Владимир Юрьевич Харитонов
Маятник Судьбы
Глава 9. Зигзаг судьбы или путь к увольнению
Кстати, меня нередко спрашивали; как в такое время и с такой должностью я умудрился остаться беспартийным. Попробую рассказать… В 1987 или1988 году приехал ко мне в Кинешму начальник уголовного розыска областного УВД Б.Н. Каманин и повел серьезный разговор – о роли партии в жизни советского народа и милиции в частности. Выходило так, что именно под ее руководством, а не моим, кинешемский уголовный розыск стал лучшим в области. Беспартийному нельзя доверить такое важное подразделение и, следовательно, я должен выбирать: или вступаю в стройные ряды КПСС, или иду работать простым участковым инспектором. В Нижегородской высшей школе милиции я тогда еще не учился, поэтому найти достойные аргументы, для отказа не смог. Борис Николаевич сразу подсунул мне листок бумаги, чтобы я написал заявление о приеме меня в члены КПСС. Я проявил сознательность, написал. Он сам сходил в Кинешемский горком партии, договорился там о принятии меня в организацию без особых формальностей.
На другой день необходимо явиться к первому секретарю В.Ф. Осокину, с которым мы хорошо знакомы. А накануне столь значимого события предстояло мое суточное дежурство. За ночь совершено три кражи, две из которых раскрыты с моей помощью и под руководством… нетрудно догадаться какой организации. На радостях подумал: посплю-ка я на своей кровати в своей квартире перед таким ответственным визитом и попросил сержанта – водителя милицейского фургона отвезти меня домой. На часах около трех ночи. И … сержант ответил майору, к тому же главному в эту ночь в отделе:
– Не повезу, бензина нет.
Наглость, как говорится, беспредельная. Я дважды повторил просьбу-приказ, что в принципе для меня не характерно, но снова получил отказ. Тогда уже резким тоном приказал идти со мной к служебной машине. Там в последний раз потребовал вернуть меня жене и детям. И снова водила, грубо отказал. Я не сдержался и врезал в челюсть – привел, что называется аргумент, который действует лучше всяких слов. В эту ночь прошел дождь. Водитель упал прямо в лужу, но остался в сознании и умышленно катался в воде, придавая себе более убедительный вид жертвы, которую, били и топили. Когда он решил, что его внешний вид вполне соответствует придуманной им версии, убежал в дежурную часть. Дежурил капитан милиции Николай Коробков, с которым у нас нередко бывали разногласия, но – чисто рабочего характера. Тот тут же велел водителю написать официальный рапорт.
Ну, а я пришел домой пешком. Только разделся, прилег, и тут – звонок в дверь. На пороге стояли Каминский и его заместитель по оперативной работе Сергей Васильевич Моличев. Последний спросил, как мне показалось дрожаще – испуганным голосом:
– Где твое табельное оружие?
Этот момент, видимо, сильнее всего волновал Сергея Васильевича, он знал, что я человек взрывной и порой отчаянный.
–Здесь в квартире, сейчас принесу,– ответил я.
Думаю, пока ходил за своим «Макаровым», у заместителя начальника вся жизнь пролетела перед глазами. Однако я без сопротивления сдал пистолет, и перестал представлять общественную опасность, по мнению руководства.
–Одевайся, едем в отдел, – сказал мне Каминский.
Приехали. Все зашли в мой кабинет, и Владимир Леонидович произнес:
–Сейчас прикажу, чтобы пришел пострадавший водитель. У тебя есть пять минут для того, чтобы с ним договориться и переписать рапорт.
– Успею, – ответил я, – если в моем кабинете и, – с глазу на глаз.
Начальники вышли, явился потерпевший. Я успел в определенном смысле подготовиться, распахнул дверцы шкафа, где висели боксерские перчатки, – их, хорошо видно со стула, на который его усадил. Подойдя в упор, четко выговорил:
– Мне дали пять минут. За это время ты или становишься инвалидом, ведь мне терять нечего, или – переписываешь рапорт, устраивающий нас обоих.
