Владимир Великий
Сатана
Петухово встретило гостью из Германии яркими лучами заходящего солнца. И это ее очень обрадовало. Она при лучах солнца чувствовала себя значительно лучше и увереннее. Ее радовала природа, но не то, что она встретила при въезде в деревню. Михаил, пользуясь тем, что он на машине и тем, что дорога во многих местах просохла, специально сделал для блондинки небольшой круиз по своей родной деревне.
Супружеская пара, привыкшая к своим родным «апартаментам», на достопримечательности деревни реагировала очень спокойно. Кротиха же была очень удручена тем, что она увидела в этой деревне с милым русским названием Петухово. Две некогда большие улицы в этот момент чем-то напоминали собой селение периода войны, когда освободители входили в разрушенные врагом деревни. Пожарищ, как таковых, на этих улицах не было. Не было и развороченных снарядами построек. На пути следования Кротихи очень изредка попадались строения, которые можно было бы назвать домами или избами, и то с большой натяжкой. У большинства строений лежали большие горы навоза и всевозможного хлама. Неприглядный вид деревни расстроил блондинку. Дабы не докучать своим унылым настроением семейной паре, она решила просто молчать во время очень короткого круиза. Ее спасало еще и то, что Михаил, словно заведенный, поворачивая свою голову то налево, то направо, за каких-то пять минут в общих чертах обрисовал свое Петухово. За это время Ева узнала практически все о немногочисленных «петухах».
Мало чем отличался от своих односельчан и дом семейной пары Сорокиных. Блондинка, вышедшая из машины, сразу же оказалось во власти грязи и куриного помета, который был в изобилии как перед домом, так и во дворе. Ева, где на цыпочках, а где и на пятках своих туфель, дабы не наступить на всевозможную грязь и ей подобной, в сопровождении хозяйки вошла во двор. Двор встретил приехавших мощным кудахтаньем, которое издавали десятки куриц и петухов. К этому гвалту двуногих через несколько секунд присоединилась и собака, которая, увидев хозяйку, стремительно бросилась ей навстречу. Хозяйка мило улыбаясь, присела на корточки и стала ласково гладить своего четвероного друга. Еве же собака не понравилась. Животное почему-то было облезлое, особенно его тощий зад. Найда была грязная, как свинья, скорее всего, лежала в грязи или где-то еще…
Не увидела Ева Крот надлежащей чистоты и в самом доме Сорокиных, которые пригласили ее в гости. Дом, состоящий из двух комнат и небольшой кухни, «трескался» от грязи. Блондинка, вошедшая в дом, сразу же оказалась во власти всевозможных запахов, которые «испускались» от многих источников. Неподалеку от входной двери стояло несколько мешков с полусгнившей картошкой. Этот запах женщине был знаком еще из далекого детства. Специфический запах выделяли и два ведра пищевых отходов, стоящих на небольшой печи. Надежда, невзирая на все эти запахи, быстро взяла Еву за руку и повела ее в горницу. Горница, в которой был относительный порядок, гостье показалась очень уютным помещением. Это в какой-то мере подняло настроение Кротихе. Хозяйка предложила Еве в этой комнате раздеться и располагаться. Предложение блондинку обрадовало. Гостя быстро открыла чемодан и через несколько минут она уже в спортивном костюме сидела в небольшом кресле. Рядом с ней покорно сидел маленький котенок. В отличие от собаки это животное было очень чистое. К тому же у кота все его черное «одеяние» было без всяких дефектов. Ева, мило улыбаясь, взяла котенка к себе на руки и стала ласково его гладить руками. Котенок от этого ласково маяукал и тесно прижимался к телу блондинки.
