Виталий Аркадьевич Надыршин
Светлейший
Шахин-Гирей
Бывшая немецкая принцесса Фике, а теперь уже российская самодержица, энергично занялась внутренним переустройством своей новой родины – России! Нет, она не расправлялась с недовольными, не сажала их в тюрьму и не отправляла на каторгу неугодных. Екатерина II стала собирать вокруг себя людей умных (по возможности, конечно) и преданных ей и стране. Она не скупилась и на награды, щедро раздавала имения, деревни, звания, деньги, подарки… Отметила она и нашего героя – Григория Потёмкина: очередное воинское звание, деньги, крепостные души, светские должности… Однако к себе не приблизила. Её сердце в то время прочно занимал красавец из лейб-гвардии Григорий Орлов.
Дорогой читатель, нам обязательно нужно узнать и о другом человеке, как ни странно, сыгравшем значительную роль в укреплении российской государственности. Без него, пожалуй, судьбы Потёмкина и России сложились бы иначе. Этот человек живёт пока в Италии и не знает, что пройдёт не так уж много времени, и имя его войдёт в историю XVIII века. Он вольно или невольно будет способствовать величию одной страны, упадку второй и падению третьей. ***
Прошло несколько лет. Италия.
Венеция – город шумный. Толпы иностранцев на главной площади Сан-Марко, теснота на узких улочках, бесконечные каналы, мосты и масса развлечений на любой вкус.
Вот и сегодня, в честь очередного мудрого христианского святого, местные власти организовали грандиозный праздник-маскарад. Повсюду шла бойкая торговля масками, петардами и прочими атрибутами, прославляющими этого самого святого.
С самого утра разношерстная масса людей кружила по торговым рядам. Продавцы в честь праздника взвинтили цены, и гости самозабвенно с ними торговались. В конце концов набив, к вящему удовольствию продавцов, полные корзины, счастливые покупатели расходились по домам в предвкушении вечерних гуляний.
Молодой человек, судя по одежде, приезжий с Востока, осторожно шагнул на горбатый, грязный, без ограждений мост. Плотный поток людей вынудил его двигаться почти у края моста и, чтобы не свалиться вниз, он хватался руками за одежду прохожих, боком продвигаясь вперёд. Полы его жёлтого, в зелёную полоску халата то и дело застревали в толпе: парень терпеливо вытягивал их, бормоча извинения.
Толкотня, гортанные выкрики лавочных зазывал, яростные споры продавцов и вообще уличный шум его, видимо, не раздражал, даже казалось, успокаивал.
Парень был не очень высок ростом, но правильно, пропорционально сложен, сухощав, узок в кости. Его красивое монголоидное лицо с прямым тонким носом и довольно широкими скулами украшали небольшие чёрные усики. Если бы, как уже говорилось, не восточное одеяние, парня можно было принять и за местного итальянца.
Вот уже довольно продолжительное время, как Шахин Гирей38 (так звали молодого человека) жил в этом суматошном европейском городе.
Шахину Венеция нравилась. Она не была похожа на города его детства: Андрианополис39, где он родился, и Фессалоники40, где жил с матерью после смерти отца, Топал Ахмед-Гирея.
Отпрыск монгольской династии, племянник нынешнего крымского хана Кырым-Гирея, по настоянию своей матери, он учился в местном университете.
От природы любознательный, Шахин старался постичь новые для себя науки: европейские обычаи, искусство управления городами, систему сбора налогов, воинские дисциплины и многое другое. Любил он посещать местные театры, знакомился с картинами венецианских художников, а также усердно штудировал итальянский, греческий языки, старался не забывать арабский. Он много читал, благо в университете была прекрасная библиотека.
Мать лелеяла мечту увидеть из всех своих сыновей именно Шахина на троне или, на крайний случай, высокой должности. Она уговорила Кырым-Гирея выделить денег для учёбы его племянника в Венеции. Вскоре мать сняла недалеко от университета небольшой дом в районе моста Риальто, переброшенного через Большой канал. Каждый день, провожая сына на занятия, она молила Аллаха о его благополучии.
