Сия Кейс
Ветувьяр
Глава 16. Кирация. Окрестности Талаара. Анкален
Небольшое рыбацкое суденышко с не самым поэтичным названием “Живучий лосось” едва вмещало на свой борт тридцать человек, так что Джеррету пришлось существенно сократить свой экипаж. Большую часть своих людей он оставил в Талааре, а на корабль взял только самых преданных и необходимых – как-никак, вернувшемуся королю полагалась хоть какая-то свита.
И все же на душе у адмирала было неспокойно. Стоя на палубе чужого корабля, облаченный в чужие одежды и назвавшийся чужим именем, он вынужден был молча наблюдать за тем, как капитан “Лосося” распоряжается его людьми и ведет свое корыто к столице. Потомственный рыбак Хетинг показался Джеррету человеком крайне неприятным, но судьба не оставила ему выбора – пришлось согласиться на главное капитанское условие – командовать будет он сам.
Издалека Хетинг напоминал дубовую бочку, вблизи – уродливую детскую куклу с огромным пузом и неподходящими к телу тонкими конечностями. При разговоре он брызгал слюной так, что мог без усилий заплевать собеседника. И все же как назло, в Талааре не нашлось больше ни одного подходящего для этого путешествия корабля.
Который день подряд Джеррет подавлял несвойственное ему раздражение, вызванное то ли персоной Хетинга, то ли дурным предчувствием, поселившимся у него в душе с того самого дня, как Престон хорошенько отчитал его за “самодурство”.
Другу крайне не понравилось, что Джеррет позволил этой эделосской девчонке – Селин – плыть с ними. Чем была вызвана столь явная антипатия к этому безобидному созданию, адмирал не знал, но убедить Престона в том, что встреча с камарилами означает для бедняжки верную смерть, он так и не смог. Друг видел в ней то ли предательницу, то ли шпионку, но Джеррет девчонке верил – уж больно правдоподобно выглядел ее страх и постоянное замешательство.
К тому же, мальчишка по имени Сэвил (именно так они решили называть Селин для остальных) здорово разбавил их скучное плавание. Взять хотя бы их кока Курца – у Джеррета сложилось впечатление, что откормить тощего подростка для него было делом чести и целью всей жизни. Селин не понимала ни слова из его бесконечных тирад, а Курц не прекращал убеждать ее, что истинный моряк должен быть мускулист и силен, как бык.
Но более других счастлив был определенно Атвин – адмирал даже не ожидал, что его серьезный и суровый адъютант способен на столь галантные и милые поступки. Он был так очарован пугливой эделосской девицей, что ходил за ней по пятам и ловил каждый ее вздох. Любуясь на это, Джеррет даже как-то некстати вспомнил свою первую неудавшуюся любовь – восемнадцатилетняя красавица отвергла его, шестнадцатилетнего, объяснив свой отказ тем, что “конопатым и тощим место разве что с уродинами”. Тогда адмирал думал, что его сердце разбито навеки, а всему виной – чертовы веснушки и рыжие волосы.
Сейчас ей было сорок шесть, и она отчаянно пыталась выдать замуж четверых своих дочерей, ни одна из которых не была и отдаленно так же красива, как мать в свои восемнадцать. Среди других видных женихов она упорно слала приглашения на званые ужины и Джеррету, почему-то забыв о том, что он остался таким же худым и конопатым, как и тогда.
Вообще-то Джеррет не любил вспоминать прошлое – в юности он натворил много ошибок, да и сейчас без них не обходился. С каждым днем вина за сданную мятежникам столицу становилась тяжелее и норовила поплотнее угнездиться у него на плечах. Адмирал рад бы был не думать об этом, но безделье, свалившееся на него по милости капитана Хетинга, не оставляло ему выбора.
Вот и сейчас он, стоя на палубе, смотрел на гладкие воды впереди, но мысли его были уже в Анкалене. План, придуманный на ходу, теперь казался не таким уж и идеальным, а сомнения грызли Джеррета изнутри, не давая ему отвлечься ни на секунду.
Откуда-то справа послышался зычный крик Хетинга, но адмирал не обратил на него внимания. Прислонившись к борту, он вновь задумался о туманном будущем и вернулся в реальность только тогда, когда за спиной раздались громкие шаги.
– Господин адмирал?
Джеррет лениво развернулся, чтобы увидеть перед собой смущенное лицо Атвина. Адмирал подвинулся, позволяя своему адъютанту встать рядом, и кивком велел говорить.
– Я… не хотел вам помешать…
– А чему мешать-то? – Ухмыльнулся Джеррет, – Я тут не командую.
Атвин выдавил неловкую улыбку и опустил глаза вниз. Джеррета до ужаса забавлял тот факт, что при своем медвежьем телосложении этот парень был застенчив, как юная девица.
– Ты хотел что-то спросить? – Вздернул бровь адмирал.
– У меня есть одна просьба. Если вам не трудно… – Атвин взволнованно пожевал нижнюю губу и спустя, кажется, вечность, выдал, – Не могли ли бы вы научить меня эделосскому?
Джеррет не выдержал – рассмеялся.
– Чего не сделаешь, чтобы очаровать девицу, верно? – Прямо спросил у юноши он.
Загорелое лицо Атвина густо залилось краской. Казалось, еще слово, и он убежит прочь, не выдержав такого позора, хотя ничего постыдного в подобной просьбе Джеррет не видел. На месте своего адъютанта он бы, конечно, придумал что-то поинтереснее, но и такой подход вполне сгодится.
– Быть может, лучше научить ее кирацийскому? – Успокоившись, предложил Джеррет, – Вряд ли после случившегося твоя зазноба вернется в Эделосс.
Атвин уставился на него, как на строгого отца, внезапно разрешившего учудить какую-нибудь шалость.
– Но я… я наверное не смогу… – Не понял парень.
– Хорошего учителя из меня не выйдет, но хоть чему-нибудь научу, – Пожал плечами Джеррет, – А дальше сама разберется, не дурочка.
*
Джеррет всегда считал корабли и экипаж своей собственностью, но при этом никогда не входил к дамам без стука. Сейчас он стоял перед дверью в крохотную каюту, где вместе с несколькими моряками, считающими ее мужчиной, поселилась эделосская девчонка, и понимал, что вламываться – как он обычно это делал – не стоит.
Благо, открыла Селин быстро, но при этом, видимо, немало удивилась, что к ней наведался такой необычный гость.
– Позволите? – Джеррет перешагнул через порог, и девушка тут же отступила в сторону, пропуская его в каюту.
В мужских одеждах Селин смотрелась не то что бы нелепо, но все-таки забавно, и адмирал позволил себе улыбнуться, оглядывая ее с ног до головы.
Такая маленькая и худенькая, что ее попросту можно не заметить, девушка если и была похожа на мальчишку, то на самого хилого и тщедушного на свете. Волосы ее, какого-то странного пепельно-каштанового цвета, были собраны в хвост на манеру самого Джеррета, а огромные глаза испуганно смотрели на него, часто-часто моргая.
– Ну как вы тут? – Адмирал посмотрел по сторонам. По большому счету, в каюте было не протолкнуться, хотя кроме кроватей и стола здесь больше ничего не было. Не найдя, где бы ему устроиться, Джеррет прислонился спиной к стене и сложил руки на груди.
– Все хорошо, спасибо, – Селин всегда говорила так тихо, что ему приходилось прислушиваться, чтобы разобрать ее слова.
– Парни не обижают?
Тряхнув волосами, девушка отрицательно покачала головой и смущенно потупила взгляд.
– Я вообще пришел кое-что предложить, – Не стал смущать бедняжку Джеррет, – Не хотите научиться кирацийскому? Думаю, вам это будет полезно, если вы не собираетесь возвращаться на родину…
На мгновение Селин подняла на него глаза и словно немного приоткрылась – Джеррет наконец увидел в ней что-то кроме беспросветного страха. То ли любопытство, то ли что-то еще, но все-таки не то восторженное обожание, которым лучился Атвин.
– Но… – Замялась она, вновь завернувшись в броню из страха, – Смогу ли я? Я не уверена, что у меня получится…
– Вы не узнаете, пока не попробуете, – Как можно мягче сказал Джеррет. Говоря с Селин, он каждый раз боялся, что резкий тон его голоса невольно спугнет девушку, и она начнет видеть в нем лютого врага.
– Хорошо, – Неуверенно согласилась она.
Джеррет попытался улыбнуться, надеясь, что улыбка эта вышла дружелюбной, а не зловещей. Девушка вновь несмело подняла глаза и пристально посмотрела на него, словно собираясь что-то сказать. Руки ее нервно теребили прядь волос.
– Не бойтесь, говорите, – Поторопил ее адмирал.
– Скажите, чего хочет от меня ваш повар? – Осмелилась она, – Он так часто что-то говорит мне, а я даже не знаю, как себя вести…
Кажется, они с Атвином были созданы, чтобы его смешить. Джеррет вновь расхохотался, через силу вынуждая себя успокоиться и не смущать даму.
– Я поговорю с ним, – Сквозь смех вымолвил адмирал, – Он – тот еще старый болтун, которого хлебом не корми – а дай кому-то засорить голову. Он просто считает, что вы слишком… худощавы для мальчика-подростка, а потому нужно побольше налегать на его стряпню. Не воспринимайте его болтовню всерьез.
Джеррет не ожидал, что Селин улыбнется, но девушка словно вновь на мгновение забыла о своей боязливости и решила показать другую свою сторону.
Не желая дать ей закрыться в себе еще раз, адмирал решил, что пора уходить. Отстранившись от стены, он развернулся и уже перешагнул через порог, когда Селин неожиданно добавила:
– Спасибо вам.
Ошарашенный этой фразой, Джеррет даже развернулся и переспросил:
– За что?
– Вы очень добрый, – Едва слышно прошептала девушка.
Он дождался, когда Селин поднимет глаза, и только тогда сказал:
– Вы не видели добрых людей. По сравнению с ними я – сущий дьявол.
*
Ремора помнила Анкален двадцатилетней давности, когда люди, ведомые паникой и страхом, сломя голову неслись прочь из города или пытались укрыться где-то на окраинах. Бедные кварталы превратились в сущие трущобы, кишащие крысами и умирающими бездомными, а богатые дворянские районы, украшенные помпезными особняками, словно бы вымерли, оставшись без жителей, разъехавшихся по своим далеким поместьям.
На улицах тогда царили грабежи и разбой таких масштабов, что городская стража попросту не справлялась, а после каждой ночи приходилось собирать растерзанные тела горожан. Уже тогда Ремора поняла, что люди превращаются в зверей, если не пытаться сдерживать их.
И ведь сейчас столица упрямо катилась к тому же самому состоянию. Едва въехав в город в компании таких же безумцев, что и она, Ремора увидела вереницу повозок и телег, что собрались у ворот, требуя выпустить их из города. Испуганные крестьяне наспех собирали свои пожитки и удирали из Анкалена, опасаясь за свои жизни и имущество, но гвардейцам, видимо, было приказано никого не выпускать.
Для въезжающих были отведены маленькие боковые ворота, большие же были заперты тяжелыми деревянными створками и железными решетками. Их, словно осажденную крепость, удерживали несколько десятков гвардейцев с пиками и саблями. Народ кричал и волновался, в запряженных старыми клячами телегах плакали дети, а в солдат летели булыжники, но ворота оставались незыблемы.
Еще глубже натянув капюшон, скрывающий ее белые волосы, Ремора дернула поводьями и пустила Калистину кобылу рысью, лавируя между разломанными телегами и разбитыми бочками. Ей хотелось поскорее уехать подальше от этого безумия, хотя принцесса уже знала, что с ума сошел весь город.
Она двигалась дальше, но впереди ее взору открылись не менее удручающие картины – кто-то додумался устроить балаган прямо посреди площади Трех гильдий. Чумазые крестьянские дети столпились вокруг наспех сколоченной сцены, где два человека, наряженные шутами, показывали кукольное представление. Странность кукол была заметна даже издалека – две игрушки сшили в одну так, чтобы у человечка было по четыре руки, четыре ноги, и по две головы. Естественно, у одной куклы головы были рыжая и белая, а у другой – белая и черная.
Шуты выкрикивали какие-то пламенные речи, бросая кукол на землю и топча их ногами, а Ремора ехала дальше, в сторону здания торговой гильдии, напротив которой словно из ниоткуда вырос эшафот. Помимо плахи здесь красовалась и виселица, а на пиках болтались изъеденные воронами отрубленные головы. Карканье и сейчас раздавалось где-то над головой, но пировать разлагающейся плотью наглые падальщики почему-то не спешили.
Ремора злилась на себя а отсутствие плана, но сидеть сложа руки она тоже не могла – под угрозой была не только ее жизнь, но и жизнь самых дорогих для нее людей. Принцесса была полна решимости отыскать Эйдена во что бы то ни стало, хотя пока что она даже отдаленно не представляла себе, что ей придется для этого сделать.
Месяц назад она была принцессой этого королевства, вторым человеком в стране, а теперь не знала даже, кто во всей столице точно поможет ей, а кто – предаст, не моргнув глазом. К тому же, Ремора была совершенно беззащитна – на поясе у нее висел кинжал, но управляться с ним принцесса толком не умела. Она была уверена, что если с ней что-то случится, те скудные навыки, которые у нее имелись, непременно ее подведут.
Как она могла одновременно гарантировать себе безопасность и начать при этом действовать? Для этого Реморе необходим был сильный союзник, но брат сейчас находился неизвестно где, причем, скорее всего в обличье Джеррета, а Эйден был в плену у мятежников.
Хватит ли у нее смелости и сил потребовать встречи с их предводителем? Калиста утверждала, что мятеж принадлежит зиеконцам и Лукеллесу – если так, то принцесса вполне могла бы попробовать добиться его аудиенции. Торгаш был редкостным хитрецом и последней мразью, но Ремора его не боялась. Это ему бы стоило бояться ее…
Но пока что она была у всех на виду, словно на ладони. Миновав площадь гильдий, Ремора свернула на боковую улочку, где густо воняло дымом, и увидела на старой заросшей плесенью брусчатке свежую кровь. Мертвое тело небедного с виду горожанина обнаружилось неподалеку – видимо, его решили ограбить, а потом убили.
Принцесса сбилась со счету, сколько мародеров и сожженных домов попалось ей по пути. С каждой минутой ее сердце все сильнее сжималось от страха, а руки охватывала дрожь. Простецкий плащ не должен был выдать ее происхождение, но лошадь для бедной крестьянки действительно была слишком хороша – к тому же, редко в каких простых семьях девиц учили ездить верхом. Ремора надеялась, что при свете дня никто не покусится ни на ее кошелек, спрятанный под плащом, ни на кобылу, ни на нее саму (насильников сейчас было не меньше, чем простых грабителей), а к вечеру она уж точно отыщет более-менее приличный постоялый двор.
Именно этим она и занялась, миновав особо бушующие районы города. Со стороны порта явно было несколько спокойней, и Ремора стала спускаться вниз по улицам, туда, где мещане держали недурные гостиницы для богатых заморских торговцев и иностранных гостей.
Постоялый двор “Морской черт” с виду казался довольно приличным – крепкое трехэтажное здание было выложено из камня и даже могло похвастаться маленькими коваными балкончиками и красной черепичной крышей. На вывеске красовался тот самый черт из старой народной песенки, которую в детстве так любил Джеррет. Честно говоря, никто лучше этого рыжего недоразумения ее и не пел…
Не успела Ремора въехать во двор, как к ней подскочил мальчишка-конюх, сам похожий на чертенка черными взлохмаченными волосами, торчащими в разные стороны. Принцесса спешилась, вверила кобылу мальчишке и, преодолевая дрожь в коленях, двинулась через пустынный двор.
Внутри гостиница выглядела скромной, но опрятной – многочисленные, пусть и небольшие окна пропускали дневной свет, деревянная лестница, видимо, вела наверх, к жилым комнатам, а впереди по коридору виднелся просторный с деревянными обеденными столами.
– Чего желаете, сударыня? – Раздалось у Реморы за спиной.
Обернувшись, принцесса увидела перед собой невысокого бородатого человечка с круглым брюшком. Он гостеприимно и широко улыбался, но что-то в его улыбке вызвало в Реморе смутное недоверие.
– Ох, господин! – Она притворно приложила руку к груди и глубоко вздохнула, вживаясь в роль, – Испужали вы меня!
Дольше оставаться в капюшоне она не могла. Ремора дерганно стащила его с головы и выпустила наружу наспех сплетенную косу. Принцесса надеялась, что ее ухоженный вид не вызовет особых подозрений – мало ли какие служанки могли водиться в домах богатых господ.
– Не хотел, извиняюсь, не хотел, – Переваливаясь с ноги на ногу, мужичок обошел ее кругом, – Так вам чего, красавица?
– Комнату бы мне, – Ремора с наивным видом огляделась по сторонам, – Да только такую, чтобы госпоже моей по нраву пришлась. А то она у меня такая… с ней не забалуешь!
Принцесса попыталась по-простецки улыбнуться и принялась взволнованно теребить косу, невинно хлопая ресницами.
– Комнату… Это можно, – Хозяин гостиницы сложил короткие руки на круглом пузе, – А госпожа-то ваша где сама? Да и кто такая будет?
Реморе захотелось плюнуть в эту масляную рожу. На кой черт тебе это знать, скотина!?
Продолжив играть свою роль, она вновь нацепила на лицо улыбку, на этот раз немного лисью:
– Ох, и все-то вам надо знать, господин!
– Ну, сами понимаете, сударыня, – Развел руками хозяин, – Времена нынче неспокойные. В столицу ежели кто и едет, то только те, кому оно выгодно. Хотя… вы, может, и правы – нечего такую красавицу расспросами мучать, – Он придвинулся чуть ближе с похотливой ухмылкой на лице, – Вам-то, сударыня, могу и задаром ночлег предоставить…
Не ожидая такой наглости, Ремора скривилась от отвращения и отшатнулась назад. Мимо внимания хозяина это не проскользнуло:
– Что ж ты, душечка!?
Опешив, Ремора не смогла придумать ничего лучше, чем выскочить из дома во двор, на ходу натягивая капюшон. “Он меня сдаст” – понимала она, бегло соображая, что делать дальше.
Обшаривая взглядом двор, принцесса судорожно искала конюшню, где мальчишка мог поставить ее кобылу. “Дура” – проклинала она себя. “Только идиотка могла решить, что от тебя ничего не попросят, тем более, в такое время”.
Спотыкаясь на собственном длинном плаще, Ремора бежала к длинному темному зданию справа от гостиницы. В спешке она едва не поскользнулась на конском навозе и не рухнула лицом прямо в грязь, что осталась после вчерашнего ливня.
Добравшись до конюшни, Ремора дала себе мгновение, чтобы привыкнуть к ударившей в нос вони, оглядела стойла, ища свою кобылу, и только тогда поняла, что за спиной у нее раздался какой-то звук. Не прошло и секунды, как чья-то рука в черной перчатке обхватила ее за плечи.
Это был кто угодно, но не хозяин постоялого двора. Сердце Реморы пропустило удар. Должно быть, во второй руке у нападавшего был нож, и стоит ей пошевелиться, как ее жизни придет конец.
– Пообещайте не поднимать шум, Ваше Высочество, – Прошептал знакомый мягкий голос ей на ухо.
Не пытаясь высвободиться из его хватки, Ремора развернулась, и рука, сжимающая ее плечи, тут же ослабла. Полностью облаченный в черное человек медленно снял капюшон, открывая ей свое лицо.
Рыжеватые, похожие на солому волосы, глубоко посаженные глаза и пухлые губы – Чарльз Ферингрей всегда казался ей обыкновенным мужчиной, но сейчас почему-то показался особенно уродливым. Неблагодарный предатель, он стал теперь их врагом, хотя без Тейвона был бы никем.
– Ах, капитан! – Прошипела Ремора, – Вы пришли убить меня? По чьему приказу? Зиеконцев? Лукеллеса?
Не сдержавшись, она даже долбанула ему кулаком в грудь, но Ферингрей словно и не почувствовал удара. Строгое выражение его лица ничуть не переменилось, пока он окидывал принцессу взглядом:
– Успокойтесь, Ваше Высочество. Вы должны следовать за мной, если не хотите попасть в неприятности.
– По-вашему, я должна вам верить?
Ферингрей заглянул ей в глаза:
– Я на вашей стороне, что бы вы там себе не думали. Гораздо проще затеряться в стае волков, притворившись им.
Ремора сжала губы в тонкую ниточку. С одной стороны, доверять Ферингрею было рискованно, но с другой у нее не осталось выбора. Даже если ей удастся выбраться из этого постоялого двора, кто сказал, что в другом все сложится иначе?
– О вашем прибытии в Анкален уже известно тому, кому не стоило бы об этом знать, – Продолжил капитан, – И если вы ему не подчинитесь, он найдет способ избавиться от вас.
– Подчинюсь? – Ремора хмыкнула, надеясь, что выглядит при этом самоуверенно, – И чего же он хочет?
– Пока что самого малого – поговорить.
Глава 17. Кирация. Анкален. Восточное море
Особняк столичной комендатуры или иначе – военный штаб – был для Реморы памятным местом. Здесь с ней в первый раз заговорил человек, без которого она теперь не представляла своей жизни и которого любила всем сердцем. Тогда Эйден был всего-навсего нескладным восемнадцатилетним юнцом с дурацкой широкой улыбкой и смешным пушком на подбородке.
Теперь же Ремора шла по этим длинным узким коридорам и думала о том, что с ним могло случиться. Ей нужно было добраться до Эйдена любой ценой, любым способом, и если этот способ ждал ее впереди, то она готова была его испробовать.
Ферингрей шел впереди, подметая пыльный пол своим длинным плащом. На стенах часто горели факелы, но вместо света они давали только ощущение духоты и тесноты – или, может, Реморе просто так казалось из-за волнения?
Охраны в штабе практически не было – видимо, всех гвардейцев направили поддерживать порядок на бушующих улицах – а потому в безмолвных пустых коридорах каждый шаг отдавался гулким эхом.
Ремору ожидали в просторном, но достаточно темном зале с окнами под самым потолком, огромным камином и многочисленными богато отделанными креслами, издалека похожими на троны. Во времена, когда здесь распоряжался Эйден, этим залом практически не пользовались, а потому принцесса не помнила ни кресел, ни ковра, ни гобеленов на стенах.
Из-за темноты и пасмурной погоды факелы пришлось зажечь даже днем, и в свете мерцающего пламени Ремора увидела человека, о котором намеревалась забыть и не желала никогда больше встретить.
За двадцать лет он постарел, стал еще более крупным и дородным, чем раньше, но пышные усы и аккуратно подстриженная борода остались прежними. Увидев Ремору, он широко улыбнулся, но с кресла не встал, а лишь развел руки в гостеприимном жесте:
– Какая честь видеть вас здесь, сударыня. Я безмерно рад вновь встретиться с вами!
– Не могу ответить вам тем же, господин Фадел. Честность все еще остается для меня в приоритете.
Повинуясь его жесту, Ремора опустилась в кресло рядом с ним, сложив трясущиеся руки на коленях. В зале было тепло, но принцессу била дрожь.
– Как и для вашего брата, полагаю? – Усмехнулся Лагат Фадел, явно ощущающий себя здесь полноправным хозяином.
Только сейчас приметив замершего в дверях Ферингрея, старик махнул ему:
– Эй, капитан! Принеси-ка нам с гостьей вина, не стой столбом.
С большим трудом проглотив такое пренебрежительное обращение, Ферингрей медленно развернулся и вышел из зала. Глаза Фадела, чуть прикрытые тяжелыми веками, вновь обратились к Реморе, ожидая ответа.
– Как и для моего брата, – Кивнула она, ожидая неизбежной провокации.
– Тогда, может, вы скажете, куда она подевалась в тот момент, когда после кончины вашего отца меня сместили с должности, чтобы в конечном итоге через пару лет отдать ее юнцу, согревающему вашу постель?
– Как раз тогда она была на положенном месте, – Сверкнула глазами Ремора. Надменный тон Фадела, казалось, придал ей сил. Принцесса ярко и во всей красе вспомнила, сколько проблем доставил Кирации этот человек, – Именно вы допустили то, что творилось после смерти отца в Анкалене.
– А то, что творится здесь сейчас, допустил ваш любовник. Признаться, я даже не думал, что нам удастся так быстро захватить город…
“Что же с тобой стало?” – подумала Ремора. Ей до сих пор не верилось, что Эйден, ее Эйден – справедливый, умный, решительный – вдруг взял и допустил то, что мятежники захватили столицу за считанные часы. Но это было правдой – жестокой и беспощадной.
– Капитан Ферингрей сказал, вы хотите поговорить, – Принцесса напряженно сцепила пальцы в замок, – Я вас слушаю.
Откинувшись на спинку кресла, Фадел негромко рассмеялся, покрытая мелкими морщинами кожа натянулась на круглых щеках:
– Вы совершили ошибку, явившись в столицу, сударыня.
– Да как вы смеете? – Возмутилась Ремора, – Вы разговариваете с сестрой короля. В его отсутствие власть в Кирации принадлежит мне…
– Уже не вам. И не вашему брату. Армия присягнула на верность новому правителю, а народ… народ давно не видит в ветувьярах богов. Те времена давно прошли.
Ферингрей принес темную бутыль и два хрустальных бокала. Поставив все это на низкий столик между креслами, он принялся разливать вино четкими, выверенными движениями, хотя Ремора не сомневалась, что сейчас его мысли заняты далеко не исполнением комендантского приказа.
– Армия? – Удивилась она, – Чья же? Ваша?
Что ж, двадцать лет назад она не уберегла Тейвона от ошибки, позволив ему сослать провинившегося столичного коменданта в захолустный городок на юге Кирации. Фадел должен был ползать у брата в ногах за одно только то, что ему даровали жизнь, а он, оказывается, отсиживался на краю королевства и плел заговоры.
– Не только моя, – Качнул головой старик, поднимая бокал, – Ветувьяры тщеславны, и в Кирации хватает людей, мечтающих их низвергнуть. Среди военных их тоже хватает…
– И кто вам заплатил за это? Зиекон? Эделосс? Камарилы? Может, Гвойн?
Развалившись в кресле, Фадел хлебнул вина и лениво посмотрел на собеседницу:
– Вы задаете не те вопросы, сударыня.
– Хорошо, – Прошипела принцесса, – Я могу задать другие. Назовите мне имя предателя, посягнувшего на корону.
– А разве ваша ветувьяр еще не уведомила вас об этом? Не держите меня за дурака, его имя и без меня вам прекрасно известно.
“Жирная мразь” – подумала Ремора, – “И как только смелости хватило?”
– И все же это не тот вопрос, который я от вас жду, – Фадел сделал еще глоток.
Ремора понимала, что идет у него на поводу, но если она хотела получить ответы, то вынуждена была играть по его правилам.
– Что с графом Интлером? Где он?
Старик расхохотался, словно она сказала что-то очень смешное. Реморе внезапно захотелось пронзить его кинжалом, но Ферингрей отобрал его перед тем, как привести ее сюда, утверждая, что это нужно для ее же блага.
– Ах, женщины, – Успокоившись, Фадел дал себе мгновение, чтобы отдышаться, – Жаль, что моя женушка никогда обо мне так не беспокоилась. Глядишь, я б и не тратил столько денег на шлюх…
Ремора упорно ждала, пока он посмеется над собственной шуткой.
– Вновь не тот вопрос, сударыня, – Выдохнул комендант, – Неужели вы не столь умны, как кажетесь?
– За кого вы меня считаете? За свою дрессированную собачонку!? – Не сдержалась Ремора.
– Вы угощайтесь, сударыня, не стесняйтесь, – Фадел поерзал в кресле. Ремора не притронулась к бокалу, – А вопрос ваш должен быть вот каким: что от вас требуется для того, чтобы король вас помиловал?
Принцесса едва не вскочила на ноги от внезапно нахлынувшей ярости. Она вонзила ногти в ладони, чтобы успокоиться, но единственное, чего ей по-настоящему хотелось – это расцарапать этими ногтями нагло улыбающуюся рожу перед ней.
– Возможно, если вы будете особенно покладисты, король смилуется и над вашим братом. А вы просто скажете ему не делать глупостей…
– Глупость совершаете вы, – Едва совладав со своим голосом, вымолвила Ремора.
– О, снова пустые угрозы! – Притворно испугался Фадел, – Вы действительно похожи на собачонку – маленькую, беззащитную, но все равно тявкающую. И очень дорогой породы, с миловидной мордочкой…
– Мерзавец! – Вскочила на ноги Ремора, – Ты поплатишься за свои слова!
Фадел не реагировал на нее, и только когда принцесса бросилась к выходу, наконец выкрикнул:
– Ферингрей!
Все это время капитан стоял под дверью. Не успела Ремора переступить через порог, как Ферингрей переградил ей путь, схватил за плечи и повернул обратно, к лениво потягивающему вино коменданту.
Только сейчас Ремора поняла, что она натворила, поддавшись ярости и страху. Зачем она побежала? Неужели надеялась, что сможет выбраться из военного штаба и укрыться где-то в городе? Идиотка!
– Отведи ее наверх, пусть подумает над своим поведением. И впредь следит за языком! – Фадел даже не смотрел на нее, – Завтра побеседуем еще разок…
У принцессы хватило самообладания, чтобы промолчать. Ферингрей взял ее под локоть и осторожно вывел из зала. В коридоре Ремора позволила ему провести ее пару метров, а потом вырвалась из хватки капитана, со злостью на него зыркнув:
– Вот, значит, кому вы теперь служите, Чарльз. Похвальный рост – быть на побегушках у старого предателя!
На мгновение Ферингрей растерялся, а потом шагнул к ней и вновь схватил за локоть:
– Ваше Высочество, прошу вас, тише! Мы поговорим с вами в более удобном для этого месте.
Они поднялись наверх по узкой каменной лестнице – пыльной и почти не освещенной. Ремора все еще старалась выглядеть как подобает особе королевской крови, хотя сейчас ей очень хотелось забиться в укромный угол и разрыдаться. Ферингрей провел ее по коридору и впустил в какую-то скудно обставленную комнатенку, где воняло запущением и пылью. Здесь не было ничего, кроме узкой деревянной кровати, стула, стола и крохотного окошка.
Ремора прошлась по комнате, удивляясь тому, почему Фадел не выбрал для нее тюрьму еще хуже, но Ферингрей остался в коридоре.
– Дождитесь меня, Ваше Высочество, – Сказал он, – Я приду, как только смогу. Сами понимаете, что наше с вами общение не должно вызывать подозрений.
Реморы хватило только на то, чтобы кивнуть. Она и сама не желала сейчас никаких бесед, тем более, с предателями.
*
Ферингрей вернулся под вечер, когда за окном уже начали спускаться сумерки, а Ремора успела выплакать все слезы, что в ней были. Принцесса распахнула перед ним дверь, совершенно не заботясь о том, что лицо ее опухло, глаза раскраснелись, а волосы растрепались. Большего от нее они все равно не получат.
Капитан зажег свечу и устроился на стуле возле окна, закинув ногу на ногу.
– Вы плакали, Ваше Высочество? – Равнодушным тоном поинтересовался он.
– Что же вы, капитан? – Поморщилась принцесса, – Прекратите звать меня “высочеством”. Зовите собачонкой, а как ваш новый командир.
– Он не должен был оскорблять вас.
– Вы пришли сюда извиняться за него? – Хмыкнула Ремора, – Если так, то не утруждайтесь. Не смею вас задерживать.
Капитан поднял на нее серые глаза:
– Вы можете рассчитывать на мою помощь. Я присягал на верность вашему брату, а не этому торгашу.
– Вот как? И где же была ваша верность, когда “этот торгаш” захватывал столицу?
– Моих людей попросту перебили бы, окажи они сопротивление, – Поспешил оправдаться Ферингрей, – Силы мятежников превосходили королевскую стражу в несколько раз.
– А городская гвардия? – Уже задав этот вопрос, Ремора вдруг поняла, что вновь подводит разговор к Эйдену.