Владимир Юрьевич Харитонов
Маятник Судьбы
В таких делах торопиться нельзя. Не зря говорят: "Месть – это блюдо, которое нужно подавать холодным". Поэтому начал исподволь, аккуратно выяснять – где работает убивец собак, чем вообще занимается. Ну, а место его жительства мне сообщила посетительница. Подготовительные «мероприятия» заняли почти все лето. Мне удалось выяснить, что работает намеченная жертва на предприятии электрических сетей в столярном цехе, рядом с которым, кстати, меня пытались убить год назад. Постоянно ворует с рабочего места тес и продает его всем желающим. К воротам ПЭС подъехала неприметная российская «шестерка». Из нее вышли два парня и пригласили столяра на разговор во дворе. Он, не подозревая ничего плохого, вышел один и услышал заманчивое предложение, от которого не мог отказаться:
– Слушай, нужен тес на обшивку дома нашего близко знакомого, за него нормально заплатят.
– Сколько надо и когда? – спросил воришка деловито.
– А прокатись с нами, погляди на дом. Ты опытнее нас в этих делах и легко подсчитаешь – сколько материала потребуется, и сколько будет стоить, – услышал в ответ.
И вновь не почуяв опасности, мужик сел к парням в машину, даже не стал отпрашиваться с работы, думал ненадолго. Когда проехали весь город в сторону Юрьевца, «пассажир» заволновался:
–А куда вы меня везете?
Однако увидев на обочине мой джип, сразу все понял и притих. Я запер свою машину и пересел в российский автомобиль. Молча поехали в сторону Юрьевца; я – на переднем пассажирском сиденье «шестерки», один мой друг – за рулем, другой – на заднем сиденье, рядом с убийцей Берточки. Моя приметная машина осталась одна на обочине дороги. Проехав за речку Корба, свернули на проселочную дорогу, а потом и вовсе в лес. Вокруг – зеленые березки, меж которых встречались и нарядные красавицы ели. Тепло, красиво, тишину нарушали только лесные птицы. Остановились. Вышли из салона. Любитель собачьего мяса при этом дождался особого приглашения, но тоже вылез на свежий воздух. Я из багажника достал лопату и дал ее своему врагу в руки, при этом ничего не говоря. Дальше пошли пешком. Так, ни произнеся ни слова, зашли вглубь леса метров на двести, вокруг – ни души.
– Копай здесь, – скомандовал я.
– Не буду. Вы меня все равно убьете, – замотал он головой.
Но этого никто делать и не собирался; мы хотели лишь попугать и проучить, как следует, паршивца. Когда убивец собак зашелся в истерике, я отнял у него лопату и спросил:
– Наверное, домой хочешь? Иди прямо через меня, и ты свободен.
– Вас трое, а я не очень хорошо дерусь, – отказался он.
– Друзья здесь только для того, чтобы ты не убежал от меня, считай, что здесь лишь ты и я, и мне очень хочется рассчитаться с тобой за мою собаку. Помнишь ее?
Бывший зэк все помнил и с криком отчаяния рванул в мою сторону, но встречный удар уложил его на землю. Некоторое время мы ждали, пока он придет в себя и поднимется. Когда это произошло, я одной рукой взял его за шиворот, чтобы больше не падал, а правой нанес два резких удара в зубы. Что-то хрустнуло, и мой кровный враг выплюнул пару зубов на землю. Я достал из машины полулитровую бутылку водки, которую купил заранее, и сказал убивцу:
–Пей до дна. И чтобы мысли не возникало в милицию идти. А так – мы с тобой квиты. Если все-таки ломанешься в милицию, живым тебе не быть.
Последнее, конечно, сказано «для красного словца», чтобы, как говорится, жути на него нагнать. Мы ведь не убийцы. Он повиновался и выпил алкоголь, а я добавил:
–Домой добирайся сам, как можешь.
