Тэд Уильямс
Река голубого пламени
Два голографических младенца прошествовали по витрине, перебрасываясь «летуном» – игрушкой с постоянно изменяющейся намагниченностью, из-за чего ее становилось трудно удерживать между магнитными лопатками. «Но ведь я не призрак, – поняла Ольга. – Это фальшивые витринные дети – призраки. Дядюшка Джингл и его друзья – призраки. А я реальная личность, и я только что купила несколько дынь, чай и двенадцать пакетов собачьего корма. И меня ждут дела».
Не до конца в этом убедившись, но хотя бы набравшись сил, чтобы отойти от детского магазина, она пошла домой.
«Когда-нибудь я уже не смогу уйти, – подумала она. – Так и останусь стоять и смотреть через витрину, пока не наступит зима. Как Дюймовочка».
И Ольга задумалась, станет ли это плохим способом уйти из жизни.
– Мы еще вернемся и поможем принцессе Кошкозьяне, дети. Но сперва дядюшке Джинглу нужно, чтобы вы прогулялись вместе с ним в Игромир!
В ее наушниках раздались рефлекторные вопли восторга. Дядюшка Джингл прогнала неожиданно возникший мысленный образ – как она ведет своих подопечных по заснеженной железнодорожной станции к товарным вагонам без окон. Глупо так думать, ведь это всего лишь реклама, безобидная капиталистическая жадность. А если и не безобидная, то, несомненно, часть мира, в котором дети живут. Большая часть мира, в котором они живут. Во всяком случае, Ольге так иногда казалось.
– Мы еще споем песенку «Пойдем покупать», – сказала она, восхищенно разводя руки, – но сперва я хочу вас кое с кем познакомить. Ее зовут Покореженная Китт, и она новый член Клуба Пострадавших! Она очень умная и благоразумная, и она сама покажет вам, почему!
Дети (точнее, их онлайновые воплощения) восторженно запрыгали. «Клуб Пострадавших» был популярной серией игрушек, и все его отвратительные члены – Переломанный Кен, Безголовая Кэт и другие, еще менее привлекательные, – стали серьезными рекламными хитами. Скоро начнутся новые дополнительные эпизоды, и дядюшка Джингл отнюдь не дожидался их с нетерпением. Когда Покореженная Китт принялась объяснять, почему из нее фонтаном брызнет кровь, если ей оторвать конечности, наступило четыре часа, у дядюшки Джингла кончилась смена, и он перестал быть Ольгой Пирофски.
«…Или, точнее, я перестала быть дядюшкой Джинглом, – подумала она. – Иногда трудно вспомнить, кто из нас кто».
– Хорошее шоу, миз [9] П. – раздалось в наушниках. – С этого места их поведет Макдэниел.
– Передайте Роланду, что я сказала «сломать ногу». Но только пусть он не ломает ее перед этой группой, а то они могут ее вырвать, чтобы посмотреть, как фонтаном бьет кровь.
Техник рассмеялся и отключился. Ольга вынула шунт и тоже отключилась. Миша сидел в дальнем конце комнаты, слегка наклонив голову. Она пошевелила пальцами возле пола, и песик подошел, чтобы ему почесали белое пятнышко под челюстью.
В последнее время у нее не было рецидивов головной боли. За что она была благодарна судьбе. Но эти таинственные боли расщепили Ольгу, словно стали заостренным концом клина, вбитого в ядро ее личности. В последние несколько недель она все чаще и чаще ловила себя на том, что шоу ее раздражает, а его показушные и более коммерческие аспекты кажутся почти неотличимыми от убийств животных и рабов, которыми древние римляне приправляли свои развлечения. Однако шоу совершенно не изменилось. Изменилась Ольга: сделка, которую она однажды навязала себе, поверив, что радость работы с детьми перекрывает неодобрение содержимого шоу, начала разваливаться.
