Эльбрус Иззят оглы Оруджев
Карабах – горы зовут нас
До Косалар, как указывала карта, оставалось километров семь, это если по прямой, а так по лесной дороге, которая шла серпантином по склону хребта, не больше 10 километров. Увиденная красота, внесла немного радости и облегчения. При въезде в село, у обочины стоял старый «УАЗ», вокруг которого слонялись вооруженные люди.
– Вот вам и эскорт, мой дорогой друг, – Магеррам не смог скрыть своего сарказма. Сам Фазили Ашраф выехал тебя встречать.
– Кстати, как они узнали, что мы приедем именно сегодня?– задал риторический вопрос полковник.
– В этом то и дело. Здесь все поставлено на службу главе исполнительной власти. Как только мы выехали из своего лагеря, так каждый человек, кто встретился нам на пути, тут же докладывает начальнику полиции, а тот уже Бахманову.
– Ну, что же, учтем на будущее. Еще не хватало, чтобы мне указывали, что мне делать, а чего нежелательно. Полковник вышел из машины и приветствовал комбата местного отряда самообороны. Быстро расселись по машинам и поехали к местной школе, где размещался штаб батальона. Несколько десятков человек, многие из которых были гражданскими людьми, с любопытством рассматривали приезжих. Проходя по коридору одноэтажной школы, полковник обратил внимание, что в классах стоят кровати, аккуратно заправленные солдатскими одеялами. В кабинете директора школы, переделанном под штаб, был накрыт стол. Стены украшали графики, какие-то плакаты по зоологии, висела географическая карта Азербайджана, на которой были нанесены красным и синим карандашом черточки. Подойдя к ней, полковник внимательно стал рассматривать, понимая, что из-за отсутствия военных карт, комбат отмечает свои посты и позиции противника.
Комбат Ашраф находился рядом, но вопросов не задавал, наверное, он от природы был человеком немногословным.
Миловидная девушка в камуфлированной униформе занесла сладости и чай. Роста она было не больше полутораметра, такая худенькая, что когда расставляла стаканы, все увидели тонюсенькие пальчики на ее руках. Расставив, принесенное угощение на столе, девушка вышла.
– Это, что за детский сад у тебя комбат, – спросил полковник, указывая на дверь, в которую она вышла. Комбат стоял, переминаясь с ноги на ногу, обдумывая вопрос. Чувствовалось, что он плохо говорит и не понимает русский язык. Ему на помощь пришел Магеррам, – а это Джейран из Хачмаза. Говорят, там она пользуется большим авторитетом, как ясновидящая. Народ собрал ей деньги и купил армейскую машину, вот на ней она и приехала сюда. С тех пор осталась в батальоне.
– А ты откуда все знаешь, Магеррам, – не мог скрыть удивления полковник.
– Так о ней по телевизору даже передавали и рассказывали, как героине.
– А мне показалось, что это просто самореклама. Лишь бы пощеголять в военной форме. Да и ладно, если мужики не хотят воевать, так пусть девчонки защищают мужскую честь, – с ухмылкой высказался полковник.
Фазили хотел что-то сказать, но смолчал. На его скуластом лице забегали жевалки. Расселись. Комбат разлил чай и встал в стороне.
– А ты что не садишься с нами?– спросил Магеррам Ашрафа.
– Садись комбат, в ногах правды нет.
– Скажи мне Ашраф, как тут живут люди, чем занимаются в этих горах? Просто я себе не представляю, какая тут бывает зимой, и чем можно здесь заниматься. Фазили прокашлялся и, посмотрел на Джахангирова, – Да ты рассказывай на азербайджанском языке, комбриг понимает, но пока плохо говорит, так что не стесняйся, – стал подбадривать его Магеррам.
– В горах все живут тем, что летом делают заготовки для себя и своей скотине, а зимой сидят дома. Иногда охотятся, кто хочет, или сидят в чайхане, когда погода позволяет, – немного басовитым голосом стал рассказывать комбат.
