Тина (Tina) Оган (Ogan)
Месомена
Рывок. У меня пара секунд.
Я схватила ключ от внедорожника Сэма, впрыгнула в ботинки, зацепила по пути куртку и выбежала с Никки за дверь. Автомобиль приветливо замигал фарами. Пропустив добермана вперед, я села за руль и сдала назад, пока задний порог внедорожника не зачерпнул заледеневшего на верхушке сугроба снега.
Секунда. Две. Три.
Дверь дома закрыта. Я выворачиваю руль и, пробуксовав на месте, срываюсь в сторону дороги за лесом. Уже на трассе я заблокировала двери и прибавила газу, поглядывая в зеркало заднего вида. За мной пока никого. Сквозь слезы я следила за дорогой перед носом машины, нервно ожидая, что начнется погоня, но на всем пути мне не попалось ни одной знакомой машины. Конечно, все слышали, что я уехала. Не трудно догадаться, что мои родители тоже в курсе и возможно меня сегодня же привезут обратно.
Знала ли мама?
К кому я могла поехать?
На въезде в город я сбавила скорость. Взяв курс на дом Натали, я принялась соображать, что и в какой последовательности буду делать.
Первое – нужно выяснить, где сама Ната. Что с ней. В каком она сейчас состоянии.
Я нашла окно в ее комнаты сразу. Оно было полностью зашторено. Свет не горел. Оставалось ждать наступления утра. То, что говорил мужчина, было похоже на правду, равно как и то, что говорили все вокруг. Мои родители верили Кроутерам и вряд ли ждали предательства от них, поэтому говорить с Розали пока смысла я не видела. Тот факт, что абсолютно незнакомые люди приводили меня к заключению, что мне грозит опасность именно от семьи Кроутеров, не давал мне покоя. Я не знала где мне искать правду и не знала, кто мог помочь.
Та самая Грейс все меньше и меньше внушала доверия.
Какой у всех них мотив? Что я сделала?
Безусловно, связь между Джоном и Дианой была, вот только какая, мне предстояло выяснить. Он умел то же, что и она, и это мало походило на счастливое стечение обстоятельств. В ту ночь, когда она заявилась в дом, ее горячее желание пригубить поцелуй Джона говорил о том, что у нее были какие-то чувства к нему. Тогда слова Симоны звучали как чистое вранье. Сам Джон и вовсе мне ничего не ответил.
Несвязный поток мыслей и сотни вопросов одолели меня. Головная боль вернулась без приглашения. Тело безвольно погружалось в сон. На то, чтобы остаться на плаву и не закрыть в очередной раз глаза дольше, чем на пару минут, у меня уходили все остатки сил.
Я не сводила глаз с далекого окна Наты, всем сердцем надеясь, что вот-вот в ее комнате загорится свет.
– Я схожу сума, – пробубнила я себе под нос.
Моя спутница – Никки – недовольно заскулила и принялась топтаться по кругу, не находя места куда можно бросить свои кости. Ее движение привлекло мое внимание. Я протрезвела.
Постепенно в окнах домов стали загораться огни. В восьмом часу утра Ната включила свет. Ее фигура двинулась мимо занавесок и остановилась в районе шкафа. Спустя пару минут она включила свет в гостиной, где спала ее мама. Они собирались. Я завела автомобиль и не спеша подъехала к подъезду ее дома. Ната появилась через час. Сказать, что увидеть меня она не ожидала – это не сказать ничего.
– Вилл? – ошарашенно выкатила она глаза, когда я открыла водительскую дверь.
На ней не было видимых признаков насилия. Она как всегда по утрам, выглядело угрюмо и раздраженно. Вытянув из-за воротника куртки шею, девушка торопливо двинулась в мою сторону.
– Ты что тут делаешь? И почему ты одна?
– Ната, расскажи, что вчера произошло?
– Господи… Ты из-за этого приехала?
Теперь моя очередь удивляться.
Взгляд Наты из серии «Ты что, дура?» сбил меня столку.
– С кем ты вчера говорила? – настойчивее заговорила я.
– Да не знаю… Подошел какой-то чудик, сказал, что ему необходимо позвонить тебе… Думала это кто-то из твоих. Он говорил о тебе так, словно вы друзья.
– Из моих?
