Эльбрус Иззят оглы Оруджев
Карабах – горы зовут нас
Годами выработанная привычка, сохранять спокойствие при любой обстановке, спящая до этого времени, вернулась. Он постучал по клавише, услышал характерное шипение рации.
– Всех командиром ко мне, – твердым голосом полковник отдал распоряжение, чувствуя, как просыпается в нем решительность и хладнокровье.
В кабинете стояли, срочно вызванные Джахангиров, Тофик Огуз и Фахратдин Сафаров. Полковник стоял у окна и не отвечал на приветствия офицеров. Его слух в этом момент был сосредоточен на разрывах снарядов, доносившихся с центра города. На стенах противоположного здания отражались языки пламени, охваченных пожарами домов. Он медленно перевел взгляд на настенные часы. Шел третий час ночи.
Полковник повернулся к командирам, в глазах его не было ни гнева, ни горя.
Первым не выдержал Сафаров: – Товарищ полковник, город горит, пока бежал к вам, видел, что обстрел ведется с нескольких направлений. Значит, правду вы говорили, пошли все-таки эти сволочи в наступление.
– Пока не пошли, только пристреливаются. Идет огневая подготовка атаки, так что слушайте приказ:
– Поднять все войска по тревоге, занять оборону по направлениям. Тофик, ты с Сафаровым отвечаете за оборону «Нижней Заправки» и Тар-цех. Джахангиров, выезжаешь в батальон Эльчина Мамедова и поставишь ему задачу:
– Удержать дорогу на Лачин, не допустить, захвата высот Беюк Кирс. Держаться до последнего патрона. На «Нижнюю Заправку» пришлешь один танк и БМП, для огневой поддержки батальонов Сафарова и Гамбарова. Потом поезжай к Наилю Казимову – его «бандитов» пошлешь на посты в Набиляр, и пусть ценой жизни удержат позиции.
Без стука в кабинет ворвался начальник разведки батальона, Рустамов.
– Армяне бомбят Халфяли, Гайбалы, Набиляр в горах над Косаларами видны пожарища, там уже два часа идет бой, оттуда только что прибыл посыльный от Фазили.
– Сам я, – полковник обвел присутствующих внимательным взглядом, – выезжаю на Косаларское направление, – возьму с собой гранатометчиков из Сумгаитского батальона и Гридасова с минометной батареей. Надо любой ценой остановить наступление армян, чтобы они не смогли окружить нас, тогда город можно будет удержать. Полковник повернулся к разведчику:
– Рустамов, возьми свой разведывательный взвод, Гридасовских минометчиков в машину, едим в Косалар, там мы нужнее.
Командир взвода разведки батальона только теперь, увидел собравшихся командиров, ему стало неловко за свою несдержанность и панику. Комбриг держал нити событий в руках и его спокойный голос придал ему уверенность.
– Есть, – только сказал разведчик и стремглав выскочил за дверь.
Полковник подошел к офицерам и стал прощаться с ними. Вдруг, какая-то неведомая сила толкнула его к Тофику Огуз. Он крепко обнял его.
– Я надеюсь на тебя, брат, – тихо сказал он ему на ухо. Тогда полковник еще не знал, да и не мог знать, что это последняя их встреча. Через каких-то пару часов Тофик Огуз погибнет и останется в памяти полковника, в чистом камуфляже, надетым на сверкающую белизной рубашку, воротник его будет стягивать красивый галстук.
Вопросы есть? – нет, тогда АЛЛАХ АКБАР. Он перевел дыхание, – берегите себя, мужики, бой будет долгим и жарким.
Все заспешили исполнять последние приказания комбрига. Когда закрылась за ними дверь, он снял с вешалки армейский бушлат, автомат и нагрудник. Стал одеваться. С улицы доносились команды офицеров, торопящие своих солдат.
Закинув автомат на плечо, подхватив вещевой мешок с несколькими запасными магазинами, полковник вышел на улицу.
Разрывы снарядов доносились со стороны, где находился штаб батальона Эльчина Мамедова, куда поехал Джахангиров, передать приказ.