– Глубокой зимой, когда над горами бушуют снежные метели и непогода заваливает ущелья рыхлым снегом, куда тут пойдешь. Холодные ветры, морозы загоняют людей в свои дома и живут они там как, медведи в берлоге, дожидаясь весны. Дороги никто не чистит, так что даже в районный цент до Шуши невозможно доехать. С наступлением марта, месяца, когда с Ширвана дуют теплые ветра, тогда снег начинает подтаивать, становится тяжелым и садится, а промерзшие ветки деревьев начинают сбрасывать с себя застаревший снег, жизнь постепенно входит в свое русло. В марте лес начинает свободно размахивать гибкими своими ручищами – он невольно посмотрел на свои руки – воздух делается ласковым, прозрачным, и тогда все вокруг веселеет. Ашраф продолжал свой лирический рассказ, рассматривая огромные свои ручища. Руки у него были покрыты цыпками, обветренные, с красными пятнами на кончиках пальцев, от постоянного обморожения.
– Даже вороны и те каркают веселей, – улыбаясь, закончил он свой рассказ. Апрель уже, так что теперь веселей будет не только воронам, но я надеюсь, будет и на нашей улице праздник, – с усмешкой сказал Фазили.
– Ну, тогда проясни свою мысль, почему вы так плохо живете, что ждете, когда кто-то приедет и развеселит вас? Слова полковника, поняли все присутствующие. В комнате воцарилась тишина, только с коридора доносились голоса каких-то спорящих людей. Жевалки, снова забегали на скулах Ашрафа.
– Лично я никого не жду, и ни с кем не враждую. Пока вы не приехали, сам я в Шушу не езжу, без надобности, иногда посылаю кого-нибудь, если Бахманов собирает собрание. Да охраняю вот это село Косалар, со своими бойцами – с какой-то злостью в голосе, процедил комбат.
Видно было, что ему очень не приятно ворошить «грязную кучу», сложившуюся между командирами отрядов.
– Меня не интересуют, ваши взаимоотношения, комбат, меня интересует только один вопрос. Что вы делите и не можете разделить, если даже Ахунд( главный мулла района) с Кораном не мог вас помирить?
– Мне ничего не надо, а поделить не могут те, кто воруют, а другие должны гнить в этих горах, перебиваясь с куска хлеба на воду – зло рубанул Фазили.
Да что там говорить, вы и сами могли наблюдать тех, кто больше всех возмущался на совещании. Так как они понимают, что лафа скоро кончится, вот они и бесятся, – все больше и больше распылялся командир батальона.
Полковник решил сменить тему разговора.
– Ашраф, ты мне скажи, что делают армяне на твоем направлении и чем в первую очередь надо тебе помочь?
– У меня в отряде люди в основном, приезжие из Гянджи и Агдаша. Из местных всего двадцать пять человек. На постах стоят люди по трое суток бессменно, теплой одежды нет, многие болеют и уезжают домой, а пополнения не дают. Кому хочется стоять на постах в этих горах, лучше же жить в городе и спать в теплых домах. Оружие просил, так не дали. Один автомат на двоих солдат, некоторое оружие вообще учебное, стреляет только одиночными выстрелами. Когда уехал Рагим Казиев, командиром назначили Эльчина Мамедова, комбата спецназа, тот хотел распределить людей поровну, так против него выступили Наиль и полицейские. Если бы Рамиз Гамбаров поддержал бы его, может быть, тогда они послушались. Но у того плохие отношения с начальником полиции Байрамовым и его замом Эльданизом Кулиевым. Тофик Огуз, тот вообще, сам по себе, работает только на имидж, хотя он человек отчаянный и смелый. Не хочет вмешиваться в передряги. Гуманитарная помощь оседает в амбарах, которым руководит человек Байрамова. Она делится между его приближенными людьми, так что, вот такие вот дела, – подытожил Ашраф. А армяне, все это знают и поэтому с каждым днем наглеют. Роют новые посты, захватывают новые высоты. Чтобы как-то прекратить разговор, который уже тяготил присутствующих, решили проехать на посты и своими глазами увидеть, что там твориться, за одно познакомиться с районом обороны батальона.