И мы уехали. Месть успокоила злобу в душе. Второго убийцу Берты ни искать, ни трогать не стали; он оказался инвалидом с большим горбом на спине. Его Бог и так наказал. …Через два дня, после обеда, я шел к себе в гараж и навстречу попался некий беззубый гражданин. Он прошел мимо меня, словно впервые видел. «Видно водка в большом количестве и в самом деле память отшибает»,– подумал я с улыбкой в душе.
… Сквозь полудрему на деревянной шконке задался вопросом о правильности такой мести. Справедливость ее сомнений в душе не вызывала. Можно ли Зло наказывать соразмерно ему самому? Или все надо делать по Закону? Имеет ли право человек взять на себя функцию самого Бога? Ведь любое наказание и Суд, согласно православному учению, строго Его юрисдикция. Но кто точно знает, в таких делах, не использует ли Он человека в качестве своего орудия? Ведь если бы я поступил не по Его воле, получилось ли бы это у меня? Однако то, что именно здесь в «трюме», вспомнилось далекое событие, не является ли наказанием за то, что посмел судить за Него? Уснул, так и не найдя ответов…
Глава 17. У смерти свой выбор и свои правила
К моему выходу из тюрьмы жизнь внесла свои коррективы в работу благотворительного Фонда. В кассу коммерсанты вклады делали редко, но деньги под пятнадцать процентов в месяц брали охотно, поэтому мы решили ее пополнять за счет иных средств. Представители фонда занимались за деньги сопровождением грузов по всей России, помогали возвращать долги, имея с этого определенный процент, принимали участие в различных коммерческих операциях. С любого заработка все члены «Селены» обязаны вносить в эту кассу сорок процентов, правда, вскоре уменьшили платеж до пятнадцати. Многие коммерсанты хитрили: вносили деньги на благотворительность, оформляя все документально, за что имели налоговые льготы, причем немалые. При этом представители «Селены» бесплатно обеспечивали и физическую защиту этих предпринимателей от бандитов всех мастей. Защита осуществлялась, в какой – то степени – по сложившейся «бандитской» традиции. То есть, в случае «наездов» на благотворителей, мы приезжали к тем, кто это сделал и спрашивали, что они хотели от того или иного предпринимателя. Ссориться со спортивными парнями, мало кто решался, но бывали и случаи потасовок, в которых мы всегда побеждали.
Количество таких «хитрых» коммерсантов росло с каждым днем, и управляющий «Селены» М.А. Козлов предложил официально оформить охранное агентство при фонде, и за обеспечение всех видов охраны брать деньги. Документы оформили в полном соответствии с законом, но милиция, возглавляемая Кунькиным, разрешение на этот вид деятельности не дала. На общем собрании акционеров, а их числилось девять человек, решили, тем не менее, осуществлять охрану «своих» коммерсантов нелегально, но в соответствии с Законом «Об охранной деятельности», не нарушая его, ни в какой части. Сумму оплаты устанавливали сами предприниматели, конечно, значительно ниже, чем требовали за «крышу» рэкетиры. И все равно для Фонда это оказалась статья конкретного дохода. Со стороны кто-то не очень информированный мог подумать, что мы работали в одной связке с «бандитами». Однако это не так. Они «наезжали» на коммерсантов с угрозами, выдвигали непомерные требования, а в результате коммерсанты шли к нам, вносили взносы на благотворительность и получали защиту – замечу, за довольно скромные деньги. Никакой связи с бандитами у нас, конечно, не имелось, наоборот мы наживали врагов в лице криминально настроенных уголовников. Как они нам неоднократно высказывали:
–Вы отбираете «наш хлеб»! При этом «общак» ничего не вносите. Это не по понятиям!