– Ну да! Я думала это один из твоих новых дружков… Конечно, я застремалась сначала, но он выглядел таким серьезным. Сказал, что нужен телефон. Я не помню, что точно он мне сказал, но что-то вроде «Это очень важно, твоя подруга должна знать».
– И ты отдала ему телефон?
– А что мне было делать? Я понятия не имела, кто он и чего хотел, но подумала, что это действительно могло быть важно!
– Ты слышала, что он говорил?
– Нет… Он отошел от меня, а я стояла у стойки охраны в фойе… Стоп. А что он тебе сказал?
Нату не тронули. Она отдала телефон по доброй воле. Более того, ее совсем не беспокоил тот факт, что к не подошел незнакомый человек и заговорил обо мне.
– Почему ты написала мне? – я поняла, что перешла на крик.
– Что? Почему я должна… – она резко умолкла. Глаза потемнели от осознания произошедшего. – Это не один из твоих?
Подруга опустила голову и посмотрела вглубь салона. При виде добермана внутри лицо ее приняло еще более озадаченное выражение.
– Ната, мне нужна помощь.
Глава 17. «Будь умничкой»
– Что ты думаешь делать? – спросила Ната.
Мы сидели в машине у ее дома, невдалеке от парка.
– Не знаю.
– К родителям ехать ты не хочешь. Верно?
Я молчала.
Это было не так. Первое что я хотела – вернуться к родителям.
– Я не думаю, что мне стоит ехать к ним.
– Ты боишься за них или за себя? – поворачивая ко мне голову, спросила Ната.
– Честно признаться… Я сейчас боюсь абсолютно всего. Именно так, как сказал вчера тот мужчина.
– Ты после его звонка решила уехать?
– Не совсем.
– Я не понимаю, Вилл, – она недовольно вздохнула и отвернулась к окну.
– Мне нужно время на то, чтобы решить, что я буду делать дальше.
– Вилл… Ты угнала тачку. Помимо того, что за тобой ведут охоту какие-то демоны, сейчас и полиция по твою душу объявится.
– Вряд ли Сэм станет обращаться по этому поводу.
– Так что, она теперь твоя?
Не сдержав эмоции, я выругалась.
– Мне нужно снять квартиру. Желательно недорогую. Найти деньги хотя бы на первое время и найти работу.
– У меня есть на примете квартира, но она тебе не понравится.
– Неужели?
– Но тачку оставь у родителей. Пусть ее заберут, – угрожающе подняв палец, сказала Ната.
– Где эта квартира?
Оказалось, что в доме, где жила Ната, буквально парой этажей выше, недавно мирно скончалась старушка. Ее семья, в лице дочери и брата покойной поспешно вывезли все вещи, мебель и технику. Скромные пожитки бабули и старую утварь в доме вынесли на помойку, и, судя по всему, в квартире остались только стены.
– У тебя есть деньги? – спросила у меня Ната.
Мое лицо ответило за меня. Подруга недовольно поежилась.
– Ладно, – бросила она. – Давай так… Я договорюсь о встрече на ближайшее время, возможно квартира пока пустая. Нужно будет найти где-то деньги. У тебя есть идеи?
– Нет. Я буду искать работу, но на первое время денег нет.
– Может, попробуешь договориться с родителями?
Я усмехнулась.
– Что? – пожала плечами подруга.
– Мало того, что я сбежала, так еще и объявлюсь с просьбой одолжить денег.
– Не знаю… Это же родители. По мне, это нормально.
Выбор у меня был весьма ограничен. Людей, способных одолжить довольно крупную сумму денег, у меня среди знакомых нет. Оставались только родители.
– Отлично! Спасибо! – Ната отключилась от звонка и убрала телефон, после чего обратилась ко мне. – Шикарно, Вилл! Они будут здесь через час. Покажут тебе квартиру. По поводу оплаты можно с ними договориться. Мама много лет дружила с этой женщиной, иногда присматривала за старушкой.
В конечном счете, мы с Натой просидели в машине почти два часа. Хозяйка квартиры задерживалась, но торопиться мне было некуда. Вряд ли меня найдут именно здесь, если, конечно, Грейс не решит влезть либо же у Джона не откроется дар провидца.