Я редко могу говорить так резко и грубо. Моя решимость, видимо, его устрашила. Он выбрал второй вариант, свое здоровье, понимая, что в жизни это самое главное, и за пять минут успел переписать под мою диктовку рапорт… Оказывается, у машины я его только «взял за грудки», а он при попытке вырваться упал прямо в лужу. В конце – концов, мне объявлен строгий выговор с занесением в личное дело,… водитель уволен за невыполнение приказа старшего начальника. В дополнение сказали очень правильные слова, смысл которых заключался в следующем: «в партию вступать рано, сначала надо добиться снятия взыскания». Однако когда я добился «реабилитации», вступление в КПСС уже являлось не столь актуальным, как ранее, и – только на добровольных началах. Так что тому водителю я даже… благодарен, как мне второй секретарь горкома партии Барашенков, о котором я рассказывал выше.
… Опять тусклая лампочка перед глазами. Отбой уже объявили. А мне почему-то вспомнился приезд ко мне из Владимира моего знакомого, одного из заместителей Жириновского. Называть его не хочу, даже сидя в «клетке». Он настойчиво предлагал вступить в их партию, обещая от нее депутатское кресло в кинешемскую думу. А это предполагало определенный иммунитет и неприкосновенность от местных правоохранительных органов. По привычке отказался. «Вредная привычка», подумалось мне. Сейчас бы не лежал на деревянных нарах, не прислушивался бы к урчанию в голодном желудке и не вспоминал колебания маятника моей судьбы…
…Вот я и подошел к одному из печальных эпизодов моей жизни, – к увольнению из милиции. Наш сын, четырнадцатилетний Сергей, любил проводить лето у бабушки, Нины Петровны Горбуновой, в городе Тейкове. Там у него имелось много друзей, которых я совсем не знал, так как постоянно занят работой. А надо бы знать, ведь они тоже оказались в некотором роде «братьями по крови», фанатами мотоциклов и мопедов. Только я-то любил кататься на них, а Сергею с друзьями нравилось их… воровать! Однажды прямо мне в кабинет позвонил сам начальник областного УВД Г.М.Панин и сказал:
–Твой сын в Тейкове совершил три кражи мопедов. Но я приказал дела не возбуждать. Забери его к себе в Кинешму под свой строгий контроль.
Забрал, привез, провел воспитательную беседу. Через неделю Геннадий Михайлович побеспокоил снова:
– Оперативники тейковского отдела милиции еще семнадцать краж мопедов и мотоциклов выявили. Все они совершены твоим сыном с друзьями. Закрыть глаза на это не могу, приказал возбудить дело, а твоего сына – арестовать.
–А со мной что будет?– спросил я.
– Зайди к Рябову, – ответил он,– мы с ним все обсудили.
Зашел к начальнику милиции в кабинет, и он довел до меня свое начальствующее мнение:
–Сейчас поднимется большой шум в СМИ, мы должны принять опережающие меры. Тебе надо написать рапорт и на время перейти работать в уголовный розыск – старшим оперативным сотрудником по линии убийств. Будешь заниматься только ими. Ну, а если преступлений не будет, то – отдыхай.
Я знал, что за два года работы Кунькина, нераскрытыми остались, то ли пять, то ли шесть убийств, а у меня за шесть лет – всего одно. Моим назначением начальник, очевидно, хотел поправить показатели. В общем-то, предложение в данной ситуации казалось вполне приемлемым, если бы не в подчинение к Куньнину. Что он за человек, я уже хорошо знал. Поэтому спросил:
– А если откажусь, какие варианты?
– Увольнение по собственному желанию,– коротко и ясно ответил начальник.