– Лишь бы Магеррам успел довести распоряжение, – подумал полковник, садясь в машину.
– В Косалар, – только успел он сказать, как водитель рванул машину с места так, что пришлось схватиться за поручни, дабы удержаться на сидении. В центре города горела пятиэтажка, люди в ужасе выскакивали на улицу, держа полураздетых детей на руках. Кто-то выносил вещи, кто-то пытался оттащить женщин, рвущихся в дом. По дороге на «Нижнюю заправку» бежали вооруженные люди. Впереди всех полковник заметил Фахраддина с ручным пулеметом.
На войне люди нередко подвержены случайностям, вот и сейчас водитель свернул не на ту улицу, и им пришлось делать круг, чтобы выехать на косаларскую дорогу. То ли ошибка водителя, или чистая случайность спасла их. Огневой залп, выпущенный из сорокаствольного «Града», накрыл именно ту дорогу, ведущую на «Верхнюю Заправку», по которой они должны были выехать из города. Темная майская ночь укрыла их от смертельной опасности, запутала в узких улочках, пока снаряды перепахивали косаларскую дорогу. Полковник торопил водителя, заставляя выжимать из двигателя все его «лошадиные силы».
Стрелка температуры воды на панели приборного щитка, зашкалила за красную черту. Водитель, показывая на нее, говоря, что сейчас заклинит мотор, но полковник не обращал на это внимание и только неустанно повторял.
– Скорей, дорогой, скорей, там люди гибнут, понимаешь, – кричал он на водителя. Рой трассирующих пуль, бороздя ночное пространство и свечой улетая ввысь, указывали на то, что бой за деревню Косалар в самом разгаре.
Вот и последний спуск, а там уже недалеко, подумал полковник.
Навстречу им из леса шли люди. Притормозив у дороги, он выскочил из машины, чтобы узнать, куда это бредут люди. Впереди всех шел староста села, вот к нему и подошел полковник,
– Почему уходите, почему не деретесь за свою деревню, – на ломанном азербайджанском языке допытывался он, смешивая слова с отборным русским матом. Старик, посмотрел на него и, не скрывая злости, сказал,
– С кем воевать, вот с этими несчастными женщинами, да? Где твоя армия, почему не пришли на помощь, когда вас об этом просили. А теперь армяне заняли нашу деревню и жгут ее, как сожгли Ходжалы.
– Где Ашраф Фазили, что стало с его отрядом, – спросил полковник у старика, но тот только махал куда-то в сторону и проклинал всех и вся. Понимая всю бесполезность расспросов, он оставил старика в покое.
– Смотрите люди, как надо умирать за Родину, – закричал полковник, подняв автомат над головой. Повернувшись к прибывшим с ним солдатам, которые спешивались из машины, скомандовал:
– Бойцы мои, покажем теперь, как надо воевать. Прошу вас, запомните только одно, в атаке нигде не останавливаться, все, кто перед вами это враги. Вон там за селом высота, видите? – встречаемся там. За мной, мои орлы – он упер автомат в плечо, досылая патрон в патронник, а потом побежал вперед, увлекая солдат в атаку.
Перед глазами мелькали черные бушлаты, свистели пули, но полковник не обращал на это внимание. Его злость, и ненависть гнала его вперед, только вперед. Грудь разрывалась от нехватки воздуха. Голова гудела, соленый пот жег глаза, струей катился по его лицу, но он не замечал этого. Ударная волна гранаты в одно мгновение подхватила его, и бросила на землю. Полковник сильно ударился локтем об камень. Боль вернула его в реальность. Не поднимая головы, он стал осматриваться. В трех шагах левее его лежал на спине Тябрик и перезаряжал автомат. Дальше за камнями мелькнули еще несколько бойцов. Переведя дыхание, он отстегнул магазин автомата и посмотрел на него. В обойме был только один патрон. Перевернувшись на спину, он достал новый магазин и зарядил оружие. Из подсумка, висевшего у него на ремне, вытащил обоймы, все четыре были пусты. Когда он успел использовать? Когда перезаряжал? – он не мог припомнить. Посмотрел во второй подсумок, в котором, оставался еще один полный рожок. Семь из восьми магазинов были пусты.