Через час в горницу зашла хозяйка и пригласила Еву в баню. Предложение Надежды оказалось для Евы неожиданным. Она не думала о том, что хозяева после такого напряженного дня и в такую непогоду могут еще топить баню. К радости гостьи и в бане, которая была очень небольшой по размерам, было все уютно и чисто. Жара, как таковая, в бане отсутствовала. Сухие дрова, которыми полностью была набита печка, весело трещали и выделяли тепло. Это тепло с каждой минутой все больше и больше заявляло о себе. Ева поняла то, что хозяева решили наспех протопить баню, дабы согреть горячую воду и как можно больше «собрать» горячего воздуха для своей новой знакомой. Кротиха с большим удовольствием помылась в бане. От горячей воды и тепла ей значительно легче стало на душе…
Хозяева накрыли стол к восьми вечера. Все блюда были из крестьянского подворья. На столе стояли тарелки с большими кусками мяса, здесь также были вареная картофель, молоко, сметана. Среди деликатесов были сибирские пельмени и соленые грибы. Крестьянское застолье обрадовало блондинку из Германии. Она, явно проголодавшая, с благодарностью смотрела на раскрасневшихся хозяев, которые только что пришли из бани.
«Правил» за столом Михаил. Он, подустав от плохой дороги и от домашних дел, с особым наслаждением посматривал на трехлитровую банку с самогонкой. Он медленно открыл банку и также медленно наполнил светлой жидкостью три больших граненых стакана. Ева, увидев перед собой большой стакан, да еще с самогонкой, вежливо отказалась. Она очень давно не пила самогонку. Сейчас она еще боялась пить и на пустой желудок. Вежиливый отказ гостьи какого-либо воздействия на мужчину не оказал. Он, не замечая улыбки красивой женшины, взял пустую тарелку и положил на нее самый большой кусок мяса. Затем на эту же тарелку положил несколько больших картофелин. Все это «самодельное» блюдо хозяин поставил перед Евой и назидательным тоном произнес:
– Ева, все это для тебя. Самогонка пойдет лучше, если ты все это съешь.... Кто много ест и много пьет, то никогда не будет пьяным…
Кротиха в какой-то мере была очень рада блюду и хозяину, который решил ее основательно накормить. Ее желудок уже давно заявлял о своем существовании. Гостья с большим аппетитом «растрескала» говядину и скушала две большие картофелины. Хозяин с хозяйкой тем временем с удовольствием «опрокинули» по первому стакану самогонки. Первый «стопарь» придал хозяину смелости. Он, налив второй стакан, повернулся лицом к Еве и тихо спросил:
– Наша красивая гостья, я давно тебя хочу спросить… К кому ты приехала … Да и ты сама-то откуда будешь. Ты не обижайся за наш спрос. В наших деревнях сейчас много люда бывает из чужих краев. Большинсто из чуждых хотят нам что-то напакостить, что-либо своровать. Ведь они прекрасно знают о том, что у нас нечего воровать, кроме живности…
Сорокин, внезапно замолчав, опустил свою голову вниз, затем ее поднял вверх и после этого опять повернулся в сторону Евы:
– Ты не обижайся на нас со старухой. Мы люди честные. К власти, так и к богатствам других не рвемся… Я вот здесь только что покумекал и пришел к выводу о том, что лучше нам с тобою сегодня в Михайловку не ехать. Уже и темно ехать, да и я решил с устатку немного выпить… В таком состоянии мне бы не хотелось ехать. Наш участковый с нашего пьяного брата три шкуры дерет. Позапрошлый год я провожал своих родственников на разъезд. Перед этим немного выпил. Ну и тот, черт бы его побрал, «замочил» меня. Осенью милиционеру целого бычка отдал, дабы не лишиться водительских прав…
Ева ничего не оставалось делать, как ответить на вопрос людей, которые от всей души пригласили ее в гости. Она и сама за этим столом намеревалась открыть хозяевам кое-какие свои личные тайны. Поэтому, словно снимая с себя тяжелый груз ответственности и таинственности, она по-озорному ответила:
– Я, добрые мои люди, от Вас тайн не держу… Я приехала к своей родственнице Бейфус, которая проживает в Михайловке… Приехала на две недели. Сама я приехала из Германии…
Информация о том, что Ева приехала к Магде Бейфус из Германии, обрадовала семейную чету Сорокиных. Особенно этому был рад Михаил. От сказанного Евой, он даже чуть-чуть привстал со стула. Ему не верилось в то, что эта красивая женщина может приехать в эту глушь, тем более, к Магде Бейфус, сын которой два года назад чуть было не стал мужем дочери родного брата Михаила. Хозяин, уже вовсю осмелев, неспеша подошел к Еве и что-то стал нашептывать ей на ухо. Блондинка быстро встала из-за стола и направилась в горницу, где находился ее чемодан с вещами. Через минуту она вышла оттуда и принесла свой немецкий паспорт.
