Тина (Tina) Оган (Ogan)
Месомена
«Ната, слишком – это думать о таких вещах!» – смеялась я про себя, надеясь, что нас никто не слышал.
Взглядом я зацепилась за какую-то необычную деталь. Я не сразу осознала, что это было. Вернув внимание к людям вокруг, блуждая по незнакомым лицам, изучая их одежды, предметы в их руках, ответные заинтересованные взгляды, я никак не могла найти то, что мгновением ранее ввело меня в ступор. Что же я увидела?
Впереди стояла женщина. Ничего необычного, кажется: кожаная куртка размером или двумя больше необходимого, шапка, небольшой каблук на сапогах, потрепанный рюкзак с толстой металлической цепью.… Однако я засмотрелась на какую-то менее заметную деталь. Я смотрела на ее голову. От шеи до края шапки, буквально три-четыре сантиметра обнаженной, выбритой на лысо кожи. Ее покрывало густое плетение кудрявых ветвей, и виднелся темнеющий ствол дерева. Татуировка явно имела начало и конец дальше того, что я видела. Я представила тело женщины. Сколько могло быть на ней татуировок, я не бралась даже предположить.
Автобус остановился, и женщина сошла с маршрута за пару остановок до конечной станции. В этот момент я поняла, что не слушаю Нату уже довольно продолжительное время. Благо ей было все равно, она просто вещала о своих успехах и провалах в учебе, скорее для самой себя, нежели делилась со мной.
– Нам на следующей, – проговорила подруга и прошла к двери.
Мы вышли вместе с остальными пассажирами. Оказалось, что практически все люди в салоне, как и мы, держали путь к Парнасу. Войдя в парк, мы с подругой засмотрелись на горящую голубыми огнями аллею. Впереди, за деревьями, мерцало белое здание развлекательного комплекса. Чем ближе мы подходили, тем сильнее ощущался утробный низкочастотный гул от земли. Троица подростков у входа уже пританцовывала под приглушенные ритмы.
Первый этаж был полон людей. Здесь просторное фойе, справа от входа раздевалка с парой молодых парней, принимающих верхнюю одежду, впереди касса, слева, у покрытой зеркалами стены, на небольшом подъеме из нескольких ступеней просторная арка – вход в кафе. Там были посетители. Здесь звучание музыки становилось сильнее. Мы отдали вещи и последовали за группой молодых людей, идущих в сторону касс. По углам просторного помещения были выдолблены два широких коридора, а оттуда росли массивные, тускло освещенные линиями «парящего» потолка, лестницы. Здесь толпа шла пританцовывая. Где-то наверху лестницы послышался радостный вопль какого-то парня. Мы усмехнулись. Музыка медленно начинала биться в барабанные перепонки. Ната отдала билеты стоявшим на входе в зал девушкам, и мы прошли за большую тяжелую металлическую дверь.
В сумраке, просачиваясь сквозь бьющиеся в танце тела, мы пытались пробраться ближе к сцене. Бар стоял у задней стены, напротив сама сцена, а посреди них – огромная танцплощадка. Прожекторы то и дело блуждали по толпе, рассекая тьму синими, красными и зелеными лучами. С высокого потолка сыпались звездами миниатюрные, словно горошины, лампочки. Прежде чем мы услышали обращающийся к нам голос ди-джея, прошло в районе десяти минут. Девушка поправила микрофон у щеки и произнесла с завыванием:
– Добро пожаловать, ребятки! – толпа отозвалась свистом и криками. Я подняла голову вверх, к будке ди-джея. Она была под самым потолком, практически над нашими головами. – Надеюсь всем сегодня хорошо! Ну чтооо? Еще немного подвигаемся и позовем наших звезд?
Площадка взорвалась эмоциями. Стоявшая рядом со мной Ната завизжала и подняла руки высоко над головой. Если повезет, ей понравится вечеринка. Во всяком случае, я посмела надеяться на это.
– Стартуем! – крикнула девушка, сквозь приближающуюся гудящую на фоне музыку.
Зал ударила очередная волна оглушительного ритма. Только сейчас в ней начала появляться электрогитара.