И сын её не подводил: учился усердно, а главное – с удовольствием. Потомок Чингиз-хана41 порой искренне удивлялся непохожести приобретаемых им знаний с обычаями и вековыми традициями своих предков.
Часто перед тем как заснуть уставший Шахин в своих снах видел себя ханом Крыма. Видел процветающее государство, каким он сделает его благодаря новым знаниям. Ему виделись счастливые лица подданных, неторопливые беседы с государями соседних стран… Но эти счастливые минуты быстро исчезали, внутренний голос этак ехидно ему намекал: «Остынь парень, ханом тебе никогда не быть». И тут же в голове Шахина звучал голос матери: «У Кырым-Гирея свои сыновья, а ты всего лишь его племянник, каких у него много. Учись, сын, учись! Всевышний вознаградит тебя за усердие!». На этом его мечты заканчивались, и он засыпал. Сейчас Шахин торопился на занятия в университет.
Несколько поотдаль от молодого человека следовал его слуга Аскер, высокий парень с мощными плечами. Он держал в руках корзину, в которой лежала связка хозяйских учебников.
Аскер тоже одно время жил с родителями в Андрианополисе, на одной улице с Гиреями. Мать Аскера была из русских рабынь, отец – турок. Несколько лет назад семья переехала в Неаполь. Посылая своего сына на учёбу в Венецию, мать Шахина списалась с бывшими соседями и остановила свой выбор именно на их сыне, Аскере, вполне сносно к тому времени владеющим итальянским и русским языками. К тому же он был физически крепким парнем. Эти два обстоятельства и решили её выбор. И вот теперь каждое утро, провожая из дому молодых людей, она давала слуге задание на день и при этом обязательно строго добавляла:
– Аскер, всегда будь рядом с Шахином. Венеция – большой город, в нём много народа и всегда есть преступники. Оружие держи при себе. Смотри в оба, Аскер, голова у тебя одна. Слуга привычно выслушивал наставления и в знак согласия смиренно кивал головой.
Дом, где жили Гиреи, располагался в районе оживлённого торгового центра: народу здесь всегда хватало. Но сегодня благодаря празднику людей было особенно много. Не любивший опаздывать Шахин нервничал.
Поправив закреплённый под халатом кинжал, Аскер своей мощной фигурой, словно таран, прокладывал в толпе дорогу хозяину. На недовольные возгласы прохожих внимания он не обращал: хозяин опаздывал на занятия.
Через какое-то время потный немного уставший слуга несколько отвлёкся.
Выйдя на площадь Святого Бартоломея, парень стал разглядывать двух симпатичных девиц, по внешнему виду кухарок. Те весело смеялись и игриво стреляли глазками в его сторону, явно давая сигналы к знакомству. В уличной толкотне плетёные корзины с овощами мешали девушкам быстро идти, и слуга без проблем быстро их догнал. Разговора, как такового с девицами не получилось; во-первых, мешал уличный шум, во-вторых, уличная давка не давала ему возможности постоять рядом с ними даже минуту. Однако Аскер успел узнать, где их можно найти, на том и расстались.
Хихикнув в последний раз, девушки свернули в переулок. Спохватившись, Аскер заработал локтями, пробиваясь сквозь людской поток, и вскоре нагнал хозяина. Тот стоял с недовольным видом, разглядывая свой халат.
Увидев слугу, Шахин пробурчал:
– В честь праздника надел лучший халат!.. И зря… А теперь что?.. Сальные пятна, потёртости… Радости мало…
Определив, что хозяин не заметил его отсутствия, Аскер облегчённо вздохнул.
Выбравшись наконец из общей сутолоки, молодые люди ускорили шаг. По привычке Аскер внимательно всматривался в лица прохожих, выискивая недоброжелательные взгляды, и одновременно, настороженно оглядывал пространство вокруг хозяина. Всякий раз при малейшем подозрении его рука мгновенно ныряла под халат, хватаясь за рукоять кинжала. Но сегодня было спокойно.
Вдоль главного городского канала в ожидании клиентов стояли окрашенные в чёрный цвет гондолы, на которых гондольеры в ярких костюмах пели серенады, заманивая гостей.
