Петр Ингвин
Ольф. Книга первая
Глава 7
Гнусавый Кирилл Кириллович с бригадой еще дважды возвращались на поляну, вновь и вновь они прочесывали каждый кустик, даже пробовали каблуками землю на прочность: вдруг обнаружится подземный ход? Тщетно. Я взирал чуть сверху, куда волшебная Хижина по моему приказу приподнялась над землей, чтобы преследователи спокойно бродили снизу. Через час операцию на поляне свернули, поиски переместились куда-то дальше.
Я ожил. Неподвластное уму чудо вновь признало меня хозяином, жизнь опять стала прекрасна. Сначала я попил, затем попросил поесть и рискнул откусить от появившихся щупалец. Одно напомнило докторскую колбасу, другое – клецки из супа, то есть вареное тесто. Третье, сочное до невозможности, оказалось заменителем овощей. Превосходно, от голода не умру, даже если придется выдержать долгую осаду. А если умру, то не от голода, это точно. Хорошо бы не нажать какую-нибудь «красную кнопку», ведь никто не знает, как выглядит ее инопланетный заменитель. Режим самоуничтожения обязан существовать у любой техники, если она хотя бы теоретически может попасть в руки противника. Или в руки несмышленого дитя. Обидно, но ко мне больше подходило последнее. Для таких случаев техника обычно имеет «защиту от дурака». Странно, что она не сработала и пустила меня внутрь, почему-то позволяя командовать. Что же получается: я обманул хитрые настройки, или в чужой градации даже до дурака не дотягиваю?
Позволю себе подольше оставаться в блаженном неведении.
Я провел более полный осмотр помещений. Судя по высоте скругленного потолка, без углов переходившего в стены, здесь имелся чердак.
– Открой вход на чердак! – раздался мой довольный приказ Хижине.
Она не открыла.
– А в подпол?
Аналогично. Итак, чердак с подполом заперты. Предположим, там находится автономная система питания, типа дизель-генератора у человеческих сооружений. Тогда любопытно: какое здесь топливо? Атомная батарейка? Сколько эта хреновина (прости, Хижина, за нехорошее слово, беру обратно) это достижение неведомой цивилизации здесь висит? Год? Сто? Тысячелетие? Чем подпитывалось все это время?
От заоблачных сроков заурчало в животе.
– А как насчет туалета? – взволновался я.
В таком маленьком помещении даже с учетом огромных запасов еды и питья… нет, не даже, а именно с учетом огромных припасов еды и питья я не выдержу и двухдневной блокады.
В маленькой кладовке, еще мной никак не задействованной, из пола выросло нечто вроде большого ночного горшка.
– Спасибо, – сказал я, подходя ближе. – Ты не обидишься, если сюда…
Эксперимент показал, что Хижина не обидится. Все, что попало в горшок, мгновенно всосалось внутрь. Включая запах.
– Надеюсь, клецки и колбаса у тебя делаются…
Я не договорил, решив для себя, что здесь обязана быть другая технология. Думать так было спокойнее, хотя, к примеру, на земных космических кораблях замкнутые системы жизнеобеспечения давно считаются нормой.
Стало понятно, как я попал сюда впервые. Кувыркаясь по косогору после падения с дерева, организм посылал в мир единственное желание – спастись любым способом, меня и приняло на борт. Все просто. Теперь нужно понять, какие желания выполняются и как, а какие нет и почему.
Кроме сказанного в отношении еды и наоборот, за несколько часов выяснилось следующее. Хижина умела следующие фокусы. По приказу хозяина пропускала внутрь. Делалась невидимой в одну сторону. Причем, в любую. Делала владельца неслышимым, отсекая происходящее внутри от ушей посторонних, или специально делала слышимым, чтобы словно через усилитель общаться с теми, кто снаружи. Я пообщался с двумя сороками, которые зачем-то прилетели на поляну. Их как ветром сдуло. Если раньше у сорок не было собственной религии, теперь будет.
Еще можно закрыться в Хижине от мира, создав абсолютную тишину, а внутри включить свет. Откуда он берется, я так и не понял. Светились сами стены. И потолок. И пол. И кровать. Даже горшок. Включая его дно. Брр.
