Тина (Tina) Оган (Ogan)
Месомена
– Ты ее видела?
– Кого?
– Девушку… Когда Дориан сказал, что это иллюзия. Что ты видела?
Я уставилась на Мэри. Она словно не слышала меня.
– Анну, – повторила я. – Мы видели ее в метро. Девушку без глаз. Дориан ее видел.
– Что она делала? Говорила ли?
– Я не помню. Не знаю, – я принялась судорожно ворошить вчерашний день. Мне почему-то тяжело давалось вспомнить еще какие-то детали об иллюзии. Во что она была одета? Что делала? Говорила ли? Видел ли кто-то еще ее? – Она просто стояла за дверью вагона и… Смотрела на него. Кажется.
Смотрящая на меня в изумлении Мэри молчала. Лицом ее завладело изумление.
– Вчера он не злился. Сейчас же словно с цепи сорвался, – проговорила я, едва вспомнив о мужчинах за стеной.
– Иллюзии видит тот, на кого они направлены. Она написала ее для него. А ты увидела… – Мэри будто завороженная отвела взгляд и принялась перебирать фрукты на столешнице, погрузившись в раздумья. Через время она продолжила вновь. – Ты увидела. Не знала, что так может быть.
– Она это Диана?
– Да… Она вводит в заблуждение. Мутит воду. Они не приносят вреда, но отравляют душу. Ему больно по сей день. Уверена, ее это забавляет.
– Мэри, расскажи мне. Кто эта девушка, Диана?
– Позже, Вилл, – прошептала Мэри. – Не здесь.
Мэри увлеченно приступила к сборке моего завтрака. Так ничего мне и не ответив, она молча стояла у стола и выкладывала в тарелку салат. Ее попытки выглядеть безмятежной казались мне некачественной игрой. Все не так «хорошо», как она хотела видеть и как порой пыталась убедить окружающих.
– Я сейчас вернусь, – сказала я, вставая со стула.
– Ты куда?
– Хочу погулять с Никки.
Услышав свое имя, собака запрыгала у закрытых дверей.
– А, хорошо, – заторможено ответила Мэри. – Потом поешь?
– Да.
Мэри отставила тарелку в сторону и направилась к двери. К моему удивлению, она вызвалась сопровождать меня. Проходя мимо гостиной, я ненамеренно обратилась вслух. Тишина.
На улице стояла довольно теплая погода. Безветренно, идет тяжелый тихий снег, на подъездной аллее только следы лап Никки. Мэри закрыла дверь за нами и подошла к краю лестницы, где стояла я.
– Анна была его девушкой, – произнесла она. – Конечно, ему больно вспоминать и думать о ней. Как и нам. Так вышло, что он винит себя в том, что случилось. Возможно, поэтому он вышел из себя, а не потому, что ты что-то сказала либо сделала. Не бери на свой счет, ладно Вилл?
От услышанного по телу ледяной россыпью пронеслись тысячи мурашек. Я не спешила отвечать Мэри, в очередной раз прогоняя в голове произошедшее в гостиной.
– Мы все, – переминаясь с ноги на ногу вновь начала диалог Мэри. – Слишком… эмоциональные. Не хотелось бы, доставлять тебе какой-то дискомфорт или неудобства. Однако, я могу лишь предупредить тебя. Печаль, радость, страх, злость. Они проявляются сильнее, чем у других людей. Сможешь с этим смириться?
На последнем девушка неловко засмеялась, как если бы у нее не хватало слов выразить свои мысли, и она понимала, как забавно выглядит. И действительно, от чего-то мне показались ее попытки сгладить все острые углы чем-то по-детски непосредственными. Мои губы подернула слабая улыбка.
– Такое чувство, что у меня нет выбора, – усмехнулась я.
Мэри сжала руки в замок, прижав их к груди. После ответила с загадочной улыбкой во взгляде.
– Выбор есть всегда.
Ее синие, словно пасмурное северное море, глаза на минуту замерли в одной точке, устремленные в чащу леса. Я осмотрелась и увидела Никки, стоявшую в сугробе у подъездной аллеи. Она внезапно залаяла. Приближалась машина.