Сорокины с большим интересом рассматривали небольшую картонную корочку, на которой была написана фамилия и имя блондинки. Все последующее застолье было посвящено только Германии. Хозяева на всю «катушку» расхваливали капиталистическую страну, в которой все живут только хорошо. Первенство по задаваемым вопросам блондинке держала хозяйка. Ее интересовало буквально все об этой загадочной стране. Ева сначала как-то старалась сдерживать себя рассказами о жизни в Германии. После второго «стопаря» самогонки язык женщины все больше и больше набирал «обороты». Весь этот вечер и ночь сидящие за столом всесторонне обсудили германский «вопрос». Не забыли они и некоторые проблемы мировой политики…
Сорокины уложили спать Кротиху на своей постели. Перед тем, как пойти спать, в дверь горницы постучала Надежда. Она, словно кошка, осторожно подошла к немке и тихо прошептала ей на ухо:
– Я хочу тебя огрочить… Мой Михаил только что вспомнил о том, что Магда Бейфус вчера утром уехала в Казахстан к своим родственникам. Они собираются тоже уезжать в Германию. Когда она приедет и сколько она там пробудет никто не знает…
Столь неожиданное сообщение Еву разочаровало. Несмотря на то, что ее голова в прямом смысле раскалывалась от спиртного, она продолжала изыскивать варианты по розыску Магды Бейфус. В эту ночь Ева практически не спала. Спокойствию даже не способствовала абсолютная тишина в доме и на улице. В те короткие минуты, когда Кротихе удавалось засыпать, она видела одни только кошмары. Проснувшись от этих кошмаров, немка старалась мгновенно воспроизвести их содержание. Однако этого сделать ей не удавалось. Вполне возможно, этому мешал самогон, возможно, что-то совсем и другое. От страшных сноведений и тупых болей в голове блондинке становилось невмоготу. Ей казалось, что вот-вот ее сердце разорвется или вылетит из груди…
Плохое настроение гостьи почувствовали и заметили хозяева, как только она села за стол завтракать. Большее всех за блондинку переживала Надежда, которая, как казалось Еве, готова была вот-вот расплакаться. Сопереживал и Михаил. Не у кого не было желания начинать разговор на ту или иную тему. Каждый делал все то, что обычно делает любой человек во время принятия пищи. У Кротихи кусок хлеба стоял «поперек». Она, выпив большую кружку молока, сидела за столом и наблюдала за тем, как хозяева кушали жареный картофель, запивая его молоком. Ева пристально всматривалась в этих людей. Они перед ней ни в чем не были виноваты. В происшедшем она прежде всего винила себя. Ей надо было бы перед отъездом позвонить «звонарихе» и толком узнать о планах ее сестры. Первым нарушил молчание Михаил. Слезы, которые текли из глаз красивой гостьи, в конце концов «вывернули» душу хозяина. Он, почесав рукой переносицу, тихо произнес:
– Ева, я думаю тебе нечего ехать в эту Михайловку. Ты просто поживи у нас до приезда своей родственницы… Я к тому времени все узнаю… Возможно, она вот-вот и приедет… Ты нам не будешь помехой. Правду, я говорю, старуха?
Затем, повернувшись к жене, он стал внимательно смотреть на Надежду, надеясь найти у нее поддержку. Хозяйку такое решение мужа очень обрадовало. Она, словно ребенок, громко засмеялась и также громко сказала:
– Конечно, я не против того, чтобы Ева у нас погостила… У нас работы во дворе и на огороде достаточно…
Кротиха от радости заплакала. В знак благодарности и правильного понимания ее жизненной ситуации женщина поочередно подошла к хозяйке и хозяину, и со слезами на глазах крепко пожала им руки.