Кстати, горшок оказался с возникающим в нужный момент фонтаном, то мыльным, то кристально-чистым. По требованию. Этакое инопланетное биде. Неплохо, если честно, и это явный намек на гуманоидность владельцев. Или правильно – гуманоидство? Я не силен в научных терминах. К тому же, Хижина, как мне кажется, создавала необходимое под конкретные запросы. Или учитывала предыдущий опыт. Или влезала в интернет, откуда черпала знания о людских потребностях. Допускаю, она хотела сделать мне приятно. И как бы я ни удивлялся неведомым возможностям, а благодарить не забывал.
Чтобы проще ориентироваться, я дал каждому помещению название. Выемка в стене с площадкой-кроватью стала будуаром. Кладовка с моим барахлом осталась кладовкой, я сумел закрыть ее дверцей, чью роль выполнило стянувшееся вещество стен, по приказу открыться оно тут же рассасывалось. Туалет, понятно, остался туалетом, а центральное помещение с возможностью панорамного обзора, когда остальные внутренности Хижины становились невидимыми, я нарек рубкой. Вроде капитанской, как на корабле или в самолете. Здесь даже капитанское кресло имелось – в виде креслоподобного пенька посредине, на который я садился в самом начале. В целом Хижина напоминала кабину воздушного судна, поэтому рубка – приемлемое название для того, что исполняло роль рубки.
Пропуская преследователей, Хижина по моему приказу поднялась на пару человеческих ростов. Когда мне захотелось попасть наружу, она опустилась на удобную для входа-выхода высоту. Любопытно, а сможет ли она так же по горизонтали?
Приказ, прозвучавший с разных расстояний, ничего дал, на зов снаружи моя высокотехнологичная прелесть не реагировала, щеночка не изображала, чтобы прибежать, виляя хвостиком: «Вот она я, хозяин, чего изволите?!»
Исследования продолжались. Части Хижины становились невидимыми, когда я требовал панораму, но оставались жесткими и за свои пределы не выпускали. Эту особенность ликвидировал приказ «Пропустить», тогда для прохода становилось открыто любое направление, включая пол и чердак. Проем возникал с любой стороны, где требовался. Хоть через кладовку, хоть сквозь горшок. Вещество Хижины расступалось в пределах, которые соответствовали задуманному. То есть, мои мысли, даже недоформулированные, тайны не составляли. Ну и пусть. Хоррро-ошая моя… Я нежно погладил пористую зеленоватую поверхность. По-моему, что-то внутри ответило мне схожей любезностью.
В конце концов, усталого и довольного отличным окончанием дня, меня сморило. Раздевшись до трусов, я запрыгнул в будуар – как есть, грязный, потный. Эх, сполоснуться бы…
Едва в мозгу нарисовалось понятие душа, с потолка на кровать обрушился ливень. Омывая меня, он исчезал внизу на мгновенно впитывающей поверхности. Я не только промок до нитки, я чуть не обморозился.
– Теплой!!! – вырвалось у меня что есть мочи. В ту же секунду температура ливня изменилась. А то и раньше. Струи, вылетевшие ледяными, коснулись меня такими, как требовалось. Я мысленно заставил душ прекратиться и посмотрел по сторонам. – Может, здесь и ванная комната найдется?
Нужно было смотреть вниз. В кровати образовался провал, его быстро заполняла вода. Этакий мини-бассейн. Неплохо.
Я снял насквозь мокрый последний предмет одежды, помылся и вернул кровать в первозданный вид.
– Спокойной ночи, Хижина! – унеслось в тишину с мягко просевшей подо мной поверхности – опять сухой и приятной на ощупь.
Вновь показалось, что каким-то неведомым способом почувствовался ответ. Но это неправда, потому что я заснул раньше.
***
Утром брошенные на пол вещи оказались чистыми. Что-то необъяснимое человеческой логикой выстирало и выгладило их. Как – не знаю, я спал. Но ход мыслей Хижины мне нравился.