В качестве примера приведу следующую историю, случившуюся в 1999году… Продажей мороженного в Кинешме занимались два коммерсанта – Белов и Грязнов. Я не имел чести быть знакомым ни с тем, ни с другим. Между тем Белову предложил свою «крышу», то есть, общее покровительство бизнеса, некто Эдуард Шубин. Его я знал: мужчина лет тридцати пяти, может чуть больше, ранее судимый за какое – то преступление против личности. Невысокого роста, но плотного телосложения, внешне довольно приятный тип, только сильно наглый. Это проявлялось в разговоре, поведении и, естественно, портило первичное впечатление о нем. Условия Эдуард поставил жесткие: выплаты осуществлять с каждой точки, где идет продажа, и суммы их весьма обременительны для любого предпринимателя, занятого в этой сфере. Белов, конечно же, знал о благотворительном фонде «Селена», слышал и про меня лично и про то, что я нередко заступался за «обиженных и оскорбленных» земляков. Он ко мне и подошел с просьбой помочь избавиться от навязчивого рэкетира. Я посоветовал ему заключить официальный договор на регулярное участие в благотворительных акциях «Селены», в этом случае ему гарантирована физическая защита. Он с радостью согласился…
Однако Шубин, узнав о маневре Белова, проехал по всем уличным точкам продажи мороженного и раскидал молочный продукт по дороге, естественно причинив немалый ущерб. Предприниматель пришел ко мне «с челобитной» ища защиты. Отказать я уже не имел права. В мою машину сели еще три представителя фонда, и мы стали целенаправленно искать по городу безобразника. Наконец, возле автовокзала встретили его машину. Я поморгал дальним светом, он остановился, свернув с дороги на обочину. Свою машину я оставил на центральной дороге, друзьям же сказал, чтобы они не выходили из салона, так как Эдуард оказался один. Давить на него «видом толпы» мне не хотелось. Он вышел из машины на обочину, как-бы встречая меня, и на предложение поговорить согласился. На улице около четырнадцати часов, день светлый, солнечный – самый разгар лета и благоприятный сезон для продажи мороженного. Шел я вглубь небольшой рощи, стоящей у дороги, впереди Шубина, он маячил в двух метрах за моей спиной. Но «боковым зрением» я его из виду не упускал, и оказалось – не зря. Когда уже прошел мимо его автомобиля, то заметил, как в руках у Эдика что – то блеснуло на солнце – этот предмет он осторожно вынимал из рукава. «Нож»,– подумал я, и с разворота не раздумывая, ударил его в лицо. Шубин перелетел через капот своей старенькой иномарки и затих в нелепом положении. Голова его оказалась на земле, а ноги – на капоте. Из руки выпал нож типа «бабочка», я его подобрал и положил в свой карман. Одеты мы оба по-летнему легко – брюки, рубашка. Но если у меня она с коротким рукавом, то у него – с длинным, где он и спрятал заранее свое холодное оружие. Диалога не получилось, хотя я планировал именно разговор, а не драку, надеясь на определенное взаимопонимание. Вернувшись в свою машину, я рассказал друзьям, за что ударил Эдуарда, и они одобрили мои действия. Поехали в сторону завода «Поликор», но у проходной развернулись обратно в сторону вокзала; беспокоила мысль: пришел ли в себя неудачливый рэкетир? Своим мощным ударом я вполне мог покалечить человека. Тело соперника находилось все в том же положении. Проехали до Главпочтамта, снова развернулись. Шубин не просыпался. «Уж не убил ли я его?»,– пришло мне в голову. Однако когда сделали второй круг по тому, же маршруту – ни машины, ни ее владельца в роще уже не видели.
Офис в то время у нас располагался на базе ТОРГа, там, на складах хранились запасы продовольствия для продажи в магазинах этой организации. Директором являлась Тамара Ивановна Саватьева, очень энергичная женщина, лет пятидесяти с лишним, весьма приятной наружности. Знала она меня еще по ОБХСС, имела ряд неприятностей – за реальные нарушения, однако обид на меня не держала. Кабинет ее находился тут же. Она сама попросила меня арендовать у нее в здании при проходной, огромную комнату для фонда. Интерес ее заключался в следующем: в подчинении Тамары Ивановны осталось порядка двадцати магазинов, и это не давало покоя всем рэкетирам города. К ней в кабинет они наведывались еженедельно, навязывая при этом свою «крышу». Она и предложила защищать ее, а взамен обязалась не брать оплату за аренду помещения. Приезжал я в офис, как правило, первый около девяти часов утра. Все криминально настроенные лица города мой распорядок дня знали, и на другой день после конфликта с Шубиным подкараулили возле «Селены». Они ввалились в офис следом за мной, когда представителей фонда оказалось всего три человека, вместе со мной. А их, однако, не менее тридцати человек. Кто-то грубо спросил:
– Ты за что избил нашего товарища, ведь знал, что он из «братвы»!