Первый день пребывания в семье Сорокиных для Евы получился поистине крестьянским и ударным. Погода в этот день с самого утра была отменная. Яркое солнце за пару часов просушило двор. До обеда Кротиха постирала свое грязное белье, а затем стала заниматься уборкой в доме. Надежда тем временем убирала двор. К вечеру Ева уже в своих туфлях могла спокойно пройтись по двору, не боясь попасть в тот или иной источник грязи. Михаил, пришедший с работы, а работал он на кузнице, был обрадован той чистоте и порядку, который за весь день навели обе женщины. За ужином опять все были в сборе и все без исключения «пропустили» по стакану самогонки.
Как и вчера, «заводилой» по немецкому вопросу была Надежда. После выпитого стакана самогонки она старалась рассказать Еве все о тех немцах, которые уже уехали или еще остались в Петухово. По словам хозяйки уехавшие неплохо живут на исторической родине своих предков. Многие имеют свои машины и работают. О своих деревенских немцах Сорокина рассказывала очень умело и смешно. Ева с Михаилом от смеха брались за животы. Немке очень понравился эпизод, рассказанный хозяйкой, как молодой внучек из Германии приехал к своей бабушке в деревню. Приехал через пять лет, когда ему уже стукнуло пятнадцать лет. Очень грузная бабушка рысью бросилась к ограде своего дома, когда узнала от управляющего о том, что ее внучек из самой Германии в гости к ней приехал. Мелитта, невзирая на свой старческий возраст и больные ноги, с глазами полные слез, пристально всматривалась в тех, кто шел от конторы в сторону ее дома. Дочь с зятем она узнала еще издалека. Внука, которого, как ей казалось, только вчера она садила на горшок, женщина не признавала. Даже на расстоянии двух шагов старухе не верилось в то, что перед ней стоит ее любимый внучек. Бабка Мелитта не узнавала своего некогда спокойного внука, который не только сильно вырос, но и стал «архимодерным». Эричек, стоящий перед женщиной, почему-то на этот раз был в больших и длинных штанах. Одна штанина у него была зеленого цвета, другая чем-то напоминала цвет детского поноса. Этим цветом бабушка ради любимого внука готова была пожертвовать. Как и была готова сразу же сходить в «лавку» и купить бедному Эрику черный материал на брюки. На голове внучка набекрень одета была не то шапочка, не то что-то иное. На его шее висел какой-то небольшой ящик, от которого шел провод, соединенный с ухом юнца. После того, как Эричек поздоровался с бабушкой, он сразу же отошел в сторону. Со слезами на глазах старуха смотрела на юное создание и не могла понять того, почему он так сильно дергает головой, словно его кто-то ударил паленом по макушке. Чем больше Мелитта разглядывала одеяние и «снаряжение» «маленького» иностранца, тем больше в ее голове возникало головоломок. Подслеповатая женщина своего любимца не признавала до тех пор, пока не увидела родимое пятнышко под мочкой левого уха мальчишки.С тяжелыми чувствами провожала Мелитта своего внучка туда, где он порядочно «испортился». Внучек ни в какую не хотел оставаться в деревне жить. Эричек все равно уехал, несмотря даже на то, что бабушка обещала ему отдать все свои сбережения. Не польстился мальчишка и на очень красивую девочку Майю, которая жила возле деревенского клуба и могла стать его невестой…
Прошло три дня, как семья Сорокиных «приютила» Еву Крот. О том, что у них поселилась красивая блондинка из Германии уже знали не только все жители Петухово, но кое-кто и из округи. За это время в доме кузнеца побывало около десятка «гонцов», которые хотели увидеть бывшую соотечественницу и узнать о том, как она там живет. Были и те, кто имел своих родственников в Германии. Кое-кто пытался передать с Евой письма или подарки своим родным. Кротиха ничего не брала. Ее смешило то, что одна женщина собиралась передать через нее своему брату литровую баночку сибирских грибов.
