Владимир Юрьевич Харитонов
Маятник Судьбы
Глава 12. Благими намерениями устлана дорога в Ад
Однажды мне позвонил на домашний телефон и пригласил к себе на беседу, как он представился, Генеральный директор страховой компании «Аско-Волга» Михаил Ананьевич Козлов. Сам я неоднократно давал объявления в местных газетах и предлагал свои услуги, указывая номер аппарата, поэтому звонкам незнакомых мне людей не удивлялся. Офис у Козлова находился на первом этаже в здании Управления речного порта. По договоренности я подъехал, зашел в кабинет. За столом сидел высокого роста, стройный, с вьющимися светлыми волосами, мужчина, лет тридцати восьми, с обаятельной улыбкой на лице. Еще подумалось: какой «светлый» человек! Он встал, вышел мне навстречу, мы поздоровались за руку, познакомились. Как-то сразу понял, что передо мной – умный и коммуникабельный собеседник, и, как потом выяснилось, – с хорошим чувством юмора. Всем, наверное, встречались люди, в которых что-то неприметное глазу нас отталкивало, заставляло относиться к ним очень осторожно. А в данном случае Михаил Ананьевич мне сразу понравился, и за все время нашего общения я ни разу в нем не разочаровался. В кабинете находился и его заместитель Иванчук – с виду неприметный, но реально преданный своему начальнику товарищ, мне показалось, – из бывших военных.
Кроме этого имелось много баночного пива и много раков, которых я до этой встречи ни разу не пробовал. Козлов предложил выпить – за знакомство, как он сказал, и не спеша поговорить. Причин отказаться не имелось. А дело, с которым он ко мне обратился, в общем-то, обычное для того времени: дал в долг не слишком большую сумму, но и ее не вернули. Шел 1995 год, с наличными деньгами у большинства населения, как говорится, напряженка. Короче говоря, взялся помочь. Буквально на другой день нашел должника, а тот про меня что-то слышал, в плане способности склонить человека к порядочности. Он решил не искушать судьбу и через неделю вернул всю оговоренную в расписке сумму. Козлов, помимо указанной в нашем письменном договоре оплаты, выдал мне еще и премию, сказав при этом:
– За скорость выполнения!
И тут же предложил заходить к ним запросто в гости, «…может работа будет или так – пивка попить». И я стал иногда их навещать: общаться с такими людьми – одно удовольствие…
Казалось бы, какой может быть авторитет у бывшего сотрудника милиции, среди простых людей? А среди ранее судимых? Банально, но факт: человеком надо быть на любом месте и в любой должности. Делать свою работу честно, не сажать в тюрьму заведомо невиновных людей – или по чьему-то «заказу» или ради «палочки» в отчетах. Помогать по возможности людям, но при этом – не нарушая Закон и соблюдая служебную этику, не использовать своего положения в каких – то личных целях. Ну, а в моем конкретном случае сработал еще один момент: лично за меня не сидел ни один человек, ни разу я не являлся потерпевшим. Посягательства на мою персону, конечно, время от времени произходили; однажды – даже с топором. Но отбивался я от нападавших хулиганов без применения оружия, только своими кулаками. И на следующий день рапортов не писал и с пониманием принимал устные извинения протрезвевших граждан. Правда, для них встреча со мной иногда заканчивалась больницей. Однако и в этом случае на меня никто не жаловался. Всегда казалось смешным словосочетание: начальник уголовного розыска и «потерпевший»…
Примером мне служил участковый в поселке Нерль Василий Иванович Ионов. Однажды на каком-то сельском празднике, кстати, в деревне Бушарихе, он сделал замечание пьяным местным мужикам. И, несмотря на то, что инспектор бывший боксер, его побили и отобрали пистолет. На другой день пришли в его поселковый кабинет милиции с узелками, в которых одежда да немного еды, мол, забирай и сажай – виноваты. Пистолет само собой вернули. А он врезал от души зачинщикам драки и отпустил восвояси. Этот факт я узнал по слухам, когда мы жили в Нерли, и он нисколько не убавлял авторитета сотруднику милиции, скорее наоборот. Еще два слова о связующих ниточках прошлого с будущим… С сыном Ионова Павлом я встретился и познакомился в камере следственного изолятора, где мы вместе ожидали суда. Он обвинялся в убийстве…
Страховая компания, теперь уже моего друга Михаила Ананьевича, вскоре разорилась, причины ее краха я не знаю. Зато в городе появился банк «Кинешма» с управляющей Татьяной Николаевной Герасимовой, а при нем – страховая компания с тем же названием и моим новым знакомым М.А.Козловым, во главе. Он и познакомил меня с Герасимовой, и я оказывал ее банку те же услуги, что и Сберегательному, то есть – по возврату кредитов. Учредителями банка выступили все самые крупные городские предприятия, и он казался надежным. Однако, в те годы таковым априори, ни одно коммерческое учреждение быть не могло. Через год разорились…и сам банк «Кинешма», и новая страховая компания.