Я сказал ему, что подумаю до завтра, о своем решении доложу. И – ушел, хотя решение уже принял…
Думаю, наступило время рассказать о том единственном злополучном нераскрытом убийстве. Случилось оно в 1990 году. В районе «Санта Барбара» строились дома – высотки. Вот там между двумя громадными блоками, стоявших «домиком», кто – то из граждан обнаружил, в огромной и глубокой луже труп женщины и позвонил в дежурную часть милиции. В составе следственно – оперативной группы я приехал на место. Стояла зима – то ли конец декабря, то ли начало января. Погода неустойчивая: то дождь польет, то мороз ударит. Труп вмерз прямо в лед лицом вниз. Одежды на нем никакой не оказалось. На вид – женщина лет пятидесяти, среднего телосложения и роста. Ломом разбили лед, убитую извлекли и увезли к судебно медицинским экспертам. А незадолго до этого объявлена в розыск без вести пропавшая Лидия Горяева, пятидесяти двух лет. Женщина жила в своей квартире, в микрорайоне завода «Автоагрегат»; имела двух взрослых женатых сыновей. Один с семьей ютился у нее, другой проживал рядом в поселке Буденный за рощей, которая разделяла микрорайон и сам поселок. Работала она администратором в ресторане «Садко», располагавшимся в том же районе. Сыновья не ладили между собой, и она бегала от одного к другому, стараясь их примирить. Как-то вечером она от одного ушла, а к другому так и не пришла. Через несколько дней дети обратились в милицию…
Между тем, судебно – медицинское заключение дало неожиданные результаты: «Смерть наступила от множественных переломов ребер, повреждения жизненно важных внутренних органов. Имело место изнасилование, мужское семя, двух-трех человек обнаружено в заднем проходе».
Версий оказалось несколько: это могли совершить ранее судимые, недавно освободившиеся и проживающие в данном районе, это могли быть и строители, которые работали тут же, где обнаружен труп, но – тоже ранее судимые. Имелись и другие предположения. Для проверки первой версии, составили списки по своим учетам и отрабатывали по одному; устанавливали, где жил, где и кем работал, с кем дружил, как характеризовался по месту жительства и работы, и т.д. Еще я договорился с гримерами нашего драматического театра, и те загримировали под женщин несколько наших оперативных сотрудников. Мы соответственно одели их и направили в район «Санта Барбара» в вечернее время. Каждому из них я обеспечил надежное прикрытие, из числа моих же подчиненных. За три-четыре дня задержали восемь человек при попытке изнасилования. Восемь!!! Наверное, самый латентный вид преступлений. Женщины чаще всего не обращаются в органы, боясь позора, непонимания со стороны соседей и просто знакомых, да и своего собственного мужа. По нескольким задержанным возбудили уголовные дела. Очень смешные моменты возникали, когда их знакомили со своими «жертвами»…
Кстати сказать, метод «ловли на живца» я уже применял ранее. В микрорайоне Сокольники завелся сексуальный маньяк, похоть у мужчины просыпалась только при активном сопротивлении женщины. Мы также гримировали и переодевали оперативников. В итоге, в течение трех дней поймали извращенца, и он признался в семи или восьми случаях нападений на женщин в том районе. А попался он при покушении на… оперуполномоченного уголовного розыска Евгения Пазухина. Того самого, который «щипача» на рыболовные крючки поймал. Прикрывавший его сотрудник в темноте потерял Евгения из вида, а тот «подогрел» нападавшего тем, что побежал в туфлях на каблуках, запнулся и упал. Насильник набросился на «легкую жертву», но она вырвалась и четким ударом в челюсть нейтрализовала его. Когда Евгений пытался надеть на маньяка наручники, тот закричал:
–Женщина, милая, отпусти меня, я тебе ничего не сделаю!
–Зато я тебе сделаю, – ответил оперативник, заламывая руку насильника за спину.
В моем кабинете маньяк во всех злодеяниях признался и закончил свой рассказ фразой:
–А женщина вскочила, ударила меня по лицу, и я упал.