Среди пришедших была и учительница. Галина, которая преподавала в местной школе химию и физику, Еве сразу понравилась. Понравилась не только красивой внешностью, но и своим разумом. Женщина собиралась с мужем через месяц выезжать на историческую родину своих предков. Учительница до мельчайших подробностей расспрашивала блондинку о трудностях жизни аусзидлеров. Кротиха заметила, что она не проявляет сильного желания ехать туда, откуда несколько дней назад приехала Ева. Блондинка на прямой вопрос учительницы о том, стоит или не стоит ехать в Германию, ничего не ответила. Лишь улыбнулась.
Вечером все подробности встреч становились известными семейной чете Сорокиных. Информация о визите «химички» рассердила Михаила, который даже не прикоснулся к стакану самогонки, пока с прямотой не высказался об учительнице:
– Я тебе, Ева, прямо скажу об этих людях… Их надо гнать отсюда и оттуда, – «кипятился» хозяин. – Они, как ящерицы, ищут в жизни то место, где удобно спать и вкусно пожрать. Галька эта является женой директора школы. Раньше у него была фамилия русской жены Пирогов, а сейчас Майер. Это его родная фамилия. Я его знаю как грязного человека. Он раньше работал в комсомоле, вместе с дружинниками разгонял собрания верующих немцев. За усердие стал работать в райкоме партии. Жил не очень плохо. В те времена он обижался, если кто-то его называл немцем. Вскоре времена поменялись, райкомы поразогнали. Сейчас учителям зарплату месяцами не платят. Майер в эти голодные времена и вспомнил о том, что у него есть историческая родина, где пока сытно еще живется. Вызов он ждал два года. Я думаю то, что он и там приспособится… Если у нас станет лучше, а там хуже, он опять приедет…
Михаил об этом человеке не стал ничего больше говорить. И это как-то успокоило Еву. Ей не очень хотелось, чтобы Сорокин расстраивался о каком-то немце, который вот-вот будет жить в Германии. Михаил, «жалобно» смотревший на стакан самогонки до своего монолога, почему-то к стакану продолжал не прикасаться. Неожиданно для гостьи он быстро встал из-за стола и подошел к комоду. Ева, посмотрев в сторону хозяина, увидела то, как он быстро достал таблетку из маленького пузырька и проглотил ее. Больше за столом Ева речи о немцах не вела. Она боялась, что еще такой разговор «на нервах» может подорвать и без того «шаткое» здоровье человека, который ей предоставил стол и ночлег. В то же время любопытство Кротихи увидеться с «грязным» немцем лилось через край…
С директором Майером Ева встретилась на следующий день при очень неожиданных обстоятельствах. Узнав о том, что занятия в школе к двум часам дня заканчиваются, Ева подошла к последнему звонку. Небольшие группки мальчиков и девочек быстро вылетели из классов, и, словно маленькие мышки, исчезли из школьного помещения. В рабочем кабинете директора школы не оказалось. Ева подошла к техничке, которая сидела на стуле перед входом в школу и что-то говорила плачущей школьнице. Блондинка подождала, пока девочка успокоилась. Узнав от техничке, что директор с восьмиклассниками в актовом зале, она направилась туда. Она очень осторожно подошла к актовому залу, дверь которого была настежь открыта. Ева сразу же заметила то, Иван Иванович был чем-то расстроен. Он стоял на небольшой сцене, и неистово жестикулируя руками, о чем-то громко говорил.