Черная Мазда выехала из-за деревьев и не спеша подъехал к дому. Фары погасли, урчание двигателя прервалось, и вокруг нас вновь воцарилась тишина. Тонировка окон не позволяла видеть ничего внутри салона, но я догадывалась, что водитель смотрел на нас. Передняя дверь медленно открылась. Все во мне замерло. Я с опаской ждала, когда гость или гости покажутся нам.
– Доброе утро! – воскликнула Мэри, махнув рукой.
Джон.
– Доброе? – с улыбкой обратился к нам парень. – Оно доброе?
– На мой взгляд, вполне, – пожала плечами Мэри. – Вилл?
Я поежилась. Сказать правду или поддержать оптимистичный настрой беседы?
– Могло быть хуже, – мой смех прозвучал угрожающе. Кажется, я зря это сказала.
– Ладно, ребятки… – выдержав небольшую паузу, сказала девушка и двинулась в сторону двери. – Холодно тут. Пойду домой.
Секунды абсолютного молчания тянулись немыслимо долго. Я не знала, чего стоит говорить, а чего нет, и не знала, стоило ли вообще. Тем для разговоров у нас с лихвой, однако, я опасалась за каждое свое слово. Вернее, за те последствия, что неумолимо тянулись вслед им.
– Как ты себя чувствуешь? – наконец нарушил тишину Джон.
Сказать правду или соврать?
– Хорошо, – ответила я. – А ты?
– Неплохо. Только спать хочется, – он повернул голову к машине, на секунду о чем-то задумавшись. – Мечтаю о теплой мягкой постели уже несколько дней.
– В чем проблема?
– Времени нет, – произнес Джон, а после добавил с хитрым прищуром. – Плюс кошмары.
– Что за кошмары? – я подошла к лестнице и спустилась вниз. На ступенях оказалось достаточно скользко.
– Расскажу позже, – еще одна загадочная демоническая улыбка и слабый кивок. – Когда вырастешь.
Рада его доброму расположению духа. Кажется, он вовсе никогда не шутит и не поддевает никого. Приятная перемена в нем дарила ощущение покоя. Наверное, мне правда незачем переживать. Он все уладил.
Либо же он хотел, чтобы я так думала.
– У меня кое-что для тебя есть.
Я проследила за тем, как парень прошел к машине и открыл заднюю пассажирскую дверь. Джон выпрямился, оборачиваясь ко мне всем телом. На мое лицо упала его тень.
Я все еще боюсь его?
– Буду рад, если примешь, – сказал он.
Его губы, слегка покрасневшие от холода, растянула аккуратная улыбка. Одна из снежинок, танцующих над нашими головами, не устояла, и покорно опустилась на ворот пальто Джона. Буквально миг и она исчезла, оставив вместо себя каплю воды. Жалкий конец, пусть и закономерный. Вот что происходило со мной – я приближалась и погибала.
«Вилл… Что с тобой?» – опечаленно спросил меня мой разум, а в ответ ему – молчание.
В протянутых вперед руках Джона лежала плоская коробка из черного матового картона, перевязанная тонкой лентой пурпурной органзы. На протяжении вечности, я безотрывно взирала в глаза Джона и не могла понять, что он делает и зачем. Кажется, это очередной капкан.
– Это вкусный подарок, – произнес Джон вполголоса. – Тебе понравится.
– В честь чего? – овладев собой, подала я голос.
Пауза перед ответом означала, что он не знал, что сказать. Он смущен и даже насторожен.
– Хотел поднять тебе настроение. У меня предчувствие, что это необходимо.
– Спасибо.
– Не за что, – ответил парень будничным ничего не выражающим тоном. – Пойдем в дом?
«О нет…»
Возвращаться туда не хотелось. Помня то, что случилось с Дорианом, я не знала, стоило ли сейчас попадаться ему на глаза.
– Джон.
– Что?
Я сжала коробку в руках и сделала шаг вслед за ним.
– Нам с Дорианом лучше не пересекаться. Пока что.
Сказанное мной вынудило Джона остановиться и вопрошающе уставиться мне в глаза. Под натиском его взгляда я пала.
– Что-то случилось? – спросил он.
– Не совсем.
– Объясни, что произошло.