– Скажи, Ашраф, а карта с боевой задачей у тебя есть? – спросил полковник и сразу же пожалел об этом.
– Да откуда карта, – занервничал снова комбат, – Я, что разбираюсь в ней, что ли. Я же не кадровый офицер, даже в армии был во внутренних войсках, охранял зеков.
–А как вы распределяли районы обороны, и какая у тебя боевая задача?
– Товарищ полковник, не издевайтесь надо мной, – здесь каждый сам по себе. Вы только приехали, много чего не знаете, но надеюсь, скоро вы многое увидите и узнаете. Так что поехали на посты, – сказал Ашраф, резко встал и вышел из кабинета.
– Ты комбриг не обижайся на него, – Магерраму было неприятно видеть происходящее. Я был здесь пару месяцев назад, тогда обстановка была еще хуже, чем сейчас. Просто надо во всем быстро разобраться, не то дождемся беды. Вражда захлестнула всех, вплоть до солдат. Было время, местные боевики, хотели вообще, расстрелять Эльчина Мамедова, но вмешался Казиев, тогда чуть его не грохнули.
– Давай сделаем так, – полковник повернулся к Рустамову, который молча сидел за столом.
– Видади, ты поезжай на самый левый флаг обороны, посмотри посты и посчитай, сколько там стоят солдат, а мы поедем на правый флаг там разберемся. Встречаемся в 15 часов, чтобы вернуться в Шушу засветло.
Рустамов подхватил свой вещмешок, автомат и вышел. В сопровождении комбата, полковник поехал на пост, который именовался «Фонарь пост» на самую высокую точку в полосе обороны батальона.
Через полчаса, пробиваясь через трущобы, подъехали к подножью горы, на вершине которого, по словам комбата, располагался пост. Оставили машину у подножья высоты, пошли пешком. Двести метров им пришлось преодолеть по скользким камням, покрытым слизистым мхом. Эти метры показались полковнику марш– броском на длинную дистанцию.
Задыхаясь и обливаясь потом, поднялись на высоту вслед за комбатом, который казалось, шел по асфальту, а не по кручам. Ноги ставил уверенно и ни разу не поскользнулся. Дыхание его было ровным, будто вообще он не прилагал никакого усилия при подъеме. На голой площадке, прямо на скальных камнях подстелив еловые ветки, лежали пять бойцов, укутанные в рваные одеяла и матрацы. Обувь вся была изорвана, на армейские ботинки были надеты галоши. Увиденная картина, ужаснула полковника.
– Сколько времени вы находитесь тут на посту?– спросил он отдышавшись. Гюльоглан, старший боец на посту, к удивлению полковника сносно говорящий на русском языке, посмотрел на комбата и сказал:
– С января месяца.
– И все время вот так на открытой местности, да?
Тот, кажется, еще больше изумился вопросу.
– А как еще можно на посту находиться, – вопросом на вопрос ответил солдат. Полковник оставил вопрос без ответа. Достав бинокль, он стал рассматривать противоположные подножья гор. Вот его взгляд остановился на свежевырытом грунте.
– А что, там, – указывая на бугорок – спросил он у Гюльоглана.
– Это армянские окопы, там левее еще есть, только они замаскировались дерном.
– Тогда скажи мне командир, – обратился полковник к комбату: – почему армяне выкопали окопы, а твои солдаты все четыре месяца живут на скалах, даже пункт обогрева у них нет. Как же они ночью выживают тут, это же кощунство так относиться к людям, – еле сдерживаясь, спросил полковник. Фазили ничего не ответил, он молча стоял и жевал сухую травинку.
– Сколько постов появилось у армян за последнее время? – полковник обратился к солдатам, молча сидящим на скалах. Вы ведь тут все давно приметили, правда, ведь?
Лопоухий солдат, покрытый мелкими угрями, и черными от копоти руками заулыбался:
– Мы к ним в гости не ходили, чтобы знать, сколько они там нарыли окопов, – сверкая озорными глазами, сказал он.