От прожектора медленно пополз плоский горизонтальный луч ярко-зеленого света, накрывший людей и растянувшийся сотнями тонких нитей во все стороны от танцплощадки. Внезапной вспышкой ослепляющий свет пал на сцену. В эту же секунду кто-то ударил по грифу, после чего посыпалось дробью звучание тяжелой музыки, скрещенной из соло гитары и ударных. Толпа завопила в безумстве, но ее уже практически не было слышно. На сцене стояла группа молодых парней в джинсах и простых футболках. Только барабанщик сидел с обнаженным торсом. Играла одна из моих самых любимых песен.
Шоу началось.
Спустя какое-то время, когда сменилась еще пара групп, Ната приблизилась ко мне и крикнула:
– Я устала! Пойдем, выпьем!
Женский коллектив на сцене пел композицию одной из известнейших много лет назад группы. Я нехотя поплелась за подругой, периодически оборачиваясь назад.
– Круто! – кричала Ната, пока мы стояли у бара и распивали коктейли.
Во время небольшого перерыва свет со сцены убрали. Ди-джей обратилась к толпе с требованием «сделать громче». Новый трек электронной музыки возобновил пульсацию на танцплощадке.
Через несколько минут музыка опять стихла. Мы с подругой направились вновь к сцене.
– Ооо! – протянула девушка в свой микрофон. – Жарковато тут! Я хочу, чтобы стало еще жарче! Народ, давайте навсегда запомним последние дни этого года! Кричите, пока мы молоды! Танцуйте! Горите!
Зал поддержал ее воем.
Впереди у сцены кто-то засвистел. На секунду возникшая пауза привлекла наше с Натой внимание. За установку сел молодой мужчина: блондин с коротким «ежиком», крупными карими глазами и россыпью татуировок на обеих руках. Почти одновременно с ним вышли еще двое. Парень лет восемнадцати, с сухим открытым торсом и длинными иссиня-черными волосами, спадающими до груди. Он взял бас и перекинул ремень через плечо. К синтезатору подбежала миниатюрная девушка с малиновыми волосами, торчащими в разные стороны.
– Всем привет! – высоким голосом поприветствовала она толпу.
Следом вышел еще один человек. Парень. У него были выбриты виски, виднелось металлическое кольцо в брови, а из одежды на нем были простые джинсы и свободная футболка болотного цвета. Он подошел к стойке с гитарой и взял инструмент в руки. Как только его рука коснулась грифа, барабанщик выбросил в толпу новый космический ритм. Заиграла тяжелая волшебная музыка. Звучание баса и ударных слабее. Акцент идет на соло, и блуждающие задним фоном тоны электронной музыки. Все ждали вокалиста. Толпа двигалась в такт, ближайшие к сцене люди качали руками и что-то пытались кричать. Эту песню, как я догадалась в ту минуту, знали фанаты группы.
Лишь перед самым куплетом на сцену вышел еще один участник с гитарой в руке. Парень. Темные вьющиеся волосы, белая свободная рубашка навыпуск, светлая кожа и никаких татуировок.
Я похолодела.
Такие парни – запретный плод, далекая, недостижимая, но манящая к себе звезда, маяк, что одиноко высится поверх бушующего моря. Предел, что ищут все и каждая. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять его закономерность. Он тот, за кем идут, бегут, ползут, едва живые, помешанные женщины. Быть может, он и не был красавцем в широком смысле этого слова, но весь его образ, все его существо, все в нем, зримое и незримое, поражало меня, как и всех прочих. В нем нет смазливой юношеской красоты, что стала бы откровенной простотой, как и нет грубой мужской природы, что влекла женщин, подобно антилоп к гепардам. Он отличался от всех других любимцев женщин лишь тем, что не подходил под их стандарты. Это я могла сказать сразу. Нас разделяли десятки метров, сотни поднятых рук и холодный мерцающий светом туман, но я видела его настолько четко, что испугалась своей уверенности. Мне показался мой интерес очень неестественным и ненормальным. Я вновь испытала это ядовитое пагубное чувство. Чувство, что со мной что-то не так. Что я не так хороша, не так трезва, не так здорова как окружающие. Я поспешила опустить голову, будто что-то в моей одежде привлекло мое внимание, искренне надеясь, что никто не заметит перемены во мне.
