Тэд Уильямс
Река голубого пламени
ГЛАВА 16
ПОКУПАТЕЛИ И СПЯЩИЕ
СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Дебаты экспертов по «Замедленным тюрьмам»
(архивный видеосюжет: служитель морга проверяет отделения холодильника).
ГОЛОС: ООН спонсирует дебаты между защитниками гражданских свобод и пенологами о противоречивом методе, известном под названием «замедление времени», при котором метаболизм заключенных замедляется при помощи криотерапии; одновременно идет воздействие на их подсознание, вследствие чего двадцатилетний срок заключения осознается как длящийся всего несколько месяцев.
(изображение: Тельфер выступает в ООН)
Ремел Тельфер из группы защитников гражданских свобод «Человечество наблюдает» называет это еще одним доказательством того, что мы становимся, по его словам, «обществом обработки людей».
ТЕЛЬФЕР: «Они утверждают, что желают более быстрого возвращения этих заключенных в общество, но на самом деле им просто нужны заключенные, которыми легче управлять, и ускоренный оборот. Вместо того чтобы стараться предотвращать преступления, мы тратим деньги на все более и более дорогостоящие методы наказания людей – укрупнение тюрем и раздувание штатов полиции. Теперь же они хотят взять какого-то бедолагу, который украл чей-то бумажник, и потратить полмиллиона кредитов налогоплательщиков, чтобы ввести его в кому!..»
Еще одни ненасытные щипцы выпрыгнули из воды и бросились на них, щелкая огромными челюстями, как капкан на медведей. Вождь Зажгу Везде сумел увернуться от нападающих, но, падая обратно в реку, щипцы ударили в борт из березовой коры, и Орландо с остальными швырнуло на дно каноэ.
Следующий удар перевернул Орландо на живот, и он уперся в шишковатую рукоятку меча, который уже счел потерянным. Затем исполненный боли крик индейца заставил его сесть. Щипцы для салата схватили вождя за руку и пытались утянуть в реку; Орландо в ужасе смотрел, как рука начинает растягиваться наподобие конфеты-ириски. Он схватил меч и со всех сил рубанул щипцы сразу за зубами. Удар сотряс его от пальцев до позвоночника, но щипцы выпустили вождя, злобно глянули на Орландо и скрылись в бурлящих водах.
Вождь Зажгу Везде потер руку, которая уже снова приняла нормальные размеры и форму, и повернулся, чтобы возобновить битву. Хор тонких голосов неподалеку заставил Орландо подумать, что кто-то, возможно, идет к ним на помощь, но это оказались лишь овощи на берегу, хоровод которых рассыпался в толпу у края воды. Большинство наблюдали за нападением на каноэ с ужасом, хотя некоторые, в особенности тушеные овощи, похоже, считали все происходящее ужасно смешным и выкрикивали бесполезные пьяные советы как тем, кто находился в лодке, так и хищной утвари.
Что-то снова ударило их в области ватерлинии, и лодочка содрогнулась. Орландо собрался с силами и поднял меч над головой. Он знал, что в любой момент каноэ может перевернуться, и был решительно настроен забрать с собой на тот свет, по крайней мере одно из этих тупоголовых созданий на шарнирах. Фредерикс встал рядом с ним, пытаясь приладить стрелу на тетиву, несмотря на то что каноэ на короткое мгновение закачалось на рукоятке одного из нападающих, как качели, а потом снова упало в воду.
В переполохе на берегу неожиданно пронзительно прозвучал вопль страха.
Некоторые из овощей в первом ряду, на которых наседали зеваки сзади и десятки других, высыпавших из перевернутого дуршлага, чтобы увидеть происходящее, упали в реку. Маленький помидорчик жалобно стенал, все дальше и дальше уплывая от берега. Головка салата, все еще опоясанная в самом своем широком месте цветочным венком, с криком брела по воде вслед за помидором.