– Так держать! Умница! – поблагодарил я.
Стены радостно засветились в ответ.
Невыносимо здорово ощущать себя хозяином материализовавшейся сказки. Пусть даже нелегитимным. Впрочем, почему нелегитимным, ведь медальон – у меня? Значит, хозяин я, точка.
Но тревога не покидала. Кто-то оставил здесь это чудо света. Вдруг он вернется? Или его друзья. Или включится автоматический режим возвращения, и – фьюить, на планету каких-нибудь плотоядных ящеров или гигантских насекомых. Чтобы не думать об этом, я осмотрел окрестности на наличие нежелательных соглядатаев, и земная природа вновь приняла меня в привычные ветрено-травяные объятия. Я вышел, во-первых, чтобы с удовольствием сделать зарядку и пробежку на свежем воздухе, а во-вторых, не желая признаваться в источнике этого желания даже себе, – справить нужду под кустиком. Потому что перед глазами маячила появлявшаяся из ничего вкусная космическая колбаса.
Очевидно, что птицы видят Хижину. Скорее, чуют. Сторонятся, облетают. Но не пугаются. Это хорошо.
Для удобства я сотворил рядом с выплывавшим из пола горшком умывальник, он теперь вырастал из стены по первому требованию. Вода хлестала оттуда же, стоило только захотеть. Жить стало комфортнее.
Последовала еще серия почти научных опытов. Вот что взбрело в голову: если Хижина делает еду и воду из ничего…
Процесс, исследованный в разных видах, показал: деньги и золото она не делает, хоть тресни. Жаль.
От нескончаемого мозгового штурма плыло и сворачивалось в трубочку сознание, и ближе к вечеру я устроил сиесту – раскинулся поперек кровати, мечтательный взор унесся в потолок. Эх, одиноко-то как…
Что-то вспучилось подо мной. По-моему, Хижина среагировала на направление грез.
– Стой! – взвился я. – Не надо!
Лежак моментально выровнялся.
Мороз пробежал по коже. Унялся он нескоро, минут через пять-десять, а мысль все это время работала на износ. Что именно мне предлагалось? Может, досмотреть до конца?
– Хочу…
Я даже не договорил. Зато представил в деталях.
Кровать вздыбилась, из нее начали вырастать вполне узнаваемые очертания. Забившись в угол, я напряженно ждал.
Словно статуя из воды, из поверхности постели проявлялись разные части знакомого силуэта. Сначала – два острова, больших и округлых. По мере появления они соединились в направленное мне в лицо нескромное целое. Где-то в полуметре дальше образовались лопатки, после них – вся спина и затылок опущенной книзу головы. Через пару мгновений все слилось в единую конструкцию.
Мое сердце колотилось, как заготовка под ударным прессом. Глаза смотрели, не мигая. Как в замедленном кино, корпус женщины, наклоненной лицом вниз, всплывал над уровнем кровати, вот уже оторвавшись от родившего ее вещества в районе живота, а потом и от свисавших кабачков-рекордсменов. И продолжал приподниматься, наращивая руки, чуть согнутые в локтях, и стоявшие на коленях ноги. Все это было того же буро-грязного зеленоватого оттенка, что и прочая обстановка Хижины. В образовавшейся фигуре с первой секунды узналась Сусанна. У нее не было ни волос, ни родинок, ни жизни. Ни, тем более, одежды. Пустые зеленые глазницы будто бы в ожидании заглядывали на меня снизу. Бесстыдная поза. Впрочем, это простительно бездыханной статуе. Или резиновой кукле. Фу, гадость. Напряженные мышцы выпирали, точно настоящие. Причем – я осторожно потрогал – теплые. Но абсолютно безжизненные.
Моя бывшая подружка, воссозданная в таком виде, внушила полное отвращение. Сусанна, если быть честным, – это пошло и отвратительно всегда. Как минимум, неэлегантно. Несмотря на все ее потуги выглядеть стильно, носить дорогую одежду и следовать моде. Не хирурги и дизайнеры отвечают за красоту.