Как-то вскоре после этого позвонил мне Козлов по домашнему телефону и сказал:
–Пивка хочется с тобой попить, только у меня денег нет.
Сколько раз мы в дальнейшем вместе смеялись над этой фразой! Пива я купил, правда, обошлось без раков, зато – много. Бывший директор двух несостоявшихся страховых компаний предложил новую идею – создать в городе благотворительный фонд, а в уставе его юридически закрепить разностороннюю деятельность коммерческого характера. Необходимо отметить, что у него весьма высокий уровень интеллекта, но – с примесью легкого авантюризма. Привез он мне для ознакомления Закон об общественных организациях. В те годы все коммерсанты города страдали от недостатка наличных денег, без которых товар в Москве и других крупных городах купить просто невозможно. На местах они зачастую производили товарный обмен, меняли, так сказать, «веники на резиновые сапоги». Затем – «сапоги на утюги», и вот их-то уже умудрялись где-то и как-то продать за деньги. Важно все просчитать и не прогадать при обменах изделий нашей и зарубежной промышленности. На первичную закупку дешевого товара на оптовых базах крупных городов коммерсанты, как правило, брали кредиты в банках или занимали деньги у частных лиц, под тридцать, а то и сорок процентов в месяц! Как у них в итоге оставалась какая-то – прибыль, представить сложно, однако подобная практика процветала по всей России.
Козлов предложил собрать максимальное количество бизнесменов и рекомендовать им скинуться деньгами в своеобразную общую кассу – под эгидой благотворительного фонда. При этом – каждому выдать расписки на полученные деньги. В дальнейшем из этой общей кассы любой коммерсант, вложивший туда наличность, мог взять ее во временное личное пользование, то есть, как бы кредитоваться, под твердый ежемесячный процент. Например, под пятнадцать процентов. Причем можно взять сумму и большую, чем вложил, но – не более чем на два месяца. При этом коммерсанты имели право в любой момент потребовать вернуть свои деньги, согласно расписке. Для того времени идея реально хороша и актуальна.
Я возразил:
–Михаил Ананьевич, почти все коммерческие структуры в нашем городе имеют «бандитские крыши», и вряд ли они позволят сотрудничать своим подопечным с нашим фондом.
–Так мы же в их дела не полезем: получают они «за крышу», ну и пусть получают, а у нас чистая коммерция, – ответил он.
За разговором пиво убывало незаметно. Тогда я задал ему главный для меня вопрос:
–А мне ты зачем это все рассказываешь?
Он отшутился:
–Да вот, названия этому фонду придумать никак не мог, а все документы на его регистрацию уже оформлены. На следующей неделе еду с ними в Ивановский областной отдел юстиции.
–Предлагаю назвать «Селена». Благотворительный фонд «Селена» – звучит, кажется, неплохо.