Квартира оказалась абсолютно пустой. В коридоре одиноко стояла старая табуретка. В небольшой гостиной, на полу, лежал скрученный матрас в компании с потрепанным насосом. Спальня за стеной тоже оказалась пустой. Наличие в кухне почти всей мебели, включая стол и угловой диван, несказанно меня обрадовало.
– Заселиться можете сразу. Если нужно, могу подготовить договор, – женщина, которая приходилась дочерью усопшей, не спешила сдавать квартиру незнакомцам. Идея поселить соседскую подругу ей нравилась куда больше. К Нате она обращалась на «ты».
– Это не так важно, – по-свойски ответила ей девушка, выражая всем своим видом уверенность в том, что делает, словно квартиру сдавала она, а не эта женщина. – По поводу оплаты. Как вы рассчитывали ее принимать?
– Ну… – сбитая с толку протянула хозяйка. – Я думала брать на месяц вперед и плюс залог. В нашем случае, наверное, залог не требуется.
Я поморщилась. Залог?
– Хорошо! Спасибо!
– Повторюсь, заселиться можете хоть сейчас. Ключи будут у вас, еще одна связка у меня. Оплатить можете либо наличными, либо переводом.
– Нам нужно время подумать, – ответила я хозяйке.
– Да, конечно! Я буду здесь до обеда.
– Хорошо.
Ната потянула меня вниз, в свою квартиру. Пока она кипятила чайник и собирала к перекусу снеки, я пытливо выискивала хоть какие-то идеи. Как бы мне не хотелось, все мои размышления приходили к одному человеку.
– Слушай, – позвала Ната из кухни. – Могу предложить тебе, как вариант, договориться с моей мамой. Может она поддержит…
На душе заскребли кошки. Я опустила отяжелевшую голову на руки.
Уж лучше я попробую поговорить с папой.
– Ты слышишь меня? – войдя в комнату с весьма недовольным видом, обратилась ко мне Ната.
– Слышу. Я просто думаю, что нужно сначала поговорить с родителями.
– Поедешь к ним?
– Нет.
– Ладно, Вилл. Не парься только особо. Если ничего не выйдет, я договорюсь с мамой. Поживешь у нас.
Подруга осталась стоять на пороге в комнату, задумчиво ожидая от меня хоть какой-то реакции.
– И откуда ты такая взялась, – протянула я с улыбкой, поднимая голову.
– Какая?
– Добрая.
В ответ девушка изобразила что-то непонятное на своем лице и вышла за дверь. Для нее это звучало как оскорбление. Либо ей не понравилась моя откровенность.
Телефон молчал. Ни единого пропущенного. Я не имела представления, что творилось на уме у родителей, и что планировали делать Кроутеры.
– Алло.
Голос отца звучал громче обычного, был напряжен и звенел металлом. На звонок он ответил почти сразу, едва я услышала первые гудки. Я взяла себя в руки и ответила.
– Привет, пап.
– Вилл, где ты? Что случилось?
– Пап, я в городе. Ничего не случилось, все хорошо.
– Где ты? Когда вернешься?
– Пап, все хорошо. Я в безопасности. Мне нужно было уехать на время.
– Куда? К кому? Что произошло?
Объяснить все то, что сейчас занимало мою голову, от чего я последние часы в доме не знала покоя, что лишало меня сна и нормальной жизни… Все это казалось таким ненастоящим, таким бессмысленным. Я могла бы попытаться, но должного эффекта это бы не возымело. Так вышло, что я оказалась между двух огней и не знала в какую сторону двигаться. Говорить все это отцу – бессмысленно. Жалко и глупо.
– Пап, все нормально. Я потом все объясню.
– Где ты сейчас?
– Я не хочу, чтобы кто-то приезжал за мной.
– Ты ставишь себя под удар, Вилл! Ты что, не знаешь, что это опасно?
– Пап. Я все знаю. Даже больше… Я бы не стала уезжать просто так.
– Почему, Вилл? – крики отца болью отзывались в моей груди. Я на грани того, чтобы сорваться. Нужно что-то предпринять.
– Пап, мне очень нужна помощь.
– Что случилось?