И даже хотя головных болей не было, она не могла их забыть, как не могла забыть поразившего ее в тот день откровения. Она рассказала об этом и своему новому врачу, и медикам из шоу, и все они заверили Ольгу, что в головных болях во время пребывания в онлайне нет ничего необычного. Они словно забыли, что всего за несколько недель до этого проверяли, нет ли у нее опухоли мозга. Врачи сказали, что она нашла общее звено и должна радоваться тому, что избавиться от проблемы очень легко. Миз Пирофски проводит слишком много времени в онлайне. И ей следует серьезно подумать об отпуске.
Разумеется, подтекст был очевиден: «Вы в любом случае становитесь для этого староватой, не так ли, Ольга? А дядюшка Джингл – персонаж для кого-нибудь помоложе, ведь нужно много носиться, петь и проявлять чрезмерные мультяшные эмоции. Разве вы не станете счастливее, предоставив это кому-нибудь другому?»
При иных обстоятельствах она могла бы задуматься об их возможной правоте. Но то не были «нормальные» головные боли. Не более нормальные, чем специализация Переломанного Кена – сломанная голень.
Ольга встала и побрела на кухню, не обращая внимания на покалывания в ногах после четырех часов сидения в кресле. Продукты так и остались в сумке на кухонном столе. Миша, который всегда был очень тверд насчет расписания кормежки, уже ждал возле ее ног. Она вздохнула и высыпала пакет корма в собачью миску.
Если врачи тебе не верят, то что делать дальше? Разумеется, она начала обзванивать знакомых, советоваться с другими врачами, обращалась в Гильдию интерактивных актеров. Попросила Роланда Макдэниела узнать у его друзей, ушедших на пенсию артистов, бывало ли у них нечто подобное. Она даже нарушила собственное правило не пользоваться Сетью в нерабочее время и начала читать статьи и монографии об отрицательных последствиях работы в Сети. Любезный молодой человек с факультета нейробиологии университета Макгилл ответил на ее запрос, прислав целый список возможных причин – не связанных на первый взгляд специальных исследований, которые могли пролить свет на ее проблему. Пока ни одна из позиций этого списка не оказалась полезной.
Она оставила Мишу, с хрустом уплетающего гранулы корма, вышла в другую комнату и прилегла на кушетку. Ее специальное кресло, оплетенное проводами не хуже электрического стула в тюрьме, стояло неподалеку, излучая молчаливый упрек. Надо искать дальше и больше – гораздо больше. Но она так устала…
Возможно, все они правы. Возможно, все дело в работе. И не исключено, что ей нужен просто длительный отпуск.
Она что-то буркнула, с трудом опустила ноги на пол и встала. В подобные дни Ольга ощущала каждый свой прожитый год. Она медленно подошла к креслу, уселась, подключилась и мгновенно оказалась на верхнем уровне своей системы. Компания снабдила ее наилучшим оборудованием. Честно говоря, жаль, что им пришлось отдать его человеку, которого так мало заботила современная машинерия.
Хлоя Афсани ответила не сразу. Когда ее изображение возникло, она вытирала с верхней губы сливочный сыр.
– О, извини, дорогая. Я прервала твой обед.
– Нет проблем, Ольга. Я сегодня поздно позавтракала, так что с голоду не умру.
– Точно? Надеюсь, я не очень загрузила тебя дополнительной работой.
Хлоя сейчас работала менеджером в сетевом отделе по проверке фактов – целом улье подключенных к Сети операторов, сидящих молчаливыми рядами. Когда Ольга пришла к Хлое попросить ее об услуге, это зрелище заставило ее, мягко говоря, понервничать. Попав когда-то в этот бизнес, Хлоя была ассистентом режиссера на шоу дядюшки Джингла, а Ольга стала ее «жилеткой» во время краха первого брака молодой женщины. Но даже несмотря на это, Ольга терпеть не могла просить об услуге: это всегда делало дружбу похожей на торговое соглашение.
– На этот счет не волнуйся. И вообще, у меня для тебя хорошие новости.
– Правда? – Ольга слегка вздрогнула от странного ощущения, но быстро поняла, что это лишь Миша, залезающий к ней на колени.