Он согласился и сказал:
–Осталось только пригласить тебя в этот фонд юристом…
…К этому времени Кунькин стал начальником отдела кинешемской милиции и, используя свое служебное положение, лицензию частного детектива продлевать мне категорически отказался. Пришлось оформить лицензию частного юриста – для этого разрешения милиции не требовалось. Подумав над предложением Козлова, я дал свое согласие. И 27 февраля 1996 года в Кинешме появился Ивановский областной общественный фонд «Селена» во главе с управляющим Михаилом Ананьевичем Козловым. Своим заместителем он пригласил друга, Александра Васильевича Буланова. Мы вместе стали думать, как «вдохнуть жизнь» в организацию, которая существовала пока только на бумаге. Решили разослать приглашения во все известные нам коммерческие структуры на общее собрание, в ходе которого разъяснить людям о целях фонда, а также озвучить идею с «общей кассой». Далее – пригласить на работу представителей, чтобы они встречались с коммерсантами и предлагали им участвовать в деятельности фонда «Селены» – либо на постоянной основе, через вкладывание денег в кассу, либо путем единовременных пожертвований, которые шли бы целиком по прямому назначению, то есть, на благотворительность. Часть денег от процентов, в случае займов мы собирались использовать в благотворительных целях, а часть – на заработную плату всем членам нашей организации. Полагали, что денег хватит на все. Кроме этого, мы собирались заниматься и коммерцией, а с прибыли обязательно выделять процент в «общую кассу». Вести учет всех средств должна бухгалтер. В общем, все наши идеи, планы и действия базировались на официальной, законной основе.
Хорошо помню одну из наших первых благотворительных акций. Козлов попросил в администрации города дать нам списки детских садов, которые реально нуждались в помощи. Кто- то из коммерсантов выделил на эти цели несколько мешков сахарного песка, и каких – то круп. Привезли продукты в детский сад фабрики № 2. Само предприятие, имею в виду текстильную фабрику, уже практически не работало, а обычно именно оно снабжало детские учреждения микрорайона всем необходимым. Кроме меня, приехал еще кто – то из представителей «Селены». Заведующая детсадом Эльвира Сергеевна Жоркина, сказала нам, что им нечем платить за эти продукты. Но – когда узнала, что все бесплатно, надо только расписаться в документах, со слезами на глазах стала благодарить нас за реальную помощь. Она между тем рассказала:
–Кормить детей практически нечем, некоторые воспитанники берут с собой из дома кусочек хлеба.
Нас пробрало до слез: да что же это делается со страной-то?… Следующим оказался детский сад завода «Поликор». Там сказали нам, что продуктов не надо, а есть нужда в новых игрушках и, кроме того, надо бы сделать косметический ремонт некоторых комнат. Вот такой контраст… Сам-то завод еще кое-как работал, этим, наверное, все и объяснялось.
…Сейчас, думаю, уместно сказать об «общаке» в следственном изоляторе. Как-то старательно и целенаправленно компрометировалось это слово через СМИ, что даже произносить его считалось неприличным. На самом деле все гораздо прозаичнее… Не всем присылались передачи в СИЗО и причины оказывались самыми разными. Питание в заведении, с местной кухни такое, что не каждая собака будет есть. А выживать как-то надо. Так почему бы тем, у кого остаются продукты от передач, не отдать их в «общак»? Ведь на благое дело, чтобы накормить голодного. Перед самым сном в холодном карцере вспомнилась притча: умер хороший человек и оказался пред вратами Рая… Однако он не спешил зайти и привратник спросил:
–Что тебя смущает?
–Я бы хотел сначала узнать, как мучаются грешники в Аду.
Привратник подвел его к точно таким же воротам Ада. Зашли вовнутрь… Там стояли столы, уставленные изысканными яствами. За ними сидели люди с очень длинными ложками и вилками, держа их за самый конец ручки. Приборы словно приклеены к рукам, и взять их удобнее никак нельзя. Грешники доставали пищу, но донести ее до своего рта не могли. Здесь царила атмосфера злобы, отчаяния и страдания…
– Уведите меня отсюда, я не могу на это глядеть, – сказал хороший человек.