Что-то рассекло воду рядом с салатом. Головку подбросило в воздух, потом она упала обратно в воду. Сверкнули с клацаньем и сомкнулись новые челюсти – даже с такого расстояния Орландо услышал хруст раздираемых овощных тканей. Когда повсюду поплыли листья салата, целая стая щипцов устремилась к месту нового действия. Зрители на берегу, охваченные паникой, стали сталкиваться друг с другом, стремясь спастись от прожорливых чудовищ, и в начавшемся хаосе еще несколько овощей упали в воду. Теперь из зубастых челюстей брызнули ошметки помидорной мякоти и истекающей соком свеклы. Морковка в передничке была подброшена в воздух и перекушена пополам.
За несколько секунд воды вокруг каноэ успокоились, в то время как на расстоянии броска камня от берега река вскипела от щелкающих челюстей и кусков овощей. Вождь Зажгу Везде подобрал весло и вновь направил каноэ на середину реки.
– Удача для нас, – буркнул он, – их любит салат больше.
– Это… это ужасно. – Фредерикс оперся о борт каноэ, завороженный сценой насилия с убийством. Вдоль берега быстро образовывалась пена из овощного пюре.
– Это они ошибаться, – холодно ответил вождь. – Они злить щипцы первые. Овощи пахнуть – они бесятся.
Орландо не мог не чувствовать жалости к помидорчику – тот плакал перед смертью, как потерявшийся ребенок.
– Не могу брать твоя на берег эта сторона, – сказал Зажгу Везде черепахе некоторое время спустя, когда они медленно плыли по течению на середине реки. Здесь над водой висел туман, так что берегов было почти не видно, лишь едва угадывались смутные формы тумбочек, возвышавшихся по обеим сторонам. – Щипцы очень заняты много время.
– Я прекрасно понимаю. – Черепаха лишь недавно снова вылезла из своего панциря, куда спряталась во время нападения, – И у меня нет желания быть доставленной на другой берег реки, который мне незнаком. Возможно, я останусь с вами на какое-то время, если вы не возражаете, и потом, попозже, вы сможете высадить меня на сушу.
Зажгу Везде хмыкнул и снова стал грести.
– Нам нужно отсюда выбираться, Орландо, – тихо сказал Фредерикс. – Уж больно меня все это сканирует. В смысле, ежели тебя убивают, это уже хреново, но помереть в челюстях какой-то фигни, выскочившей из ящика со столовыми приборами…
Орландо устало улыбнулся.
– Если мы поможем тебе найти твоего ребенка, – обратился он к вождю, – ты нам поможешь выбраться из Кухни? Мы нездешние, и нам нужно разыскать своих друзей.
Вождь повернулся, его длинноносое проницательное лицо освещалось тусклым светом лампочки наверху.
– Не можешь идти назад кран, – сказал он. – Должен выходить в другой конец кухня.
Прежде чем он успел объяснить дальше, по воде до них донесся звук, хор писклявых голосов, которые, как на секунду показалось Орландо, принадлежали уцелевшим в ужасной бойне овощам; правда, голоса эти раздавались в замысловатой трехголосой гармонии.
Три слепые мышки в лад
Песню весело пищат.
Пусть незрячи от рожденья —
Мы сильны не только в пенье!
Из тумана появилось нечто длинное, цилиндрической формы, стремя вертикальными фигурами наверху. Когда они подплыли ближе, оказалось, что это три слепые мышки (как и положено, в темных очках), устроившиеся на бутылке, которую они своими до невозможности розовыми лапками крутили под собой наподобие бревна, ни на минуту не теряя равновесия. Передними лапами они обнимали друг друга за плечи, одна из стоявших с краю держала в лапке жестяную кружку, другая – белую трость.
Наш подход к работе нов:
Трио белых грызунов
Обожает также мыть,
Драить, чистить и скоблить!
Обновляет, очищает,
Возвращает прежний вид,
И от пятен вас избавит,
И микробов удалит!
Безупречно, безотказно
Устраняет грязь и ржу.
Это просто, это ясно
Одноглазому ежу!
Превосходный очиститель
Для поверхности любой,
Средство «Три слепые мышки»
Не прощается с тобой!
Мыши пели в характерной джазовой манере, и их мелодия была так безукоризненна и так потрясающе глупа, что, когда песенка закончилась, Орландо не нашел ничего лучшего, как зааплодировать. Его поддержала черепаха. Фредерикс одарил спутников раздраженным взглядом, но сам с неохотой присоединился. Лишь вождь Зажгу Везде сохранял стоическое молчание. Три мышки, не переставая крутить бутылку лапками, низко поклонились.