Полковник по-пластунски пополз вперед, где в пяти метрах, торчал большой валун. Заняв позицию, хотел выглянуть, как в это мгновение, очередь пуль, рикошетом, высекая искры из камня, веером взвыли в небо. Полковник сделал перекат, затаился.
Громкое «АЛЛАХ АКБАР» подхватила его, и он стремительно рванулся вперед. Бежал зигзагами, выискивая темные бушлаты и посылая в них короткие очереди. Добежав до высоты, он снова залег. Стрельба постепенно стихала. Сквозь пелену на глазах, он заметил, как к нему приближается Ашраф Фазили. Он был без бушлата, в одной мокрой гимнастерке. От нее шел пар, не смотря на утреннюю прохладу и снег, лежащий в ложбинках и на вершинах гор. Ашраф пригибаясь, подбежал к полковнику и лег рядом. Соленые бороздки на лице и пена у рта, говорили сами за себя, он весь был еще там в бою.
– Спасибо, командир, вовремя вы, – задыхаясь от быстрого бега, вымолвил он. Выбили хачиков из деревни. Теперь они ее не возьмут, – зло сказал Ашраф, ставя автомат на предохранитель, чтобы ненароком не выстрелить. Рядом с ними через каждые пять шесть метров, подбегали и ложились бойцы, такие же измученные и раздетые, но довольные проделанной работой. Они осматривались, шутили друг над другом, вспоминая бой. Это была их первая победа над врагом, над страхом .
Командиры отделений выкрикивали имена солдат, чтобы проверить, кого с ними нет, кто отстал. В то же время вселяли в сердца солдат уверенность, что они не одни. Солдаты подбадривали друг друга, перекликаясь.
Враг отходил на свои прежние позиции. С высоты Косаларских гор отчетливо было видно, как горит Шуша. Полковник встал, поправил ремень на бушлате. Позвав с собой командира батальона, стал спускаться к школе, которая осталась далеко внизу.
– Мне надо возвращаться туда, – полковник показал на горящий город, а ты Ашраф, должен вернуть оставленные посты и закрепиться на них. Жди вторую атаку.
Навстречу им шли Гридасов в сопровождении нескольких сельчан. В одном из них полковник узнал, своего знакомого, которого он материл утром. За Гридасовым шли солдаты батареи, они на плечах несли подносы минометов, стволы и снаряды.
– Перемещаю батарею на новые позиции, командир, – подойдя, доложил Гридасов.
– Всыпали мы им, однако, по самое это, ты понимаешь, не могу, – улыбался артиллерист. Вся деревня в трупах, вот они, – он повернулся к старикам, лучше знают.
«Крестный», которому досталось порция мата утром, подошел к полковнику и молча поклонился ему.
– Спасибо сынок, за помощь, да хранит тебя АЛЛАХ, – из глаз старика катились слезы. Полковник подошел к нему и крепко обнял старика:
– Ну, что ты отец, все же хорошо. Вы помогите вот ему, – полковник показал на Ашрафа, обращаясь к старику – собрать раненых и погибших, а мне надо ехать в Шушу.
Полковник попрощался с командиром и, в сопровождении Тябрика, пошел по деревне. Жители вытаскивали трупы армянских солдат из своих дворов и складывали их прямо на дорогу.
У крайней избы они увидели свою машину, от которой отделился Хамбала и побежал им навстречу. Он с разбега обнял комбрига, потом засмущался и бросился приветствовать Тябрика.
– Машина где?
– Здесь командир, все нормально.
– Тогда давай седлай своего «коня» и едим в Шушу, теперь мы там нужнее, чем здесь.
Каждый раз, когда машина поднималась на гору, было видно, как с нескольких направлений идет массированный артобстрел города, который продолжался уже около 6-ти часов.
Перед Халфалинским мостом машину остановили беженцы с горных селений. Среди них было много полицейских. Стало понятно, что посты на Гайбалы и Халфяли сданы и люди отходят в направление села Ширлан. Выйдя из машины, стали осматривать дорогу на Шушу, которая обстреливалась из БМП-2, не позволяя никому подняться наверх.
