bannerbannerbanner
полная версияСветлейший

Виталий Аркадьевич Надыршин
Светлейший

Полная версия

– Кырым-Гирей – лис хитрый, ваше величество. Знал наверняка, что Елизавета скоро помрёт, и не хотел рисковать. Поди знай, кому престол достанется. Елизавета в последнее время плохо стала относиться к своему наследнику Петру. А оно вон как получилось…

– Помнится мне, в шестнадцатом веке два нашествия крымских татар на Москву едва не закончились падением Руси. Жаль… нынешний их поход отвлёк бы русские войска от Кёнигсберга и Берлина. Генералы докладывали мне, что удар с юга заставил бы Елизавету вернуть Курляндию13. Мечты… мечты… Вы правы, граф. Хитрые все, а татары – в первую очередь: нельзя им верить. Кстати, что там наши послы из Бахчисарая сообщают?

– Ничего нового, ваше величество. Всё те же пустые разговоры о философии Монтескье, вирши Газайи и жирный плов с кувшином вина. Хан тянет время. В беседах с послами вместо делового обсуждения военных походов против России наизусть цитирует целые главы из комедий Мольера. В знак уважения хан украсил свой зал для приёмов вашим портретом.

Государь благосклонно кивнул.

– А насчёт хитрости, ваше величество, англичане и здесь впереди всех, любому фору дадут. Не они ли лет сто назад первыми организовали тайную канцелярию, письма и донесения стали перлюстрировать и дешифровать.

Фридрих II никак не отреагировал на эти слова министра, а лишь произнёс:

– Распорядитесь должным образом занять посланца русского императора, я приму его позже.

Король сидел неподвижно, прикрыв глаза. Министр терпеливо ждал. Наконец король произнёс:

– Подготовьте рескрипт, надо поздравить русского императора с вступлением на престол. Мой адъютант барон фон Гольц, думаю, лучшая кандидатура для этих дел. Опыт имеет. Не зря послом в Крыму был. И вот ещё что… срочно готовьте проект мирного договора. Там, в Петербурге, Гольц должен бороться с русскими до конца. Никаких контрибуций и уступок нашей территории.

– Это невозможно, поверьте мне, ваше величество. Чем-то придётся поступиться.

Король гневно взглянул на министра, затем резко поднялся с кресла и топнул ногой. Дрожа от негодования, государь хотел напомнить Финкенштейну, что не потерпит вторичного неповиновения, но в этот момент с его плеч на пол соскользнул плед. Министр тут же бросился поднимать его, и это отвлекло короля.

Фридрих II подошёл поближе к камину. Скрестив на груди руки, он задумчиво стал разглядывать раскалённые угли. Наступила пауза: министр замер, боясь пошевелиться.

– Наверное, вы правы, Карл, – неожиданно спокойным голосом произнёс король. – В самом крайнем случае, крайнем, подчёркиваю, граф, так и передайте Гольцу, что в качестве компенсации за понесённые в войне убытки я могу согласиться на передачу русским территории Восточной Пруссии. Видно, с Кёнигсбергом придётся проститься. – И уже совсем тихим голосом огорчённо добавил: – Тем более, что они всё равно там уже хозяйничают.

Граф Финкенштейн облегчённо вздохнул и мысленно поблагодарил Бога за вовремя упавший с плеч короля плед. Однако всё же высказал сомнение в отношении личного посланника короля:

– Ваше величество, Россия не Крым, больно молод барон Гольц, да и воинское звание его маловато для подобной миссии.

– Хм… возраст не помеха, а воинский чин – дело поправимое. Подготовьте указ о присвоении Гольцу звания полковника. Поторопитесь, граф, с проектом договора, в марте Гольц должен быть в Санкт-Петербурге, и никаких предложений с нашей стороны, пусть русские сами назовут свои требования. Да… и отзовите из Крыма послов, нечего зря болтаться там и проедать деньги. Теперь вся надежда на моего русского друга – императора Петра III.

– И на его супругу, Екатерину Алексеевну, ваше величество, – добавил Финкенштейн.

Впервые за весь вечер король улыбнулся. Затем немного помолчал и сказал:

– Возможно, граф, возможно. Для Пруссии сегодня выгодно дружить с этими варварами.

