Петр Ингвин
Ольф. Книга первая
Глава 6
Разбудило щекотание уха, будто по мне ползал жучок. Открыв глаза, я нашел причину. Это были проделки Челесты. Высунув голову и руку из будуара, она получала удовольствие, глядя, как я покрываюсь мурашками от легких игривых прикосновений. Успев сменить пропитанную пылью трех материков одежду на самодельное бикини, Челеста лучисто улыбалась, раскинувшись на постели и потешаясь над спящим на полу капитаном. Я вскочил на ноги.
– Свистать всех наверх!
Открылась панорама. Солнце пекло нещадно. Джунгли блестели. Зелень, солнце и песок – чудесное сочетание.
– Хотела купаться? – напомнил я, продублировав жестами. – Тогда – быстро одеваться, умываться и завтракать.
Челеста опять все перепутала. Это я, впрыгнув в джинсы и ограничившись майкой, отправился к умывальнику. Она выполнила мою программу с точностью до наоборот. Еда-питье – умывание-зубы – одевание шортов. В таком порядке. И для нее, насколько понимаю, именно моя очередность кажется глупой. Чудеса.
Я вспомнил о мясе, которое вчера ей оставил. Жаль, не сумел приготовить лучше. Чтобы как в ресторане. Чтобы с корочкой, чтобы словно только что из духовки…
Что за безумный аромат? Почему?!
Потянув носом, я обнаружил поверх зеленой «приборной доски» с рукоятками вчерашний кусок кабанятины. Корабль его дожарил. О как. Оказывается, мы и такое умеем.
Когда Челеста вышла из туалета-умывальника, я уплетал еще шкворчавшее мясо за обе щеки.
– Да довэ э?..*
*(Откуда)
Я протянул половину. Наступила блаженная тишина, перемежаемая треском за ушами.
Вывернутая наизнанку программа напарницы как раз дошла до одевания шортов и топика, когда мои уши едва не взорвались от ликующего вскрика – Челеста обнаружила все постиранным. Более счастливого человека на ту минуту я не встречал.
Потом корабль сел на диком песчаном пляже, я специально выбрал местечко подальше от человеческого жилья. Сам неоднократно оказываясь случайным или, что еще хуже, неслучайным свидетелем, теперь я не люблю свидетелей.
– Купаться, Челеста. Буль-буль. Идти.
– Ке белецца!*
*(Какая красота)
Восторги простительны – природа сверкала нетронутой красотой, солнце палило, песок переливался мириадами бриллиантов. Я создал проем и указал на тихо шепчущее, спокойное море:
– Давай.
Очередной Тарзаноподобный вопль ликования взорвал джунгли, моя подопечная ринулась к воде. На ходу на песок полетели шортики, руки схватились за топик…
Челеста обернулась. Я был далеко. Пробежав дальше, у самой кромки она все же скинула топик, оставшись в набедренной повязке, и веселый смуглый «дельфин» ушел под воду.
– Девчонка, – с улыбкой хмыкнул я себе под нос. – Как есть девчонка.
Тоже нестерпимо хотелось купаться, но я остался у корабля. Кто-то должен смотреть по сторонам. Защищать. И строить планы. То есть, заниматься настоящей мужской работой.
Так я решил, чтоб не признаться себе, что боюсь остаться наедине с непредсказуемой полуобнаженной итальяночкой. В чувственной стихии моря. В антураже райского сада. Уф, от одних образов защитные системы давали сбой.
Взгляд еще раз пробежался по сторонам. Опасностей не видно. Пока. Ни четвероногих диких зверей, ни двуногих.
Ошибочка. Нельзя зацикливаться на джунглях, беда может прийти отовсюду, даже из воды. Никогда я не задавался вопросом, водятся ли в этих широтах акулы. Узнавать опытным путем не хотелось. Девочка мне доверилась, а она уж точно не знает, кто и где здесь водится. В конце концов, чего стеснятся? Я охраняю! Часовой обязан контролировать ситуацию, значит обязан смотреть за всем и везде.
Либо Челеста не всю жизнь была горожанкой, либо кто-то в ее роду согрешил с русалкой. Волны любили ее как дочь, она любила воду как мужчину. Даже завидно стало. Почему я сейчас не с ней?
Потому. Серьезней надо быть, товарищ кораблевладелец. Косивший на море взгляд со скрипом вернулся в рубку. По мановению мысли перед лицом возник виртуальный глобус.
Вспомнилось одно место, которое я не успел посетить в одиночестве. Ладно, что делать, поглядим вдвоем. Даже интересно, что именно вдвоем. Посмотрим, как напарница отреагирует. И как я. И вообще – посмотрим.
Возвращаясь обратно, накупавшаяся Челеста сияла ярче версальской люстры. На топике задорно вздымались две острые кнопки. Кожа, вся в зябких пупырышках, оживала от липнущих солнечных объятий. Глаза блестели, как начищенные пуговицы новобранца кремлевского полка, мокрые волосы умиротворенно змеились по гордо расправленным плечам. С узелков капало. Нимфа.
– Заходи, располагайся. Сейчас слетаем кое-куда, покажу удивительное сооружение. Единственное в своем роде.
Челеста не возражала. А если и возражала, я все равно не понял.
Перелет в довольно близкую отсюда Индию (близкую, естественно, по сравнению с прошлыми перелетами) прошел незаметно. Прямо от береговой линии с высоты облаков расползлись кляксы многомиллионных термитников, похожих на Каир, но более красочных. Тот был один на всю пустыню, а здесь их – десятки. Если не сотни. Если не тысячи. И вокруг них отнюдь не пустыня.
Иногда корабль снижал скорость и спускался, когда попадалось что-то особенное. Впрочем, особенным здесь было все. Еще через час я все же довел летучее судно до искомого городка в Мадхья-прадеш. Назывался он Кхаджурахо. Сам городишко ничем не примечателен и выветрился бы из памяти, если бы не случившаяся на наших глазах кража. Первой происходящее заметила глазастая Челеста.
– Гварда Ольф!*
*(Смотри)
Стекло стоявшей у магазина машины со звоном разлетелось от брошенного камня. Из подворотни мелькнула тень, салон машины расстался со спортивной сумкой, а совершивший это подросток бросился наутек. Прохожие подняли шум, но малый улизнул дворами, пробрался через какие-то лачуги и оказался в оживленном переулке на соседней улочке. Сумка висела на плече, ноги небрежно шагали вдоль облезлых хибар из самана, ломаного камня и вообще непонятно чего. Парнишка был доволен, у него получилось все, что он задумал.
Корабль следовал за ним сверху. Мы с Челестой переглянулись и поняли друг друга без слов. Воровать – плохо. Нужно принять меры, а ступившего на неправедный путь вразумить так, чтоб неповадно было. Челеста ждала от меня действий. Я потянулся за масками.
Скученность строений, множество проводов и натянутых веревок не позволяли снизиться до приемлемой высоты, приходилось пока просто следить.
Трущобы становились все запутаннее. Наконец, паренек юркнул в кособокую хижину, где, судя по виду из окна, жила большая семья. Жила настолько бедно, что жаль стало отбирать добычу. Правда, жалость не смогла конкурировать в душе с жаждой справедливости. И присутствие Челесты, не понимавшей моей заминки, тоже сыграло роль. Я приготовился к выходу. Проверил наличие ножа, скосил глаза на карабин и со вздохом снарядил новую обойму. Мало ли. Кабан многому научил.
Парнишке на вид было не больше тринадцати, совсем мальчишка. Он открыл сумку. Его лицо вытянулось, губы задрожали, он явно собирался плакать. Внутри лежало не то, что ожидалось. Лямка вновь заняла место на плече, мальчуган помчался на улицу.
Мы следовали за ним. Точнее, над ним. Вот, наконец, удобное место, чтобы снизиться до проезжей части…
Я едва успел остановить корабль.
Мальчишка замер как вкопанный. Его медленно окружали несколько таких же, только главарь маленькой банды был выше, крепче и старше. Начался спор о чем-то. Наш воришка открывал сумку, показывал, оправдывался. На него наседали. Главарь вынул и поднес к лицу мальчишки кривой нож, одновременно пытаясь взять за руку.
Не успел. Воришка вывернулся и бросился наутек. Шпана толпой понеслась за ним. Большинство быстро отстало, но оставшиеся резво сокращали дистанцию, а главарь почти настигал отчаянно лавировавшего беглеца. После недолгой погони парнишка понял, что уйти не получится. Он решительно остановился и обернулся.
В глазах Челесты я прочитал такое же отчаяние, как у мальчишки.
– Ольф?!
Я схватил старый лук, оказавшийся чуть ближе нового, второй рукой не глядя потянулся за колчаном – глаза следили за улицей. В момент, когда метрах в пяти от жертвы здоровяк замедлил ход, стрела ударила ему под ноги.
Остолбенели оба, и преследователь, и недавний беглец. Головы завертелись, как флюгеры в смерч. Главарь осторожно переступил стрелу.
Рядом воткнулась вторая. Почти в ногу.
Оба вновь стали озираться в поисках невидимого стрелка.
– Отдай, – прошипел я, приоткрыв проем и сдирая сумку с плеч мальчишки.
Взамен в испуганно вздернутые руки упали лук и стрела.
Осматривавший крыши и окна малолетний главарь резко оглянулся на движение, вскрикнул и побежал назад. В ужасе. Продолжая что-то кричать.
Беглец бессмысленно улыбался, сжимая лук и оседая на подогнувшихся ногах. Улыбалась Челеста. Улыбнулся и я, подняв перед собой сумку, оказавшуюся почти невесомой.
– Надо вернуть.
Немало покружив, мы нашли место, где произошла кража, но машины с разбитым стеклом у магазина не было, она уехала. Мы покружили еще. Без толку. Легковушки в городке в большинстве своем были похожи, одной модели, напоминавшей старый советский «Москвич», в основной массе – светлого цвета, боковые окна почти у всех открыты, нужную не опознаешь, даже если увидишь.
Челеста потянулась к сумке, деловито вжикнула молнией, и мы синхронно заглянули, чуть не столкнувшись лбами.
Сумка оказалась под завязку набита застежками-молниями. Разными. Короткими, длинными и очень длинными. Понятно разочарование мальчишки. У Челесты была почти такая же реакция. Я переместил сумку в кладовку – авось, сгодится на что-нибудь, выбросить всегда успеем.
Когда мы подлетали к месту назначения, уже издали Челеста ужаснулась:
– Пирамиди?! Ди нуово?!*
*(Пирамиды? Опять?)
Что-то я не разобрал интонации. Появилось странное ощущение, что ей больше не хочется воплощать мечту. Но как такое возможно?
– Ну-у… – протянул я. – Да. Тоже своего рода пирамиды. С другими пирамидками по бокам. А вообще – храмовый комплекс. Точнее, три комплекса.
Под нами проплывала вереница храмов, их красиво подсвечивали разноцветные лучи и окружали ухоженные газоны.
– По древней легенде, бог луны тайно полюбил земную женщину, их дети основали династию, а потомки построили эти храмы, чтобы искупить грех праматери.
Жаль, Челеста не поняла ни слова. Но слушала она так воодушевленно, что хотелось рассказывать бесконечно. Наверное, в ее глазах я был таким же богом луны. «Бог луны тайно полюбил земную женщину, их дети основали династию, а потомки построили эти храмы, чтоб искупить грех праматери…» Звучит божественно. И с намеком. Для меня. А не было ли у бога луны невидимой летающей колесницы?!
Вокруг храмов бродили туристы, фотографировали и фотографировались на фоне. Кто-то горячо обсуждал и показывал пальцем, кто-то старательно отворачивался от чего-то неприятного.
– Тот, который сложен из гранитных блоков – самый древний.
Челеста приникла к теплому подобию стекла и, следя за моим пальцем, кивала, будто что-то понимала.
– Он посвящен богине Кали, – продолжил я рассказ о храме и вообще о месте, куда привез спутницу. – А самый большой, с аркой, где застыли в камне некие небесные существа, посвящен Шиве. Следующий храм посвящен богу солнца Сурье, вон и сам Сурья, на колеснице с семью конями.
Плечо ощущало плечо Челесты. Мы стояли рядом, глаза смотрели в одну сторону. Кажется, мы снова подружились. Сейчас проверим, насколько можно доверять друг другу. Итак, испытание смущением.
– А это – Деви Джагдамба.
Когда мы приблизились к храму, где многие отворачивались и куда детей вообще старались не подпускать, Челеста тоже конфузливо опустила глазки. Ненадолго.
Я с некоторым злорадством наблюдал, как она пытается примирить в душе застенчивость с любознательностью. Точнее, дикое любопытство с природным стыдом. Известные всему миру храмовые скульптуры сочетались между собой по одному и группами, с людьми и животными, всеми возможными и невозможными способами. Да уж, чужая религия – потемки.
Периодически Челеста нервно косилась на меня, но продолжала рассматривать подробности со все возрастающим вниманием. Не выдержав моего разглядывания, она выстрелила длинной фразой:
– Си, иль мио куоре е джа оккупато ма нон о пердуто иль густо делла вита. Тутто ми интэрэссо.*
*(Да, мое сердце занято, но я не потеряла вкус к жизни. Мне все интересно)
– Насчет пердуто сильно сказано, – кивнул я. – Респект. Тоже считаю, что здесь с этим перебор. Си, Челеста, пердуто слишком густо для святого места.
Смуглое личико обернулось, губки улыбнулись нелепым попыткам общения на ее языке.
– Комэ квелли нон о май висто. Костуми либери.*
*(Такого я никогда не видела. Вольные нравы (в презрительном контексте))
– Правители династии Чандела, которые сотворили это безобразие, были последователями тантризма. Это ответвление буддизма, где потакание чувственным желаниям есть путь к нирване.
Не понимает. Жалко. Любопытно, что сказала бы в ответ. Или сделала.
– А в догматах индуизма сексуальная любовь считается формой передачи энергии, – забил я еще один гол в абсолютно пустые ворота.
Странный такой футбол. Играли две команды, но на разных полях. Без судей и болельщиков. И забивали, забивали…
Челеста внимательно осмотрела последний барельеф и на некоторое время замерла, конфузясь и словно боясь обернуться. Садившееся солнце оплело ее красивую фигурку сиянием, длинная тень уперлась мне в ноги. Я ждал. Наконец, моя спутница совершила подвиг, мимикой изобразив: «Ни в какие ворота. Но – история. Чужая культура. Что поделаешь». И молитвенно сложила ладошки.
Я перегнал корабль в пустыню. Здесь никто не побеспокоит. Приземлившись вдали от всего, мы поужинали. После необходимых вечерних процедур вместе поглядели на чувственный закат. Другому такого зрелища хватило бы для разрыва сердца. Мы просто повосхищались, твердо зная, что завтра найдем не хуже. Человек не быстро ко всему привыкает, а мгновенно.
Я поднялся.
– Ну что, мадмуазель, твой бог луны объявляет отбой. Жаль, что ты не тантричка, а то бы, для здоровья…
Решив не договаривать, я обреченно махнул ей внутрь будуара. Как там брякнулось недавно: до желания или просьбы? Просьбы не дождетесь, я гордый. Негоже владельцу мира просить подачки.
Сидевшая на краю постели Челеста беспрекословно повиновалась жесту. Мягкая масса лежанки слегка спружинила под влезшими ладонями и коленями, Челеста легла на бочок, глазки закрылись. Она не заснула сразу. Пальцы взялись за нательный крестик, губы что-то зашептали. Похоже, молится.
Да, спутница у меня аховая. С такой не покхаджурахаешься, как я выразился, «для здоровья». Это большой маленький ребенок, птенец, выпавший из гнезда. Живем на разных планетах. Не понимаем друг друга ни в словах, ни в делах.
Но… может оно и к лучшему?
Правильный вывод. Чему суждено случиться, то случится, а остальное, как говорится, от лукавого. Есть время собирать камни, есть время разбрасывать. До сих пор я только разбрасывал. Наверное, судьба дает мне шанс доказать, что со мной не все так плохо, как кажется.
Я лег. Спать на полу столь же тепло и мягко, как на постели, никакой разницы. К тому же, подушка здесь вырастала прямо под приклоненной головой, именно такая, как надо. Но общее ощущение неуютности…
От неожиданного прикосновения меня подбросило:
– Что? Где?
Надо мной склонилась Челеста, зачем-то выползшая из будуара.
– Но. Иль туо посто ста ла. – Ее пальчик последовательно и очень требовательно показывал на меня и на постель, а затем на себя и в пол. – Ква дормо ио.*
*(Нет. Твое место – там. Здесь теперь буду спать я)
Я ни слова не понял. Но жесты красноречивы.
– Хочешь поменяться? Думаешь, откажусь?
Еще раз повторюсь: да, спутница у меня аховая.
Глава 7
– Иль буон джорно си коноше даль маттино.*
*(Хороший день узнается поутру)
Звонкий юный голосок наполнил рубку весной и счастьем. Я протер глаза.
А на постели действительно удобней. Потому что привычнее, что ли?
– Вольо ти аютарэ. Коза поссо фарэ пер тэ?*
*(Хочу тебе помогать. Что могу сделать для тебя?)
– Прости, ни бельмеса в твоем чириканье. Что будем делать дальше? Куда еще хочешь?
Я чувствовал себя богом. Приятное ощущение.
– Ну, куда? – Перед глазами возник глобус.
Челеста поняла.
– Пари,* – очаровательно картавя, прошептали с французским прононсом блаженно растянувшиеся губки.
*(Париж)
– Никаких пари. Азартные игры на борту – табу. Заруби на носу. Пари могу предлагать только я.
– Париджи, Парис, торре дЭйфель… Франча!*
*(Париж, Эйфелева башня, Франция).
– Франция? Хочешь в Париж?
– Си-си!
– Слушаюсь и повинуюсь, мэм-ханум. В таком случае, юнга, о-отдать швартовы!
Так мы оказались в Париже. Будучи здесь во второй раз, я чувствовал себя прожженным морским волком, который сопровождает молодого морячка в первом рейсе.
Облет Парижа по большой дуге закончился не планируемой мной посадкой в Диснейленде.
– Ольф! – Указывая на центральную громаду замка Белоснежки, Челеста завизжала от ударившего в голову ребячества.
Она захлопала в ладоши, на меня вскинулся умоляющий взгляд щенка при виде сосиски. Пришлось искать место, чтоб незаметно выйти. Мы сделали это на одной из фанерных конструкций, изображавших горы.
– Гварда Ольф! Гварда! Гварда!* – посыпалось на меня, как гвозди из намокшей картонной коробки.
*(Смотри!)
И как только Челеста не свернула шею, пытаясь углядеть за всем и везде. Я чувствовал себя папашей, который выгуливал долго запертого за учебниками ребенка. Ребенок, что называется, дорвался.
Первый час ушел на предварительный осмотр огромного парка развлечений. Поскольку мы уже внутри, то сэкономили на билетах, и большинство аттракционов оказались для нас бесплатны. Челесту это настолько обрадовало, что мы потратили еще три часа на всяческие катания, ужасания и, само собой, на стояние в очередях к очередному бесплатному приключению. Все бесплатное издалека определялось по наличию несусветной людской толпы у входа в аттракцион.
Наконец Челеста выдохлась. Я облегченно вздохнул.
– Андьямо?* – грустно вымолвила она, с тоской провожая взглядом пиратский корабль, на котором так и не прокатились. И поезд в прериях. А тут как раз начался парад мультяшных персонажей…
*(Пойдем?)
Я утащил подопечную за локоть, пока у нее не открылось второе дыхание.
Наконец, мы добрались до самого Парижа. Внизу проплывали улицы сверкающих витрин и призывно сияющих вывесок.
– Ке пеккато. Нон абьямо и сольди, – с новой тоской проговорила Челеста, глядя на раскинувшееся перед глазами великолепие. Последовало пояснение: – Мани. Ноу мани.*
*(Какая жалость. Нет денег)
– А-а, мани. Мани нету. Сольди – это мани?
– Си-си. И сольди. Зэ мани.*
*(Да-да. Деньги. Деньги)
– Тогда вот что мы сделаем, дорогая Сиси… прости, Челеста.
В голове созрел кошмарный план. На что только не пойдет мужчина, чтобы сделать женщине приятно.
– Ван момент.*
*(Один момент).
– Ун моменто, – с веселой улыбкой поправила она меня.
– Йес, ит из, – безоговорочно согласился я, и руки вернулись на рычаги управления.
Корабль взял курс на пригороды. Точнее, на богатые пригороды. В сравнении с другими пригородами это большая разница, и слово «большая» почти не передает разницы в степени этой разницы.
После некоторого обдумывания я выбрал одну довольно богатую виллу. Огромная (даже по сравнению с не менее небедными соседями) территория, высокие стены, три роскошных этажа, дизайнерский проект (чтобы ни на кого не было похоже), охраны без счета. Честные люди так не живут. Мне так кажется. Если я неправ… то уже поздно. Мы перелетели всех охранников с их собаками, телекамерами и датчиками движения. Корабль опустился на широкой веранде второго этажа. При желании здесь разместилась бы целая флотилия летающих тарелок, размеры особняка позволяли.
За стеклянной перегородкой оказался бассейн. На втором этаже!
Как же приятно иметь адекватную напарницу. Она поняла с полуслова. Причем, с полуслова, произнесенного на неведомом языке. Ее лицо осветилось, будто моя безумная идея сработала фотовспышкой. Хоть и католичка, но спутница у меня настоящая коварная итальянка, как их показывают в кинофильмах. Я сам еще не созрел до того, что начал, а меня уже подгоняли.
Маски чертика и тролля закрыли лица, и, накинув на плечи куртки, мы с Челестой выдвинулись вперед. В руках – оружие. Как в прошлый раз на охоте: у меня блочный лук, у Челесты карабин.
Широкая веранда загибалась в сторону центрального входа. Челеста с ухмылкой остроухого чертика указала мне подбородком на охрану внизу. Вверх никто из них не смотрел. То ли незачем, то ли запрещено. Мало ли, чем хозяева тешатся. Так и хотелось сказать «Спасибо» и расшаркаться.
Стеклянные двери составляли продолжение стены, они оказались распахнуты. Жестом приказав Челесте остановиться, я первым вдвинулся внутрь.
Нехилый бассейн, если честно. Особенно для второго этажа. Слышно хлюпанье и тихое повизгивание. Охраны не заметно.
Махнув напарнице ладонью к себе, я с криком «Хендэ хох!» ввалился в помещение. Челеста за мной. И оба остановились.
Около бассейна стояли плетеные кресла и столик, в креслах сидели два дядьки в атласных халатах. С тревогой и достоинством оба уставились на нас.
В бассейне плескались дамочки. Несколько. Штук семь. Пара-тройка молодых, остальные молоденькие. Все голенькие, как только что народившиеся русалочки. Русалочий косяк с ужасом замер в позах, застигнутых вторжением. Их страх был несдерживаемым, настоящим.
– Ки эт ву?* – спокойно осведомился один из мужчин. Наверное, хозяин виллы.
*(Кто вы?)
– Ль о гвардато алла ти-ву, – как всегда бесполезно зашептала мне Челеста из-под маски. Фраза не содержала ни слова из знакомого мне репертуара. – Квест уомо е мольто фамозо политико.*
*(Я видела его по телевизору. Это очень известный политик).
– Политика, говоришь? – Спасибо окончанию речи, благодаря этому я разобрался в смысле остального. – Политика штука грязная. Это хорошо, если мы нарвались на политиков. Честных политиков не бывает. А нечестных не жалко. Значит, это мы удачно зашли.
– Ву нэ компрэнэ па ле франсэ?* – сообразил политик.
*(Не понимаете по-французски?)
Не обращая внимания на картавое воздухосотрясание, еще более невнятное, чем живенькое тараторенье Челесты, я громко обратился к джентльменам на общепонятном международном:
– Мани, плиз. Голд, евро, долларз.*
*(Деньги, пожалуйста. Золото, евро, доллары).
Если б можно было описать, что я чувствовал в этот грандиозный момент! Детские игры вернулись, я – крутой Робин Гуд! Бонни и Клайд, версия два-ноль! От эйфории мозги сварились, сознание грозило коротнуть и расплавиться. Стрелка всемогущества упала вправо, всесилие зашкалило – вместе с полной невообразимостью происходящего. Я – грабитель. Мама дорогая. А если ворвется охрана? А если начнут стрелять? А если…
Остатки английского выветрились, «хенде хох!» уже сказано, в голове из иноязычного остались только «Гитлер капут» и «феличита». Любопытно, как это поможет в дальнейших переговорах.
Мужчины переглянулись и что-то залопотали по-своему. По мимике и направлению взглядов я понял, что оба с удовольствием отдали бы мне кошельки (но только кошельки, не более), если бы я разрешил им выйти в соседнюю комнату. Дескать, деньги там, здесь только тела и халаты.
Инициативу перехватила Челеста.
– Ту. – Она выбрала себе жертву среди осторожно сучивших ручками и ножками русалочек, едва державшихся на плаву. – Дамми иль туо вестито.*
*(Ты, дай мне свою одежду)
Я ничего не понимал. Но не встревал. Авось, разберусь.
Хрупкая златокудрая наяда, в которую уперлись взгляд и ствол моей подружки, заморгала и пугливо указала на себя пальцем, словно переспрашивая. Она была самой мелкой из присутствующих. Правда, не менее фигуристой – господа политики знали толк в женщинах.
– Си. Ту,* – подтвердила Челеста.
*(Да, ты)
В тишине и при абсолютной неподвижности остальных русалочка подплыла к краю бассейна. Она оперлась о бортик ладонями, приподнятый корпус позволил колену перекинуться на инкрустированную плитку, и очень осторожно, не делая резких движений, русалка выкарабкалась вся. Нет, это не русалка, как бы ни хотелось выпасть из реальности и поверить в сказку. Хвоста не наблюдалось. Сверкнул молочный зад, колыхнулся увесистый балласт, способный прокормить обоих политиков. Оказавшись наверху, девица обхватила себя руками, поздновато припрятав ранее с блеском продемонстрированные прелести, босые ноги засеменили по мокрой мозаике и, под присмотром моей напарницы, прошлепали в сторону боковой дверцы, куда перед этим просились господа. Челеста двинулась за ней.
Обе скрылись, а я держал оставшихся на прицеле, направляя взведенный лук то на тревожно переглянувшихся господ, то на готовых расплакаться дам, разводящих в воде руками. Каждая из них боялась высунуться больше соседок, чтобы не выделиться и не получить стрелу, и одновременно боялась уйти под воду, что тоже могло восприняться как бегство или что-то вроде того. Все-таки кабан был храбрее. Уважаю кабана.
Через минуту из-за двери донесся радостный вопль Челесты, а еще через пару секунд – грохот выстрела, визг, мужской голос, снова грохот…
Первой оттуда вынеслась обезумевшая русалка. Выскочив с дикими глазами, она затормозила, ошалело замерев у меня на прицеле. Ни о каком соблюдении хотя бы видимости приличий речи больше не шло. Ее рот открылся, чтобы что-то сказать. Рука машинально поднялась, указывая назад…
С ворохом тряпок в руках из двери вывалилась ликующая и донельзя возбужденная Челеста, карабин был зажат подмышкой.
– Андьямо! Бизонья фар престо!*
*(Бежим. Поторапливайся)
В глубине оставленного ею помещения гулко бухали по бетонному полу тяжелые шаги. Ясно, охрана здесь не для галочки.
Не разбирая дороги, Челеста мчалась назад, на веранду. Я прикрывал отход. Когда выскочил следом, к бассейну из глубины помещения несся обнаруживший непорядок телохранитель. С пистолетом.
Интересно, кто стрелял, он или Челеста. И почему стрелок не попал.
Во дворе тоже нарастал переполох. Только деловые господа в халатах взирали на события безучастно, с отстраненным любопытством, словно попали в кино. Зато русалок как ветром сдуло. С них будто заклятие сняли, бассейн взбурлило, и с невообразимым многоголосым визговоплем мокрые тела снесли не успевшего затормозить охранника, который оказался на их пути.
Это нам помогло. Оторвавшись от погони, за поворотом мы с Челестой впрыгнули в открывшийся проем и буквально рухнули на пол. Проем еще не затянулся, а мозг уже дал команду стартовать.
Маски полетели на пол, взгляды встретились, и мы почему-то всхихикнули. Истерически. От выплеска адреналина. Сразу восстановившие порядок выражения физиономий недолго сохраняли серьезность, через миг новый смешок повторно вырвался из гортани, не успевшей его подавить. Потом еще один. И мы поняли, что остановиться не сможем. Вал неудержимого хохота накрыл с головой, повалив в корчах и не давая возможности разогнуться.
– Баста, нон поссо пью,* – наконец, выдавила боевая подруга нечто членораздельное.
*(Хватит, не могу больше)
Мы приступили к осмотру трофеев. Красное платье, черные туфли-лодочки, два банных халата и два бумажника.
– Умница! – Я схватил бумажники.
Около трех тысяч евро. Неплохой улов для нищих аэронавтов. И политикам небольшой ущерб, если прикинуть стоимость их имущества, охраны и развлечений. Плававшее содержимое бассейна стоило больше.
– Нэссун уомо сенца диффетти,* – вздохнула Челеста, отвернувшись от вида денег, очи вознеслись к небесам, губы что-то зашептали.
*(Нет человека без греха)
Похоже, опять молилась. Наконец, сложенные ладошки расцепились.
– Один вопрос. – Я с трудом отвлек внимание Челесты от вываленного на постель. – Кто стрелял? Почему стреляли? Пиф-паф?
Припомнилось, что по-японски «пиф-паф» звучит как «бак-вум». Итальянского или английского аналогов я не знал и выкрутился, как всегда, перейдя на жесты.
– Бух-бух. – Руки, словно сжимавшие оружие, дернулись два раза. – Кто? Ху?*
*(Кто)
Напряженное моргание карих глазок сменилось осмысленным облегчением.
– Ио. О спарато аи павименто.*
*(Я стреляла в пол)
Повторив мою пантомиму, Челеста дважды виртуально расстреляла пол. Ставший довольным взгляд снова упал на добычу.
– Дэво проварэ,* – Вместе с платьем и обувью Челеста удалилась в туалетное помещение.
*(Хочу померить)
Ее торжественное возвращение я встретил аплодисментами. Красавица! Мисс Летающая Тарелка этого года.
Челеста церемонно поклонилась. Через миг осчастливленное личико вскинулось с гордостью, на нем сияла улыбка.
Платье оказалось чуточку мало из-за мелкости бывшей владелицы, но лишь самую малость. Надетое на голое тело, оно сидело как влитое, пупырышки сосков торчали не вызывающе, а как-то виновато, словно оправдывались за отсутствие под ними ожидаемого богатства. Ниже умудрялся тоже торчать из гладкой ткани веселый пупочек. А еще ниже Челесту словно стянул широкий пояс, заканчивавшийся на середине бедер.
Я хмыкнул. Одно неверное движение, и красивое платье обратится в половинки красивого платья. Челесте следует быть осторожной.
Туфли она, видимо, примерила еще на вилле, размер подошел идеально.
– Отлично. – Я поднялся и приказал открыть панораму.
За потраченное на переодевание время я успел скинуть бумажники с оставшимися там документами и кредитками в сад той самой виллы. К месту падения ринулись огромные черные псы.
Никуда не торопясь, корабль поплыл над крышами в самое сердце Парижа.
– О мио Дио!* – восторженно взвизгнула Мисс Очаровательная Непосредственность от вновь открывшегося чуда.
*(О, мой Бог!)
Чудом это видела она, потому что затем мы долго и, на мой взгляд, абсолютно бездарно отоваривались в этих «чудесных» магазинах. Ох, и муторное же это дело. Если с дамочкой. Застрелиться и не встать.
Зато Челеста была на седьмом небе. Она купила косметический набор, нижнее белье, набрала каких-то тюбиков, коробочек, флаконов, салфеток…
Даже вспоминать не хочется. К тому же, на нас косились, как на мафиози – и не потому, что приметы розыска дерзких грабителей как-то сошлись, просто здесь давно не видели столько наличных.
Челеста летала. Даже когда стояла или сидела. Глаза сверкали непонятной одухотворенностью… и великим безумством. И бесконечным восторгом бытия.
– Э ту?* – иногда вспоминала она про меня.
*(А ты?)
– И эту бери, черт с тобой.
А я приобрел зубную щетку и пасту (первое – для Челесты, поскольку она думала сейчас совсем о другом), одноразовые бритвы и запасные носки. Почему именно носки? Одежду корабль чистит и гладит, но не штопает. Недоработка, однако. При первой возможности пожалуюсь производителю.
Потом мы гуляли по Люксембургскому саду, держась за руки, словно влюбленные. В другой руке Челесты парил, точно невесомый, бумажный пакет с веревочными ручками, где с каждым шагом ритмично подскакивало ее овеществленное счастье.