Скрывая улыбку, я спросил, не хочет ли он познакомиться с этой «женщиной»? Он хотел, но когда увидел Пазухина, не поверил своим глазам и все твердил, что та являлась женщиной. Я неудачно пошутил над Евгением, спросив, не думает ли он о смене пола. Обиделся оперативник, и только премия в размере тридцати рублей загладила мою вину…
Однако по резонансному преступлению в районе «Санта-Барбара» у нас ничего не клеилось. Как потом выяснилось, все те восемь человек задержанные на улицах, к убийству Горяевой отношения не имели. «Копая» под ранее судимых, выявили только несколько любителей нетрадиционного секса, но «привязать» их к данному злодеянию не получалось. Строителей тоже набралось немало – более ста человек. Имелись среди них и лица с криминальным прошлым. Обратился в газеты с просьбой к свидетелям, тем, кто проходил в день пропажи человека мимо стройки вечером позвонить по моему телефону. Сработало: две сестры, помню, одна из них работала воспитательницей детского сада, именно в этот вечер проходили мимо стройки. Рядом с ней в доме, который использовался строителями в качестве каптерки, горел свет. Внутри находилось трое нетрезвых мужчин. Они открыли окно и зазывали девчонок присоединиться к их веселью. Показалось, что вот она, реальная зацепка! Но как я ни бился, установить этих троих, видимо, тоже строителей, не смог.
Агентура уголовного розыска ничего об этом злодеянии не знала, видно матерые оказались преступники. Умели хранить свой секрет. Это сейчас по образцам ДНК подозреваемых эксперты легко определят, кто свое семя разбрасывает, а тогда про подобные экспертизы даже не слышали. Конечно, в деле сохранились списки всех рабочих, сперму, изъятую с места происшествия, тоже сохранили, так – на всякий случай. Но ежедневно уголовный розыск захлестывают новые нераскрытые преступления, а старые уже никому неинтересны. И сроки давности выходят. Долго я бился с этим «темным делом», много сил и нервов потратил. Может именно оно в какой – то степени подвигло меня уйти из розыска. Как говорится, «вожак стал стар и мочится на лапы»… Почти уверен, что останься я начальником розыска в свое время, мне бы никогда не предложили уволиться или перейти на нижестоящую должность. Значит нераскрытое убийство в какой-то мере способствовало моему увольнению из органов…
…Вернемся, однако, к моему решению, которое я обещал озвучить начальнику милиции. Пришел к нему на другой день с рапортом, в котором изложил просьбу – уволить меня по собственному желанию, так как разочаровался в правоохранительной деятельности. Начальник сразу при мне его подписал и положил в свой стол. А у меня в душе теплилась надежда, что он начнет отговаривать, предлагать какие-то другие варианты… И я, в конце – концов, соглашусь и, таким образом, «не потеряю лицо». На другой день по графику наступило мое суточное дежурство по отделу. Позвонили из отдела кадров областного УВД и пригласили сразу после дежурства приехать в Иваново. В глубине души я все еще надеялся, что начальник управления Г.М. Панин захочет поговорить со мной лично. Ведь отношения у нас сложились довольно хорошие. Но не покидала и мысль, что это, возможно, мое последнее дежурство и последний день работы в милиции. Конечно, этот факт сильно нервировал и напрягал. Крайне удивляло, что дежурный по отделу не беспокоил вообще – это было необычно. «Словно похоронили», – подумалось мне… По своей инициативе спустился к дежурному офицеру и услышал, как тот направляет нескольких сотрудников на задержание нарушителя. Буквально напросился – возглавить группу.