– Теперь продается и в «семейной» упаковке! – пропищала та, что держала трость.
Слово «семейный», возможно, затронуло какую-то струнку в душе вождя, а может быть, он просто вежливо ждал, когда мыши закончат песню. Зажгу Везде спросил:
– Вы видеть плохие люди на большой лодка? С маленький индеец?
– Вряд ли они что-то видели, – предположила черепаха. – Каким образом?
– Да, мы не очень-то много видим, – согласилась одна мышка.
– Зато мы многое слышим! – добавила другая.
– Недавно мы слышали плач ребенка, – заметила третья, серьезно кивнув.
– Возможно, тот самый малыш!
– Большая лодка шла мимо нас.
– Два часа назад, как раз.
– Наша песня им не понравилась, видимо.
– Ребенок плакал.
– Как грустно, боже!
– Просто фигли-мигли! Это было так отвратительно.
– Ужасно на слух…
– И на запах тоже, – заговорщицки шепнула мышь с тростью. – Бээ-бээ, ля-ля, фу-фу, если вы поняли, что мы имеем в виду.
Зажгу Везде наклонился вперед:
– Куда они идти?
Мыши сблизились и погрузились в продолжительное тихое, но оживленное обсуждение. Наконец они снова повернулись к зрителям и стали исполнять номер хором, одновременно весело крутя бутылку с очистителем под ногами – прекрасный трюк, это позднее признал даже Фредерикс.
Воды Гитчи-Гуми быстры,
Берега ее тенисты, —
пели они, —
Но кружить по ней на лодке —
В том, признаться, смысла нет,
Разве только Гайавате
Передать большой привет.
Ваша цель – недалеко,
Отыскать ее легко:
Вы мгновенно доплывете
К ней по глади водяной,
Похитителей найдете
Там, где Ящик Ледяной.
Мышь с жестяной кружкой взмахнула ею в воздухе, описав круг, и добавила:
– Не забывайте, весна на дворе! Начистим поверхность до блеска скорей! .
Потом трио принялось так быстро перебирать в танце розовыми лапками, что бутылка стала разворачиваться, пока ее горлышко не направилось в другую сторону от каноэ. Когда течение стало относить грызунов в даль, Орландо впервые заметил, что ни у одного из них не было хвоста. [14]
В течение нескольких минут мыши снова потерялись в тумане, но их высокие голоса какое-то время еще доносились, напевая новый гимн во славу чистоты и сияющих комодов.
– Да уж, фермерша постаралась… – пробормотал Орландо, вспомнив детские стишки. – Вот несчастные.
– Ты чего там бурчишь? – нахмурился Фредерикс. – Эй, что ты делаешь?! – закричал он, когда вождь начал с удвоенной энергией грести по направлению к неизведанному дальнему берегу.
– Ледяной Ящик, – пояснила черепаха. – Он рядом с дальним концом Кухни, и место это окружено многими легендами. Вообще, истории рассказывают, что где-то внутри него лежат «спящие» – народ, который существует столько же, сколько сама Кухня, но всегда пребывающий во сне. Они будут видеть свои холодные сновидения, пока само Время не закончится, если только их не потревожить. Иногда эти спящие, не пробуждаясь, предсказывают будущее тем, кому повезет (или не повезет) случиться поблизости, а иногда отвечают на вопросы, на которые не найти ответа другим способом.
– Плохие люди нет дела до спящие, – сказал вождь, наклоняясь с каждым взмахом весла. – Их хотеть золото.
– Ах да. – Черепаха приложила палец-обрубок к своему тупому клюву и кивнула. – До них дошли слухи, что один из Покупателей самолично оставил тайник с золотым кладом в Ледяном Ящике. Возможно, это лишь сказка – никто из моих знакомых никогда не видел Покупателей. Говорят, это богоподобные великаны, которые приходят в Кухню лишь с наступлением ночи, когда все, кто здесь живет, беспомощно спят, как и те, что находятся в дальних глубинах Ледяного Ящика. Не знаю насчет золота, но независимо от того, миф это или нет, ясно, что дурные люди верят в его правдивость.
