bannerbannerbanner
полная версияСатана

Владимир Великий
Сатана

Полная версия

– Ну, а как там, наш немец, директор кооператитва «Хаймат»?… Все, наверное, непокладая рук, работает… Наши немцы сюда прут и прут…

Молодая девушка, скорее всего, не поняв о каком немце идет речь, решила переспросить свою красивую собеседницу:

– Ева, о каком директоре речь ведете? Сейчас там работает молодой парень с простой русской фамилией. Я ее почему-то забыла…

На некоторое время она призадумалась. Скорее всего, в своей памяти перебирала все то, что было связано с кооперативом. Закончив «перебор», Катерина неуверенно произнесла:

– Я от своих родителей слышала о том, что буквально год или полгода назад в этом кооперативе был директор с немецкой фамилией. Мои родители говорили о том, что его звали Вилли… Он был застрелен в лесу, когда летом поехал на машине в деревню к своим родственникам… Так ли это, я сама точно не знаю…

Услышав это, Ева сильно сжала свои кулаки и ее тело покрылось испариной. На какое-то время она пристально смотрела на свою молодую знакомую и замолчала. Она на несколько секунд отключилась от тех, кто веселился на этом празднике. Блондинка перенеслась к воспоминаниям той последней встречи, когда ее в аэропорту провожал Вилли Теодорович Майер. Этому человеку она была очень многим обязана. После шокирующей информации Ева потеряла всякий интерс к Катерине. Безразличие блондинки к своей персоне почувствовала и молодая собеседница. Катерина поняла то, что в ее последней информации о погибшем директоре, красивая блондинка нашла что-то особенное и тайное. И эту тайну ей не дано знать. Мило улыбаясь, Катерина тепло попрощалась с Евой и незаметно исчезла в толпе танцующих людей. Ева, словно тяжело больная, медленно пошла в угол зала, где стояло несколько стульев. Присев на один из них, она закрыла глаза…

Неожиданно ей спокойствие нарушил симпатичный мужчина, лет сорока пяти-пятидесяти. Он, словно озорной школьник, быстро подошел к Еве. Протянув руку очаровательной женщине, мужчина так же по-озорному прошептал ей на ухо:

– О, Боже, такая красивая женщина и не танцует… Вы, я думаю не против того, чтобы я Вас пригласил на танец. Не против?…

Ева с полузакрытыми глазами равнодушно посмотрела на того, кто хотел ее пригласить для танца. Известие о смерти Майера наповал ее убило. Теперь все происходящее на этом вечере было для нее безразлично. Ева даже не стала внимательно разглядывать своего партнера. Она машинально произнесла: «Я не против» и тотчас же встала со стула. Незнакомец взял блондинку за руку и вскоре они оказались в кругу танцующих. Кротиха этот танец не танцевала, она просто-напросто передвигала ноги и только всего. Женщина и не стремилась начинать какой-либо разговор с тем, кто ее пригласил на танец. Ее голова и душа были заполонены тяжким известием о гибели Вилли. Ева сколько не силилась, но так и не могла представить его лежащим в гробу. Ей даже во время танца хотелось все это бросить и убежать куда-нибудь в какой-то маленький уголок на этой земле и вдоволь поплакать. И не видеть никого и ничего.

С этими мыслями она часто смотрела на танцующих и по-доброму им завидовала. Ей казалось то, что все эти «руссаки» не испытали в своей жизни столько много трудностей, какие вынесли она, красивая женщина. Во время своего «отрешения» от мира, Кротиха бросала короткие взгляды на своего партнера. Он, как и блондинка, почему-то молчал и также лениво передвигал ногами. Игра в молчанку длилась минуты три. Первым нарушил молчание мужчина. И это он сделал как-то неординарно. Крепко прижав к себе Еву, он с улыбкой произнес:

– Я вижу и чувствую то, что у моей красавицы сегодня в первую ночь наступившего года вообще нет настроения. Это очень плохо. Однако я не виновник этого мрачного торжества. Нам сегодня всем по человеческому уставу положено веселиться…

Сказав это, мужчина быстро вывел Еву из круга танцующих. Затем он, легко поддерживая женщину, повел ее в буфет. Это Еву очень обрадовало. Блондинке очень хотелось выпить после того, что ей сегодня рассказала молодая девушка из Молихова. Прежде чем сесть за столик, Ева пристально посмотрела на того, кто предлагал ей свою компанию за этим столиком. Незнакомый мужчина вроде был с умным выражением и недурен собой. Все это и еще что-то непонятное в нем почему-то очень сильно подкупало Еву. Кротиха почему-то была уверена еще в том, что ее партнер не относится к той категории мужчин, которые после солидной порции пропущенного спиртного, носились с красными «рожами» по залу и с гиком и свистом прыгали как лошади.

Ева приняла решение не отказывать новому знакомому в его приглашении выпить за новый год. Незнакомец к тому же оказался очень «хозяйственным». Он успел не только хорошо «загрузить» съестным небольшой столик, но и откуда-то принес очень большую красивую розу. Мужчина, слегка наклонившись к женщине, опять по-озорному произнес:

– Я бы очень хотел того, чтобы в этом новом году для такой женщины, как Вы, счастье лилось рекой… Я пью за то, чтобы Ваши мечты стали реальностью…

Сказав это, она слегка чмокнул Еву в щеку. Женщина сразу же почувствовала приятный запах мужского одеколона. Это и что-то еще непонятное на какой-то миг притянуло блондинку к этому далеко незнакомому человеку. Ева с Николаем, так звали мужчину, за столиком просидела больше часа. Она нисколько об этом и не сожалела. «Томадой» в небольшой компании был Николай. За это время незнакомец стал для женщины близким человеком. Блондинка без всякой боязни не стала противиться просьбе мужчины побродить по ночному городу.

На улице было безлюдно. В два часа ночи город уже по-настоящему спал. Только возле ярко освещенного русского ресторана ходили люди, издавая то там, то здесь смех или крики. В метрах двухсот от ресторана, Николай уверенно взял Еву за руку. Женщина этому не сопротивлялась. Почувствовав сильную руку мужчины, она на какое-то время решила забыть о смерти Майера. Взявшись за руки, мужчина и женщина неспеша колесили по улочкам спавшего города и молчали. Неожиданно повалил снег, да такой сильный, что Еве даже показалось, что она опять оказалась в далекой Сибири. Блондинка смеялась и рукой ловила крупные снежинки, которые тотчас же «расплавлялись» в ее нежной ладони…

Николай, как и во время танцев, первым нарушил молчание. Между идущими завязалась непринужденная беседа. За два часа после знакомства Ева Крот многое интересного узнала из жизни Николая Петрова. Во многом жизнь этого человека была трагична. Многим из жизни бывшего офицера женщина и восхищалась. После окончания средней школы юноша поступил в военное училище на Дальнем Востоке. Затем молодого лейтенанта направили на китайскую границу. Через год советский офицер привез к себе в часть молодую немку Фриду, ставшую для него опорой и любовью. Через год родился сын Феликс, которого назвали в честь рыцаря революции. На рыцаря революции в большей степени хотел быть похожим отец малыша, молодой комбат капитан Петров. Командир отличного батальона вел решительную борьбу с «дедовщиной» в вверенном ему подразделении. За усердие по службе офицер первый в соединении получил орден «За службу Родине». Офицера-орденоносца в прямом смысле носили на руках. Правда до поры до времени. Даже с орденом Петров «пахал» как папа Карло и поэтому всегда рубил «правду-матку» на всевозможных совещаниях и собраниях. Не забывал офицер критиковать некоторых начальников и повыше, которые запускали руки в солдатский карман. В этот период великая страна стала втягиваться в войну в Афганистане. Не остался без своего «я» Петров и здесь. На совещании в соединении он высказал осторожное сомнение в целесообразности ввода советских войск в соседнюю страну. Мнение молодого офицера не совпадало с «научно» обоснованной политикой партии и Советского правительства. Через несколько часов после совещания к офицерскому дому, в котором проживала семья молодого командира батальона, подъехал «УАЗ». Из машины вышли четыре старших офицера, которым по долгу службы надо было блюсти все законы и «недопущать» инакомыслия в Советской Армии. На следующий день капитан Петров в сопровождении начальника медицинской службы части был «доставлен» в окружной госпиталь в психиатрическое отделение. Это небольшое заведение в отличие от других отделений имело окна с металлическими решетками. Ровно полгода в госпитале пробыл молодой офицер. Здесь же он «отметил» свой двадцать восьмой день рождения.