Я спокойно и по порядку рассказал обо всех событиях, предшествующих моему удару. Крыть им, как говорится, нечем. Эдуард, стоявший среди этой толпы, сначала отрицал, что в руке у него имелся нож. Тогда я достал из кармана брюк «бабочку» и при всех спросил:
–А вот, разве не твое?
Он попытался выхватить нож из моих рук, чем и выдал себя с головой.
Кто – то из толпы высказал угрозы в мой адрес, но на меня это не произвело никакого впечатления. Между тем представители Фонда «Селена», мои друзья спортсмены потихоньку подтягивались, и тон разговора становился все более миролюбивым. Когда же нас, собрались не менее восемнадцати крепких парней, это уважаемое собрание предложило мне с Шубиным вдвоем, без свидетелей и без драки разрешить конфликт. У Эдуарда под правым глазом красовался внушительный синяк, в память, так сказать, о нашей вчерашней встрече. Когда мы оказались в коридоре одни, мой визави стал лепетать что – то невнятное. Я послушал, послушал и произнес:
– Не понимаю, чего ты от меня хочешь? Если тебе нечего сказать, вернемся к нашим товарищам.
Только вернулись, Шубин вновь предложил с ним выйти. Опять я услышал невнятный «детский лепет». «Чего же он все-таки хочет от меня?», – думал я. Ответ узнал через пару дней от одного из визитеров, с кем в принципе установились неплохие отношения. Оказывается, Шубин обязался перед «братвой» попытаться еще раз ударить меня ножом, но так и не решился… Честно сказать, его шансы почти равны нулю, слишком много времени я проводил в спортзале.
…Вспоминая эти конфликты с криминально настроенными лицами, думаю, милиция по теории должна быть «на нашей стороне». Однако усилиями начальника В.Ю. Кунькина происходило все с точностью до наоборот. Почему? Личные амбиции для него выше служебного долга? Ведь мы реально защищали коммерсантов от криминалитета. Правда, и сам я вел по отношению к бывшим коллегам себя не всегда тактично. Но частенько на милицейские праздники и дни рождения руководства уголовного розыска мы из кассы фонда средства выделяли. Естественно, по их предварительной просьбе. Правда, на их приглашения поучаствовать в праздничных мероприятиях лично, всегда отвечал отказом. Возможно, это их обижало. Правильно ли я поступал? Опять потянуло на размышления… Карцер прям вдохновляет…
Если говорить о «чистой» благотворительности в суммарном выражении, то она организовывалась в пределах двадцати – тридцати тысяч рублей ежемесячно. Что интересно подобные расчеты производила бухгалтер, а члены фонда подобной арифметикой не интересовались. Просто помогали по мере сил и возможностей. А про вышеуказанные суммы мы узнали в областном суде, где нас пытались определить на длительные сроки заключения. Впрочем, вновь бегу «вперед паровоза». Помогали, прежде всего, детским садам, школам, различным молодежным творческим коллективам. Недостатка в таких клиентах у «Селены» никогда не имелось. Реже оказывали помощь частным лицам, и крайне редко кому-то отказывали. В фонде трудился неплохой бухгалтер – Рита Москалева. Именно она приводила все бумаги в должный порядок. В начале нашей деятельности столкнулись с необъяснимым фактом. Как-то получили добровольный взнос, на благотворительность – не очень большую сумму. Все деньги, до копейки, использовали по прямому назначению, документально оформили. Прибыли при этом никакой не получили, а налог за операцию нам насчитали такой, что не знали, где денег найти. В российском законодательстве такие нелепости встречаются, как говорится, на каждом шагу. Что делать? Все вместе – и представители фонда, и его учредители решили вести двойную бухгалтерию. Часть денег, выданных на благие цели, документально оформляли, но в официальной отчетности их не указывали. Эти документы хранились в отдельной папке у Москалевой, и замечу, сильно помогли нам на будущем суде.