***

Молодой капрал

Санкт-Петербург. 26 января 1762 года.

«Преклонше колена» прошли в войсках печальные торжества и молебны за упокой души императрицы Елизаветы Петровны.

Тело государыни уже месяц как выставлено для прощания с ним придворных, военных, гражданских чинов и простолюдинов. А люди всё шли, шли и шли…

После короткого дневного тепла – снова мороз. И гололедь такая, что шагу ступить нельзя, не опасаясь сломить шею. Стоявшие в карауле на улице солдаты роптали.

– Учудила же матушка преставиться в такой холод, – ворчали они и, шаркая по льду, мелкими шажками шли греться в прокуренную караулку.

Народу в тесном помещении набивалось много. Грелись, сменяя друг друга…

Скоро полночь. Потёмкин устал. Рука, державшая ружьё, онемела, шея затекла. Непривычная форма гефрейт-капрала14, недавно сшитая на прусский манер, стесняла дыхание. К тому же солома, набитая в ботфорты для придания икрам округлости, стала вдруг особенно колкой: страсть как хотелось почесаться. Григорий поморщился, осторожно повертел головой и чуть-чуть согнул, а затем разогнул колени.

– Чего вертишься? В харю хочешь? – злобным шёпотом дохнул прямо в затылок неожиданно подкравшийся начальник караула. – Не на прогулке с девками, чай у гроба самой императрицы стоишь. Стой, паскуда, смирно!

Этот вечный запах чеснока, исходивший от него при каждом слове, и в этот раз заставил Потёмкина поморщиться. Григорий застыл, проклиная в душе начальство.

Посетителей в траурном зале совсем мало; под ликами образов шептались две старушки, утирая глаза платочками, да не совсем трезвый тщедушный дьякон с козлиной бородкой. А кому ещё быть? Ночь на дворе-то.

Потёмкин с некоторым интересом наблюдал за служителем церкви, от скуки бродившим по залу. Было видно, что душа его требовала общения. Старушки, принюхавшись как-то по-мышиному и учуяв перегар, не стали выслушивать слугу божьего, отвернулись. Тогда дьякон подошёл к караульному и в растерянности остановился неподалеку. Пристально стал его разглядывать, как будто решал: угодна ли Богу беседа с этим солдатиком? Но жар от свечей и вино ускорили решение. Почесав бородку, дьякон перекрестился на ближайшую икону, поклонился ей и, глядя поверх головы Потёмкина, залопотал однообразным плачущим голосом, точно огромный комар зажужжал:

– Крашеные доски как могут чудеса творить? Брось в огонь – сгорят, как всяко дерево. Как Бог может любить дерево, на коем распят Сын его? Не иконам в землю, а Богу в небо подобает кланяться.

Дьякон задрал голову к потолку и трижды перекрестился.

От таких крамольных высказываний служителя церкви Григорий удивлённо вытаращил глаза, но в спор с дьяконом не вступил – на посту не положено. А дьякон заплетающимся языком продолжил:

– Любит Господь плачущих, любит Господь алчущих и жаждущих, любит страждущих безвинно, всех Господь любит! А вас, грешников, – дьякон махнул куда-то в сторону, – Господь не любит: душа ваша чёрная и в теле едва держится. Не изнемогайте в терпении, но благодарите Христа, Бога своего. Он к вам по воскрешении своем будет не токмо в гости захаживать, но и в неразлучном с вами пребывании быти.

Дьякон неожиданно вознес обе руки и завопил отчаянным воплем:

– В вас Христос есть и будет, а вы скажите: аминь! Никола Чудотворец!.. Пресвятая Матерь Богородица!.. Помилуй!..

Григорий вздрогнул. Старушки испуганно замахали руками и принялись часто-часто креститься.

«Попы всякие бывают: и пьяницы, и блудники, и сущие злодеи. Люди все одинаковы, и к Богу это не относится», – философски решил Потёмкин, а потому не сдержался и, нарушив устав, этак внятно, дабы этот полоумный дьяк слышал, произнёс:

– Кто в Бога не верует, тот сумасшедший либо с природы глупый.