Ева, гуляя на свежем воздухе, внимательно слушала рядом идущего мужчину. Эту далеко невеселую историю сам «псих» Еве рассказывал с некоторым юмором. Чем чаще женщина бросала взгляды на свого рассказчика, тем больше ловила себя на мысли о том, что пережил молодой парень двадцать лет назад. Ева и сама жила в те годы и в том обществе, которое считалось пределом демократии и человеческой справедливости. После «психушки» офицер не был официально осужденным или заключенным. Однако это «заведение» напоминало ему о себе каждую ночь и каждый день гражданской жизни. Все время пребывания офицера в психиатрическом заведении строго контролировалось. Два мощных амбала в белых халатах, постоянно находящиеся в помещении, львиную долю времени «отдавали» молодому капитану. О поведении «сумасшедшего» информировались соответствующие военные органы и медицинские работники. В определенной мере контроль спадал, когда Николай садился для просмотра телепередач. Из наблюдателей и контролеров никто не сомневался в том, что средства массовой информации, работающие под партийным руководством, никогда не «развратят» молодого орденоносца. К тому же он сам не собирался никого «развращать» или убивать. Да и в этом заведении было и невозможно друг друга убить. Здесь все было крепко прикручено и крепко прибито. Кровати и прикроватные тумбочки были прикручены маленькими болтами к полу. В столовой «больным» давали только металлическую посуду. Из сервиза были исключены ножи и вилки, дабы никто из военных друг друга не поранил. Не было и всевозможных ручек в всевозможных дверях. Не исключением этому были и туалетные двери. Перед сном приходил медицинский работник и «избранным» давал какие-то таблетки. Никто из них не знал для чего они и против какой «заразы». Комбат эти таблетки никогда не пил. Боялся, чтобы его не отравили. Все таблетки он аккуратно складывал в носовой платок, который постоянно был у него в кармане синей пижамы. Во время посещения туалета «больной» быстро выбрасывал их в унитаз и также быстро смывал водой. За шесть месяцев пребывания капитан Петров старался уже никому больше не мешать. Старались не мешать молодому офицеру и военные медики, которые, скорее всего, для «балды» вызывали его на всевозможные приемы, проводили всевозможные тесты. Иногда они офицера «прокручивали» и «просвечивали» и все что-то писали в своих толстых тетрадях.

 

В «психушке» Николай Петров понял то, что с надеждой на большую военную карьеру ему придется распрощаться навсегда. Даже если и оставят его в славных вооруженных силах, то к полувековому своему юбилею он больше должности начфина или начпрода не получит. Рано поседевший молодой человек в своих прогнозах сильно ошибся. В его медицинской книжке черным по белому написали далеко непонятный для него диагноз. Военная медицина ходатайствовала перед вышестоящим командованием об увольнении капитана Петрова из армии. Врачи также рекомендовали его не допускать туда, где есть оружие и где стреляют. Через пять месяцев пришел приказ из столицы великой страны. Военное ведомство увольняло офицера по болезни…

Через месяц Петров с женой и маленьким сыном покинул прежнее место службы. Семья с небольшим чемоданом поехала к себе на родину в Ктомскую область. В областном центре образованного молодого офицера на инженерные должности почему-то не брали, несмотря на большие вакансии. Бывший военный решил опуститься «пониже». В намерении стать военруком в одной из школ также отказали. Опустился еще ниже. Хотел работать дворником в одной из престижных гостиниц. Заведение было в снегу «по уши», однако почему-то директор гостиницы не брал на нищенскую зарплату довольно молодого и сильного мужчину. После многомесячных мытарств в поиске работы, забившись в небольшую комнату, которую семья снимала на самой окраине города, Николай и Фрида стали держать семейный совет. Молодые люди никак не могли понять причины отказа в работе высокообразованному человеку. Перед тем как идти в то или иное учреждение, муж и жена еще раз проверяли все необходимые документы. Все было в порядке. Во время визита в отделы кадров бывший офицер бойко по-военному отвечал на поставленные вопросы. Чиновники его вежливо провожали и предлагали подойти завтра утром или к обеду. На следующий день он с надеждой заходил в отдел кадров и с полуоткрытым ртом устремлял свой взор в сторону начальника отдела кадров. При повторном посещении начальники на приветствие безработного не отвечали. Они с официальным и с явно равнодушным взглядом нехотя бубнили:«Главный шеф сказал, что в Вас наша отрасль не нуждается».

Вполне возможно, ходок во всевозможные структуры и дальше продолжал исправно «исполнять» права и обязанности советского гражданина, если бы не один случай. После посещения техникума, где бывший военный хотел испытать себя на поприще физической культуры, у Николая было архискверное настроение. Ему в очередной раз отказали в приеме на работу. Завернув за угол техникума, неудачник решил погасить свое горе кружкой пива. Через несколько минут он уже стоял возле небольших кустиков, которые спасали любителей пива от жары или одновременно служили «местом слива», и с наслаждением тянул холодное, сильно «разбадяженное» пиво. Соседом «по кружке и по месту» оказался мужчина лет пятидесяти, а может и старше. Несмотря на солидный возраст и седину, мужчина отличался военной выправкой. На гражданском пиджаке была широкая колодка с орденами и медалями. Только на втором бокале пива отставные офицеры разговорились между собою.

Узнав о том, что молодого офицера не берут на работу, Степаныч, так назвал себя седовласый знакомый, стал довольно громко смеяться:

– Ну и ты, даешь, желторотый капитан… Я даже и не думал, что ты себя так будешь вести на гражданских приемах… Сразу видно то, что ты, салага, только по полям бегал с любимым личным составом и кричал благим матом вперемешку… Я то совсем по другому профилю бегал, и куда больше всяких бумажных инструкций прочитал. Одно я тебе скажу. В каждом отделе кадров и военкомате есть перечень болезней, по которому нас увольняют…

Дальше Степаныч замолк. Наверное, считал то, что остальное должен «кумекать» его молодой собрат. Молчание «салаги» полковника в отставке насторожило. Бывший капитан исподлобья смотрел на своего коллегу по пиву и рассуждал над его намеком. Молодой человек долго не мог «врубиться». Заметив определенное беспокойство Петрова, отставник, на этот раз уже с ухмылкой и даже с издевкой, произнес:

– Ну, если и ты правду глаголишь про свою историю болезни, то они все правильно делают, что тебя на все большие и малые посты не пускают… Шизофренники никогда в человеческом обществе не были в почете… Я думаю, что ты с политикой никак не был связан… А то, совсем было бы тебе хана…

После этого Степаныч отошел немного в сторонку и с большим смаком отлил только что выпитое пиво под небольшой кустарник. Деревце имело довольно «кислый» вид от чрезычайного засилия органических удобрений, которые «испускали» с небольшими перерывами любители пива. Примеру своего старшего наставника последовал и Николай. После «облегчения« мужчины купили по третьей кружке пива. После первой «затяжки» пива Степаныч опять заговорил:

– У тебя, паря, статья совершенно «уникальная». По этой статье тебя даже в случае ядерной войны никуда не возьмут… А ежели и возьмут тебя, на случай войны с китайцами, то будешь работать на кухне… Будешь картошку чистить, и то думаю, без ножа…

Последняя мысль очень понравилась отставнику. Он, чуть было не поперхнувшись от очередного глотка пива, весело рассмеялся:

– Ну ладно, салага, давай пять, я пойду домой, а то моя старуха, уже наверное, заждалась…

Еще долго стоял Николой Петров возле кустарников. Все раздумывал о том, что только что ему сказал Степаныч. Молодому человеку не верилось в столь пугающие «свойства» своей болезни и он продолжал строить далеко идущие планы в своей жизни. Старший товарищ оказался прав. Планы Николая Петрова остались только планами. В городе мужчине не удалось устроиться на работу и все по той же «причине». Такое «житье» вскоре молодым супругам порядочно надоело. Они решили на своем семейном совете вообще покинуть город и устроиться в небольшой деревне. Деревня находилась неподалеку от города. Через неделю молодые поехали «на разведку». Еще через неделю семья Петровых жила уже в небольшой трехкомнатной квартире. В тому же все были при деле. Николай работал трактористом на «Беларусе». Фрида пошла работать экономистом на птицефабрику. Благо она успела до замужества закончить экономический факультет института. До самого отъезда в Германию Николай как таковой карьеры не сделал. Все время работал на тракторе. Добрым «карьеристом» была его жена Фрида, которая через два года работы стала главным экономистом птицефабрики. Через год женщина была награждена орденом «Знак Почета».

Петровы ехать на историческую родину своих предков большого желания не испытывали. И вообще бы не поехали, если бы не страшное горе, которое посетило их семью. За два года перед отъездом по нелепой случайности умер их единственный сын Юра, уже взрослый мужчина. Да и сам он в этой смерти был не виноват. Это был какой-то рок судьбы. Злосчастная бутылка водки «левого производства», которую купил друг Юры, оказалась причиной внезапной смерти единственного сына. Друзей не могли спасти и в районной больнице. После смерти сына родителей словно подменили. В этом обществе им было все безразлично и немило. Потеря любимого и единственного сына навсегда закрыла дорогу к счастью у этих людей. К тому же у Фриды стали сдавать нервы. Причиной этому была не только смерть сына, но обстановка, в которой жили миллионы советских людей. Жена Николая уже не работала, так как некогда передовую птицефабрику закрыли. Надоедало Петровым и повседневное стояние в очередях за булкой хлеба или за стиральным порошком. Видя то, что все больше и больше русских немцев уезжают в Германию, ехать решили и они…

Прогулка продолжалась уже больше часа. К неспеша идущим по улицам города незаметно подкрадывалась усталость. Особенно ее чувствовала Ева Крот. Да и монолог Николая понемножку стал утомлять женщину. На какое-то время рассказчик замолк. И этим решила воспользоваться блондинка:

– Николай, не пора ли нам брать курс в сторону ресторана… Я думаю, что там нас с тобою уже потеряли…

Мужчина на предложение своей спутницы ничего не ответил. Он продолжал смиренно идти по улице и только иногда крепко сжимал руку красивой женщины. Так молча он шел где-то минуты две-три. Ева в этом момент даже понимала молчание идущего. Она своим нутром чувствовала то, что Николай о чем-то напряженно думает. В этом она не ошиблась. После того, как идущие подошли к мостику, перекинутому через небольшой ручей, мужчина очень сильно сжал руку блондинки. Ева от боли даже чуть-чуть вскрикнула. В какой-то миг эту боль красивой и стройной женщины почувствовал и Николай. Однако он почему-то за такой «сервис» не извинился. Это очень удивило Еву. Через несколько шагов, кавалер, держащий женщину за руку, понял свою бестактность и тихо произнес:

– Извини, я тут в своей голове порядок в мыслях наводил… Я к тому же тебя хочу пригласить к себе в гости… Моя квартира здесь буквально через один дом…

Для Евы это предложение было неожиданным. Женщина, с улыбкой посмотрев на приглашающего, с некоторой степенью недоверия к своему знакомому сказала:

– Николай, как-то негоже женатому мужчине приглашать к себе одинокую женщину. Я не представляю того, как я буду входить к тебе в квартиру, в которой твоя жена…

Больше Еве ничего уже не пришлось говорить. Николай, как будто запамятуя о том, что он только совсем недавно до боли сжимал ладонь этой красивой блондкики, опять сильно сжал ее руку. Ева «простила» и на этот раз очередное «нашествие» Петрова. «Пострадавшая», незаметно для мужчины, посмотрела на своего бывшего соотечественника. Он был чем-то расстроен. Кротиха видела его лицо и понимала то, сколько силы воли и мужества ему надо было иметь, прежде чем, ей тихо сказать:

– Эх, Ева…Ты не переживай, все будет с тобою с порядке… Моя жена погибла два года…

Дальше мужчина говорить не мог. У него из глаз текли слезы, что-то его душило. Петров свою слабость погасил молниеносно. Ева с облегчением вздохнула, когда опять услышала тот уверенный голос, который она слышала в начале своего знакомства. Петров, вспомнив о том, что он мужчина, и ему нельзя «раскисать» перед такой красивой женщиной, начал говорить:

– История с моей Фридой в очередной раз меня закалила. Приехали мы сюда с большими надеждами. Именно Фрида хотела уйти от всех проблем, которые преследовали нас в Союзе. Однако здесь, проблем, правда, иного плана, оказалось куда больше. Они преследовали нас с каждым днем, а то и с каждым часом. Фрида, как немка, строила большие планы на земле своих предков. Она прекрасно знала всю историю своих предков, много читала о современной Германии. Главный экономист птицефабрики с большим стажем и с прекрасным знанием языка в небольшом городишке никому не был нужен. Стремясь хоть как-то погасить в себе апатию и пессимизм, моя женщина заканчивала всевозможные курсы. Курсы были только курсами и только всего. «Социальное» пособие унижало достоинство женщины, которая всю жизнь жила ради своего самоутверждения. Прошло два года. Фрида так и не нашла работы. Пуцфрау ей быть не хотелось. В день своего рождения она покончила с собой, выпрыгнув с девятого этажа социальной квартиры. Она всю жизнь была для меня человеком, женщиной и женой. Она не могла жить в этом мире без смысла и цели. К сожалению, ей в трудоустройстве я ничем не мог помочь. Я ее всегда понимал. Понимаю и сейчас, когда ее уже нет.... Человек не может существовать как животное…

На некоторое время мужчина замолчал. Молчала и Ева. Она ничего не говорила и ни о чем не думала. Она, словно заколдованная, почему-то сильно сжимала широкую ладонь мужчины, у которого, как и у нее, была далеко не сладкая жизнь…

Остаток ночи и последующие два дня наступившего нового года Ева Крот провела в квартире Николая Петрова. Уезжала Ева поздним утром, когда небольшой городишко уже в полную силу вступил в повседневный ритм своей жизни.

В том, что она переступила порог квартиры незнакомого мужчины, Ева Крот нисколько не сожалела. Наоборот, появление в своей жизни нового друга, советчика, напрочь перечеркнуло все то, что так наивно и порою бесссмысленно созерцала все эти годы Ева. Несколько часов, проведенные с Николаем, для женщины были поистине уникальными. Пятидесятилетняя блондинка, за время проведенное с Петровым, впервые поняла смысл жизни. Она плакала, когда воспроизводила в своей памяти наиболее запоминаемые «участки» своей жизни. Сидя в автобусе, который медленно двигался в сторону Фюлдера, женщина размышляла о том, что говорил ей «псих»:

 

– Эх, Ева, кто его знает, что представляет наша жизнь. Одно я твердо знаю, что в обществе, где господствует культ желудка и наживы, не может быть человеческого счастья. Нельзя говорить о каком-либо счастье, даже порядочности, если люди убивают друг друга за кусок хлеба или готовы пожертвовать своей совестью за толику небольшого наслаждения. Я думаю, что природа, наша земля способна прокормить всех живущих. Трагедия состоит в том, что те, кто живет на этой земле, сами виноваты во всех своих же бедах. В первую очередь надо лечить душу самих людей, и тогда можно с полным основанием говорить о счастье Человека…

Суждения умного мужчины женщине очень нравились, нравились не только потому, что они были правильными. С проблемами человеческих отношений она сама на каждом шагу встречалась. Все ее детские мечты о лучшей жизни в один момент были перечеркнуты не ей лично, а теми устоями, которые были в обществе. В крушении своих идеалов блондинке признался и Николай, который с глубоким сожалением сказал:

– У меня, Евушка, мои представления о справедливой жизни треснули тогда, когда мне еще не стукнуло и двадцати… Раньше кредом всей моей жизни были такие установки. Величие и бессмертие для умных, для дураков и глупых чиновников бесславие, но увы…

На некоторое время Кротиха «остановила» свои размышления. Неожиданно для себя она рассмеялась. Причиной этому был очередной эпизод, связанный с пребыванием в квартире Петрова. Во время последнего застолья, когда Ева намеревалась уезжать домой, она убедительно просила хозяина не подкладывать в ее тарелку пельменей, которые Николай очень любил и всегда держал про «запас» в своем холодильнике. Несмотря на просьбы красивой блондинки, Петров все добавлял и добавлял свое любимое «блюдо» своей новой знакомой. Ей уже никак не хотелось кушать пельмени. Она, весело смеясь над действиями хозяина квартиры, тихо проговорила:

– Николай, ну хватит мне этих пельменей, а то мой желудок не выдержит…

Мужчина, словно специально, продолжал ложить добавку красивой женщине и при этом философски рассуждал:

– Эх, Евушка… Вся человеческая жизнь своеобразная система унитаза. Каждый из нас ради наполнения своего желудка готов, порою, продать свою честь и достоинство. Подавляющее большинство живших и живущих считало, и считают это главным смыслом своей жизни… Унитаз экспонат уникальный. Чем больше мы «вкладываем» в этот унитаз, тем больше растут наши потребности и желания. Мы даже не замечаем того, что это изделие в равной степени смывает все: нашу индвидуальность, наши историю, да и нас самих… Да, хотя и наша жизнь понятие относительное, кроме обмена веществ и девяти месяцев…

Философствование не оставило Еву и в хайме. Теплая постель в какой-то мере способствовали ее размышлениям. Чем больше этому придавалась женщина, тем больнее было у нее на душе. Блондинка, невостребованная обществом, мужчинами, да и даже собственным «Я», в этой сытой стране трезво понимала бессмысленность своего одиночества. Мысль об одиночестве в этот момент настолько напугала блондинку, что ее сердце стало учащенно биться. Ева думала, что оно вот-вот остановится. Гонимая этим страхом, она быстро встала с постели и подошла к шкафу, где хранились всевозможные таблетки. Проглотив таблетку анальгина и запив ее минеральной водой, женщина опять легла в постель и придалась воспоминаниям..