– Командир, – к нему подошел подполковник полиции, которого он пару дней назад видел на постах:
– По этой дороге очень опасно ехать, уже сожгли пару машин, которые хотели спуститься из города. Подъем очень крутой, подобьют вас.
– Время не терпит, надо мне туда, так что отойди подполковник – скомандовал он, и сев в машину сказал:
– Ну что мужики, «Двум смертям не бывать, одной не миновать», – так что, вперед.
Бывают виртуозы игры на таре или сазе, есть мастера танцев, а есть такие водители, как Хамбала. Он был водителем от бога. На подъем 25 градусов, под непрерывным огнем противника вел машину, как настоящий гонщик на ралли. Его руки переключающие передачи и ноги на педалях, работали так синхронно, что создавалось впечатление, будто сидит он в тренажерном зале, где-то в автошколе и шлифует свое мастерство, а не уклоняет машину от разрывных снарядов, выворачивающих огромные камни из нависающей над дорогой скалы. Вцепившись в поручни, полковник и Тябрик молились на своего спасителя, в лице Хамбалы и он, не подвел.
Его машина как стрела выскочила на «Верхнюю Заправку» под спасительную гору. Резко вывернув руль, он остановил УАЗ. Только сейчас, Хамбала дал волю своим нервам. Он выскочил на асфальт, упал на колени и трижды поцеловал землю. Потом вскинув руки к небу взмолился;
– ВЕЛИКИЙ АЛЛАХ, спасибо тебе что не оставил пятерых моих девочек сиротами.
Со стороны «Нижней Заправки» отходили солдаты из батальонов Эльчина Мамедова, Сафарова и Рамиза Гамбарова. Многие солдаты были ранены. Повязки на ранах были сделаны наспех неумелой рукой. Лица у них были черные от копоти и гари. Видно было, что им пришлось многое пережить. Увидев командира, солдаты останавливались и молча садились на асфальт. Из толпы к полковнику вышел лейтенант из спецназа.
– Командир взвода разведки лейтенант Рагимов, – представился офицер.
– Можешь доложить обстановку? – спросил его полковник.
– Нас подняли по тревоге и приказали выехать с танком на заправку поддержать огнем обороняющиеся батальоны. Артобстрел продолжался до 6 часов утра, потом, – он перевел дыхание, было видно, как тяжело ему стоять на ногах, но лейтенант усилием воли держался.
– Потом, после чего около тысячи солдат противника, при поддержке 40 единиц бронетехники 366-го российского полка, переданного ранее армянам, перешли в наступление. Наводчик орудия танка Альберт Агарунов успел подбить три штуки, но и сам погиб. Без танка пришлось тяжело, пока искали новый экипаж. Потом погиб комбат Тофик Огуз, почти все командиры взводов и рот. Армяне обошли нас и захватили «Тар-цех». Лейтенант замолчал.
А в это время через их голову с шипением проносились зажигательные снаряды реактивных систем. Гулко ухали разрывы снарядов большой мощности в глубине города. Угарный дым от пожаров в городе слезил глаза. Пока лейтенант собирался с мыслями, полковник внимательно всматривался туда вниз, откуда поднимались солдаты.
– Сейчас они подтягивают резервы, – лейтенант не выдержал усталости и опустился на землю. Со стороны нижней заправки, петляя, и увертываясь от разрывов, в город поднималась машина-водовоз. Она подъехала к посту, из нее выскочил солдат из отряда Рамиза, – командир, командир, – бежал он к полковнику, – армяне колонной идут на Шушу. Впереди на БМП торчит их флаг.
Решение созрело.
– Собирайте отходящих бойцов здесь и ждите меня, – приказал полковник лейтенанту, а сам, вскочив в свою машину, рванул в свой штаб, где должна была ждать резервная рота.
– Контратаковать, атаковать пока противник не закрепился, – стучало у нее в голове.
В лагере Хырдаланская рота, в полной боевой готовности сидела под деревьями, и ждала команды.