– Правда. Слушай, я уже посылаю тебе все результаты, но суть могу сказать и сейчас. Зона поиска была очень широкой, потому что хоть о каком-то влиянии работы в Сети на здоровье написано очень много. По одной лишь эргономике тысячи ссылок. Но чем больше сужаешь зону поиска, тем легче он становится. Перейду к сути. Есть бесчисленное множество предположительно связанных с Сетью заболеваний: хронические стрессы, потеря ориентации, утомление глаз, и так далее. Но единственное, что может оказаться тем, о чем ты говорила (другими словами, единственное, что не является просто следствием переутомления на работе) это так называемый синдром Тандагора.
– А что такое Тандагор, Хлоя?
– Человек, который его обнаружил. Какой-то тип с Тринидада, если я правильно помню. В любом случае, это вещь противоречивая; ее еще не до конца признали четким явлением, но этот синдром обсуждается в некоторых исследовательских группах по интересам. Большинство врачей и госпиталей этот термин фактически не используют. Отчасти потому, что у синдрома так много проявлений, от головных болей до припадков, и далее вплоть до комы. Есть даже один-два смертельных исхода. – Хлоя увидела выражение на лице собеседницы. – Не волнуйся, Ольга. Он не прогрессирующий.
– Не понимаю, о чем ты.
Миша тыкался ей в живот, и это очень отвлекало, но от слов Хлои у Ольги похолодело внутри. Она погладила песика, стараясь его успокоить.
– О том, что в рамках проявления этого симптома нет перехода к худшему состоянию. Если у тебя действительно этот синдром (а еще никто не сказал, что это именно так, дорогая, и я тебе даже объясню, почему я в этом сомневаюсь), и у тебя головные боли, то вероятно, дальше этого не пойдет.
Мысль о том, что ей придется провести остаток жизни между приступами яркой и тошнотворной боли, в каком-то смысле оказалась страшнее вероятности просто умереть.
– И это хорошая новость? – слабо проговорила она. – А метод лечения есть?
– Лечения нет, но хорошая новость не в этом.
Хлоя печально улыбнулась. С тех пор как она стала менеджером, ее зубы словно стали белее.
– Ольга, дорогая, я тебя огорчила? Ты только послушай меня. Во-первых, у тебя почти наверняка этого синдрома нет, потому что примерно девяносто пять процентов пострадавших – дети. И еще больше снижает вероятность того, что он у тебя есть, – а на самом деле у тебя всего лишь сильно запущенный случай «потребности в отпуске» – это факт места твоей работы.
– И что это значит?
– Вот, наконец, и хорошая новость. Синдром Тандагора, похоже, связан с работой в Сети, правильно? То есть единственный общий элемент, если не считать того, что от него страдают в основном дети, это продолжительная работа в Сети.
– Но я же постоянно пользуюсь сетевым оборудованием, Хлоя! Это моя работа, и ты это знаешь!
– Дай мне договорить, милая, – сказала подруга Ольге, словно капризному ребенку. – Из всех заболевших детей, которых сумели отыскать поисковики, ни один никогда не был участником шоу дядюшки Джингла или любого нашего производного шоу. Я провела перекрестную сверку медицинских архивов с сетевыми, так что знаю это точно. Подумай об этом. Каждый год в шоу участвуют миллионы детей, и ни один из них не заболел этой конкретной болезнью.
– Так ты хочешь сказать…
– …Что когда установят причину, то ей наверняка окажется какой-нибудь сбой в передаче сигнала или что-нибудь в этом роде. Нечто такое, что, возможно, влияет на мозговые волны. Так, судя по статьям, считает Тандагор. Но в чем бы ни заключалась причина, это точно не наши сигналы передачи, правильно? Ipso facto [10] (работнику моего отдела важно знать такое выражение, как думаешь?) у тебя нет синдрома Тандагора.
Ольга гладила Мишу и пыталась осознать услышанное.
– Значит, ты утверждаешь, что у меня нет того, о чем я до сегодняшнего дня даже не слышала?