Кротиха на цыпочках вошла в зал и села на самую заднюю скамейку. Женщину обрадовало то, что никто из сидящих в зале, включая и директора, ее не заметил. Через несколько минут вошедшая была в курсе того, что произошло в школе с восьмиклассниками. Оказалось, что вчера после уроков мальчики, используя видеомагнитофон, просмотрели в актовом зале порнографический фильм. Сегодня утром директору «донесли». Он сейчас вместо урока истории целый час «докапывался» до того, кто был родоначальником показа «порнухи». Ему так и не удавалось из кого-либо «выбить»» показания. Это очень раздражало школьного руководителя. Через минут пятнадцать после того, как Ева оказалась в зале, директор опустил своих воспитанников. Старшеклассники, словно ошпаренные кипятком, мигом покинули помещение. Кротиха, видя пролетающих мимо себя мальчишек, сразу же поняла, что эти ребята так и не «знали», кто им подбросил кассету с голыми бабами.
Майер, заметив в актовом зале красивую и прилично одетую блондинку, от неожиданности сильно «трухнул». Он, конечно, не мог предположить, что кто-то из незнакомых ему людей может быть на его уроке по истории российского государства. Мужчина от неожиданного визитера не только покраснел, но и вспотел. Он, сильно заикаясь, преданно посмотрел в глаза красивой незнакомки и тихо спросил:
– Вы-ы-ы, извините меня, пожалуйста… Вы, случайно не из районного отдела партии, из райкома партии… Ой, извините, не из районной администрации?
Ева, видя то, что директор принял ее за очень важную «птицу», сразу же решила мужчину успокоить:
– Да, Вы,товарищ Майер, не переживайте… Я просто хотела посмотреть на Вас… Я узнала о том, что Вы российский немец, да к тому же, собираетесь выезжать на родину своих предков....
Майер после слов блондинки, словно на мир народился. Через минуты он вновь принял позу «начальствующего лица». Он, понимая то, что блондинка заметила, как он «трухнул» перед ней, заискивающе произнес:
– Вы, уже меня извините… Мне очень достается от всех этих учеников… Вы, знаете то, какие молодые кадры в настоящее время «производятся» в наших деревнях, особенно в этой сибирской глубинке. Вот сейчас целый час прозанимался воспитанием и все без толку. Сердце иногда пошаливает… Собственно говоря, почему я такую красивую женщину держу в коридоре? Вы не против зайти ко мне в кабинет? Чайку попьем, да и нам есть о чем поговорить. Мы с Вами здесь земляки, будем и там земляками…
Визитерша от предложения директора не отказалась. Одарив еще относительно молодого мужчину обворожительной улыбкой, она направилась с ним в его кабинет. Российский немец оказался разговорчивым человеком. Посадив блондинку в мягкое кресло напротив себя, он начал тараторить, как старая бабка на базаре. Еве это очень нравилось. Ей просто-напросто было хорошо в этом мягком кресле. Женщине также было приятно слушать самого директора школы, которого она в далеком детстве боялась как огня. Она тогда всегда переживала, когда видела недовольный взгляд, проходящего мимо нее, школьного чиновника. Особенно переживала девочка в те дни, когда у нее с матерью была «напряженка». Сейчас же Кротиха сидела перед заискивающим перед ней директором школы и внимательно слушала все то, что «производил» довольно мясистый и длинный язык мужчины…
Нет, Ева Крот ничего плохого не имела к этому мужчине. Наоборот, после того, как он потряс перед собою несколько раз звонком и вызвал к себе свою секретаршу, она и вообще забыла о каких-либо негативах к этому человеку. За то время, которое было необходимо молоденькой секретарше для приготовления небольшого «закусончика», Кротиха внимательно «изучала» внешний вид руководителя школы. Вмессте с тем, чем больше и внимательнее рассматривала женщина рыжее лицо своего земляка, тем меньше симпатий было у нее к этому человеку. И для этого у блондинки были определенные основания. Она сразу же воспроизвела в своей памяти педагогическую работу директора, который десять минут назад в актовом зале школы поливал грязью маленьких детей, их родителей только за то, что они посмели без его ведома просмотреть видеокассету о голых женщинах. Уши женщины и сейчас еще «воспроизводили» отборный мат рыжего мужчины, который адресовался школьникам. Ева, болтая с руководителем школы, в душе даже радовалась тому, как он, увидев ее в актовом зале, по-настоящему «навалил» в штаны…