Спрыгнув с машины, он приказал собраться всем бойцам, построил их, и во главе отряда, бегом побежали к высоте, где укрывались отходящие с передовой солдаты. На ходу полковник, объяснял командирам как действовать. Разделившись на две группы, развернулись в цепь, пошли в атаку.
Увидев атакующих бойцов, лейтенант Рагимов подал команду собравшимся на «Верхней заправке» солдатам, и они, соединившись с полковником, лавиной устремились в атаку. Группы сходу выбили армян из строений. где производились старинный азербайджанский инструмент – тар. Взяли высоту с артиллерийским орудием и овладели автобазой.
У «Тар – цеха» к полковнику пробился Сафаров с ручным пулеметом с ним подошел и Ислам. Они были возбуждены после боя. Сафаров подбежал к полковнику обнял его.
– А нам сказали, что вы погибли в горах. Слезы брызнули у него из глаз. Тофик Огуз погиб еще утром, когда отбивались. Как вовремя вы привели помощь, теперь мы сами управимся. А вам надо к тюрьме там Джахангиров, командует. Бойцы говорят, что армяне взяли тюрьму и всех находящихся там зеков.
С минуту постояв, полковник рванул назад. Тюрьма была самой высокой точкой над крепостью, потеря ее грозила катастрофой для города. Все городские дороги были запружены гражданскими людьми, которые из горящих домов пытались уйти в леса Иса-Булуга.
Артиллерия армян била по дорогам, видя, что по ним идут беженцы. Вот одна группа жителей укрылась от осколков на автобусной остановке. Разрыв снаряда, заставил и Хамбалу резко вывернуть машину к домам, и тут произошло то, чего больше всего боялся полковник, видя, что жители укрываются на остановке. Реактивный снаряд армянской артиллерии угодил прямо в остановку, где прятались старики и женщины. Секунда и в разные стороны полетели человеческие останки. Рядом с машиной упал полуобгоревший труп маленького мальчика. Полковник рванулся к нему на помощь, но разрыв другого снаряда прижал его к земле, он делал усилие подняться, но чьи-то руки прижимали его к земле. Злость перехватила дыхание. Он попытался вырваться из цепких тисков, что держали его, и открыл глаза. Над ним склонились несколько врачей в белых халатах. Двое из них крепко держали его руки, не позволяя вырваться. Провода были сорваны и болтались вокруг него.
– Тихо, тихо, успокойтесь, – милый женский голос, постепенно возвращал его в реальность. Полковник медленно оглядывал всех вокруг стоящих людей вспоминая, где он и, что с ним. Дыхание его успокоилось, он обмяк. Медсестра в высоком колпаке сделала ему укол.
Врачи отпустили его. Знакомый «очкарик» склонился над полковником,
– Ну, что вояка, все хорошо? – улыбаясь, спросил «очкарик». Его улыбка и мягкий голос окончательно успокоили полковника.
– Я в норме, доктор, так что все в порядке.
Врачи засуетились, подключая его к аппаратуре.
– После перевязки, подготовьте его к переводу в корпус летной экспертизы, – отдал распоряжение «очкарик» и удалился. Врачи и медсестры колдовали над ним еще около получаса, а потом все удалились, оставив у койки молоденькую сестричку, наверное, стажерку из мединститута. С начала полковник молчал, представляя профессионалам делать свое дело, а потом стал подшучивать над ними, когда они, как ему показалось, уж слишком часто просили прощение, прежде чем сделать укол или поправить подушку.
За свои тридцать шесть лет он не часто попадал в госпиталь и больницы. Учась в военных училищах, был одним из ведущих спортсменов, как в Суворовском училище, так и в танковом. По многим видам спорта имел высокие разряды, а по военному офицерскому многоборью получил даже звание «Мастера спорта СССР». Спорт давал не только здоровье, но и помогал стойко переносить тяготы службы в самых суровых условиях на Урале и Камчатке, где девять месяцев в году метели и беснуются океанские шторма над полуостровом. Его натренированное тело, привыкшее к разным трудностям и болям, сейчас было ослаблено ранением. Он из последних сил боролся с недугом, который, как паутина опутывал все тело, превращая его в один комок боли. Медсестра взглянуло на часы, висящие на стенке, потом, подвинув журнал, обратилась к нему:
– Сейчас сделаем вам укольчик, ладно, – проворковала она тонким голосочком, будто уговаривая. Она протерла руку тампончиком смоченным в спирте и осторожно ввела иглу. Боли он почти не чувствовал, погруженный в свои раздумья. Полковник взглянул на медсестру, улыбнулся, подбадривая ее, медленно закрыл глаза. Его душа наполнилась теплотой и благодатью. Дыхание выровнялось, он спокойно уснул.
