Петр Ингвин
Ольф. Книга первая
Глава 8
Корабль я нашел под утро. Едва не отчаялся. Каким-то чудом в нужный момент я свернул в нужную сторону – вот он, голубчик, ждет, миленький. Может не чудо заставило меня свернуть, а медальон? Знать бы. Если да, то у меня появится недурной навигатор. Только бы инструкцию где-нибудь найти, потому что практиковаться во вторичной потере и обнаружении невидимого корабля не хотелось.
Я вздремнул часик – больше не смог, подняли жажда жизни и виртуальное шило с другой стороны переда. Рановато, конечно, но следовало позвонить Анюте. Я включил телефон.
– Привет. Это Олег.
– Привет! У нас новости! Представляешь, он пришел с повинной. Владелец машины. Никакого угона не было. Теперь он под подпиской о невыезде ждет суда. А нам с мамой он оплатил операцию в Германии, собираем документы!
– Видишь, как все замечательно устроилось.
– Следователя сменили. Прежний ушел в запой.
– Бывает. Надеюсь, новый окажется честнее.
Поколебавшись, Анюта решилась:
– Это ты устроил?
– Какая разница? Хорошо, что у тебя все налаживается.
Я собрался отключиться, Анюта остановила:
– Постой. Ты спрашивал…
– Если думаешь, что я только поэтому… До свидания.
– Да подожди же. – Она грустно помолчала. Наверное, собиралась с силами. – Там только ужасные слухи. Катенька рассказывала…
– Катенька?! – Меня словно утюгом огрели. – Такая…
Я возбужденно обвел рукой в воздухе воображаемый силуэт. Ладонь нарисовала что-то невысокое, крепенькое, аппетитное. Вспомнив, что собеседница не экстрасенс и жестов не видит, я пояснил:
– Смешливая, тихая, лет пятнадцати?
– Шестнадцати. Моя двоюродная сестра. Ты ее знаешь?
Я поперхнулся.
– Видел.
Анюта немного помолчала, но, в конце концов, продолжила:
– Некоторые деревенские девушки…
– А замужние?
Анюта нервно отреагировала:
– Ну да, а что? И замужние тоже. Они объединились в этакий… кружок по интересам.
– Если боишься сказать, что они там танцуют раздетыми, то не стесняйся, мне это уже известно.
– Позволь спросить…
– Откуда знаю? Пролетал мимо. На вертолете. Случайно увидел. Собрались, мантры поют, руками машут. Так в чем же там состоит главный интерес?
– Стоп. Ты сказал, видел Катеньку?
– Ну.
– Значит… она тоже?! – голос Анюты задрожал. – Аська, мерзавка… Предупреждала ведь ее, чтобы и мыслей таких… – Анюта внезапно вспомнила про меня. – Аська – тоже двоюродная сестра, старшая.
– Все же, для чего они…
– Новый взгляд на мир. Новое мироощущение. Новая история. Этот голос, который возникает прямо в твоей голове…
– Ты тоже слышала его?!
– Больше ничего не скажу! – Во вдруг накатившем бешенстве Анюта отключилась.
– И тебе до свидания, – сказал я умолкшей трубке.
Интересно, заметит ли Анюта, что, глядя с пролетающего вертолета, я каким-то неведомым образом узнал имя ее сестренки. Вряд ли. А если и заметит – какая разница?
Корабль взял курс на город, и через минуту я входил на стрельбище.
– Привет. Пролетал мимо, решил проведать. Челеста освоилась? С обязанностями справляется? Как ей здесь? Думаю, скоро заберу.
Впуская, Руслан как-то странно глянул на меня, его глаза убежали в сторону.
Сердце сжало тисками. Ноги едва не перешли на бег. Полы оказались гулкими и отдавали сотрясающими басами. Или это был пульс? Дверная ручка каптерки почти выворотилась с мясом, хотя была не заперта. Дрожавшая Челеста, вся в слезах, забилась в угол дивана как в последнее прибежище, ее голова даже не поднялась посмотреть, кто пришел.
– Челеста?! Что с тобой?!
Неверяще вскинулись красные глаза, Челеста с рыданиями кинулась мне на шею. Пришлось подхватить на руки, чтобы не рухнула на подкосившихся ногах.
В двери осторожно возник Руслан.
– Это не я, – первое, что сказал он. – Сейчас все расскажу. Просто выслушай.
И я выслушал. С содрогающимся тельцем в руках. С ядом в крови. С жжением в жаждущих действия ногах.
– Я работаю посменно, – быстро говорил Руслан, – то менеджером в автосалоне, то здесь. И Лаврик, мой сменщик, так же.
Я не стал уточнять, Лаврик – имя, прозвище или фамилия. Успею. Я слушал.
– Знаешь, иногда здесь бывают довольно нескромные игрища…
Я хмуро кивнул. То, что мы видели сверху с Челестой, как раз входило в эту категорию.
– Вчера была Генкина смена…
– Генка – это Лаврик?
– Да, – подтвердил Руслан.
Значит, фамилия. Вместе с именем они намертво отпечатались в мозгу.
– Генка – фанатик пейнтбола. Он принес маркеры, пригласил друзей. Многие пришли с девушками. Придумали игру: девушки одевают защитные костюмы и в дальней части стрельбища бегут по очереди от стенки до стенки, а мы, для большего веселья мешая друг другу, палим по ним из маркеров. Цвет краски у каждого свой. За каждое попадание сраженная девушка целует удачливого стрелка. Челеста, наша всегдашняя зрительница, тоже присутствовала.
– Поясни насчет всегдашней зрительницы.
– А чем ей еще заниматься? – оправдываясь, вскинулся Руслан. – У нее появилось постоянное место на скамье под навесом. Сидела, смотрела. И тренировки, и междусобойные соревнования. Я, к примеру, учил ее стрелять из лука… – Он немного смутился. – Лаврик – из своего любимого маркера. Гусейн – из пневматики…
Ох, и оставил же я птичку в гадюшнике…
Насколько смог, я взял себя в руки, молча бурля в ожидании продолжения.
– Позавчера мы предложили Челесте турнир в ее честь. – Руслан еще больше смутился, красноватые щеки совсем покраснели. – За поцелуй победителю.
– Она согласилась?!
– По-моему, с радостью. В любом случае – не отказалась.
– Откуда знаешь? Кто-то выучил язык, принесли словарь или привели толмача?
– Я довольно сносно владею английским, намного лучше нее. С грехом пополам объяснялись.
– Кому достался приз?
Руслан машинально сделал шаг назад.
– Мне.
– Она плачет поэтому тоже?
– Что ты!
– Дальше. По делу.
– Мы предложили ей поучаствовать в новой игре, с которой я начал. Ей дали костюм, и она собрала больше всего попаданий.
Я помрачнел. Руслан виновато отступил еще, почти скрывшись за дверью.
– У нее привычки другие, совсем не для нашего менталитета. Увидев кого-то, она здоровается и норовит поцеловаться со всеми пришедшими, невзирая на пол и присутствие вторых половин. Причем, целуется дважды: когда люди приходят и когда уходят. Да еще по многу раз. Как поведал «Яндекс», это у итальянцев национальное. А нашим парням как реагировать? Генка принял поцелуи за приглашение. Утром я застал здесь вот это. – Покрытая веснушками рука указала на вздрагивавшую в плаче Челесту.
Чтобы не взорваться, я отвел взгляд. На такое нельзя смотреть безучастно.
– Где он сейчас? – выдавило перехваченное горло.
– Только что ушел к остановке на углу.
– Как он выглядит? Не важно, Челеста покажет. Мы уходим. Полицию вызывал?
– Нет. Ты же говорил – у нее проблемы.
– Лаврик на это же надеялся?
Рыжий отвернулся.
Еще поговорим. Когда я буду в состоянии.
Обняв Челесту, я бережно повел ее к выходу. Взгляд боялся останавливаться на ней, чтобы не сорваться на невозможное – мужские слезы. Еще не хватало. А держаться было все труднее.
Необходимо выпустить чувства наружу. Сделать это проще простого: мужчина обязан защищать женщину, а если не получилось, то отомстить. Око за око, один из главных постулатов Завета. Пусть Новый Завет не совсем с этим согласен, но прежний вроде как тоже в силе. Все, кончаю мешать Божий дар с яичницей, пора переходить от слов к делу.
– Этот? – Из корабля я показал всхлипывавшей Челесте наружу. – Хи?*
*(Он?)
Она инстинктивно отшатнулась. Ясно.
Высокий крепыш в кепке одиноко маячил под навесом автобусной остановки. Мясистый нос, накачанная шея, пустой взгляд. Не люблю таких. И не говорите мне, что это кипят эмоции, потому что когда эмоции, тогда просто ненавижу!
Корабль завис над остановкой.
– Лаврик?
– Что? – Он принялся озираться. – Кто?
– Подойди к столбу.
Осторожный детина сделал два шага, но не к столбу, а наоборот.
– Кто зде…
Этого оказалось достаточно. Я высунулся и, подхватив под мышки, резко втянул тяжелое тело внутрь. Одновременно корабль получил приказ обездвижить постороннего.
Счастье, что корабль признал опасность и команду исполнил. А если бы нет?! Как же мы все крепки задним умом. В следующий раз буду думать…
К черту. Следующего раза не будет. Думать надо до проблем, а не после. Это единственный путь, чтобы их не было.
Мои нервы корабль не волновали, но, похоже, в голове Лаврика происходило что-то, что напрашивалось на реакцию техники, и для меня все закончилось хорошо. Я ткнул новоприбывшего мордой в пол, чтобы он ничего не увидел. Рукоять управления проложила курс на расположенную неподалеку заброшенную стройку.
Банально, но миг полета показался вечностью. Бетонный пол одного из этажей недостроенной многоэтажки вздрогнул от упавшего тела, которое тут же стало брыкаться. Я спрыгнул рядом.
Челеста осталась внутри. Нечего ей смотреть на такое.
Мыслей, если это можно назвать мыслями, возникло и упорно дралось за первенство всего две: подвесить за причиндалы к стреле башенного крана, чтобы, когда оторвутся, гаденыш отправился в ад с наибольшей скоростью, или просто отрезать их на фиг. Такому человеку (странно применять к моральному уроду высокое слово, но пока оставлю, чтоб не забывать, что я тоже человек) от них одни неприятности, лучше сразу избавить. Всем станет лучше. Если это существо в образе человека выживет.
Определение найдено. «Существо в образе человека». На душе полегчало, можно переходить к делу.
– Ты чего?! – заорал Лаврик оттаявшими голосовыми связками. – Совсем, что ли?!.. Из-за этой подстилки? Да она сама…
– Не сама.
– Думаешь, если на меня пальцем показали, так остальные просто ангелы, и один только Лаврик виноват?
Ненавидящий лжет, бубнил я себе библейскую правду, стараясь не вдумываться в то, что слышал.
На полу валялся ржавый гвоздь с большой шляпкой. В голове сверкнула идея, гвоздь занял место в моем кармане, а я привалил морального урода к деревянным козлам, на которых что-то пилили строители – теперь его руки, закрепленные позади невысокой конструкции, едва могли двигать пальцами. И по ним, чтобы не двигались, тоже хотелось двинуть.
А он не унимался:
– Ты, вообще, знаешь, на кого батон крошишь, да еще из-за какой-то потаскушки?
– Заткнись, выродок. Она не потаскушка.
– Ты бы видел ее, мокрую, хлюпающую, когда показывала небо в алмазах…
– Заткнись.
Лаврик не затыкался.
– Думаешь, ты ей нужен? Ей все нужны! Это же просто оболочка с медом внутри, везде вывешен белый флаг и принимают как родного. Сначала она, конечно, ломалась для виду, играла в недотрогу…
Ему зачем-то требовалось довести меня до белого каления, вывести за пределы гнева. Это что – такая защитная реакция? Умолять о пощаде некий аналог совести не позволяет (настоящей совестью в рассматриваемом организме не пахнет), поэтому надо все испортить окончательно, чтобы потом вывести к чему-то несерьезному и достойному прощения. Если так, то логика поведения правильная. Он молодец. Одна ошибочка: со мной финт не пройдет.
Кулак со всей мочи навестил чужие зубы, прекратив поток мерзости. Костяшки пальцев взныли, у нас обоих что-то хрустнуло. Пальцы частично отнялись. Зато Лаврик, наконец, умолк.
Мне на глаза попалась валявшаяся в углу, под неоштукатуренной стенкой, доска длиной около метра. Я принес ее и вставил как распорку между ног человекоподобного существа, которое еще вчера выдавало себя за человека.
– Фтой, офтанофифь! Ффе фоффем не так!..
От удара ноги голова Лаврика откинулась назад.
Под окном в ошметках гипсокартона валялся строительный нож, похожий на усиленный канцелярский. Сточенное лезвие было насмерть зазубрено, словно им пытались кроить железо, однако нож оставался ножом и при должном желании мог выполнить свою функцию – я с трудом, но все же разрезал им середину брюк страшно мычавшего Лаврика. Тот делал страшные глаза, но внятно говорить не мог, не давал рот, полный крошева из зубов и крови.
Добравшись до главного, одной рукой я потянулся за обломком кирпича, другой достал из кармана гвоздь. Брезгливо откинув сморщенное уродство краем кирпича и примерившись, я с силой вбил гвоздь сквозь мошонку. Смесь рева-стона сотрясла стройку. Я поднялся.
В судорожно цапнувшие пальцы Лаврика упал строительный нож. С веревками и человеческими тканями хлипкий инструментик справится, а с железным гвоздем – никогда.
Внизу быстро растекалось бурое пятно.
– Захочешь жить – поймешь, что надо делать.
И я ушел.