Дьякон его не услышал. С неподвижным взглядом, словно слепой, что-то едва слышно бормоча, он побрёл в сторону выхода. На слова служивого старушки согласно закивали и зашептались меж собой.

«Глупость – это не отсутствие ума, это такой ум, – про себя опять философски заключил Григорий. – Вот и не объяснишь глупцу, что он не прав в чём-то. А умного переубедить можно, ибо на одном языке с ним говоришь».

Григорий представил себя в церковном одеянии, смиренно стоящим перед алтарём. «Поди старушки от меня, – слуги божьего, лица-то не воротили бы».

Он с некоторой досадой покачал головой. «Да уж как получилось, так получилось! Дяде покойному и на том спасибо, что в конный полк устроил»

Вновь наступила изнуряющая тишина, снова захотелось спать.

Серебристое с кружевами платье императрицы в отблеске свечей казалось стальным, словно в гробу лежал рыцарь в доспехах. Потёмкин мысленно представил в одной руке у покойной огромный меч, в другой – тяжёлый треугольный щит и усмехнулся.

Вернулся дьякон и в смиренной позе застыл подле иконы Николая Чудотворца. Время текло убийственно медленно. Стоял тлетворный запах начинавшего разлагаться тела.

Вокруг возвышения, где под высоким балдахином стоял гроб с телом горели свечи: много свечей, и они были огромны. От скуки Потёмкин пересчитал их: ровно пятьдесят две – по числу прожитых лет покойной, решил он. Такого размера свечи Григорий раньше видел в Москве, в церкви Георгия на Псковской горе, где ещё студентом раздувал иереям кадило и выносил с дьяконами подобные свечи. И как-то заспорил он тогда с Яшкой Булгаковым: за какое время они догорят, в две седмицы или в три? Каждый день ходили смотреть, не дождались… А когда сам батюшка стал с явным подозрением на них поглядывать, пришлось спор прекратить.

 

Потёмкин пристально разглядывал лицо почившей императрицы: оно оставалось почти естественным. Кожа на лице ещё держалась, и кое-где даже искусственный румянец проглядывался. Лишь уголки губ неестественно опустились вниз, да цвет кожи в некоторых местах едва заметно посерел.

«Не мудрено, – неторопливо размышлял Григорий. – Четвёртая неделя прощания с государыней пошла, а народ день за днём всё прёт и прёт. Ничего… держится Елизавета Петровна… Одно плохо – воздух всё удушливей, дух всё приторней…

Придворный аптекарь анатомил покойную. По ночам ходит сюда и подправляет лицо, вот недавно ушёл. Господи, как время течёт медленно, скорее бы на воздух».

Чтобы не заснуть, Григорий старался вспомнить события последних лет. Однако воспоминания увязали в усталости, как в болоте. Усилием воли Потёмкин заставил себя широко раскрыть глаза и слегка потряс головой.

В столице он уже не в первый раз. Помнится, в числе лучших студентов московского университета его направили в Санкт-Петербург на встречу с императрицей.

Впервые встретился там с великой княгиней Екатериной Алексеевной и даже говорил с ней. Растерялся в разговоре, как малый ребёнок, всё о религии говорил.

– Тьфу… даже сейчас стыдно, – не удержавшись, прошептал Григорий.

Взгляд его упёрся в стоявший за гробом государственный герб и целую галерею регалий императрицы. Наград и почётных знаков разного достоинства было не счесть. «И вот их хозяйка лежит в гробу… ничего ей уже не нужно», – с грустью размышлял Потёмкин.

Неожиданно справа от него отворилась широкая дверь. От лёгкого движения ветерка пламя свечей затрепетало, на стенах заплясали загадочные тени. Сердце Потёмкина забилось от волнения.

В сопровождении небольшой свиты из двух фрейлин и придворного ювелира вошла, вся в чёрном, супруга нового императора, Екатерина Алексеевна. Подойдя к гробу, она поклонилась покойной.

Григорий жадно разглядывал лицо Екатерины. Даже в полумраке оно выглядело уставшим и озабоченным. Понюхав несвежий воздух, супруга императора прикрыла носик платочком и сморщилась.