«Несмотря на всю ложь, что ты мне говоришь,
Несмотря на твои попытки меня оттолкнуть,
Ты остаешься одна, ты знаешь, что не сбежишь.
Несмотря на всю ложь, что ты мне говоришь,
Моя любовь лишь ждет, когда в тебе не останется сил.
Она ждет, когда ты, отравленная, убитая,
со мной останешься лишь…»
Что же со мной случилось?
«Вилл? Что с тобой?»
Я слышала свое дыхание, чувствовала каждую вену, каждую клеточку, каждый волосок своего тела. Все чувства обострились до предела. Никогда прежде я не была столь реальна, как в тот вечер. Это что-то извне в корни изменило мое мироощущение. И пусть дело было вовсе не в музыке и не в том человеке, мысль о котором заняла меня всецело. Но именно тогда я потеряла Вилл, которую помнила. Все изменилось.
Внезапно я наткнулась на застывший вдалеке взгляд. Парень умолк, остановился и убрал правую руку с гитары.
Он. Смотрел. На меня.
В упор.
Толпа замедлилась и непонимающе уставилась на сцену. Музыка не останавливалась, но шла, будто на повторе. Парень в зеленой футболке сделал пару шагов к вокалисту и пихнул его грифом в спину. Люди стали медленно оборачиваться, отчего я вынужденно сделала то же самое.
Что-то в этом взгляде было не так. Так не смотрят старые знакомые, не смотрят чужаки, раздосадованные повышенным к себе вниманием, не смотрят люди, которые хотят, чтобы от них отвели взгляд. Он цепко схватился за меня, привлек мое внимание и даже не пытался отпускать. Я понимала, что совершаю ошибку, но выигрывать этот скрытый бой я не собиралась. Пусть эти три секунды будут именно теми секундами, когда я точно буду знать – я стою этого внимания, стою этой паузы. Было что-то волшебное и привлекательное в той минуте. Я чувствовала, что нарушила баланс, прервала исполнение, но именно этот хаос так взбудоражил мою душу.
– Какого хрена он… – шипела рядом Ната. – Вилл, он… Он смотрит сюда?
Свет на сцене померк, и девушка-ди-джей запела в унисон с возникшей из колонок музыкой.
– Просим прощения за возникшие проблемы! Держите треееек…
Толпа завопила, и зал вновь закачало. Окружающим этот кризис дался гораздо проще. Для них словно ничего не произошло.
– Я в туалет, – сообщила я Нате, как только немного пришла в себя.
– Ок, идем!
Я отрицательно покачала головой и медленно двинулась к выходу. Это несвойственно для нас, но в тот момент я отказалась от ее компании.
За закрытыми дверьми стоял утробный гул. По сравнению с залом внутри, здесь, на лестнице, было очень тихо. Тишина ласкала слух, а идущая с первого этажа прохлада остужала тело. Опершись о стену, я простояла так около минуты.
«Что сейчас произошло?» – вопрошала я.
Это мог быть инсульт? Восемнадцать лет – пора задуматься о здоровье.
На выходе из зала, когда обстановка вокруг меня поменялась, я постепенно стала приходить в норму. Уже не казались столь долгими мгновения ступора. Я практически забыла о том, что случилось. Мне могло показаться, а парень на сцене мог просто плохо себя почувствовать. Все мои ощущения и реакции лишь череда внезапных случайностей, не более.
Спускаясь по лестнице, я искала взглядом указатели. Туалет должен был быть внизу, слева от касс. Из кафе тянулся слабый запах еды и сигаретного дыма. Вдохнув полной грудью прохладный воздух, я мигом протрезвела. Найти нужную дверь перестало быть для меня проблемой. Войдя в дамскую комнату, я поспешила к зеркалу. Даже здесь, среди раковин, зеркал и пластиковых кабинок играла тихая не назойливая музыка. Тем не менее по сравнению с концертным залом здесь стояла гробовая тишина. Я поднесла руки под кран и зависла на пару минут, пока теплая вода лилась мне на ладони. В ушах пульсировала кровь.