В общем, работа на месте не стояла, все заняты полезным делом. При этом я продолжал оказывать частные юридические услуги – банкам, по возврату им кредитов, и частным лицам. От всех своих доходов, регулярно отчислял в «Селену» оговоренный процент. Зарабатывал, в общем неплохо. Расскажу об очень интересном случае «выколачивания» мною долгов… Обратился ко мне, как к частному юристу, один довольно крупный предприниматель города Юрьевца. Назову его Василий Евгеньевич Петров – с просьбой вернуть долг с центральной организации котельных города. Он поставил туда мазут на крупную сумму, а оплатить его директор организации Игорь Петрович Смирнов отказывался, ссылаясь на отсутствие денег. Опыт в таких делах у меня к тому времени накопился большой, и в голове родилась определенная комбинация…
Долг составлял более двух миллионов рублей, и я предложил Петрову уступить его мне за восемьсот тысяч рублей, а оплату обещал произвести наличными и сразу. Предварительно обговорил с Трофимовым, другом Козлова, о том, не хочет ли он поучаствовать в операции и может ли предоставить наличными нужную сумму – у меня-то таких денег не имелось. Тот согласился: значит можно встречаться с должником. Я приехал к нему один, долго выслушивал его рассказ о сложностях работы и отсутствии денег для оплаты топлива. Когда он сказал все, что хотел, я задал вопрос:
– А если я предложу вам вернуть не всю сумму, а скажем миллион восемьсот и плюсом от этих денег оставлю в кабинете наличными сто тысяч рублей, вы согласитесь?
– Предложение заманчивое, но я взяток не беру, – покачал он головой.
–Очень хорошо,– кивнул и я, – но я и не предлагаю эти деньги как взятку. Вы можете их использовать на пользу вверенного вам предприятия.
В конце – концов, он согласился и пообещал погасить долг за два месяца. А до этого разговора не платил более года! После этого мы с Трофимовым и его деньгами поехали в Юрьевец к В.Е.Петрову. Тот составил с нами договор цессии – переуступки права требования. Все оформили юридически правильно, отдали ему, как и договорились, восемьсот тысяч рублей. Пришло время навестить нам И.П. Смирнова. В его кабинете показали часть договора цессии, но – без выплаченной нами суммы и заключили письменную сделку о погашении долга в течение двух месяцев уже от своего имени. В итоге все получилось: стороны соблюли условия, а у нас с Трофимовым осталась прибыль – за вычетом налогов около миллиона рублей. Деньги поделили, и значительную сумму я внес в кассу благотворительного Фонда. Такое «выколачивание долгов» мне нравилось…
Вскоре свой злополучный джип я продал, построил своей семье хороший дом – с баней, небольшим спортзалом, беседкой во дворе, даже бассейном на тридцать кубов воды. Всегда мечтал иметь свой дом, но при этом, чтобы он находился и в городе и… в деревне. Идея, на первый взгляд, абсурдная, но только на первый взгляд. Улицы Заречные – по сути, деревня; до собственно города на машине от них семь – десять минут езды. Тихий частный сектор, состоящий в основном из рубленых домов. По улицам летом гуляют куры, во дворах много собак, устраивающих вечерами негромкую перекличку. Все жители друг друга знают в лицо. Напротив домов со двора – березовая роща… На ум приходят слова из фильма «Белое солнце пустыни»: – «Хорошая жена, хороший дом – что еще надо человеку, чтобы встретить старость?!».