А случилось вот что… Таксист подвез до дома на улице Пятидесятилетия ВЛКСМ мужчину с женщиной, оба они явно в нетрезвом состоянии. Когда наступило время платить за проезд, парень достал предмет похожий на пистолет и направил его в голову водителю. Тот застыл и позволил им уйти, однако незаметно проводил их до самой квартиры, а затем позвонил в дежурную часть милиции. Сам же в своей машине, стал дожидаться приезда сотрудников. Мы подъехали, таксист нам показал квартиру на втором этаже кирпичного пятиэтажного дома. За дверью звучала громкая музыка. Я велел всем отойти от дверного проема на безопасное расстояние, а сам несколько раз позвонил, надеясь, что мне откроют. Надежды, однако, не оправдались. И я ударом ноги выбил дверь и ворвался вовнутрь. Парень безмятежно танцевал с девушкой, музыка буквально грохотала, и танцующие не обратили на меня никакого внимания. Я выключил музыку и вместе с подоспевшими сотрудниками скрутил преступнику руки, и надел наручники. Парня я велел увести в нашу машину, а сам объяснил девушке степень ее соучастия в преступлении и предложил выдать оружие. Она сказала, что оно спрятано сзади телевизора, под крышкой. Ее же попросил пригласить соседей в качестве понятых, и при них изъял пистолет. Он оказался не боевым, а стартовым. В «обезьяннике» парень протрезвел, расплакался и просил отпустить его домой. Не понимаю таких людей – что он не знал, что совершает преступление? «Пять минут славы» перед любимой женщиной порой дорого стоят…
А я, немного подремав в своем кабинете и не заезжая домой, покатил в Иваново в отдел кадров УВД. Зашел, надеясь услышать: «Зайдите к Панину, он вас ждет». Но – нет: мне с улыбкой выдали трудовую книжку с отметкой об увольнении по собственному желанию. Поблагодарили за добросовестную службу, зачитали приказ начальника УВД о поощрении денежной премией. И… все, я свободен! Ноги буквально подкашивались, не верилось, что это происходит со мной, но максимально выдержанно поблагодарил за хорошие слова и ушел. Как вышел на улицу не помню, а закрыв за собой дверь проходной, в полной мере ощутил безнадежность своего положения. Несколько позже, через пару месяцев узнал, что Панин и Рябов посчитали, что пока шум по поводу преступлений моего сына не уляжется, мне лучше полгодика поработать на гражданке. Без милиции человек жить не сможет, «сам приползет к ним на коленях, с просьбой взять назад на любую должность». Однако мои начальники в определении моей судьбы просчитались. Впрочем, об их далеко идущих планах я попросту тогда не догадывался. Казалось, жизнь кончилась, потеряла краски, стала серой и неинтересной. Ведь всем своим существом я ощущал, что работа в милиции – мое призвание.
… Даже сейчас, когда в холодном «трюме» пишу эти строки, ощущаю какое-то сожаление о том, что случилось давным-давно. Тем не менее время показало, что «раскрылся» я полностью, продемонстрировал все, на что способен, и к чему подготовила меня жизнь, много позже – в Ивановском областном суде. Но это произойдет только через шестнадцать лет. Никто из людей четко не знает о своем предназначении. Бог порой намекает на наше место в жизни. Однако не все понимают эти намеки…
Кстати сказать, когда размышлял о своей судьбе уже на воле, через много-много лет, то пришел к выводу: апогеем всей жизни оказалось все-таки спасение пятнадцати человек от несправедливого приговора. Да и себя я спас, как говорится, с Божьей помощью от длительного срока заключения.
Глава 10. Ох, уж эти «проклятые девяностые»
Перед самым моим увольнением из милиции вышел Закон о частной детективной и охранной деятельности. Всегда верил в Судьбу, в то, что в жизни не бывает случайностей и все происходит не просто так, а с определенным смыслом и все события, происходящие в жизни, связаны между собой Провидением. В 1992 году с помощью тогдашнего начальника кинешемской милиции А.А. Рябова я выправил себе лицензию частного детектива, встал на учет в налоговую инспекцию. В общем, все сделал в соответствии с Законом, который как будто специально вышел для меня и, главное, в нужное время. При этом Анатолий Алексеевич намекнул мне на то, чтобы на длительную работу в частном сыске не настраивался, а скорее возвращался в милицию.