Хлоя рассмеялась, но в ее смехе чувствовалось легкое разочарование:
– Я говорю о том, что синдром Тандагора, если не считать старого доброго стресса или болезней, которые врачи у тебя уже искали – это единственная возможная причина. Врачи говорят, что у тебя все в порядке. А Тандагора у тебя быть не может, потому что ни у единого человека, хотя бы отдаленно связанного с нашим шоу, его никогда не было. Значит, всему виной обычная переработка и слишком много волнений. – Хлоя ослепительно улыбнулась. – Так что перестань волноваться!
Ольга поблагодарила ее с большей сердечностью, чем испытывала, и отключилась. Миша успел заснуть, поэтому она осталась в кресле. Солнце уже зашло за эстакады, и в комнате стало почти темно. Ольга слушала голоса птиц – это было одной из причин, почему она жила в Джунипер Бэй. Достаточно большой город, чтобы иметь сетевые станции, обеспечивающие необходимый поток данных, и достаточно маленький, чтобы в нем обитали птицы. В Торонто, если не считать голубей и чаек, птиц уже не осталось, и то в новостях кто-то сказал, что все выжившие голуби – какой-то мутантный вид.
Значит, или просто стресс, или синдром как-там-его, которого у нее быть не может. Хлоя женщина молодая, умная, в ее распоряжении лучшие коммерческие поисковики, и она так сказала. А это значит, что собственные исследования Ольге продолжать уже не нужно. Тогда почему же у нее не полегчало на душе?
Из дальнего угла комнаты на Ольгу смотрела фигура дядюшки Джингла – черные пуговки глаз и зубы-ксилофон. А его широченная улыбка на самом деле – притворная ухмылка, так ведь? Если внимательно приглядеться.
Странно. Если был миллион случаев этой болезни, но ни один из тех, кто подключался к шоу, не заболел. Трудно найти ребенка, который хотя бы иногда не подключался к шоу дядюшки Джингла.
В комнате стало холодно. Ольге внезапно захотелось, чтобы солнце вернулось.
Фактически это более чем странно. Это кажется… весьма маловероятным.
Но что может означать, кроме совпадения, что у множества детей появились проблемы после пребывания в Сети, однако среди них не оказалось ни одного, кто когда-либо подключался к ее шоу? То, что в их оборудовании есть нечто очень хорошее? Очень полезное для здоровья?
Или… Она прижала к себе Мишу. Песик заскулил и забил лапками, словно плыл во сне по какой-то реке, потом снова успокоился. В комнате было уже совсем темно.
Или же наоборот? Все настолько плохо, что кто-то не желает, чтобы всплыла связь между одним и другим?
Глупо, Ольга. Глупо. Тогда получается, что кто-то делает это специально. А ты сделала шаг от головной боли к паранойе.
Но эта чудовищная идея не желала уходить.
ГЛАВА 11
УТВАРЬ
СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: «Зарядникам» предлагается или заткнуться, или играть по правилам
(изображение: приемный покой в больнице Грейт-Ормонд Стрит)
ГОЛОС: Первое в истории Англии правительство либеральных демократов предоставило «зарядникам» право выбора: либо их нейроканюли («каны» или «головы» на жаргоне торчков) навсегда заливают полимерным клеем, либо они должны согласиться на установку программного устройства, играющего роль промежуточного фильтра, которое будет блокировать любые недопустимые программные коды, а также может быть настроено на передачу полезных подсознательных установок. По новому закону все состоящие на учете «зарядники» должны согласиться на одно из двух, если они желают сохранить свои пособия. Группы борцов за защиту гражданских прав в бешенстве…
Когда синий свет погас, вдруг оказалось, что повсюду вокруг – вода. Каким-то непостижимым образом они оказались в ней, но были по-прежнему сухими и неслись вперед в сыром воздухе, как будто река свернулась вокруг в трубу. Шум стоял такой, что когда Орландо закричал, то не услышал даже самого себя, а уж Фредерикса – тем более.
Они ракетой неслись по кривой с огромной скоростью, потом передняя часть листа-лодки нырнула вниз. Орландо отчаянно попытался за что-либо ухватиться, но почувствовал, как отрывается от лодки и летит назад.