С другой стороны, с Сусанной я связался не от хорошей жизни, а был с ней исключительно от безысходности. Если сравнить эти отношения с моей прежней, настоящей любовью…
Обводы фигуры принялись меняться. Еж твою каракатицу!!! Вместо Сусанны передо мной образовывалась…
– Стоп! Перестань! – завопил я, догадавшись, в кого превращается противный зеленый монстр.
Не позволю инопланетной железяке покуситься на святое, пусть она стопятьсот раз не железяка и даже если не инопланетная. Есть вещи, касаться которых нельзя просто потому, что нельзя. Иначе чем мы лучше железяк?
Память призвала в помощь образы голливудских актрис, которых тиражировал Голливуд.
Не сработало.
Рая, сокурсница Сусанны?
Снова пшик эффекту.
Намек ясен. Хижина воссоздает только тех, с кем у меня… то есть, кто найдется в моей памяти со всем букетом эмоций и ощущений.
– Пусть остается Сусанной! – скомандовал я.
Она осталась.
И что мне с ней делать? Привстав, я со злости шандарахнул ногой по выставленному мясу. У футболиста мяч, наверное, взорвался бы от приложенной силы, а бездушному чучелу хоть бы хны. Даже не пошевелилось.
– Пусть ляжет! – приказал я, четко продублировав команду яркой картинкой в голове.
Зря. Я думал, оно повернется, как настоящая женщина, а зеленое горе луковое перетекло из одного состояния в другое, как жидкий киборг. Где был затылок, проявилось лицо, ляжки стали разведенными коленями. Теперь э-т-о лежало рядом, немигающие глаза таращились в потолок. На том, что у живого человека зовется лицом, застыла развязная приглашающая улыбочка. Меня передернуло.
– Убери это, пожалуйста! – взмолился я. – И никогда больше не предлагай!
Не знаю, как насчет второй фразы, а с первой все получилось. Я облегченно вздохнул, но еще долго ворочался, и ладони со страхом ощупывали кровать, если чудилась какая-то выпуклость или впуклость.
Под вечер я поохотился в окрестностях Хижины. Результат – ноль. После погони и последующих поисков земля в округе вытоптана на километры в каждую сторону. Человеческим духом здесь так пропахло, что ни одно уважающее себя животное по доброй воле не сунется. Вернувшись не солоно хлебавши, я скинул одежду, и мысли выплеснули недавние события, разбирая по косточкам. Эх, Игореха, товарищ сержант. Почему?..
Засыпающему, мне вспомнилось о Задольском. Посмотреть бы на его гнусную рожу теперь, когда у меня есть та-ако-о-ое…
Конечно же, вслед за папашей перед глазами всплыла Сусанна. Живая. Не зеленое чудище с остановившимся взглядом, а взбалмошная подружка-веселушка, кудесница-шалунья, искушающая дьяволица. Воображулистая, буферистая, с приподнятым неохватным багажником, полным лакомых сюрпризов, доступных только знающим и умелым. Не умеющая быть одна, зато как умеющая скрасить два одиночества при их нежданной встрече! Пусть подлая и коварная, пусть обманщица, пусть стерва и сволочь, которая подставила меня и сломала судьбу… но как же я хотел сейчас оказаться рядом.
Глава 8
Что-то напрягло. Некие неправильные ощущения. Когда нагло располагаешься в чужом доме, а хозяин может вернуться в любую минуту, рецепторы организма находятся настороже, даже те, о которых не подозреваешь. Вместо сна вышел кратковременный провал, из которого меня вынесло беспокойством. Продрав глаза, я велел дать панораму. Веки мелко моргнули, по кровеносным сосудам пробежал жидкий азот. Моя Хижина – в городе! И висит не где-нибудь, а перед знакомыми окнами у дома на набережной, известного каждому жителю. Уж мне-то – более чем.