– Я сказала что-то лишнее. Вернее, не то, что хотела. Я вообще не хотела его задеть! – слова безумным потоком понеслись прочь, в окружающий мир, теряя простейшую смысловую нагрузку. Я паниковала, поскольку не имела представления, что будет дальше в семье.
– Успокойся и расскажи, что произошло между вами, – проговорил Джон, подойдя ко мне. Нас разделяли меньше полуметра. Сейчас парень возвышался надо мной почти на целую голову.
Выпрямив спину и вытянув вверх шею, я приготовилась говорить, как взрослый рассудительный человек.
– Мы с ним немного повздорили. Я случайно нашла фотографию девушки. Анны. Она была в гостиной, в кресле. Дориану не понравилось, что я ее взяла, и он… Разозлился. Мы видели ее в метро. Я знала, что она умерла, так как он сам сказал. Однако он не говорил, что она его девушка. Я не знала, что он… Так отреагирует. Сейчас он с Сэмом. Надеюсь, ему лучше…
Джону потребовалась пара секунд, чтобы как-то среагировать на мой затянувшийся рассказ. Вокруг нас образовалось пустое недвижимое пространство, полное холода и тишины. Лишь снег продолжал кружить над нашими головами, словно надеялся скрыть нас от чьих-то глаз и стереть наши следы. Ему было все равно и на нас, и на наши слова, и на наши жизни, он лишь хотел замести наши следы и спрятать под собой. Я на мгновение взглянула на Джона.
– Кого ты видела? – спросил он. Ему требовалось подтверждение. Возможно, он не верил мне.
– Дориан сказал, что это была иллюзия. Я видела эту девушку, Анну, но без глаз. Лицо, волосы, одежду, руки… В метре от себя.
– Она напала?
– Эм, – пауза. Я почувствовала, что нахмурила лоб. – Почему она должна нападать? Ее же… Нет.
Внезапно Джон изменился. Едва заметно подняв голову, он вновь принял незаинтересованное выражение лица, развернулся и направился в сторону дома. Я помедлила, но все же пошла следом.
– Никки! Домой.
Над верхушкой одного из сугробов у леса появилась черная остромордая голова собаки. Завидев, что я уже поднимаюсь по лестнице, доберман вынырнула из снега и понеслась в мою сторону.
В доме стояла все та же непривычная тишина. Пройдя в гостиную, мы застали Сэма и Мэри, мирно о чем-то беседующих.
– Где Дориан? – первое, что спросил Джон.
– Джон, все в порядке, – последовал ответ мужчины.
– Я это понял. Где он?
– Джон, что ты…
Парень не дослушал. Он вышел из гостиной. Путь его лежал на второй этаж.
Вид у семейной пары был странный. Их напряжение передалось мне. Одна из дверей второго этажа шумно захлопнулась. Видимо, Джон нашел, кого искал. Стены дома буквально звенели от ярости. Мысль о том, что я стала причиной для ссоры, принялась терзать и изводить меня. Здесь я не к месту.
– Я рассказала, что немного повздорила с ним, – пробубнила я. – Зачем ему Дориан?
Мэри сделала шаг в моем направлении и остановилась в нерешительности.
– Что происходит? – вырвалось у меня.
Последние часы я абсолютно ясно осознавала один единственный любопытный факт: Мэри завладела мной. На протяжении практически половины дня она занимает все мое время. Мы поели, поговорили, убрались в кухне, поговорили, принялись готовить ужин, продолжая разговаривать о максимально неинтересных и повседневных вещах. Обсудили, казалось, все, что только можно. Я знала, какое у нее любимое блюдо, за что она так ненавидит Шекспира и почему в ее доме постоянно царит такой порядок. Она отучилась на историка, но всю жизнь проработала в школе. В соавторстве со своими сокурсниками она издала монографию «Цветы Гадеса» и больше не писала ничего. Уже встречавшийся мне зеленый томик вновь возник перед глазами. Я знала о ее планах на лето, куда они с Сэмом планируют уехать и как долго их не будет в стране. Хотела я того или нет, теперь я знала о проблемах со здоровьем Мэри, повлекшие за собой невозможность иметь детей.