При «своих» мыслях был и российский немец Иван Иванович Майер. Он был далеко не дурак и реально смотрел на все то, что было в его жизни тогда и сейчас. Он, «прожигая» глазами неожиданную посетительницу, не скрывал того, что она была чертовски красивая, красивее даже учительницы биологии, не говоря уже об его жене. Брак с Галиной Пироговой вообще бы у него не состоялся, ежели бы не отец невесты, который был первой «шишкой» в районе. Через день после свадьбы Ванька Майер стал Иваном Ивановичем Пироговым. Еще через день новоиспеченный Пирогов стал директором школы в деревне Васили. От тестя, который верховодил всем районом и жил в райцентре, было далековато. Однако «периферия» не огорчало молодого директора школы. Через год он уже работал в районном комитете комсомола, потом в райкоме партии. Кабинет молодого инструктора райкома партии был на один этаж ниже, чем кабинет тестя. Карьера у немца могла бы быть очень большой, если бы не смерть тестя. Мужчина умер во время своего пятидесятилетнего юбилея. Умер совершенно неожиданно. Он был абсолютно здоров, тем более, оздоровлению помог курот в Сочи, где все семейство пребывало две недели. Занемогшего доставили в районную больницу. Через час прилетел вертолет из областного центра, однако было уже поздно. После смерти тестя для Пирогова наступили поистине мрачные времена. Все те, которые раньше ему, как родственнику самого большого начальника, были не прочь целовать одно место, сейчас отвернулись. В том, что его направили в небольшую деревушку Петухово, он был обязан своей жене Галине. Она еще кое-что сохранила из старых связей покойного отца…
Размышления школьного шефа прервал стук в дверь. Дверь открылась и вошла секретарша, которая принесла директорский «закусончик». Ева молниеносно бросила взгляд на поднос и ее сердце радостно забилось. Ей только сейчас и именно в уютном кабинете директора захотелось покушать. Это желание возникло еще и потому, что Иван Иванович, бросив томный взгляд на очень стройные ноги своей посетительницы, как бы невзначай, произнес:
– Я думаю, что такая очаровательная женщина из моей исторической родины будет и не против коньячка отпить…
Госпожа Крот улыбнулась и с детским задором ответила мужчине:
– Я с большим удовольствием не только отопью, но и выпью… Я думаю, что настоящий директор школы не будет ругать за пьянство бывшую школьницу… Правильно я говорю, Иван Иванович?
На вопрос бывшей ученицы директор ничего не ответил. Он быстро встал из-за стола и подошел к небольшому шкафчику, в котором были посуда и всевозможные стаканчики. Ева, мельком взглянув на «учебный» шкаф директора, мимоходом промолвила:
– Ну, Иван, у тебя как у настоящего бизнесмена все есть. Есть секретарша молодая и есть что покушать. Даже есть все необходимое для того, чтобы на достойном уровне встретить такую красивую женщину, как я…
Все то, что только сейчас сказала Ева Крот о директоре и себе, Ивана Ивановича нисколько не смутило. Он никогда не скрывал своей зависти к тем мужчинам, которые имели очень красивых жен. За все время работы в руководящих органах, в том числе и в школе, он понял то, что он читал с трибуны, есть просто-напросто фикция. Русский Пирогов, он же русский немец Майер никогда не верил в коммунистические сказки. Для чиновника была одна мечта и отрада – женщины. Они никогда не был против наличия в своей жизни «женского» элемента. Во времена тестя он мог бы женщин каждый день «топтать» как солому и притом на выбор. «Топтать» по желанию ему мешал тот же райком, где он работал. Российский немец страшно боялся отклониться от генеральной линии партии или ценных указаний первого партийного лица. В противном случае ему был бы «каюк». Поэтому чиновник мирно жил со своей Галиной, лишь изредка заглядывая под юбку другим женщинам. И сейчас в преддверии возможного выпивона с этой красивой блондинкой, у директора «выплыл» из головы радостный эпизод из летнего отпуска, когда он на своем «Запорожце» возил на лоно местной природы биологичку Анну Петровну. Она была очень страстной женщиной, возможно потому, что лучше знала устройство мужчин и их половые потенции. От воспоминаний о биологичке у директора «что-то» поднялось между ног. Майер был сейчас доволен тем, что надел на себя очень тугие плавки, которые он все время собирался выбросить из-за ветхости.
