт Зардахач.
Закончив работу над картой, полковник вышел на воздух, подышать. Просветлели вершины гор, только над Сарсангом еще держалась влажная темнота. Он прислушался к тишине, но страха не почувствовал. За годы войны он настолько боялся тишины, что стоило ему услышать ее, как он начинал нервничать и не находил себе места. На память пришла любимая песня старшего брата Эльхана, который после успешных боев на Агдамском направлении, был назначен заместителем командира первого корпуса и воевал где-то на другом фронте. Часто после боев в Агдаме они собирались в его штабе, выпивали по стопке коньячного спирта, вспоминали детей, родных, а потом, когда хмель брала свое, то брат всегда затягивал одну и ту же свою любимую песню.