– Проясни мне, Гардинер, – прошептал Фредерикс, – что за черт, что такое ледяной ящик?
– По-моему, они так холодильник называют. – Фредерикс смотрел на непрекращающиеся, механические движения вождя Зажгу Везде, который мерно греб, направляясь на поиски своего пропавшего сына. – Это все ужасно сканирует, правда? И скоро совсем засканирует…
По меньшей мере еще час прошел, прежде чем они достигли земли – пола, как предположил Орландо. Размеры реки имели очень мало отношения к каким-либо масштабам: если отталкиваться от размеров раковины и кухонных полок, которые они уже посетили, то в реальном мире Кухня должна была простираться на сотни метров, чтобы могло состояться такое длительное путешествие по воде. Но Орландо знал, что много думать об этом было бессмысленно; он чувствовал, что Кухня не предназначалась для такого рода анализа.
Место, выбранное вождем, оказалось клочком сухого пространства возле массивной ножки, которая могла принадлежать столу или стулу – мебель была слишком крупной, и хорошенько рассмотреть ее в темноте было невозможно. Эта сторона Кухни казалась темнее, чем другой берег реки, как будто они отдалились на большее расстояние от лампочки над их головами.
– Вы оставаться здесь, – сказал индеец. – Моя идет искать плохие люди. Моя скоро назад, мы делать план. – Завершив одну из своих самых длинных речей, он внес каноэ в воду и побрел, пока вода не скрыла его цилиндрообразную грудь, затем с молчаливой ловкостью забрался внутрь.
– Что ж, – сказала черепаха, глядя, как он гребет прочь, – я не стану изображать радость от того, что меня вовлекли во все это, но полагаю, нам следует извлечь из ситуации лучшее. Жаль, что нельзя разложить костер; тогда ждать было бы не так одиноко.
Фредерикс, похоже, хотел что-то сказать, потом передумал и лишь покачал головой. Орландо понял, что его друг собирался задать вопрос, но неожиданно смутился при мысли о беседе с мультяшкой. Орландо улыбнулся. Забавно: так хорошо знать человека и при этом не знать его вовсе. Он знал Сэма Фредерикса уже несколько лет – с шестого класса – и до сих пор не видел его лица. Ее лица.
Осознание этого снова поразило Орландо. Он поглядел на знакомые черты Пифлита-вора (острый подбородок, большие выразительные глаза) и снова стал гадать, как на самом деле выглядит Фредерикс… Она хорошенькая? Или похожа на привычные симы Фредерикса, за исключением того, что она – девушка, а не парень? И какое это имеет значение?
Орландо не был уверен, что это важно. Но и в том, что это не важно, он не был уверен тоже.
– Я голоден, – объявил Фредерикс. – Что будет, если мы здесь что-нибудь съедим, Орландо? Я хочу сказать, я знаю, что в действительности мы не наедимся этим. Но на вкус это будет приятно?
– Не знаю наверняка. Думаю, зависит от того, что удерживает нас в системе. – С минуту он старался подумать над этим: как мозг вместе с телом могли быть пойманы в виртуальный интерфейс; но ему было трудно сосредоточиться. – Я слишком устал, чтобы об этом думать.
– Наверное, вам двоим стоит поспать, – сказала черепаха. – Я с удовольствием постою на часах на случай, если вернется наш друг или нечто менее приятное заинтересуется нами.
Фредерикс окинул черепаху взглядом, в котором угадывалось подозрение.
– Да?
Орландо устроился у массивного основания ножки мебели, которая была широкой, как силосная башня из какого-то старого вестерна, и относительно удобно пристроился к ней спиной.
– Давай, – сказал он Фредериксу, – Можешь положить голову мне на плечо.
Друг повернулся и уставился на него:
– Что это значит?
– Только… только то, что тебе так будет удобно.
– Ах, вот как? А если бы ты был уверен, что я парень, ты бы мне это все равно сказал?
У Орландо не нашлось честного ответа. Он пожал плечами.
– Ладно, считай меня мастером по обломам. И отведи в передачу «Сеть и Закон».