Сцена, красный свет лучей из-под потолка, вновь и вновь повторяющиеся аккорды, и четко сфокусированный взгляд.
«Я могла его знать? Он меня? Допустим… Но что это было? У него и у меня, откровенно говоря, странная реакция… Быть может, мне показалось… Что это за чувство во мне сейчас? Страх при виде незнакомого человека?»
Нет. Это был ужас.
Я выдохнула и закрыла глаза, запрокинув голову. Было ужасно душно…
Сирена сработала одновременно на всех этажах. Даже здесь, в туалете, из динамика в углу. Музыка умолкла за секунду до этого. Я открыла глаза и уставилась на свое отражение. Из коридора доносись топот и приглушенные голоса.
«Я не выйду отсюда» – холодно выдало мое сознание. Я просто физически не смогу открыть дверь. То, что сейчас будет происходить в коридоре и на лестнице, я предвидела смутно, но картина вырисовывалась печальная. Несколько сотен человек, сейчас, когда затихла музыка, и было слышно только сирену, бросятся в узкие двери, вниз по лестнице, к выходу. Уже тут их встретят посетители кафе, количество которых я не знала даже примерно. Толпа забьется в фойе и попытается втиснуться в двери. Крики в коридоре мешали адекватно мыслить. Ждать здесь или выйти и попытаться протолкнуться на улицу?
В следующее мгновение мое сердце остановилось. Ната была в той толпе. И только сейчас во мне забушевала настоящая паника.
Я оттолкнула дверь от себя и выглянула в коридор. Люди казались спокойнее, чем я думала. Они сбегали с лестницы, но давки не было. Наверху кричали девушки. Двери слишком узкие для срочной эвакуации. Воспользовавшись моментом, я выскользнула из туалета, прижалась к стене и двинулась в сторону выхода. Сверху продолжают пребывать люди. Наты среди них нет. Я не знала, что делать. Суматоха превратилась в ад, когда по толпе через пару десятков секунд прошелестело ужасное слово.
«Дым».
В зале наверху закричали. После этого со стороны фойе раздался звук бьющегося стекла. Теперь толпа пойдет быстрее.
Секунды превратились в ужасную пытку. Я смотрела, как мимо меня пробегают люди, как мелькают обрывки киноленты из какого-то второсортного триллера, где нет ничего, кроме множества искаженных ужасом и паникой незнакомых лиц. Массовка двигалась к выходу, но очень скоро все замерло. Образовался затор. Люди толкали тех, что были впереди, будто это хоть чем-то поспособствовало бы, хотя, я уверена, часть их сознания понимала, что выхода нет. Животная жестокость вскоре поборола человеческую неуверенность и такт. Люди позабыли себя. Толпа забилась в коридоре и остановилась. Крики людей переросли в один единственный зловещий звук.
Я вжалась в стену и приподнялась на носки. Запах гари усиливался, но деться от него некуда.
За лестницей, там, куда не проникал свет, открылась дверь. Я вытянулась вверх по стене, стараясь разглядеть, что там было. Во мне загорелась надежда. Кажется, там выход.
Резким толчком меня ударило о стену. Подвыпившие подростки в ужасе стали карабкаться на перила.
Я приняла решение прорваться к той двери, чего бы мне это не стоило. Там я видела двух людей, которые пытались незаметно пробраться к лестнице. Что они делали дальше, я не видела, но несколько человек из безумной толпы последовали за ними. После еще, и еще… Это сотрудники комплекса выводят людей через черный выход. Их я узнала по яркой сиреневой форме, когда они пробрались в толпу.
Когда здание обесточило, меня оглушило диким истошным воплем. Незнакомая девушка передо мной повернула ко мне голову и, глядя прямо в глаза, закричала вновь, будто я могла ей чем-то помочь. Сильный запах плавленого пластика и проводки горечью проник в полость рта. Толпа озверела. Через секунду включился и вновь выключился теплый оранжевый свет. Он возникал раз в две секунды и пропадал.
В образовавшемся окне, когда толпа наверху соорудила случайный затор, я оттолкнулась от стены и бросилась к двери под лестницей, откуда выводили людей сотрудники. Там, через неосвещенный коридор, я выбежала на улицу. За мной ринулись еще несколько человек, по инерции продолжая то ли кричать, то ли выть, словно из жалости к себе самим.