…Однако, Кунькину, со слов бывших сослуживцев, сильно не нравилось улучшение моей жизни. Мне всегда почему-то казалось, что его преследования вызваны личной завистью. Впрочем, могу и ошибаться. Хожу по кругу во дворике. Тренироваться сегодня, нет сил. Голодовка отнимает последние ее остатки. «А интересно, завидует Василий Юрьевич моему теперешнему положению?» – эта мысль вызвала у меня непроизвольную улыбку. Быстрее всего – злорадствует. Думает: сидит его недруг в камере и головой о стенку бьется. Как он ошибается …
Между тем беда наш фонд не обошла стороной. Где то в 1998 или 1999 году М.А. Козлов стал жаловаться на сильные боли в спине. В молодости он увлекался мотокроссом, упал во время соревнований, сломал позвоночник. Думал – поэтому спина и болит. Врачебные обследования сильно насторожили: разрушались сразу несколько позвонков, и как остановить этот процесс никто не знал. К этому времени он приобрел в микрорайоне «Волжанка» – в просторечии на поселке Чкаловский, двухкомнатную квартиру и жил в ней с женой Татьяной и шестнадцатилетним сыном Евгением. В свое время они приехали в Кинешму из города Жуковский Московской области, где продолжали проживать мама Михаила Ананьевича и его родной брат с женой. В Жуковском имелась какая – то медицинская Академия, специализирующаяся на болезнях спинного хребта, и кто – то из семьи нашего управляющего договорился об обследовании. Козлову на тот момент исполнилось чуть больше сорока лет – в таком, же возрасте, кстати, умер и его отец. И его болезнь послужившая причиной смерти связана с позвоночником. В течение месяца у Михаила Ананьевича парализовало нижние конечности, и он мог только лежать. Транспортировать его на обычной машине за триста километров очень болезненно. Перевезти взялся близкий друг Владимир Сергеевич Трофимов. Он после создания Фонда как-то сблизился с Козловым, вместе занимались коммерческими операциями, вместе отдыхали. У Трофимова имелся личный автомобиль, старенький «Мерседес», на нем он и хотел доставить друга в город Жуковский.
Меня Козлов с Трофимовым попросили – найти наркотик для укола, чтобы перед поездкой хоть на какое – то время обезболить позвоночник. Легко сказать – найти наркотик без рецепта, это же – тюрьма в чистом виде! Но друга-то в беде бросать – еще хуже. Начал поиски, используя свои многочисленные связи. Вышел на медсестру, которая делала уколы страдающим онкологическим заболеванием. Некоторые умирали, а их ампулы оставались неиспользованными. Они по теории должны сдаваться в поликлинику, но ведь кому – то необходима срочная инъекция, а выправить рецепт – нужно время; больной в это время испытывает нечеловеческие боли. Подобный неучтенный наркотик и облегчает ему мучения. Такие медицинские работники умеют сопереживать людям, воспринимать чужую боль, как свою. В общем, мне долго уговаривать ее не пришлось; от денег она категорически отказалась и поставила условие, что сама посмотрит на больного и сама, же сделает укол прямо перед поездкой. В дорогу она, как заявила, наркотик не даст. Выбора у нас, естественно, не оказалось.
В назначенные день и время мы сидели с медсестрой на квартире у Козлова, ждали Трофимова, но тот задерживался по какой – то причине часа на полтора. Приехал, медсестра, сделала обезболивание и я с ним и Мишей Мухиным на руках перенесли больного в машину. Они сразу двинулись в путь. Кстати сказать, Миша работал водителем при Михаиле Ананьевиче, когда тот еще занимался страховым бизнесом. Много раз до болезни Козлова, на служебном автомобиле «Москвич», они ездили в Жуковский, погостить у мамы и брата. Со слов Трофимова, Козлов по дороге уснул, но когда проехали город Владимир, действие обезболивающего закончилось, больной всю оставшуюся дорогу стонал. Как он вытерпел такие мучения, одному Богу известно… Взяла бы деньги медсестра, делавшая укол, мы бы ее попросили сопроводить Козлова до места. Бесплатно с такой просьбой обратиться не решились. В медицинской Академии наш управляющий пролежал около месяца или двух. С каждым днем ему становилось все хуже и хуже. Светила науки ничего не могли поделать. Позвоночник разрушился почти полностью… В результате его отправили домой к матери, по сути, умирать. Время года, когда Михаила Ананьевича выписали, я не помню, но асфальт оказался сухой, значит, точно, не зимой. Мы приехали проститься с пока живым управляющим и нашим другом по просьбе его супруги. Она позвонила Мухину. Ехали на машине Трофимова; тот – за рулем, а Миша показывал дорогу. Кто еще находился с нами, не помню, но в машине свободного места не оказалось.