– Пожалуй, ребята, я расскажу вам одну историю, – радостно сказала черепаха. – Это иногда помогает быстрее найти путь к Пескам Сна.
– Ты что-то говорила о Покупателях. – Орландо был заинтригован, хотя не знал, достанет ли у него сил выслушать историю до конца. – Ты веришь, что они – те, кто сделал вас? Кто сделал всех… людей на Кухне?
Фредерикс застонал, но черепаха его проигнорировала.
– Сделали нас? Боже правый, нет. – Она сняла очки и суетливо их протерла, как будто одна только эта мысль ее взволновала. – Нет, нас сделали где-то еще. Но Покупатели, если верить рассказам, приносят нас сюда из другого места, а потом мы проводим наши ночи в Кухне, вечно желая вернуться в наш настоящий дом.
– Ваш настоящий дом?
– Большинство называют его «Магазин», хотя я однажды видела группу вилок и ложек, которые принадлежали к секте Столовых Приборов; так они называли великий дом «Каталогом». Но все сходятся в одном, что где бы ни был этот великий дом, это место, где мы не спим, если только сами не пожелаем, и где Лампочка светит всю ночь – ночь, которая никогда не кончается. И там Покупатели служат нам…
Орландо улыбнулся и поглядел на Фредерикса, но глаза его друга уже были закрыты. Фредерикса никогда не интересовали разные «как» и «почему».
Черепаха продолжала тихо бормотать. Орландо почувствовал, что сползает в подобие сна. Сон наяву, в котором он и его друзья по Кухне могли жить своей мультипликационной жизнью, не опасаясь, что их запихнут в ящики или шкафы, и в котором все насилие прошедшей ночи исчезло с возвращением темноты…
«Примерно так было бы, живи я здесь все время, – подумал он сонно. – Занятно – даже мультяшки хотят быть живыми. Прямо как я. Я мог бы жить здесь вечно и не болеть, и мне не нужно было бы никогда больше ездить в больницу, потому что в следующий раз я могу уже не вернуться оттуда, а может быть, не вернусь уже в этот раз.. Врачи и сестры делают вид, что им не грустно… Мне это было бы не нужно, если бы вот это все было реальностью, и я мог жить здесь всегда и никогда не умер бы…» Внезапно он сел. Фредерикс, который (которая?) в конце концов все-таки свернулся на его плече, сонно запротестовал.
– Проснись! – Орландо потряс друга. Черепаха, которая убаюкала себя и погрузилась было в подобие легкого сна, уставилась на него поверх обода очков, как будто видя его впервые, потом снова медленно закрыла глаза и задремала. – Фредерикс, ну же! – Орландо разговаривал громким шепотом, не желая посвящать во все черепаху. – Проснись!
– Что? Что такое?
Фредерикс всегда просыпался медленно, как улитка, но через несколько мгновений он, очевидно, вспомнил, где они находятся, и глаза его открылись совсем – и выпучились:
– Что случилось?
– Я догадался!
Орландо чувствовал себя и окрыленным и больным одновременно. Все происходящее, в полном объеме – чудовищная сделка, которую заключили эти люди – делалась теперь ему ясной. Возможно, для Фредерикса этот факт не будет иметь того значения, какое имело для него, никогда и ни для кого это не будет настолько личным, но даже при всех ярко выраженных страхах и навязчивых идеях мысль о том, что делали люди Грааля, вызвала у Орландо гнев до глубины души.
– Догадался о чем? Ты видишь сон, Гардинер.
– Нет. Клянусь, что нет. Я только что понял, чего хочет Братство Грааля – к чему все это.
Фредерикс сел, его раздражение сменилось подобием озабоченности.
– В самом деле?
– Подумай. Мы здесь, и мы уже побывали в куче этих сим-миров – и все они такие, как настоящий мир, так? Нет, лучше, потому что ты можешь делать все и быть кем угодно.
– И?..
– И зачем же, по-твоему, они создали все эти места? Просто чтобы порезвиться, как ты и я в Срединной Стране?
– Может быть, – Фредерикс потер глаза. – Слушай, Орландо, я уверен, все это чрезвычайно важно и все такое, но не мог бы ты сказать мне это в двух словах?