– Всё хочу спросить, хозяин, почему лодки чёрные? – на секунду остановившись, спросил Аскер.
– Эпидемия чумы в 1630 году. Она больше половины жителей Венеции тогда выкосила. Тысяч двести, а то и больше. В знак траура гондолы стали красить чёрной краской. Ну, так говорят по крайней мере. И уже в сердцах, добавил:
– Не задавай глупых вопросов, опаздываем.
– Успеем, хозяин, – успокаивающе произнёс слуга. Но, оглядевшись, неуверенно пробормотал: – Университет-то недалеко, но эти мосты… Жаль, по воде ходить не умеем, как ихний христианский Бог.
В ответ Шахин неодобрительно покачал головой:
– Аллах поможет, коль надо будет.
Через какое-то время молодые люди достигли цели. Забрав учебники, Шахин произнёс:
– Заберешь дома бауту42, вдруг сгодится, – и быстрым шагом направился в сторону университета.
Убедившись, что хозяин благополучно зашёл в здание учебного заведения, слуга направился на городской базар выполнять поручения матери хозяина.
Вода в каналах воняла: над городом, особенно в районе базара, стоял удушливый запах гнилостных испарений, протухшего мяса и людских испражнений, стекавших в тот же канал.
Набив свою корзину продуктами, Аскер не спеша поплёлся в сторону дома. Хозяйка ждала его на кухне. Поставив корзину на стол, Аскер приготовился выслушать от хозяйки очередные причитания о дороговизне, и её упрёки в адрес родного дяди, Кырым-Гирея, что тот мог бы и побольше давать денег своему племяннику. Однако, к своему удивлению, причитаний хозяйки на этот раз он не услышал. Она была чем-то очень встревожена. Даже не потребовав от него отчета о потраченных деньгах (что было крайне удивительно), мать Шахина передала ему свёрнутое трубочкой письмо. На нём, как заметил Аскер, не было сургучной печати, оно было просто накрепко перевязано бечёвкой.
– От хана письмо для Шахина. И, видно, личное. Визирь его не писал – печати нет, – непривычно тихим, несколько испуганным голосом произнесла она. – Не к добру это, не к добру. Иди, Аскер, передай письмо сыну. Сегодня ты мне больше не нужен. Да не задерживайтесь, домой сразу идите.
Подойдя к университету, Аскер уселся на скамейку напротив ворот учебного заведения. Времени впереди много, ждать долго, и Аскер стал размышлять о событиях последних дней.
Он вспомнил недавнее свидание хозяина с похотливыми девушками. Одна из них досталась и ему.
«Какая она выдумщица! У неё шайтан в одном месте. Что вытворяла!.. Вах, вах», – и от сладких воспоминаний он закрыл глаза. Под впечатлением прошлой встречи с «выдумщицей» у молодого человека возникло желание найти утренних красавец, благо место, где они работали, было совсем недалеко. Убедившись в сохранности письма во внутреннем кармане халата, Аскер направился по адресу.
Этим местом оказалась гостиница с пышным названием «Золотой рог». Стены красивого двухэтажного здания с широким крыльцом и достаточно большим навесом над ним были увиты зелёным плющом. На подоконниках первого этажа стояли горшки с красными цветами.
На крыльце гостиницы мирно беседовали трое мужчин. Двое из них, богато одетых, эффектно держа руки на эфесах своих шпаг, внимательно слушали своего собеседника, изредка бросая короткие фразы на плохом итальянском. И Аскеру показалось, что эти синьоры были чем-то похожи между собой. Их собеседник, пожилой небольшого роста господин с ослепительно белым жабо вокруг шеи, по-видимому, из здешних, о чём-то бегло говорил на местном диалекте, при этом, как и положено итальянцам, энергично жестикулировал руками.
Аскер скромно встал недалеко от них, рассчитывая увидеть подружек, выходящих из гостиницы. Синьоры, что со шпагами, внимательно посмотрели в его сторону. Господин в жабо, видимо, увидев в нём простолюдина-иностранца, недружелюбно поинтересовался:
– Ты кто?
– С хозяином я, учимся в университете, – скромно ответил Аскер.
– Татарин, что ль, судя по халату? – уточнил один из синьоров со шпагой.