Лишний раз оказалось…благими намерениями выстлана дорога в Ад. Только я приступил к работе, как ощутил сильнейшее противодействие со стороны Кунькина. А вскоре и его руководства, то есть того же Рябова. Видимо мой протеже не жалел «грязи», поливая меня с головы до ног. Тех, кто ко мне обращался, вызывали в милицию, выспрашивали о моих методах работы. А я старался трудиться так же добросовестно; заработки выросли многократно, по сравнению с милицейской зарплатой. Этот факт вызывал зависть у моих недоброжелателей, а уж когда накопил денег и купил нового «Запорожца» то, со слов оперативников розыска, Кунькин потерял аппетит.
В это время обратился ко мне один коммерсант – с просьбой помочь найти вора; милиция искала, да не нашла. Заключили письменный договор об оплате моего труда. А суть дела такова. Два давних друга занимались совместным бизнесом. Закупили на миллион рублей модных зимних шапок и пока искали оптового покупателя, хранили товар на бывших военных складах, в районе «ДХЗ». Неожиданно головные уборы пропали… Согласно версии оперативников, вроде – бы через окно – там милиция нашла ворсинки. Пролезть через него мог только очень худой и маленький человек, а столько унести в руках одному – вообще нереально. Оперативников уголовного розыска почему – то эти факты не смутили. Система охраны на базе круглосуточная. При въезде на территорию производился обязательный осмотр машины, а при выезде – почему-то нет. Целесообразность таких порядков трудно понять, но ведь не я их устанавливал. Зато в журнале у охраны все транспортные средства переписывались. Оказалось, что в дни, когда предположительно пропадали шапки, а они не все сразу пропали, а частями, на склад заезжала только одна машина. Это был «Москвич-пикап», принадлежавший… тому, кто ко мне и обратился. Жадность погубила дружбу! Но мне сеять раздор в мои планы не входило, и я попросил встречи с заказчиком, чтобы доложить о работе и моих предварительных выводах. Перед началом беседы я предложил:
– Может нам пригласить и вашего компаньона, но… это – на ваше усмотрение.
Вопрос, так сказать, носил разведывательный характер, ответ на него должен или подкрепить или опровергнуть мои догадки. Он попросил поделиться соображениями без свидетелей. Я выложил их ему, стараясь не оскорбить прямо высказанными подозрениями, излагал соображения деликатно, но, не уклоняясь, однако, от реальных фактов. Коммерсант слушал, не перебивая, затем задумался и произнес:
– Ведь вас я лично нанял? Если заплачу сумму полностью, как и следует по договору и добавлю премию, все останется между нами?
Я ответил утвердительно. Премия оказалась приличной, что лишний раз подтверждало правильность возникших у меня сомнений.
А у Кунькина эта кража оставалась нераскрытым преступлением, и он вызвал меня к себе. Напомнил, что по Закону о частной детективной деятельности я должен всю информацию, имеющую криминальный характер, докладывать ему. Формально он прав, но и я находился на пределе нервного срыва из-за его постоянных придирок ко мне и потому послал я его туда, «где Макар телят не пас»: грубо, матом. …И ушел, сказав на прощание, что добровольно к нему больше я никогда не приду. Наверное, именно это событие окончательно сделало меня и Кунькина непримиримыми врагами и заодно и невозможным мое возвращение в милицию. Я прекрасно понимал, что Василий Юрьевич обязательно доложит своему руководству об отказе сотрудничать с ним в раскрытии преступлений и у меня предстоят нешуточные трудности в работе.