Глава шестая
Солдаты седеют рано
…Снег на висках ветеранов войны
Снег пережитого, снег седины
(слова из песни)
В деревню, где жила сестра Агигат, полковник приехал глубокой ночью. Семья ее уже давно спала. Домочадцы не знали, да и не могли знать, что вырвавшись из Карабахского ада, он первым делом заехал к ним, чтобы как-то обдумать, оценить факты и все, что с ним произошло за последние пару месяцев. Полковник стоял перед большими железными воротами, не решаясь постучать по водяной трубе камешком, такой был здесь своеобразный звонок. Он не хотел нарушить покой старика, свекра сестры, которому было уже за восемьдесят лет. Аксакал спал очень чутко, и просыпался при всяком шорохе во дворе их большого дома.
Да и малолетних детей сестры не хотелось будить, которые, конечно, будут донимать его расспросами, не до этого ему сейчас было.
Полковник стоял в раздумье. Он посмотрел на часы, шел третий час ночи. Достал сигарету, закурил.
Водитель Хамбала, выключив двигатель «Нивы», сидел, молча, наблюдая за своим командиром, прекрасно понимая его состояние. Вот уже полгода, как он служил водителем комбрига и, конечно, уже успел изучить его тяжелый характер.
Комбриг мог часами сидеть в кабине и не проронить ни одного слова, раздумывая только ему одному известных деталях и событий.
Порой, передвигаясь вдоль линии фронта, он читал книги и инструкции, наставления по военному делу. Делая пометки в своем блокноте, он запрашивал по рации кого-то, отдавал поручения, решая сотни проблем, стоящих перед ним, как перед командиром, которому поручено, и формировать часть, и одновременно противостоять коварному противнику. Он мог, как бы дремать всю дальнюю дорогу, но как только оставалось несколько метров до назначенного пункта, спокойно открывал глаз, будто всю дорогу наблюдал за движением.
– Может подождать в машине, – подумал полковник, зная, что муж сестры, Видади встает очень рано, как обычно, в половине четвертого и начинает заниматься хозяйством. Зять, как многие деревенские жители, ложился спать с наступлением сумерек и просыпался с первыми криками петухов. Носком ботинка он аккуратно придавил окурок, повернулся и уже хотел вернуться в машину, как дверь в воротах тихо отворилась, и в проеме показалась его любимая сестра.
– Я так и знала, чуяло мое сердце, – тихо произнесла она,
– я не спала, а как только задремала, вдруг привиделось, что ты стоишь перед воротами, – она крепко обняла брата, поцеловала его. Слезы ручьем скатывались по ее широкому лицу, но она не смахивала их, а продолжала причитать и молиться, не выпуская из объятий своего среднего брата. Сердце защемило, предательский комок подкатил к горлу, но он усилием воли сдержался, чтобы вместе с ней не зарыдать и не здесь же излить свою душу дорогому человеку.
– А где Видади? – чтобы как-то скрыть свои чувства и волнение, спросил он.
– В Баку уехал, обещал сегодня вернуться. Ты один или с ребятами, – она посмотрела через его плечо.
– Водитель только.
Она отстранилась от брата, стала открывать ворота во двор. Обняв за плечи сестру, он нежно отвел ее в сторону, сам вытащил стопора и тихонько распахнул створки, стараясь не разбудить соседей и тех, кто спал дома. Водитель выскочил из машины и стал помогать ему.