За этим ни к чему не обязывающими разговорами крылась одна простая истина. Мэри не давала мне времени на то, чтобы поразмыслить о том, что я видела и слышала за последние дни. Нехитрый маневр, и я поддалась ему, лишь бы облегчить ей жизнь хотя бы на пару часов. Когда я поняла, что игра затягивается и сил говорить о книгах, фильмах, растениях и животных у меня больше нет, я провела контрманевр.
– Как погибла Анна?
«Ха!» – торжествующе завопила я про себя.
Мэри бросила на меня скользящий мимолетный взгляд. Улыбка с ее лица исчезла практически в тот же момент, как она услышала имя девушки. Отложив в сторону только что вымытые ею бокалы из глянцевого черного стекла, она опустилась на стоящий рядом со мной стул.
– Я не знаю.
И сколько же лжи в ее словах? Чего именно она не знала и чего не хотела говорить?
Я молча продолжила разбирать в своей голове сотни тысяч мыслей и догадок на этот счет, когда моя собеседница вновь заговорила.
– Никто не знает.
Подняв голову, я уставилась в глаза девушки. Мысли ее не здесь и не сейчас.
– В каком смысле?
– Никто не знает, Вилл. Тело нашли в ее квартире, где она жила с родителями. Она была одна, и помочь ей никто не мог. У нее остановилось сердце. Так нам сказали.
– Она была больна? Почему тогда Дориан винит себя?
– Нет, Вилл. Девочка была здорова. Дориану тяжело справиться с тем, что случилось. Он полагает, что Анну убили и тому есть свои основания.
– Убили?
Девушка опустила голову к правому плечу, закрывая глаза, как если бы пыталась избавиться от надоедливой ноющей боли. Мне вспомнились слова Дориана в машине, на пути домой. Он произнес имя человека, которого обвинял в убийстве. Имя человека, которого хотел наказать и не мог. На что пойдет мужчина ради мести? Смог бы Дориан убить во имя любви? И была ли Анна настолько близка ему, чтобы так повлиять на парня? Или же дело в другом…
– Дориан уверен, что кто-то мог искусственно вызвать остановку сердца? – обращалась я вновь с вопросом к Мэри.
Та неожиданно улыбнулась. Тень насмешки скользнула на ее лице.
– Дело не в этом… У Анны не нашли никаких признаков насильственной смерти, никаких вмешательств, никаких веществ. Ничего. Все основания полагать, что смерть наступила от чьей-то руки, беспочвенны. Мы не могли кого-либо обвинить. Пусть даже это и облегчило кому-то жизнь.
Значит, Дориан слепо идет на поводу собственного убеждения. Он винит себя в том, чего не делал и на что никак не мог повлиять.
– Диана как-то обмолвилась, что это ее рук дело. Верить этому или нет, зависело от нас. Однако в ее власти было убить Анну. Другой вопрос, зачем она это сделала. И да, Дориан винит себя, потому что считает, что мог помочь. Мог забрать ее в семью, как мы забрали тебя. Он считает, что это спасло бы ее. Но на тот момент никого из нас не заботила мысль о том, что кого-то из наших друзей или близких могут убить.
– Вы все думали обо мне.
Ответ мне не требовался. Я попала в точку. Возможно, именно поэтому Дориан такой, каким я его видела. Возможно, поэтому он преимущественно все время выглядел сломленным и раздраженным.
– Есть ли что-то еще, помимо слепого желания помочь моей маме? Зачем вы все так за меня печетесь?
Мэри молчала.
Вошедший в кухню Джон наблюдал эту картину на протяжении какого-то времени, поскольку его появление я заметила не сразу, а Мэри словно потеряла связь с миром и продолжала глядеть в окно напротив нас. Его вид не выражал интереса к сути нашего диалога, однако уходить парень не спешил. В один широкий шаг он преодолел расстояние от двери, до холодильника, оперся о него плечом и скрестил руки на груди.
– Я буду у себя, если понадоблюсь, – вздохнув, сказала я.
В тот день в мою дверь так никто и не постучал. Я бродила от окна до кровати больше часа, в поисках хоть одного заслуживающего права на жизнь домысла, почему этих людей так заботила моя жизнь. Если некий враг, такой как Диана, способен на убийство любого хоть как-то причастного ко мне, почему не было принято решение поймать ее? Сколько еще человек должно погибнуть, прежде чем семья поймет, что врага нужно убрать?