– Ничего. Я просто… – голос мой сорвался. Я шумно сглотнула и потерла рукой заколовший висок. – Мне нужны деньги. На первое время. Я решила пожить отдельно, пока не приму решение, что делать дальше…
– Ты сума сошла? Они тебя убьют! – полным гнева криком прервал меня отец. Слетевшие с его губ проклятия лишили дара речи. Все более чем настоящее. – Она стреляла в твою беременную мать. Они устроили теракт! Что значит пожить отдельно?! Ты самоубийца?
Я убрала телефон от лица и ткнула пальце на красную кнопку.
– Все ясно.
Подруга стояла в дверном проеме с бутылкой воды в руке. По взгляду все понятно. Она слышала каждое слово.
– Я дерьмо?
– Точно нет, – надменно бросила она и прошла в комнату. – Я бы тоже сбросила.
Легче не стало.
Натали плюхнулась в кресло рядом со мной и завела разговор на тему «Никто не имеет права так с тобой обращаться». В свою очередь я слушала ее в пол уха. Другая половина все слушала крики отца, десятки раз по кругу повторяя его слова.
– Он звонит, – девушка указала на телефон рядом со мной.
– Да, – я перевернула телефон экраном вниз. Трижды отец пытался связаться со мной вновь за буквально пару минут.
– Они знают где я живу?
– Дориан знает район. Он же забирал тебя в тот вечер…
– Но ты не уверена.
Я качнула головой. Найти меня при желании – дело максимум часа.
– Есть ли еще причина, почему ты сбежала?
Я поморщилась. Тошнота подступила к самому горлу. Закрыв глаза, я холодно ответила подруге на вопрос.
– Это не побег. И причин много.
– Ты сделала это из-за звонка того парня?
Из-за чего?
Розали – властная, контролирующая, вспыльчивая, наседающая, вездесущая, слишком любящая себя, чтобы услышать чужое мнение. Пол – такой же вспыльчивый, ведомый, черствый, холодный, согласный лишь на то, что будет соответствовать его ожиданиям, что будет вписываться в его видение мира. Сэм – доминирующий, всезнающий и ничего не предпринимающий, человек, решивший, что все как-то само собой каким-то волшебным образом решится само, делающий вид, что ему не плевать. Дориан – бесцеремонный, надменный, такой же вспыльчивый, упрямый и самодовольный тип.
Джон…
Натали что-то бубнила рядом. Она что-то говорит. Что?
«Джон?»
Его тонкая, едва различимая улыбка. Украденная мной, запечатленная в моей памяти. Ее больше ни у кого нет. Только в моей голове. Его мягкая, еще сонная, безмятежная улыбка, исчезнувшая в шелковых подушках. Простая, как у человека. Человека, которым он не являлся.
– Я уехала, так как думала, что ты в опасности.
– Так вернись. Я в порядке.
Глубокие серо-голубые глаза Натали пытливо впивались мне в лицо. На губах обосновалась хитроумная ухмылка.
– Мне на ум приходит только тот парень. Он ведь давно за тобой следит. Как минимум с осени. Боишься его?
– Он здесь каким боком?
– Ты не говоришь, я додумываю. Все, как всегда. Я помню, как вы танцевали тогда…
– Отвяжись!
Терпеть не могу, когда она права. Аж тошнит.
«Денежный перевод»
«Я приеду через час к зданию факультета. Буду ждать. Срочно!»
– Что там?
– Отец прислал деньги.
– Вот видишь! Поорал и успокоился.
– Через час мне нужно быть у университета. Он будет ждать.
– Поедешь?
«Пообещай, что ты будешь один»
Никки я оставила у Натали. Заведя двигатель внедорожника, я выехала с парковки во дворе и двинулась в сторону места назначения. Чувство омерзения к самой себе и дезориентации не покидали меня ни на миг. Какая-то часть меня была абсолютно уверена в правильности действий, другая же рвалась обратно к Кроутерам. Похоже ли это на стокгольмский синдром?
Машина отца стояла на полупустой парковке университета. В салоне кроме него я никого не увидела. Лицо его было опущено, а взгляд направлен куда-то вниз. Остановившись на обочине, не доезжая до шлагбаума, я присмотрелась к стоящим неподалеку машинам. Ни одной знакомой. Отец поднял голову и осмотрелся. В руке у него находился телефон. Отбросив его на приборную панель, под самое стекло, он прижал руку ко рту и выжидающего уставился на дорогу. Глаза его помутнены тревогой.