Затем его ввели в Рай… Картина в точности такая же, однако святые люди своими длинными ложками и вилками подавали еду другим людям, сидящим с ними за одним столом. Они кормили друг друга! Царила атмосфера любви и счастья. Хорошая, поучительная притча подумал я уже, засыпая. Помогать надо друг другу, тогда всем будет хорошо…
…Хотелось бы напомнить тем, кто забыл, что реально творилось на улицах городов в те годы. Люди, отбывшие наказание в местах лишения свободы, открыто сколачивались в «бригады», а по сути – в банды. На дорогих машинах, в красивых спортивных костюмах они ездили по коммерческим точкам, требуя платы «за крышу», или «в общак». Те из предпринимателей, у кого уже имелись такие покровители, называли их по прозвищам, как правило, хорошо известным в городе. Если кто-то не имел такой «крыши» или никому не хотел платить, мог оказаться и потерпевшим. В таких случаях либо у него ночью горел магазин вместе с товаром, либо – личный дом или квартира, либо – автомобиль. «Упрямца» могли и элементарно избить так, что дело доходило до больницы. Подобные преступления почти всегда оставались нераскрытыми. Мне иногда казалось, что сотрудники милиции побаиваются организованных рэкетирских группировок, поэтому неохотно и не всегда принимают заявления от коммерсантов о защите их прав, а порой и жизни. Правда, и сами коммерсанты старались платить налоги много меньше, чем должны. Об этом знали все. По этой причине бандиты им говорили:
– Вы обманываете государство, а мы, собирая с вас за «крышу», только восстанавливаем справедливость!
Это некая своеобразная «идейная платформа» рэкетирской деятельности. Между бандитскими группировками существовали негласные договоренности о разделе города на определенные территории, на которой «хозяйничать» могли только конкретные люди. Кстати раздел шел и по и линиям работы, например, – собирать деньги с таксистов могла только какая-то конкретная банда.
В городе жил и действовал «смотрящий» или «положенец», который разрешал все споры между «новыми хозяевами жизни». В 1993-1995 годах таковым являлся Александр Анатольевич Нойкин, – высокий, неуклюжий мужчина лет сорока, по прозвищу «Амбал». Он имел за спиной два отбытых срока за убийства, в общей сложности – двадцать лет. Александра уважали почти все ранее судимые, и даже… коммерсанты Кинешмы. Я лично с ним знаком, еще с милицейских времен и, на мой взгляд, он реально заслуживал уважения. Если кто-то считает, что авторитетный человек среди ранее судимых лиц, это самый кровожадный, отчаянный и «крутой», то он сильно заблуждается. Безусловно, убийцу уважают значительно больше, чем насильника, но не за то, что он убил, а за то, что облик человеческий не потерял там, где не каждый его сохранит. Для убийства зачастую бывает какая-то «оправдательная» причина, да и раскаиваются в содеянном преступлении многие очень искренне. Нойкин, кстати, как то рассказал мне о том, кого и за что он лишил жизни. При этом плакал, как на исповеди.
– Что, Александр, себя жалко или потерянные двадцать лет?– спросил я.
–Нет, жалко две загубленных человеческих жизни, можно было этого не делать, – ответил он.
И я безоговорочно поверил его искренности и раскаянию…
Помимо него, я лично знал еще несколько весьма уважаемых среди бандитов людей. По человеческим качествам они реально превосходят многих, особенно тех, кто заставляет себя уважать, пользуясь данной им государственной властью. Авторитет у людей не может назначаться, он, как правило, заслуживается, так что не все однозначно и просто. А среди тех, кто прошел «огонь, воду, и медные трубы» заработать даже минимальное почтение совсем нелегко. В этом случае большую роль играет и интеллект; не уважают люди тех, кто не умеет думать, некоммуникабелен, ведет неподобающий образ жизни… Уважают за умение постоять за себя, за порядочность, за правильные поступки в любой ситуации.
«Амбал» в общении оказался простым человеком, всегда готовым помогать людям, даже не знакомым лично. Во всех своих решениях приоритетным считал справедливость, но воровских «понятий» при этом не нарушал. Наши пути вновь пересеклись в моей работе по возврату банковских кредитов. Приезжая к должникам я зачастую слышал:
– Амбал скажет отдать – отдам, нет – значит, – нет.