Небольшого роста, щуплый, с чёрной повязкой на руке ювелир бережно держал в руках округлой формы свёрток, завёрнутый в материю. Не скрывая брезгливости, он прикрыл платком нос и что-то сказал на ухо Екатерине Алексеевне.

– Это не займёт много времени, господин Позье, – услышал Потёмкин голос Екатерины. – При условии, что хотя бы вы правильно сняли мерки с головы покойной.

Ювелир хотел что-то сказать, но Екатерина Алексеевна не дала ему этого сделать.

– И не надо оправданий, как у вашего коллеги Экарта, – добавила Екатерина, – мол, голова императрицы распухла и надо переделывать погребальную корону. А что, он не знал этого раньше? Завтра погребение, нельзя больше тянуть с похоронами. Приступайте, господин ювелир!

Позье сдёрнул материю со свёртка: в тусклом свете Григорий разглядел золотую погребальную корону. Ювелир подошёл к гробу и растерянно произнёс:

– Подержал бы кто голову, ваше величество…

Екатерина осмотрела зал: других мужчин поблизости не было (пьяненький дьякон успел куда-то испариться), и взгляд её наткнулся на военного, стоявшего в карауле недалеко от гроба. Красивый молодой капрал с шапкой-треуголкой на голове восхищённо смотрел в её сторону.

Екатерина внимательным взглядом окинула высокую стройную фигуру. Её поразили глаза капрала: даже при свечах они светились, излучая искорки бирюзового цвета. Брови, приподнятые и разделённые правильно очерченным, несколько крупноватым орлиным носом, придавали его внешности вид энергичного мужчины. А вот полные чувственные губы делали рот караульного почти детским, непорочным. И это невольно привлекало.

– Кажется, мы встречались с тобой, касатик? Помнится, силён ты был в учении божеском. Матушка Елизавета Петровна тоже сие отметила. Митрополитом аль ещё кем мечтал стать?. Видать не случилось, коль с ружьём стоишь?

Сердце Григория словно полковой барабан, учащённо забилось. Он растерялся, как и в прошлый раз, и вновь от волнения потерял дар речи. Не в силах произнести ни слова, Потёмкин кивнул головой.

– Голубчик, помоги господину ювелиру, – и, заметив некоторое замешательство, с едва заметной усмешкой добавила: – Можешь положить ружьё, я разрешаю.

Ладони Григория от волнения стали липкими. Стараясь не смотреть на лицо покойной, он приподнял её голову. Она была холодной и на удивление тяжёлой.

Ювелир осторожно примерил корону: она опять не налезала. Позье ловко вытащил из кармана инструмент, открутил крепление на ободе короны и раздвинул его. Надев корону, ювелир облегчённо вздохнул и вопрошающе посмотрел на Екатерину.

– Слава Богу, подходит, – прошептала она.

Ювелира поразила перемена в её лице. Еще недавно, по пути сюда, она гневно высказывала ему претензии к работе Экарта, не стесняясь в выражениях. Теперь он не мог не заметить удивительного отличия: вместо властной энергичной особы, привыкшей повсюду командовать и повелевать, перед ним стояла женщина с выражением кротости и даже печали.

Устремив взгляд на покойную, сложив на груди руки в молитвенной позе, супруга императора чуть слышно что-то шептала. До ювелира доносились слова, видимо, прощальной молитвы, слова которой во всех странах не повторяют дважды, и надо успеть произнести их именно сейчас, сию минуту, сию секунду. Ювелир осторожно отступил на два шага назад. За ним последовали и фрейлины.

Голова Екатерины, покрытая чёрным платком, слегка покачивалась в такт сокровенным словам молитвы «Символ веры»:

– Верую во Единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, видимым же всем и невидимым. И во Единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единороднаго, Иже от Отца рожденнаго прежде всех век; Света от Света, Бога истинна от Бога истинна, рождена, несотворенна, единосущна Отцу, Им же вся быша. Нас ради человек и нашего ради спасения сшедшаго с небес и воплотившегося от духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася. Распятаго же за нас при Понтийстем Пилате и страдавша, и погребенна. И воскресшаго в третий день по Писанию. И возшедшаго на небеса, и седяща одесную Отца. И паки грядущаго со славою судити живым и мертвым, Его же Царствию не будет конца. И в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сославима, глаголавшаго пророки во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Исповедую едино крещение во оставление грехов. Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Аминь.