Я осмотрела салон. Телефон в кармане куртки. Наушники я, кажется, оставила у подруги. На задних сидениях ничего, кроме полупустой бутылки воды и зарядного устройства телефона Мэри. Завидев папку документов Симоны, я невольно чертыхнулась.
– Супер, – выдохнула я и в последний раз положила руки на руль. Назад дороги для меня нет.
Оставив внедорожник на соседствующем с машиной отца месте, я заглушила двигатель и вышла.
– Привет, – сказала я, подходя к папе.
Он уже стоял у своей машины, опершись рукой о раму двери.
– Привет.
Мы молчали. Долго. Слишком долго, чтобы не заметить это.
Пришлось говорить первой.
– Ты один?
Он скупо кивнул головой.
– Пап, я знаю, ты злишься…
– Нет, – прервал он меня и голос его едва снова не сорвался на крик. – Если ты думаешь, что справишься, что с тобой все будет хорошо, что ничто и никто тебе не грозит – пожалуйста. Удачи.
– Так не могло больше продолжаться.
– А сейчас? Что сейчас у тебя на уме?
– Пап, я не хочу быть вечно кем-то спасаемой или же кем-то преследуемой. Позволь мне самой отвечать за свою жизнь.
– Ты говоришь чушь!
– Как вы видели это с Розали? Что я буду до седины сидеть в том доме, бояться каждого звонка в дверь, слушать сказки, верить в чепуху, которую несут окружающие…
– А что ты будешь делать, если прямо сейчас здесь будет Диана?
– Что угодно! В конце концов, она всего лишь человек… В ней больше правды, чем в тех, кому вы доверяете.
Двери главного здания университета открылись и на улицу не спеша стали выходить обучающиеся. Кто-то двинулся в сторону парковки, кто-то остался стоять рядом со входом, закуривая и продолжая шумную беседу, кто-то направился к входу в метро. Я осмотрела окружающие нас машины и снова не обнаружили ни одного знакомого лица.
– Передай Сэму мои извинения. Вот ключи… Я выйду на связь сама, если будет нужно. Преследовать меня не нужно.
Отец не двинулся с места, продолжая буравить взглядом невидимую точку у меня под ногами. Кожа на его лице продолжала пылать.
– Возьми, – протягивая ключи, настойчиво сказала я.
– Что ты делаешь, Вилл… Ты подставляешь себя. Неужели ты не понимаешь, что тебе грозит?
– Пап. Возьми ключи, и я уйду.
– Только ради этого хотела встретиться?
– Я хотела поговорить с тобой. Хотела, чтобы ты понял.
– Я не могу понять это, Вилл. Ты просто ставишь свою жизнь под угрозу. И все.
– Значит, так тому и быть. Это мое решение. И очень прошу, не нужно за мной следить.
Отец обессиленно умолк, едва заметно подняв глаза куда-то в сторону.
– Я перевел тебе денег на карту. Должно хватить на какое-то время, пока ты не… Решишь «что-то», – пренебрежительно тряхнул он головой.
– Спасибо. Ты очень помог мне.
– Сомневаюсь.
– Отдай, пожалуйста, это Сэму и передай мои извинения. Я не хотела этого.
– Ты вернешься?
Безвольная улыбка предательски осела на моих губах. Зачем? Что это даст? Так, я стала выглядеть слабой. Теперь отец абсолютно убежден, что я не знаю, что делаю.
– Я хотел дать кое-что, – он открыл заднюю дверь машины и остановился. – Садись, я довезу тебя. Потом заберешь пакет.
– Пап, не нужно…
– Садись, – протянул он нетерпеливо. – Дай отцу проявить заботу.
– Ты уже сделал, все что мог. А что в пакете?
– Потом посмотришь. Садись я довезу тебя.
– Пап…
– Что? Думаешь, я попытаюсь тебя похитить?
– Я знаю, ты уже сказал ей, зачем и куда направился. Пожалуйста, эту часть истории ей знать не обязательно.
Я повиновалась. Скорее это была попытка угодить отцу, чем истинным желанием поддаться.
– Северный парк? – спросил Пол, как только я захлопнула за собой дверь
«Черт!»