Свет изменился. Мгновение спустя они во что-то врезались. Их так тряхнуло, что лишь через несколько секунд, когда ошеломленный Орландо опять начал тонуть, он понял, что они снова упали в воду. Всего за несколько мгновений он совершенно потерял лист-лодку. Река – или водопад, или чем она теперь стала – обрушивалась почти прямо на него и так сильно взбаламучивала воду, что Гардинер не мог разобрать где верх, а где низ. Наконец Орландо мельком увидел Фредерикса, плывущего неподалеку лицом вниз, но как раз в тот момент, когда он окликнул друга, того подхватили вздымающиеся волны и утянули под воду.
Орландо набрал побольше воздуху и нырнул вслед, потом стал поворачиваться, пока не увидел неподвижную фигуру Фредерикса, идущую ко дну. Вода была кристально прозрачна, и все дно озера, открывшееся его взору, было яркого безлично-белого цвета. Орландо сделал сильный толчок ногами, направившись в сторону утопавшего. Ему удалось ухватиться рукой за капюшон Фредерикса, и он стал пробиваться по направлению к тому, что посчитал поверхностью – более темному пятну в середине кольца белизны.
Орландо показалось, что на это ушло несколько дней. Никогда в жизни он не поднимал ничего более тяжелого, чем безжизненное тело Фредерикса. Наконец, когда воздух в легких уже стал превращаться в огонь, он вырвался на поверхность и поднял голову Фредерикса над водой. Друг сделал мучительный вдох и вместе с кашлем изверг, кажется, несколько галлонов воды. Он выглядел как-то странно, но Орландо не мог с ходу определить, в чем была странность, а пристально вглядеться было невозможно – в лицо хлестали волны. Орландо заработал ногами, удерживая себя и тело Сэма на поверхности, но водопад по-прежнему громыхал всего лишь в нескольких метрах от них, и Орландо быстро терял силы. Короткий, но отчаянный взгляд, брошенный меж волнами, показал ему, что белые стены или берега над поверхностью воды были гладкими, как стекло.
– Ты можешь плыть? – выдохнул он. – Я вряд ли смогу тебя удержать.
Фредерикс жалобно кивнул:
– Где лодка?
Орландо покачал головой.
Фредерикс вялым кролем поплыл к ближайшей стене. Орландо изо всех сил постарался следовать за ним и в очередной раз пожалел, что никогда не учился плавать. Плавание в Иноземье здорово отличалось от тех случаев, когда Таргору приходилось переплывать небольшое горное озеро или ров замка в Срединной Стране. По крайней мере, Таргор не уставал так быстро.
Он нагнал Фредерикса, который беспомощно шарил руками по белой гладкой стене.
– Что это? – простонал друг. – Тут не за что ухватиться.
Орландо взглянул вверх. Крутая стена поднималась еще на несколько метров, а выше…
– Вот фенфен! – сказал Орландо, но тут волна дала ему оплеуху, и он снова нахлебался воды. Она была пресная, а не соленая, и в этом был смысл. – Только не снова! – выдохнул он, когда отдышался.
– Что?
Орландо показал рукой. Водопад извергался из длинной серебряной трубы, приделанной к белой стене, с двумя странными зубчатыми кругами по бокам. Краны. Водопроводные. Они находились в раковине. Высоко над головой, сияющая как луна и выглядящая лишь чуть меньше ее, висела огромная лампочка.
– Нет! – простонал Фредерикс – Какой облом…
Плохо было то, что их лодка – или нечто темное, похожее на нее, – угодила в ловушку на дне раковины, прибитая потоком воды, бьющим из титанического крана. А хорошо, как выяснилось несколькими минутами позже, было то, что она, похоже, заблокировала сток, и вода в раковине поднималась.
– Если мы останемся на плаву, то вода перенесет нас через край. – Фредерикс откинул со лба намокшие волосы и повернулся к Орландо. – Ты как? Сможешь продержаться?
– Я не знаю. Наверное. Я здорово устал. – Его друг по-прежнему выглядел странно, как-то упрощенно, но Орландо не мог собраться с силами, чтобы попытаться понять, в чем же состояла неправильность.