Слуга молча кивнул.
Потеряв к Аскеру интерес, господа отвернулись, и продолжили разговор.
– Ваша дипмиссия мне понятна. Вы, господа Орловы, на правильном пути, должен сказать я. Россия – большая страна, замыслы вашей государыни дальновидны. Венеция, господа, – прекрасный город, с ней не грех и торговать. Но помимо Венеции есть и другие, не менее прекрасные города в этих краях, – невольно подслушал Аскер речь мужчины с жабо. Синьоры говорили на русском языке.
– Мы на это и надеемся, синьор Маруцци, – произнёс один из собеседников.
– Вы нам уже помогли, маркиз. Ваша информация для нас бесценна. Государыня наша очень высокого мнения о вас, – вставил другой.
В это время из здания вышли люди, и Аскер отвлёкся. Синьоры, поговорив какое-то время, удалились. Аскер остался один. Прождав ещё около часа, неудавшийся ловелас отправился восвояси. Начинало темнеть. Вскоре он занял своё обычное место на скамейке вблизи университета.
Уличный шум несколько стих. Городская публика в поисках вечерних удовольствий только-только стала заполнять улицы. Внимание Аскера привлёк голос мальчишки, продавца театральных билетов.
– Синьоры, театр Сан-Кассиано ждёт вас. Подходите, покупайте билеты… Синьоры… Синьоры…
Мимо Аскера прошла группа городских дозорных обеспечивающих безопасность жителей в тёмное время. Их обувь, подбитая гвоздями, на мраморных плитах с мелкой насечкой, издавала цокающий звук. Позже, когда утихнут от галдежа ночные улицы, этот цокот будет слышен издалека: спящие граждане должны знать, что нанятая ими стража не дремлет.
Один из дозорных хмуро посмотрел на сидящего иностранца, но, не найдя ничего подозрительного, прошёл мимо. Аскер облегчённо вздохнул. Попасть в руки этих мрачных стражей порядка – дело не самое приятное, тем более, иностранцу. Избить могут… Брр..
Наконец, двери университета отворились. Появился Шахин-Гирей. В руках он держал знакомую стопку учебников. Слуга облегчённо вздохнул.
– Устал, – передавая книги слуге, произнёс Шахин. Голос театрального зазывалы тоже привлёк его внимание.
– Синьоры-ы-ы, подходите, покупайте билеты. Синьоры-ы-ы…
– Нет, сегодня театр отпадает, другая программа. Вот что, Аскер! Давай, заглянем в «Греческий мост». Помнишь эту таверну?
– Обижаете, хозяин. Как не помнить. Вам письмо передала мать. Сказала – важное, от дяди вашего, – почтительно, произнёс он.
Шахин удивился и, тут же разорвав бечёвку, вскрыл послание. Содержание письма его насторожило. Слуга увидел встревоженные глаза хозяина.
– Всё, Аскер! Видит Аллах, закончились моё учение и беззаботная жизнь. Дядя срочно зовёт меня в Крым. Зачем?!.. Я вроде бы не провинился перед ним.
Зная со слов матери хозяина о жестокости дяди, слуга тоже испугался.
– Может, обойдётся, хозяин? – неуверенно, произнёс он.
– Дядю не знаешь?!.. У него всё возможно. Ладно, пойдём. Праздник всё же. Бауту принёс?
Вечерняя публика уже запрудила улицы, и молодым людям опять пришлось основательно потолкаться на пути к намеченной цели.
Неожиданно шумная группа людей с факелами в руках и в масках, изображавших чудищ, весело отплясывая, взяла наших героев в плотный круг. Особенно бесновались двое здоровенных парней. Один них, хлопнув Аскера по плечу и сняв маску, заорал:
– Бонжорно, татарин! – и, глядя на Шахина, смеясь, добавил: – Так это и есть твой хозяин? С нами пошли, повеселимся в «Греческой таверне».
В воздух взлетели петарды, и под общее улюлюканье вся шумная компания двинулась вперёд.
Шахин вопросительно посмотрел на слугу.
– Потом расскажу, хозяин, – произнёс Аскер.
Минут через двадцать, едва не сбив зажжённый фонарь возле входа, ликующая компания ввалилась в таверну. Шахин со слугой остался снаружи. Мысль о предстоящем отъезде за время пути в таверну внесла свои печальные коррективы и несколько охладила желание студента повеселиться. Шахин как-то нерешительно произнёс:
– Я ненадолго, жди, Аскер, – и открыл дверь в таверну.
В нос ему ударил запах дыма от жаровен, табака и духов сеньорит; яркий свет от множества горящих свечей ослепил; шум, прерываемый громким хохотом публики, оглушил. Шахин стоял на площадке возле двери, не решаясь спуститься по ступенькам вниз. На вошедшего молодого человека в восточном халате никто не обратил внимания. Шахин стал внимательно разглядывать зал.
В честь праздника стены таверны были украшены цветными лентами, яркими бумажными узорами и прочей блестящей мишурой. У самого входа, под дверью, за длинным деревянным столом сидели посетители: двое монахов в рясах, рядом – трое мужчин и толстая женщина с яркой раскраской на лице. Компания была без масок и баут. «Монахам не полагается, – решил Шахин, – а троица, очевидно, местные завсегдаи и, судя по их возбуждённым голосам и красным лицам, вина они выпили уже немало. На столе перед ними стояли большие тарелки с мясом и лапшой, и, как ещё успел отметить Шахин, все было полито красным соусом.
Из дальнего угла зала доносились шумные выкрики. Там веселилась большая группа ряженых посетителей в масках и причудливых костюмах. На некотором возвышении, напротив окон, где, как правило, располагалась более знатная публика, Шахин обратил внимание на двух сеньорит, сидевших за столом в широких шляпах и ярких платьях. Напротив – их кавалеры в костюмах римских патрициев. Остальная публика слилась в глазах Шахина в общую малоразличимую галдящую разноцветную выставку масок и баут. Однако это не помешало ему под некоторыми из них узнать особ противоположного пола. Настроение Шахина несколько улучшилось.
И тут Шахин перехватил кокетливый взгляд одной из знатных дам в шляпе. Как принято в Европе, он, как джентльмен, хотел вежливо отвесить ей почтительный поклон, но, на свою беду, не успел: от табачного дыма у него заслезились глаза, и засвербело в носу. Шахин шумно, с надрывом чихнул. Знатная дама громко расхохоталась, показывая своим кавалерам на него пальцем.
От стыда потомок древней династии уже хотел было развернуться и покинуть злачное место, как неожиданно услышал на ломаном итальянском языке:
– Эй, студент! Иди к нам, парень, иди!
Сквозь мутную пелену в глазах Шахин с трудом разглядел знакомую компанию, успевшую расположиться за столами в глубине зала.
– К нам иди, к нам, – кричал синьор, что на улице звал их с собой.
Протерев рукавом халата глаза, Шахин напялил на голову бауту и собрался было направиться к ним, как вдруг с треском распахнулась дверь и сильно толкнула его в спину. В таверну ввалилась очередная компания.
От неожиданного удара Шахин полетел вниз и всей массой своего тела грохнулся на рядом стоящий стол. Стол перевернулся вместе с посетителями.
Звон разбитой посуды, испуганные крики, барахтающиеся на полу в мясе и лапше мужчины привлекли общее внимание зала. Мгновенно установилась тишина.
Заляпанная соусом, обвешанная лапшой, толстая женщина заорала во весь голос, требуя защиты от пьяного хулигана. Посылая проклятья в адрес «чёртова иностранца», мужики накинулись на Шахина. Монахи смиренно отошли в сторону, шепча молитву.
Запутавшись в собственном халате, наш герой лежал на скользком от соуса и разлитого вина полу. Шахин всячески пытался подняться. Однако не получалось: баута наехала ему на глаза, ноги скользили по полу, а опрокинутый им же стол придавил грудь.
Шахин хаотично размахивал руками, стараясь сбросить с себя проклятый колпак и стол, но сильный удар в бок, затем в лицо на мгновение лишил его способности двигаться. А удары продолжали сыпаться. Сквозь общий шум Шахин услышал крик на непонятном ему языке: «Гришка, наших бьют». И на секунду разглядел парней из знакомой компании. Поснимав маски, они бросились к нему на помощь. Завязалась драка.