…Подобное «сотрудничество» очень напоминает «стукачество», а свое отношение к людям, которые этим занимаются, я не скрывал никогда. «Сидя на нарах», больше всего опасался именно таких людей, ведь они готовы сказать что угодно ради своих, зачастую корыстных интересов. Многие люди задавались вопросом при просмотре военных фильмов, откуда берутся полицаи, предатели и люди, сотрудничавшие с захватчиками, если все учились и воспитывались в советских школах? Лично для меня этот вопрос не стоит. Уверен – все негласные сотрудники силовых ведомств (агенты-стукачи) – готовые предатели и полицаи. Душа у них заведомо гнилая, ей нужна только подходящая почва и она себя проявит…
Вспомнился один нечасто встречающийся случай при работе с агентами. Один такой «помощник», завербованный еще в местах лишения свободы, по освобождению, сам пришел ко мне в кабинет. Он попросил помочь устроиться на работу и поселиться в общежитии. За это обещал помогать в раскрытии преступлений. С моей помощью, он трудоустроился на фабрику «Красная Ветка» подсобным рабочим. При этом же предприятии имелось и общежитие, где ему выделили комнату. Однако в условленные места на встречи агент не ходил, зато с завидной регулярностью являлся в мой рабочий кабинет, с информацией, мягко говоря, неинтересной. Проводить секретные встречи в помещении милиции категорически запрещено, и я постоянно ему об этом напоминал. И в очередной раз, когда агент прощался со мной, не подал ему руки. Он так обиделся, что не поленился приехать в Областное УВД, чтобы пожаловаться на меня начальнику уголовного розыска Б.Н.Каманину. Тот в очередной раз приехал в Кинешму для выяснения причин «моего высокомерного поведения по отношению к негласным сотрудникам». Я ответил на его вопросы:
–Понимаю необходимость использования этой категории граждан в раскрытии и профилактики преступлений, но питать к ним человеческие симпатии я не обязан, да и соответствующие приказы этого от оперативников не требуют.
Через какое-то время мне объявили строгий выговор за неуважение к негласным сотрудникам, засекреченным приказом по управлению. Со слов Каманина, я единственный оперативник в области, получивший подобное наказание.
…А я не ощутил угрызений совести по этому поводу, даже когда переосмысливал многие свои поступки, находясь в тюрьме. Хожу по небольшому дворику, гляжу на небо «в клеточку» и пытаюсь дать оценку своему «высокомерию». Да, агенты помогают раскрывать преступления, то есть совершают полезное для общества дело. Оперативный сотрудник должен быть за это благодарен. Иногда эта благодарность выражается деньгами. Однако…, зачастую «стукач» сдает своего друга, с которым вместе пьет, ест, а порой и совершает правонарушение. И как представлю его улыбающегося в глаза тому, кого он уже наметил предать,… не могу уважать. Ну, никак не могу…
Мой хороший знакомый, Юрий Георгиевич Смирнов, в 1992 году работал директором предприятия по изготовлению и обработке искусственных алмазов. Оно арендовало помещение в районе ДХЗ – за конечной остановкой автобуса. Я напросился к нему работать юристом, не оставляя при этом своей детективной деятельности. Там получал небольшую заработную плату, но зато ежемесячно. Ведь все остальные мои заработки надо прямо признать, не стабильны. Мог заработать в один месяц много, в другой – ничего. Ехал я как то вечером с работы на своем «Запорожце». На улице осень, шел небольшой, но противный дождь и видимость оказалась плохой. Впереди меня шел грузовой «ЗИЛ». Вдруг он вильнул влево, объезжая пьяных парней, которые пытались его остановить. Какой-то мужчина лежал на обочине дороги. Я притормозил. Вместе с тем, который лежал, насчитал пять молодых людей. Один из них объяснил мне, якобы, неизвестный гражданин порезал ножом их друга и его надо срочно отвезти в скорую помощь или больницу. Туда уже звонили, но нет свободных машин для выезда. Я сразу понял, что среди них возник какой-то конфликт и кто – то из этих же мужчин в процессе конфликта и порезал товарища.
– Отвезу вашего друга,– сказал я им,– но при условии, что сзади сядет тот, кто порезал. Вдруг раненый умрет дорогой и мне придется отвечать!
Незнакомцы долго мялись, но видя резон в моих словах и переживая за друга, одновременно посмотрели на одного из них. Парень, обратившийся первым ко мне, произнес:
–Это я сделал.