– Я помогу, когда будет нужно. – Фредерикс потрогал фаянс. – Вот гнусь. Это все равно что застрять на глубоком конце бассейна, да еще навсегда.
У Орландо уже не хватило дыхания на ответ.
Медленно, дюйм за дюймом, вода поднималась, по стенам раковины. Когда Орландо на мгновение почувствовал, что его ноги работают в правильном ритме и при этом не очень болят, он взглянул вверх. Угол наклона стен раковины мешал увидеть что-либо ниже потолка, но все равно это место выглядело решительно странно, а пропорции и размеры были явно нарушены. Тени падали странно, лампочка и раковина казались необъяснимо ненастоящими, хотя ничего призрачного или нематериального в них не было. Даже вода, казалось, двигалась слишком медленно и без того абсолютного реализма, которым она обладала в других частях Сети.
Орландо посмотрел на Фредерикса и наконец-то понял, что его беспокоило. Черты лица, хотя по-прежнему трехмерные, стали несколько более плоскими, как будто их обработали при помощи гораздо менее сложной анимационной программы, чем где бы то ни было в Сети Иноземья. Но что это значило?
И лишь когда индейский воин – комический дикарь с невозможно красным лицом, похожим на сосиску носом и вращающимися глазами, – забрался на край раковины и уставился на друзей, Орландо понял, что они угодили в какой-то мультфильм.
– Уф, – сказал индеец. – Маленький видели?
Фредерикс выпучился на незнакомца:
– Быть такого не может!
– Ты можешь помочь нам выбраться? – крикнул Орландо. – Мы тонем!
Минуту индеец пристально смотрел на них. Его свирепое, но простоватое лицо было абсолютно непроницаемо. Потом он сунул руку в свой жилет из оленьей кожи и вытащил (из ниоткуда) моток веревки. Его руки сгибались так, как нормальные суставы сгибаться бы не смогли. Он быстро накинул петлю на один из кранов, потом бросил им другой конец.
Процесс оказался долгим, но индеец тянул, а Орландо и Фредерикс, прижимаясь ступнями к скользкой фаянсовой стене, смогли наконец одолеть последние несколько метров, отделявшие их от безопасного места. Орландо благодарно припал к прохладному крану.
– Так что? Бледнолицые видеть маленького? – Индеец свернул веревку и теперь стоял, скрестив руки на груди. Орландо не мог вспомнить в точности, что такое «маленький», но не собирался упускать возможности потенциально дружественного контакта.
– Нет. Но мы обязаны тебе жизнью. Мы поможем тебе искать. – Фредерикс метнул на него взгляд, который Орландо проигнорировал. – Что мы можем сделать?
Индеец посмотрел вниз в раковину.
– Лучше вернуться к вигваму. Скоро вода достичь верх, переливаться, делать большое озеро на полу.
Фредерикс осмотрел товарища с ног до головы.
– На тебя жутко смотреть, Орландо. Как будто ты фигурка из «Капитана Кометы» или что-то в этом роде.
Орландо бросил взгляд на собственное тело. И действительно, торс выглядел подчеркнуто треугольным – вершиной вниз. Ему осталось лишь гадать, какими стали черты лица Таргора в этой упрощенной форме.
– Угу. Но ты тоже выглядишь довольно забавно. – Он ткнул в друга пальцем. – Словно какой-то недоделанный дядюшка Джингл. У тебя даже пальцев на ногах нет.
Похоже, индейцу их беседа показалась либо непонятной, либо неуместной. Он повернулся и пошел вдоль края раковины, потом неожиданно спрыгнул – в очевидное ничто.
– Го-осподи! – уставился Фредерикс. – Он просто взял и прыгнул!
– Пошли. – Орландо побрел вслед за их спасителем.
– Ты что?.. Ты что, собираешься спрыгнуть только потому, что он прыгнул? Да он же просто нарисованный, Орландо!
– Знаю. Он из старинной мультяшки. Да ты посмотри вокруг. Это же все мультик, Фредерикс, оживленные рисунки. Как из прошлого века.