Козлов нам очень обрадовался, лежа на кровати улыбался и шутил, однако грустная улыбка выдавала, что он прекрасно понимал, зачем и почему мы к нему явились. Хотелось бы отметить, что его интеллект имел высокий уровень, даже я со своими двумя высшими образованиями не всегда понимал его идеи, как говорится, с первого раза. У него тоже имелось, какое – то высшее и тоже советское образование, кажется по военной части. Жена Михаила Ананьевича общаться нам не мешала, находилась в соседней комнате с его мамой и, как мне показалось, обе плакали. А его родной брат стоял с нами – лет тридцати, ростом ниже Михаила, но более полный. Кажется, звали его Виктор и, с его слов, он являлся настоящим экстрасенсом. Он поведал, что видел у кровати старшего брата покойного отца, а вместе с ним – какую – то незнакомую маленькую девочку. Мама тут же пояснила Виктору, что вероятно, это их младшая сестра, умершая по болезни в малолетстве. Экстрасенс же родился позже того печального события, про сестренку ему никто никогда не рассказывал. На эту тему в семье наложено табу. Когда слышу о подобных вещах, в душе возникает двойственное чувство. С одной стороны, образование не позволяет огульно верить в сверхъестественное, с другой – как не верить взрослому человеку? Домой в Кинешму мы вернулись в тот же день. Примерно через месяц Мухину вновь позвонила жена Козлова и сказала, что муж умер… При этом пригласила всех друзей и членов фонда на похороны…
…Меня интересовал в одиночном полуподвале такой вопрос: «Если бы не умер наш друг и управляющий «Селены», обвинили бы меня в единоличном создании и руководстве преступным сообществом под прикрытием фонда»? Именно по такому обвинению мне и предоставили апартаменты в ивановском изоляторе. Ведь допросив Михаила Ананьевича, только у самого недоверчивого следователя возникли бы сомнения в его лидерстве в общественной организации. С другой стороны, по нашим данным «заказали-то» меня конкретно, а не Козлова. В такой ситуации его могли попросту вывести за рамки уголовного дела или сделать свидетелем. Интересная штука судьба, у каждого индивидуальная – кого определит в могилу не по возрасту рано, кого – в тюрьму…
В назначенный день мы, члены благотворительного фонда «Селена», на трех машинах выехали в город Жуковский; В.С. Трофимов на «Мерседесе» добирался самостоятельно. Я за рулем своего автомобиля «Фольваген Поло классик» зеленого цвета. С ней, кстати сказать, связан один интересный эпизод. После продажи джипа я строил дом, поэтому машину купил простую – «Жигули» девятой модели, старенькую, не дорогую, но надежную. Как – то с Шамаловым и Фурсаевым мы ехали на ней в спортзал завода «Автоагрегат». Впереди катил этот самый «Фольваген». Он показался очень красивым, и я произнес с некоторой тоской в голосе:
–Долго теперь у меня не будет такой привлекательной машины.