Понадобившийся для строительства нового завода город поставили в чистом поле, деревень на этом месте раньше не было, поэтому частный сектор отсутствовал как понятие. Пару лет назад в лесу, подальше от посторонних глаз, начали возводиться коттеджи тех, кого нервирует соседство с малоимущими, однако дело замерло на этапе подвода коммуникаций. Электричество пробросили быстро, вода и канализация – местные, въезжать можно будет с вводом газовой подстанции, а пока все жили в городских квартирах – не важно, богатый ты человек или наоборот. Коттедж Задольских тоже ждал своего часа. В ожидании переезда семья обитала во временном жилище площадью под двести квадратов. Квартира, где, напомню, даже бильярд имел собственную комнату (не всегда, впрочем, применявшуюся по назначению), со временем должна была стать подарком на свадьбу Вадиму или Сусанне, а пока использовалась как основное жилище. Около окон этой элитной квартиры сейчас висела моя разлюбезная Хижина.
Нужно учиться себя контролировать. О чем я думал перед сном? Вот. Такие новости. Мы, оказывается, и летать умеем.
Я привел себя в подобие порядка и прильнул лицом к теплой прозрачности Хижины-корабля. Или просто корабля, так теперь будет точнее.
Шторами Задольские не пользовались, постороннему, как они думали, заглянуть к ним неоткуда, но окно отсвечивало, и мешала разница в освещении – снаружи ярко, внутри темно. Разглядеть ничего не удалось.
Что-то отвлекло, мой среагировавший на движение взгляд скользнул вниз: к дому подъезжала кавалькада черных стальных мастодонтов, возглавляемая… ну кто бы сомневался.
На всякий случай я решил взглянуть на номера.
– Корабль, миленький, подберись поближе к той штуковине внизу.
И корабль снизился! Ура! Это действительно корабль, и по команде он перемещался в любом направлении. Дух захватило от перспектив, вытекавших из этого открытия.
В отношении номеров я не ошибся: тот самый черный «Рэндж» Задольского с комбинацией цифр и букв, за которую любой карьерист почку отдаст. Не свою, конечно, а своей матери. Под прикрытием телохранителей САМ выполз из открытой дверцы (точнее, выпал, учитывая высоту стольного жеребца английской конюшни).
– И вы только сейчас мне об этом сообщаете?! – донесся знакомый гулкий бас. – Я должен узнавать такое немедленно! Слышите? Не-мед-лен-но, фазер вашу мутер!
Матеря кого-то по сотовому, обширная фигура остановилась, губы выплюнули в трубку что-то совсем уж словесно нехорошее, и ни в чем не повинный телефон едва не почил в экстазе саморазрушения при свидании со стенкой.
– Отменяется. Едем в контору.
Охрана, получившая новый приказ, который, видимо, шел вразрез с прежним, засуетилась. Задольский полез обратно в машину. За ним бесшумно закрылась дверца, и стадо лоснящихся стальных динозавров отбыло восвояси, по пути клаксоном «крякнув» вахтеру, заведовавшему шлагбаумом жилого комплекса.
Хм. Задольский уехал. Супруга его, насколько мне известно, давно живет в Ницце, где семейство еще в бурные девяностые прикупило особнячок, ранее принадлежавший кому-то из особ царской семьи. Теперь жена сторожит собственность, живя в свое удовольствие, пока муженек живет в свое удовольствие здесь. Выходит, Сусанна, если дома, то одна. И, видимо, тоже использует обстоятельства на полную катушку, по семейной традиции живя в свое удовольствие. Яблоко от яблони и т.д. Бывают исключения, но известная мне особа подтверждала правило.
Недолго проследив за удалившимся караваном, я отдал приказ возвращаться. Распоряжение о невидимости, установленное с вечера, продолжало действовать, иначе меня засекли бы раньше, чем я проснулся, и мне было бы уже известно, как пули из разных видов оружия сказываются на жизнедеятельности корабля и его пассажиров – думаю, что крепкие ребята из кортежа не мечтали бы о лаврах первых людей-контактеров с иным разумом, а дрессированно изрешетили неизвестное нечто, зависшее напротив охраняемого объекта.
Корабль припарковался у знакомого балкона на третьем этаже. До мурашек на коже знакомого. Сусанна была такой фантазеркой.
