Сия Кейс
Ветувьяр
Вытащив из-под своего одеяния небольшой кинжал в ножнах, Нэриус протянул его Ланфорду:
– Монахам не положено иметь при себе оружие. Поэтому ты должен спрятать его от посторонних глаз, сын мой.
Ну и задачка! Как вообще можно закрепить ножны под монашеской рясой, тем более такой неудобной? Ланфорд принял кинжал и попытался придумать, как можно будет быстро добраться до него, если повесить ножны на бедре?
Нэриус тем временем медленно продвигался к выходу из зала. Он вел камарила к низкому тоннелю, откуда совсем не виднелось света. Еретик приказал Ланфорду взять факел, и они пошли вперед.
– Этот монастырь – место силы двуликих демонов, – Наконец заговорил Нэриус, – Мы находимся в самой древней его части. По преданию, именно здесь и был создан первый ветувьяр.
Они оказались в тоннеле, больше похожем на пещеру – здесь было еще холоднее, а в нос бил мерзкий запах сырости и плесени. Свет факела вырывал из темноты только неровные мокрые стены и скользкие камни под ногами.
– Мне это известно, великий, – Подтвердил Ланфорд, – Но я все еще не понимаю, зачем вы прибыли сюда? Зачем вы совершили то, что… совершили?
Нэриус посмотрел на него – седые брови взмыли вверх, словно от удивления, но выражение его лица тут же сменилось наигранной доброжелательной улыбкой:
– Ты о библиотеке, сын мой?
Ланфорд кивнул. Лицо Нэриуса осталось таким же невозмутимым – он все еще был уверен в необходимости своих действий. Или просто играл роль?
– Видят боги, я не хотел тех разрушений и жертв, что произошли…
– Вы украли свиток доорденского периода! Разве это не считается ересью?
– Ах, сын мой, ты еще так молод, – Задумчиво протянул Нэриус. Ланфорд понял, что сейчас ему начнут заговаривать зубы, – В твоем возрасте я тоже объявлял ересью все, что не вязалось с моим пониманием мира. Лишь с годами мы учимся отличать истинную веру от греха, и порой грань между ними необычайно тонка…
– Зачем вам нужен был этот свиток? – Ланфорд крепче стиснул факел. Они упрямо двигались дальше, а пещера и не думала кончаться – впереди простиралась только бесконечно длинная темнота. Куда они направляются?
– В свитке описан некий божественный обряд. Рукописи гласят, что он способен дать человеку часть божественной силы.
– И вы не считаете это ересью!? – Возмутился Ланфорд. Его самообладание трещало по швам.
– Именно поэтому я и попросил сына моего Биркитта о помощи. Призвал тебя, – Нэриус многозначительно заглянул Ланфорду в глаза, – Боги послали нам невиданную возможность уничтожить всех двуликих демонов разом.
– Они здесь? – Ланфорд почувствовал, как в его душе всколыхнулся огонек надежды. Былая мечта напомнила о себе бешено застучавшим сердцем.
– Объявившая себя ветувьярской королевой демоница желает провести обряд.
– Но… – Запнулся Ланфорд, – Откуда она знает, что для него нужно делать?
– Только одному человеку из ныне живущих доступен язык божественного племени, которым писан текст свитка.
– Постойте..! – Опешил камарил, – Свиток у вас?
– Богам было угодно привести его сюда, – Возвышенно ответил Нэриус, – Вы лишь потеряли время, вступив в борьбу с высшей волей.
Эти слова ударили Ланфорда под дых. Теперь он должен сделать все, чтобы не дать попавшей в руки Нэриуса и ветувьяров ереси свершиться.
– Нужно убить демоницу раньше, чем она успеет провести обряд, – Вслух сказал он. Этими словами Ланфорд хотел проверить Нэриуса. И еретик заглотил крючок.
– Нет, сын мой, – Успокаивающе заверил он, – Сейчас нам нужно попросить у богов терпения и дождаться, пока ветувьяры уничтожат себя сами с помощью этой скверны.
– Но, если у нее получится, она сравняет себя с богами! – Воскликнул Ланфорд.
– Рукописи, которые я изучил, называли сей обряд невозможным и уносящим невинные жизни. А королева собирается использовать жизни других ветувьяров. Тебе, сын мой, останется нанести только один удар, чтобы покончить с демонами навсегда.
Камарил чувствовал, что колеблется. Он не понимал, правду говорит Нэриус, или так искусно врет, что ему самому хочется верить в сказанное.
– И вы выкрали свиток для этого, великий? Чтобы поймать в ловушку двуликих демонов? – Вместо того, чтобы озвучить свои мысли, спросил Ланфорд.
– Истинно так, – Кивнул Нэриус.
– Но почему нельзя было сказать об этом нам – Биркитту, Его Величеству? Вы раскололи орден, погубили множество людей!
– Я должен был выглядеть как предатель, чтобы двуликая демоница поверила мне, – Твердо ответил глава ордена.
Это не было похоже на ложь. Ланфорд ощущал себя глупым ребенком, неспособным отличить тьму от света, правду от лжи. Он понял, что в конец запутался и пока не готов принимать решения, которых от него требовал Биркитт. Он решил ждать.
Между тем пещера наконец решила подойти к концу – вдали показался свет, и вскоре камарил с церковником оказались в небольшой, выдолбленной прямо в скале комнате с одним-единственным факелом на стене, закрытой решеткой.
Прежде, чем спросить, зачем они сюда пришли, Ланфорд заметил лежащего на полу узника, закованного в цепи. Им оказался похожий на монаха человек средних лет, облаченный в черную рясу, порванную и изношенную во многих местах. Волосы у него были не просто седые, а снежно-белые, полностью лишенные какого-либо цвета.
Он лежал на боку и никак не реагировал на вошедших – Ланфорд допускал даже, что он мог быть мертв, но Нэриус, судя по всему, об этом не думал.
– Приведи его в чувство, сын мой, – Приказал он Ланфорду, и камарил послушно опустился на корточки перед узником.
Монах казался бы спящим, если бы не кровоподтеки и синяки на его бледном, словно гипсовом лице. Его избивали и пытали – в этом Ланфорд не сомневался.
А еще узника определенно морили голодом, потому что он был так истощен, что когда Ланфорд тронул его за плечо, пытаясь разбудить, то не ощутил под пальцами ничего, кроме обтянутых тканью и кожей костей. Камарил все больше и больше сомневался, что монах вообще жив, но кожа у него на шее оказалась теплой, а потому Ланфорд приступил к более решительным мерам.
Только когда он отвесил узнику пощечину, тот распахнул глаза. Они казались водянистыми, выцветшими и словно слепыми, но быстро уцепились за его лицо и судорожно моргнули.
Узник дернулся, подобрался всем телом и отпрянул к стене, словно побитая собака от злого хозяина.
– Это снова вы, – Проскрежетал он на кирацийском.
– Я же обещал, что вернусь, Ваше Святейшество, – Ухмыльнулся Нэриус, подходя ближе к узнику.
Ланфорд едва не уронил на пол челюсть от удивления – перед ним был никто иной, как Геллиус! Главный покровитель двуликих демонов, гнусный еретик и второй враг ордена после ветувьяров сейчас был просто избитым обессиленным телом у него под ногами. Ничего не стоило покончить с ним одним ударом.
Но потом камарил понял, что Геллиус – это и есть тот единственный человек, который способен прочитать то, что написано в свитке.
– Я принес вам свиток, – Нэриус вытащил из-за пазухи злополучный пергамент.
Бесцветные глаза еретика Геллиуса пронзили его насквозь:
– Я не буду это переводить.
– Это приказ королевы Ингерды.
Геллиус зашелся в кашле, но когда приступ немного отступил, он снова поднял свои наглые неуступчивые глаза на Нэриуса:
– Она не понимает, что творит. Я не позволю ей убить всех.
– Сын мой, – Позвал Ланфорда Нэриус, – Помоги Его Святейшеству изменить решение.
Монах оказался не так силен, как сам Ланфорд, но даже для его рук Геллиус показался почти невесомым, когда он резким движением поставил его на ноги. Естественно, еретик рухнул на пол после первого же удара, и камарил стал добивать его ногами уже на полу. Геллиус почти не стонал – то ли не было сил, то ли действительно умел терпеть боль, хотя боль там была адская – Ланфорд ничуть не сдерживался и боялся представить, сколько костей он успел ему сломать.
– Довольно, – Мягко сказал Нэриус, – Его Святейшество уже подумал, верно?
В ответ Геллиус только застонал. Он вновь закашлялся, на этот раз едва не забрызгав кровью подол одеяния Нэриуса, и только когда кашель отступил, глава ордена приказал:
– Подними его, сын мой.
Ланфорд дернул Геллиуса за грудки, но на этот раз поставить его на ноги не удалось – еретик едва держал глаза открытыми, ноги ему не подчинялись и подавно.
– А теперь, – Нэриус развернул свиток и показал его Геллиусу, – Переведите мне то, что здесь написано.
И Геллиус начал диктовать.
Глава 26. Кирация. Монастырь Двух Лиц
– Можешь хоть ты мне объяснить, что здесь происходит? -Рауд буквально накинулся на Флавио. Который день подряд капитан чувствовал себя идиотом. У него сложилось впечатление, что лишь он один не понимал, какого черта здесь творится. Когда в монастырь прибыл еще один корабль – с новым кирайским королем (имя которого Рауд мгновенно забыл) и его пленниками – весь замок буквально встал на уши.
Флавио нахмурился:
– Корольева готовится к обряду.
– К какому еще обряду? – Рауду казалось, что все вокруг сошли с ума или играли в игру, правил которой он не знал.
Это для него нужен был этот чертов свиток? Все те немногие монахи, что остались в замке, носились по коридорам как угорелые, подготавливаясь к чему-то грандиозному. Рауд едва не решил, что это небывалый пир – они таскали факелы и какую-то посуду, но чаши и кубки мало напоминали обычные, да и выглядели редкостным старьем.
– Я нье знаю, – Пожал плечами Флавио, – Мне ничьего нье объясняют.
С этими словами он сослался на занятость и поспешил исчезнуть. Рауду не оставалось ничего, кроме как вернуться в обеденный зал, где в разгаре была вечерняя трапеза для гостей.
Народу в зале, освещенном едва ли не сотней свечей, было немного – несколько монахов, кто-то из южан Флавио и новый король Кирации со своей свитой.
Толстяк с самого начала начал раздражать Рауда. Его возгласы и громкий хохот раздавались на весь зал, но голос и обжорство были единственным, чем он мог похвастать перед подданными. Сейчас он вовсю “радовал” своим обществом молодую женщину, которая явно только и думала о том, что лучше провалиться сквозь землю, чем терпеть этого идиота. Лицо ее было настолько мрачно, что красавица казалась совершенно неживой.
Рауд надеялся, что проскользнет мимо толстяка незаметно – общение с ним ни капельки не прельщало, даже несмотря на печальную даму, с которой он как раз был бы совсем не против провести время.
– Эй, адмирал! – Воскликнул новый король Кирации, – Не желаете ли присоединиться?
Черт бы тебя побрал! Набрав в грудь воздуха, Рауд развернулся и двинулся к столу, где расположился толстяк со своей спутницей и несколькими слугами.
– Я не адмирал, – С усмешкой заметил он, – В Гвойне нет морских чинов.
– Это все пустое, – Отмахнулся толстяк, приглашая Рауда расположиться рядом.
Он опустился на скамью, что стояла рядом с обитым бархатом королевским стулом. Король в него, правда, едва помещался, но это, видимо, не причиняло ему неудобств. Спутница толстяка наконец подняла глаза от стола и своей нетронутой тарелки с едой, встретившись взглядом с капитаном.
Вблизи она оказалась еще прекраснее – только немного худа, но Рауд уже понял, что все видные кирацийские дамы считали своим долгом радовать мужчин такой чрезмерной стройностью. Светлые, почти белые волосы ее были уложены в сложную высокую прическу и отливали золотом в свете факелов. Платье, расшитое серебром, закрывало жестким воротником длинную тонкую шею, но обнажало нежные белые плечи, и все же ни волосы, ни фигура все равно не могли сравниться с красотой ее идеального лица.
Рауд ни разу в жизни не видел столь прекрасных женщин – высокие скулы, ясные голубые глаза, яркие пухлые губы и черные как смоль длинные ресницы. Капитан с ужасом представил, что этой красавице приходится терпеть на себе этого жирного хряка, и сразу же понял, отчего она так печальна.
– Рауд Орнсон, – Представился он ей со всей галантностью, на какую только был способен.
– О, так вы же не знакомы! – Воскликнул толстяк, не давая красавице проронить и слова в ответ, – Это леди Ремора, бывшая принцесса Кирации.
Капитану показалось, что эти слова причинили ей сильную боль. Красавица сжалась и вновь потупила взгляд, пока Рауд пытался уложить в голове, что перед ним – сестра победившего его рыжего демона. Точнее, она, конечно, была сестрой его ветувьяра, но для Рауда это не имело особой разницы.
И она тоже была ветувьяром. “Двуликим демоном”, как называли их в ордене Истинного Лика. Но, если все демоны так прекрасны, то Рауд был готов без раздумий отправиться в ад.
– Чего же ты молчишь, Ремора? – Толстяк потянулся к руке принцессы, что лежала на столе, но она быстро убрала ее, – Ты сегодня до неприличия неразговорчива.
– Мне нечего вам сказать, – Ледяной взгляд пронзил наглую рожу толстяка.
Рауд снова ощутил себя случайным гостем на чужом празднике. Он не понимал, о чем они говорили, но все же радовался, что Ремора могла дать отпор обнаглевшему хряку.
– Видишь ли, королева сегодня будет ставить опыты на ее братце, – Король повернулся к Рауду, – Вот она и ненавидит весь белый свет.
– Не смейте так говорить о Тейвоне! – Прошипела принцесса. Глаза ее были опущены вниз, но голос звенел сталью, – Вы не имеете права порочить его имя своим мерзким языком!
“Что за бес в нее вселился, раз она говорит королю такое!?” – подумал Рауд, но потом до него дошло – ей просто нечего терять. Он вновь посмотрел на ее лицо, заглянул в глаза и все понял – у этой женщины отняли все, чем она дорожила. Она была принцессой, а стала пленницей, ее брат был королем, а стал подопытным.
Рауд мечтал отомстить Флетчеру, полюбоваться на его падение, но сейчас эта мысль совершенно не принесла ему радости. Он смотрел на жирную рожу, которая насмехалась над униженной и разбитой принцессой, и хотел только одного – пронзить эту тушу шпагой, чтобы она заткнулась раз и навсегда.
В ответ на гнев Реморы король только расхохотался:
– Кем ты себя возомнила, что смеешь мне приказывать!?
Он схватил принцессу за руку, но женщина вырвалась и вскочила со своего места, окинув толстяка презрительным взглядом.
– Куда ты собралась!? Я еще не отпускал тебя!
Рауд ни на миг не забывал, что он почти такой же пленник здесь, как и Ремора с ее братом, и прав у него было немногим больше, но наглость толстяка переходила всяческие границы.
– Отстаньте от нее! – Рявкнул на этого свина он, – Ваше общество ей неприятно.
Принцесса, явно не ожидавшая его вмешательства, удивленно уставилась на капитана, но уже через миг бросилась к выходу из обеденного зала.
– А тебе-то что? – Заплывшее жиром лицо скривилось в нелепом выражении ярости.
Рауд поднялся из-за стола и смерил короля полным отвращения взглядом:
– В Гвойне ни один мужчина не имеет права унизить женщину, кем бы она ни была.
С этими словами он развернулся и ушел, чтобы попытаться догнать идущую по коридору Ремору – благо, шла она не слишком быстро и еще не успела скрыться в паутине лестниц и переходов.
– Постойте! – Окликнул принцессу капитан.
Она медленно, с поистине королевской грацией, обернулась. В темноте коридора в глаза еще сильнее бросалась ее невероятная бледность. Рауд понадеялся, причина этого крылась не в болезни, до которой красавицу могли довести все эти мрази.
– Я хочу извиниться за этого… идиота. Он не мужчина, раз позволяет себе…
– Не утруждайтесь, – Оборвала его Ремора. Печальные голубые глаза заглянули ему прямо в душу, – Это ничтожество всегда ведет себя подобным образом.
– Вы не должны терпеть это, – Выпалил Рауд.
– А разве я что-то могу? – Прекрасное лицо озарила печальная улыбка, – Я его пленница. Он может даже убить меня, если захочет.
Судя по выражению ее лица, принцесса не преувеличивала. Но как они вообще допустили подобное? Куда смотрел ее брат, допустив к власти какую-то свинью!?
– Я… могу чем-то помочь вам? – Рауд и сам не знал, зачем он это говорит. За этой женщиной он бы действительно пошел на край света из-за одной только ее красоты, но какой из него, к чертям, помощник!?
– Разве что столкнуть меня с крыши, – Пробормотала себе под нос Ремора.
С этими словами она развернулась и ушла.
*
– Ты безумна! – Тейвон понимал, что этими словами он не достучится до Ингерды, но все равно не оставлял попыток пробудить в ней хоть крупицу разума.
Она даже не обернулась на его голос, а лишь по-прежнему продолжала медленно спускаться по узкой, выдолбленной прямо в камне лестнице. Тейвон шел за ней следом, не переставая смотреть себе под ноги – за долгие столетия ступени успели потрескаться и раскрошиться, а босые ступни в любой момент могли наступить на острый камень.
Ему должно быть все равно, что станет с его ногами и сколько ран он сегодня получит, но Тейвон не хотел чувствовать еще и боль физическую – ему вполне хватало того, что творилось сейчас в душе.
Это он приговорил их с Реморой к смерти – своей трусостью и глупостью. Настоящий король давно бы придумал, как спастись из этой западни, а Тейвон утягивал их с сестрой все глубже на дно. Теперь он уже ничего не мог изменить – он не сомневался, что Реморе не дадут прожить и нескольких дней после его смерти, а до смерти этой в лучшем случае оставался час.
Возможно, со стороны могло показаться, что он смирился легко и быстро, но на самом деле Тейвон просто не знал, как всему этому противостоять. Если бы у него был хоть кто-то…
Он многое бы отдал за то, чтобы просто поговорить со своим ветувьяром – вместе с ним они бы точно что-то придумали. А по отдельности…
Они оба потерпели поражение.
Сегодня ему вновь напомнили, что он узник – Тейвон и сам не знал зачем, но его заковали в цепи, словно он представлял какую-то опасность. Сейчас он шел по лестнице в подземелье, безоружный, босой, с накинутым на плечи плащом, что прикрывал его наготу, окруженный хидьясскими наемниками, и гремел цепью кандалов на руках. Видимо, Ингерда думала, что он захочет как-то помешать ее замыслам – а именно этому странному обряду, в котором сама “королева” почему-то не сомневалась.
Тейвон не подозревал, что этот обряд из себя представляет, но знал, что живым из этого подземелья ему не выбраться. Оставалось только надеяться, что смерть его будет не слишком постыдной и не особо болезненной, чтобы не мучаться.
Чем ниже они спускались, тем холоднее становился отсыревший воздух – кожа Тейвона покрылась мурашками под тканью плаща, казалось, еще чуть-чуть, и у него перестает зуб на зуб попадать от холода. Ингерда была в таком же одеянии, но вряд ли ей было так же зябко, как Тейвону – по крайней мере, она не дрожала.
Он и не знал, что под зданием монастыря располагались такие разветвленные коридоры с потайными дверями и лестницами, поэтому, когда ступени наконец-то закончились и привели их к пещере, что высотой превосходила здешний парадный зал, Тейвон потерял дар речи.
Раньше он не верил, природа может сотворить такое – здесь, под замком, протекала дивной красоты подземная река. К воде вели все те же древние ступеньки, а чуть повыше над берегом монахи вколотили в землю шесты с огромными, почти в человеческий рост, факелами. Сейчас они пылали во всю мощь, и отсветы пламени отражались в тихой серебряной воде. Вокруг факелов были расставлены чаши и кубки с водой, которая казалась красной из-за огня. Эта картина казалась бы сказочной, если бы Тейвон не знал, что здесь ему придется умереть.
На каменном возвышении, словно на постаменте, их уже ждали двое – глава ордена Двух Лиц Нэриус и его монах, ничем не примечательный мужчина где-то в годах Тейвона. В руках у Нэриуса был какой-то свиток, который он протянул Ингерде, едва она поднялась к нему. Самозванная королева пробежалась глазами по тексту и ответила церковникам довольной улыбкой.
*
Окажись сейчас Ланфорд в своем родном теле, его бросило бы сначала в жар, потом в холодный пот, сердце заколотилось бы как бешеное, а тело испытало бы небывалый прилив ярости и сил. Рядом были ветувьяры – причем, сразу двое.
Его естество камарила требовало выхода даже сейчас, хотя он не испытывал и крупицы того возбуждения, которое было свойственно орденским убийцам, чья кровь была заговорена реагировать на двуликих демонов. Он стоял рядом с Нэриусом, пока к ним приближалась богомерзкая демоница, и едва сдерживался, чтобы не выхватить кинжал и не вонзить его ей в сердце.
И все-таки Ланфорд не мог отрицать, что женщиной она была красивой. Гибкая, стройная, темноволосая, с пронзительным взглядом темных глаз. Хвала богам, она не взглянула на камарила даже мельком – все ее внимание занимал свиток с переводом Геллиуса.
Этому еретику Ланфорд не доверял ни на секунду, но Нэриус принял его перевод и даже приказал пока оставить его в живых – видимо, на случай, если во время обряда что-то пойдет не так.
Переводом осталась довольна и демоница – она сдержанно улыбнулась и, забрав свиток, направилась вниз, где ее ожидали хидьяссцы и другой двуликий демон.
Бывший король Кирации.
Его природа тоже не обидела – для мужчины он был даже слишком красив, напомнив Ланфорду полковника Мейола, который со своей миловидной мордашкой и светлыми волосами вполне мог бы сойти за младшего брата Тейвона Кастиллона.
Демон был закован в цепи, и с обеих сторон его охраняли хидьяссцы – неужели, он все еще пытался сопротивляться? В это верилось с трудом: на вид он казался совершенно раздавленным – плечи опущены, глаза смотрят в землю.
Он даже не сопротивлялся, когда ветувьярская королева подошла к нему и одним движением сдернула с него плащ, оставив демона совершенно голым. Впрочем, мгновением позже она разделась и сама, отчего Ланфорд испытал слабый укол смущения.
Раздетая демоница ничем не отличалась от обыкновенной женщины. Нет, камарил, конечно, не ожидал, что вместо грудей у нее будут рога или что-то в этом роде, но все равно оскорбился. Нечисть не должна быть столь прекрасной.
Между тем, демоница взяла своего спутника за руку и повела к берегу реки, где их дожидалась заранее подготовленная узкая лодка. Нэриус утверждал, что суденышко было точной копией того, на котором по этим водам проплывала когда-то Этида – даже резьба и узоры на бортах и носу были в точности воспроизведены по требованию новой королевы.
Демоница буквально затолкала своего спутника в лодку, заставила его улечься на дно и только тогда, приняв кинжал из руки южанина, взошла на борт сама. Стоя прямо, словно статуя, она возвышалась над демоном с ножом и свитком в руках. Ланфорд никогда не думал, что станет свидетелем подобной ереси, душа его болела от неправильности происходящего, но он усилием воли заставлял себя оставаться на месте, возле Нэриуса, который с восторгом следил за обрядом и совсем не походил на того, кому подобное зрелище могло быть противно.
Королева развернула свиток и, не медля ни секунды, принялась громогласно зачитывать:
– Aeisintaau iia laoeia, egaak ae inoeay ieoar…
Голос ее походил на рычание, и Ланфорд, хоть и обученный древнекирацийскому, практически не разбирал слов. Он и Геллиуса-то не слушал, когда тот в перерывах между стонами от боли пытался что-то продиктовать Нэриусу, а потому то, что читала сейчас демоница, оставалось для камарила загадкой. Его внимание зацепилось только за слово “бессмертие” – или это была “смерть”? – он так и не понял.
В любом случае, теперь он догадывался, чего хочет эта королева. Она собиралась принести в жертву другого двуликого демона, чтобы заполучить бессмертие, и Нэриус ей в этом помогал. Ланфорд не сомневался, что глава ордена не просто так приказал ему ждать – он хочет провести подобный обряд и для себя.
Такие люди, как Нэриус, уж точно хотят жить вечно.
А демоница тем временем заканчивала свое заклинание, каждое ее слово становилось тверже и громче предыдущего, и с каждым этим словом факелы на шестах разгорались все ярче, пока в пещере не стало светло, как солнечным днем.
Дочитав заклинание, она отшвырнула свиток в сторону, и он медленно, словно опавший с дерева листок, опустился на воду. Королева и думать про него забыла, склонившись над своей жертвой с кинжалом в руке. Обряд только начинался, а Ланфорду уже хотелось отмыться от царящей здесь ереси и скверны.
Камарил стоял достаточно близко, чтобы в деталях видеть то, что происходило в лодке. Королева полоснула кинжалом демону по груди, и по его белой коже потекла кровь, но для обряда этого было недостаточно. Следом демоница разрезала кожу себе на ладони и поднесла руку к ране своей жертвы. Кровь капала бывшему королю на грудь, смешиваясь с его собственной, он закричал, словно от нестерпимой боли, но демоница не обращала на него никакого внимания. Она продолжала держать руку над его раной, красные дорожки стекали по ее тонкому запястью, а глаза сверкали бешеным безумным огнем.
Ее необходимо было убить прямо сейчас, пока не стало слишком поздно. Пока она не стала живой богиней.
Но Ланфорд стоял на месте как вкопанный, чувствуя, что не может даже пошевелиться. Неужели ересь завладела и им?
Видимо, сочтя, что крови пролито достаточно, демоница выпрямилась во весь рост и развела руки в стороны – одну окровавленную и вторую, что сжимала кинжал:
– Aeisintaau!
Меньше всего Ланфорд ожидал, что что-то действительно произойдет. И это было досадной ошибкой.
Вода в реке, еще мгновение назад тихая и спокойная, вдруг взмыла вверх – это были не просто бушующие волны, а буквально стена из воды, словно на дне произошел взрыв, и река вздумала выплеснуться из берегов. И в центре этого взрыва была лодка, которая все еще оставалась на том же месте и даже не шелохнулась от внезапно обезумевших волн.
Поток воды ударился о потолок пещеры и с той же силой рухнул вниз, на прежнее место. Шум стоял такой, словно Ланфорд оказался в сердце водопада, брызги сыпались во все стороны, но почему-то не гасили факелы, а даже наоборот – еще сильнее разжигали их.
Камарила с Нэриусом окатило ледяной водой с головы до ног. Ланфорд пытался не сводить глаз с лодки, но, судя по всему, отвлекся, потому что когда он снова посмотрел на демоницу, глаза ее изливали свет, а на руке не было ни следа крови. Она убрала с лица насквозь промокшие волосы и оглядела пещеру.
На мгновение Ланфорд поймал ее взгляд, и теперь в нем и вовсе не осталось ничего человеческого. Глаза ее из карих сделались золотыми, и хоть они уже не светились так, как в первую секунду, неестественность их приводила в ужас.
Демоница долго смотрела на свою раненую ладонь, которая вновь стала невредимой, а потом словно вышла из оцепенения, вспомнив о принесенном в жертву ветувьяре.
– Тейвон! – Крикнула она, опускаясь к нему.
Окровавленный демон ей не ответил.
*
– Тейвон! – Доносилось до него так глухо, словно кричали через толщу воды или непроходимую стену.
Это была Ингерда. Тейвон знал это, но никак не мог проверить – глаза не открывались, а грудь жгло такой адской болью, что не было сил даже кричать. Но хуже всего было опустошение, что захватило его целиком и полностью – оно ощущалось так, словно из души Тейвона с корнем вырвали что-то важное, жизненно необходимое. Как будто отрезали половину сердца.
Он чувствовал, что залит водой, и ощущал, как лодка под ним качается на слабых волнах. Это такая смерть у него будет?
Сейчас Тейвон с удовольствием бы рухнул в ледяную воду и пошел бы ко дну, лишь бы не чувствовать эту боль и пустоту в груди. За что ему это мучение!?
Не прошло и минуты, как лодка, назло желанию Тейвона утонуть, причалила к берегу. Его подняли чьи-то руки, набросили на плечи плащ и уложили на что-то твердое. Все это время вокруг раздавались чьи-то голоса, но женского среди них не было, да и слов Тейвон разобрать не мог.
Глаза его под закрытыми веками реагировали на свет – так он понял, что все еще находится в той пещере, но вскоре свет исчез, и только тогда Тейвон осознал, что его, лежащего, куда-то несут.
Он вдруг так испугался, что его сочтут покойником, что попытался пошевелиться, на этот раз, не так безуспешно. Дернув рукой, Тейвон распахнул глаза – над ним возвышались освещенные факелом смуглые лица южан, что тащили его на носилках по темному коридору катакомб.
“Я жив!” – подумал Тейвон, отгоняя боль и щемящее опустошение в груди. Это просто страх, не более того.
Выходит, у Ингерды не получилось?
Но она читала заклятье на древнекирацийском – он точно слышал. Ингерда просила обменять жизнь ветувьяра на бессмертие. Но Тейвон был жив, значит, обряд не удался?
Другая мысль в мгновение ока сменила эту глупую радость, и тут Тейвон понял все. Понял, почему он выжил и почему ощущал эту странную пустоту внутри.
Ужас кольнул в сердце ледяной иглой. Тейвон не знал другого способа проверить свою догадку, кроме того, который, возможно, немало удивит и испугает наемников. Плевать!
Зажмурившись от страха, Тейвон попытался успокоить беснующееся в груди сердце и тихо, так, чтобы его никто не услышал, произнес заученные с детства слова на древнекирацийском: “Пусть лик мой явит себя, что сокрыт под кожей в глубине меня”.
Ничего не произошло. Более того – Тейвон даже ничего не почувствовал. С ним осталась только тупая боль в груди и пустота, не просто огромная, а бесконечная.
Ингерда обменяла жизнь ветувьяра на бессмертие.
Но Тейвон сегодня не умер.
Потому что вместо него умер Джеррет.