– Подумай! Ты – один из самых богатых людей. У тебя есть все, что ты хочешь, все, что можно купить за деньги. Кроме одного, одной вещи, которой сделать ты не можешь (неважно, сколько у тебя денег), одной вещи, которую за деньги не купишь и которая делает все дома и реактивные самолеты и прочее никчемным… Они умрут, Фредерикс. И все деньги в мире не могут этого изменить. Все деньги мира не помогут, если твое тело состарится, умрет и сгниет. Но не теперь.
Глаза друга широко раскрылись:
– Так ты хочешь сказать?.. Что они так спасают себя от смерти? Каким образом?
– Я не уверен. Но если они смогут найти способ здесь жить, в этом Иноземье, им больше не нужны будут тела. Они смогут жить здесь вечно, Фредерикс, как они всегда жили – нет, лучше! Они могут быть богами! И если им пришлось бы для этого убить несколько детей, по-твоему, такая цена их смутила бы?
У Фредерикса отвисла челюсть. Потом рот его закрылся и губы округлились. Он присвистнул.
– Чи син! Орландо, ты в самом деле так считаешь? Господи… – Он покачал головой. – Это… так много. Это слишком много…
Теперь, впервые осознав, что поставлено на карту, Орландо стал понимать, что раньше не имел представления, как сильно он может испугаться. Это была черная-черная тень золотого города.
– Да, – прошептал он, – действительно. Слишком много.
Незнакомый темнокожий военный за столом был совсем не похож на приветливого капрала Кигана, который обычно здесь сидел. Этот все смотрел на Кристабель так, будто приемная офиса была не местом для маленькой девочки, даже если это был офис ее папы, и он сам просто находился по другую сторону двойной двери. Капрал Киган всегда звал ее «Криста-Лулу-Бель» и иногда угощал конфетами из коробки в ящике стола. Тот, кто теперь сидел за столом, был весь нахмуренный, и Кристабель он не нравился. Некоторые люди делают злые лица, когда смотрят на детей. Вот сканированные! (Это было словечко Порции, и Кристабель не знала точно, что оно означает, но решила, что оно значит «глупый».) И это действительно было глупо. Он что, не видит, что она ведет себя экстра-супер-тихо?
В любом случае у нее было о чем подумать, поэтому она просто перестала обращать внимание на нахмуренного человека, который продолжил работать с пультом. Много о чем нужно было подумать.
Ей нужно было подумать о мальчишке из-за стены и о мистере Селларсе. Когда этот парень вошел в туннель мистера Селларса и так сильно напугал Кристабель, он размахивал какой-то острой штукой, и она была уверена, что он их обоих ею поранит. Мальчишка даже махал ею в сторону мистера Селларса и называл его дурными прозвищами, вроде «урод», но вместо того чтобы испугаться, мистер Селларс тихонько рассмеялся и спросил незваного гостя, не хочет ли тот чего-нибудь поесть.
Однажды по Сети Кристабель видела шоу, в котором группа людей пыталась поймать тигра – последнего в мире или последнего в том именно месте, но она точно запомнила, что он был последний – потому что у тигра была раненая лапа и поломаны зубы и он бы умер, если бы ему пришлось жить на воле самому по себе. Но несмотря на то что у него болела лапа и он едва мог ходить, а люди предлагали ему пищу, стараясь заманить в особый капкан, тигр все равно близко к ним не подходил.
Именно так мальчишка посмотрел на мистера Селларса, таким взглядом: «ты меня не поймаешь». И он снова размахался ножом и так громко вопил, что перепугал Кристабель, и она бы снова описалась, если бы еще оставалось чем. Но мистер Селларс вовсе не испугался, хотя был очень тощий и слабый (у него руки были не больше, чем у ребенка) и он был в кресле-каталке. Мистер Селларс просто еще раз спросил мальчугана, не хочет ли тот поесть.
Мальчишка долго ждал, потом нахмурился, прямо как дядька за столом, и спросил:
– А что у вас есть?
И потом мистер Селларс отправил ее прочь.