И вольно невольно приходилось идти к нему «на поклон», при этом брать в долю – за помощь в разрешении вопроса. Однако, я считал это нормальным явлением и делился с ним своими премиальными без сожаления. Иногда бывал у него дома – он жил в «Америке» с сожительницей по имени Алла, похоже, цыганкой. Помню при мне пришла к ним в дом соседская девочка лет тринадцати и попросила дать ей покушать. Одета оказалась более чем просто, скорее даже – бедно. Александр приказал своей сожительнице накормить ребенка и свозить на вещевой рынок, где купить девочке приличную одежду. Сожительница ослушаться не посмела.
В другой раз пришел незнакомый мужчина, недавно освободившийся из мест лишения свободы. А Нойкин перед этим приобрел новый спортивный костюм. Кстати, долго его выбирал. Так он и денег лично своих дал незнакомцу, и костюм подарил, а сам еще не один месяц ходил в старом. Конечно, у него «под крышей» «томились» коммерсанты, и он с них брал деньги, но отношения поддерживались, я бы сказал дружеские, и помощь с его стороны оказывалась вполне реальная – как по бизнесу, так и в плане решения личных проблем. Слышал несколько раз, как он ругал нарушителей общепринятого порядка. Я тогда даже пошутил:
–Да ты не хуже начальника милиции борешься с преступностью.
Однако мой собеседник огорчился: не понравилось сравнение. Кстати, слово «обиделся» судимые не употребляют… В семье Нойкин – «Амбал» являлся старшим мужчиной: два родных брата Василий и Валерий, жили своими семьями отдельно. Как-то я попросил его посетить со мной очередного должника, который «без Амбала и говорить со мной не будет». Нойкин обратился ко мне со встречной просьбой – доехать до цыганки, проживающей в районе «Сокольники». Я нужен ему, чтобы поговорить с ней по-человечески, сам он опасался сорваться на крик и угрозы. Знал свою несдержанность.
А суть дела такова. Кто – то предупредил Александра, что эта женщина навела на его семью порчу и все три брата в течение года должны погибнуть. За какую провинность, информатор и сам не знал… Поехали сначала по его проблеме. Однако после взаимных приветствий Александра «понесло»: он кричал на смуглую цыганку, что «если хоть что – то произойдет в его семье плохого, то он ее зарежет и спалит дом». Та утверждала, что ее оговорили. С этим мы и уехали… Спустя две недели, средний брат Василий пришел в «пивнушку» располагавшуюся в районе «Сокольники»: в очереди стоять не стал, ведь он – брат «смотрящего». Его бесцеремонностью возмутился неприметный мужичок, но Василий ударил его по лицу, чтобы тот «знал свое место». Мужичок ушел, но через минут двадцать вернулся с авторучкой, приспособленной под выстрел малокалиберным патроном. Нашел обидчика и выстрелил в упор, попав прямо в сердце. Выжить у Василия шанса не оказалось, смерть наступила почти мгновенно. Произошло убийство на глазах большого количества людей.
Александр тогда воспылал ненавистью ко всем цыганам, Аллу сожительницу выгнал и стал жить с русской женщиной, которая вскоре забеременела от него. Когда сожительница родила мальчика, Нойкин приехал в роддом, подержал его на руках и почему-то сказал: –
–Первый и последний раз вижу своего сына.
В тот же день он разбился до смерти на своей «девятке» в районе «Двадцать пятый магазин». За рулем сидел его знакомый – сам Александр машину не водил. Врезались они в дерево – водитель не справился с управлением… Кстати, сам он выжил.
Примерно через месяц, у младшего Валерия произошел конфликт с неизвестным мне человеком, и он получил огнестрельное ранение в грудь. Выжил, несколько месяцев ходил с трубкой, выходящей прямо из живота вместо прямой кишки. Не сразу, но оправился от ранения. Затем буквально вскоре на личной «восьмерке» Жигули возле мясокомбината, в самом центре города, угодил в открытый канализационный люк и погиб в аварии. По времени от гибели Василия до смерти Валерия, прошло чуть больше года, однако этот факт не умаляет предсказания-проклятия цыганки. Как после этого не верить в мистические пророчества?
…Непроизвольно вспомнился и мой сон о том, как сидим в тюрьме. О нем расскажу чуть позже… А вот ранее я поведал в «милицейских историях» об убийстве цыганки человеком по кличке «Седой». Так эта женщина являлась родственницей «предсказательницы». Такие совпадения, такие связующие ниточки. А может просто в маленьком городе и судьбы жителей непроизвольно пересекаются? Со скрипом открылся замок и дверь моего «трюма».
–Без вещей, на выход, – послышалась команда конвоя.
–Куда? – спросил я.
– К адвокату.
А могли и не отвечать, имеют право. Надо мысли переключать от своих записей на предстоящую встречу, от которой если честно сказать, ничего хорошего не ожидаю…
Чаще вопросы решались на, так называемых, «стрелках». Собирались представители от банд, иногда по тридцать и более человек с каждой стороны. Высказывались претензии, и в рамках бандитско-воровских «понятий» приходили к решению, которое устраивало обе стороны. За строгим соблюдением этих «законов» и следил «смотрящий»; нарушать их, никому не дано. Наказание за это обычно следовало крайне жесткое, но подход в ходе судилища всегда индивидуальный. Если можно так выразиться – с учетом прошлых заслуг… Появились в городах и многочисленные мигранты с Кавказа, они тоже организовались в банды и имели своего «старшего». Кавказцы не всегда придерживались «понятий» и зачастую грубо их нарушали. За это местная братва «забивала им стрелку». Разборы иногда заканчивались массовыми потасовками, но до пальбы из огнестрельного оружия дело доходило редко, хотя каждый «уважающий себя» член банды имел оружие. Особенно популярными являлись пистолеты ТТ и Макарова, реже – автоматы Калашникова. Это та самая организованная преступность, о которой часто писала пресса, о ней создавались книги, снимались фильмы – как правило, боевики.
Чтобы немного разбавить эту мрачную картину, расскажу забавную историю, которая произошла со мной примерно в эти же годы. Вызвали меня по телефону в налоговую полицию. Возглавлял ее бывший оперативный работник КГБ Сергей Борисович Гоношилов. С ним я знаком лично, еще работая в милиции. А заместителем у него служил мой прежний подчиненный и в прошлом оперуполномоченный уголовного розыска Сергей Алексеевич Жаров, исключительной порядочности человек. После моего ухода из розыска он дослужился до должности заместителя начальника уголовного розыска. Кунькин в то время являлся начальником отдела кинешемской милиции, а я – опальный частный детектив, который ослушался «самого» Василия Юрьевича. Отказался сообщать интересующие его данные, которые получал в процессе своей работы. С целью сведения счетов, Кунькин нашел какой-то повод для проведения официального обыска моей квартиры. Для пущей важности направил на обыск С.А.Жарова. Сергей Алексеевич прекрасно понимал, что искать у меня нечего и что со стороны Кунькина – это обычная месть не очень порядочного человека. Короче говоря, Жаров ехать на обыск отказался. На предложенный выбор – или исполнить приказ, или уволиться, он выбрал второе. Обыск у меня провели без него, ничего криминального не нашли. Гоношилов как раз набирал толковых работников и пригласил Жарова к себе заместителем.
Когда я находился в кабинете начальника налоговой полиции, тот с улыбкой мне сказал:
–Владимир Юрьевич, вот листок бумаги, разбитый на две части. На одной написаны ваши доходы за последние три года, на другой – ваши приобретения,… однако кое-что не сходится у нас. Может, вы поможете?
В самом деле,… чего я только не выдумывал с этими доходами, но все равно приобретения значительно их превышали. Спина вспотела, однако… Вскоре зашел и Жаров, посмотрел на меня и спросил:
–Что, напугал тебя мой начальник?
Я молчал, как партизан на допросе: да и что тут скажешь – налоговики не дремали… Он продолжил:
–Считай пока это дружеской шуткой, но сделай для себя выводы.
Потом вместе пили чай, и Сергей Алексеевич спросил, не нужна ли мне медвежья шкура – один из оперативников их отдела увлекался охотой, и видно, оказался удачливым стрелком.
