Виталий Аркадьевич Надыршин
Светлейший
– Суворова?!.. – императрица удивлённо взглянула на фаворита.
«Умно… Ай, да Потёмкин. Верно мыслит. Характер у Александра Васильевича не очень, зато авторитет в войсках отменный. Опять же, по дочке своей хлопочет, просит пристроить её во фрейлины ко мне. Что ж не помочь-то теперича?!»
– Дело говоришь, Григорий Александрович. Вдвоём-то сподручнее будет, живо побьют бунтовщика.
«Заодно и пригляд будет за братцем Никиты Ивановича. Вон, силища какая под его началом собирается. И Москва недалече, опасно. Мало ли что в башку ударит этим братьям», – мысленно подумала Екатерина и вслух произнесла:
– Что ж, пусть так и будет. Распорядись, Григорий Александрович, указ о назначении Панина Петра Ивановича подготовить, подпишу непременно. Апосля и Суворова можно назначить.
Теперь уже Потёмкин вопросительно посмотрел на Екатерину, Панин и Разумовский – тоже. Все знали, сия процедура – указы о назначении в войсках – лежала на Военной коллегии, графе Чернышёве!.. Екатерина усмехнулась:
– Назначаю я Григория Александровича вице-президентом Военной коллегии. Граф Чернышёв76, надеюсь, не обидится. Заодно и классом Потёмкин сравняется с вами, господа, всё меньше обид будет. А воинское звание для новой должности Григория Александровича – дело поправимое.
Государыня сделала паузу и, потирая виски, томно произнесла:
– Голова разболелась, и пойми, от чего: от радости аль печали?! Человек, хоть и француз, а помер, – царство ему небесное. Пойду я, господа. Десерты без меня употребите.
Оправляя складки платья, Екатерина, не обращаясь ни к кому лично, произнесла:
– Вы, господа, южным нашим границам, Крыму, больше уделите внимания, неспокойно там. Говорила как-то ужо, покойный граф Воронцов Михаил Илларионович, царство ему небесное, обращал моё внимание на сию вечную угрозу со стороны крымских татар. Доклад его «О Малой Татарии» давно лежит у меня. Так я спрашивала тогда командующего войсками Петра Панина: нельзя ль поколебать в верности Порте оттоманской народы крымскотатарские, мысли им внушить к составлению у себя независимости от любого правительства. Говорю ему: скажи им генерал, помощь окажем повсеместную. Аль не так Панин спрашивал, аль ещё чего, но и хан и татарская знать отказом тогда мне ответили. Вот и пришлось силой действовать. Князь Долгорукий справно потрудился в Крыму. Разбил хана, заставил татар в Карасубазаре договор о независимости Крыма от турок подписать и мир с нами заключить, – Екатерина задумалась.
– Еникале и Керчь получили мы в свои владения, ваше величество! – напомнил Панин.
– Вот-вот! Думала: всё, покой станется на границах южных. Татары сами будут жить, не спрашивая на то совета турок! Ошиблась!..
Панин махнул слуге, тот подал ему папку.
– Ваше величество! – порывшись в папке, опять подал голос Никита Иванович, и словно фокусник, выдернул оттуда документ. – Коль про Крым вспомнили, давеча донесение получил от посланника нашего в Крыму, Веселицкого. Через свою агентурную сеть и наблюдения береговых постов, что передвижение турецкого флота контролируют, узнал он наверняка: турки десант готовят на Крым, независимость татар аннулировать хотят, нарушить условия Карасубазарского договора.
– Не позволяйте этого делать, Никита Иванович! Князя Долгорукого настрого предупреди: коль турки появятся, гнать их из Крыма. Раз обещали защищать татар, сие исполнить потребно. В Крыму они хозяева, а с нами мир держать обязаны. Покойны должны мы быть за южные границы свои. А что не все татары хотят мира, никого не держим, скатертью дорога.
Обмахиваясь веером, императрица вышла. Двери за ней медленно закрылись.
***
Турецкий десант
Начало июля 1774 г. Крым.
Забрезжил рассвет, потускнели звёзды. Тёмная полоска горизонта чуть-чуть посерела. После ночной духоты приятной прохладой подул лёгкий бриз.
Разрезая форштевнем морскую гладь, линейный корабль «Ибрагим-бей», флагман турецкой эскадры, состоящей из более шестидесяти кораблей, подходил к берегам Крыма, в район деревни Алушта.
Корабль плавно переваливался с борта на борт, в такт качке привычно скрипели рангоут и такелаж, изредка хлопали паруса.
В тусклом свете бортовых огней на юте77, помимо корабельной вахты, стояли три человека: капудан-паша78 Ахмед-бей, трапезундский сераскер паша Гаджи Али-бей и французский офицер-советник, к которому турецкие военачальники уважительно обращались по имени: господин Пьер. Они беседовали.
Нижняя палуба корабля была покрыта телами спящих солдат и с высоты юта казалась груботканым разноцветным ковром с двумя неровными дорожками по краям – проходами, по которым, стараясь не наступить на янычар, выполняя команды вахтенного офицера, бегали матросы. Топот ног и громко подаваемые команды корабельных офицеров измучившимся за ночь от духоты, влажности и качки османским солдатам спать не мешали. То тут, то там раздавались сонные вскрики, чмокание, бессвязное бормотание.
Корабль немного тряхнуло: паруса поймали галфвинд79.
– Верхние паруса убрать, нижние зарифить! – раздалась команда вахтенного офицера. Загудели свистки. Послышался мягкий топот босых ног.
С нижней палубы на верхнюю побежали матросы. С разбега запрыгнув на ванты, ловко перебирая руками и ногами, они устремились вверх по мачтам, где тут же разошлись по реям.
– Надеюсь, русские нас не ждут? Что-то не видно условного огня для высадки, – осматривая в подзорную трубу едва различимую полоску берега, произнёс капудан-паша.
– Уважаемый Гаджи, вы уверены в людях хана Девлет-Гирея? Они не подведут?
– Адмирал, дайте команду погасить огни. Чем позже нас увидят, тем лучше, – рассматривая в трубу берег, проворчал советник. – Не нервничайте и не торопитесь. Держитесь мористее, пусть подтянутся остальные корабли.
Француз говорил неторопливо, с достоинством, переходящим в нравоучение.
– Торопливость, уважаемый Ахмет-паша, как говорит ваша пословица, есть свойство шайтана. Только терпеливый может закончить дело, торопливый – навредит. Люди нового хана на берегу расставлены. В любом случае, ни один гонец с вестью о нашем прибытии до штаба русских скоро не дойдёт, его перехватят татары. Девлет-Гирей, как никто, в этом заинтересован: султан последний шанс ему дал. А условный огонь… появится, будьте покойны.
Советник опустил трубу, подошёл к небольшому столику, удобно устроился в кресле, не спеша набил табаком курительную трубку, разжёг её и, выпуская первый клубок дыма, произнёс:
– А турецкий, господа, табачок – какая прелесть! На короткое время он замолчал, наслаждаясь первыми за сегодня затяжками, затем продолжил: –Ну, так вот! Как донесла разведка, и заметьте господа, данные наших агентов совершенно совпали с донесениями вашего Девлет-Гирея, – редкий случай, в Алуште гарнизон небольшой, сто, сто пятьдесят человек и всего две пушки на крепостных укреплениях, защищающих пристань. В Ялте тоже немного – чуть больше двухсот человек. И вообще русских солдат в Крыму не более трёх тысяч. Надеюсь, с тридцатитысячным десантом вы с ними легко справитесь, господа.
А сейчас, адмирал, ваша задача не промахнуться мимо Алушты и быстро высадить десант. Внезапность, господа, не последнее дело в данном случае. Заняв Алушту, Ялту и Гурзуф, надо будет как можно скорее продвинуться в глубь полуострова, а оттуда – на Перекоп. Закрыть наглухо нужно ворота в Крым.
– Всё в руках Аллаха, уважаемый господин Пьер! Нынешний хан, Сахиб-Гирей, так просто не уступит свой трон Девлет-Гирею. Нет единства в Крыму, и это плохо! Двоевластие не будет способствовать успеху. Надеюсь, наш десант подтолкнёт колеблющихся. Думаю, беи на совете большинством изберут Девлет Гирея, не посмеют на этот раз ослушаться султана, да хранит его Аллах, – сложив молитвенно ладони, Гаджи-бей опять прошептал: – Всё в руках Аллаха.
Немного помолчав, он обратился к адмиралу:
– Надеюсь, ветра или их отсутствие нам не станут помехой, высокочтимый Ахмед-бей. Погода в Крыму изменчива, а ну как ветра подуют в другую сторону?! Хватит ли парусов у наших кораблей? – если не насмешливо, то с некоторой долей иронии произнёс сераскер.