– Может, со мной сходим, да посмотрим с близи, – так же весело спросил он у этого смельчака.
Тот сразу спрятал свою улыбку, глаза сделались злыми.
– С этим автоматом, да, – он потряс оружием.
– А что не стреляет, что ли?
– Солдат пригибаясь, приблизился к полковнику.
– Вот смотрите, – он показывал на ствол, – тут дырка, стреляет только одиночными, давай махнем автоматами, тогда пойду с тобой в разведку – в его глазах опять забегали чертики.
Все присутствующие внимательно ждали развязки. Еще утром Гюльоглан сказал, что из Баку приехал военный, который будет их командиром и, что его нужно ждать на постах. Сначала солдаты не поверили, мало ли их в последнее время приезжают в штаб, но чтоб гости приехали на посты, такого никто не мог припомнить. Теперь вот этот, говорящий на русском языке человек, при котором даже их комбат молчит, что-то жестко говорит, обращаясь к своим сопровождающим.
– И так ты со мной или нет? – снова спросил полковник у солдата, который уже начинал нравиться ему. Солдат напоминал ему его детские годы. Вот таким смелым и бесшабашным был он в детстве, и никто не мог его пристыдить или внушить уважение, если он сам не проникался к ним уважением. Боец перебросил через плечо учебный автомат, нахлобучил вязаную шапочку, прожженную в нескольких местах, нагнулся и, достав бечевку, стал перевязывать ботинки, надетые, на галоши. Закончив приготовление, он кивнул, показывая свою готовность.
– Магеррам, ты останься здесь, а мы с комбатом спустимся в ущелье и обойдем высоту вот с той стороны, чтобы посмотреть передний край противника.
– Ну, что боец, пошли, – он подмигнул солдату, как своему старому знакомому. Они спустились с высоты на дорогу, пересекли ее и начали подъем в гору. Солдат пробирался через заросли, и вел группу, только ему известными ориентирами.
Через полчаса, хода, он стал часто останавливаться и прислушиваться к шуму леса. Лес совсем затих и притаился. Полковник ничего не замечал, ни прелести весеннего леса, ни щебетания лесных пташек, его слух был только сосредоточен на сигналах, которые время от времени подавал идущий впереди солдат, щелкая пальчиками. Подкрались к вражескому посту, обойдя его, расположились выше, в метрах пятидесяти, затаились. Достав бинокль, полковник стал медленно вести наблюдение, просматривая каждый выступ, каждый бугорок, отмечая про себя все нюансы. Кто-то дернул его за рукав бушлата. Он повернулся и увидел, как Ашраф показывает вниз, левее от них. Направив в указанное направление бинокль, он просеял лес через призмы прибора и увидел несколько труб, направленных в небо. Подправив диоптрию, под скалами ясно увидел, умело замаскированную минометную батарею.
– А батарея-то недавно поставлена здесь, – отметил он, всматриваясь в свежий дерн, уложенный не так аккуратно по брустверу. Солдат, щелкнул пальцами, как щелкает птица королек, чтобы обратить на себя внимание. Глаза его были расширены. Видно было, что он заметил что-то такое, что оно поразило его воображение. Боец тыкал в небо, руками показывая треугольник, намекая на крышу дома. Поведя биноклем по вершине горы, на склоне которой они лежали, полковник увидел накат из бревен.
– По всем приметам это был КП (командный пункт). Вот тебе и армяшки, – мысль пронеслась в голове, напоминая размеры строения и конфигурацию КП батальона.
Вспомнился утренний разговор с разведчиком Гурбаном. Нет, не зря тут появились эмиссары из Еревана, готовятся, значит.
Полковник стал медленно сползать, увлекая за собой своих сопровождающих.
В штабе батальона их уже ждали Рустамов с командиром роты, который приезжал с Фазили в Шушу.
Доклад разведчика, полностью соответствовал той картине, которую они уже наблюдали на посту в районе высоты «Фонарь». Сопоставив доклады и увиденное на постах, полковнику стало понятна тревога командира батальона, высказанная в начале беседы. В случае наступления армянских отрядов, самостоятельно батальон удержать свой район обороны практически не сможет.
