полная версия

Сия Кейс
Ветувьяр

Она заметила, как помрачнело его лицо при упоминании гвардии. Ремора надеялась когда-нибудь узнать причину взаимной антипатии Ферингрея и Эйдена.

– Граф Интлер… был не готов командовать сражением. И я принял решение за него. Решение сдать город мятежникам.

Он потупил голову, избегая смотреть Реморе в глаза.

– Что с Эйденом? – Кажется, в сотый раз спросила принцесса, – Где он?

– Насколько мне известно, он находится в особняке Вивер. Под стражей. Мы лично не встречались, но я слышал, что он чем-то болен.

– Мне необходимо встретиться с ним. Как можно скорее.

– Ваше Высочество, – Заглянул ей в глаза капитан, – Боюсь, это невозможно. За вами могут следить…

– Я должна знать, что с ним, – Ремора почувствовала, что непрошенная слеза вновь катится по щеке.

– Нет, – Покачал головой Ферингрей, – Это слишком рискованно.

Теперь, когда самые страшные ее опасения подтвердились, Ремора поняла, что уже ничего не боится.

– Вы думаете, мне есть, что терять? – Усмехнулась она, – У меня нет ни войска, ни сильных союзников. Только он.

– Вы заблуждаетесь, – Возразил капитан, – Еще у вас есть брат. Нет, не Тейвон Кастиллон – Джеррет Флетчер. И я готов дать голову на отсечение – он уже направляется сюда. С войском и оружием.

Ремора хотела усмехнуться, но не смогла. Оставшись на несколько часов наедине с собой, она успела обдумать все возможные варианты развития событий и прийти к выводу, что сейчас Кирации – а в особенности Анкалену – действительно был нужен не политик в лице Тейвона, а воин. И только Джеррет может поставить на место распоясавшегося Лукеллеса с его крысами. Вот только хватит ли у него сил?

Его корабли заметят издалека и даже не пустят в город, если адмирал не придумает способ, как сюда попасть. В том, что хитрости у Джеррета хватит, Ремора не сомневалась, но в достатке ли у него осторожности? Ветувьяр Тейвона отважен, но временами безумен и поистине непредсказуем. Да и как можно выставить моряков против конницы? Это казалось бредом сумасшедшего.

– Но теперь вы – заложница коменданта, – Спустя некоторое время продолжил Ферингрей, – Не осложняйте ситуацию еще больше.

– Не думала, что вы столь жестоки, капитан, – Склонила голову Ремора. За встречу с Эйденом она разорвала бы глотку чудовищу, а уж спор с Ферингреем для нее был и вовсе пустяком.

Принцесса считала себя умной женщиной и всю жизнь пыталась поступать, руководствуясь разумом, а не сердцем. Но куда привел ее этот разум? Все вокруг все равно считали ее слабой и глупой, только лишь потому, что она носила юбку.

Читая письмо Калисты, она неожиданно поняла кое-что важное – у нее действительно было то, о чем ее ветувьяр не могла даже мечтать – Ремора любила и была любимой. Да, ее история не из песни и не из легенды, но она осязаема и реальна. И ради того, кем был для нее Эйден, Ремора была готова на все. Принцесса не любила выставлять свои чувства напоказ – она была вспыльчива и холодна, могла отослать его прочь и избегать встреч, но сейчас ей было необходимо дать Эйдену знать, что все это время она заслуживала его любви.

– Я могу больше никогда не увидеть его, – Не до конца понимая, что она произносит это вслух, выговорила принцесса.

Ферингрей сдержал какую-то эмоцию, которая явно собиралась вылезти наружу, и лицо его приняло отстраненное натянутое выражение:

– Не пытайтесь давить на мою жалость. Я не поддаюсь. Даже женщинам.

Он избегал смотреть Реморе в глаза, но принцесса уже решилась идти до конца:

– Вы ненавидите его. Я знаю. Но не знаю, за что…

Когда капитан поднял глаза, он показался ей совершенно другим человеком. В нем не было того безупречного офицера, которым Ферингрей казался с первого дня своей службы.