После я забилась в истерике на полу у стены, где минутой назад гладила сонную Никки. Я плакала то ли от обиды, то ли от жалости к себе, то ли от страха… Из головы не выходили образы Анны и Дориана. Кем она была? Что делала, о чем думала? Кто ее друзья и родные? Думали ли они, что когда-то настанет день, когда девушка погибнет? Чем были их отношения с Дорианом?
Когда в сознании зародилась мысль, что в какой-то момент могут убить моих близких, паника забушевала с новой силой.
Каким-то дальним участком мозга, той частью, которой я могла осознавать себя, самые простейшие вещи по типу имени, пола и возраста, я совершенно точно понимала, что крик, зарождающийся в моей груди, нельзя выпускать. В лучшем случае, меня напичкают успокоительным. В худшем – из пленницы я превращусь в умалишенную.
Едва на окна навалились сумерки, я подняла свое тело на ноги и подошла к телефону. Там меня ждали несколько пропущенных, включая мамин звонок. Сделав над собой усилие, я набрала ее номер. Иногда «мама» в моей голове, в моей памяти и в моей излишне идеалистичной картине некоторых аспектов жизни, в корни отличалась от «мамы» реальной. Живой. Настоящей. Такой, какой она была в действительности. Я слишком многого ждала от нее, забывая, что она просто человек. Кем бы она не приходилось мне – понимать меня на все сто, она не обязана.
Кульминацией сегодняшнего вечера стала еще одна истерика на другом конце провода. Розали благополучно осведомили о том, что со мной произошло, кто и что сделал и как мне досталось. По итогу, спустя час оживленного диалога, полного слез и криков, мама решила все-таки дать мне успокоиться и прийти в себя. Мысль о том, чтобы посадить меня на цепь прямо в доме нравилась ей еще больше. А вот пытаться выяснить вопросы: кто виноват, и что делать, она наотрез отказалась. Принципы ее общения меня поражали. Крики, ультиматумы, скандалы и истерики. Богатый арсенал для воспитания дочери!
Я бросила трубку едва мама пожелала мне отдохнуть и выспаться. На дальнейший список пропущенных вызовов я смотреть не стала. Отключив звук на телефоне, я засунула в уши наушники и включила музыку.
«Нам, двум пустым оболочкам,
Мерцающим звездам,
Двум заледенелым океанам,
Дали второй шанс, последний шанс.
Нам, двум цветущим садам,
Двум бездонным провалам,
Двум диким ветрам,
Дали второй шанс, последний шанс.
Подними на меня глаза,
Услышь мои слова.
Очнись.
Нам дали шанс.
Нам дали еще шанс, еще один последний шанс.
Двум черным дырам,
Двум отбившимся от стаи волкам,
Двум померкшим жизням…»
Анна стояла на пороге плохо освещенной комнаты, держась рукой за дверной косяк и в безумии оглядываясь вокруг. Вьющиеся каштановые волосы трепал невесть откуда взявшийся ветер. Девушка отшатнулась от двери, прошла в комнату и упала возле кровати. Я шла следом, не чувствуя ни ветра, ни стен, коих касалась, ни пола, ни собственной одежды. Видеть напуганную девушку было больно. Какая-то часть меня пребывала в ожидании. Спустя одно мгновение я уже совершенно осознанно ждала, как появится нечто и убьет ее.
Подталкиваемая желанием помочь, я подошла к кровати Анны, села рядом с ней и подняла глаза к двери. Девушка молчала, а руки ее вцепились в одеяло, сжимая ткань в кулаках. Я прислушалась к ее неровному учащенному дыханию. Мгла, движущаяся в коридоре, следила за нами обеими. Пронзенная страхом, я взяла Анну за руку и на миг закрыла глаза.
Открыв их, я увидела потолок. В моей руке ничего не было, и в комнате повисла звенящая тишина.
Я сделала попытку встать, но у меня ничего не вышло. Внезапно до меня дошло что произошло. Реальность всего одна. Не было никаких других возможных и допустимых исходов.
На моей руке нет ничьей другой руки. В комнате нет никого кроме меня. Осталась лишь тишина и мгла, наступающая с одной лишь целью. В этом сражении мне не стать победителем.