Шахин с трудом наконец-то встал на ноги. Из его носа хлестала кровь, растерзанный халат покрылся красными пятнами. Ноги дрожали, кружилась голова. Он огляделся, и тут же получил в спину очередной удар.
В это время в зал ворвался Аскер. Вид окровавленного хозяина привел слугу в ярость. Выхватив кинжал, Аскер бросился к нему, и с лёту всадил нож в его обидчика. На голову Аскера тут же опустился стул, а в ногу воткнулось что-то острое. Аскер упал и на мгновение потерял сознание. И тут началось настоящее побоище. Братья Орловы (а это были именно они) своими огромными кулачищами валили всех подряд.
Посетители таверны с восторгом наблюдали за ходом, как им казалось, импровизированной драки. Они кричали, смеялись, радостно хлопали. А когда парень восточной наружности всадил бутафорский, как им казалось, кинжал в тело одного из драчунов, в сторону этого «актёра» полетели цветы.
Но вдруг овации резко смолкли – от боли громко закричал один из участников «представления». Наступила тишина. Драка прекратилась. На полу неподвижно лежали люди. Вокруг их тел расплывались пятна бордовой крови. Окровавленные маски и бауты на полу, стоны раненых убедили публику, что это не спектакль. Посетители бросились на выход. И тут раздался крик:
– Берегись, дозорные бегут!
Чьи-то сильные руки подняли хрупкое тело Шахина с пола. Он застонал и сквозь шум в голове услышал:
– Терпи, паря. Не дай тебе Бог попасть в руки этих живодёров.
Всё тот же парень из знакомой компании легко забросил Шахина себе на плечо и бегом кинулся наружу.
– Алехан, грузи второго татарчонка, грех бросать, – услышал Шахин и потерял сознание.
Два месяца спустя. 1768 год.
Крым. Бахчисарай. Ханский дворец.
Небольшой отряд в десять, – двенадцать всадников утром подъехал к городским стенам Бахчисарая, возвышающимися над речкой Чурук-Су. Большие, дубовые ворота в районе Дарагачьа городская стража уже открыла и четыре пары алчных глаз стражников с живым интересом разглядывали приближающийся отряд, за въезд которого в город рассчитывала существенно пополнить свои кошельки.
Как того требовали правила, перед воротами всадники спешились, за исключением одного, который небрежным движением руки подозвал к себе ближайшего к себе стражника. Тот весьма удивился, злорадно усмехнулся, затем расправил грозно плечи, немного постоял, поговорив с коллегами, а затем не спеша, направился к всаднику, на ходу увеличивая плату за столь обидное к нему, слуге государеву, обращение. Всадник молча подал ему свиток. Раскрыв его, стражник тут же обратил внимание на печать самого хана Кырым-Гирея – грозного и жестокого. А первые строчки текста, где было сказано, что Шахин-Гирей, племянник хана, направляется по личному указанию самого… Дальше читать охранник не стал. Плечи его тотчас поникли, он подобострастно вернул родственнику своего повелителя свиток, низко поклонился что-то пробормотал, и засеменил обратно на своё место. Стражники почтительно склонили головы. Группа беспошлинно вошла на территорию благословенной столицы Крымского ханства.
Проезжая ворота, Шахин почувствовал как тревожно заныло сердце. «Выйду ли обратно?.. – подумал он. – Эти старые ворота наверняка помнят, как много-много лет назад, столицу покидала его семья, направляясь в изгнание. И вот я – Шахин-Гирей, вернулся».
Стук копыт отдавался эхом на пустынных улицах. Город проснулся, но было удивительно тихо. В воздухе чувствовался запах дыма, сдобренный приятным запахом свежевыпеченных лепёшек. Казалось, что жизнь в Бахчисарае замерла, жители зачем-то покинули город, но ощущение это было обманчивым. Утренняя жизнь текла во дворах, – за заборами. Оттуда доносились тихий говор людей, негромкое повизгивание, требующих корма собак, хлопание дверей…
Узкие улочки, глухие заборы, за которыми стояли одно- и двухэтажные дома с плоскими и шатровыми черепичными крышами, далеко выступавшими за стены, и маленькими деревянными балкончиками, навеяли Шахину воспоминания его детства. Вид родного города, детские впечатления, запахи, так не похожие на запахи Венеции, окончательно напомнили ему, что он дома, он – вернулся.
Чем ближе всадники продвигались в направлении ханского дворца, тем явственнее доносился запах кофе, который варили на открытом огне во множестве открывавшихся кофейнях. И этот запах – единственное, что напоминало Шахину, полюбившийся ему европейский город – Венецию.
Вскоре Шахин-Гирей и его охрана во главе с Аскером, подъехали к дому родственников – большому и ещё помнившему следы былого величия. Встреча была желанной: его ждали и обрадовались. Позавтракав, накормив свиту, Шахин облачился в парадные одежды. Отряд продолжил свой путь.
Молодой отпрыск рода Гиреев был хмур, неразговорчив и явно встревожен.
Шахин в парадном голубом нацинальном халате, затянутом широким поясом, белом тюрбане, мягких светлых сапогах чувствовал себя неуютно. Спрыгивая с коня на землю перед воротами ханского дворца, он запутался в полах халата и упал бы, но верный Аскер успел поддержать хозяина.
Высокие горы вокруг дворца с полутропической растительностью, роскошный сад, тёмно-голубое небо над головой, мягкий климат – всё напоминало ему Италию. И от этих сравнений на сердце стало ещё тяжелее. «Зачем я понадобился дяде?..» – в который раз он спрашивал себя.
Родственника хана встретил верховный визирь Назри-бей. Они чинно поздоровались, и какое-то время с интересом разглядывали друг друга.
– Да-да, мой мальчик, не удивляйся, старый я уже. Мы все состарились, кто помнил твоего отца. А ты – совсем взрослый, настоящий воин, – первым произнёс старый царедворец.
Шахин ответил почтительным поклоном.
– Время никого не щадит, дорогой Назри-бей. Буду и я когда-нибудь старым. На всё воля Аллаха!
Назри-бей действительно был старым. Закрытое наполовину седой бородой лицо и лоб испещрены глубокими морщинами; хриплый, словно простуженный голос, старческая осанка – всё говорило о его преклонном возрасте. Но глаза… Глаза старика были весёлыми, озорными и молодыми.
Со слов матери Шахина, визирь обладал большим опытом в дворцовых делах и интригах, пережил на своём посту не одного хана и помнил Шахина ещё мальчиком. И что важно, старый царедворец знал его отца, с которым дружил по молодости. И как раз на это рассчитывал Шахин: друг семьи, можно сказать, поможет, коль потребуется.
Конечно, Шахин тут же задал вопрос визирю, зачем он потребовался хану.
– Не знаю, Шахин, – честно ответил тот.
Визирь действительно и сам был в неведении и даже в недоумении: «Зачем хан вызвал своего племянника? Назначить на должность?.. Молод вроде бы! Казнить?.. Не за что! Да и какой в этом толк?!.. Шахин давно живёт с матерью за границей, в интригах против своего дяди не замешан, в ханы не лезет… Странно…»
Взглянув на стоящего невдалеке Аскера, державшего уздечки двух коней, визирь поинтересовался:
– Слуга твой?
Шахин кивнул. – Не из местных, как вижу. Отведи лошадей в конюшню. Вон туда, – визирь махнул слуге рукой. Затем, немного подумав, произнёс:
– Вот что, мальчик! Не надо тебе немедля встречаться с дядей. Не в духе с утра наш господин, грозен, да светится имя его на небесах. Располагайся пока в доме для гостей. Я знаю, когда дядя твой будет нежнее лани и добрее самого Аллаха. Жди, я дам знать.
Старик знал, что говорил.