Записав доклад Рустамова, и комментарии к его докладу командира роты Гюндузя, так он представился при знакомстве, решили вернуться в Шушу.
В сопровождении комбата выехали из села и направились на посты в деревне Халфяли. В самом селе практически людей уже не было, они все покинули насиженные места после боев за Кяркиджахан, которое армянские наемники сожгли дотла. Полковник впервые встречался с прикомандированными полицейскими, которые были собраны из всех управлений полиции Азербайджана. Вместе с подполковниками, майорами на постах стояли и рядовые работники полиции, это был для него шок, если не сказать большее. Сопровождающий его майор полиции, от постоянного недосыпания и недоедания, еле держался на ногах. Шли десятые сутки его командировки, и он только и ждал, чтобы ему разрешили собраться обратно домой.
О количестве постов, на линии обороны, он не имел никакого представления. Беседуя с людьми на постах, полковник не смог понять, как же в Баку собираются
удержать Шушинский район, если вот так безалаберно относятся к людям посланным сюда для защиты мирных жителей. Офицеры, которые прослужили не менее десяти– пятнадцати лет в органах, как «бомжи» жили в заброшенных домах, питаясь тем, что могли купить или отыскать в подвалах оставленных домов. Безразличие к этим людям, говорило о том, что никто из правительства не имел понятия, что творится в Карабахе.
Сопровождающий его подполковник Джахангиров видел, каких усилий стоило полковнику, чтобы вот так спокойно смотреть на страдания людей, и он как мог, подбадривал его, успокаивал, прекрасно осознавая трагичность положения.
В Шушу вернулись, когда наступали сумерки.
Наскоро поужинав, комбриг решил встретиться с Рамизом Гамбаровым и поэтому попросил телефонистку на почте отыскать командира батальона. Через минуту из батальона дежурный доложил, что комбат выехал в штаб бригады.
Он сидел за столом, обдумывая последние новости, когда в дверь постучались и в сопровождении старшего лейтенанта Алиева вошли Гамбаров и Сафаров. Оба комбата были взволнованы, это было заметно по их виду, – поздоровавшись, Рамиз не стал скрывать, что приехали они к нему, хотя знают, что весь день он провел в горах и устал. Но вопрос, с которым они приехали не терпит отлагательства.
– Знаете, товарищ полковник, в последнее время по ночам из города вывозятся все ценности музеев, государственных контор и магазинов. Только за прошедшую ночь моими солдатами были остановлено около 10 машин. Тревога охватила и семьи бойцов, многие прямо задают вопрос: – Куда бегут жители города?
Самое главное, выезжают в основном, начальники и те, кто стоит в руководстве района. Вот мы и пришли к вам, узнать, что творится. Самое тревожное, что солдаты, которые добровольно пришли в Шушу, тоже уходят, мотивируя свой поступок тем, что они добровольцы, т.е. «как добровольно пришли – так добровольно и имеют право уходить». Чем больше рассказывали командиры про сложившуюся обстановку в городе и на прилегающих постах, тем отчетливее становилось понятно, что идет закулисная борьба между группировками в стране и это видно по положению в Шуше.
Рамиз Гамбаров, один из представителей Народного фронта, стал вспоминать, что противостояния начались, после убийства в своем кабинете главы исполнительной власти города.
Власть в Шуше перешла в руки Низами Бахманова, назначенного из Баку, вопреки желаниям аксакалов района. Это назначение не понравилось Рагиму Газиеву и его сторонникам, которые пытались контролировать поступающую в город гуманитарную помощь в виде денег и продовольствия.