– Ты сразу догадался?
– Я бы сделал также.
– Но я не буду жить с Натой. В любом случае, меня скоро там уже не будет.
– Как скажешь, – с тоном «мне все равно» отозвался отец.
В черном плотном пакете оказался сверток. Тяжелый, плотно перевязанный в мой старый школьный шарф.
– И зачем?
– Глупый вопрос. Так у тебя чуть больше, чем «нисколько» шансов.
Я покосилась на отца. Не верю, что он делал это.
– Надеюсь, он тебе никогда не пригодится. Мне спокойнее, когда я знаю, что тебе есть чем обороняться. Если все-таки придется.
– Мама в курсе?
– Она всегда была против наших походов в стрелковый клуб. Хотя это сейчас мне кажется очень логичным, – усмехнулся мужчина.
– Она много нелогичных вещей предпринимала.
– Да, вы похожи.
Я открыла рот, чтобы выругаться, но остановила себя в последнее мгновение.
– Тебе стоит понять ее. Уважать ее решения. Она много сделала для того, чтобы ты сейчас просто дышала. Еще одна причина почему меня бесит твое решение.
– Пожалуйста, не начинай это.
Отец бросил на меня раздраженный взгляд. От злости у него краснели белки глаз.
Еще немного и очередная идиотская ухмылка снова завладеет мной. Я опустила глаза к пакету на коленях.
– Я благодарна ей. И тебе. И Кроутерам, – «кем бы они ни были и чего бы не хотели от нас» – Спасибо тебе.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. И давай, звони мне, если что-то случится, хорошо?
Взгляд его темных, будто топленый шоколад, глаз заволокла неясная мне тень. Он смотрел в сторону так, будто знал то, чего не знала я. Он хотел и мог сказать что-то еще, но не решился сделать это. Быть может, в тот день я в тысячный раз потеряла его доверие, а быть может, именно тогда, он понял, что прежней мне не быть, и ему не станет легче.
– Спасибо тебе, – я вытянулась к отцу и крепко обняла его широкие могучие плечи. После я вышла на улицу и быстрым шагом направилась к парку, на ходу вытирая слезы со щек.
Глава 18. «Мое – не мое»
«И дыбом встали волосы мои
При мысли, что спастись – не в нашей власти.»
(Данте Алигьери «Божественная комедия»)
Май.
Кошмары стали неотъемлемой частью моего существования. Моя плоть, мой разум, моя боль и мои гниющие раны. Этот густой смердящий осадок – доказательство того, что мои воспоминания и моя история ни выдумка, ни плод фантазии и не старания больного воспаленного мозга, испещренного гноящимися язвами – тем, что осталось от прошлого. Это все было правдой. В каком-то смысле быть больной, знать диагноз и иметь подходящие лекарства – спасение. У меня же были догадки, опасения… И бесконечная, тяжелая, вяжущая, подобно болотному илу, тупая боль, пронизавшая все клетки тела. Я боялась ночей, боялась шумов, изредка выбиралась на улицу, спала лишь тогда, когда со мной в комнате оставалась Никки. Я все чаще и чаще стала проверять заперты ли замки, все чаще укладывала пистолет рядом с собой, под подушку, звонила подруге и коллегам с такой периодичностью, которую было не застать годом ранее. Я всячески пыталась заполнить свободные часы и минуты хоть чем-то, что могло отвлечь меня от моих нездоровых назойливых мыслей. Пол рядом с матрасом был завален книгами, статьями, кучей исписанных дневников, вперемешку с тетрадями из университета. Казалось, я забила свой досуг чем только могла.
Но как бы я не хотела, как бы не противилась и не тянула время, неизменно наступала ночь. Чтобы я не делала, она неизменно подступалась ко мне. Раз за разом.
От окна в комнате падал сотнями рассеянных и трепещущих лучей свет. Словно северное сияние. Холодный, изумрудный, туманный свет, устремленный вглубь комнаты. Я подошла ближе к оконной раме, упершись ногами в постель, заглянула за подоконник и увидела, как обесточило высотки напротив. Как мутная зеленая вода подползла почти да самого моего этажа, закрыв собой все, что было на земле. Я потянулась к пластиковой ручке и обнаружила, что окно давно открыто. Ночь сырая и холодная. Мерцание водной глади, нашедшей слабый источник света где-то высоко в небе, манило и влекло к себе. Сквозь сон, я отчетливо понимала, что эта особенность губительна и не правильна, но «я во сне» отказывалась повиноваться. Я вытянула руки над головой, оттолкнулась от пола и выпрыгнула в окно, почти сразу же нырнув в ледяные воды.