– Мне бы поглядеть на нее, – ответил я, а про себя подумал,– «да я пять шкур готов купить, только отпустите меня к жене и детям».
Жаров пригласил своего подчиненного и тот показал мне трофей: небольшой медведь попал под выстрел, совсем небольшой.
–Сколько стоит? – спросил я.
– Мне денег не надо, мне бы бензопилу новую в обмен на эту шкуру, – огорошил ее владелец.
У меня в магазине «Колесо», где помимо прочего, продавали и подобный товар, работал знакомый Александр Тарабин, кстати, и проживал он со мной в одном доме. Приехал я в магазин, осмотрел изделия – заметил, как сильно колеблются цены внешне одинакового товара – от шести тысяч рублей до … полутора.
–А можно ценники на полчаса переставить с самой дорогой бензопилы на самую дешевую?
– Спросил я у Александра.
По психологии то у меня в Высшей школе милиции стояла твердая пятерка, и я знал: когда есть выбор, глаза всегда глядят в сторону более дорогого товара.
– А если из налоговой полиции приедут, обнаружат подмену ценников, меня оштрафуют, – заколебался Тарабин…
Знал бы он тогда, что именно оттуда и придут. Но – отнюдь не штрафовать.
Я ухмыльнулся в душе и заверил его:
– Да ладно, придет мой знакомый, я ему проспорил пилу, теперь должен купить по его выбору.
В итоге мой сосед по дому просьбу выполнил. И зашел представитель налоговой полиции, по совместительству – охотник и просто покупатель. Естественно, он выбрал самую «дорогую» бензопилу, еще и извинился передо мной, что таковая ему понравилась. Я попросил товар выдать, но расплатиться обещал чуть позже, однако, в этот же день. Шкура, в принципе, неплохо обработанная, хоть и небольшого медвежонка, уже лежала в моей машине. И я двинулся к дому…
В это самое время у нас гостила теща, – славная, веселая женщина, не лишенная чувства юмора. Она-то как раз и открыла дверь квартиры… А шкуру-то я одел на себя, наклонился вперед, да как зарычу! Нина Петровна, так звали маму моей жены, упала на пол, как подкошенная. Годовалая собачка – ротвейлер, привязанная веревочкой при входе в квартиру, оборвала ее как нитку, убежала на кухню, скуля и визжа, забилась под стол. По привычке забегая вперед скажу: через пару лет, когда повзрослевший Лангар увидел во время выгула источник своего испуга на просушке, порвал ее «как Бобик грелку» на мелкие кусочки. Дочь Марина, которой исполнилось в ту пору 12 лет, заперлась в туалете и на все наши просьбы выйти отвечала криком:
–Не выйду, у нас медведь по квартире ходит!
Еле переубедили ребенка, сказав, что это папа так шутит. А я, как говорится, вошел в раж: подумалось, раз свою семью так развеселил, дойду и до жены покойного брата Надежды. Жила она на одной площадке с нами в квартире напротив, и тоже держала годовалого щенка, среднеазиатской овчарки по кличке Рик. Надев шкуру лесного зверя на себя, позвонил в дверь. Хозяйка открыла – я зарычал, и она в ужасе упала назад, прямо на пуфик, стоящий в прихожей. Ладно, что обошлось только обмороком… Зато Рик повторил все один в один, как и наша собака: визг, паника, куча под столом…
Но вернемся к работе нашего фонда. Коммерсантов на собрание в офисе «Селены» пришло немного, человек двадцать. Еще меньше согласились вложить свои деньги. Наш офис в первое время находился в старинном здании, стоявшем сразу за Кузнецким мостом через реку Кинешемку. До нас в этом здании находился первый в Кинешме коммерческий частный магазин «Меркурий». В общем, идея М.А. Козлова грозилась развалиться на корню. Зиждилась небольшая надежда на то, что индивидуальная работа наших представителей с коммерсантами покажет лучший результат. Однако вскоре мне, как говорится, стало не до этого. Сама жизнь повисла на волоске…