– А мне до лампочки. Мы могли бы вон туда пойти, – указал Фредерикс. От дальнего угла раковины уходил в сторону длинный гладкий деревянный прилавок, а дальше в тени прятался ряд полок. – По крайней мере, видели бы, куда идем.
– Ага, но он-то ушел туда.
– И что?
– А то, что места здесь незнакомые. Так что пойдем-ка, пока не потеряли единственного человека, который сделал для нас хоть что-то хорошее с тех пор, как мы болтаемся в этой проклятой Сети.
Фредерикс встал, с него ручьями лилась вода.
– Никогда, ни за что не позволю больше втягивать меня в твои авантюры. Никогда.
Орландо повернулся и заковылял по направлению к месту, где исчез индеец.
– Вполне справедливо, – пробурчал он.
Мультяшный храбрец, как выяснилось, прыгнул не навстречу своей погибели. Под раковиной, ниже ее края всего лишь на высоту человеческого роста, стоял маленький стол (маленький по меркам окружающей обстановки, хотя Орландо и Фредериксу он показался шириной не меньше акра), загроможденный всевозможными коробками и бутылками. Позади стола, притулившись в углу наподобие раскормленной черной собаки, стояла некая разновидность невероятно древней на вид печи. Сквозь прорези ее решетки виднелся красноватый свет.
Индеец стоял перед одной из коробок – прямоугольной, картонной и вдвое выше его роста. На ее крышке была изображена стилизованная палатка, а над ней шла надпись: «Спички пауни». [11]
– Пойдем в мой вигвам, – сказал он, указывая на коробку, – курить трубку мира.
Фредерикс с отвращением покачал головой, но последовал за Орландо. Индеец подошел к коробке и вошел в нее, прямо сквозь стенку, словно толстый картон был проницаем, как воздух. Орландо пожал плечами и сделал то же самое, подспудно ожидая удара лицом о плоскую картинку с палаткой, но вместо этого неожиданно очутившись внутри объемной и на удивление просторной версии нарисованного вигвама. Секунду спустя за ним последовал Фредерикс и осмотрелся вытаращенными глазами. В центре конического жилища горел костер, дым которого выходил через отверстие в крыше – в том месте, где сходились колья палатки.
Индеец повернулся и знаком пригласил гостей садиться, потом сам опустился так, чтобы оказаться лицом к ним. Из тени выступила женщина, такая же ярко-красная и с преувеличенными чертами лица, и стала подле него. Ее одежда состояла из одеяла оленьей кожи, а в волосах торчало одно-единственное перо.
– Моя называться вождь Зажгу Везде, – произнес индеец. – Это моя скво, Обращаться Осторожно. Кто вы, бледнолицые?
Когда скво принесла одеяла, чтобы укутать мокрые и холодные виртуальные тела чужестранцев, Орландо представился сам и представил Фредерикса. Зажгу Везде удовлетворенно хмыкнул, потом позвал жену и велел принести трубку мира. Пока он набивал ее чем-то из кисета (также появившегося из ниоткуда) Орландо стал гадать, как индеец ее зажжет, поскольку сам вождь бледной деревянной шеей и круглой малиновой головой напоминал старинную спичку. Смущавшая воображение картинка – вождь трется головой об пол и вспыхивает – не материализовалась: трубка задымилась сама собой, без всякого видимого применения спичек или чего-нибудь еще.
Дым был горяч и противен, но Орландо изо всех сил постарался удержать его в легких. Пока Фредерикс пытался проделать тот же трюк, Орландо размышлял о странных возможностях Сети Иноземья. Насколько сложно воспроизвести ощущение вдыхаемого горячего дыма? Легче это, чем симулировать кувыркание тела в потоке воды из гигантского крана, или труднее?
Когда все по очереди пососали трубку, Зажгу Везде передал ее обратно жене, жестом фокусника отправившей трубку в небытие. Вождь кивнул:
– Теперь мы друзья. Я помочь вам. Вы помочь мне.
Фредерикса отвлекла чаша, полная ягод, которую Обращаться Осторожно поставила перед ним, поэтому Орландо продолжил разговор сам:
– Что мы можем сделать, чтобы тебе помочь?