В связи со строительством вольно-невольно влез в долги и посчитал, что трудности с деньгами меня преследовать будут еще долго. Словно пошутил надо мной кто-то: через восемь месяцев эта машина стала моей! Связано это с тем, что покупатель «Мицубиси Паджеро» не смог отдать всю оговоренную сумму деньгами, и через какой-то взаимозачет с владельцем «Фольцвагена» частично расплатился со мной машиной. Кстати, она оказалась, только внешне красивой, постоянно ломалась, капризничала по всякому поводу. Собственно так зачастую бывает и среди людей…
…Все машины от фонда «Селена» оказались заполнены пассажирами, а Владимир Сергеевич приехал один. Первым делом посетили квартиру, где проживала семья брата и мама Михаила Ананьевича. Церемония прощания в специальном зале, с их слов, назначена на одиннадцать часов. Нас гостеприимные хозяева угостили чаем с конфетами и печеньем. При этом пригласили после печальной процедуры кремации вернуться в квартиру, помянуть по русскому обычаю покойного. Объяснили нам и где находятся залы прощания, оказалось, что это недалеко от квартиры матери. Мы, попив чаю, уехали чуть вперед, а жена Козлова, мама и брат добрались сами – на другой машине, видимо, принадлежавшей брату. Церемониальное помещение состояло из трех, может, четырех довольно больших залов. Зашли в первый. Посередине на столе в гробу лежал ссохшийся старик, лет семидесяти. Мы развернулись, чтобы идти дальше и на выходе столкнулись лицом к лицу с родственниками нашего бывшего управляющего. Они поняли, что мы не узнали сильно изменившегося внешне друга, и вернули нас к телу. Тихо звучала, какая – то печальная музыка, много венков и цветов, от себя мы тоже купили венок – большой и красивый и букет гвоздик. Игорь Калошин подошел к гробу и тихо что- то начал говорить, обращаясь к покойнику. Я подошел к нему и спросил:
–Ты с кем разговариваешь?
Он поднял на меня глаза и вполне серьезно сказал:
– С Ананьичем. Он сказал: «Привет Гоша, как дела?» и я ему ответил.
Я пожал плечами и отошел. Игорь иногда казался мне несколько странным – и вот проявилась одна из его странностей. Напротив Калошина, стоял Коля Полозов, тот самый, что ездил со мной в Питер, и я увидел, как он тоже, что- то говорит… Подошел и к нему с тем же вопросом, что и к Игорю. Полозов также серьезно ответил:
–Мне Ананьич сказал: «Привет, Кальмар» – а так называл меня только он, и я поздоровался в ответ.
«С ума, что ли, вы все посходили», – подумал я про себя, но вслух ничего не сказал.
Крематорий находился на окраине Москвы, родственники покойного сказали, чтобы мы ехали за специальным автобусом, в котором повезут тело, дабы не заблудиться. И наконец печальная процессия тронулась: впереди – автобус, затем моя машина, следом – две другие наши машины, потом – машина родственников и замыкало колонну авто Трофимова. Скорость движения небольшая, и мы озирались по сторонам, стараясь на всякий случай, запомнить дорогу. Через некоторое время я заметил, что приметные ориентиры стали повторяться. Оказалось, что опытный водитель автобуса заблудился и три раза проехал по одному и тому же неверному маршруту. «Да,…Ананьич и при жизни любил пошутить», – почему-то пришло мне в голову. Когда мы в третий раз ехали в одном и том же направлении, я заметил, что все идущие сзади нас наши машины потерялись. «Теперь они вряд ли найдут дорогу», – подумал я. А те, кто ехал со мной, наконец, увидели здание крематория: мне оно показалось огромным. Прилегающая к нему территория тоже весьма просторная. Имелась и большая парковка для машин. От автобуса я не отъезжал ни на метр. Наконец, встали, вышли, и я с удивлением увидел, что все кинешемские машины уже на месте; они не стали как я выписывать круги за автобусом, а поехали своим путем. В зале гроб с телом, венками, цветами специальные работники поставили на мраморный стол. Снова зазвучала грустная тихая музыка…и стол начал медленно опускаться куда-то вниз, ниже уровня пола. Жизненный путь Михаила Ананьевича Козлова завершен…