Екатерина ещё ниже склонила голову и замерла.

Наконец она очнулась, взглянула на ювелира и устало вымолвила:

– Всё, я задыхаюсь, пойдёмте, господин Позье. Надо отдохнуть: день предстоит тяжёлый.

У выхода она неожиданно остановилась. Повернула голову в сторону Потёмкина и мягко произнесла:

– Запамятовала я, как звать-то тебя, служивый?

– Гг-р-и-игорий Па-а-отёмкин, ва-аше величество, – заикаясь, еле выдавил из себя Григорий.

– Потёмкин… Спасибо тебе, Потёмкин. Отмучилась наша государыня, – Екатерина перекрестилась в сторону покойной императрицы и замерла в последнем поклоне.

Уже в спальне перед зеркалом, расчёсывая гребнем волосы, Екатерина неожиданно припомнила эпизод с короной. Она кокетливо надула губки и, обращаясь к своему зеркальному отражению, передразнивая застенчивого капрала, нарочито заикаясь, произнесла:

– Гг-р-и-игорий Па-а-отёмкин… Поди ж ты…

***

Встреча друзей

Москва. Июнь 1762 года.

Холодная, слякотная весенняя погода как-то плавно перешла в лето, но солнце всё равно редко появлялось над городом. Дожди, дожди…

Вот и сегодня гроза ворчит и переходит с места на место. Словно беззвучные удары сабель, на горизонте падают молнии, а вслед им каждый раз доносится раскатистая громовая канонада. Всё ниже, всё чернее наползали на тревожно затихший город тучи. Бывшая столица боязливо замерла в ожидании бури.

По улице вдоль большого каменного зджания, построенного буквой «П» и стоявшего вблизи Воскресенских ворот Китай-города, ветер гнал ворох мусора.

Здание было построено полвека назад для Земского приказа. Также в нём находились Главная аптека, присутственные места, ресторация. Шло время, и «аптекарский дом» (за ним так и осталось это название) обветшал: обшарпанные стены и выбитые окна производили на прохожих унылое впечатление.

Однако власти опять отремонтировали здание, и с той поры здесь находились университет и гимназия. Фасад дома заиграл красками и бликами солнечных зайчиков от оконных стёкол. Как старый франт, стряхнувший с камзола пыль, ветеран всем своим щегольским видом стал напоминать проходящим мимо барышням о своей былой молодости. Вот только псы, стаями бродившие по окрестностям, отчего-то взяли на себя миссию сторожей, и это обстоятельство не располагало к приятному общению: барышни чаще всего обходили «кладезь мудрости» стороной.

Возле открытого окна одной из аудиторий гимназии стоял молодой преподаватель Денис, для учеников – Денис Иванович, и грустно разглядывал Кремль. На фоне грозовых туч бывшее пристанище русских царей выглядело мрачным.

Полный, с пухлыми губами, Денис на первый взгляд производил впечатление увальня, недотёпы. Только глаза… умные, живые, светящиеся и немного насмешливые, они сглаживали впечатление от простоватой внешности их хозяина. По характеру добрый и спокойный, Денис старался не наказывать своих учеников за случайные оплошности, и гимназисты это ценили: не пакостили, как другим учителям.

Семнадцатилетний преподаватель, как, наверное, все молодые люди его возраста, рано вступившие во взрослую жизнь, старался теперь держаться с достоинством. Идя по коридорам гимназии, по которым совсем недавно сам носился сломя голову, он важно кивал ученикам, степенно подавал руку для приветствия коллегам и старался говорить с ними не спеша, вальяжно, тщательно подбирая слова. Это было порой смешно, но учителя относились к своему студенту снисходительно. Хотя нет-нет да и ухмылялись, приговаривая:

– Молодость… Пройдёт!

Денис вздохнул, покачал головой и перевёл взгляд вниз, на улицу. Редкие прохожие торопились укрыться в ближайших торговых лавках, а кучера, громко ругая зевак и не соблюдая осторожности, вовсю гнали кареты и телеги, чем нарушали всем известный указ, изданный императрицей Елизаветой Петровной ещё в 1744 году. Штраф за быструю езду и прелюдную брань полагался немалый. Но сегодня штрафы мало кого пугали, и не зря: небо над городом окончательно заволакивало свинцовыми тучами, гром гремел всё громче. Вот-вот должен хлынуть ливень.

Природа на короткое время замерла. Стих ветер, замолкли птицы, и даже собаки перестали лаять, все понимали: это последняя возможность укрыться в безопасном месте…

Но вот совсем неподалёку сверкнула молния. Огненная дуга с сильным треском электрических разрядов ударила с небосклона в поверхность земли: Денис Иванович поспешно захлопнул окно и повернулся к классу.

Втянув головы в плечи, мальчишки, словно нахохлившиеся воробьи, боязливо, но с явным нетерпением ожидали конечной фазы природного катаклизма. Почти все они руками прикрыли свои уши и замерли в ожидании грохота. Трое ребят прилипли к дальнему от учителя окну, и один из них, что постарше, Гордеев, с каким-то восторгом произнёс:

– Сейчас к-а-к бабахнет!

– А ну, пострелы, живо сядьте на место! Молния вам…

Договорить Денис не успел: грохот заглушил его слова. Мальчишки испуганно отскочили от окна.

Через несколько секунд послышался дробный стремительно нарастающий шум бьющих по металлической крыше здания капель дождя.

Снаружи по стеклам потекли грязные ручейки. Денис опять вздохнул, поправил съехавший набок парик и сел за стол. Гром заглушал слова, а всполохи молний пугали ребят: дети всё-таки. Лило как из ведра.

Университетская гимназия, как и сам университет, были созданы благодаря стараниям столичного профессора Михаила Ломоносова и фаворита её величества Шувалова. Их многолетние настойчивые прошения возымели своё действие: императрица России Елизавета Петровна в 1755 году, в аккурат на Татьянин день, издала указ об организации Московского университета. Даже церковь в честь этой святой постановила заложить.

Поначалу университет и гимназия получили двадцать аудиторий: три большие, по четыре-шесть окон, а остальные – поменьше. В подсобных помещениях разместили библиотеку, физический и химический кабинеты, анатомический театр и даже типографию. Дом сразу же оказался тесен. Директор университета поспешил к Ломоносову, тот обратился к Шувалову, а фаворит – к императрице. Возможности нашлись, и к университету прирезали Репнинский двор на Моховой. Стало свободнее.

 

В гимназии было два отделения: одно – для разночинцев, другое – для дворян. Курс обучения дворян дополнительно включал в себя три дисциплины: экзерциции воинские15, фехтование и танцы. Остальные предметы были одинаковы в обоих отделениях. Правда, было ещё одно отличие: дворян секли, не снимая с них исподнего, дабы совсем уж не бесчестить, разночинцев же стегали по голой заднице.

Как всё новое, а значит, и непонятное, университет в Москве был новой затеей, престиж его был невысок, и московская знать детей своих определять туда не спешила. Это давало возможность зачислять в университет отпрысков практически всех сословий.

Только вот денег на вновь созданное учебное заведение из казны отпускалось мало, и роль преподавателей в гимназии часто выполняли студенты университета.

Денис как раз и относился к этим добровольцам, преподавая в младших классах географию и грамматику.

Сегодня он был не в настроении. Мало того, что ему неожиданно пришлось заменить заболевшего иностранца, обучавшего детей итальянскому языку (а попробуй откажись, с директором лучше не связываться, тут же доложит кураторам), так ещё и погода разгулялась не на шутку.

Друзей, Гришки Потёмкина и Яшки Булгакова, рядом не было. Первого выгнали из университета за лень и пропуски занятий, квартирует сейчас в столице. А второй, получив золотую медаль за успехи в учении, совсем недавно поступил в Коллегию иностранных дел и тоже оказался в Петербурге. Оба в столице… Зачем им Москва?

«Вечер опять придётся коротать дома, в одиночестве, всё под те же отцовские нравоучения. А как же это скучно», – Денис вздохнул. За окном всё так же лил дождь. И под шум дождя он продолжал размышлять:

«Чем не угодил руководству Григорий? Плохо учился… это враньё. Учился он легко, охотно и без напряжения. Запоем читал всё подряд, не забывал и о церковных книгах. Гришке просто неинтересно и скучно было ходить на занятия: он всё знал, потому и ленился, не без этого. Да и скандалил часто с профессорами… Кому это понравится? Гриц – гордый: ежели упрётся, то не отступит. Поди теперь разберись, почему исключили. Уж как директора Ванятку16 ни просили простить Потёмкина, тот ни в какую. Иван Иванович, словно лошадь породистая, закусив удила, взбрыкнул и ни на какие уговоры не поддавался. Пропускал занятия Гришка и ранее, чего скрывать, но бывший директор Аргамаков17 прощал ему, а этот упёрся… Любил новый директор дисциплину, а тут ещё влиятельный родственник Гришки, президент Камер-коллегии, умер, некому было за него слово замолвить. Отец-то Гришкин умер ещё лет десять назад. А мать… что мать, хоть и очень красивая, да чем поможет? Всё как-то сложилось не так… Но Гриц не пропадёт. В рейтарах лейб-гвардии Конного полка сейчас служит», – и уже вслух так же с огорчением тихо добавил:

– Он не пропадёт, а вот погода…

Поглядывая на задумавшегося учителя, воспитанники озорничали, строя друг другу рожи. Смешнее всех получалось у рыжего гимназиста Гордеева.

Раскаты грома понемногу стали стихать. Оторвавшись от размышлений, Денис нехотя ткнул пальцем в сторону смешливого гимназиста, копна рыжих волос которого и без кривляний поневоле привлекала к себе внимание.

– Что, пострелы, прежде чем о Крыме говорить будем, историю вспомним. Давай, Гордеев, расскажи нам, что есть Крым? Где он находится и какое ещё название у него имеется? Не учил, небось?

– Учил, как же. Сразу не учил, скажете тоже, – недовольно пробурчал парень, – его лицо, густо усыпанное веснушками, вмиг нахмурилось, а хитрющие глаза уставились в пол. – Там тавры жили раньше, – как-то несмело произнёс он. – Они же и назвали Крым Тавридой, – поковырявшись в носу, он задумчиво добавил: – Сначала Рим владел Крымом, потом эта, как её, Византия. А потом турки. А ещё там есть Хресонес.

За спиной ученика кто-то прыснул со смеху.

– Как? – переспросил Денис.

– Хресонес. Его греки построили в западной части Крыма ещё до Рождества Христова, – важно пояснил Гордеев.

– Хресонес, говоришь? Рынков, и ты так считаешь?

– Херсонес, господин учитель, – ответил Рынков. – А остальное Гордей правильно сказал.

– А ещё в Крыму есть гора Митридат, а на ней раньше находилось Боспорское государство, – уже более уверенно продолжил Гордеев. – И вообще в Крыму было Крымское ханство, горное княжество Феодоро и генуэзские колонии. В ханстве татары живут, ихний хан живёт в Бахчисарае. В Феодоре раньше жили греки. А главный ихний город – крепость Мангуп. По берегам у моря жили генуэзцы.

Будто только что вспомнив, Гордеев торопливо выкладывал учителю всё, что знал про Крым:

– Это… ещё крымские татары часто грабили русских, аж до Киева и Москвы доходили. И дань с Руси брали, вот…

Очередной раскатистый грохот прервал ответ гимназиста. Воспитанники, как по команде, перекрестились. За окном с новой силой разбушевалась стихия: молнии вспыхивали одна за другой, и дождь продолжал лить. Потоки мутной воды неслись мимо университетского здания, превращая лужу в конце улицы в небольшое озеро.

– Вижу, Гордеев, что учил, что-то знаешь. Дальше Рынков продолжит. Давай, Иван!

– Княжество Феодоро называли ещё Мангуп-Кале. Жители порт построили, Авлита, куда купцы заходили, всякие товары привозили. Мангупские князья иногда воевали с генуэзцами, а у тех свой порт был – Кафа, господин учитель!