Об этом было особенно тяжело думать. Если мистер Селларс не боялся мальчишку, которого звали Чо-Чо, если он не думал, что мальчишка его обидит, почему он отослал Кристабель? Или мальчишка обижал только маленьких девочек? Или мистер Селларс собирался что-то такое сказать или сделать, и он не хотел, чтобы Кристабель это слышала, а чтобы слышал только мальчишка? От этого она почувствовала себя плохо, как 6 тот раз, когда Офелия Вайнер сказала, что на «вечеринке в пижамах» у нее могут быть только трое, и пригласила Порцию, Зиглинду Хилл и Дельфину Риггс, хотя Дельфина Риггс ходила в их школу всего несколько недель.
Порция потом сказала, что там было тупо и сонно, и что мама Офелии заставила их смотреть фотографии, на которых были семья Офелии и их дом с бассейном в Далласе, но Кристабель все равно сильно печалилась. И оттого, что мистер Селларс отправил ее, чтобы он смог поговорить с мальчишкой и дать ему что-то поесть, у нее тоже появилось чувство, что все как-то не так.
Ей было интересно, что будет, если достать книгоочки и сказать «Румпельштицкин», а потом спросить мистера Селларса, зачем он это сделал. Но хотя Кристабель этого очень, очень хотела, она знала, что не следует пользоваться ими здесь, прямо в офисе отца, да еще когда этот дядька смотрит на нее с каменным лицом. Даже если она совсем тихонько шепнет – все равно это будет нехорошо. Но ей очень хотелось знать, и малышка чуть не плакала.
Дверь папиного кабинета неожиданно распахнулась, как будто ее толкнул громкий голос. Голос, который теперь был явно слышен.
– Мне, честно говоря, все равно, майор Соренсен. Ничего личного, но мне нужны результаты, – человек, который это сказал, стоял в проеме двери, а тот, что сидел за столом, вскочил со стула так, будто его ошпарили.
Тот, что сказал, что ему все равно, был не таким высоким, как папа, но выглядел очень сильным, и его плащ был туго натянут на спине. Шея у него была очень загорелая и вся в морщинках.
– Да, сэр, – сказал папа. Из офиса вышли еще двое и стали по обеим сторонам двери, как будто собирались подхватить человека с загорелой шеей, если бы он внезапно упал.
– Что ж, тогда займитесь этим, черт возьми! – сказал человек. – Я хочу, чтобы его отыскали. Даже если придется расставить кордоны на сотни миль вокруг базы и провести поиски во всех домах до единого, я это сделаю – настолько важно найти его. Вы могли бы сделать все необходимое, прежде чем он смог найти себе укрытие, а я бы обеспечил вам всестороннюю поддержку генерала Пелхэма. Но вы этого не сделали, и теперь нет смысла ворошить осиное гнездо. Так что поступайте как хотите… но должны быть результаты. Вы меня понимаете?
Папа, который кивал головой, пока человек говорил, увидел через плечо собеседника Кристабель, и его глаза на мгновение широко раскрылись. Человек обернулся. Его лицо было так нахмурено, что Кристабель подумала, что он начнет кричать на всех, чтобы ребенка отсюда убрали. У него были седые усы, значительно меньше и аккуратнее, чем у капитана Рона, и очень блестящие глаза. Минуту он смотрел на нее, как птица на червяка, которого хочет съесть, и Кристабель снова сильно перепугалась.
– Ага! – прорычал он. – Шпион!
Кристабель откинулась на спинку стула. Журнал, который она держала, упал на пол и раскрылся.
– Боже мой, я ее перепугал. – Он неожиданно улыбнулся. У него были очень белые зубы, и вокруг глаз собирались морщинки, когда человек улыбался. – Ничего, я просто шучу. Ты кто, милашка?
– Моя дочь, сэр, – сказал папа. – Кристабель, поздоровайся с генералом Якубианом.
Она попыталась вспомнить, как папа учил ее это делать. Думать было трудно, когда такой грозный человек ей улыбался.
– Здравствуйте, генерал. Сэр.
– Здравствуйте, генерал, сэр, – сказал тот и рассмеялся, затем повернулся к человеку, сидевшему за столом капрала Кигана. – Слышали, Мерфи? По крайней мере, хоть кто-то в этой армии оказывает мне некоторое уважение. – Генерал обогнул стол и присел на корточки перед Кристабель. От него пахло так, как в дни уборки, похоже на лак для мебели. Глаза человека вблизи по-прежнему походили на птичьи – очень яркие, с бледными пятнышками в коричневом фоне. – Как же тебя зовут, дорогая?