Время, проведенное Евой в квартире Петрова, большим разнообразием не отличалось. Основное время они посвятили словопрениям. Чем больше они болтали, тем больше симпатий у Евы вызывал этот мужчина. Блондинка сравнивала его со своими «бывшими». Петров был чем-то на них похож и непохож. Это понятное и вовсем непонятное подкупало женщину. Ева как-то по-особому тянулась к этому мужчине. Даже в момент любви она ощущала не только его мужскую силу и ласку, но и какую-то мужскую особую притягательность, которую она в своей жизни еще никогда не испытывала. Страсть Евы Крот к «психу» была поистине неисчерпаема. Она этого даже не скрывала. После того, как они уставшие и счастливые от любви, на какое-то время отделялись друг от друга, Ева, словно маленький ребенок, страстно прижималась к Николаю, и все повторяла и повторяла:

– Я хочу тебя, я хочу тебя, ты слышись меня… Мой любимый, я хочу тебя любить…

От этих слов мужчина заразительно смеялся и ласково гладил нежное тело нагой красивой женщины. На какое-то время «потенциал» у Петрова куда-то исчезал. Он молниеносно откидывался на подушку и замолкал. Умолкала и Ева. Молчание женщины длилось недолго. Она, словно умирающая от жажды, стремилась опять «зачерпнуть» глоток любви, пусть даже и про запас. Нагая блондинка с новой силой и новой страстью увлекала в свои объятия нагого и стройного мужчину…

Рано утром Николай проводил Еву на автовокзал. Перед тем, как закрылась дверь автобуса, мужчина серьезно сказал:

– Ева, теперь у нас друг от друга нет никаких тайн… Я вижу то, что ты порядочная женщина. Я не скрываю того, что ты мне очень нравишься. К тому же у нас, как в народе говорят, три дня любви пролетели, словно три часа. Потом наступит жизнь с ее проблемами. Мне бы очень хотелось того, чтобы эту жизнь мы прошли вместе. Я думаю, что и ты хочешь под старость жить и любить. Жизнь без любви, это жизнь без смысла, это всего-навсего фикция, мираж настоящей человеческой жизни. Поэтому я тебя не тороплю, думай сама. Я всегда давал возможность женщинам самим думать и принимать решение. Подумай и ты…

Ева несколько раз собиралсь позвонить Петрову. Она нисколько не сомневалась в том, что он этого звонка очень ждет. Как также не сомневалась и в том, что он ей первый никогда не позвонит. На этот раз право выбрать себе любовь было предоставлено блондинке. Кротиха несколько раз набирала номер телефона Петрова на своей «мобилке» и давала тотчас же отбой. Не позвонила Ева Крот ни в первый день разлуки, ни во второй. Не звонила она и ночью, когда блондинке становилось невмоготу, когда она слышала отрывистое и тяжелое дыхание через стенку соседей, занимающихся любовью. В это время Ева тихо плакала. Ей именно сейчас хотелось набрать номер телефона Николая или просто встать с постели и бежать до небольшого городишка, в котором жил очень близкий для нее человек. Иногда она даже выходила на улицу, надеясь поймать попутную машину до ее «счастливой» остановки. В том, что с этим человеком у нее будет все нормально и хорошо, Ева не сомневалась. При этих мыслях плачущая блондинка, крепко сжав зубы, опять возвращалась в хайм. Почему это она делала, женщина и сама не могла понять.

Через неделю боль и тоска по Николаю у Кротихи почему-то стала утихать. Через некоторое время в голове у блондинки остались только воспоминания. Ева даже этому радовалась. В том, что у нее не стали дальше развиваться контакты по восходящей линии с этим умным и сильным мужчиной, в большей степени она винила себя. Одновременно она и не видела своей вины. После того, как у нее спал пик жажды к этому человеку, Кротиха стала осознавать то, что она, как женщина, хотя и красивая, не «подходила» к этому человеку. Миры, которыми жил он и Ева, были сильно противоположными. Делать очередные ошибки на закате своего жизненного «солнца» женщина уже не хотела. Да и времени у нее на это было уже в обрез.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46 
Рейтинг@Mail.ru