«Дориан!» – раздалось в комнате.
То не был мой крик. Звала не я. Сознание не принадлежало мне.
«Дориан!»
Мгла рванула вперед и упала на меня неподъемной плитой. Удушливая пустота медленно поглотила мой мир. Конец пришел раз и навсегда.
Следующая реальность образовалась из пустоты спустя лишь какое-то время. То, что я видела, пугало и завораживало одновременно, поскольку никогда в жизни я не видела ничего подобного. До конца не понимая, я это, или все еще нет, я дала команду своему сонному нетрезвому разуму поддаться. Бороться с наваждениями невозможно, а чем больше я стараюсь это делать, тем сложнее мне вырваться из этой пучины.
Моя рука коснулась ледяной гладкой, подобной стеклу поверхности. Тому, что стопы ног ощущали нечто подобное, я была поражена не так сильно, как тому виду, который мне открылся. Я стояла у мраморных перил величественной лестницы, держась за основание одной из колонн. Сидящие неподвижно на них музы держали в руках лиры. Все они, как одна, поднимали головы вверх. Над нами, в куполе здания, сиял витражный круглый потолок. Свет, исходящий от него и падающий ровными лучами на пол, ступени и колонны, надолго приковал к себе мой внимание. Сонный разум ликовал. Прежде я не видела столь яркие сны, да и наяву в подобных местах мне еще не довелось побывать. Поддаться видению казалось правильным решением. Все его детали выглядели так, будто вовсе не были выдумкой. Я чувствовала себя более чем реальной.
Я прошла вверх по ступеням, остановилась на следующем ярусе лестницы и замерла, пытаясь впитать в себя этот вид, пытаясь запомнить все детали. Здание служило оперой либо музеем. Передо мной возвышалась другая, столь же широкая царственная лестница, с невысокими плоскими ступенями, которая разветвлялась на две чуть уже. Обе они вели в порталы, под плетением разнообразных узоров и россыпи статуй. Колонны, ниши с ангелами в доспехах и с щитами, каменные своды с мозаиками на золотых фонах и равнодушными лицами статуй, глядящих вниз лестничного пролета. Я шла вверх по лестнице, чувствуя, что иду абсолютно босиком.
«Как повезло, что здесь нет людей.»
Дойдя до второго яруса, когда тень портала нависла надо мной, я на мгновение остановилась, осматривая просторный коридор по левую руку от меня. Свет свечей в нишах стен горел через каждые несколько метров, будто кто-то поставил напротив друг друга два больших зеркала и создал своеобразный проход. Завороженная этой пугающей красотой, я и не подумала о том, что здесь мог быть кто-то еще.
– Что ты здесь делаешь?
Лица в камне безучастно смотрели вниз. Я переместилась взглядом в другую сторону и нашла источник звука. И хоть это лицо не было выточено в камне и казалось более живым, холод и безразличие к окружающему миру не покидали и его.
У одной из колонн противоположной стороны лестницы стоял Джон. На фоне всего белого, он казался черной дырой в виде человека в полный рост. На нем были черные брюки и черная рубашка, свободно спадающая с левой стороны и расстегнутая на верхние пуговицы. Он стоял босым, как и я.
– Я… сплю, – ответила я, а голос мой унесся эхом прочь по коридорам.
– Очень рад, – прозвучал ответ. – Другого места нет?
Его фигура преодолела несколько разделявших нас метров в пару шагов и оказалась рядом.
– Что? – выдохнула я.
Моей спины коснулась его рука. Пальцы обожгли кожу. Я опустила голову, фокусируя внимание на своем внешнем виде. Я стояла в простом черном платье в пол, с рукавами до самых костяшек на кулаках. Спина моя обнажена.
– Идем, – произнес голос Джона рядом. Его рука подтолкнула меня вперед.
– Куда?
– Нас ждут. Идем, Вилл.
Находясь на грани между сном и реальностью, я отказывалась логически мыслить. В голове мелькала лишь одна и та же надоедливая фраза: «Она не любит опоздания».
Джон шел быстро, но руку мою не выпускал, как тогда, когда мы бежали в метро. Он вел вперед, по бесконечному просторному коридору, с высокими потолками и десятками колон.