Лестный комплимент красивой блондинки, адресованный в адрес директора, Майера заинтриговал. Иван Иванович решил приударить за ней. Глядя в голубые глаза гостьи, он думал, что она, как и он, желают друг друга. Страстные взгляды школьного чиновника, которые он метал в сторону блондинки, напрочь отмели у нее тревожные нотки в отношении этого человека. В том, что еще директор имеет хорошие способности любить женщин, Кротиха убедилась, когда заметила неестественное состояние мужской «принадлежности» у хозяина кабинета. При виде «этого», она даже покраснела. У нее же самой «что-то» повлажнело между ног. Ева, внимательно разглядывая мужчину, с очаровательной улыбкой стала очень медленно и незаметно раздвигать свои ноги, которые до этого стеснительно прижимала друг к другу. Одновременно старалась поймать своими глазами черные глаза директора, который осторожно разливал коньяк в ослепительно чистые маленькие стаканчики. Ловить взгляд рыжего блондинке удавалось все чаще и чаще. На какое-то время их взгляды пересеклись, остановились.
Кротиха по-настоящему пьянеть стала только после третьей рюмки конъяка. Майер продолжал держаться на должном «уровне». И это очень нравилось блондинке. Она не любила мужиков, которые в прямом смысле раскисали от запаха винной пробки. Иван сейчас понимал, что у него наступил очень ответственный момент в его жизни, когда он имеет возможность в своем кабинете «осчастливить» очередную бабу. Нет, даже ни бабу, и ни биологичку, а очень красивую женщину, за которую он бы сейчас отдал не только свой старый «Запорожец», но и свою жену впридачу. Его сейчас даже не интересовала идеальная постельная «преданность» своей жены, которая почему-то с неохотой хотела ехать на историческую родину его предков. Мужчина искоса бросал взгляды чуть-чуть ниже пояса женщины. Он уже видел под очень короткой юбкой ослепительно белые плавки жительницы Германии, от которых, даже на расстоянии, в голове Ивана Ивановича что-то шумело, что-то взрывалось…
Прошло около часа, после того, как Ева Крот перешагнула порог кабинета директора школы. Об этом она нисколько не сожалела. Она всем своим нутром понимала, что ее земляк и будущий гражданин Германии по-настоящему втрескался в нее. Это радовало блондинку и не только потому, что она была очень красивой женщиной. Пьянеющая аусзидлерша радовалась еще и потому, что ей удавалось взять на «крючок» еще нестарого, даже и неглупого мужчину. Этот ее земляк , как казалось Еве, всю жизнь на этой земле пресмыкался ради жирного куска мяса или красивой женщины. После очередной порции коньяка Кротиха несколько ушла от «возмездия» к директору. Теперь ей уже хотелось просто-напросто расслабиться в этой сибирской глубинке. Ей, как женщине, как бабе, да и пусть и как животному, захотелось ласки. И эту ласку, как ей сейчас казалось, мог дать только этот мужчина, сельский интеллигент, от которого пахло не только коньяком, но и дешевым одеколоном. Желание отдаться директору у блондинки удвоилось после того, как Иван Иванович вытащил из своей папочки «злосчастную» кассету и вставил ее в видеомагнитофон. Ева наблюдая за этим, про себя усмехнулась, вспомнив о том, как за эту «порнуху» директор «воспитывал» своих учеников. Сейчас же он был очень далек от воспитательного процесса. Ему нужно было как можно скорее до «кондиции» накачать эту красивую женщину. В том, что она его хочет, он нисколько не сомневался. Нажав кнопочку на переключателе телеканалов, и убедившись в том, что «порнуха» пошла, Майер весело произнес:
