Тэд Уильямс
Река голубого пламени
Мальчик взглянул на него со смесью страха и расчета, глаза метались по сторонам, отыскивая нечто такое, что помогло бы ему сбежать.
– Не знаю, о ком вы говорите. Отпустите меня, сеньор… пожалуйста. Моя мать больна.
– Гэлли, неужели ты меня не узнаешь? – Пол вспомнил о своей маске. Пока он ее стягивал, мальчик воспользовался тем, что одна из его рук освободилась, и снова попытался сбежать. Пол бросил маску на землю, ухватил мальчугана за подол рубашки и подтянул обратно, как пойманную рыбу. – Стой спокойно, черт бы тебя побрал! Это же я, Пол! Гэлли, ты что, не помнишь меня?
На мгновение, пока пленник уставился на Пола с ужасом и яростью, его сердце отяжелело. Он ошибся. Или хуже – как с той крылатой женщиной, – это всего лишь фантом, морок, только усугубляющий тайну. Но тут в выражении лица мальчика что-то изменилось.
– Кто вы? – медленно проговорил воришка. – Я вас знаю? Голос у него стал сонный, как у лунатика, описывающего то, что способен видеть лишь он сам.
– Пол. Я Пол Джонас. – До него дошло, что он почти кричит, и Пол, устыдившись, бросил по сторонам встревоженный взгляд, но бурлящая толпа, похоже, не замечала маленькую драму, разыгрывающуюся у начала Соломенного моста. – Я нашел тебя в Восемь-в-квадрате. Там был ты и другие дети из Устричного домика. Неужели не помнишь?
– Кажется… я вас видел. Где-то. – Гэлли прищурился. – Но не помню то, о чем вы говорите… ну, может, самую малость. И зовут меня совсем не так, как вы сказали. – Он попытался освободиться, но Пол держал его крепко. – Меня тут прозвали Цыганенок, потому что я с Корфу. – За этим признанием последовала новая пауза. – Вы сказали «Устричный домик»?..
– Да, – подтвердил Пол, тронутый встревоженным и задумчивым выражением на лице ребенка. – Ты мне еще сказал, что ты и другие дети переплыли Черный Океан. И ты работал в гостинице… как же она называлась?.. «Мечта короля»? – Пол неожиданно ощутил себя уязвимым: слишком много имен и названий, которые могли кое-что значить и для других, были произнесены в гуще толпы. – Слушай, отведи меня в то место, о котором говорил. Мне все равно, пусть даже это бордель. Куда-нибудь, где мы сможем поговорить. Я не собираюсь причинить тебе зла, Гэлли.
– Меня зовут Цыганенок. – Но мальчик не убежал, даже когда Пол отпустил его руку. – Тогда пошли.
Он развернулся и быстрыми шагами направился прочь от моста, рассекая толпу на Далматинской набережной, как кролик траву, Пол заторопился следом.
Они несколько минут шли, удаляясь от пристани и следуя вдоль одной из многих рек, пересекающих Венецию, углубляясь в район Кастелло и пробираясь по узким улицам и еще более узким переулкам, некоторые из которых были едва шире плеч Пола, и проходя по каменным мостикам, когда их путь упирался в один из берегов реки. Шум и огни Далматинской набережной быстро стихли позади, и вскоре мальчик превратился в еле различимую тень – кроме тех моментов, когда пересекал лужицы света, льющегося из окон или распахнутых дверей, и ненадолго вновь обретал цвет и три видимых измерения.
– Значит, сейчас в городе карнавал? – спросил на полпути немного запыхавшийся Пол. Гэлли (или Цыганенок) сидел на перилах изящного моста, дожидаясь, пока Пол подойдет. Между его лодыжек выглядывала морда каменного льва.
– Конечно! – Мальчик склонил голову набок, – Откуда вы приехали, если этого не знаете?
– Не из окрестностей. Но и ты тоже не местный… если только вспомнишь про это.
Мальчик покачал головой, но медленно, словно встревоженный. Через секунду он просиял:
– Сегодня тут сумасшедший дом, Но жаль, что вас тут не было, когда пришли новости о победе над турками. Вот когда народ погулял от души! Тут такое творилось!
– О победе над турками? – Пола сейчас больше интересовала одышка.
– Полгода назад. Неужели вы даже об этом не слышали? Была страшно огромная битва на море, неподалеку от… такое смешное название… Лепанто, кажется. Такой большой битвы еще никогда не было! И мы в ней победили. Ну, испанцы и кое-кто еще нам немного помог. Капитан-генерал Веньер и другие командиры разнесли турецкий флот в клочки. Говорят, в море плавало так много дохлых турок, что можно было перейти с корабля на корабль, не замочив ног. – Глаза мальчика блестели от восторга. – Турецкому паше отрубили голову и насадили ее на пику, потом флот вернулся в Лагуну, волоча за собой мусульманский флаг и все их тюрбаны, и корабли так палили из пушек, что все уже решили, что от грохота город сейчас рухнет в воду! – Мальчик лягнул пятками каменную грудь льва, пофыркивая от удовольствия. – А потом начался такой фестиваль, какого вы и представить не сможете, все пели и танцевали. Даже карманники всю ночь не резали кошельки – но только в ту самую ночь. А фестиваль продолжался несколько недель!
Пол, которого позабавило, как кровожадно мальчик перечислял все эти подробности, внезапно стал серьезным:
– Полгода назад? Но ты не мог прожить здесь дольше нескольких дней, Гэлли. Пусть даже я утратил счет времени, но все равно не могло пройти больше двух-трех недель. Ведь я был с тобой в Зазеркалье – помнишь рыцарей, королев и епископа Хамфри? А потом мы оказались на Марсе, с Браммондом и другими. И было это совсем недавно.
Его гид спрыгнул с каменного льва.
– Не знаю, о чем вы говорите, сеньор. И имен этих я тоже не знаю… может быть.
Он зашагал дальше, но уже медленнее. Пол пошел следом.
– Но ведь мы были друзьями, парень. Ты и этого не помнишь?
Призрачная фигурка припустила трусцой, как будто слова Пола подхлестнули ее. Потом мальчик замедлил шаги и остановился.
– Вам лучше уйти, сеньор, – заявил он, когда Пол подошел, – Возвращайтесь.
– О чем это ты? Куда?
– Да потому что там нет никаких женщин. – Он отвел взгляд, – Я вел вас к знакомым парням, под мост Риалто. К грабителям. Но больше не хочу этого делать. Поэтому вам надо вернуться.
Удивленный Пол покачал головой.
– Но ведь ты сказал, что вроде бы вспомнил. О том, как мы были вместе.
– Не хочу об этом знать! Просто уйдите.
Пол присел и снова взял ребенка за руку, но теперь уже нежно.
– Я ничего не выдумал. Мы были друзьями… и надеюсь, до сих пор ими остались. А на всяких там грабителей мне наплевать.
Наконец мальчик посмотрел ему в глаза:
– Мне не нравится то, о чем вы говорите. Это… как сон. Мне страшно. – Последние слова он пробормотал. – Как вы можете быть моим другом, если я вас не знаю?
Пол встал, все еще держа его за руку.
– Я сам этого понять не могу. Но это правда, и когда я тебя потерял, то ужасно страдал. Как… Мне следовало лучше о тебе заботиться. Поэтому я не допущу, чтобы такое повторилось.
Он выпустил руку мальчика. Пол сказал правду – он и сам многого не понимал. Если мальчик марионетка, то он не смог бы покинуть свою исходную симуляцию, но ведь он перешел вместе с Полом из Зазеркалья на Марс… а теперь оказался в Венеции. Но если он реальная личность, как Пол, то есть… как здесь таких называют?.. Если он гражданин, то должен знать, кто он такой. Он ведь ничего не забыл после перемещения на Марс, так почему забыл сейчас? Подобно Полу, мальчик, похоже, запамятовал целый кусок своего прошлого.
«Еще одна потерянная душа. Еще один призрак в машине». От этого образа у него по спине пробежал холодок.
Он задумался над тем, не рассказать ли мальчику все, что знает, но одного взгляда на испуганное лицо ребенка хватило, чтобы отказаться от этой идеи. Для него это окажется слишком много, и слишком быстро.
– Я не знаю ответов, – признался он. – Но попробую их отыскать.
Впервые за все время после их встречи у моста к Гэлли вернулась дерзость уличного мальчишки.
– Вы? И как вы собираетесь что-то отыскать? Вы даже не знали, что сейчас в городе карнавал. – Он нахмурился и прикусил губу. – Но мы можем спросить даму в церкви. Она многое знает.
– Какую даму? – Уж не собирается ли Гэлли отвести его помолиться Мадонне? Вполне логичное решение вопроса для жителя Венеции пятнадцатого или шестнадцатого столетия.
– Любовницу, – пояснил Гэлли (или Цыганенок), потом развернулся и направился примерно в ту сторону, откуда они пришли.
– Кого?
Мальчик обернулся:
– Любовницу кардинала Зена. Ну, пошли же!
К удивлению Пола, мальчик повел его обратно к Соломенному мосту, а затем и через него, к знаменитым резным аркам Дворца Дожей – венецианских правителей – и площади Святого Марка, Карнавальные толпы были все еще густы на набережной, и еще гуще – на самой площади.
Пола удивило, как на него подействовало окружающее: площадь Святого Марка была настолько ему знакома после проведенных здесь каникул, включавших неделю на Биеннале вместе с подругой сразу после университета (когда он впервые в жизни подумал, что и у него может сложиться нечто вроде романтических приключений, которые, похоже, всегда случались с другими), что он поймал себя на том, что внезапно выпадает из иллюзии нынешней Венеции. Почти невозможно было смотреть на дворец, на луковки куполов собора Святого Марка, перенесенные на тысячи календарей и почтовых открыток, и которые он сам с энтузиазмом фотографировал но время первого посещения Венеции, – смотреть и не ощущать связи с его собственным столетием, когда Венеция стала туристическим раем, любимым, но в определенном смысле нелогичным, скорее чем-то вроде тематического парка с аттракционами, а не имперской когда-то столицей.
У мальчика же подобные конфликты явно не возникали. Полу пришлось прибавить шагу, чтобы не отстать от него, когда тот лавировал между гуляющими, и он даже едва не потерял Гэлли, когда тот неожиданно метнулся в сторону, чтобы не проходить между двумя большими колоннами у входа на площадь.
С перекладины, закрепленной между колоннами, свисало тело повешенного – явно во время публичной казни – и все еще служащее поучительным зрелищем для горожан. Оно же помогло Полу мысленно сосредоточиться на окружающей его версии Безмятежной Республики. Даже яркие огни на набережной оказались не в силах осветить лицо убиенного, разбухшее и почерневшее. Пол вспомнил свои каникулы в Венеции, и как достопримечательности вроде «Моста вздохов», крытого моста высоко над каналом, по которому преступников водили на допросы в камеры инквизиции и обратно, казались ему необычными и привлекательными. Эта Венеция была не привлекательной, а реальной и грубой. И он решил, что этот факт стоит запомнить.
– Куда мы идем, Гэлли? – спросил он, догнав мальчика.
– Не зовите меня так… мне это не нравится. Меня зовут Цыганенок. – Мальчик нахмурился, размышляя. – Сейчас ночь, так что пробраться будет не очень трудно.
И он заторопился дальше, заставив Пола запахнуть развевающийся плащ и снова последовать за ним.
Возле главного входа во Дворец Дожей стояли вооруженные стражники с пиками и в островерхих шлемах. Несмотря на бурлящее вокруг них веселье, Пол решил, что смотрятся они очень сосредоточенными и делают свое дело всерьез. Мальчик шмыгнул мимо стражников, юркнул в тень базилики и скрылся за колонной. Когда Пол прошел мимо, из-за колонны высунулась маленькая рука и затащила его в темноту.
– Сейчас начнется самое рискованное, – прошептал мальчик. – Идите рядом со мной и не шумите.
Лишь когда его маленький проводник стал красться вдоль колоннады, Пол сообразил, что тот намерен пробраться в базилику собора Святого Марка, самого важного религиозного здания в Венеции.
– О господи, – только и смог прошептать Пол, чтобы облегчить душу.
Как вскоре выяснилось, все обстояло вовсе не так плохо, как можно было предположить. Мальчик привел его к лестнице, начинающейся ниже уровня улицы и расположенной в углу церкви, подальше от площади и толпы. Затем Пол подсадил Гэлли, и тот вскарабкался по стене возле лестницы к окошку, открыл его и через пару минут уже вернулся к Полу, вынырнув, подобно ассистенту эстрадного мага, из дверки под лестницей, которую Пол даже не заметил.
Несмотря на острое осознание опасности, в Поле еще осталось достаточно от туриста, чтобы разочароваться темной внутренностью базилики. Гэлли вел его длинным и кружным путем, но все так же торопливо, через завешенные гобеленами укромные уголки и узкие проходы огромной церкви. Спета свечей вполне хватало, чтобы разбудить легкое золотое свечение мозаики на полу и стенах, но если бы не мозаика, они вполне могли бы пробираться через склад или ангар, где хранится множество тускло освещенных предметов причудливой формы.
Наконец они добрались до очередной занавешенной гобеленом арки. Мальчик жестом велел ему хранить тишину и сунул голову за гобелен, проведя быструю разведку. Удовлетворенный, он подал Полу знак, что опасности нет.
За гобеленом оказалась полутемная часовня приличных размеров, но после огромных и гулких помещений снаружи она даже казалась уютной. Алтарь, расположенный под монументальной статуей мадонны, почти полностью скрывали цветы и свечи. Их мерцающий свет выхватывал из полумрака перед алтарем еще одну статую в мантии с капюшоном, но та была уже меньше взрослого человека.
– Здравствуйте, синьорина, – негромко позвал мальчик.
Меньшая из статуй обернулась к ним, и Пол вздрогнул.
– Цыганенок!
Фигура в мантии спустилась к ним по ступенькам алтаря. Когда женщина встала перед ними и отбросила капюшон, ее макушка едва достигла ключиц Пола. Седые волосы были завязаны узлом на затылке, а крупный крючковатый нос напоминал птичий клюв. Пол так и не смог определить возраст женщины. Ей могло быть сколько угодно от шестидесяти до девяноста лет.
– Какими добрыми ветрами? – спросила она, что, похоже, было венецианским приветствием, не требующим ответа, потому что она немедленно добавила: – Кто твой друг, Цыганенок?
Пол представился, назвав лишь свое имя. Женщина не назвалась в ответ, но улыбнулась и сказала:
– На сегодня я свои обязанности перед кардиналом выполнила. Давайте пойдем, выпьем вина – ты сильно разбавленного, мальчик, – и поговорим.
Пол вспомнил ее прозвище, упомянутое Гэлли, и задумался над тем, какие обязанности могли быть у нее перед кардиналом. Но, словно угадав причину смущения Пола, она сама это пояснила, когда они вышли через боковую дверь часовни в узкий коридор:
– Понимаете, я забочусь о часовне кардинала Зена… она создана в память о нем. Обычно женщинам такое не позволяют, но у меня есть… кое-какие друзья, важные друзья. А вот Цыганенок и его приятели в шутку прозвали меня любовницей кардинала Зена.
– Это не шутка, синьорина, – отозвался удивленный мальчик. – Так вас все называют.
Женщина улыбнулась. Вскоре, после нескольких поворотов коридора, она открыла дверь и пригласила их в свои личные апартаменты. Помещение было на удивление большим и комфортабельным, стены драпированы гобеленами, высокий потолок искусно расписан религиозными сюжетами, вышитые покрывала почти полностью скрывали низкие кушетки. На нескольких столиках стояли вазы с розами, только-только начинающими увядать и осыпать столики лепестками. Масляные лампы наполняли комнату мягким желтым светом. Она произвела на Пола впечатление удивительно роскошного и несомненно женского уединенного пристанища.
Вероятно, что-то из реакции Пола отразилось на его лице. Любовница кардинала Зена пристально взглянула на него, вышла в соседнюю комнату и вскоре вернулась с вином, кувшином воды и тремя бокалами. Мантию с капюшоном она сняла, оставшись в простом, до пола, платье из темно-зеленого бархата.
– Я могу вас как-нибудь называть, синьорина? – спросил Пол.
– Да, пожалуй, постоянное упоминание покойного кардинала может стать утомительным, не так ли? Сойдет «Элеанора».
Она налила всем вина, сдержав обещание и сильно разбавив вино для мальчика.
– Расскажи мне свои новости, Цыганенок, – попросила она, закончив, а Полу пояснила: – Из всех моих юных друзей он самый внимательный наблюдатель. Я знакома с ним недолго, но уже полагаюсь на него как на лучшего сборщика слухов.
Хотя мальчик попытался исполнить ее просьбу, но уже после нескольких рассказов о дуэлях и неожиданных помолвках, а также слухов о деятельности двух-трех сенаторов Элеанора подняла руку, призывая его замолчать.
– Сегодня тебя что-то отвлекает. Расскажи, что произошло, мальчик.
– Он… он знает меня. – Гэлли указал на Пола. – Но я его не помню. Ну, не совсем помню. И еще он говорит о разных местах, которых я тоже не помню.
Она взглянула на Пола внимательно своими ясными глазами:
– Ага. И кто же вы тогда? Почему вы решили, что знаете его?
– Я познакомился с ним в другом месте. Не в Венеции. Но с его памятью что-то не в порядке. – Под взглядом женщины Полу стало неуютно. – Я не желаю ему вреда. Мы с ним были друзьями.
– Цыганенок, – попросила она, не сводя глаз с Пола, – сходи в кладовую и принеси еще бутылку вина. Мне нужна бутылка, помеченная буквой S, что похожа на змею. – Дама изобразила букву пальцем в воздухе.
Когда мальчик вышел, Элеанора вздохнула и уселась на диван.
– Вы ведь гражданин, не так ли?
Пол не был уверен, в каком смысле она употребила это слово:
– Возможно.
– Пожалуйста. – Она подняла руку. – Не надо глупостей. Вы реальная личность. Гость в симуляции.
– Не уверен, что гость, – медленно проговорил он. – Но и не набор программных кодов, если вы это имели в виду.
– И я – нет. – Она холодно и быстро улыбнулась. – Да и мальчик тоже, если на то пошло. Но кто он еще, я не уверена. Расскажите, почему вы следили за ним. Только быстро: не хочу, чтобы он это услышал. И хотя бутылка, которую я попросила его принести, лежит в самом низу, мальчуган не станет искать ее вечно.
Пол прикинул риск. Ему хотелось бы больше знать о так называемой любовнице кардинала, но сейчас он находился не в той ситуации, чтобы торговаться. Она могла быть членом организации, которую Нанди назвал «Братством Грааля», даже самим Жонглером в другом обличье, но Пол позволил привести себя сюда, а этого уже не изменишь. Если она хозяйка этой симуляции, то сможет сделать с ним все, что пожелает, независимо оттого, откроется он ей или нет. В сущности, как ни крути, все сводится к ставке, которую нужно, рискнув, сделать. «Но я больше не дрейфую», – напомнил он себе.
– Что ж, хорошо. Отдаю себя в ваши руки.
Он повторил для нее то, что рассказывал Нанди Парадивашу, но только в еще более сокращенном варианте. Один раз его рассказ прервал покрытый пылью Гэлли, пожелавший услышать от Элеаноры подтверждение, что в кладовой действительно есть бутылка, помеченная буквой S, и что ее не устроит другая, ничуть не хуже, но только помеченная синими точками или желтыми крестиками. Когда мальчик, ворча, пошагал обратно в кладовую, Пол рассказал о встрече с Нанди. Он не назвал его имя, но поведал Элеаноре все, что тот рассказал о Граале и Круге.
– …Если бы я думал, что мальчику не угрожает опасность, то оставил бы его в покое, – закончил рассказ Пол. – Я не хотел усугублять его и без того нелегкую жизнь. Но на меня, похоже, охотятся (поверьте, я понятия не имею почему), и я подумал, что если эти люди найдут не меня, а его, то они… они…
– Станут пытать его, пока он им все не расскажет. – Элеанора с отвращением скривила губы. – Разумеется, станут. Я знаю этих людей или, во всяком случае, таких, как они.
– Значит, вы мне верите?
– Я верю, что все сказанное вами может быть правдой. – А так ли это, мне еще надо подумать. Куда вы направитесь с мальчиком, если он согласится пойти с вами?
– В Итаку… так, во всяком случае, велел мне человек из Круга. Сказал, что я найду там дом Скитальца. – Пол взболтнул остатки вина в своем бокале. – А теперь, если можно, позвольте спросить, какое место занимаете во всем этом вы?
Прежде чем она успела ответить, снова вернулся Гэлли, еще более измазанный пылью, но торжественно несущий бутылку, помеченную буквой S.
– Давайте поднимемся в купол, – неожиданно предложила Элеанора. – Идти придется изрядно, но вид оттуда замечательный.
– Но ведь я только что принес вино! – Гэлли едва не заикался от возмущения.
– Тогда мы прихватим его с собой и поднимем тост за Stato da Mar, мой дорогой Цыганенок. И я уверена, что твой друг Пол не откажется нести бутылку.
Если бы существовал способ, как, не вызывая подозрений, уронить большую бутылку вина на каменную лестницу, то Пол с радостью воспользовался бы им примерно после сотой ступеньки. Он был несказанно рад, что оставил внизу хотя бы пояс со шпагой и теперь не цепляется длинными ножнами за стены, поднимаясь по узкой лестнице. Гэлли шел впереди, резвый, как горный баран, и даже Элеанора, которая выглядела как минимум вдвое старше Пола, вроде бы шагала по ступенькам относительно легко. Полу же это напоминало кроссы на природе в школьные годы – он из последних сил переставляет ноги в самом хвосте, и никому до него нет дела.
«Правильно, ведь это же ее мир, – мрачно подумал он, ныряя под очередную арку, которые становились все ниже, но не представляли проблем для его низкорослых спутников. – Она наверняка встроила антигравитационный эффект или нечто подобное в свой сим – так их, кажется, здесь называют».
В конце вертикального путешествия, занявшего, казалось, несколько часов, Пол, пошатываясь, вышел на узкую кольцевую дорожку. В лицо ему дунул прохладный ветер, чуть ниже виднелся выпуклый купол базилики, а под ногами заблистала огоньками ночная Венеция – в тот миг она показалась ему всем миром.
– У реального купола в Венеции этой дорожки нет, – прошептала ему Элеанора и хихикнула, похлопав по доходящим до пояса перилам дорожки, словно школьница-переросток, признавшаяся в совершенной проказе. – Но чуточкой достоверности стоило пожертвовать, правда? Вы только взгляните!
Она показала на частокол лодок вдоль причала.
– Теперь понимаете, почему французский посол как-то назвал Большой Канал «прекраснейшей улицей в мире»? И деловой тоже – морская империя венецианских республик начинается здесь, у собора Святого Марка. Где бутылка? – Она сковырнула с горлышка свинцовую печать и сделала долгий глоток. – Отсюда корабли уходят в Александрию, Наксос, Модон, Константинополь, на Кипр, и возвращаются из Алеппо, Дамаска и с Крита. С трюмами, полными товаров, какие вы и представить не можете: пряности, шелка, рабы, ладан, вино… вино! – Она снова приложилась к бутылке, – За самую безмятежную республику и ее Stato da Mar!
Сделав глоток, она передала бутылку Полу, повторившему тост. Хотя он и не разделял энтузиазма своей спутницы, но тот невольно его все же слегка тронул. Джонас даже протянул бутылку Гэлли и разрешил мальчику немного выпить. Правда, часть вина попала мальчику в нос, он закашлял, чихнул, и почти все вино не попало по назначению.
– Когда слепой дож Дандоло помогал делить наследие Византии, – сказала Элеанора, – то взял для Венеции долю в «одну четверть и еще половину четверти Римской империи». Вы или я выразились бы, возможно, понятнее, но только подумайте! Три восьмых величайшей империи, какую только знал мир, попали под контроль крошечной нации купцов и мореплавателей.
– Напоминает Британию, – предположил Пол.
– Ах, но это же Венеция. — Элеанора слегка пошатывалась. – Мы не похожи на Британию, совсем не похожи. Мы знаем, как надо одеваться, как влюбляться… и как готовить.
Ради установившихся между ними дружеских отношений Пол проглотил несколько крупиц национальной гордости, запив их очередным глотком вина. Элеанора молчала, пока они стояли, передавая друг другу бутылку и любуясь зрелищем ночного города. Хотя полночь уже почти наступила, фонари сотен лодок и кораблей все еще покачивались на Большом Канале, напоминая гонимые ветром тлеющие угольки. Дальше, за каналом, каждый из городских островов пылал собственными карнавальными огнями, но еще дальше раскинулось лишь темное море.
Когда они спускались по лестнице, Элеанора остановилась возле одного из узких вертикальных окошек, позволявших заглянуть внутрь базилики.
– Там внизу очень много людей, – ошеломленно пробормотала она. – Наверное, кто-то из семьи дожа пришел на мессу.
Пол немедленно насторожился и заглянул в окошко-щель, но разглядел лишь несколько слабо освещенных фигур, скрывшихся в одном из боковых приделов.
– Это нормально?
– О да. Я просто не знала об этом заранее, но так иногда бывает.
Выпив полбутылки или больше доброго тусканского вина (оказавшего на него более чем виртуальное действие), Пол теперь набрался храбрости и спросил:
– А чем вы здесь на самом деле занимаетесь?
– Потом, – Она кивнула на Гэлли, опередившего их на несколько ступенек. – Когда он заснет.
Они вернулись в ее апартаменты, и уже через несколько минут мальчик, сидевший на полу, прислонясь к дивану, начал клевать носом.
– Пойдем, дитя, – сказала Элеанора. – Ты сегодня будешь ночевать здесь. Пойдем в ту комнату. Ложись на кровать.
– На вашу кровать? – Несмотря на сонливость, Гэлли не пришел в восторг от этой идеи. – О нет, синьорина. Она не для таких, как я.
Элеанора вздохнула:
– Тогда можешь устроить себе гнездышко в углу. Возьми из шкафа несколько одеял. – Когда мальчик вышел, она повернулась к Полу. – Жаль, что не могу предложить вам кофе. Хотите чаю?
– Меня больше устроила бы информация. Я рассказал вам свою историю. Кто вы? Собираетесь ли вы передать меня людям, создавшим эту симуляцию?
– Я их почти не знаю. – Она уселась на диван, с удивительной ловкостью поджав под себя ноги. – А судя по тому, что знаю, я не передала бы в их руки даже своего злейшего врага.
Она покачала головой.
– Но вы правы, будет справедливо, если я расскажу, кто я такая. Во-первых, я венецианка. Это гораздо важнее, чем столетие, в котором я родилась. Я охотнее жила бы в этой Венеции, даже зная, что она лишь прекрасная иллюзия, чем в любом другом городе так называемого реального мира. Если бы я могла создать этот город сама, на собственные средства, то сделала бы это, не задумавшись и на секунду. Но денег у меня не было. Мой отец был учителем. Я выросла в Дорсодуро и работала официанткой, обслуживая идиотов-туристов. Потом встретила мужчину намного старше себя, и он стал моим любовником. Он был очень и очень богат.
Пауза затянулась и Пол решил, что от него ждут вопроса.
– А чем он занимался?
– А-а… – Элеанора улыбнулась. – Он занимал очень высокое положение в каморре, хорошо известной неаполитанской криминальной организации, как ее называют в Сети. Наркотики обычные и электронные, проституция, рабство – вот в чем заключался и заключается их бизнес. А Тинто был одним из их лидеров.
– Судя по вашим словам, он не очень-то приятная личность.
– Не судите меня! – огрызнулась она, но быстро взяла себя в руки. – Все мы заключаем сделки. Моя же сводилась к тому, что я оставалась в неведении так долго, как только могла. Разумеется, через некоторое время увязаешь в этом настолько глубоко, что уже ничего не можешь изменить. Когда Тинто вступил в Братство Грааля и я увидела, какие изумительные вещи они способны создавать, я уговорила его построить для меня виртуальную Венецию. Он согласился; при его богатстве для него это был пустяк. Для себя же он заново населил Помпси и воссоздал немалую часть Римской империи, а также создал несколько отвратительных миров по мотивам шпионских боевиков, чтобы проводить там выходные. Но больше всего он желал жить вечно – стать кем-то вроде Юпитера Аммона на бронзовом троне. Поэтому он был не прочь сделать мне скромный подарок. Братству Грааля он платил в сотни раз больше, чем стоила моя Венеция, помогая им создавать машины бессмертия. Преступления, что бы там ни утверждала старинная поговорка, окупаются очень хорошо.
– Машины бессмертия, – пробормотал Пол.
Значит, Нанди был прав, эти люди хотят стать богами. Мысль вызвала у него легкую тошноту, но одновременно и возбудила. А также и ужаснула – ну что он мог такого натворить, чтобы столь могущественные люди принялись его упорно искать?
– Но именно его профессия и принесла ему фиаско, – продолжила Элеанора. – Он делал все возможное, чтобы сохранить себе жизнь, пока процедура не будет отработана до совершенства. Тинто был уже стар, когда узнал про Братство. Он заменял себе орган за органом, поддерживал работоспособность других с помощью машин, делал внутривенные вливания препаратов, разработанных в десятке лабораторий, испробовал радиационную терапию, восстановление поврежденных клеток. Короче, все. Он отчаянно желал дожить до того дня, когда машины Братства заработают, а его инвестиции окупятся. Но тут один из предводителей каморры подкупил кого-то из врачей Тинто, и тот ввел в его систему специальный рекомбинантный вирус, сделанный на заказ, с замедленным действием и неизлечимый. И Тинто умер, захлебнувшись собственной кровью. Его тело сожрало само себя. Я была его любовницей пятьдесят лет, но не скажу, что плакала, когда он умер.
Она встала и налила себе вина.
– И вот я здесь, как гость, живущий в квартире, хозяин которой умер. Счета оплачены, хотя я и не знаю, на какой срок. Братство получило от моего любовника миллиарды, но он больше не может воспользоваться их услугами, поэтому надо быть готовым к любой неожиданности. Людей из Братства вполне устроит, если наследники Тинто будут драться из-за его наследства вечно. Господи! Его последняя жена, его отпрыски… они как клубок змей.
Пол впитывал эту информацию, пока Элеанора добавляла немного воды в свое вино.
– А знаете вы что-нибудь о человеке по фамилии Жонглер… Феликс Жонглер? – спросил он. – Похоже, как раз он имеет на меня большой зуб.
– Тогда вы в беде, друг мой. Он самый могущественный из этой компании. По сравнению с ним мой Тинто всего лишь задира на школьном дворе. Говорят, ему уже почти двести лет.
– То же самое сказал мне и человек из Круга. – Пол закрыл глаза, на мгновение подавленный невозможностью затруднительного положения, в котором оказался. – Но я не знаю, почему он преследует меня. И не могу выбраться из этих симуляций, – Он открыл глаза. – Вы сказали, что Гэлли… то есть Цыганенок, тоже реальная личность, но добавили, что насчет него не уверены. Что вы хотели этим сказать?
Любовница кардинала задумчиво прикусила губу.
– Трудно объяснить, откуда я знаю, что он гражданин. Я просто знаю. Думаю, что, прожив столько лет в симуляции, я почти всегда могу это понять. Но хотя Цыганенок появился здесь недавно, у него есть полноценные воспоминания о жизни в этой симуляции.
Пол нахмурился, размышляя, потом спросил:
– Тогда как вы можете быть уверены в том, что он не отсюда? То есть что он не марионетка, с которой вы прежде попросту не встречались? Имеется какой-нибудь список граждан и марионеток?
– О нет. – Элеанора рассмеялась. – Таких списков не существует. Но я заинтересовалась им, поэтому кое-что проверила. Понимаете, местные марионетки живут в этой симуляции. В этом смысле они ничем не обличаются от обычных людей – у них есть родители, дома и предки. Об их рождении знают повитухи и священники, пусть даже вес здесь виртуальное. Кое-что сказанное Цыганенком о своем прошлом имеет смысл – то есть, может быть правдой. Но многое другое не выдерживает проверки. На определенном уровне он знает достаточно о моей Венеции, чтобы казаться ее частью, но реальных корней у него здесь нет. – Она допила вино одним глотком. – Однако, кем бы он ни был, мальчик он хороший. И я всегда рада видеть его в своем доме.