– Кристабель, сэр.
– Держу пари, ты – гордость и счастье своего папы, – Он протянул руку и взял ее за щеку двумя пальцами, лишь на мгновение, очень нежно, потом встал. – Она красавица, Соренсен. Ты пришла, чтобы помочь своему папе работать, милая?
– Я сам не совсем понимаю, сэр, отчего она здесь, – папа подошел к дочке, как будто хотел быть рядом, если она вдруг скажет что-то не то, чтобы вовремя ее остановить. Кристабель, сама не понимая почему, снова почувствовала испуг. – Ты почему здесь, малышка, где мама?
– Она позвонила в школу и сказала, что миссис Галлисон заболела, и чтобы я шла сюда. Она поехала за покупками в город.
Генерал снова улыбнулся, показав почти все свои зубы:
– Ага, у хорошего шпиона всегда наготове легенда, – Он повернулся к папе. – Через три часа мы должны быть снова в Вашингтоне. Я вернусь в начале следующей недели. И я очень надеюсь на определенный прогресс. Я вам это настоятельно рекомендую, Соренсен. Еще лучше, если, вернувшись сюда, я обнаружу сами знаете кого, готового к допросу, в камере для самоубийц, и чтобы на часах все время стояла охрана.
– Да, сэр.
Генерал и трое его людей направились к двери. Он остановился там, пропустив вперед двоих.
– Будь паинькой, – сказал Якубиан Кристабель, которая пыталась выбросить из головы мысль о самоубийце на часах и о том, кому придет в голову носить такие часы. – Слушай своего папу, поняла?
Она кивнула.
– Потому что папы всегда все знают.
Он коротко козырнул ей и вышел.
Хмурый человек вышел последним. У него был такой вид, будто он выслеживал шпиона. Как будто, если он перестанет внимательно наблюдать, папа Кристабель может подбежать и ударить генерала в спину.
После того, как все ушли, папа сел на стол и какое-то время смотрел на дверь.
– Ладно, наверное, надо отвезти тебя домой, – сказал он наконец. – Мама уже должна вернуться из магазина, как ты думаешь?
– А кого тебе надо найти, папа?
– Найти? Ты все слышала? – Он подошел к ней и взъерошил дочери волосы.
– Папа, перестань! Кого ты должен найти?
– Никого, сладкая моя. Просто старого друга генерала. – Он взял ее ладони в свои. – Пойдем. После такого дня, какой мне сегодня выпал, думаю, я могу потратить несколько минут, чтобы отвезти свою дочь домой.
Это было странно, но Джереми Дако проснулся из-за тишины.
Странность заключалась в том, что, поскольку их было всего двое на огромной покинутой военной базе, Джереми могло было бы напугать все что угодно, кроме тишины. Жить в Осином Гнезде в компании одного лишь Длинного Джозефа было все равно, что быть последним обитателем одного из городов-призраков, разбросанных по южному Трансваалю. Эпидемия «токозы» так быстро опустошила лачуги в этих местах, что многие спасающиеся бегством жители оставили свои скудные пожитки – кастрюли, картонные чемоданы, видавшую виды, но еще пригодную к носке одежду – как будто их владельцы были в одно мгновение унесены каким-то ужасным колдовством.
Но даже брошенные рабочие поселки Трансвааля были открыты ветрам, дождям и наступлению дикой природы. На пыльных улицах эхо все еще носило отголоски птичьего пения, а в мусорных ящиках скреблись мыши и крысы.
Осиное Гнездо же было монументом тишине. Отгороженное от стихий бесчисленными тоннами камня, оборудование базы по большей части стояло без движения. Массивные двери были так герметично закрыты, что даже насекомые не могли проскользнуть внутрь, а воздуховоды так тщательно защищены, что ни один видимый живой организм не мог бы проникнуть через них. База могла бы сойти за заколдованный замок из сказки, в котором Спящая Красавица и вся ее семья спали, осыпанные пылью столетий.