Мгновения тянулись невозможно долго. Я подняла глаза вверх. Окна второго этажа плавились светом и дрожали словно лава. Отовсюду валил дым. Сидя в снегу, на дороге, я видела, как служащие вытягивали из коридора людей. Критически маленькое количество. Трех или четырех шокированных ребят тянули на улицу раз в полминуты. Подруги среди них нет.
К главному входу подъехали пожарные машины. Появились кареты скорой помощи. Медики бросились к людям на улице. Поднявшись на ноги, я пошла в обход здания, к главному входу. Здесь везде россыпью темнели пятна крови. Люди в шоковом состоянии сидели на снегу. Кто-то лежал без сознания либо тихо выл от боли. С улицы то, что происходило в дверях, выглядело еще ужаснее. Толпа забилась в проем и лезла через разбитые стекла. На мгновение образовалась звенящая тишина. Окна второго этажа лопнули и посыпались вниз. Оттуда высунулись руки и головы напуганных до смерти людей.
Женщина в синем брючном костюме возникла перед моим лицом и, что-то говоря, принялась меня осматривать. Я безуспешно вглядывалась в толпу. Наты нет. Нигде.
«Она внутри».
Холод и дрожь с новой силой забились в моем теле. От осознания одной простой истины и понимания безвыходности положения, меня сковал ужас. Сидеть на месте и ждать – не мой вариант.
Попасть туда сейчас я не смогу. Оба выхода забиты людьми. Либо идти по головам, либо выждать мгновение, когда хоть немного освободится проход.
– Стой!
– Стой! Держите девушку!
На ходу я зачерпнула рукой снега и втерла его в рукава и воротник джемпера. За мной бежали, и я слышала это. Перепрыгивая ступени, я вскарабкалась на крыльцо, руками цепляясь за ступени впереди, дабы не соскользнуть. Какая-то женщина в вечернем платье, застрявшая в дверях, вцепилась ногтями мне в ребра, шипя словно безумная. Я оттолкнула ее со всей силы и вошла внутрь. Через секунду меня поглотил плотный, едкий, липучий, будто мазут, смог.
Глава 3. «Здравствуй, Мэри!»
С потолка вниз по стенам пополз клубками черным дым. Едва коснувшись оконной рамы, медленно, шелестя, он двинулся к двери, на пути касаясь кушеток, стульев и тумбочек. Спавшие люди не видели того, что видела я. Мой рот открылся в попытке вскрикнуть, но не выдал и звука. Дым стал опускаться мне на лицо. От страха я не могла двинуть даже пальцами рук.
Спасение пришло, когда его не ждали.
Дверь в палату медленно открылась, и впущенный сквозняк вмиг растворил смертоносную тень. Долгожданный свет и свежесть вихрем пронеслись по комнате. Поздним утром сюда наведался дежурный врач. Он сразу подошел ко мне, ибо я единственная кто лежала с открытыми глазами.
«Интересно, какое у меня выражение. Как у безумной наверно…»
Мужчина взял с тумбочки какие-то листки бумаги и молча стал их изучать, периодически поглядывая на меня, словно сверяясь с приведенным там списком. После он наклонился ко мне и прищурился.
– Что-то горит? – подала я голос. Он звучал глухо и очень тихо, словно я говорила сквозь марлевую повязку.
Мужчина удивленно изогнул брови.
– Ты проснулась от запаха гари?
– Тут был дым. Когда вы открыли дверь он…
Я опустила подбородок, вжимая голову в подушку. Мне кажется, что я несу бред. Звучит то, что я говорю, очень неправильно.
У меня болело горло. Сильно кололо виски, и руки… Что-то с руками…
– Что со мной? – обратилась я к мужчине, когда он сделал какую-то пометку в документах и принялся осматривать мою шею, плечи и руки в локтях.
– Отравление угарным газом, – будничным тоном отвечал он, словно предлагал мне какие-то блюда из меню в студенческой столовой. – Порезы, гематомы, небольшой шок и, наверное, все… Шучу. Точно все.
Когда он взял меня за руку, я неожиданно для самой себя вздрогнула и отдернула к груди обе кисти. Так вот что с ними. Я чувствовала сухость и натянутость кожи. На ладонях были бинты. На левой руке еще был лейкопластырь, тянущийся по всему запястью.
– Дай мне осмотреть тебя. Не дергайся, пожалуйста, – врач взял обе мои руки и поочередно согнул пальцы. – Тебе повезло. Пострадала ты достаточно, но из-за своей же глупости.
– О чем вы?
– О том, что ты вернулась в здание.
– Я искала подругу, – отвечала я, однако в голове было пусто. Ответ поступил сам. Словно он уже был заготовлен у меня в подсознании.
– Ты ведь знаешь, да? Это было глупо. Да, ты хотела помочь. Но в этой ситуации ты просто подвергла себя опасности и все. Ты бы не спасла ее…
Меня обдало холодом.
– Боже! – воскликнул он. – Не волнуйся! Она жива, и состояние ее стабильное… Я лишь хотел сказать, что, не имея ни навыка, ни хоть какой-то подготовки, ни снаряжения. Соваться в это дело глупая идея. Ты могла умереть просто потому, что сглупила. Тебе повезло раз, когда ты вышла оттуда сама. Тебе повезло второй, когда тебя вынесли из здания.
– Где она сейчас?
– На этом же этаже. Ее состояние хуже. Отравление, гематомы и перелом руки, – мужчина опустил на мои ноги одеяло и сел на стул рядом, записывая что-то в бумаги. – Она поправится. Уверяю тебя. Но времени нужно больше… Вам обеим очень повезло. Буквально секунды отделяли вас от смерти.
Я сглотнула и немного закашлялась. В горле пересохло.
– Кстати, – он отложил свою писанину и широко улыбнулся. – С Новым годом тебя! Твой подарок в коридоре. Родители с того вечера караулят тебя здесь. Позвать?
Я подняла руки и потерла щеки. Наверное, я бледная как труп.
Мама убьет меня, ведь я чуть не погибла.
Пока никто не заходил. Лежавшие рядом люди спали. Все молоды. Видимо тоже пострадавшие при пожаре. Интересно, сколько человек попало в больницу? А сколько погибло?
Дверь вновь открылась и в палату вошла Розали. Лицо у нее осунулось, белки глаз почти багровые. Отец шел следом. Угрюмый и непобедимый. Если бы я не была пострадавшей, он бы мне «всыпал по первое число», просто хотя бы за то, что я поехала на вечеринку. В его понимании я должна находиться дома, пока не возникнет необходимость выйти. Ну там… Учеба, покупка продуктов, прогулки с Никки… Какие-то чрезвычайные ситуации.
– Как ты? – спросила мама, кладя руки мне на лодыжки.
– Нормально, – отозвалась я. – Доктор сказал живая.
– Мы говорили с ним. Он сказал, что тебе гораздо лучше, – отец подошел к табурету и опустился на него, устало сгорбившись над моей постелью. Мне кажется, они оба не спали.
– Неизвестно, когда меня выпустят?
– Сама-то как думаешь? – усмехнулся он.
– Я тут надолго, я поняла.
Звучало это довольно раздраженно. Я выругалась про себя.
– Вилл, никто не виноват, что ты здесь, – строго проговорил отец. Его убеждения, что лучше всего сидеть дом и никуда не выходить, пока лишь подтверждаются происходящим. – Ты будешь здесь, пока врачи не решат, что все хорошо.
– Звучит очень печально, – вздохнула я, пробуя подняться. Розали подошла ближе и подложила мне подушки под голову и спину. – Я чувствую себя здоровой. Голова только болит, но скорее из-за того, что я проспала… Сколько? Почти три дня?
– Да, сегодня третий, – мягко сказала мама вполголоса. – Скоро уже будет темнеть…
– Мам.
– Да, Вилл?
– Сколько жертв?
Родители обменялись недолгим, но многозначительным взглядом. Они будто в сговоре.
– Сорок девять человек.
Картинка постепенно начала собираться по крупицам в моей голове. Вечеринка. Сирена. Крики. Дым. Снег. Кровь. Стекло. Огонь.
Слишком много пустот. Чего-то не хватает. Я словно потеряла память. Сидела на пепелище и разбирала завалы из остатков прошлого. Что я оставила там? О чем забыла? Что потеряла из виду?
– Мам, а кто нас вытащил?
– Не знаю, детка. Добровольцы, спасатели, врачи, – нахмурившись, ответила она. – Я видела только съемки с камер. Нам позвонили, когда тебя уже привезли в больницу.
– Я ее не нашла. Ведь так?
– Вилл, – папа поднял руку в воздух. Просьба остановиться. – Вас спасли и это самое главное. Ни о чем другом тебе сейчас думать не нужно.
«Постараюсь, пап» – невесело подумала я.
В палате появилась сестра. Она прошла вглубь комнаты, что-то напевая себе под нос, открыла форточку и направилась ко мне.
– Вам нужно поесть. Обед принесут через пятнадцать минут.
– Я могу встать? – обратилась я к ней.
– Можете, но одной лучше не перемещаться по больнице, – ответила женщина, осматривая мое лежбище. – Вы родители?
– Да, – с тоном «а что не видно?» проговорил отец. – Мы мешаем?
– Мне нет. Хотите, сидите здесь, но не шумите.
– Хорошо, спасибо.
– Есть какие-то пожелания? – спросила сестра у меня.
– Да, – растягивая пересохшие губы в улыбке, пока кожа на них не начала болезненно трескаться, ответила я. – Отпустите меня домой.
– Скорее всего, вас выпишут сегодня. Я видела вашу карту. Доктор сам вам скажет, когда вернется с осмотра.
За окном сгущались сумерки. У окна на улице прерывисто горел фонарь. В его теплом оранжевом свете кружили тысячи мелких снежинок, больше похожих на пыль. Гул ветра был слышен даже через толстое стекло и пластик. Невдалеке приветливо искрилась бликами фар заснеженная трасса. Сотни машин проносились мимо. Через больничный парк, если верить рассказам пациентов, можно было выйти в лес. Тут же, рядом со зданием, располагалась парковка. Внизу стояла машина отца. Он разговаривал с какой-то женщиной, вышедшей из-за руля красной Хонды пару минут назад. К ним неспеша подошла моя мама и махнула рукой. Надеюсь, это не очередная клиентка Розали. Если так, то я за себя не ручаюсь.
Я подняла голову и неожиданно разглядела среди крон деревьев вдалеке крышу небольшой часовни.
«Что-что, а вид здесь волшебный».
Ната лежала с закрытыми глазами и не двигалась. Поговорить с ней у меня так и не получилось. Я подошла к ее постели и взяла за руку. Рыжая осталась неподвижной. Время шло, а я никак не хотела идти у него на поводу. Опустившись к лицу подруги, я надолго прижалась губами к ее холодному лбу. Запах оплавившегося пластика и синтетики тут же воскресил в памяти недавние события. Сделав над собой усилие, я отпрянула.
– Прости меня.
В коридоре меня встретила долгожданная прохлада. Под большими настенными часами, среди множества информационных досок и плакатов, стояла искусственная елка, с кучей разнообразных игрушек. Кое-где висели свертки либо конверты с пожеланиями. Атмосфера здесь была праздничной, но какая-то странная и тихая печаль не покидала это место.
У самых дверей стояла толпа людей. Среди них я увидела родителей. Мама подошла ближе и взяла мою руку.
– Готова? – спросила она.
– Угу.
– Мне нужно подписать еще какие-то документы, – пробубнил хмуро отец и исчез за спинами людей у стойки администрации.
– Идем, – рука матери, горячая и слегка влажная из-за снега, оставшегося на воротнике ее куртки, с чувством сжала мое запястье. Глаза ее, по обыкновению холодные и незаинтересованные, в этом мимолетном жесте показались встревоженными.
Входная дверь снова открылась. До меня донесся аромат очередного незнакомого женского парфюма, нагретого теплыми потоками воздуха из кондиционера, шумно гудящего над главным входом в здание. Розали потянула меня вперед. Тревога в ее глазах стала отчетливее.
– Хочу тебя познакомить с Мэри, – к тому моменту девушка уже приближалась к нам. – Мэри, это Вилл, моя дочь.
Ей было примерно двадцать пять – тридцать лет. Невысокая, стройная, со светлой, почти молочной кожей, как у тех кукол, что когда-то было модно дарить новорожденным малышкам, с копной волнистых каштановых волос, спускающихся по плечам на придерживаемую руками черную лоснящуюся шубу, с пухлыми губами под алой помадой и большими, ярко-синими, почти лазурными глазами. «Линзы» – подумала я. На груди ее расположился крупный красный камень, заточенный в золотое кольцо, отливающий множеством бликов при каждом движении девушки. Она прошла мимо собравшихся в кучку людей у входа и подплыла к нам. От нее исходил тонкий, но стойкий аромат дорогого парфюма, свежести улицы и слабых ноток чего-то сладкого. Корица, горячая выпечка, ореховый сироп… Она пахла, словно рождественский пирог!
– Привет, Вилл, – высоким, мягким голосом проговорила она и обнажила прямые белые зубы. Я попыталась предположить, где мои родители могли познакомиться с ней. На ум ничего не шло. Она мало походила на одного из клерков. Скорее заказчик или быть может, крупный партнер. Мои догадки пока казались мне верными.
– Здравствуйте, – ответила я ей, осознавая, что хмурюсь.
– Мне жаль, что ты попала сюда… Я рада, что с тобой все хорошо. Розали часто о тебе говорила, – казалось бы, в тоне этой девушке нет ничего угрожающего либо напрягающего, но во мне зародилось странное чувство. Я боялась, а вернее опасалась. Что-то мне не нравилось в этой особе. Быть может ее почти фантастическая красота. А может то, что это чувство волнения стало моим постоянным спутником. Я заметила, что стала излишне тревожной и от этого тревожилась еще сильнее. Какой-то замкнутый круг. – Рада, что познакомилась с тобой лично.
– Да, это взаимно, – натянуто улыбнулась я. Зачем здесь она? Какой вселенский смысл в нашем знакомстве здесь и сейчас?
Мы вышли из здания больницы и прошли к парковке. Папа уже прогрел машину. Оказавшись в салоне, я шумно выдохнула и поежилась в куртке.
«Домой. Скоро я буду дома».
Естественно, вскоре каждый вдох отзывался болью в легких и груди. Глаза заволоки слезы. Я спустилась на четвереньки, в надежде, что это немного облегчит мое состояние. В зале также включался и выключался оранжевый свет. На полу лежали люди. Одежда, стекло, куски пластика… Я перемещалась от одного тела к другому. Наты нигде не было. Вдруг с треском обвалилась картонная стена за сценой, и вместе с дымом в воздух поднялся столб пыли и трухи. Если раньше свет появлялся и исчезал вновь и вновь, отгоняя тьму, то теперь тусклое свечение было всюду. Что это и каков источник света стало понятно сразу, но я отказывалась принимать этот факт. Мне нужно было найти подругу. Дикий кашель разрывал грудь. От слез видимость стала еще хуже. На полу я видела пятна крови. Впереди лежала девушка в таком же платье, что у Наты. Я направилась к ней. Преодолев пару метров, я поняла, что ноги не слушаются. Они тряслись и не держали мой вес. Внезапно я упала. Меня так разозлила моя слабость, что я стала рыдать и ругаться, пусть этого никто и не слышал.
Перед моим носом, среди стекла и пятен крови, проползла расплывчатая тень. Ожидать какого-то движения от людей вокруг мне не приходилось, поскольку присутствующие не подавали признаков жизни. Я испугалась очередного падения стен и подтянула под себя ноги, скрутившись в клубок. Незнакомая девушка впереди безжизненно смотрела в мою сторону.
Ужас сковал сердце в свои цепкие хищные объятья. Надо мной кто-то стоял, и я понимала это также ясно, как и принимала безвыходность собственного положения. Вместо облегчения при виде живого человека, мной завладел панический страх. Я повернула голову и тут же зажмурилась. Тело начало трясти, а тень неминуемо приближалась. Пара алых, струящихся лавой колец возникла над моим лицом. Тень взяла меня за руки и посмотрела мне в глаза.