Несмотря на охрану огороженной территории комплекса, третий этаж Задольский выбрал исходя из тех же соображений безопасности. Случайные воры не влезут, лифт поднимает быстро, а если вдруг сломается (такое даже с элитными лифтами бывает) – подниматься недалеко. Не зря нижние этажи, за исключением первого, всегда дороже прочих.
Как я ни всматривался внутрь квартиры, ничего не помогало. Поочередные взгляды прямо, слева, справа и сверху ситуации не прояснили, стекло жутко отсвечивало и ничего не показывало.
Риск, говорят, благородное дело. Я приказал:
– Ждать меня!
Длинный роскошный балкон, куда почти бесшумно ступили ноги, выглядел пустым. Это не склад барахла и несезонной резины, как в большинстве нормальных домов. Здесь были только пара ротанговых кресел со столиком и п-образные шкафчики по обе стороны. В проеме левого я на миг затаился. Как попасть внутрь пока не придумалось, для этого нужно дождаться, пока сердце успокоится.
Через пару минут произведение импровизации, помноженной на интуицию, которое в русском языке зовется «авось», направило мои стопы к крайнему из трех мощных стеклопакетов. Если заметят, прыгну назад. Подумают, померещилось. Всерьез мою рожу, возникшую из ниоткуда, никто не воспримет. А если кто-то воспримет, то не рискнет рассказать другим. Если только в качестве хохмы. Тогда ладно, я согласен, пусть считают, что в образе демона-мстителя являюсь по грешную душу, и, может, у кого-то совесть проснется.
Ноги напружинились для возможного отхода в стиле вратарского броска, и я осторожно заглянул внутрь.
Хорошо, что маскировался. Недавняя подружка была в гостиной, куда выходило это окно, и была там не одна. Игнорируя мебель, она активно миловалась на полу с новым кавалером. Или старым. Свято место пусто не бывает, а несвято – особенно. Разбросанная одежда свидетельствовала о скорости снимания, более высокое тело распределилось в простеньком кроссворде по горизонтали, а над ним, как в кино о дикой природе, самка богомола в лице человеческого аналога готовилась к заключительному пиршеству.
Как нарываться на неприятности, так и обламывать ни в чем не повинного парня не хотелось. Я присел в одно из задубевших балконных кресел, с которыми у меня было связано немало воспоминаний. Мы с Сусанной и на балконе творили такое, что у надменного папы, доведись ему узнать, на плеши вновь выросли бы волосы. И лишь для того, чтоб разом поседеть и встать дыбом.
В успокоившихся извилинах родилась гениальнейшая мысль, которая заставила покраснеть из-за собственной глупости: зачем терять время, если можно его не терять? Кроме гостиной, куда выводили окно и запертая изнутри балконная дверь, сюда же выходило окно кухни, где для проветривания постоянно отворена фрамуга. Фрамугу все еще прикрывала противомоскитная сетка, которую я, сдвинув вверх, осторожно вынул. Кисть скользнула внутрь, поворачивая ручку соседней створки. Если б Задольские сэкономили на отворявшейся половинке, попасть внутрь без шума было бы затруднительно – пришлось бы выдавливать открывавшуюся часть, ломая тонкую стальную фурнитуру внутри. Тоже вариант, но – спасибо небедному семейству, что никогда не экономило на комфорте.
Просочившись так, чтобы ничем не стукнуть и ничего не задеть, я восстановил за собой целостность окна. Кухня интереса не представляла, а в места, где могли спрятать повешенные на меня документы, путь лежал через коридор, который соединялся с гостиной огромным проемом с лепниной, а там, в гостиной, на толстом ковре между диванами и камином, там же, где столько раз…
Тьфу, сколько можно вспоминать? Соскучился, что ли? Если судить не о личностях, а о процессе… Человек намного большее животное, чем ему кажется, и мое «соскучился» в данный момент – не то слово. Я просто озверел, если честно. Перед глазами всплыли ночные плясуньи – от Настены до Катеньки и… Полины. Да, особенно, с какой-то стати (главное слово – «особенно»), выделялась она, Полина. С ровно посаженной точеной головкой, твердой походкой, прямым взором и, что вспоминалось не в последнюю очередь, с колдовской упругостью, так желанно сводившей мышцы ладоней и утягивавшей мечты в неизведанное. Да, соскучился я по женской части. И одна весьма аппетитная часть находилась рядом, за стенкой, выдавая рулады, достойные стада мартышек, которых давил гиппопотам.
Меня понесло в берлогу этой стонуще-плачуще-вопящей части, то есть в спальню. Именно в ее спальню, а не в используемую не по назначению гостиную, к которой этот термин в данный момент применялся в несколько ином контексте. Участники шоу мощно закатывали глаза, и я проскользнул незамеченным. Еще и полюбоваться успел по дороге. Хорошо, не сподобился надавать парню советов, как правильнее обращаться с живой бомбой, доставшейся ему в руки и не только в руки.
Комнату я знал как не страдающий склерозом крот свою нору. Никаких сейфов, никаких запирающихся шкафчиков. Сусанна ничего не скрывала. Простая и не стеснявшаяся ничего естественного (даже в туалет за собой не всегда дверцу закрывала), она могла и папаше, случись тому подняться сейчас домой, просто кивнуть приветливо и попросить не мешать еще некоторое время. Правда, в адекватной реакции папаши я не уверен. Командовать он любил до чертиков, а застигнутая за чем-то дочь – дополнительный козырь давления на нее в случае необходимости. Наверное, глазам предстал бы неплохой концерт, но меня устраивало нынешнее положение вещей: папаша далеко, Сусанна занята.
Прошло две минуты, три, пять. Я убедился, что дальнейший обыск ничего не даст. Ну не держала Сусанна в комнате лишнего. А если не дома, то где? У папаши? Его комната, напичканная связанными с занимаемой должностью и частными секретами, нашпигована сигнализациями, она мне не по зубам. К тому же, как почему-то думается, Сусанна брала документы именно для себя. «Кинуть» она могла не только меня, но и родного папулю.
Где же искать? Придется задавать вопросы. Подождем, пока бывшая подружка останется одна, не может же их игры продолжаться вечно. Наши с ней – да, это выглядело нескончаемым, но чисто субъективно. А когда из участника превращаешься в зрителя…
Хм, а что мне делать в случае, если парочка завалится сюда до того, как ее прекрасная половина избавится от сильной?
Парень – не Геракл, на вид – тоже студент, ровесник Сусанны. Есть шанс отбиться.
Не лучшая идея. Думаем дальше. Вариантов «прячущийся любовник» было два: под кроватью и в шкафу, очень похожем на тот, что стоит в ныне пустой комнате Вадима. Или можно защищаться бронзовым торшером, пока буду пробиваться в гостиную или на кухню, чтоб выпрыгнуть в окно. Это, конечно, тоже варианты, но… не варианты. Нужно найти что-то более удобное для драки, точнее, для разговора. Как известно, доброе слово и дубина лучше, чем просто доброе слово или просто дубина. Слова подберутся сами, а о правильном оружии стоило позаботиться заранее. Взяв в правую руку керамическую вазу, а в левую скомканную простыню, чтобы броском дезориентировать противника, я уселся на постели в ожидании удобного случая. Возможно, парень уже одевается, скоро хлопнет дверь, и ваза с простыней в беседе не пригодятся.
Опаньки. Меня отбросило назад, как ребенка от розетки. А это что за фрукт?! Из отворившейся ванной появился еще один парниша: крепкий, мускулистый, с кубиками на животе и хорошо прокачанными ягодицами. Еще бы не заметить, если на нем только это.