– Воевали… А как ты хотел? Коммерция, брат. Порт – дело прибыльное! Греки крепости выстроили в горах, прямо супротив крепостей генуэзцев, что на побережье, и сверху наблюдали за ихней Кафой. Конечно, видели, что в порт заходит много иноземных судов с товарами, и решили построить в другой большой бухте рядом с небольшим татарским поселением Ахтияр свой порт – Авлита и переманивать купеческие суда у генуэзцев. А кому это понравится? Вот потому и воевали друг с другом. Побережьем владеть очень выгодно. Да с Ахтияром у греков промашка вышла, порт захирел со временем. Давай, Рынков, продолжай.

– Когда Чингисхан умер, то Золотая Орда стала разваливаться, и турки захватили Крым.

– Так… на Орду уже перекинулся. Ну-ну. Рынков, здесь ты перегнул: Чингизхан к Золотой Орде отношение не имел. Ты, наверное, хана-Батыя имел ввиду. Ну, уж если вспомнил про Чингизхана, то Орда ещё лет двести существовала и после. А когда умер Чингисхан, кто знает? Черемшин, не крутись, ответь лучше на мой вопрос.

– Дык, это… лет пятьсот назад, господин учитель.

– Хм… примерно так. А для тебя, Рынков, несколько столетий, как будто это было вчера. Ну хорошо, давай дальше.

– Так я и говорю, господин учитель. Турки воспользовались тем, что в Крыму все воевали между собой, и захватили Крым. В Мангупе убили всех жителей и сожгли его. В конце пятнадцатого века кругом были гарнизоны турок. Султан собирал дань со всего Крыма и ханов татарских сам назначал.

– И вообще татары и турки постоянно набеги на нас делали, господин учитель. Брали в плен людей русских и продавали их на рынках, как рабов, – не выдержал Гордеев. – Турки и татары – наши враги, – на всякий случай уточнил он.

– Экий ты скорый на оценки, Гордеев. Да, они нам не друзья, это так. А кто Крымское ханство основал? А?… Ну чего молчите?

– Гирей-Хаджи, господин учитель.

– Молодец, Гордеев, только наоборот: Хаджи-Гирей. А в каком году? Не помнишь? А я вам намедни говорил. Забыли? Ладно, ещё раз повторю. Хаджи Девлет-Гирей I основал Крымское ханство в середине XV века. А помните, я сказывал вам, как татарский хан, тоже Девлет-Гирей, но уже второй, вместе с турками в 1571 году сжёг Москву, много русских людей в полон18 взял, а на следующий год они опять напали на нас. Помните?.. Хан тот сам хотел царствовать на нашей земле, погубить религию нашу, да князь Михайло Воротынский с князьями и боярами у селения Молоди разбил и прогнал татар. Царь Иван Грозный, ох как зол был на крымцев…

Потом и Михаил Голицын, и Иван Сирко, и царь Пётр, да и многие другие воеводы ходили походами на Крым. Не зря, чтобы как-то укрепить южные границы Руси, казаки основали Запорожскую Сечь. Казаки – народ горячий, но на границах стало спокойнее. Однако истории достаточно. Давайте о географии поговорим. Хотя вам, будущим студентам университета, знание истории очень пригодится, смею вас заверить.

Из кабинета директора, который находился на одном с их аудиторией этаже, загудели медным певучим гулом часы. Пробило двенадцать, и не успел затихнуть последний удар, как с противным скрипучим звуком приоткрылась дверь в аудиторию. Денис поморщился. В проёме показалась чья-то голова и, о чудо… Яшка! И, судя по загадочному выражению его физиономии, он что-то хотел сообщить. И вот, найдя глазами Дениса, объявил:

– Фонвизин! Мы c Грицем в Москве. Вечером встретимся. Давай на старом месте, у церкви Георгия на Псковской горе, где твои именины отмечали. Придёшь? – быстро проговорил он.

13Западная часть Латвии.
  Лейб-гвардейский кавалерист.
15Военные упражнения.
16Так студенты звали нового директора университета Ивана Ивановича Мелиссино, грека по национальности.
17Первый директор Московского университета.
18Плен.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27 
Рейтинг@Mail.ru