При этом быстро залез ко мне на заднее сиденье машины. Остальные загрузили потерпевшего на место пассажира справа. Я «как в воду я глядел»: к станции «Скорой помощи» мы привезли уже труп, который оставили у них… Сам же с преступником поехал прямиком в дежурную часть некогда родной милиции. Спасибо за раскрытие тяжкого преступления по горячим следам мне никто и не подумал сказать. Что ж, я стал уже привыкать к подобному отношению бывших коллег. Сиденья у моей машины покрыты тканью, и пассажирское, на котором ехал пострадавший, оказалось перепачкано кровью. Моя супруга очень долго отмывала салон «Запорожца», стараясь смыть напоминание об убийстве. Прошлая работа напомнила о себе таким вот жестоким способом…
С Юрием Георгиевичем у меня связаны еще две интересные истории. В 1993 году, когда вся страна перераспределяла ваучеры – кто продавал последний за бутылку, кто покупал пачками и потом перепродавал на торгах в Москве, крупным покупателям – будущим капиталистам, владельцам заводов и пароходов. А у меня имелась знакомая женщина, по имени Ольга, которая скупала ваучеры в Кинешме по четыре с половиной тысячи рублей за штуку и сбывала их в Москве, конечно, дороже. Сорокалетняя, невысокого роста, полноватого телосложения она казалась мне очень деловой женщиной. К тому же предприимчивой коммерсанткой – деятельность свою развернула, как говорится, на широкую ногу. Для нее покупал эти бумажки, и я лично, и увлек этим занятием братьев Смирновых, Юру и Вадима. Они близнецы, отличаются только телосложением: первый более полный. Своих денег у братьев не имелось, и я им одалживал, а они, продав ваучеры, долг мне возвращали. Цены даже внутри области оказались разными: в Кинешме обычные люди продавали их по четыре тысячи рублей, в Заволжске – по три…
Мы с Юрой решили обзавестись этими ценными бумагами в Заволжске. Моста через реку тогда еще не построили, и мы на машине Смирнова, старой «копейке», дождались парома, и после непродолжительного плавания оказались на месте. Встали возле какого – то большого магазина, на крышу машины поставили табличку с надписью: «Куплю ваучеры», и ожидали продавцов. Георгиевичу дал во временное пользование свои тридцать тысяч рублей, а для себя, в борсетке, хранил целых сто кусков. Клиентов на продажу оказалось мало, и я пошел по подъездам и квартирам соседних домов предлагать жителям обменять бумажки на российские деньги. Дело пошло куда как веселее! Однако вот в одной квартире на третьем этаже меня встретили два не очень трезвых мужика, причем один выглядел очень большим, можно сказать громадным, а другой на фоне первого мне показался маленьким.
–Ну, давай, показывай нам свои деньги,– сказал громила.
Эта фраза меня насторожила и я ответил:
–Покажите сначала ваучеры: может они у вас бракованные или рваные, мне такие не нужны.
–Ты не понял меня? Деньги доставай!– агрессивно громыхнул здоровяк и потянулся рукой к борсетке, пытаясь ее вырвать.
Впервые в своей жизни я подвергался грабежу, да еще такому наглому! В сумочке находились все мои деньги, как говорится, последние и с них я надеялся разбогатеть. Я крепко прижал к груди свое сокровище. Здоровый мужик схватил меня сзади и как удав сдавливал тело, а маленький спереди пытался вырвать сумочку из моих рук. Я отчаянно рванулся, освободился от объятий и бегом припустил к машине. В приоткрытое окно в «копейке» бросил сумку и рысью помчался назад, ничего не разъясняя Юрию Георгиевичу. Хотелось, освободившись от ценного груза, по-простому, кулаками разобраться с грабителями. Сообразив, что произошло что – то непредвиденное, Смирнов побежал следом. А я так разволновался, что и дом забыл, и подъезд.