Сегодня Кырым-Гирей проведёт утро с любимой наложницей. Он сам договорился с ханским евнухом Ибрагимом, что тот приведёт из гарема для услады государя именно Деляре – любимицу хана. И это, пожалуй, единственное, что может благотворно повлиять на грозного владыку Крыма. Так оно и произошло…
Уставший после сладострастного общения с любимой наложницей, хан Кырым-Гирей возлежал на одеялах и наблюдал за маленькой проказницей. Продолжая возбуждать своего господина нагим телом, она, грациозно покачивая бёдрами, не спеша одевалась. В такт её движениям колебалось пламя свечей, и при закрытых окнах в полумраке любимица казалась ещё прелестней и загадочней.
Молодая, маленького роста, совсем девочка, Деляре тихо прикрыла за собой дверь. Хан блаженно откинулся на подушки.
В соседней комнате верховный визирь и евнух, лёжа на подушках, пили зелёный чай и по-стариковски сплетничали.
– Не бережёт себя наш господин, – тихо произнёс визирь. – Шестой десяток пошёл… Поберечься бы…
– Кто откажется от такого лакомства, как маленькая Деляре? Только немочный, – шёпотом, улыбаясь почти беззубым ртом, произнёс евнух.
– Верно, Ибрагим-бей! Не мудрено, что беи и имя ему дали – Дели-хан43.
Оглянувшись по сторонам, евнух захихикал и, как мог громко, прошамкал:
– Однако воевать наш господин умеет. Последний набег на неверных русские надолго запомнят. Великий воин наш господин!
– Этого у хана не отнять: смелый, решительный, дай Аллах ему здоровья! – затем, придвинувшись поближе к собеседнику, зашептал ему на ухо: – Одно плохо, Ибрагим. Набег, кроме большого калыма и пленников, тревогу в моём сердце посеял. Зря хан это сделал. Теперь войска неверных у наших границ стоят. Боюсь я, уважаемый Ибрагим-бей, что русским наше варварство надоест – на Крым пойдут. А сможем ли мы остановить москвитов? И кто нам поможет? Блистательная Порта воюет с ними, не до нас ей. Ногаи?.. Вряд ли!.. У них свои проблемы, многие не хотят под турками быть – бунтуют ногайские улусы. Кто наведет там порядок и спокойствие? Не поверишь, ночами сердце болит от дум тягостных.
Евнух сокрушённо качал головой и бормотал:
– Аллах велик, он поможет!
Назри-бей не боялся открыто обсуждать с евнухом подобные проблемы: давно знали друг друга. Ибрагим-бей тоже делился с визирем не менее откровенными деталями интимной жизни своих государей. И как, чтобы провести ночь со своим господином, наложницы дрались между собой, намеренно царапая лицо или грудь соперницы, и как порой, девушки проводили пустую ночь по причине мужского бессилия хана…
За разглашение дворцовых тайн старики могли лишиться головы. Оба об этом знали, и это их сближало.
– Утром видел племянника государя нашего, Шахина. Говорят, в Италии учился он. Не знаешь, многоуважаемый Назри-бей, зачем он приехал?
– Скрытным господин наш стал. Может, и голову прикажет отрубить ему, чтобы сыновьям не мешал. А может, и милостиво отнесётся. Кто знает?.. Аллах, наверное… Благодарствую, уважаемый Ибрагим, что просьбу мою выполнил. Надеюсь, и сегодня шалунья наша на высоте будет.
Дверь открылась. Из ханских покоев вышла Деляре, и, конечно, чтобы подразнить евнуха, – с открытым лицом. Визирь ухмыльнулся. Ибрагим-бей укоризненно покачал головой.
Созерцая девичьею свежесть и красоту, старики цокнули от удовольствия языками. Затем евнух кивнул своему товарищу, мол, а ты говоришь поберечься, как тут хану устоять?!.. Визирь с улыбкой развёл руками.
Простившись с визирем, величественным жестом Ибрагим-бей приказал красавице следовать за ним.
И было в этом жесте всё: и покорная вежливость, и осознание мужской ущербности, и зависть, и чувство своего превосходства над этим, по сути, ещё ребёнком. Подавляя эмоции, евнух злорадно подумал: «Сколько их было, этих красавиц… А сколько ещё будет?!..» – и с важным видом направился в сторону гарема. Деляре озорно кинула взгляд на визиря и, накинув паранджу, покорно последовала за евнухом.
