Петр Ингвин
Ольф. Книга первая
Глава 13
Так вот что она шептала ночью, когда я… Гм.
Интимная исповедь зрелой женщины выливалась на меня, заставляя то краснеть, то бледнеть, тело жило ее телом, руки чувствовали чужие негу и трепет как свои. Я не замечал возраста Нины, для женщины старость наступает, когда телевизор становится интереснее зеркала. Нина жила сегодняшним днем. И я смотрел на тревожащие (взгляд, но не душу) бесцеремонно выпяченные знойные барханы – сахарные, матово-сияющие, будто бы подсвеченные изнутри. Проникающий взгляд оплетал пустыни, разделенные жгучей полосой Суэцкого канала. Ладони ласково гладили спину, когда лежавшая на мне Нина едва не всплакнула на моем плече, упиваясь сотворенным безумством:
– То, что произошло тогда… Это было нечто. Во мне перемешалось все. Надежды и страхи. Долг и желания. Всплыло все, что терзало и мучило: борьба с собой, чувство вины, любопытство, желание узнать, где находится последний предел, за который нельзя переступать, упущенные шансы, неосуществленные возможности… Такое бывает у всех, оно увлекает, но большинство отступает, столкнувшись с первой же необходимостью что-либо предпринимать лично. Меньшинство отступает, обжегшись в первый или второй раз. До конца доходят единицы и узнают, что жизнь – игра, и в этой игре есть всего одно правило: ты никогда не должен делать того, чего делать не хочешь. Ты имеешь право ответить «нет» на любое предложение и в любое время. – Нина посмотрела на меня и четко произнесла: – Но имеешь точно такое же право ответить «да». Человек может познать свою суть, только дойдя до последней черты.
– Расскажешь, что произошло после?
– А что рассказывать? Утром было страшно открыть глаза. Облизывая пересохшие губы, я смотрела сквозь полуприкрытые веки, как муж направился к столу. Карта памяти из фотоаппарата перекочевала в компьютер, руки порхали по клавишам, страдающий отрыжкой принтер со скрежетом пережевывал бумагу и плевался ею в лоток. Через пару минут Владик подошел ко мне. «Вот». Передо мной легла пачка свежераспечатанных фотографий с радужно-расцвеченной, красочной и щемяще счастливой мной в разных ракурсах. Он указал пальцем на один снимок, я вгляделась внимательней. Стало видно как через всю спину, витиевато пробиваясь сквозь огненно-яркую флору, проходит спрятанная внутри надпись: «Я люблю тебя. Твой навеки, муж». У меня навернулись слезы. Расплакавшись, я зацеловала его до потери сознания, а потом зачем-то рассказала о первом из нападений на меня… но не выдала главного знания. Хотела посмотреть на реакцию. Он спросил, почему я столько времени молчала. Я сказала – чтобы не расстраивать. Он сказал, что о таком я должна говорить сразу. Больше мы никогда не возвращались к тем событиям ни словом, ни намеком. Я считала это правильным.
– Считала? Уже не считаешь?
– Теперь не знаю. Иногда это не дает мне покоя. С другой стороны, оно прошло, мы это пережили, и возвращаться – значит, выкапывать труп того, что умерло. Прошлому – прошлое, будущему – настоящее. Мне кажется, жить надо так. Если хочется жить счастливо. А жить нужно счастливо. Например, вот так.
Она съехала по мне, как с ледяной горки, и превратилась в космическую черную дыру, гипергравитацией притягивавшую и вбиравшую все – и материю, и свет, и энергию…
Когда поет сердце – разуму лучше не подпевать, а дирижировать. Если он еще жив. А если нет?
По направлению к ванной комнате прогрохотали шаги, донесся голос:
– Олег, не поверишь, что удалось узнать. Умора! Документы, из-за которых поднялась буча и чуть не полетели головы…
Из терпких глубин вынырнул взгляд, полный паники, Нина окаменела, как обернувшаяся жена Лота. Я помотал головой в жажде восстановить ясность ума, но добился обратного. Тело не слушалось. Мутная пелена заволокла Глаза, в мозгах стучал скорый пассажирский.
– А почему одежда… Ниночка? Ты уже вернулась? – На пороге возник Владлен Олегович. – Поня-а-атненько. Хочешь вернуться из командировки позже – предупреди начальника, а хочешь раньше – предупреди жену.
Он тяжело дышал. Шея будто вдвое вытянулась, по бокам сжатого рта вздулись желваки, из расширенных глаз готовы были вырваться фурии. Рука, машинально нащупавшая пластиковую вешалку, сломала ее с жутким хрустом. Ничего больше не говоря, Владлен Олегович направился к вертикальному сейфу.
– Беги, – шепнула мне Нина.
Слишком часто мне это говорят в последнее время. К чему бы?
– Владлен, опомнись! – Нина никак не попадали руками в рукава халата. – Ты же сам хотел…
– Хотел?! – Дрожа в непредсказуемой смеси гнева и отчаяния, Владлен Олегович обернулся. – Этого?!
– Ну да. Именно этого. Чтобы я с другими…
– Никогда!!! – Его кулаки чуть не порвались на выступивших костяшках. Лицо побагровело, напоминая серый асфальт, залитый кровью. – Наоборот, изо всех сил противился! Поэтому!
Нина безвольно опустилась на бортик ванны – ноги ей не подчинялись. Я лихорадочно оделся и выглянул. Владлен Олегович заряжал двустволку.
Я пронесся мимо и выскочил за дверь.
Часть четвертая. «Мне нравятся обезьянки, с ними интереснее»
Глава 1
За полосой неудач, как известно, начинается территория кладбища. Если жив, значит еще не все потеряно. Напяливая на ходу свитер, я дико вертел головой, пытаясь решить нерешаемую задачку.
Куда? Чердак и подъезд перекрыты. Выход один – быстро вниз, к Рае. Только бы она была дома.
– Ты?! – Рая открыла довольно быстро. – Каким чудом?
– Тем же, что в анекдоте: «Штирлиц выпал из окна и чудом зацепился за водосток». А вообще, ты просила зайти, я обещал и, вот, зашел.
Рая отвела взгляд.
Ясно. После вчерашних откровений надобность в моем соблазнении отпала.
– Можешь дать мне адрес или телефон Анюты? – попросил я.
Рая вздохнула:
– Ох, Олег, не везет тебе на хороших девушек.
– А они существуют, хорошие?
– Существуют. Но им не везет на хороших парней. – Она долго рылась в сумочке, листала меню телефона, копалась в памяти. – Адреса не скажу, не знаю. Вот номер телефона. Можешь просто набрать в поиске, она во всех соцсетях обитает. Рышкина Анна. А лучше просто езжай в первую городскую больницу, в хирургическое, она сейчас там.
Окатило холодом:
– Что с ней?
– С матерью. Какой-то подонок сбил и уехал.
– Ясно. Спасибо. Рыжикина, ты сказала?
– Рышкина, через «ша».
Вспомнилось, что в старину аристократы давали внебрачным детям свою фамилию в усеченном виде. Не от Нарышкиных ли досталось? Впрочем, что мне до того. Зато фамилия теперь не забудется, память получила якорь.
– Можно пройти через квартиру?
– Пока да.
– Пока?
– Жду гостей. Успокойся, не прежних. И нескоро.
Я пронесся через все проходное, и – по пожарной лестнице бегом на последний этаж, не глядя вниз, где мгновенно закопошились ребята в черных автомобилях. Мимо окна Владлена. Внутрь я даже не заглянул, заметит – застрелит. И – упс. Люк на крышу оказался заперт на висячий замок.
Снова бегом вниз. С первого этажа навстречу по внешней стороне решетки лезли, отпихивая друг дружку, громилы из конкурирующих организаций.
– Рая! – крикнул я, толкая недавно закрытую за собой дверь. – Где ключ от крыши?
– В квартире на последнем этаже, но там сейчас никто не живет.
– Ни фига себе защита от пожара. Тогда, ломик, пожалуйста.
– Есть гвоздодер. Держи. А что тебе надо на крыше? Думаешь, другие подъезды не обложили?
– Спасибо за заботу, не думай об этом, береги ум для более насущных проблем. Счастливо оставаться!
Я помчался по этажам вверх. Если придумали человека-паука, то мой образ напоминал боровшегося за жизнь человека-таракана, которого преследуют черные тапки. Или человека-зайца, скачущего от всего, что пугает, а пугает его все.
Меня едва не хватали за пятки. На этаже Владлена и Нины из квартиры донесся женский крик, одновременно – грохот выстрела. Смотреть было некогда, я едва успел выскочить на крышу.
– Откройся!
«И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали…»
Глава 2
– Ти о аспеттато дуэ джорни! О сете! О фамэ!*
*(Я ждала тебя два дня! Я хочу пить! Я голодная!)
Если бы Челеста могла двигаться, она искусала бы меня на месте, а возможно и сожрала с потрохами. Если бы. Но нет. Она лежала на полу полностью обездвиженная. Взгляд готов был разорвать и одновременно облизывал, покрывая невыносимым слоем радости, необъяснимой, почти животной. Одежду бедняжки составлял растрепанный халат, прихваченный узлом на поясе, его верх и низ выглядели, будто Челесту долго пинали, валяли и крутили в стиральной машинке. Но поза брошенной куклы с прямыми линиями конечностей свидетельствовала, что нечто уложило оставленную мной пассажирку с максимальным для нее удобством, ничего важного при этом не повредив.
В глаза бросился валявшийся у стены нож. Наверное, Челеста пыталась вскрыть стены. Корабль защитился. А также не кормил и не поил без моей команды.
– Отпусти ее, – разрешил я.
И будто встретился с разъяренной тигрицей. Меня едва не задушило в объятиях. Попутно Челеста высказала много, скорее всего, нехороших слов в мой адрес. Здорово, что я не понимаю итальянского.
Нужно ее срочно выгулять, иначе съест, как сейчас набросилась на осточертевшие мне корабельные еду-питье.
– Шшшшш. Душ? – поинтересовался я, исполняя знакомую обоим композицию с поливанием себя воображаемыми струями. – Форели доча?
– Ва бе! Оттимо!*
*(Да. Отлично)
Корабль отправился за город, на знакомую поляну в дебрях-топях. Челеста осталась заниматься собой, а я вышел, чтобы, как всегда, наблюдать за окрестностями, а заодно (ну, только иногда, честное слово) полюбоваться симпатичной напарницей снаружи. На этот раз вышло не как всегда, на этот раз в наслаждении журчащим потоком Челеста предоставила свободу инстинктам, и зрелище оказалось откровеннее обычного. Кажется, за время обездвиженности спутница успела основательно настропалить себя на чувственный лад, теперь эмоции требовали выхода. Выражение ее лица ежесекундно менялось, глаза то зажмуривались, то закатывались, то глядели, не мигая, словно жизнь поставили на «паузу». В них что-то вспыхивало и умирало, они взрывались салютом, то освещаясь изнутри, то погружаясь в глубины себя или косясь по сторонам. То, наоборот, напрягались и выплескивались энергией, настолько могучей, что легко переместила бы корабль на другой материк.
Мне стало не по себе. Лоб покрылся испариной. Я спешно отвернулся, и не зря. Метрах в тридцати, не замечая открывшего рот меня, из леса глядели двое. Тоже с отвисшими челюстями. И с оружием.
Два мужчины обалдело застыли перед нереальным зрелищем чувственно двигавшейся нагой прелестницы. У одного в руках стандартный «Калаш», у второго укороченный, а спецжилеты-«разгрузки» маскировочной расцветки увешаны, как елка игрушками, магазинами и прочими военными приблудами типа ножей и средств связи. Про последнее оба на время забыли, рты разинулись, лица с округлившимися глазами остекленели. Форма на них была… Собственно, не форма, а смесь войсковой и гражданской одежды. Головы – в банданах из камуфляжа, на ногах – кроссовки.
Первое, что пришло на ум – террористы, как их показывают в новостях. Но откуда им взяться в наших глухих местах?
Второе – дезертиры. И тоже нет, обоим лет по тридцать, не меньше. Староваты для салаг, а если кто и бежит из регулярных частей, то, как правило, хилые духом новобранцы.
Контрактники такого неуважения к форме не допустят, если они на службе в местности, где их увидят, а они на службе, ибо с оружием.
Еще вариант – сбежавшие зеки. Зон по стране немеряно, и оружия в исправительных заведениях, редко кого исправляющих, тоже завались. Если так, то эти двое чудненько прибарахлились.
Кто бы они ни были, дела плохи. Если я побегу к кораблю, они успеют пристрелить, снаружи мне никакой корабль не поможет. Что тогда ждет Челесту? А что ждет корабль, попади он в ТАКИЕ руки?
Майка прилипла к спине: а что в таком случае ждет мир?
Один двинулся вперед, второй замер с автоматом наизготовку, присев для удобства стрельбы с колена. Видимо, в миражи не верили оба.
Ноги дрожали в желании броситься на помощь Челесте. Сумбур в извилинах чуть-чуть прояснился. «Стань невидимым!» – мысленно приказал я.
Лесные бандиты оторопели. Искушающее наваждение рассеялось. Но было поздно. Пока один держал окружающее на мушке, второй упорно продолжал двигаться к кораблю. Сейчас он наткнется на невидимую стену, вскинет оружие…
«Откройся», – бросил я мысленную команду.
Вооруженный «партизан» не верил ни в Бога, ни в черта, он без раздумий влез в третье измерение, тоже став невидимым.
Второй занервничал, рука потянулась к кармашкам разгрузки на груди, где вполне могла быть парочка гранат. Еще чего не хватало.
Донесся девичий вопль – вопль ужаса. Я не выдержал: «Видимость снаружи!» Вместе со вторым зрителем мы увидели, как бандит, удивленно осмотревшись, толкает Челесту в грудь, опрокидывает на постель и, отставив в сторону автомат, начинает расстегивать амуницию.
Если б не второй, я бы…
Будто по моей команде второй поднялся из позиции для стрельбы и сделал два шага вперед. Ну же?! Едва он окажется внутри, корабль утихомирит обоих. Только бы побыстрее. Челеста отбивалась, царапалась, но у нее почти не осталось сил. Бандит не церемонился, за сопротивление он ударил Челесту по почкам, она застонала, ее скрючило. Явственно донеслось:
– Ольф аютами!*
*(Помоги мне!)
Если не вмешаться прямо сейчас…
Тот, что снаружи, остановился, внутрь он не собирался. Видимо, решил прикрывать. Правильное решение, хотя до колик мечталось, чтобы противник был туп, как фашисты во многих советских фильмах, и невежественен, как русские во всех американских.
Я прекратил все еще лившийся в корабле дождь-душ. Насквозь мокрый бандит недоуменно осмотрелся.
Обездвижить? Но второй… С автоматом, с возможными гранатами… Как он отреагирует? Если начнет палить во все и взрывать, когда с подельником что-то случится… Что для Челесты будет хуже?
А что я еще могу? От злости на собственную бестолковость захотелось пнуть что-нибудь…
О!
Спина стоявшего на улице нервно выпрямилась, глаза полезли из орбит. Тот, что внутри, схвативший Челесту за ноги, отшатнулся от нее, как от огня.
– А-а-а!!! – Не разбирая дороги, врезаясь в углы проема, он с воплем помчался в лес. Второй присоединился. Через секунду ничто не намекало на недавние события.
Внутри корабля по моей следующей команде зеленый монстр «Сусанна» потихоньку втягивался обратно в постель.
Глава 3
Челеста лежала, похожая на мертвеца, губы дрожали, глаза уставились в одну точку. Не сразу узнав меня, она с рыданиями бросилась в объятия. Кажется, появившуюся из ниоткуда и быстро исчезнувшую «Сусанну» Челеста даже не заметила, перед ее глазами все еще кривилась в оскале гнусная похотливая рожа. Я обернул напарницу халатом и долго укачивал как ребенка.
– Все кончилось, миленькая, все хорошо. Успокойся.
Когда всхлипы прекратились, я осмотрелся.
В корабле остался трофей: настоящий АК-47 с перевязанным изолентой двойным рожком. Я обнял автомат как брата, с которым давно не виделся. Человека можно убить даже из рогатки, но из пушки надежнее. Та же ситуация с охотничьей «Сайгой» и боевым «Калашниковым», хотя выглядят они как воспитанные в разных семьях близнецы. Первое хорошо, второе изумительно. Теперь с кем угодно повоюем. Поставив оружие на предохранитель, я показал Челесте за окно:
– Прослежу.
Она, конечно, не поняла. Или поняла. Чужая душа – потемки.
Я послал корабль по спирали. Беглецы нашлись быстро – между двух разлапистых сосен в стадии выяснения отношений. Они никого не боялись: ни лесников, ни местных жителей, ни тех, кто может носить оружие по праву. Хозяева леса, понимаешь. Один нецензурно отчитывал второго за потерю автомата, и если опустить непечатное, смысл получался таким:
– Что сказать бригадиру? В избушке на курьих ножках оставил? На ведьму польстился?
– Но ведь была чертовка, своими руками держал!
– Объяснять будешь не мне, потому придумай что-то правдоподобное.
– Но ты же видел!
– Мало ли что я видел. Во сне тоже много чего вижу, под кайфом тем более.
– Давай вернемся туда. Может, получится забрать.
– Ответ правильный. С одним условием: в избушку пойдешь сам.
Они осторожно двинулись назад. Лес расступился, валежник почти не выдал чужого присутствия. Безоружный бочком, посекундно останавливаясь, вышел на центр поляны, второй засел в кустах, держа окрестности под прицелом.
Долгое хождение вдоль и поперек ничего не дало. Еще раз обматерив друг друга, они повернули назад. Корабль следовал над их головами. Видимость и звук включены на «снаружи-внутрь». Высота – минимальная, чтобы деревья не задевать.
«Партизаны» знали лес назубок. Болотистую местность, где другому сгинуть – раз плюнуть, они миновали резвым шагом. Давненько тут обитают. Куда же направляются?
Через полчаса глазам открылся тренировочный центр. Землянки, полосы препятствий, все неплохо замаскировано. Не приглядись я внимательно, может, и не заметил бы. Рядом – поляна. Плац или вертолетная площадка. Нигде не видно ни военной техники, ни особых строений и охраняемого периметра, что присущи военным городкам. Ощущение, что со времен Великой Отечественной здесь окопались настоящие партизаны, которым забыли сообщить о победе. Другое дело, что на вояк за Родину обнаруженные мной типусы не похожи. Живут и передвигаются скрытно, увешаны современным оружием, к мирному населению особого пиетета не испытывают, если судить по намерениям, проявленным к первой встречной, которой оказалась Челеста. Любопытное местечко.
Оба скрылись в одной из землянок. Надолго. Черт с ними. Еще вернусь. Позже. Задача номер один – вернуть к жизни Челесту.
Чтобы не напороться еще на кого-то столь же любопытного или опасного, корабль отлетел на полсотни километров и завис над топью в самой непролазной чаще.
– Челеста, у тебя все нормально? Как ты?
Ладонь, которой я потряс за плечо отвернувшуюся к стенке напарницу, накрыло тонкими дрожащими пальчиками. Пришлось сесть рядом. Пальцы вцепились клещами и не отпускали. Выход виделся один, и, развернувшись, я прилег за спиной Челесты. Буквально у носа из-под растрепанных кудрей торчало прозрачное ушко. Напряженное ушко. Оно ждало. Отказать в столь простой услуге выглядело предательством.
– Я рядом. Больше ничего плохого не случится, а что было, то забудется. – Успокаивающий голос тек ручьем и шумел прибоем. Сейчас сойдет что угодно, лишь бы выводило из шока. – Пройдет время, старое исчезнет под могучим пластом нового, и это новое будет намного лучше. Помнишь Париж?
Может, зря я напомнил о памятной ночи? Все же тот поцелуй оказался очень… как бы это сказать… интимным. Словно я и Челеста – мы. Мы, конечно, рядом, но разве вместе? Для настоящего «вместе» требуется постоянное движение навстречу, а мы как вращающиеся с разной скоростью магниты, нас то притягивает, то отталкивает. Если нужно определение случившимся отношением, то мы – команда. Участники невообразимого квеста. Теперь еще и соучастники. Много пережившие товарищи по совместному приключению.
– Мне было хорошо с тобой. Мне всегда хорошо с тобой. И сейчас тоже. Я сделаю все, чтобы тебе тоже было хорошо. – Мой голос убаюкивал. Челеста не понимала слов, но смысл разве в словах? Говорила душа, говорила напрямую с другой душой. И Челеста воспринимала сказанное по-женски интуитивно. – Многое получается не так, как задумано, много случается такого, чего не предусмотришь. Но я стараюсь. Верь мне, я больше не дам тебя в обиду.
К моей груди придвинулась тонкая спинка. Впервые мы оказались н а с т о л ь к о близки. Словно ложки в наборе, но не только телами, но и душой. Дар речи куда-то испарился.
Приподнявшаяся кудрявая голова легла поверх одной моей руки, а вторая моя рука бессознательно завершила полное объятие. И время остановилось.
Проявленное участие сработало – шок прошел. Челеста успокоилась. Точнее, я ее успокоил. Однако, какой ценой? Подлое подсознание не преминуло напомнить, что под халатиком, разделявшим две кожи – ничего. Организм проявил инициативу. И это называется дружеским участием? Человеку плохо, а тут я с утешениями, больше похожими на приставания. И чем дальше, тем хуже. Хватит, я не железный. Как было в поставленных мной условиях? Желание или просьба. Прекрасно сформулировано. Просителем я никогда не буду, не то воспитание, а насчет желания с другой стороны… Какое, к черту, желание после того, что произошло? Вектор чувств, направленных внутрь, нужно сменить на что-то внешнее. Лучше менять вместе с обстановкой и как-то растормошить, чтобы отвлечь от того, к чему снова идет.
Темные локоны получили от меня братский поцелуй, руки высвободились, я поднялся.
– Синьорита, карета подана, кони роют копытами. Позвольте кучеру узнать направление, куда следовать.
Челеста не оборачивалась.
– Весь мир у твоих ног. Что хочешь увидеть? Куда слетать?
– «Синьорита» нон е веро. Дичи синьорина, соно ль итальяна.*
*(«Синьорита» – неправильно. Говори «синьорина», я итальянка)
А я что сказал? Показалось, что меня поправили. Или снова просится в Италию? Прозвучало похоже, дескать, синьорина просится в родную Итальянию.
Я знал, что однажды момент этот наступит, Дамоклов меч расставания давно ковырял макушку. Но сердце сдавило.
– Значит, все кончилось, и везти тебя домой?
Она не понимала. Жесты помочь не могли, поскольку руки опустились – во всех смыслах. Я сипло выговорил на смеси родного и международно-понятного:
– Ты хочешь домой? Хоум?*
*(Дом)
Челесту словно плитой придавило, и отнюдь не кухонной. По реакции не поймешь, воодушевило сказанное соседку или испугало. Однозначно, заставило напрячься и обернуться с одновременным запахиванием халатика:
– Ти каписко, ми ай бизоньо кванто ди ун кольпо нель седере.*
*(Понимаю тебя. Я нужна тебе, как рыбе зонтик. Буквально: как пинок в зад)
В ответ с моей стороны – незамысловатое пожатие плеч. Чем больше слов, тем меньше смысла для меня, неужели Челеста не понимает? Но ее прорвало, и она не могла остановится.
– Ми манди а каза? Вуой леварси иль фастидьо? *
*(Отсылаешь меня домой? Хочешь избавиться от мороки?)
В жизни я не встречал глаз серьезней.
– Димми Ольф, ту вуои пер ресто кон тэ?* – продолжился тихий щебет с интонацией птицы, которой перебили крылья.
*(Скажи мне, Ольф, ты хочешь, чтобы я осталась с тобой?)
Слова по-прежнему непонятны, но движения глаз, повороты головы и шевеление ладоней, поочередно указавших на меня, на корабль и на саму говорившую, сомнений не оставляли. Челеста спрашивала, можно ли остаться еще.
– Конечно! Йес. Си-си. Я только рад. Оставайся, сколько захочешь.
– Ва бэнэ. Аллора риманго.*
*(Хорошо. Тогда я остаюсь)
Принятое решение расслабило ее мышцы, взгляд посветлел.
– Хоум – ноу? – на всякий случай продублировал я для уверенности. – В смысле, ноу гоу хоум?*
*(Дом нет? Нет ехать домой?)
Подтверждение кивком подвигло меня на действия.
– Тогда куда доставить милую синьорину? В Италию, но не домой? Нет проблем. И есть идея.
Снова мелькнули вниз-вверх непохожие друг на друга облака. Вдоль побережья Адриатики я вручную вывел корабль на Римини, у яхтенного причала с дельфинарием мы свернули над рекой вглубь города, и через несколько секунд в сторонке я нашел взглядом то, что искал.
– Прошу, синьорина. Вся Италия в одном флаконе.
Странно, что коренная итальянка здесь не бывала. Мы висели над парком «Италия в миниатюре», его сварганил на своем поле находчивый фермер, не желая по примеру соседей разводить овощи и оливки. Со всех сторон немаленького огороженного участка – ровные ряды грядок и садов, а под нами – окруженный выкопанными прудами «сапог» итальянского полуострова со всеми микродостопримечательностями, некоторые даже двигаются: летают игрушечные самолетики, плавают кораблики, ездят машинки и паровозики. Лепота. Рядом – уже не микро, а мини Венеция и прочее. Плюс аттракционы. Плюс пластиковые Альпы, за которыми стоят такие же микродостояния соседних стран.
Переодевшаяся Челеста выскочила в районе Альп, под невысокой Эйфелевой башней, растерявшей остальной Париж, залезла в нее, встала внутри и выставила руки в стороны, а перед этим мне прилетел воздушный поцелуй. Глаза при этом указали вверх, на копию площадки, где мы целовались. В ответ захотелось присесть, и чтобы руки изобразили развевающиеся полы фрака. Именно так у Челесты разошлось той ночью на том же месте. Чувство меры не позволило уронить достоинство, шутку-напоминание вряд ли оценят. Я просто улыбнулся.
Невероятное платье из молний мелькало то там, то сям, а я остался наблюдать сверху. Хватит на сегодня неприятностей. Если кто-то заинтересуется посетительницей, которая не входила в ворота и не покупала билет…
Все прошло удачно. Челеста нагулялась быстро: большинство аттракционов оказались платными, энтузиазм поутих.
– Если синьорине нравятся маленькие страны, предлагаю слетать в Сан-Марино. Отсюда рукой подать даже без корабля.
Особенность этого города-государства, никогда никем не завоеванного – расположение на верхушке высокой горы. Не завоевывали по простой причине: а зачем? Ни территории, ни сокровищ, ни полезных ископаемых. Впрочем, глядеть с крепостных стен в далекий-далекий низ, где даже машины не просматриваются из-за мелкости – круто. Нам обоим понравилось. Особенно с высшей точки – с верхушки башни, которая возвышалась над крепостью, горой и окрестностями.
Раз уж пошли микро-государства, то следующим пунктом путешествия я объявил Лихтенштейн. Корабль совершил маленький бросок на северо-запад. Повеяло бюргерско-надежным спокойным средневековьем. Германская строгость, красота и скука. За это люблю и не люблю Германию со всеми ее германоподобными ответвлениями. У этой красоты есть душа, но без куража южной Европы и отчаянной лихости Восточной. О непознаваемой Родине даже не упоминаю.
Далее – Люксембург. Он огромен по сравнению с прочими карликами. Этакий суровый карлик-великан, одновременно древний и современный. Почти настоящее государство со многими городами… гм, городишками. Все познается в сравнении.
Оттуда – зажатая в горах Андорра. Хмурая, скучная и чрезвычайно скученная, хотя заметно, что архитекторы очень старались. Горы, улицы, дороги. Тоже красиво, но, как говорится, не внушает. И выбраться из горной страны (в конкретном случае – странички) нормальным путем можно только в Испанию, хотя Франция ближе. Совершенно не хочется здесь жить. С другой стороны, многие ищут уединения и единения с горами и природой, а тут такое, да еще в самом сердце Европы. В общем, каждому свое.
Челеста удивила.
– Контрапас. – Пальчик указал на парную статую, когда корабль медленно барражировал вдоль улиц в ознакомительной экскурсии.
Бронзовые парень и девушка напомнили мне саму Челесту с ее покойным возлюбленным – взявшись за руки, эти тоже выпрыгивали с постамента куда-то в неизвестность.
– При чем здесь контрабас? – не понял я. – Прыжки под музыку? Как через костер на Ивана Купалу?
Бронзовая девушка придерживала… точнее, задирала на себе юбку намного выше колен, чтобы ткань не мешала ногам скакать вперед.
– Контрапас э иль балло пополарэ. Сарэтэ ди балларэ дэлла туа пьянэта?*
*(Контрапас – это название местного народного танца. На твоей планете умеют танцевать?)
– Балы? Слишком просто одеты эти ребята для придворных балов. Про возможность попасть на настоящий бал народ только сказки сочинял про всяких Золушек, чтобы ррраз – и в дамки без всяких заслуг. Мечта всех лентяек – ничего не делать и получить все. Короче, фильм «Красотка» с Джулией Робертс и Гиром: со всеми переспать и выйти замуж за миллионера.
Куда теперь? Ватикан я отбросил, в Рим Челеста пока не хочет. И не будем напоминать, сделаем вид, что такого государства на карте не существует. Это легко, если другая страна составляет квартал в твоем родном городе. Как если бы наш городской музей с двумя соседними малосемейками объявил себя суверенной территорией.
Гибралтар? Отсюда рукой подать, только Испанию пересечь. Нет, Гибралтар – не государство, а английский протекторат.
Что еще осталось? Монако. И мы полетели в знаменитое княжество, основанное несколько столетий назад двумя братьями-грабителями. Династия с тех пор не прерывалась, у нынешнего князя (европейцы говорят – принца или короля) фамилия та же – Гримальди. Князья Гримальди гордятся фамилией предков-бандитов, которые попросились в монастырь переночевать и ночью вырезали всех монахов. Когда однажды я коснулся истории монакцев, главный удар меня ждал по выяснении, как называются монакцы. Не существует никаких монакцев, в Монако живут монегаски!
Чудной музей на краю горы над обрывом мы просто облетели, высадка прошла в парке со скульптурами. У расположенного рядом княжеского дворца как раз происходила смена стражи, у меня она вызвала смех: словно воздушный шар пытаются выдать за истребитель, если сравнивать с кремлевским разводом караула. Как говаривал один киногерой, увидев такую же нелепость: «Ну, как дети малые!»
А больше и пойти некуда, так как государство состоит из одной бухточки, окруженной одной горой.
Тпррру, мысли-скакуны, а казино?! Знаменитое Монте-Карло!
А деньги? Снова кого-то грабить? Увольте, не мое это. Да и устали мы оба, если честно. Челеста прилегла набок, глаза бессмысленно глядели в окно и, похоже, ничего уже не воспринимали. Кажется, на сегодня познавательных экскурсий достаточно. Что теперь? Если брать в общем, то я был готов хоть всю жизнь вот так колесить с прекрасной подружкой по миру…
Если б. Все дело в занозе, поселившейся в сердце, которую заноза «Челеста» не могла перебить ощущениями. Пока не закончу все дела дома, покоя мне не видать.
– Теперь – на родину, – объявил я.
Минут через пять мы приближались к моему городу, манившему и отталкивавшему. Сейчас зов перевесил. Необходимо узнать связанную с Полиной историю, а помочь в этом могла Анюта. Корабль завис над городской больницей номер один, о которой говорила Рая. Я осмотрелся. Машин на стоянке было много, в двух из них сидели люди. Возможно, Сусанна не оставила без внимания мой вопрос к Анюте, и предупрежденный папаня принял меры. Рисковать не хотелось. Жизнь и так бьет ключом, и ключик этот, увы, не от счастья.
Челеста все еще переваривала последние приключения, она лежала в будуаре, глаза устремлены в потолок, и что в них – сам черт не разберет. Шевелившиеся пальчики рук и ног свидетельствовали о не прекращавшейся умственной деятельности. Пришлось извлечь спутницу из плавания в воспоминаниях.
– Поможешь? Нужно позвать человека. – Усиленная жестикуляция по-прежнему была единственным средством общения, навыки нарабатывались, взаимопонимание приходило все быстрее. – Отсюда, из хирургического. Гёрл. Нэйм Рышкина Анюта. Вывести за больничный корпус к кораблю. Хиа. Кол.*