– Вы заведите машину во двор, а я пойду, посмотрю баню, вода там должна быть горячей еще, да приготовлю вам поесть. Есть -то хотите? Прости меня АЛЛАХ, чего это я спрашиваю, будто не знаю. Вы прикройте ворота и идите в сад, там есть рукомойник, можете помыть руки. Она заспешила, засуетилась.
Полковник прошелся по двору, сплошь увитый лозами винограда. Все лето перед домом, благодаря этому природному навесу, стояла тень, спасая обитателей от жгучих лучей Муганского солнца. В центре двора стоял огромный, сколоченный из грубых досок, стол. Он присел на скамейку.
Водитель Хамбала заехал во двор. Выключил двигатель. Достал из багажника и принес выгоревший, потертый офицерский вещевой мешок, где хранились умывальные принадлежности. Он развязал его и выложил на стол огрызок мыла, солдатское полотенце и станок для бритья. Потом вернулся к машине и принес сапожную щетку и крем. Он делал это молча, не спеша.
Молчал и полковник, устремив свой взгляд на далекое звездное небо. Еще в детстве, когда он вместе с деревенскими пацанами, ходил в ночное пасти лошадей, то отпустив коня, ложился на согретую летним зноем землю и часами любовался переливами лучезарных звезд. Представлял себе, как он вырастет, станет космонавтом и полетит к ним, чтоб дотронуться рукой и погладить их холодные грани. Улыбка тронула краюшки, обветренных губ. Мечта осталась мечтой, а звезды и сейчас так же манили его, как и в далеком детстве.
После поражения в боях за Шушу и Лачин, после пережитого в Кубатлах его уже ничего не радовало. Ни яркий восход солнца, когда лес и горы сверкают зеленью, ни приятная влажная тень под густыми ветвями бука в горячий полдень, когда смолкает пение птиц и только стрекочут неугомонные стрекозы, ни тихие лунные ночи, ни запах родного дома, остро волнующий любого, кто долго жил на чужбине.
Радость жизни исчезла, полковник не знал, что будет завтра, и боялся этого завтра.
Усталость так навалилась на него и давила, что он не в силах был бороться с ней, опустил голову на руки и мгновенно заснул. Сквозь сон он почувствовал, что кто-то приблизился к нему. Тело мгновенно напряглось, каждый мускул пришел в движение. Его рука автоматически опустилась вниз и нащупала ствол автомата, который он прислонил к ножке стола.
Полковник открыл глаза. Рядом стоял старик, хозяин дома, отец зятя и свекор сестры. Он, как всегда, опирался на свой посох, такой же старый и высохший, как и сам старик.
– Салам – алейкум, аксакал, – произнес полковник, вставая и протягивая руку старику. Тот прищурил свои старческие глаза, приглядываясь.
– Это ты, что ли? – в свою очередь спросил старик, не отвечая на приветствие. Услышав ответ, он одной рукой притянул полковника к себе, обнял и поцеловал.
– Может, присядем, аксакал, а то в ногах правды нет, – как можно весело сказал полковник, указывая на скамейку. Старик кончиком клюки отодвинул скамейку, шаркая ногами, подошел, присел на краюшек. Уперев клюку в землю, он положил на нее обе руки, сквозь прищуренные глаза внимательно стал разглядывать пришельца.
Много раз, когда полковник был еще курсантом военного училища, да и потом, когда служил уже офицером и приезжал в гости к сестре, он каждый раз привозил старику красивую трость. Но старик, сердечно поблагодарив его за подарок, пару дней ходил с ней по деревне, демонстрируя дорогой подарок гостя, но потом все равно брал на прогулки свою клюку, вырезанную из старого ствола гранатового дерева.
– Ты надолго к нам или проездом?– спросил старик, рассматривая автомат, лежащий на столе.
– Можно сказать проездом, – усмехнулся полковник.
– А что это у тебя ружье такое маленькое, да и ствола у него нет?– Старик явно хотел завязать разговор.