Фасады домов, деревья, машины. Все, что так привычно и близко, все это поглотила вода. Находясь в ее власти, я отчетливо различала местность и предметы вокруг. Теперь она не казалась такой мутной и нечистой. Я оглядела знакомую мне улицу в поисках чего-то важного, чего-то, что подсознательно жаждала найти в этой глубине.
Боковым зрением я выцепила у самого дна странный блик. За многометровой толщей воды под ногами виднелось то, чего я боялась. Опустив голову и присмотревшись, я увидела до ужаса знакомое лицо.
Он лежал на спине, закрыв глаза. Его ноги и руки неподвижно зависли над землей.
«Утопленник!» – подумала я и вместо того, чтобы всплыть, вдохнуть еще немного спасительного воздуха, я подталкиваю себя вперед и плыву вниз, ко дну, преодолевая десятки метров студеной воды с такой скоростью, какую не видела даже у самых лучших пловцов в мире.
Тело человека неподвижно. Он не живой. Я не могу даже сдвинуть его с места. Выбиваясь из сил, в попытках спасти беднягу, я с ужасом осознала, что стала задыхаться сама.
Вдруг рука утопленника ловит меня за запястье. Его глаза, черные и безжизненные, ровно такие, какими их непреклонно хранила в себе память, сейчас смотрят на меня в упор. Какая-то немыслимая, неподвластная моему пониманию ни во сне, ни по пробуждению, печаль твердо ужилась в этом взгляде. Эта скорбь словно стала частью его, она завладела им.
Он сжал мою руку, и запястье в тот же миг болезненно затрещало, осколками впившись в плоть. Агония и животный ужас спасли меня, позволив вырваться из этого затянувшегося кошмара. Взамен я оставила безумный истошный вопль, что еще долго будет жить в той реальности.
Я открыла глаза на полу своей съемной квартиры и тупо уставилась в белый потолок над собой. Так я пролежала довольно долгое время, придя в себя лишь от скрежета когтей о линолеум. Доберман понуро и не спеша подошла к постели и опустила голову на матрас, фыркнув что-то вроде: «Ты долго будешь валяться?»
Наступило утро. Я должна встать.
Зайдя в кухню, я сразу включила телевизор. Его очень любезно предоставила хозяйка, решив, что в абсолютно пустой квартире будет нужен именно он и я от всего сердца была благодарна ей, поскольку он создавал привычный фоновый шум, к которому я привыкла за последние годы. Поставив кофе на плиту, я подошла к «обеденному столу» Никки, взяла миски и двинулась к мойке. Помыв и протерев их, я налила воду в одну и положила корм в другую, то и дело поглядывая на хмурую нетерпеливую морду рядом с собой.
Алина – моя начальница, вернее директор и руководитель кафе-бутика, где я работала. Она предоставляла большую скидку для сотрудников на десерты и напитки. Мне очень удачно досталась коробка трюфелей с миндалем, которую оставили на складе месяц назад, благополучно забыв о сроке годности. Я вывалила коробку на тарелку и поставила в центре стола. Подоспевший кофе я вылила в подготовленную чашку и направилась в ванную комнату. Пока я умывалась, напиток остыл до комфортной температуры. Сев на край дивана, я бросила бесцельный блуждающий взгляд за оконную раму.
Сегодня совпали выходные у меня и у Натали. Я ждала ее с особым нетерпением. Тяжелые назойливые мысли тянулись за мной по пятам, в какую бы сторону я не направила внимание. Лишь она одна могла хоть немного загородить меня от них.
Мне не снился никто из Кроутеров уже несколько месяцев. С момента моего отъезда, я не видела ни Джона, ни Диану, ни Грейс. Очевидно, подсознательно я чувствовала вину за свой побег, ведь фактически я бросила семью, что приняла меня как своего полноценного члена. Для меня осталось загадкой лишь то, почему сознание решило начать вести диалог с совестью, спустя такой продолжительный период времени.