Капудан-паша недовольно посмотрел на сухопутного коллегу:
– Все ветры – наши, уважаемый Гаджи-бей. Стелется ветер, прижимаясь к поверхности моря, – нижние паруса и марселя работают. Если ветер повыше – наполняются тугие брамсели. Над морем тихо – дуются верхние паруса. Не переживайте, десант высадим быстро и по месту.
Вы, господа, ответьте мне на вопрос: почему, несмотря на хоть и длительные, но переговоры о мире с Россией, султан, да светится имя его на небесах, решил всё-таки высадить десант?
Адмирал посмотрел на француза. Тот отвернулся, сделав вид, что не слышит. Ахмед-бей продолжил.
– Когда мы в Трапезунде80 ожидали сигнала на выход в море, сказывали мне близкие люди к верховному визирю, да ниспошлёт Аллах и ему здоровья, что вопрос подписания мирного договора Блистательной Порты с русскими – дело решённое. И, скорее всего, он подписан уже. А тут мы с десантом?!..
– Сиятельному султану нашему лучше знать, – уклончиво ответил Гаджи Али-бей. Подумав, добавил:
– Два года назад81 крымские татары мирный договор в Карасубазаре с русскими без ведома султана подписали… – сераскер резко махнул рукой. – Наказывать за это своеволие надо. Хан Сахиб-Гирей слабым оказался, не смог усмирить беев, перебежавших на сторону русских. Девлет-Гирей наведёт теперь порядок. И потом, даже если и заключит верховный визирь мирный договор с Россией! И что? Его ещё султан должен утвердить?! Независимость татар?!..… Это, почитай, с Крымом распрощаться… А Крым султан не собирается отдавать. А ещё забыли вы, господа, про сераскера русского Пугачёва. Чернь поднялась на борьбу с царицей и неизвестно чем всё закончится. Задача наша – помочь этому Пугачёву, и тогда русские часть своих войск снимут с фронтов. А тут мы ещё с тыла… Пусть царица выбирает, что ей лучше – защищать независимость татар аль бунтовщиков подавить, которые Москву грозят захватить. А вы, уважаемый Ахмед-бей, спрашиваете зачем десант…
– Справа – пятнадцать, на берегу вижу огонь! – раздался с марсовой площадки голос вперёдсмотрящего.
– Ну вот, адмирал, а вы переживали. Русские нас не ждут: сигнал – подтверждение тому. Девлет-Гирей своё слово держит, его люди на месте. Он через Кавказ до Крыма добирался. Наверное, уже где-то в районе Алушты ждёт нас. А ведь предлагали ему с нами плыть… отказался, – ворчливо произнёс француз.
– Сегодня воскресенье, уважаемый господин Пьер. Не рассчитывал я добраться до Крыма так быстро, да попутные ветры нам благоприятствовали. В священных книгах писано: в субботу, воскресенье и во вторник нежелательно кроить одежду. Потому как суббота – день обмана и вероломства: соплеменники Пророка козни в этот день ему строили. Воскресенье – день…
– Пророка как-то спросили о воскресенье, – перебил адмирала француз, – и тот ответил: «Воскресенье – день, когда сажают деревья и строят дома». В воскресенье, уважаемый Ахмед-бей, Всевышний начал сотворение мира. А ещё говорят, именно в этот день был создан Рай и посажены райские деревья. Воскресенье – очень удачный день, господа. Спасибо ветрам, посланным вашим Аллахом. Разобьёте русских и восстановите рай на священных землях благодатного Крыма.
Капудан-паша уважительно взглянул на иностранца, знавшего толкование законов их веры не хуже муфтия, и возражать не стал.
Гаджи-бей как истинно верующий в учение Пророка и презирающий всех иноверцев негромко, но чтобы его слышали, повторил слова француза:
– «И был создан рай и посажены райские деревья…». Верно говоришь, уважаемый господин Пьер. Это так! Аллахом посажены эти деревья… – сераскер вознёс руки и наставительно продекламировал: – На земле нет места иноверцам!.. Мир – это огород, в котором одно растет, второе дозревает, а третье погибает. И так бесконечно… Нет Бога на свете, кроме Аллаха. Он этот мир задумал, и не нам его менять.
С чувством лёгкого превосходства Гаджи-бей посмотрел на француза – последнее слово осталось за ним, истинно верующим в Аллаха, и Гаджи-бей ухмыльнулся.
Капудан-паша облокотился на планшир82 леерного ограждения и продолжил рассматривать тонкую ниточку береговой кромки. Мысленно адмирал уже расставлял на Алуштинском рейде свои корабли для высадки десанта.