– Я слышал, что ты, какой-то большой бригадир, там на войне. По телевизору часто про тебя говорят, а ружье у тебя такое маленькое! Что не можешь себе хорошее достать, солидное? Вот я помню, когда армяне в 1915 году напали на азербайджанцев в Баку и потом пошли на Сальяны, к нам на помощь пришли турки. Так у них были такие большие ружья, что приклады доставали до земли, а у их командира Анвяр-паши, на боку висел огромный пистолет, на который все смотреть боялись, а у твоего ружья даже дула и того нет! Как же ты командовать будешь с таким ружьем?
Слова старика вызвали улыбку на почерневшем лице полковника, но он не стал отвечать, зная, что тому, как истинному хозяину, очень хочется разговорить гостя своего дома. Да и про армян, учинивших бойню в Баку и пригородах, полковник слышал от старика раз сто не меньше. Подошла сестра.
– Ты что, киши, проснулся? Дай ребятам отдохнуть с дороги, тебе что, ты можешь и день проспать, а им надо отдохнуть. Дела, то у них военные, – сестра говорила без злости. А сама тем временем расставляла на столе тарелки, соления, хлеб. Прошла во двор, нарвала свежей зелени, помыв под рукомойником, положила на середину стола. Двери веранды открылись, на пороге появился заспанный мальчуган, лет десяти. Это был сын сестры, услышав возню во дворе, он проснулся, так как спал не в доме, а на полу веранды, как и все мужское население деревни.
– Что, дядя приехал, да? – обращаясь к матери, спросил мальчишка, подтягивая большие семейные трусы, которые спадали с его пухлого живота. Он был крупного телосложения, не по годам высокий и упитанный мальчуган.
– Ты чего это в трусах вышел, поганец, не стыдно тебе перед дядей так стоять? Ну-ка бегом в дом, простынешь! – сестра заставила его вернуться в дом, не дав удовлетворить детское любопытство. Пошла за ним и через минуту вынесла сменное белье для брата, положила на скамейку. В ее доме всегда хранилась одежда на всех братьев, которые могли приехать в любое время дня и ночи. На такие случаи она держала в доме их сменное белье, рубашки, штаны и свитера, в общем, все необходимое, чтобы братья могли с дороги принять душ и переодеться.
– Ты пойди, ополоснись, пока я буду готовить, – обращаясь к брату, сказала она. Полковник, захватив белье, молча встал и пошел за дом, где находилась баня. Проходя мимо водителя, он отдал тому автомат, и тихо сказал:
– Проверь машину, покушаем, отдых два часа и сразу уезжаем, – тот кивнул в знак понимания. Как бы тихо не говорил полковник, но сестра, проходя мимо, услышала последние его слова.
– Ты что не останешься? Посмотри, на кого ты похож, еле на ногах стоишь, давай иди, мойся, а потом решишь, что делать.
Он не стал спорить с сестрой, повернулся и пошел в сад.
Горячие струи душа, первые за последние два месяца, смывая грязь и пот, не принесли облегчения, а наоборот еще больше пробудили усталость. Полковник долго мылился, грубой домашней теркой смывал карабахскую пыль, но удовольствия от бани не получал. В деревне не строили бани, с отдельными отсеками, где можно было бы попариться и пройтись хорошим березовым веничком по телу, как в русских или финских банях. Здесь на строении ставили большой бак для воды, который летом нагревался от солнца, а зимой горячая вода подавалась из титана. Переодевшись и оставив свой камуфляж в бадье для грязного белья, по опыту зная, что сестра обязательно возьмет его и постирает, он вышел из бани и присел на сваленное рядом высохшее айвовое дерево, закурил. С каждым глотком едкого дыма, память возвращала его туда, где остались его дорогие бойцы, помогавшие вывести мирных жителей из осажденных деревень Карабаха. Вспомнились последние минуты боев за город Шуше, отступление и бои на подступах к Лачину, за перевал Сары-Баба.
Он на время забыл, где находится, но сигарета обожгла пальцы его рук, вернув в реальность. Полковник поднялся, аккуратно затушил окурок и пошел к столу, на котором сестра расставила все, что могла найти у себя в холодильнике, успев разогреть остатки вечернего ужина своей семьи. Водитель сидел за столом и пил чай, беседуя со стариком. Увидев командира, он хотел привстать, но старик придержал его.