bannerbannerbanner
Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном

Петр Ингвин
Зимопись. Книга четвертая. Как я был номеном

Полная версия

Часть 1. Уже не одни

Глава 1

Земля превратилась в грязь. Каждый шаг давался с усилием, я опирался на дубинку, как на трость. Времени прошло всего ничего, а мы уже валились без сил.

– Я могу сделать еще веревочки… – устало вымолвила Марианна.

– Долго. И руки будут болеть.

Неизвестно, что нас ждет через минуту. Изготовление веникообразной псевдоодежды отнимет драгоценное время. Конструкции, которыми нас вчера украсила Марианна, сильно мешали и разваливались на ходу, повторять ошибку не было смысла.

На мою пращу царевна больше не покушалась. Хорошо иметь в напарницах воительницу, которая понимала, что последнее оставшееся у нас оружие однажды может оказаться последним шансом.

– Тогда ты иди впереди и не оглядывайся. – Марианну в очередной раз бросило в другую крайность.

– Смотреть во все стороны – моя обязанность, совсем не оглядываться я не смогу, так что твой вариант хорош, но не идеален.

– А кто из нас идеален? – Напарница по приключению тихо вздохнула. – Ладно, оглядывайся. Но только по делу.

О том, что я сам всю дорогу буду маячить у нее перед носом, сия ума палата скромно умолчала.

Утро началось с объятий. Я не виноват, само получилось, глаза открылись – а оно вон как, оказывается. Еще год назад я с ума бы сошел от привалившего счастья, а сейчас нервничал. Поумнел? Скорее, повзрослел. Когда чего-то долго добиваешься – ценишь. Что дается само – можешь взять, если нужно. Сперва подумав, конечно. Но то, что навязывается…

Нет, Марианна не навязывалась, она таким способом завоевывала меня. По-другому не умела. Для себя я вывел формулу своих с ней взаимоотношений: не идти на поводу, отвергать неприемлемое и не тратить нервы на прочее. Сразу стало легче.

Когда мы проснулись, пришлось убеждать соседку, что она уже не спит, затем – что не все так здорово, как видится на первый взгляд. И, наконец, что ночь ничуть не изменила моих позиций. Уединенность и невероятная интимность момента подталкивали Марианну к налаживанию более тесных контактов, ей хотелось тепла и счастья. Мне тоже, и еще как. Но на месте случайной спутницы представлялся совсем другой человек.

Желания душ оказались не взаимными, что воспринялось как обида. Глупая, ребячливая… короче, обычная женская обида на то, что не все в мире происходит по ее хотению. Я показал силу воли, отказавшись от желанного ради высшего. Марианна в ответ тоже мне показала – исключительно в переносном смысле. При спуске с дерева, где ночевали, она чуть не убилась, еще и отбрыкивалась от помощи, ведь я при этом буду: «а» – смотреть, «б» – трогать. То, что благодаря упомянутым «а» и «б» ее драгоценная шкурка спустится без увечий, в расчет не бралось. Итог: содранная кожа на запястьях, груди и животе, которыми тормозили о кору, и все равно приземление на мои руки – вопреки воплям отойти и не мешать. И никакого спасибо.

И ладно. В следующий раз могу и послушаться.

Не могу. Я мужчина. Она – моя подопечная, за которую несу ответственность. Пусть вопит, сколько влезет, а поступать я буду по-своему.

В путь мы отправились голодными, только водички хлебнули при умывании. Трава и листья опротивели, а чтобы добыть и приготовить что-то более серьезное, не было времени. С отсутствием одежды мы тоже свыклись. Сначала царевна еще что-то придумывала, пыталась сплести подобие венка на пояс. На талии «венок» держался отлично, но при навешивании свисающих элементов, в которых заключался весь смысл, конструкция рушилась. Марианна переделала плетеный поясок, повязав его ниже, на бедра. После нескольких движений ногами все порвалось. Спутницу неудачи бесили, но упорства ей не занимать. Некоторое время она несла перед собой наломанную с кустов охапку, скрывавшую фасад сверху донизу, и все бы хорошо, но вскоре руки устали. Тогда Марианне понадобилась раздваивавшаяся лиственная ветвь, ради которой требовалось влезть на дерево. Я решил посмотреть, что получится, и выполнил просьбу. Повесив разлапистые половинки через плечо, Марианна превратилась в ходячий шалашик. Вроде бы все стало прекрасно, и меня тоже можно было бы одеть похожим образом… Я не торопился. И правильно. Через десять минут плечо царевны натерлось о жесткое раздвоение, и ни в чем не повинные ветки полетели в кусты. Смирившись, Марианна предложила мне описанный выше вариант, в котором я буду идти впереди, а она сзади. Вот и ладушки, главное слово в ее предложении – идти. А вскоре придется плыть. В воде одежда вновь станет лишней, чего же сейчас заморачиваться? Правда, Марианна, в отличие от некоторых, в стае не жила, потому к проблеме относилась не столь философски.

Я указал на середину ближайшего дерева:

– Смола.

– Ее едят?

Вспыхнувшая надежда споткнулась об уныло опустившиеся углы моих губ.

– Зато она густая и липкая. Приклей большие листья на те места, которых стыдишься, и проблема на долгое время исчезнет.

– Я себя не стыжусь! – Взгляд Марианны сжег меня с потрохами, царственная осанка еще больше выпрямилась, став императорской, не меньше. – Я… стыжусь тебя, а себя мне стесняться нечего, у меня все в порядке.

– Ну, приклей на места, которыми гордишься.

В меня полетела колючая ветка. Я увернулся.

Через минуту сзади раздалось:

– А смола быстро смывается?

– Вопрос некорректен. Я не знаю, смывается ли она вообще.

Ниже спины ударила еще одна ветка.

– Ты хотел, чтобы я стала липкая и грязная, да?!

– Расскажу притчу. Шли два… – Гм, срочный вопрос: кем заменить монахов и девушку, чтоб не попасть впросак? Ладно, по ходу выкручусь. – Два святых человека. Они увидели, как через лужу не может перейти симпатичный человек другого пола. Симпатичный, прямо до… бабочек в животе. И так он пробовал, и этак, и юбку задирал по самое не балуй. Один святой принялся молиться об укреплении духа: «Отдаю мечты и поступки Алле-воспитательнице, да простит Она и примет. Убираю пороки из жизни и мыслей. Берегу честь и репутацию, ведь потом они сберегут меня…» А второй взял симпатягу на руки и перенес на другую сторону лужи. Затем он вернулся к молившемуся и молча зашагал рядом. Все было вроде бы нормально, но через полчаса от того, который молился, раздалось гневно: «Ты пошел на поводу у греха! Ты не должен был касаться этой… искушающей особы, ты допустил порочные мысли!» На что последовал ответ: «Во-первых, я исполнил закон "Помогать окружающим, ведь потом они помогут мне". Во вторых я перенес и забыл, а ты все еще несешь».

Марианна задумалась.

– Я жаловалась, что ты хотел сделать меня липкой и грязной, а в ответ услышала притчу. Ты хочешь сказать, что я уже… липкая и грязная, только в переносном смысле?

Ну ни фига себе, гигант мысли. Я, конечно, имел в виду что-то такое, но не столь откровенно. Пришлось успокаивать.

– Я тоже руководствовался законом «Помогать окружающим, ведь потом они помогут мне». Тебе требовался заменитель одежды, я предложил решение. О том, что одно повлечет другое, как-то не думалось. Виноват, исправлюсь. В качестве моральной компенсации вот тебе вкусный корешок.

Некоторое время мы шли молча. По другой стороне реки виднелось далекое непонятное движение. Возможно, там искали нас. Мы, конечно, можем подать сигнал: мол, живы, не переживайте. Днем можно сигналить дымом или выложенными огромными буквами, в ночи – костром. Варианты есть, смысла нет. Допустим, сигнал дойдет, и что? Нам чем-то помогут? Только переживать начнут. И уже будет, от чего: на этой стороне реки тоже найдется, кому за чужими сигналами смотреть. Лишнее к себе внимание – лишние проблемы.

Проблем и здесь хватало. Выброс лишней жидкости обретал статус военной кампании. О ней долго умалчивали, затем, краснея, сквозь зубы извещали союзника. Начиналась рекогносцировка местности, составление планов, обеспечивались разведка и безопасность. Со стороны царевны также звучало глупое требование неслышимости, то есть я должен находиться от места ее засады на достаточном расстоянии. Как в таком случае отвечать за ее жизнь? Благословенны времена стаи: что естественно – то не безобразно. Например, Тома в любви к естественности ушла даже дальше меня. С Марианной – увы, не проходило. После вчерашнего переохлаждения отбегать по надобности приходилось часто. Не знаю, как связь двух фактов объясняла медицина, но во враждебных условиях результат доставлял жуткое неудобство.

– Дальше! – требовательно принеслось из кустов, где сейчас пряталась напарница.

– Я достаточно далеко.

Пристально изучаемая глазами местность неурядицами пока не грозила. Нам везло, до сих пор мы ни на кого не напоролись. Как долго продлится везение?

– Я специально сказала негромко. Услышал – значит, близко.

– Уйти дальше – небезопасно, я потеряю тебя из виду.

– Из виду?! – донесся возмущенный вопль.

С такой, как говорится, каши не сваришь. Нужно что-то делать, и, вообще, с любой проблемой нужно справляться раньше, чем она справится с нами.

Через минуту красная от негодования царевна оказалась рядом.

– Ты не имеешь права смотре…

– Пригнись! – Я резко упал на землю.

Марианна повторила за мной с удивлением, но без возражений. Только спустя минуту она увидела ватагу ребятишек, которых у меня получилось услышать раньше.

С шумом и перекликиванием к реке неслись больше десятка юных сорвиголов. У меня рука сама собой потянулась перекреститься, хотя я никогда в жизни этого не делал. Странный позыв случился от облегчения: пацанята были нормальные. Не Фристовы разрисованные молчуны, не затурканные крепостные, от каждого столба ожидавшие неприятностей или волков. Эти ничего не боялись. С визгом и оглушающим гиканьем они мчались босыми ногами к воде, по дороге скидывая через голову длинные, доходившие до колен рубахи. Собственно, рубахи-балахоны составляли всю их одежду.

Меня заметили. Угораздило же приподнять макушку.

 

– Эй! Давай с нами! – раздалось в мою сторону.

А вот и дам. Где наша не пропадала и потом не находилась? Шепнув распластанной ничком царевне «Лежи тихо, голову не высовывай», я помчался к взбурлившим прибрежную воду ребятам. Старшему было на пару лет меньше, чем мне. Младшему – не больше семи.

– Ты откуда? Как зовут? Тихаревский или Еконоградский? Не представляешь, как домой хочется! Не слыхал, случайно, когда? Тоже с орехов или по глядельной части? Как думаешь, долго нам еще тут? Сможешь меня подкинуть? Плаваешь хорошо? – завалили меня вопросами.

– Артем, – с достоинством лидера представился один из старших мальчиков. Видимо, местный заводила. – А тебя как кличут?

– Вася. Плаваю хорошо. Насчет дома ничего такого не слыхал. Я оттуда. – Я небрежно качнул головой в сторону изгиба реки с отмелью, откуда мы с царевной пришли. Короче, не соврал ни разу, с чем себя и поздравил. – Давай, подкину.

Подставив ладони, я помог мелкому пацаненку взобраться ногой и мощно запустил его в воздух.

– А-а! – радостно проорал тот, завершив дугу могучим всплеском.

Теперь вместо вопросов на меня посыпались предложения о сотрудничестве и взаимопомощи.

Вода в реке ничуть не изменилась, она как была, так и осталась ледяной, но мальчишек холод не смущал. Они то ли привыкли, то ли их нечасто отпускали к воде. Приходилось терпеть и мне, хотя ног уже не чувствовалось.

Удивило, что плавать умели все. И все плавали плохо. Периодически кого-то сносило течением, он вопил, я спешил на выручку, подхватывал и вытаскивал на отмель. И во все уши слушал.

– Повезло, что дождь прошел. Пока высохнет – свободны. А оно когда еще высохнет!

– Не волнуйся, скоро.

– А по мне, так пусть там все сгниет. Вот если б каждому по телеге…

– Говорят, на вырученные деньги новый оклад купят, золотой.

– А оно мне надо?

– А тебя спросят?

«Деньги», «купят», «золотой» – вот это информация! Новый мир преподносил сюрпризы.

Стоило одному мальцу с визгом сигануть с моих рук или плеч, как на меня взбирался следующий. Разговорчики не прерывались:

– Скоро суета в Еконограде. Много иноземцев будет. Говорят, даже немцы приедут.

– Жаль, не увидим.

– Еще говорят, конязь раньше обычного девок собирать будет.

– Не-е, не раньше лета.

– Говорят, теперь бой-бабу хочет.

– Это как?

– Чтоб и на коне, и мечом, и при том – баба.

– Как за речкой, что ль?

– Ну. Насмотрелся с берега.

– А наши-то губы раскатали, дуры набитые.

С улюлюканьем и переворотом в воздухе очередной сорванец улетел с моих подставленных рук в свое детское счастье, а следующий, обернувшись, разразился вопросом:

– Вась, ты гляделец?

– Кхм. А что, похож?

– На орехах тебя не видели.

Кем мог быть гляделец? Метеорологом? Надсмотрщиком? Часовым? Пограничником?

– Не-е, я там, дальше. – Я неопределенно махнул рукой куда-то назад. Заметив, что старших ребят поблизости нет, я тихо спросил: – Глядельцы за реку отвечают, чтобы чужие не высадились?

– Да нет же, они присматривают, когда гости прибывают, чтобы те не сбежали, пока не заплатят.

– А если враги?

– Ушкурники, что ль? – По ступеньке рук взбираясь мне на плечи, мальчонка по-взрослому высокомерно скривил рот. – Если нарушат договор, с ними конязь разберется.

– Лучше бы он со спасизадами разобрался, – недовольно фыркнул сбоку другой. – Отец говорит, скоро на улицу страшно выйти будет.

Возясь с мелкими, я не заметил, что старшие куда-то делись, и обернулся только на крики. Шесть мальчишек во всю мочь неслись прямо на залегшую в траве царевну. Значит, не выдержала, высунулась. На приближавшийся топот она среагировала правильно – ринулась прочь.

– А-а-а!!!

– А ну стоять! – взвопил я, выметываясь из воды принудительно утопленным теннисным шариком.

– Вась, они сами справятся! – пыталась повиснуть на мне малышня, осчастливленная дружбой со старшим и теперь возмущенная уходом.

Глава 2

Как же я, оказывается, далеко ушел от оставленной Марианны. Расстояние между ней и преследователями измерялось десятками метров, а между ними и со всех ног бегущим мной – сотнями.

Не знаю, как юной царевне следовалось за моим не являвшим образец красоты загорелым тылом, а за ее улепетывавшей кормой мальчишки летели, как ухватившие цель самонаводящиеся ракеты на сопло самолета. В беге девчонке никогда не сравниться с мальчишками, будь она хоть сто раз царевна и тысячу раз принцесса, так природа позаботилась о выживании вида: мужчина обязан догнать женщину. Марианну гурьбой повалили, один пацаненок помчался к ближайшему дереву.

Когда я подбегал, три мальчишки уже стегали хворостинами визжавшую Марианну, пока другие трое ее удерживали.

– Так ее! Чтобы до свадьбы сесть не смогла!

– И по сусалам ее, вон какие щеки отъела. Гляди, вся гладенькая, беленькая, нежненькая, будто за всю жизнь ни разу не работала.

– Тем более заслужила! Врежь хорошенько!

– Ух, какие мы недотроги!

– Артем, влепи сюда, пока держу!

– Сейчас всем влеплю! – заорал я. – А ну отпустили! Слыхали, что сказал?!

Хворостины нехотя опустились, но руки, крепко державшие царевну, не разжимались.

– Она подглядывала!

Покачиваясь на подламываемых ногах, исполосованная Марианна с жуткой мольбой глядела на меня. Теперь она боялась рот раскрыть. Правильно. Старших слушаться надо.

– Это моя… сестра! – объявил я. – Убрали руки!

Теперь приказ сработал, мальчишки отшатнулись от девушки, как от прокаженной. Она упала в траву и прикрылась.

Не слишком чувствуя себя виноватым, Артем развел руками:

– Кто ж знал…

– А чего она приперлась? – подхватили другие. – Девки там дальше купаются, а мы ей не родичи, чтобы тут за нее отвечать. Ведь она взаправду подглядывала, мы видели. Значит, заслужила.

– Пойдем, Марьяна. – Приобняв царевну за талию, я помог ей подняться. Имя я употребил в обиходном варианте, чтобы не вызвать лишних вопросов.

Оставив мальчишек в задумчивой растерянности, мы двинулись дальше вглубь леса.

– Почему не вдоль реки? – прихрамывая, спросила Марианна.

– Без одежды на виду у всех? Мальчишки в ситуации еще не разобрались, но мозги у них тоже есть. Нужно уйти как можно дальше. Эх, жаль, дубина там осталась, хорошее было оружие, легкое и неприметное. Теперь пока найдешь что-то похожее…

– Кстати… спасибо.

Я отмахнулся:

– Проехали. В следующий раз умнее будешь.

– Урок хороший, – признала Марианна, пытаясь оглянуться на свой исчерченный полосами зад. – Незабываемый. Очень страшно?

Она спрашивала мое мнение о внешнем виде этого своего участка тела. Ну что за народ девчонки. Предплечья, плечи, голени – все в синяках от жесткой хватки многих рук и борьбы, спина кровоточит, щека саднит, бедра в ярких рубцах… а царевна думает о мягком месте.

– Вполне симпатично. Я и раньше ничего не имел против, а теперь… За одного битого двух небитых дают, слыхала?

– А за дважды битого?

Я хмыкнул:

– Первый раз не считается, сделанное во благо – это не побои.

– А что же тогда?

– Воспитание.

Совершив через лес большой круг, мы больше никого не встретили. После получасового перехода я дождался очередного «Чапа, погуляй в сторонке, пожалуйста» и заявил:

– Больше никаких сторонок. Вот хорошее место, скрыто отовсюду.

Низинка, густой кустик, развесистое дерево. Что еще нужно для счастья?

Марианну заклинило и даже чуточку перекосило от напряжения.

– Если думаешь, что…

– Не думаю. Знаю. Садись здесь.

Мою решимость подтвердили действия. Я развернулся спиной к остолбеневшей царевне и, показывая пример, пустил струйку в основание деревца.

Черти бы взяли дрянную девчонку. Бросившись, как всегда, из крайность в крайность, она внимательно отследила процесс вплоть до завершающего встряхивания. Я уперся в нее бычьим взором, хотелось наорать, съязвить, уколоть или ругнуться. Успокоить себя удалось с огромным трудом.

– Ничего позорного нет, правда? – Мой голос был сама безмятежность. Как морская гладь над подводным землетрясением.

– Правда. Позорного нет.

Взгляд Марианны потупился, розовые ушки, выглядывавшие сквозь волосы, еще больше порозовели. Я даже залюбовался, несмотря на дикость ситуации: бурлящее эмоциями лицо, крепкие тонкие плечи, узкая талия с волнительной дырочкой пупочка, скрывавшая грудь путаная русая завеса… Это пока царевна не откинула челку. Но она не откидывала. Она пряталась за ней от меня и от себя.

Повезло мне с попутчицей… в смысле внешности. Если б только не заморочки с выяснением отношений.

– Теперь не стесняешься?

После того, что произошло, ответ подразумевался единственный, даже если по-настоящему дела обстояли не так. Наше положение обязывало царевну ответить положительно, ничего другого быть не могло. Но я недостаточно знал Марианну.

– Стесняюсь.

Теперь я был готов взорваться. В глубинах подсознания проснулся вулкан, в черепе закипело.

– Дай руку, – тихо попросила Марианна.

– Зачем?

– Просто дай. – Она совсем покраснела. – Жалко, что ли?

Не жалко. Ухватив и крепко сжав, Марианна присела. Челка могучим махом унеслась в сторону, на меня устремилось напыжившееся лицо – глаза в глаза. Страх, стыд, гнев, ужас, все перемешалось, меняясь по сто раз в секунду. За мою ладонь царевна держалась, как утопающий за спасательный круг. Мышцы напряглись, скулы резко очертились.

Поскольку она смотрела, я тоже не отводил взгляда.

«Пук!» – раздалось внизу. Потемневшие глаза проорали: «Только засмейся!»

Я глядел спокойно. Все нормально. У организма есть собственное мнение, он его высказывает. В стае мы с Томой высказывались и не так. И по пути в цивилизацию тоже особо не парились.

Тоненько зажурчало. Пальцы, впившиеся в мою руку, ослабили хватку и отпустили только тогда, когда Марианна поднялась.

– Идем? – Теперь я перехватил ее ладонь.

– Идем!

Марианна будто заново родилась. Откуда-то взялись силы, иногда она даже обгоняла меня на марше. Что ни говори, а совместное решение проблем, которые в одиночку кажутся нерешаемыми, сближает крепче печати в паспорте. Чаще всего оно к последнему и приводит – если один из решальщиков ранее не сблизился с кем-то другим. Как раз мой случай. Марианну положение дел угнетало, как раба господский ошейник, что выражалось вздохами, походкой, взглядами, перепадами настроения. К счастью, гордость тоже имелась, постепенно она задавила и переплавила капризное возмущение мировой несправедливостью во что-то приемлемое для нормального взаимососуществования.

Немалое время прошло, пока мы опять вышли к воде. И вновь – шум, плеск, визги…

– Это по твоей части, – определил я голоса как женские. – Пойдешь знакомиться с местным населением?

– Надо?

– Мне кажется, что лучше не надо. Живее будем.

– И ты розг избежишь. А то соберешься подглядывать… ради моей безопасности, конечно же.

Мы обошли женскую купальню по широкой дуге. Чаща внезапно поредела, линия деревьев впереди закончилась, дальше за широким серо-желтым пустырем уходили вдаль ровные ряды садов. Между деревьев кучковались кособокие ящики, из которых кто-то высыпал собранный урожай прямо на землю – догадываюсь даже, кто именно. Нежданный дождь порушил планы садоводов, и мелкую рабочую силу временно отпустили – скорее всего, до полной просушки плодов перед новой укладкой и последующей отправкой. Где-то неподалеку ржали кони. Наверняка, это тягловая сила телег, посланных за товаром. Теперь и лошадки отдыхали.

– Что за фрукты? – вспыхнул плотоядный интерес царевны.

– Не знаю, отсюда не видно.

У меня тоже дернулся кадык. Голод не тетка. Я присел на одно колено и судорожно всматривался. Марианна грохнулась на оба колена и склонилась вперед, пользуясь передышкой для осторожного потирания плодов своего любопытства и для разглядывания плодов своего желания.

– Я слышала, что говорили про какие-то орехи, но орехи – маленькие. Какие же это орехи?

– Допустим, чернобыльские, – пошутилось мне сдуру.

– Как-как?

Я укусил себя за язык.

– Раз апокалипсис был, значит могли произойти события, после которых…

– Акопалипс, – поправила Марианна. – Говори правильно, ты не крепостной.

– Ладно, пусть акопалипс. Никто не знает, насколько страшные вещи там творились.

– Сестры знают.

Интересненько.

– А как бы мне узнать у них подробнее?

– Тебе не расскажут. Допуска нет.

– Что сделать, чтобы он был?

– Для начала – родиться девочкой.

– Допустим, родюсь. Что дальше?

– А ты не сдаешься. – Марианна наградила меня поощрительным кивком. – Дальше – уйти в сестричество. Посвятить жизнь служению. Достичь высокого положения. И тогда тебе откроются все двери сестыря.

 

– Значит, ответы находятся в сестыре?

– Наверное. Где же еще?

Разговаривая, Марианна машинально поглаживала отбитые места.

– Потерпи, скоро промоем и полегчает, а пока… – Я сорвал с земли несколько овальных зеленых листиков. – Приложи, где кровоточит.

Царевна, как выяснилось, знала о целебных свойствах подорожника, но не помнила, как тот выглядит. Она с радостью схватила листики и принялась изворачиваться… перекособочиваться… извиваться… после чего взмолилась:

– Не поможешь?

– Конечно, помогу. Просто ждал, когда попросишь.

– А сам предложить?!

– Нет уж. Предполагаемое действо связано с касанием, если не сказать троганием, весьма деликатных мест. И их прямым рассматриванием… если не сказать разглядыванием. Это не в реке спасать.

– А там, значит, ты трогал и разглядывал?!

– Прекрати, это не смешно. – Взяв первый лист подорожника, я задумался, куда его прилепить в первую очередь. – В следующий раз могу и не спасти.

– Прости. Если тебе станет неуютно, представь что ты – врачеватель.

– И представлять не надо, сейчас я он и есть. Иначе ни за что не взялся бы за такой геморрой.

Последнее слово не вызвало вопросов даже в конкретном контексте. Просто не до того – или?..

– Спасибо. Как лучше встать, чтобы тебе было удобно?

– Молча.

Марианна ядовито покосилась на меня:

– А серьезно?

– Серьезнее не бывает.

Подумав, она опустилась на колени и ладони, выдав мне максимум поверхности для лечения. Я покачал головой:

– Ходить собираешься так же? Все отлетит, едва встанешь. Поднимись. – Я подвинулся и даже временно отвернулся для обеспечения застенчивой спутнице свободы маневра.

– И долго мне тут торчать столбом? – через секунду мило и чисто по-дружески позвала она. Предпочитаю считать так, иначе удушил бы на месте.

Я обошел вертикально вытянувшуюся царевну по кругу. Ее щеки пылали, взгляд старательно не встречался с моим. Опущенные по швам руки судорожно шевелили пальцами. Странное существо. Ни одной логически продолженной мысли или поступка. Все время только крайности. Вот, например, я: выбрал линию поведения и придерживаюсь в меру возможности, а зачастую даже невозможности – по прихоти нашей мисс Непредсказуемость. И если бы не ее взбрыки, все было бы легко и спокойно. Как в могиле.

Гм. В таком случае, может, не столь уж и плохо, что иногда царевна вредничает и колобродит?

Итог осмотра оказался однозначно неудовлетворительным: смешанные с кровью грязь, пыль, песок. Прежде, чем лечить, раны промывают.

– Знаешь о полезных свойствах слюны? – спросил я.

– Конечно. Если обжечься и поплевать на ожог…

– Это, конечно, тоже, но главное, что слюна хорошо… – гм, как по местному «дезинфицирует»? – заживляет раны. Так волки делают, чтобы спастись от заразы. И человолки. И почти не болеют. Поэтому стой и не дергайся.

Моими инструментами стали губы и язык. Я принялся за работу с максимальной быстротой, все же надеясь, что вскоре мы найдем воду и сделаем все по-человечески. Марианна млела. Она напряглась, лишь когда я, присев, приблизился к самому ценному. Впрочем, не она одна напряглась, пришлось спешно менять диспозицию, во избежание. Теперь я врачевал то в одном месте, то в прямо противоположном, лизал и сплевывал, снова лизал и снова сплевывал, последним действием бесконечно портя его начало.

– Щекотно! – уворачиваясь, хохотнула царевна.

– А ты не дергайся.

Пришлось придерживать то за плечи, то за талию, то за бедра, в зависимости от.

Наконец, основные раны были обработаны и заклеены подорожником. Бледно розовый леопард в зеленых пятнах сделал шаг вперед, голодная мордочка указала на сваленные в садах плоды:

– Как туда незаметно пробраться?

– Ты уверена, что те фрукты нам по зубам?

– Зачем же их выращивают, если не для еды?

– Скажем, выкладывать дороги. Или скармливать лошадям, чтобы лоснились и повышали мясо-молочные показатели. Или настойку из них продавать как средство от облысения и повышения потенции. Или…

– Повышения чего?

– А почему не спрашиваешь, что такое «продавать»? Неужели, знаешь?

– Не знаю. Что такое «продавать»?

– Менять на деньги, на которые потом можно поменять все что угодно.

– Глупость. Если мне что-то нужно, я поменяю на то, что у меня есть, безо всяких денег. – Взгляд паревны указал на соответствующее мне, по ее мнению, место в умственной цепочке эволюции – куда-то вниз, а то и вглубь.

Я гнул свое:

– Коня на миску каши?

– Нет, конечно, но…

– Пирожок на меч?

– Прекрати. Никто никогда не поменяет один пирожок на один меч, это невозможно.

– А с деньгами возможно. Деньгами возмещают разницу между ценностью меча и пирожка, на заплаченную деньгами разницу можно купить что-то еще, разное, тоже с несопоставимой стоимостью. Возможности вырастают непредставимо.

Царевна задумалась:

– В этом что-то есть.

Я был рад, что первый вопрос успешно похоронил обсуждением второго.

– И все-таки…

– Тсс! Там!

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19 
Рейтинг@Mail.ru