Над палубой разнеслась дробь барабана.
– Ставить триселя! Нижний лисель, фок-грот-лиселя вынести! – зазвучала команда вахтенного офицера. Корабль ожил. Заспанные солдаты нехотя стали подниматься. Палубы превратились в растревоженный муравейник. На бизань-мачте флагмана взвился сигнал «Следовать за мной».
Обрывистые берега Южного побережья Крыма во все времена доставляли мореплавателям массу неудобств, граничащих со смертельной опасностью. Небольшие заливы, врезанные самой природой в глубь скалистых берегов, являли собой большую ценность, и со времён тавров заселялись в первую очередь.
Небольшая деревенька Алушта разбросала неказистые домишки вокруг пристани, где ещё со времён владычества генуэзцев швартовались небольшие морские суда.
По Карасубазарскому договору эту пристань, как и саму Алушту, прикрывал русский пост из ста пятидесяти егерей Московского легиона при двух лёгких орудиях с артиллерийской командой. К посту был прикомандирован десяток казаков. Командовал постом капитан Колычев, в распоряжении которого было ещё четыре обер-офицера.
Потирая глаза, дремотно зевая, капитан нехотя встал с деревянного топчана. Потянулся и, стараясь в полумраке не споткнуться, вышел из похожего на келью помещения.
Стояла тихая погода, какая бывает в Крыму в середине лета. Начинающее сереть небо и тёмное морское безбрежье показались ему мрачными и скучными. Даже дельфинов, привыкших гнать рыбу, и тех не было видно. Пустынное море, пустынный берег, не за что зацепиться взглядом. Лишь у самого горизонта на фоне небосклона виднелись похожие на облачка небольшие тёмные пятнышки.
Потянуло прохладным ночным бризом, капитан передёрнул плечами, и опять глубоко и с удовольствием зевнул. Со стороны, где располагалась батарея из двух пушек, доносился многоголосый храп: из-за духоты в помещениях крепости орудийная прислуга и казаки спали на открытом воздухе, рядом с пушками. Немного правее, в саженях двадцати, звякнуло ведро: повара отправились за водой. Прокричали первые петухи, потянуло дымком… Деревня просыпалась.
Утро. Начинался жаркий день – 17 июля 1774 года – воскресенье. Колычев по-хозяйски осмотрел крепостные укрепления и, найдя их в относительном порядке, направился в сторону поста ночного дозора. Ему навстречу вышел поручик Внуков.
– Всё спокойно, Николай Петрович! Вахту принял. Никаких происшествий за ночь. Поручик Деверей сменился, пошёл отдыхать.
– Ты вот что, подними этого щёголя, подпоручика Флорета, хватит ему дрыхнуть. Пусть тебя заменит, а ты иди – готовь на всякий случай орудия.
– Думаете, попрёт турок? Напрасно командир батальона Кутузов беспокоится, не рискнут османы к нам в гости пожаловать. Слышите храп? Словно дивизия спит, на три версты слышно.
– Кто знает… Михайло Илларионович зря тоже тревожиться не станет. Подполковник указание от командования получил: мол, информация есть тревожная, так что смотреть приказал в оба. Ты, поручик, объяви своим канонирам: хоть и воскресенье сегодня, а на службу в церковь повременим отлучаться, на посту всем быть.
– Будет исполнено, господин капитан. Только откуда басурманам быть? По дну моря разве что, – поручик махнул рукой в сторону моря и шутливо добавил: – Аль на облаках к нам сверху могут подкрасться…
Не сговариваясь, оба офицера одновременно посмотрели в сторону моря. И оба в немом изумлении застыли. На фоне всё более светлеющего неба тёмные точки на горизонте превратились в облака странных очертаний и прямо на глазах множились и росли в размерах.
– Поручик, трубу, живо!
Но уже и без неё Колычев понял: вовсе не облака это, – корабли.
– Турки! – тихо прошептал он, и тут же вскрикнул:
– Тревога, подъём!
Глаза капитана лихорадочно пересчитывали похожие на корабли точки. Их было много, очень много. Колычев сбился со счёта.
И вскоре всё пришло в движение. Тревожная дробь барабана разорвала деревенскую тишину. В крепости зазвучали команды, послышался топот ног, сонные крики солдат, недовольных ранним подъемом, ржание лошадей… Подняли лай собаки.
В деревне тоже начался переполох: спросонья кричали дети, блеяли овцы и бараны, и только ослы мирно стояли в стойлах, равнодушные к своей участи.
Первый гонец с реляцией83 о нападении турок уже мчался в штаб русских войск, расположенный в селе Яни-Сала84.
Гонец не выполнит задание. Его перехватят татары в пяти верстах от Алушты. Та же участь постигнет и остальных посыльных. И только через несколько дней командующий русскими войсками князь Долгорукий узнает о высадке турок в Алуште, Ялте, Гурзуфе, что дало возможность турецким отрядам пройти в горную часть полуострова, в сторону деревень Шума85 и Демерджи86.
Ближе к полудню того же дня турецкий флот лёг в дрейф на рейде Алушты. Посыльное судно долго курсировало между кораблями, развозя письменные приказы командования. Наконец, построившись в три линии, корабли встали на якоря в двух-трёх кабельтовых от берега.
На флагманском корабле взметнулся огромный турецкий флаг, зелёный с тремя полумесяцами на гафеле, и на грот-брам-стеньге затрепетал адмиральский. И словно дождь пролился с неба: зазеленели пятна флагов на всех турецких судах.
На флагманском корабле раздался глухой монотонный звук большого барабана: с турецких кораблей стали спускаться шлюпки, их заполняла пехота. Мелкосидящие суда осторожно подошли ближе к берегу и на шлюпках солдаты причалили к берегу. Стоял шум, гам, слышались гортанные выкрики солдат.
Неожиданно рейд затянулся дымом, и громыхнуло! Это флагманский корабль всем бортом произвёл первый залп. Через мгновение мощный глухой звук долетел до берега, а следом прогрохотали взрывы ядер. Береговые укрепления и территория деревни окутались дымом, загорелись дома, раздались отчаянные крики о помощи.
Ответный огонь двух трёхфунтовых пушек береговой батареи русских не достиг цели.
– Поднять угол атаки, – дал команду командир батареи поручик Внуков. – Заряжай!
Сотни шлюпок с десантом на борту приближались к берегу. Первые волны десанта уже достигли побережья: словно саранча, мокрые янычары выползали на берег и с криками «Аллах акбар»87 бросались на крепостные сооружения. Залп из ружей гренадёр Московского батальона сразил десяток янычар, камни и море окрасились кровью.
Батарея русских произвела второй залп. Одно из ядер попало в борт ближайшего к берегу турецкого корабля, перебив троса кран-балки. Спускаемая шлюпка вместе с солдатами полетела в воду. Второе ядро разорвалось рядом, и только что отчалившая от борта переполненная людьми шлюпка, перевернулась.
– Русские решили не сдаваться?! Им же хуже будет. Поднять сигнал, – распорядился капудан-паша. – Кораблям первой линии открыть огонь.
Языки пламени, клубы дыма изрыгнули борта десятков османских кораблей. Рейд заволокло дымом.
А турецких солдат на берегу становилось всё больше и больше: от красных фесок рябило в глазах. С высоты укреплений было видно, как отдельные отряды турок обошли крепость и упорно продирались в направлении деревни сквозь густой кустарник, растущий на скальных нагромождениях.
– Поручик, отсекай пехоту, заряжай картечью! Бить по подходящим шлюпкам! – приказал Колычев. Повсюду громыхали ружейные выстрелы.
В это время на причале неожиданно появилась группа татарских женщин – жительниц деревни. Многие тащили за собой испуганных плачущих детей. Обезумевшие от грохота, дыма, страха, они бежали по причалу в сторону крепостных укреплений. Янычары открыли по ним огонь из ружей. Несколько женщин упали, остальные в растерянности остановились и беспомощно оглядывались по сторонам, ища защиты. Дети что-то кричали, протягивая руки к лежавшим без движения на причале матерям.
Турецкий офицер махнул саблей в сторону женщин. Подчиняясь приказу, янычары произвели в их сторону залп из ружей, затем бросились к женщинам навстречу.
И гренадёры не выдержали. Колычев выхватил из ножен саблю и перекрывая шум боя, закричал:
– Братцы! На причале женщины и дети. Не дадим басурманам их порубить! В атаку!
Оставив свои укрепления, гренадёры с криком «Ура» бросились наперерез туркам. Завязался бой. Страшный, кровавый. Исход решила рукопашная схватка. Турки отступили.