– Плохие люди взять мой маленький, Маленькая Искорка. Я ищу его. Вы идти со мной, помочь искать Маленькая Искорка.
– Конечно.
– Помочь убить плохие люди.
– Э-э… конечно, – Орландо проигнорировал красноречивый взгляд Фредерикса. В конце концов, они были лишь рисунками из мультика. Это же совсем не то, что помощь в убийстве настоящих людей.
– Это хорошо. – Зажгу Везде сложил руки на груди и снова кивнул. – Вы есть. Потом вы немного спать. Потом, когда приходить полночь, мы идем охота.
– Полночь? – спросил Фредерикс с набитым ягодами ртом.
– Полночь. – Мультяшный индеец с трудом улыбнулся. – Когда вся Кухня проснулась.
Это был все тот же кошмар. Как и всегда, он был перед ним бессилен. Разбилось стекло, брызнувши осколками наружу, в солнечный свет. Каждый осколок крутился, как отдельная планета. Радужное облако, Вселенная, потерявшая равновесие и теперь разлетающаяся во все стороны с бешеной скоростью, хаотически расширялась.
Крики отдавались бесконечным эхом. Как и всегда.
Он проснулся, дрожа всем телом, и поднес руку к лицу, ожидая ощутить слезы или хотя бы холодный пот, но маска под пальцами была тверда и холодна. Он находился в своем тронном зале, в освещенном лампами большом зале Абидоса, Который Был. Он заснул, и старый кошмар вернулся. Кричал ли он? Глаза тысяч коленопреклоненных жрецов были обращены к нему, на застывших лицах – изумленные взгляды, как у мышей, застигнутых в кладовке, когда зажигается свет.
Он вновь потер маску своего лица, почти веря, что когда уберет руки, то увидит что-то другое – но что? Свою американскую крепость на берегах озера Борне? Внутренности капсулы, поддерживающей жизнь в дряхлеющем теле? Или дом, в котором прошло детство, замок в Лимо, где столько всего началось?
Эти мысли внезапно породили в мозгу воспоминание – репродукцию рисунка Давида, которая висела на внутренней стороне двери в его спальне: Наполеон Первый, коронующий себя императором под взглядом безутешного Папы Римского. Странная картинка для детской комнаты! По он был странным ребенком, и что-то в величии неукротимой веры в себя, которой обладал корсиканец, зацепило его воображение.
Странно было снова думать о старом доме, видеть так отчетливо тяжелые портьеры в комнате матери и толстые ковры работы Савонери, когда всего этого (и всех тех людей, кроме него) уже много-много лет не существует.
Феликс Жонглер был самым старым человеческим существом на Земле. В этом он не сомневался. Он пережил обе мировые войны предшествующего столетия, стал свидетелем возникновения и распада коммунистических держав Востока и видел, как поднимались города-государства вдоль Тихоокеанского побережья. Его состояние, начало которому было положено в Западной Африке на бокситах, никеле и сизале, с годами выросло, распространившись на промышленные отрасли, о которых его отец Жан-Луи не мог даже и мечтать. Однако богатство самовозобновлялось, а сам Жонглер – нет. И когда предыдущий век и тысячелетие стали историей, агентства новостей (те, что посмелее) приготовили некрологи, в которых упор был сделан на тайны и необоснованные предположения, окружавшие его долгую карьеру. Но некрологи остались невостребованными. В десятилетия, последовавшие за началом нового века, он отказался от каждодневного использования умирающего тела в пользу существования в виртуальном пространстве. Жонглер замедлил свое физическое старение, помимо прочего, посредством экспериментальных криогенных методик, и когда средства виртуальности значительно усовершенствовались (во многом благодаря исследованиям, субсидированным из его собственных денег и денег его единомышленников), Феликс Жонглер начал вторую жизнь.
«Как настоящий Осирис, – подумал он. – Повелитель Западного Горизонта, умерщвленный своим братом, а затем воскрешенный своей женой к вечной жизни. Властелин жизни и смерти».
