Петр Ингвин
Ольф. Книга первая
Глава 10
Мир оказался огромен. Безмерно огромен. Несказанно.
Сначала я отправился на Северный полюс. Детская мечта. И вот – осуществлялась.
И сразу возникла проблема, имя ей – навигация. Как определять направление без компаса, а свое местонахождение без приборов и спутниковых помощников?
Как выяснилось – очень просто. Нужно представить намерение попасть куда-то, в тот жемиг перед глазами материализовывался полупрозрачный шарик Земли с четко прорисованными материками. Этакий трехмерный глобус. Найдя на нем нужное место, можно мысленно приближать его до тех пор, пока не проявятся огни похожих на огненные паутинки городов. Судя по всему – настоящие огни. Настоящих городов. Как это осуществлялось в режиме реального времени – чудеса чужой технологии, но они работали, и это главное. Ткнув пальцем или мыслью в нужное место, мне оставалось только руководить подробностями полета вроде скорости, высоты и промежуточных остановок. Если города в требуемой мне точке отсутствовали, ориентирование происходило по особенностям местности или береговой линии. В ситуации с полюсом все оказалось еще проще: достаточно показать на центр вращения глобуса вокруг оси, и вот я на полюсе.
Ну, полюс. Народу – как на восточном базаре. Преувеличиваю, конечно, но самую малость. Медом им здесь, что ли, намазано? Чего приперлись?
Народ прибыл кто на чем: авиа, верто, всякие самоходные экипажи и собачьи упряжки. Туристическая индустрия добралась и сюда. Плюнув с горечи, я развернул корабль.
Куда еще? Теперь хочу своими глазами увидеть и жадными лапами потрогать, пощупать, помять чурбанов с острова Пасхи и барельефы Деви Джагдамбы. Влезть на Фудзи. Посмотреть на мир с вершины Эвереста. Заглянуть в Везувий. Посетить острова Южных морей. Насладиться водопадом Виктория. Упиться Тадж-Махалом и Нойшванштайном… Ох, сколько всего хочу. Мачу-Пикчу. Мохенджо Даро. Стоунхендж. Пустыня Наска. Большой каньон. Огненная Земля. Новая Земля. Новая Зеландия. Камчатка. Тибет. Ангкор Ват. Мысли разбегаются, память отказывает…
Париж…
Париж? Тут я не смог утерпеть. Увидеть Париж и умереть – так говорят? Пусть умру, но посмотрю. Сейчас же.
– В Париж!
Сердце пело Марсельезу, на глазах наворачивались слезы.
Часть вторая. «Лучше дай игрушку муравьям»
Глава 1
Париж. Гм. Париж как Париж. Просто город. Закованная в камень речка, плотная застройка, забитые машинами узкие улочки. Перекрестки-звезды с количеством лучей, неограниченным здравым смыслом. Жуткая скученность в центре, если не считать проложенных Османом проспектов и Елисейских полей. Местные небоскребы оказались не такими громадными, какими смотрелись на фотографиях, а райончик с ними выглядел просто крохотным по отношению к остальному городу. Я полетал между так разочаровавшими высотками, прошелся по переполненным достопримечательностям, заглянул в стеклянный ромбик Лувра… и вернулся на корабль, оставленный у знаменитой башни в отгороженном местечке рядом с толпами туристов. Корабль взлетел от бесконечной очереди внизу вертикально, к самому верху творения Эйфеля…
Внимание отвлеклось. Родной язык? Здесь?
Я приблизился к средней площадке, которую только что миновал.
Стоят. Кривят кислые физиономии. Двое мальчиков-мажоров. Холеные, расфуфыренные, жеманные. Явно ничего сами не добились, а здесь оказались на деньги богатеньких родичей или иных спонсоров, варианты даже представлять не хочется. В глазах – скука и мировая пустота. Один продолжал:
– …Как пел Владимир Семенович:
«Плевал я с Эйфелевой башни
На головы беспечных парижан…»
– А у Жванецкого, помнишь? – перебил второй, сгибаясь над стальным парапетом. – «Чем выше влезешь вверьх, тем сильнее хочется плюнуть вниз».
Спародировав интонацию с особым выделением мягкого «рь», он набрал полный рот слюны, она уже почти отправилась по указанному адресу, но тут вмешался я.
Ребята остолбенели, когда перед ними раскрылось пространство, и в нем образовалась жуткая, почти мультяшная морда тролля.
Стараясь не поворачиваться боком, чтобы зрители не заметили уходившие за уши резиночки, я мощно двинул левого парнишку в челюсть хуком справа. Тот поперхнулся набранной слюной, а когда проглотил – выплюнуть не посмел – протяжно взвыл.
В тот момент моя рука совершила движение словно веером, тыльной стороной кулака наотмашь сокрушив правую скулу второго.
– Не шалите больше, робяты, – прошипел я на прощание.
Выражения, застывшие на тронутых справедливостью физиомордиях, доставили мне громадное удовольствие.
На этом Парижские каникулы закончились. Слишком многого ожидалось от знаменитого города, оттого и разочарование. Отныне буду подходить к путешествиям с умом.
Потянуло в Италию.
Флоренция произвела впечатление. Еще понравились Брешия (местные говорили «Бреша») с ее крепостью и единственным небоскребом, на который даже невысокие парижские собратья взирали бы как на недомерка. Еще – сошедшая с картинки альпийская Кортина д’Ампеццо. Замки на горных вершинах. Затерявшийся в горах Тренто, где во времена, когда он именовался Тридентом, в неприступном замке епископа разделили неимоверное количество библейских текстов на канонические и не очень. А Равенна, что некоторое время каким-то чудом умудрилась быть столицей Римской Империи, не понравилась. Врут, наверное, что была столицей, цену набивают. Или мы не все знаем. Я долго присматривался к Венеции, но улетел, решив вернуться сюда позже. Сверху – красиво, не спорю. Когда же корабль снизился до уровня воды в каналах… Нет, на Венецию нужно смотреть свысока. Хотя бы с башни над площадью или из шикарных окон дворца Дожей. Если отбросить стереотипы, сейчас Йошкар-Ола выглядит не хуже, разве что без гондол в итальянском понятии. Разница между ними существенная, и не во всем в пользу Венеции, весьма не во всем. Так всегда бывает, когда один гордится прошлым, а второй в это время (пусть не всегда успешно, но ведь старается) строит будущее. Венеция хороша, но это старушка, которая усердно откладывает на похороны. Старушка еще весьма симпатична, у нее есть, что вспомнить, но внуки давно тянут одеяло на себя.
Позже попался на глаза парк развлечений на Адриатическом побережье. Почти Диснейленд, но без Микки Маусов. Будь у меня деньги, сходил бы. Увы, ныне я могущественный, но безденежный. Пришлось просто смотреть.
Потом были озеро Комо и озеро Гарда с еще одним игровым парком… Черт возьми, здесь даже старинная электростанция вписалась в ландшафт как украшение. Зачет.
Милан с невероятным, но скучноватым собором. Турин – прародина «Лады», которая в девичестве «Жигули», а по матери – «Фиат». Болонья с первым университетом, серо притулившимся посреди центра…
Нельзя получать впечатления в таком количестве. Стало приедаться, и я направил корабль в город, который оставил на сладкое.
Рим. Здесь я вышел погулять. Город дышал стариной, хотя тоже не столь древней, как я надеялся. Если говорить об античных развалинах, то в Африке их в десятки раз больше как по численности, так и по размерам. Зато больше нигде нет такого пиетета по отношению к памятникам. Для местных жителей времена империи – время, когда они были великими, больше в их истории такое не повторялось. Понятно, что гордятся. А кто не гордится своими достижениями? Ну, не своими, а предков. Чтоб хоть чем-то гордиться. Ведь чтобы гордиться собой, сначала надо что-то свершить, а это трудно, затратно и лень. Потому большинство предпочитает гордиться предками. Привет от Венеции.
Римская площадь Венеции каким-то вывертами сознания ассоциировалась у меня с Муссолини, вероятно из-за транслировавшихся по телевизору хроник времен войны. Итальянский отец народов незабываем резолюцией на просьбу построить в Риме мечеть: «Разрешить немедленно, сразу, как только в Мекке разрешат построить церковь». Нетолерантный фашист, что с него взять.
Ватикан я просто облетел, хотя его сокровища меня интересовали до чертиков. К сожалению, главное скрыто в подвалах, а у меня фантастические возможности только снаружи. Нестыковочка.
Фонтан Треви… В одном из старых фильмов Челентано подвозил сюда девушку на автобусе. Сюда. На автобусе. Сказочники. Хотя, когда в американском фильме у Тома Хэнкса курьерская «Газель» сломалась на брусчатке Красной площади перед мавзолеем, бред ситуации до иностранцев тоже не доходит.
Испанская лестница, видимо, знаменита чем-то мне неизвестным. На мой взгляд, – просто лестница, как Потемкинская в другом не менее известном городе. Если не знать истории сооружений и связанных с ними слухов, смотреть на старинные камни неинтересно, поэтому экскурсия продолжилась по диагонали – осмотром без подробностей. Тибр – несуразная речушка, которой любая из протекавших у меня на родине сто очков вперед даст. Сто? Тысячу! В очередной раз убеждаюсь, что без грамотного маркетинга в современном мире никуда. Иначе почему даже маленькое поселение в Европе, откопанное археологами, это обязательно город, а многократно превосходящее его по размерам нечто похожее в России – городище? Кто и когда поделил глобус на людей и варваров?
Устав портить себе настроение несправедливостью мира, я на прощание сделал еще один облет городских кварталов. Последний взгляд на Вечный Город (слава маркетологам!), и ладони легли на рукояти управления. Я собрался дать старт путешествию в иные земли…
Произошло неожиданное.
Двое. В открытом проеме окна. На верхнем этаже. Он и она. Держась за руки, выглядевшая зелеными подростками парочка нежно поцеловалась и…
Шаг вперед они сделали вместе.
Пять этажей до асфальта.
Они летели, словно птицы, только не расцепляя рук. Вниз. Но летели. Счастливые, свободные и дико испуганные.
На пути полета кто-то открыл деревянную ставню-жалюзи. Здесь, на краю старого города, такие сохранились на многих окнах. Деревянная створка как волнорезом разбила пару. Грохот. Расцепившиеся руки. Крики – двоих летевших и того, кто открывал. Парня несколько раз перекувырнуло в воздухе перед ударом о землю, а девушку отбросило вбок, переломив о каменные перила старинного балкона сбоку, где зацепило за что-то вроде водостока и после невероятного сальто сбросило внутрь другого балкона этажом ниже.
Из судьбоносного окна выглянула всклокоченная голова и, глядя вниз, заорала благим матом. На асфальте лежало нечто похожее на разодранную ребенком куклу. Кукла частично превратилась в кровавое месиво, к ней бежали прохожие. Голова из окна исчезла и вскоре тоже появилась на улице, в комплекте с остальным организмом, хотя сверху мне все равно видна была в основном голова. Шум, гам, тарарам с итальянским акцентом. Мгновенно соткалась, будто из воздуха, воющая светомузыкой полиция. Из тесных улочек, будто поджидая за углом, выпрыгнул фургон с непонятной надписью «Пронто соккорсо» на борту, судя по расцветке и красному кресту – скорая помощь. Возникла суета, все смотрели вниз. И только я смотрел в другую сторону. На девушку, отброшенную на чужой пустой балкон. Ее никто не заметил.
– Как можно ближе, – приказал я кораблю подрулить к злополучному балкону.
Тонюсенькую девушку возраста Джульетты перекрутило узлом, она лежала без признаков жизни. Типичная итальяночка, очень темненькая – должно быть, один из родителей родом с довольно близкого отсюда Ближнего Востока или столь же недалекой (в смысле расстояния, естественно) Африки.
Чернявая, кудрявая, худощавая. С правильным носиком и острыми узкими скулами. Босая. Цветная блузка, разодранная в клочья и покрытая кирпичной пылью, изнутри сочилась кровью. От джинсов остались одна штанина и кусок пояса. Девушку спасли именно джинсы, благодаря второй зацепившейся штанине она не улетела вниз, как ее Ромео, а была отброшена по дуге, словно часовой маятник.
Что делать? Дать знак тем, что внизу? А как? Пока сообразят… Да и двигать пострадавшую, скорее всего, нельзя.
Не знаю, было ли то, что я сделал, правильным стратегически, но решение в тот миг показалось единственным. Поступить по-другому не позволила бы совесть. Осторожно ступив на балкон, за пыльной дверью которого были только тишина и пустота, я подхватил на руки оказавшееся почти невесомым тельце, перемахнул с ним обратно и бережно уложил ношу на кровать, что умела вылечивать. Корабль принялся кружить в поисках больницы. Решение нестандартной ситуации, за которое после долгих дискуссий высказались все участники голосования в лице меня милосердного, меня недовольного и меня испуганного, все-таки было принято единогласно: пусть неведомые системы корабля вернут девушку к жизни, а остальное доделают врачи.
– Мамма… – тихий стон.
Почему не останавливается кровь? У меня это происходило сразу.
– Лечить! – уже вслух приказал я.
Снова ничего. Корабль отказался выполнить приказ. Похоже, он лечил только хозяина.
– О, мио Дио… – Девушке было очень больно.
Она еще в сознании. Пока. Если не успею ничего предпринять…
Я покосился на медальон. Прочь эгоистические глупости, на кону жизнь. С дикими сомнениями, но я перевесил его на шею корчившейся от боли страдалицы, осторожно приподняв ей голову.
– Подожди-подожди. Сейчас. Потерпи чуточку.
Мой взгляд перетек на медальон.
– Вылечи, дорогой, – попросил я с чувством. – Помоги ей…
Глава 2
Прямо передо мной – знакомый шевелящийся потолок. Вертикально. Мы упали?! Нет, это я почему-то лежу. На полу. Попытка подняться ни к чему не привела. Что-то сказать тоже не получилось: очнулся я, как оказалось, полностью обездвиженным.
Первое, что взгляд нашел после потолка – ошалевшие глаза спасенной девушки. Она прижалась спиной к ненормально мягкой стене, руки судорожно прикрывали прорехи в одежде, плечи напряжены, ноги чуть согнуты и готовы в любой миг броситься наутек. Загнанный зверек в клетке.
Девушка боялась меня. Я был враг.
Все стало на свои места. Не она утихомирила меня, а корабль автоматически защищал «хозяина» – нового владельца медальона.
Полный пипец. А если итальяночка бездумно отдаст мысленный приказ ликвидировать возможную угрозу? На что еще способен мой… точнее, уже не мой летающий объект из тридесятого сказочного царства? Распылит на атомы? Превратит в жабу? Отправит в другое измерение, где дышат азотом и пьют кислоту?
Заметив, что я не двигаюсь, девушка решилась. Шажок за шажочком она осторожно приблизилась, надо мной склонилось настороженно озиравшееся лицо.
– Ки сэй? Довэ ми трово?*
*(Кто ты? Где я?)
И еще много другого. К сожалению, об итальянском языке я знал только про постоянное ударение на предпоследний слог, как в польском, и еще, что все слова оканчиваются на гласную, оттого язык настолько певучий. И слово «феличита». Сейчас это знание никак не пригодилось.
– Перке соно кви? Коза э?* – изливался горячий поток тревоги.
*(Почему я здесь? Что это?)
Как уже сказано, мои познания в итальянском исчерпывались вышеупомянутым словом, а оно не прозвучало. Сознание пропустило сказанное мимо ушей. Я не мог говорить, не мог шевелиться – оставалось заниматься тем единственным, чем мог. Я, наконец, внимательно разглядел захватчицу. Передо мной – испуганные карие глаза, походившие на угольки. Длинные вьющиеся волосы цвета ночи. Избавившиеся от кровавых потеков щечки. Рост на голову ниже меня. Фигурка подростковая, ладная и нескладная одновременно. Левая нога в ободранной джинсе выставлена вперед, на голом правом бедре рука боязливо сжимает остатки брючного верха и белого нижнего белья, после всех перипетий превратившегося в труху. Зато под всем этим – идеально гладкая здоровая кожа, забывшая о шрамах, синяках и переломах. Корабль сделал свое дело, поставив умиравшую на ноги почти мгновенно. Или не мгновенно? Любопытно, сколько времени я лежал в отключке?
Шея – тоненькая, как у ребенка. Да и сколько ей лет, свихнувшейся Джульетте, непоправимо врезавшейся вышедшим из строя самолетом в мое наладившееся настоящее? Шестнадцать? Семнадцать? Вряд ли больше.
Угловатость движений. Детский взгляд, в нем – страх и наивное ожидание чуда. Маленькая грудка, которую на порванной блузке стыдливо прикрывает левая ладонь. Крестик. И… мой медальон. Что же я наделал…
Меднокожая итальяночка настойчиво продолжала что-то лепетать и бесполезно чирикать, ее взгляд настороженно ощупывал меня и невозможную для ее мироощущения обстановку. Потом девушка что-то вспомнила, глаза выпучились:
– Сэй анджело?*
*(Ты ангел?)
Голосовые связки у меня внезапно оттаяли – требовался ответ. Это мой шанс! Нужно завоевать расположение собеседницы, тогда корабль выполнит и другие ее подсознательные приказы.
– Анжела? – как можно мягче произнес я. – Привет, Анжела. Приятно познакомиться.
– Нон каписко.*
*(Не понимаю)
– Не понимаю.
Мое разморозившееся лицо растянулось в ответной улыбке. Пока только лицо, но это уже что-то. Как, в пятый раз наступая на грабли, говорил известный индеец, «тенденция, однако». Того и гляди, дело до рук дойдет, и тогда…
В моих глазах разлилось неохватное море радушия, доброты и благожелательности. Или того, что получилось, ведь до актера мне как до Антарктиды на поезде.
Кого она видит во мне? Лохматый молодой человек славянской внешности в униформе двадцать первого века – в джинсах и свитере. Путешественник во времени? Инопланетянин? Посланник ада? Во всяком случае, не ангел, это точно, на груди у девушки висит крестик, а самоубийство – худший из грехов в любой религии. Если за чертой ее кто-то ждал, то явно не ангел.
С другой стороны, крестики на шее висят у многих, а в мире не становится лучше. В решающие минуты человек думает не о догмах, а о себе, о своих жизни и счастье. Почему Анжела должна быть исключением?
– Коза май виста. Соно морта? – Девушка еще раз быстро огляделась. – Перке нон сто инсьемэ кон Джованни?*
*(Нечто невиданное. Я умерла? Почему я не вместе с Джованни?)
– Джованни? Анжела, здесь нет никакого Джованни.
– Но. Нон соно ун анджело. Сэй ту.*
*(Нет. Не я ангел. Ты).
При очередном упоминании имени ее указательный пальчик оторвался от груди и уперся в меня. Кажется, девчонка повредилась умом. Это, видимо, кораблем не лечится.
Я отрицательно мотнул головой:
– Я не Анджело
Ура! Шея освободилась!
– А-а, – дошло до меня, – ты имеешь в виду своего друга… или, может быть, жениха? Но я не Анджело. И не Джованни, кем бы он ни был. Твой друг… погиб. Прости. Мне очень жаль.
– Довэ ста Джованни? Люй э морто? Соло люй?..*
*(Где Джованни? Он мертв? Только он один?)
Уголки девичьих глаз наполнились блестящими капельками.
Ексель-паноксель, как же с ней объясниться? Прежде я изучал немецкий язык, из которого ныне помнилось только «Гитлер капут» и «хенде хох». Ну не располагает нынешняя система обучения к глубинным знаниям. Или у меня мотивации не хватило.
Еще кое-что я знал из английского – результат общения с компьютером. Но и это не могло помочь в бытовом общении с носителем иного языка.
– Нон парли итальяно? – Девушка пыталась решить ту же проблему. – Ио нон парло инглезе. Со алькуни пароли. Андестенд?*
*(Не говоришь по-итальянски? А я не говорю по-английски. Знаю только несколько слов. Понимаешь?)
– Ноу. – Я развел руками.
Помолчали.
– Полакко о но? Ке лингва? Данезе? Олландезе? – начала перечислять девица непонятные слова. – Джапанезе?*
*(Поляк, нет? Какой язык? Датский? Голландский? Японский?)
Говорила она со мной специально очень громко, будто с глухим. Слова проговаривались четко, словно от этого они становились понятнее. Иногда выстреливали длиннющие фразы, из которых я иногда улавливал только понятное «мамма миа».
Смуглое лицо нависло надо мной, бесценный медальон болтался на шее вместе с крестиком и совершенно не замечался владелицей. А меня он едва не задевал по животу и неподвижным рукам. Впрочем, руки начали отходить. Еще немного…
Мой жадный взгляд, направленный, как могло показаться со стороны, на едва прикрытую грудь, встревожил девушку. Она отпрянула. Мои руки снова сковало льдом.
– Ми кьямо Челеста, – благовоспитанно произнесла она с безопасного расстояния, постучав прикрывающей рукой себе по груди. – Э ту?*
*(Меня зовут Челеста. А тебя?)
Кажется, она представилась. Выпорхнувший в мою сторону указательный пальчик свободной руки потребовал совершить ответное действие. Так я понял.
– Челеста?
– Си-си,* – зажглись глаза-угольки.
*(Да-да.)
– Оле… ф.
Концовка получилась неожиданной для меня самого. Не хотелось вновь попадать в историю как с Артемом. И какая-то примазанность к неизвестному Альфалиэлю проявилась. Альф, эльф, Ольф… Неплохая компания.
Самое крутое представление джентльмена, известное каждому – киношное «Бонд. Джеймс Бонд». Ничего не убрать, не прибавить. Имя, за которым многое стоит, и все должны это почувствовать. Короче, мечта любого подростка, который, как известно, живет внутри любого мужика. Теперь и я под воображаемую тревожную музыку, настраивающую на серьезность и предлагающую опасаться того, кто сейчас будет говорить, смогу скромно объявить: «Ольфалиэль. Можно просто Ольф».
Совершенно несравнимо с Ольжик или Олёжичек.
– Олеф? – переспросила Челеста.
– Ольф.
– Мольто пьячерэ.*
*(Приятно познакомиться)
Несоответствие славянской физиономии на тщедушном стержне, гордо выдаваемом мною за мужественный торс, и внеземного антуража навело собеседницу на какие-то мысли.
– О капито Ольф. Сэй… экстратеррестэ. Уна спиа о ричеркаторэ д альтра пьянэта. Ун алиено. Э ль аджэнтэ сэгрэто камуффато да ун уомо. Э веро?*
*(Поняла. Ты инопланетянин. Разведчик или исследователь с другой планеты. Их секретный агент, замаскированный под человека. Правильно?)
Она вновь придвинулась ко мне – с запредельным интересом, от которого веяло сумасшествием. Ну еще бы. Человек перешагнул границу жизни и смерти и встретил там кого-то. Другой на ее месте начал бы молиться или бросаться на стены от непонятной жути… Кстати, а в этом последнем случае стены пропустят носителя медальона? На какой высоте сейчас корабль? Если человек с медальоном разобьется вне корабля, что будет с его случайной жертвой, которая осталась внутри?
Я вдруг почувствовал, что руки освободились. Неожиданным резким движением я вскинул их в попытке сорвать медальон.
Челеста отпрыгнула, вперед выставились коготки. От этого оставленная без поддержки брючина бесстыдно свалилась вниз, а в дыру блузки удивленно выглянул темный глазик.
– О, порка мадонна… – вырвалось у взвизгнувшей девушки.
Хлипкая фигурка засела у будуара, прикрывшись от меня коленками.
Некоторое время сохранялся статус-кво. Я просто ждал. Она смотрела на меня. Иноязычный незнакомец больше не покушался, и Челеста перевела взгляд себе на грудь. Пальцы потерли саднившую от дернувшейся веревки кожу на шее, затянувшуюся прямо на глазах, которые непонимающе сошлись на медальоне. Челеста сама сняла его, ладонь с нежностью погладила оставшийся крестик, а отброшенная блямба с нитяным хвостиком покатилась по полу.
Меня, только что вновь шарахнутого судорогой паралича, отпустило. Совсем.
– Спасибо, Челеста.
Я поднялся. Бесценное сокровище с трепетом в душе и легким тремором рук вернулось на шею. Никогда не повторю подобной ошибки – бездарной, непредусмотрительной, откровенно глупой, если не сказать смертельной.
– Не представляешь, как я тебе благодарен.
Забившаяся в углу, словно загнанная котом мышь, Челеста зыркала на меня оттуда со страхом и упреком. Одно слово – девчонка.
– Сколько тебе лет? – поинтересовался я. Моя повернутая книзу ладонь сделала ступенчатое движение вверх, от полуметра до своего роста. Будто ребенок растет. Вспомнилось подходящее английское слово: – Тайм. Ноу, сорри. Эйдж. Хау мач?*
*(Время. Нет, извини. Возраст. Сколько?)
Челеста понятливо кивнула.
– Дичановэ.* – И в несколько приемов показала на пальцах. Недоумение в моем взоре заставило ее руку для подтверждения начертать перед собой цифру.
*(Девятнадцать)
– Девятнадцать? Надо же. Никогда бы не дал. Мне – двадцать семь.
Я написал в воздухе двойку и семерку. Челеста, снова кивнув, вопросительно прочирикала:
– Квести анни соно делла терра?*
*(Земных лет?)
Я уже привычно развел руками.
– О капито,– с легкой хитрецой в глазах завершила она тему.
*(Я поняла)
Вот и поговори с такой. И чего языки не учились, когда была возможность? Думалось, что не пригодится. Все так считали, и большинству действительно не пригодится. С другой стороны: сколько шансов упущено из-за пробела в образовании?
Я глупо таращился на ежившееся в углу создание, при этом стоял подальше и не приближался – во избежание. Впрочем, бунт не грозит, а если он произойдет, то мысленным приказом я подавлю его в зародыше. Отныне мне понятно, как работает местная система безопасности.
Корабль висел в облаках, внизу сквозь них иногда проглядывали жилые кварталы у полувысохшей речки. Открытая панорама внушала страх. Казалось, что мы сидим на облаке, принявшем форму овальной квартирки, а в открытых проемах гуляет ветер. И стоит ему подуть сильнее…
Чтоб успокоить хотя бы этот из многочисленных страхов Челесты, я демонстративно оперся ладонью о невидимое «стекло».
– Поняла? Не выпадешь, можно встать и посмотреть. Если хочешь, конечно.
Смущенно поморгав, она попросила:
– Ольф че уна роба кви?*
*(Здесь имеются какие-нибудь вещи?)
Тонкие руки совершили путешествие вдоль тела, словно ощупав сверху донизу. Вряд ли красуется. В ее-то положении. Наверное, хочет накинуть что-нибудь. Я бы на ее месте хотел.
Неведомое вещество, из которого состояла дверь кладовки, расползлось, будто клякса по стенке. Точнее, в стенку. А еще – в пол и потолок. Непривычно, наверное, для неподготовленного человека. Внутри открылись полости и полочки с моими запасами. Царским жестом я указал на них:
– Выбирай, что понравится. Женского, извини, не держим.
– Квелли?* – Вопросительный взгляд Челесты застопорился на сваленных в кучу вещах.
*(Эти?)
Мой кивок подтвердил намерение одарить хоть последней рубашкой:
– Бери, не стесняйся.
– Нон ми гварда.*
*(Не смотри на меня)
– Давай-давай. Ага. Что хочешь. Я отвернусь, чтобы ты не смущалась.
Я действительно отвернулся, зная теперь, что на своей территории корабль спасет хозяина от внезапного нападения. А хозяином снова был я.
Услышав, как Челеста перебежала к вещам, я чуть скосил глаза назад. Она в размышлении присела перед вещами. Загадочная улыбка блуждала по лицу. И, видимо, куда-то приблудилась. Челеста взяла мою футболку, лицо задумчиво склонилось набок, что-то прикидывая, руки приложили футболку к фигуре. Казалось, сейчас неподошедшая вещь вернется на место…
Один миг, и девичьи руки с треском оторвали весь низ по кругу, сделав из футболки моднявый топик до пупка.
Гроза трикотажа внезапно обернулась.
– Дико нон гварда кви!*
*(Говорю, не смотри сюда)
– Ты что сделала, паршивка?! Я сказал брать, а не рвать…
Отвернувшись к стенке, Челеста с внезапно появившимся задором скинула с себя остатки блузки, ее руки и голова быстро вделись в новоявленное достижение конструкторской мысли.
Топик сидел мешковато, но какую-никакую одежду из себя изображал.
– Э мельо делла… Э веро ке белло?* – Челеста с ликованием продемонстрировала мне новый наряд.
*(Это лучше, чем… Правда, красиво?)
Я даже понял последнее слово. Оказывается, тоже откуда-то знал. Я убедительно поднял большой палец, вслух продублировав смысл для непонятливых:
– Йес. Белло.
Узкое лисье личико засияло, красивая рука вытянула из вещей следующую жертву. Ею оказались мои камуфляжные штаны. Вторые из имевшихся в наличии штанов. Первыми были джинсы, что на мне.
– Ло прендо?*
(Возьму это?)
– Опять рвать?
Воспрепятствовать я не успел. С низом брюк Челеста расправилась с той же решительностью, и они превратились в не совсем элегантные широкие шорты. Остаток камуфляжа был перекроен взятым там же, в кладовке, ножом на длинные тесемочки и треугольники.
– Че ун габинетто?*
*(Здесь есть туалет?)
– Кабинет?
В птичьем щебете распознавались знакомые сочетания. Если не вслушиваться, а воспринимать речь целиком, то что-то вспыхивало, и мозг выдавал аналогию.
– Тойлет, – повторила Челеста. С прижатыми к бокам локтями ее тело показало движение, словно собирается присесть на корточки. – Ви-си.*
*(Туалет. WC.)
– А-а, понял. Андестенд. Ватерклозет. – Я мотнул подбородком в сторону маленького помещения, которое больше напоминало косой шкаф без дверцы. – Туда.
– Квелло?*
*(Вон то?)
В этот миг в указанном месте из пола вырос горшок, а из стены серо-буро-малиновая раковина умывальника.
– Зайди. – Пришлось даже чуточку подтолкнуть. – Туда. Да.
Придерживая добычу, Челеста осторожно втиснулась в «шкаф». Обернувшееся назад лицо считало меня чем-то хуже кретина: туалет – вот эта выемка в помещении, которая напоминает вертикальный гроб без крышки?!
Я приказал кораблю создать дверцу и для этого помещения. Раньше не требовалось. Что ж, возвращаемся в лоно цивилизации. Запретный плод, с которого началась история человечества (и без которого оно не появилось бы на свет), объявился и на моей тщательно охраняемой территории.
Живая ткань поползла сразу со всех сторон, в несколько мгновений Челеста оказалась замурованной.
Через минуту послышался испуганно-возмущенный ор.
– Виноват. – Мысленная команда вызволила заточенную из темницы. – Забыл, что по твоему желанию она сама не откроется.
Шагом от бедра итальяночка вышла на свет. Сзади на полу валялось брошенное тряпье, где не осталось ничего целого, зато точеная фигурка помимо топика была облачена в шортики, настолько стянутые на узкой талии, что торчали в стороны как пышная юбка. Через панорамное окошко солнечный свет не хуже софитов высвечивал все достоинства юной модели. Она эффектно развернулась у меня перед носом, и два шага в обратную сторону вновь завели ее в «габинетто», откуда обернувшаяся смуглянка состроила требовательную мордочку.
– Что-то еще? Похлопать, что ли, как на показах? Легко. Тем более что показ – всем показам показ. Никогда меня ничем таким не баловали. – Я изобразил бурную овацию.
Карие глаза несколько раз хлопнули ресницами, и непонимающая гримаска сменилась довольной. Ненадолго. Требовательное выражение вновь оккупировало лицо, а босая ножка едва не топнула от досады. Руки соединили ладони, словно передо мной затворился лифт.
– А-а, снова закрыть.
Через минуту раздалось:
– Пронто. Апри ла порта пер фаворэ.*
*(Я готова. Открой, пожалуйста)
Теперь мне вместе с топиком была продемонстрирована мини-юбка, роль которой исполняла вторая часть бывшей футболки. В качестве поддерживающего пояса использовались части джинсовой штанины и камуфляжа. А ведь красиво, черт возьми. В таком виде даже на улицу можно… но не нужно.
При развороте Челесты мелькнула еще одна обновка. Нижним бельем теперь служила набедренная повязка из ленты, нарезанной из камуфляжа.