Сферы влияния делились до тех пор, пока последний не стал Министром обороны. Но на местах остались те, кто получает от него указания. Одним из них является Наиль Казимов и его отряд, подытожил свой рассказ Рамиз, дополненный Сафаровым. По словам Сафарова, только Тофиг Огуз, был единственным человеком, кто мог обуздать Наиля, но тот отошел в сторону и в интригах не участвует, заняв выжидательную позицию. Беседа затянулась. Уже было за полночь, когда в штаб буквально влетел водитель Фахратдина Сафарова:
– Командир Ислам снял своих людей с постов и собирается покинуть город – с порога закричал он.
– Как снял?– не понял Сафаров, – он же на Кайбалинском посту должен быть?
– Ну, вот командир, – Рамиз не скрывал своей досады, – вам еще одна новость, про то, что кто-то намеренно сеет хаос в районе.
Сорвав бушлаты с вешалки, они с Сафаровым заспешили в батальон. Джахангиров посмотрел на полковника,
– Может и нам съездить туда и по горячим следам разобраться с ситуацией на месте?
– Не стоит, пусть сначала командир батальона расспросит их. А уж если тот решит, что ему нужна наша помощь, тогда уж поедем.
– А обстановка то накаляется с каждым днем, тебе не кажется, дорогой друг? – спросил он у Джахангирова. Рустамов докладывает, что при разговоре с Гюндузем он уточнил список личного состава, так там оказалось всего 65 человек. А Алиев пришел сегодня от Мамед-киши, у которого в роте не больше 40 человек и то водители, которые постоянно на выезде. Так что мне придется все-таки, в первую очередь, уточнить, сколько же всего народу здесь с оружием в руках. Понимаешь – полковник прямо посмотрел на друга – я же не мальчик, все прекрасно вижу и сам. Рагим Газиев, когда отправлял меня сюда, то сказал, что тут свыше 3000 тысяч человек, а ведь он врал. Но чтобы до конца выявить наличие личного состава, для этого я решил привести бойцов к присяге. Если я не смогу приемом присяги, привязать солдат к закону, удержать их в бою не представляется возможным. Это самое главное.
– Ты сам прекрасно понимаешь, что система воспитания солдат должна основываться на правильном понимании ими главного, что на войне основная тяжесть ложится на тех, кто дал клятву Родине, но не на добровольцев, без обязанностей и ответственности. Солдат – это не простой механизм, которого накормил, обул, вооружил и он готов за это умереть. Нет! Только от морального состояния воинов зависит успех боя. Воспитанию национального самосознания солдат нашей армии, патриотическому чувству долга перед Родиной необходимо уделять самое пристальное внимание. Надо у солдат воспитывать стремление к славе и наградам. Вот мы с тобой, сколько обошли постов, на которых бойцы несут дежурство годами? В дождь и холод, в пургу и стужу, а за что? Просто из-за того, что он не трус, не сбежал как многие, а как он завтра это докажет? Если у него нет ни одной за этот подвиг награды, нет ни медали. Нет, брат ты мой, солдат он тоже человек, а каждый человек хочет, чтобы его труд поощрялся, и это не последнее. К сожалению, этим вопросам у нас никто не уделяет должного внимания, оттого и каждый делает, что ему вздумается. Захотел пострелять, идет на пост, не хочет, замерз – можно и оставить пост и спуститься в город, погреться.
– Я на сто процентов уверен, что армяне давно привели людей к присяге, сделали это, поэтому их солдат получив приказ, роет окопы и строит блиндажи, а наш отбывает срок, зачеркивая числа в календаре. Я сам видел, как армяне готовятся к войне. Командный пункт в инженерном отношении отработан по всем правилам устава. Нет, Магеррам там у них в штабах сидят профессионалы и думают, думают. Война ведь – это не кто кого перестреляет. Война, брат – это кто кого передумает. На сегодня мне нечего противопоставить армяшкам. Среди командиров батальонов нет ни одного кадрового офицера, понимающего, что такое инженерное оборудование района обороны, что такое система огня. Когда я разговаривал с солдатами из 366 полка у Эльчина Мамедова в батальоне, то они часто упоминали имя «Коммандос». Так вот, я позвонил в разведуправление, чтобы побольше узнать о нем, – полковник прошел к столу и достал из шкафчика бумажку, – сегодня получил ответ на свой запрос.