– Делай все то, что я буду тебе говорить, – сказал Джон.
– Ладно, – просто ответила я.
– Я в твоей голове. Можешь ничего не говорить.
– Хорошо, – подумала я.
– Это всего лишь сон, но я хочу, чтобы ты шла рядом и делала то, что я говорю. Первое – не смотри никому в глаза. Второе – не смотри в то, что может тебя отражать. В первую очередь в зеркала. Будет лучше, если говорить ты не будешь. Людей, которых ты увидишь, старайся не разглядывать.
– Поняла.
В конце коридора возникла пустота. Она росла от пола до потолка, занимала всю ширину коридора, и казалась чем-то лишним, неправильным и ненужным здесь. Казалось, что кто-то просто вырезал часть помещения и заменил его подвижным, как поверхность озера, полотном, с расщепленными краями. За ним стоял сумрак, в котором едва отражались детали архитектуры замка, оставаясь, будто продолжением коридоров.
– Нам нужно туда, – проговорил Джон, когда я остановилась в нерешительности глядя на это явление.
– Не хочу, – произнес кто-то моим голосом в моей голове.
Парень встал напротив меня, загородив собой, и его рука коснулась моей щеки.
– Не бойся. Я здесь.
– У тебя руки горячие.
Я оборвала себя и встряхнула головой. В ней последнее время очень много лишнего. Сделав над собой усилие, я шагнула в пустоту первой, всем своим видом желая показать, что не боюсь ничего по ту сторону. Проход казался погружением в воду. Холодная водная гладь поглотила меня в себе, удержала всего мгновение и выпустила. На выходе я оказалась абсолютно сухой.
Стоп коснулась мягкая свежая трава. Я оказалась в чаще леса. Вокруг тонкие прямы стволы деревьев, верхушки которых скрывал белесый молочный туман.
– Идем, – ворвался в мое сознание Джон.
Он повел меня дальше в лес.
Приближаясь к концу нашего пути, я стала замечать появление теней за деревьями вдалеке. Люди стояли на расстоянии нескольких метров друг от друга, облаченные в грязно серые, коричневые и черные мантии с ног до головы. Их лица скрывали тяжелые капюшоны, а головы были обращены вниз. Среди них стояла гробовая тишина. Никаких, даже самых тихих перешептываний и шорохов, от чего могло казаться, что тут проходит траурная процессия. Однако даже для похорон, обстановка стояла более чем мрачная и пугающая.
По наставлениям парня я опустила голову и шла вслед за ним, не поднимая глаз на присутствующих. Ни гробов, ни вырытых ям, ни могильных плит… Среди людей стоял человек без покрытой головы. Выглядел он как мужчина, но мое сонное сознание уверяло меня, что передо мной женщина. Человек, в отличие от массовки, одет в простой брючный костюм темных тонов. Голова гладко выбрита и испещрена плетением сложных татуировок. Она медленно обернулась к нам, едва мы приблизились. Я видела губы, щеки, прямой нос. К глазам подниматься я боялась. Это женщина.
– Ты откуда? – прозвучал низкий осевший голос незнакомки.
– Не знаю, – ответил Джон. Голос его звенел металлом.
Я крепче сжала его пальцы.
– Если он здесь, то, это она его привела, – прошептала одна из теней рядом с женщиной.
Та молчала, в раздумьях оглядывая нас. Я почти физически чувствовала на себе ее взгляд.
– Дай ей подойти ко мне, – внезапно произнесла женщина.
– Нет, – прозвучал ответ Джона.
– Почему?
– Я считаю, что это не безопасно.
Тени медленно повернули головы в нашу сторону.
– Мне нужно забрать ее силой?
– Можешь попытаться.
Я подняла глаза на Джона. Вопреки своим словам, он не сводил глаз с лица впереди.
– Джон, мне нужно взглянуть на нее.
– Зачем?
– Убедиться, что это она.
– Поверь мне.
– Тебе? – женщина слабо засмеялась. – Тебе, предателю и лжецу?
Он молчал. И тогда женщина двинулась в нашем направлении.
Тихое, утробное, словно дикий зверь стоял рядом, рычание зародилось где-то рядом.
– Ни ей, ни тебе, бояться нечего, – говорила женщина, приближаясь к нам.
«Я могу посмотреть на нее?» – подумала я про себя.
«Стой спокойно, все хорошо.»
«Не отпускай мою руку.»
Детский панический страх быть оставленной в незнакомом месте с кучей чужих людей завладел моим сознанием. Этот сон можно отнести к разряду ночных кошмаров. Тени вокруг нас стали плыть по кругу, создавая ощущение безумного водоворота. Я почувствовала, как сквозь сон начала дергаться и стонать. Подступала паника.
Женщину, стоявшую перед нами, я смутно ощущала знакомой. Ее имя вертелось где-то на задворках сознания. Я помнила ее, но не могла осознать этого, как это часто бывает во снах: ты чувствуешь, однако не понимаешь.
Сжав руку Джона, я зажмурилась.
В одну секунду все вокруг изменилось. Сотни окружавших нас деревьев завертело в жутком вихре. Поднявшийся штормовой ветер едва не отбросил меня на землю. Как вышло, что руки Джона рядом не оказалось, я не поняла, но когда мои глаза в ужасе стали метаться в поисках парня, единственное, что они находили – это тьма, стоявшая прямо передо мной.
Во сне я не понимала, чем являлось существо, возникшее рядом, но испытанный страх казался более чем реальным. Я отпрянула и уперлась спиной в ствол дерева. Тени вокруг исчезли, и не было никого, кроме меня, той женщины и самой тьмы, оскалившейся на высоте нескольких метров над землей.
– Джон, ты забылся? – вскричала женщина.
«Что мне делать?» – вновь и вновь думала я, но ответа не приходило.
Зверь, сочетавший в своей природе и волка, и медведя, сделал шаг назад и опустил голову. Он зарычал и клацнул зубами в пустоте перед собой. Тело его сжалось перед броском.
Мои руки поднялись в воздух, вытянулись ладонями вперед и замерли. Что-то глубоко в моей голове придало мне чувство покоя и уверенности. Я словно делала то, что мне указывали. Едва волк сорвался с места, я сжала руки в кулаки и закрыла глаза…
Картинка вмиг пропала, втянувшись в центр темного экрана, что был перед моими глазами. Видение исчезло.
Глава 12. «Дорогая фея»
В детстве я очень любила свои сны. Еще ребенком я неосознанно уделяла большое внимание тому, что происходило в ином мире. В мире, где царили вещи, которым не было места в реальности. Глубокие, черные, обездвиженные океаны, мертвые затуманенные леса, заброшенные замки и поросшие плющом и ипомеей дома. Простые принцессы, рыцари, колдуны и ведьмы, феи и ангелы. Иногда эти сны наполняли меня легкостью и ощущением волшебства. А иногда порождали в моем сердце чувства страха, боли, непонимания… Так или иначе, я всегда с интересом наблюдала за тем, в какие игры играет мой разум и какие образы он выстраивает для меня. Я оживленно делилась с окружающими меня людьми подробными рассказами, где была, что видела и с кем разговаривала по ту сторону ночи, до того времени, пока сны не перестали сниться, а сама ночь не осталась обычным способом отключиться от реальности, забыться. Меня покинули и мои принцессы, и рыцари, и дома, и замки, в которых я так хотела побывать, и даже ведьмы, и мертвецы.
Я не видела сны, поражающие своей красотой либо впечатляющие своим ужасом уже несколько лет. Поэтому те видения, которые изредка посещали меня, застревали в моей голове очень надолго. Они не уходили из виду ни по пробуждению, ни в первые минуты пока я приводила себя в порядок, ни часом и ни двумя позднее. От части, я была рада возобновлению подобных волнительных ощущений. Мне казалось, будто я вновь вернулась в детство. Однако те вещи и те события, которых коснулось мое сознание в эту ночь, пугали сильнее, чем вампиры, зомби и колдуны даже в самых ужасных кошмарах.
Сплетение реальности и сна воедино – вот что подкосило мою уверенность в своем психическом здоровье. То, что происходило со мной последние дни, то, что я видела и слышала, стало угрозой нормальной жизни. Я чувствовала, что теряю связь с действительностью.