К лежащим на причале женщинам, с трудом передвигаясь, сильно хромая, направился подпоручик Флорет. Где жестами, где знакомыми татарскими словами он стал уводить их с открытого причала в сторону укреплений. Одна из татарок сняла с себя платок и попыталась перевязать поручику рану, и в это время неподалеку упало ядро. Тихо охнув, женщина медленно опустилась на землю, из её виска брызнула кровь. Превозмогая боль, Флорет поднял женщину и, шатаясь, с трудом удерживая в руках тело, побрёл в крепость.
Шквальный обстрел с моря продолжался. Крепостные пушки раскалились. Пятеро казаков вместе с одним из офицеров под пулями стали таскать в курдюках морскую воду для охлаждения орудийных стволов. Металл шипел, от него шёл пар, но едва он остывал, орудийная прислуга забивала в ствол очередной заряд.
Бой продолжался несколько часов. Пушки русских отвечали всё реже и реже: боеприпасы заканчивались.
Большими отрядами турки стали обходить Алушту со стороны горы Кастель. Опасаясь полного окружения, капитан Колычев приказал отряду отходить к перевалу.
Французский советник Пьер разглядывал в иллюминатор берег и с досадой высказывал сераскеру своё недовольство ходом высадки десанта.
– Потеряно время, уважаемый Гаджи-бей. Горстка русских солдат на полдня задержала высадку войск: момент внезапности потерян.
Гаджи Али-бей не отвечал, он творил молитву. Француз обернулся и, пробормотав что-то на своём языке, вынужден был замолчать. Он, конечно, привык к этим общениям мусульман со своим богом, но всё равно был взбешен, и было от чего.
Советник нетерпеливо расхаживал по каюте и с неприязнью посматривал на молящегося сераскера. Гаджи Али-бей продолжал кланяться и бормотать молитву:
– Я прибегаю к Аллаху от проклятого сатаны. Во имя Аллаха милостивого благого. Хвала Аллаху, Господу миров, милостивому благому, царю дня суда. Только Тебе мы поклоняемся и только к Тебе мы взываем о помощи. Веди нас прямым путём, путём тех, кого Ты одарил благами, Не путём тех, на кого Ты разгневался, и не заблудших. Аминь!
Во имя Аллаха милостивого благого, скажи: он Аллах, один, Аллах вечен, не родил и не рождён, и нет Ему равного никого. Аллах акбар!
Сераскер поклонился в последний раз, на какое-то мгновение замер, прикрыв глаза, и, наконец, повернулся к французу:
– Цитирую ваши слова, уважаемый господин Пьер: «Торопливость есть свойство шайтана…», хотя правильно говорить надо – дьявола. Не торопитесь высказывать обиды, уважаемый, всё в руках Аллаха! Разобьём мы этих неверных.
– Хм… Может, и так, Аллаху вашему виднее, конечно. Но иметь такое преимущество в солдатах и орудиях против полутора сотен русских и двух пушек и потерять столько времени… Ваш топчи-баша88 четыре часа долбил причал, а пушки русских так и не подавил.
Сераскер молчал. «Претензии советника справедливы…» – мрачно размышлял он. Поглаживая бороду, Гаджи-бей не спеша перечитывал донесение, присланное с берега.
– Боюсь, что гарнизон Ялты, куда вы отправили часть эскадры, уже знает о нас, – немного успокоившись, произнёс советник.
– В Ялте малый гарнизон, и вряд ли он ожидает нашего нападения. Сами же говорили, что татары не пропустят гонцов, – пробурчал Гаджи-бей. – Слава Аллаху, русские покинули Алушту, ушли на перевал, мои войска преследуют их. Янычар-агаси сообщает, что Девлет-Гирей уже ждёт нас в деревне. Кстати, он же пишет, что в Алушту доставили российского посла Веселицкого. Арестовали всю его свиту и охранный отряд в Бахчисарае. Всех смерти предали, в живых оставили только самого секретаря, жену да его детей.
– Это хорошая новость, уважаемый Гаджи-бей. Хотел бы я видеть рядом с русским послом и сераскера Долгорукого. Очень бы хотел…
Гаджи-бей кивнул головой в знак согласия, но промолчал, лишь злобно ухмыльнулся.
– Пора и нам отправляться на берег, шлюпки готовы, господин Пьер. А Ялта… Ялта и окрестности – личная собственность султана, и воины Аллаха знают об этом, не подведут.
Однако в его голосе не было уверенности. Француз заметил этот нюанс и недовольно покачал головой.
Раздался очередной пушечный залп. Из открытых иллюминаторов были видны горящие на берегу постройки, доносились крики, пахло гарью. Оба тяжело вздохнули.
***