Логично, когда к жизнелюбивой девице из ванной выходит молодой человек. Нелогично, когда еще один молодой человек уже покряхтывает в компании вышеназванной жизнелюбивой девицы. Жизнелюбие недавней подружки я сильно недооценивал. Слухи о ней имели под собой крепкое основание. Говаривали, что Сусанна любит погорячее во всех смыслах, включая нетрадиционные. Со мной она ничего такого себе не позволяла, мы обходились стандартным набором…
Гм, а можно ли считать стандартным набором забавы со связыванием, с масками, ролевые игры в сантехника и хозяйку, в больного и медсестру, в пассажира и стюардессу, в преподавателя и студентку, в полицейского и задержанную… Пардон, сместим акценты в сторону правды: в студента и преподавательницу, в задержанного и полицейскую. Периодически игрища разбавлялись наказаниями друг друга по филейным частям, еще Сусанна любила царапаться и не возражала, если ее немного помнут и даже придушат в миг эйфории. А однажды, действительно, случился прокол с ее стороны: в особо пикантный момент ведьмины глазки пронзили меня до самого позвоночника, осведомляясь:
– А ты хотел бы попробовать лямур а ля труа?
Тогда я принял за шутку, глумливо расплывшись в довольстве:
– Кого из подруг предлагаешь в компанию?
Вместо подруг я тогда получил по шее и порцию ссадин в самых неожиданных местах.
Но вернемся в настоящее. Из гостиной пробилась осмысленная речь:
– …Завтра вечером набери…
– …Не уверен, что выберусь…
– …Обязательно!
– …Ну, как хочешь.
– …А я – да.
– …Да есть, есть у меня твой номер…
Прощаются? А если Сусанна тоже уйдет?
Голоса слышались пока с того же расстояния:
– …Да… и я…
– …Теперь пойдем…
Слова сливались, удалялись… наступила тишина.
Ясно одно – сюда сейчас не зайдут. У меня появилась отсрочка. Пока жизнелюбцы осваивали бильярдную, я нашел маленькую видеокамеру, решив заснять развлечения подставившей меня подружки. Чтобы предъявить при надобности. Хоть что-то. Пусть для такой, как Сусанна, это совсем не болезненно, но кто знает, как повернутся дела в будущем.
Не успел. Бильярдная отворилась, шаги и голоса переместились в прихожую. Уходят? Пока общее внимание отвлечено, я проскочил через коридор обратно на кухню, и камера, брошенная в приоткрытое на секунду окошко, исчезла в невидимом теле корабля. На укор души, что взял чужое, нашлось внешне приемлемое оправдание, углубляться в которое не хотелось: это же не кража, а возмещение морального ущерба. А камера у Сусанны – хорошая, мощная, и в следующий раз, если понадобится, без риска для жизни можно снимать через окно.
Подумав, я прихватил также маски для Хэллоуина – всяких скелетов, чертей, чудищ, вампиров, зомби. В одной из таких я пугал Вадима. От Сусанны не убудет, а мне эти штуки могут пригодиться.
В прихожей хлопнула входная дверь, Сусанна проследовала в спальню. Одна? Непонятно.
Я выглянул одним глазом… вторым… Наконец, в коридор вылезла вся голова. Как показало краткое следствие, слинял из логова жизнелюбия только один парнишка. Не знаю, какой остался. Настольная бронзовая пепельница поднялась в занесенной для удара руке. Теперь поговорим.
Нервы искрили, но волновался я зря: во-первых, свет оказался выключен, во-вторых, на глазах привязываемого к кровати парня красовалась повязка, в-третьих, замершая над распятым телом Сусанна даже не обернулась, мое нежданное прибытие воспринялось ей как должное.
– Передумал?
С кровати на меня пялилось второе, главное лицо Сусанны – ухмыляющееся, позевывающее, плотоядно облизывающееся.
– Молодец, что передумал, – знойно проворковала подружка, пока ее тыл в упор разглядывал меня на предмет сожрать и переварить. – Я плохо себя вела. Говорила плохие слова. Обидела бедного мальчика. Отшлепай меня.
По спине потекло. Это пот? Скорее, ливень, хотя все же пот. Липкий и противный. В голове что-то щелкнуло и перегорело. Пепельница опустилась на тумбочку. Не понимая, что делаю, я, как зомби, побрел на неодолимый зов. Колени не гнулись. Дыхание сбивалось. Проклиная все на свете, в том числе и себя, я встал к бесстыже выпяченному барьеру. Во рту пересохло.
Тыщ! Вязкая волна разнеслась по спелым формам. Совершенно не рассуждая, я начал скидывать одежду. Что я делаю… О, что я делаю!