Он стал медленно читать, давая возможность Джахангирову уяснить прочитанное – Полковник Аркадии Тер-Тадевосян (бывший начальник оперативного отдела штаба ОКВ СССР в Афганистане). Его помощники в штабе карабахских армян: – генерал-майор Гурген Далибалдян;
– командиры группировок: – полковник Самвел Бабаян, полковник Сейран Оганян, – кстати, – прервал свое чтение полковник, – последний окончил Бакинское училище, служил в 366 полку командиром 2-го мотострелкового батальона. Ты случайно не знал его?
– Слыхал, раньше о нем, когда служил в ЗакВО (Закавказский военный округ), но лично не знаком, – пояснил Магеррам.
– Это только сведения по армянам, но ты учти еще одно, там есть оперативная группа из русских наемников и возглавляет ее полковник Зиневич, один из тех, кто прошел Афганистан в штабе армии, так что брат, такие вот дела. А мы тут с Наилем Казимовым и прикомандированными полицейскими собираемся противостоять им. Никогда нельзя пренебрегать противником, его надо изучать постоянно, его войска, его способы действий, изучать его сильные и слабые стороны. Вот ты работаешь в оперативном управлении, скажи мне, есть решение Министра Обороны на оборонительную операцию?
– Не утруждай себя, знаю, что нет. Вы операторы ездите по направлениям, и собираете данные, кто и где стоит на постах, не представляя себе, как завтра они поведут себя в бою. Будут защищать свои позиции или оставят их без приказа. А почему, да потому что нет, и не было единого руководства и желания руководить..
– Ты думаешь, мне непонятно стало, после разговора с Пашаевым, и с командирами батальонов, или я слепой? Ведь нас с тобой послали, чтобы мы несли ответственность здесь и сейчас, мой дорогой Джахангиров, – подытожил свою речь полковник
– Ну почему ты решил, что слепой, – Магеррам, не стал уклоняться от разговора. Все правильно ты говоришь. Но вот в чем беда, за последние четыре месяца сменились пять министров обороны, не говоря о том, что ни один отряд не проходит по списку штата Министерства обороны, каждый отряд служит тому, кто оплачивает и кормит их, поэтому везде такой бардак.
Он не успел закончить свою мысль. Зазвонил телефон городской связи. Полковник подошел к столу, взял трубку. Взволнованный голос Сафарова, просил его немедленно приехать в батальон, так как ситуация выходит из-под контроля.
– Ты со мной? – он посмотрел на Джахангирова, положив трубку и надевая бушлат.
– Ну, как ты думаешь, – вопросом на вопрос ответил он. Ночной город спал, когда по его улицам в сторону школы, где размещался батальон, мчались машины с руководством района, поднятые Сафаровым.
Хамбала, водитель полковника, резко затормозил у ворот, перед которым толпился разношерстный народ, о чем-то громко споря. Говор их был настолько непонятный, что полковник не мог понять ни одного слова. Многие из них были вооружены. Света в школе не было, в коридорах горели трехлинейные лампы. Магеррам, понимая сложность положения, в котором они оказались, взял инициативу на себя. Расспрашивая, где командир батальона, они зашли в спортзал. Там, при свете ламп, было видно скопление людей, которые кричали друг на друга, не стесняясь в выражениях. Кто-то окликнул комбата.
– Офицеры из Баку приехали.
Постепенно гомон стал затихать. К полковнику подошел Фахратдин, от волнения его голос дрожал. Даже в темноте было видно, как его трясет от обстановки в зале. Взмахом руки, полковник дал понять ему, что он не намерен слушать комбата.
– Магеррам, дай команду всем солдатам построиться в две шеренги, – полковник специально крикнул громко, чтобы стоящие в конце спортивного зала люди услыхали его. Магеррам пошел наводить порядок.
А они с Сафаровым отошли к стенке, чтобы тот мог доложить, что тут происходит. Хотя и так, даже без доклада, было понятно, что солдаты проявляют элементарное неповиновение своему командиру.