Я не думала о Джоне…
Иногда.
Одна из причин, по которой я записала себя в помешанные, это те самые мысли. Я искала его в толпе. Выискивала его лицо. Цеплялась взглядом за проезжающие мимо машины той же марки, что у него, обращала внимание на парней хоть на толику имеющих сходство с ним. Бесконечно думала о его словах, о его манерах, о движениях. Воспроизводила наши диалоги и досконально изучала все те детали, молекулы и частицы, которые были в нем. Строила картины и образы прошлого, играя с реальностью и вымыслом. Это стало моим хобби.
Я заняла себя работой, учебой, записалась на плавание и притащила домой кучу книг, но неизменным оставалось одно – я встречала в своей голове Джона. Где бы я ни была, куда бы ни смотрела и что бы ни делала, я видела его.
И вот теперь, к концу весны, я увидела его таким. Пугающим, страшным, неживым…
– Ты сегодня выглядишь еще хуже, чем обычно, – благородно отвесила мне очередной комплимент моя гостья.
Ната явилась ко мне в квартиру с бутылкой вина, полным рюкзаком фруктов, контейнером бутербродов и переносной музыкальной колонкой. Еще совсем сонная, явно только успевшая отодрать себя от кровати, она плюхнулась на диван в кухне и попросила заварить ей чай с «люксовыми конфетками».
– У меня выходной.
– Тогда вопросов нет, – лениво протянула рыжая, хотя справедливым объяснением моего «роскошного» вида это не являлось.
– А у тебя что?
– Тоже выходной. Плюс, я поругалась вчера с Артуром. Поэтому мое лицо похоже на раздутый прокисший помидор.
– По какому поводу? – без особой заинтересованности спросила я, зная, что так и так подруга примется расплескиваться эмоциями. Мне оставалось вести отсчет. Три, два один…
– А! – она махнула рукой в жесте «ну его», чем порядком меня удивила. – Не хочу о нем… Давай лучше ты расскажи, как ты сегодня себя чувствуешь и чем планируешь заняться.
– Я в норме. Судя по бутылке за моей спиной, планирую напиться.
– Да ну прекрати! От такого количества мы не напьемся.
– Предлагаешь прогуляться до магазина?
Ната театрально ухмыльнулась.
За что я безумно благодарила эту девушку, так это за то, что она создавала вокруг меня особый, отчужденный мир, полный покоя, расслабления и всепоглощающего «Черт с ним!». Все проблемы этого мира обсуждались ею как какие-то ненужные и временные детали, значения у которых не было. В нем нет ни грусти, ни печали, ни страхов, ни боли. Все, что волновало меня, когда я была одна, рядом с Натой становилось чушью, ничем. Она не расспрашивала меня о вещах, которые я не хотела обсуждать, не напоминала мне о них и очень редко сама бралась ныть по поводу своих злоключений. Мы просто отдыхали вместе. Шутили, смотрели кино, выпивали, слушали музыку, иногда выбирались на улицу. Это была тотальная терапия. Она действительно помогала.
К вечеру мы с подругой достаточно выпили, чтобы начать плакаться друг другу в жилетки. Так вышло, что у Наты имелся прекрасный повод.
Артур – юноша, с которым мы учились на одном факультете. Невысокий кареглазый смуглый парень, с сухим телосложением, присущим парням, которые занимались борьбой. Он ухаживал за Натой уже больше полугода, а последние три месяца официально стал ее парнем. Как только это произошло, подруга чаще стала пропадать в кафе, кинотеатрах и аттракционах без меня, чему я не удивлялась и реагировала хоть и не спокойно, но всегда с пониманием. Известие о том, что между влюбленными возникла ссора, значило лишь то, что во время примирения я рискую быть вовсе забытой, на день или даже два, поэтому от сегодняшнего вечера нужно было взять максимум.
– Знаешь, у меня все равно такое ощущение, что я поступила очень неправильно. Я тороплюсь, будто боюсь остаться одна и умереть в одиночестве. Это так… Глупо.
– О чем ты? – с блаженной улыбкой переспросила я у подруги.
Девушка нахмурилась и подняла бокал к виску, словно мысли ее витали на уровне загадок вселенной.