– Вы полюбили не того человека, Ваше Высочество, – Он словно сражался с собственным языком, заставляя его выговаривать слова, – Он кажется вам благородным рыцарем, но на деле… у него нет чести. Его отец, конечно, быстро замял эту историю, но стереть мне память он был не в силах.

– Что у вас с ним произошло?

– Не с ним, не с Эйденом. Но с его молчаливого согласия.

Ферингрей потер переносицу и сцепил пальцы в замок, потупив взгляд. Продолжал он отрывисто и сухо, словно отчитываясь перед командиром:

– Дело в его брате. Клавере Интлере.

– Он погиб на дуэли четырнадцать лет назад, – Вспомнила Ремора, медленно догадываясь, к чему ведет капитан.

– Все верно. Это я его убил. Кровь за кровь, как сказать. Эйден был на той дуэли секундантом с его стороны. Он подтверждал, что между Эррис и его братцем ничего не было.

– Эррис?

– Эррис Ферингрей. Моя сестра. Она любила эту мразь больше жизни, но разве захочет старший сын графа жениться на дочери мелкого землевладельца из провинции? Я говорил ей, что она совершает ошибку. А когда она пришла ко мне в слезах и с бастардом в животе, я даже накричал на нее. Может, и я отчасти виноват в ее смерти… Но я не заставлял ее идти унижаться перед этим уродом.

– И что Клавер? – Не без подлинного интереса спросила Ремора.

– Он убил ее. Я знаю это наверняка, потому что их конюх видел, как слуга на заднем дворе закопал тело девицы. Но что значит мое слово против слова графского сына? Двух сыновей… Мне не оставалось ничего, кроме поединка. И правда оказалась на моей стороне.

– Эйден мог не знать… – Растерянно заявила Ремора, – Он бы не поступил так.

– Но все же поступил. Он всегда был слаб.

Ремора знала, что не сможет переубедить его. О той дуэли она еще поговорит с Эйденом, если выпадет такая возможность, но пока принцесса все еще не оставляла попыток достучаться до капитана.

– Чарльз, – Она не заметила, как назвала его по имени, – Вы хоть раз в жизни любили?

– На свете нет людей, заслуживающих любви, – Бросил он.

– А как же ваша сестра? Она ее тоже, получается, не заслуживала?

– Эррис была дурой. За это и поплатилась, – Он поднялся на ноги и поспешно прошел к двери.

Пробила ли Ремора его броню? Чиркнула ли мечом по грубой стали? Оставалось только надеяться.

– Если в вас есть хоть капля жалости… – Взмолилась Ремора перед тем, как Ферингрей распахнул дверь.

Даже не обернувшись, он вышел, вновь оставив принцессу наедине с собственной ничтожностью.

*

Ученик корабельного лекаря Сэвил, под маской которого скрывалась эделосская беглянка Селин, в экипаже пузатого рыбацкого судна не то чтобы и не прижился, но и своим не был. Большинство моряков странно косились на нее, принимая то ли за слабоумного, то ли за ребенка, а те, кто и воспринимал как-то всерьез, в один голос пытались научить ее уму-разуму.

Больше всех Селин раздражал этот болтливый повар, на которого Флетчер просил не обращать внимания. Он казался глупым и навязчивым, но главное – постоянно норовил заставить ее впихнуть в себя побольше еды, словно от этого ему станет легче жить на свете.

Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, ей пришлось жить в общей каюте с другими моряками, но и те постоянно цеплялись к ней, талдыча что-то на своем языке. Единственной защитой от них стал Атвин, который, видимо, перетягивал их язвительные шуточки на себя.

Юноша помогал Селин во всем, и девушка понимала, что без него ей было бы намного тяжелее. То, как они научились общаться без слов, тоже казалось странным, но почему-то забавляло ее, словно было игрой, которая продолжалась уже много дней.

И все же главной ее отдушиной стало предложение Флетчера и последовавшие за ним уроки. Очевидно, рыжему адмиралу тоже было нечем заняться в плавании, раз он решил научить ее своему языку. Они занимались где-то по часу каждый день, и поначалу Селин очень боялась чем-то прогневить своего наставника – задать вопрос или попросить объяснить еще раз. Потом страх постепенно начал уходить, и тогда дело пошло на лад – спустя неделю девушка уже знала весь алфавит и могла худо-бедно нацарапать пару слов на кирацийском.

Говорить она училась еще и с Атвином – парень показывал ей предметы и называл, как их имена звучат на его языке. Селин старательно повторяла чуждую слуху речь, а моряк улыбался, когда она делала ошибку, и хвалил ее, когда девушка оказывалась особенно успешна. Постепенно и ее ухо, и ее язык привыкли к звукам кирацийской речи, хотя узнать нужно было еще очень и очень многое.

На закате очередного дня их неспешного плавания Селин сидела на краю деревянного ящика, что стоял прямо на палубе, и болтала в воздухе босыми ногами. Теплый соленый ветерок обдувал ее лицо и стянутые в хвост волосы. Сейчас девушке казалось, что настоящая осень никогда не наступит, а это мгновение – такое тихое и спокойное – не закончится.

– Мо-о-о-ре, – Растягивая каждый звук, говорила она Атвину, – Во-о-о-лны.

Парень сидел рядом прямо на досках палубы, не сводя с нее восторженных глаз. Внимание Атвина, конечно, было приятно Селин, но иногда ей казалось, что юноша смеет на что-то надеяться…

Ей нравился Атвин – он явно был хорошим, добрым человеком и верным другом, но воспринимать его так, как женщине стоило бы воспринимать мужчину, у нее не получалось. Селин боялась показать это и тем самым разбить юноше сердце, но она знала, что однажды настанет момент, когда ей придется обозначить эту границу между ними. Скорее всего, с тех пор они больше не увидятся, и всю оставшуюся жизнь девушка будет чувствовать себя виноватой. Что ж, она и без того совершила много ошибок – пусть на ней будет еще один грех.

– Ты молодец, – Четко, чтобы она непременно поняла, проговорил Атвин на кирацийском. Ветер играл его растрепавшимися кудрями, они хлестали по бычьей шее и широченным плечам, на которых едва не лопалась простая льняная рубаха. Селин в очередной раз спросила себя – сколько силищи скрывалось в этом добродушном парне? Смог бы он побороть камарила? – Очень хорошо.

Селин улыбнулась – как раз в тот момент, когда неподалеку послышались шаги.

Он появился словно из ниоткуда, и Атвин тут же вскочил на ноги, встав навытяжку перед своим командиром. Адмирал Флетчер – достаточно высокий для мужчины – был едва ли не на голову ниже Атвина и выглядел рядом с ним совсем маленьким и тонким, как молодое деревце рядом с вековым дубом.

Адмирал не обратил на юношу никакого внимания – глаза его смотрели только на Селин, мгновенно смутившуюся от этого взгляда.

– Готовы? – Спросил он на эделосском.

Застенчиво кивнув, Селин послушно поднялась и последовала за Флетчером в адмиральскую каюту, откуда он выжил капитана этого судна – противного и крикливого человека с колкими маленькими глазками.

Закрыв за ними дверь, Флетчер зажег свечу и расположился в своем кресле, водрузив длинные ноги в сапогах прямо на капитанский стол. Селин заняла положенное ей место в кресле напротив, сложила руки на коленях и задумчиво уставилась на свои ногти, ожидая сегодняшнего задания.

– Селин, научитесь уже смотреть людям в глаза, – Недовольно заметил Флетчер.

Исправляя свою ошибку, девушка медленно подняла на него взгляд и заметила на длинном лице довольную улыбку.

– Вот, так гораздо лучше, – Мягко добавил он.

Рука его легла на столешницу и принялась отстукивать легкий ритм.

– Берите книгу, – Флетчер перешел на кирацийский. Эту фразу Селин хорошо знала.

Она потянулась за небольшим томиком в коричневом кожаном переплете, что лежал сверху стопки с книгами. Закладкой им служило маленькое черное перо, непонятно откуда взявшееся. Открыв нужную страницу, Селин погладила пальцами исполосованный чернильными строками старый пергамент и начала читать:

– Серд-це в во-дах оке-а-на ро-зой крас-ной за-цве-ло… В вих-рях с-си-не-го ту-ма-на м-не тво-е ли-цо взо-шло… Ша-лят…

– Жалят, – Поправил ее Флетчер, – Там будет звук “ж” – “Жалят острыми шипами душу мне твои слова…” Давайте, последнюю строку. Почетче.

– К-как бы м-не на-зад вер-нуть-ся, про-бу-дить-ся о-то сна, – Гордо завершила четверостишие Селин. Стихи казались красивыми, хотя девушка понимала только около половины их смысла. Внезапно ее обуяло несвойственное ей любопытство, и она спросила на эделосском, – А вы знаете эти стихи наизусть?

– Мой учитель словесности был жесток со мной, – Сообщил Флетчер, – Поэтому да, знаю. Большую часть.

– Эти стихи красивые, – Несмело пискнула Селин.

– Вряд ли, – Пожал плечами адмирал, – Они просты, как белый день. Даже мои юношеские поэтические потуги, кажется, были оригинальней.

– Вы писали стихи? – Удивилась девушка.

Поджав тонкие губы, Флетчер рассмеялся. В простой рыбацкой одежде – льняной рубахе, грубых широких штанах и низких сапогах с просторным голенищем – даже он не казался таким уж утонченным и аристократичным, но вместе с тем в нем появилось что-то мужественное и сильное, чего Селин раньше не замечала.

– А разве в юности этим занимаются не все? – Нахмурился он, – Когда ты молод и влюблен, так и тянет марать бумагу всякой ерундой. Уверяю, Атвин тоже царапает что-то про вас…

Эти слова ударили так неожиданно, что кровь резко прилила к лицу Селин, а смущение вновь заставило ее опустить глаза вниз. Откуда он знает?

– Ему не стоит этого делать, – Выдавила девушка, понимая, что отпираться бесполезно – Флетчер не слепой, чтобы не замечать, как смотрит на нее его подчиненный.

– Почему же? – Усмехнулся адмирал, – Ваше сердце отдано другому?

Этот вопрос прижал ее к стене. Селин подняла глаза и посмотрела в лицо адмиралу. Что она должна ему сказать? Почему Атвин ей не мил? Она и сама не знала.

А потом вдруг поняла. Это осознание кольнуло ее так резко, так больно и в то же время приятно, что девушка опешила – наверное, от неожиданности этой простой истины и собственного безумия.

Что есть любовь? Если это то самое сбивчивое, волнительное и странное чувство, которому невозможно дать разумного названия, то самое, что ощущали ее родители когда-то давно, когда мама еще была здорова, а отец не пил, то самое, которое Селин и не надеялась встретить в своей жизни, то она уже его испытывала. Прямо сейчас и несколько раньше – только тогда, когда смотрела на адмирала Кирации Джеррета Флетчера.

Это ведь и есть то, что должна чувствовать женщина к мужчине?

Нет, это не могло быть правдой. Селин опустила глаза, надеясь, что сердцебиение восстановится быстро. Это все бред, наваждение, выдумка. Ну какой еще Флетчер? Он ведь и вовсе ее враг, он кирациец!

– Не хотите говорить, – Ответил сам себе адмирал, – Что ж, дело ваше. Только прошу – не разбивайте сердце моему адъютанту, он гораздо более хрупок внутри, чем снаружи.

– Его сердце будет в целости, – Не поднимая глаз, отозвалась Селин.

“А вот мое..?” – спросила она саму себя.

Нужно поднять глаза и делать вид, что все в порядке. Это оказалось труднее, чем она думала, но в конце концов девушка все-таки посмотрела в глаза Флетчеру, изучая его, словно в первый раз.

Как же так вышло? В песнях и сказках любовь была другая, красивая и возвышенная, а здесь…

Перед ней сидел не красавец, не принц и не рыцарь. Просто добрый и храбрый человек, что вел себя с ней, как с благородной леди… Но в этом ли была загвоздка?

Нет, просто, таких, как он, единицы – в нем было что-то, чего Селин не встречала в других мужчинах. Своим видом он напоминал острый нож, но рядом с ним девушка ощущала себя в безопасности.

“Не красавец” – думала Селин и тут же пресекала себя – а скольких по-настоящему красивых мужчин она видела? Флетчер был не уродливей остальных – высок, строен, гладко выбрит. Да, он не был юн, как Атвин, но молодость его бушевала в самом своем расцвете и явно не собиралась уходить.

И все же на что ему Селин? Она ведь обыкновенная деревенская простушка без рода и племени, да и страшила, каких поискать… Девушке стало стыдно за саму себя.

“Наваждение” – твердила себе она. Видимо, ее разум настолько заскучал, что решил придумать какую-то глупость, чтобы ее развлечь.

– Еще читать? – Спросила она на кирацийском.

Не отрывая от нее пристального взгляда, Флетчер кивнул.

Глава 18. Эделосс. Пограничное предгорье. Кирация. Восточное море

“Черт бы побрал Биркитта!” – со злостью подумал Ланфорд, отталкивая в сторону молодого гвардейца, которому хватило ума больше не произнести ни слова. И без того сказал достаточно!

Воодушевление, которое Ланфорд ощутил после аудиенции с королем, прошло быстро – стоило им едва выехать из Линтхаласа. С каждым днем оно все вернее сходило на нет, сменяясь злостью и раздражением, а может даже и отчаянием.

Не так он себе представлял войну против ереси и греха. Ланфорд ожидал, что камарилы под его командованием будут идти в авангарде и нести в мир истинную веру, а на деле они оказались охотничьими псами короля. На них даже собственная королевская охрана смотрела косо, не говоря уже об орденских солдатах и регулярной армии.

Несмотря на то, что приказ Биркитта явиться в шатер короля был срочным, Ланфорд шел по лагерю неторопливо – слушать очередные монаршие шуточки и терпеть каменную мину наставника до жути не хотелось, тем более, что от этого не было никакого толку. Армия ползла по Эделоссу так медленно, что Ланфорд почти не сомневался – на месте они будут в лучшем случае к зиме, когда в Кирации уже все затихнет и забудется к чертям собачьим. В лучшем случае там будет править новый король, в худшем – восстание подавят ветувьяры, и никчемные Кастиллоны продолжат засорять весь мир своей скверной.

А все потому, что король с его сыночком хотели комфорта. Эти двое словно собрались на прогулку, а не на войну – для них тащили роскошную мебель и посуду, бумагу и книги, готовили еду ничуть не хуже, чем в замке. Все это отнимало у армии драгоценное время и еще сильнее гневило и без того неспокойного Ланфорда.

Он оглядел бесконечное множество походных палаток, установленных в чистом поле – страшно было представить, как таким огромным числом они будут переправляться через горы, таща за собой пушки и провизию. Сколько это займет времени?

Горная гряда, что занимала собой приличный кусок юга Эделосса и севера Кирации, была уже совсем рядом – голые каменные вершины словно нависали над головой. Биркитт все же убедил короля не идти в обход, объяснив это потерей времени, но Ланфорд опасался, что на узких горных дорогах, да еще и с таким количеством людей, лошадей и грузов, у них уйдет ничуть не меньше недель на переход.

Все попытки добиться приказа Биркитта отправить камарилов вперед, наставник вместе с королем тоже пресекли, заявив, что удар по Кирации должен быть мощным и сокрушительным, чего ни за что не добиться двум сотням пусть даже самых непобедимых воинов.

Прохладный сентябрьский ветерок донес до Ланфорда аромат жареного мяса, дыма от костров, но вместе с ними и конского навоза, заставив камарила разозлиться и презрительно оглядеть ту дыру, в которой он находился.

Вместо того, чтобы вместе со своим войском сжигать оскверняющие богов кирацийские церкви и казнить их жалких монахов, он был вынужден сидеть в этом вонючем лагере, среди зазнавшихся, но ничего из себя не представляющих офицеров и бестолковой солдатни, не умеющей даже нормально держать шпагу. Вся эта деревенщина без умолку горланила свои похабные песни, заливала себе в глотки брагу и дралась при каждом удобном случае. Все, что слышал Ланфорд вокруг – это их заливистую брань, ржание лошадей и хлюпанье грязи под ногами.

Королевский шатер был раза в три больше всех остальных, бело-золотого цвета и со всем необходимым внутри. Там мог уместиться полноценный эделосский совет, состоящий из двенадцати человек, и еще осталось бы место для прислуги, разносящей еду и вино. Войдя внутрь, Ланфорд почтительно поклонился и оглядел собравшихся. Король постоянно держал возле себя самых необходимых ему людей, в числе которых был и Биркитт, расположившийся за большим походным столом, заваленным картами и чертежами, мало понятными Ланфорду без близкого рассмотрения.

С другой стороны, напротив Его Величества, расположился Гиллат Теферс – единственный человек из регулярной армии Эделосса, к кому Ланфорд испытывал хоть каплю уважения. Гиллат был ведущим генералом королевства уже больше десяти лет и действительно отличался толковым умом и редкостной прозорливостью. Единственное, в чем камарил мог бы его упрекнуть – так это в неуемном обжорстве, которое привело к тому, что эту разжиревшую тушу мог выдержать только самый крепкий конь.

Из-за своего огромного пуза, да еще и облаченный в меха, генерал Теферс казался гигантом на фоне остальных собравшихся, особенно, на фоне принца Илласа, который так удачно скукожился на своем стуле в самом углу, что поначалу Ланфорд его даже не заметил.

– Чего так долго? – Нарушил молчание король, – Мы тут уже заждались.

– Я добрался, как только получил приказ прибыть, Ваше Величество.

– Чертовы адъютанты, вечно их только за смертью посылать! – Больше рассмеялся, чем возмутился король, чтобы тут же перевести взгляд на Ланфорда и сменить тему, – Ну а ты как сам? Не заскучал еще плестись с нами?

Ланфорд глянул на Биркитта, но лицо наставника ничего не выражало. Значит, можно ответить честно, и будь что будет:

– Есть немного, Ваше Величество. Хотелось бы пойти вперед…

– Ну, ты губу-то не раскатывай, парень, – Осадил его король, – А то, что ты застояться не хочешь, мне нравится. Возьми-ка своих парней, да съездите, проведайте одно местечко… Разведчики генерала донесли, мол, отряд там какой-то стоит, прямо в лесу. Без знамен, говорят, но вооружены добротно. И народу хватает…

– Сколько? – Сухо поинтересовался Ланфорд.

– Около пятидесяти человек, – Ответил вместо короля генерал Теферс,– На разбойников вроде не похожи, но, видимо, и не солдаты. Разведчики их трогать не стали – силы не равны – а вот камарилам как раз поразмяться можно.

– Возьми человек эдак шестьдесят, и вдарьте по ним хорошенько, если выкобениваться станут, – Настоятельно, словно давая совет, сказал король.

– Шестьдесят? – Хмыкнув, Ланфорд посмотрел на Биркитта, – Вы недооцениваете моих людей, Ваше Величество. Мне хватит и тридцати.

Генерал с королем переглянулись, но ничего не сказали, видимо, сочтя уверенность Ланфорда обоснованной.

– Вели разыскать полковника Мейола, – Приказал камарилу Теферс, – Он поедет с вами, покажет, где они засели.

Откланявшись, Ланфорд вылетел из шатра на прохладный воздух и тут же отправил подвернувшегося под руку адъютанта разыскать того разведчика, о котором говорил адмирал, и незамедлительно отослать его в штаб камарилов. Сам же он почти бежал по лагерю в сторону родных темно-коричневых палаток, где, в отличие от остальной армии, царила дисциплина, выдержка и спокойствие.

Он нашел Робина сидящим у костра и изрядно заскучавшим, почти что сонным. Друг медленно полировал свой любимый кинжал и безразлично таращился в одну точку где-то на горизонте.

– Эй, просыпайся! – Ланфорд едва удержался, чтобы не дать Робину подзатыльник для бодрости, – Дельце для нас появилось…

– Что, опять объезжать пустые поля вместе с разведчиками? – Робин устало поднял голову, – А нельзя ли без меня? Я не для того вступал в орден, чтобы любоваться видами природы.

Ланфорд редко слышал в речи друга собственные нотки, но сейчас он словно посмотрел на себя в зеркало – с каких пор Робин стал таким же угрюмым?

– Нет, на этот раз кое-что поинтересней.

Робин нехотя поднялся, и Ланфорду пришлось смотреть на этого детину снизу вверх.

– Собери для меня тридцать человек, – Приказал он, – Лучших из лучших. Выезжаем через полчаса.

– Куда? – Нахмурился Робин, почесав свою рыжую бороду.

– Разведчики короля нашли в лесу какой-то отряд, надо бы разобраться. Его Величество посылает нас.

– Уж не за головорезов ли он нас считает? Камарил – клинок скверны, а не простой убийца, – Уверенно напомнил друг.

Ланфорд пропустил эти слова мимо ушей:

– Ты хочешь и дальше сидеть здесь без дела?

– Тебе виднее, командир, – Пожал плечами Робин, удаляясь.

Разведчик явился минуты через три. Для полковника он был достаточно молод – должно быть, где-то в годах самого Ланфорда – но сильнее бросалось в глаза то, что Мейол был до отвращения смазлив, прямо как баба. Огромные глаза, длинные ресницы, весь такой тоненький и аккуратный – странно, что на нем были доспехи, а не расшитый золотом камзольчик с кружевными манжетами. Его белое личико не портила даже неровная двухдневная щетина и волосы, которые раньше явно были ухожены, а сейчас просто нуждались хотя бы в обыкновенном мытье.

– Полковник Олонт Мейол по вашему приказанию явился, господин…

Красавчик замялся, не зная, как к нему обращаться. Ланфорд свирепо зыркнул на него и сквозь стиснутые зубы проворчал общеизвестную, как ему казалось, истину:

– У камарилов нет званий. Только имя.

– Буду знать, господин Карцелл, – Отчеканил разведчик.

Ланфорд только ухмыльнулся и двинулся прочь, оставив красавчика с его конем посреди лагеря камарилов.

Робин со своей задачей справился на отлично – отряд собрался уже минут через десять, все камарилы были отлично вооружены и готовы сокрушать все на своем пути. Именно такой Ланфорд и хотел видеть свою армию. Закрыв глаза, он на мгновение представил себе, что они не в Эделоссе, а в Кирации, впереди их ждет ересь и славные победы, торжество истинных богов над скверной.

Перед выходом на поле боя камарилы не молились – считалось, что боги оберегают их безо всяких молитв, так как воины исполняют их волю. Запрыгнув в седло, Ланфорд лишь оглядел своих людей и уверенным тоном пожелал им удачи. Уже через мгновение он дернул поводьями и направил своего жеребца к выезду из лагеря.

Красавчик Мейол нагнал его быстро – в седле разведчик держался отлично, да и конь у него подобрался под стать. Робин уверенно ехал чуть позади Ланфорда, не произнося ни слова. Впрочем, и сам камарил сейчас тоже не был расположен к беседам – его кровь кипела от предвкушения битвы, а после того, как они уничтожат лесной отряд, можно будет снова попытать счастья у короля, прося разрешения выехать вперед основной армии.

Ланфорд не сомневался ни в своем собственном клинке, ни в своих людях. Он обернулся на отряд, что тянулся следом за ним – лучшие воины Эделосса, каждый из которых стоил пяти обыкновенных солдат. Длинные плащи развевались за их спинами, в ножнах ждали своего часа тяжелые боевые сабли – практически мечи, способные разрубить человека пополам одним ударом.

Мейол вел их пустыми и грязными после осеннего дождя полями – с одной стороны они казались бескрайними, а с другой врезались прямо в горы. Складывалось впечатление, что холодные серые скалы пристально наблюдают за ними, и от их придирчивого взгляда убежать невозможно. Может, где-то на вершинах этих гор скрывались древние боги?

Когда вдали показался небольшой лесок, Мейол немного замедлил коня, вынуждая Ланфорда подстраиваться под его скорость.

– Они должны были уже заметить нас, – Сообщил он, – Если их часовые не вздумали спать посреди бела дня.

– Черт с ними. Им все равно нечего нам противопоставить, – Бросил Ланфорд, вырываясь вперед.

До леса оставалось всего ничего – сквозь просветы между стволами деревьев и чуть тронутую желтизной зелень камарил уже мог разглядеть небольшой лагерь, в котором не намечалось никакого движения, хотя приближающуюся ораву солдат нельзя было не услышать с такого ничтожного расстояния.

– Численное преимущество на их стороне, – Раздалось откуда-то справа, – Нужно быть осторожными.

Ланфорд обернулся и смерил говорящего под руку красавчика взглядом. Предвкушение битвы смешалось с накопившимся за многие дни раздражением, требуя выхода.

Камарил резко остановил коня, вынудив Мейола сделать то же самое. Остальные воины пронеслись вперед и уже почти добрались до леса, когда Ланфорд, не желая больше терять ни минуты, прошипел сквозь стиснутые зубы:

– Слушай, ты. Держись-ка от нас подальше. И иди к черту со своими советами!

Не дожидаясь ответа, он развернулся и кинулся в бой.

Когда камарил добрался до лагеря, здесь уже вовсю кипело сражение. Кто-то из его людей спешился, выволакивая непонятных людей в черных одеждах из приземистых походных шатров. Со всех сторон доносился звон стали, крики и ржание лошадей, откуда-то потянуло дымом. Не успел Ланфорд вытащить саблю, как под копыта его коня свалилось чье-то тело с перерезанным горлом. Камарил тотчас заприметил Робина, что во все стороны махал своим залитым кровью клинком.

Если Ланфорд хотел настоящей битвы, ему нужно было спешиться – в лесу на лошади не развернуться, а лагерь оказался даже меньше, чем ему представлялось. Спрыгнув с коня, камарил тут же отыскал себе противника. Коренастый коротышка с саблей в одной руке и кинжалом в другой кинулся на Ланфорда сам, да и с оружием обращался неплохо, вот только с камарилом ему было не совладать. Исполнив пару обманных приемов, Ланфорд выбил саблю у него из руки, а кинжал и вовсе отнял, схватив его прямо за лезвие – благо, на руке была толстая кожаная перчатка.

Доспехов на них не было, знамен тоже нигде не виднелось, не было никаких сомнений, что это враги, но кто? Кирацийцы? Еретики Нэриуса? Мятежники?

Не долго думая, Ланфорд пронзил коротышку насквозь и позволил его телу залить кровью истоптанную траву. “Нужно взять несколько пленных и обыскать палатки” – подумал он, врываясь в гущу сражения широким взмахом оружия.

В шуме боя он не сразу услышал размеренный голос, непохожий ни на крики, ни на стоны умирающих – более того, Ланфорд даже не сразу понял, откуда он доносится.

Переглянувшись с Робином, взмыленный камарил уверился в том, что странный голос, произносящий то ли молитву, то ли заклинание, слышит не он один. На мгновение ему даже показалось, что все вокруг замерло, и сквозь прочие звуки можно разобрать слова.

Ланфорд судорожно огляделся, ища того, кто продолжал монотонно чеканить какие-то строки, то ли рифмованные, то ли повторяющиеся. Никого найти он не успел – боковое зрение вовремя приметило мелькнувшее лезвие и рука молниеносно отразила удар высоченного – с Робина ростом – громилы. Следующая атака вышла не слишком удачной и грязной, а потому кровь из распоротого живота жертвы хлынула прямо на Ланфорда, залив ему руки и грудь.

Перед глазами вдруг что-то мелькнуло. Камарил на мгновение замер, тряхнул головой и почувствовал, как в глазах начинает темнеть, а лоб покрывается испариной.

С ним никогда не случалось ничего подобного.

– Ланфорд! – Взревел над ухом голос Робина.

Он распахнул глаза шире, пытаясь сфокусировать зрение на испачканном в крови лице друга.

– Это древнекирацийский! Прислушайся…

Если Робин что-то еще говорил, то Ланфорд больше его не слышал – в ушах внезапно зазвенело, как после удара по голове, но монотонные слова все еще просачивались в его разум.

Камарилы знали этот язык лишь частями – их обучали тем словам, которые особенно важны для разоблачения и обличения ветувьяров. Все остальное просто опускали за ненадобностью, как оказалось, зря. Сейчас Ланфорд многое бы отдал за то, чтобы узнать, что за заклинание раздается над лагерем.