– Ислам, который командует этими солдатами, отказывается вывести их на посты, мотивируя тем, что люди раздеты и половина их без оружия.
– Вот посмотрите на них, – комбат не скрывал своего состояния, они не хотят идти на посты, требуют, чтобы я им выдал каждому оружие, одел их, а откуда я возьму, им нет дела.
Тем временем шум в зале усиливался и уже начали звучать лозунги, что никто не пойдет на посты, пока не приедет сюда сам министр Рагим Газиев.
Джахангиров пытался вразумить собравшихся, но те, подстрекаемые своими командирами кричали проклятия на голову тех, кто довел страну до разрухи.
– Скажите, Сафаров, а почему именно сейчас солдаты подняли этот вопрос?
– Да потому, что все понимают, вакханалия кончается и им придется встать в строй и с оружием в руках возвращать наши земли. Они почти все из деревни Кяркиджахан, которую армяне сожгли. У многих из них родители погибли, но руководство района и правительство ничего не сделали, чтобы защитить их родные места, бросили людей на произвол судьбы.
Выстрел прервал комбата на слове. В зал ворвались солдаты. отряд бородачей стал сталкивать, бастующих к стенке. В ответ зазвучали призывы к оружию. Мат стоял невыносимый. Дальше ждать, не было времени.
Собрав всю свою волю, полковник шагнул вперед и громко скомандовал: – «Смирно, приказываю всем оставаться на своих местах». Потом выхватил пистолет и двинулся на человека, окруженного бородачами.
– Вам приказываю, вывести отсюда своих солдат и прекратить беззаконие. Я, как командир бригады и комендант гарнизона, призываю вас к благоразумию. Во имя тех, кто погиб, во имя отцов и матерей наших, слезы которых еще не высохли на их лицах! Люди, вспомните заповеди ВЕЛИКОГО Пророка, кто призывал мусульман к единству перед лицом врагов.
Он говорил, выйдя на середину спортивного зала, под дулами автоматов. Не врагов своих, а несчастных людей, кто в отчаянье готовы были стрелять друг в друга. Волнение переполнило всю его душу, он был на гране нервного срыва. Усилием воли он сдержал свой порыв. Джахангиров, увидев его состояние, вышел вперед и заслонил полковника.
– Там в горах, – он указал рукой в темноту, – сегодня решается судьба не только Карабаха. Решается наша честь, тех, кто не струсил и взял в руки оружие, чтобы защитить город Шушу – колыбель истории нашей, чести наших предков. Голос Джахангиров звучал все громче и громче, слова проникали в каждую извилину мозга, не позволяя оставаться равнодушным к его пламенной речи.
Гул постепенно стих. Выдержав паузу, полковник отодвинул друга, продолжая его мысли, сказал;
– Я даю вам слово, что завтра же выеду в Баку и привезу вам оружие и одежду. Только прошу вас, дождитесь меня и не оставляйте позиции. Враг только и ждет этого. Всего три месяца тому назад, я не знал, да и не мог даже представить себе в каком положении могут находиться люди на своей земле, что могут гореть города, деревни, только потому, что сосед не хочет жить рядом. Я это увидел своими глазами и многое понял. Нет, не просто так судьба водила меня по свету 36 лет, закаляя и испытывая в тягостях и лишениях. Не зря! Но я не кляну судьбу, значит так угодно АЛЛАХУ. Вместе с вами нам предстоит защитить этот город, и мы должны сделать это. Запомните, только смерть может разлучить меня с вами. А теперь Сафаров, – он подозвал комбата, стоящего в стороне вместе с неизвестным человеком и о чем-то беседовавшего, – постройте людей, я хочу с каждым их них поговорить.
Полковник позвал Джахангирова и отошел к двери. Закурили. В зале появился Тофик Огуз и командир автороты Мамед-киши, оба были взволнованы. Увидев комбрига, направились прямо к нему. Весь их вид говорил о том, что принесли они не благие вести. Подойдя Тофик Огуз, не сдерживая эмоции, выпалил: