Петр Ингвин
Ольф. Книга первая
Глава 6
Теперь мы ходили по кораблю только в халатах. Челеста в очередной раз вооружилась иголкой и нитками. То, что нитки у нас были только черные, ее огорчило, но ненадолго. Этот солнечный зайчик не умел долго печалиться, злиться или обижаться. Сначала она зашила платье – пусть оно потеряло прежний шарм, но после починки стало вполне носибельным. Закончив с красным платьем, Челесте удалось меня удивить: из трофейного запаса застежек-молний трудолюбивая искусница умудрилась создать еще одно платье, сшив боковые полоски вдоль и замкнув начало каждой застежки с концом. Раздвигая молнии и убавляя по нескольку полос, она из длинного платья получала короткое, делала топик и мини-юбку или несколькими не до конца раскрытыми застежками добивалась эффекта рваных джинсов, в нашем случае – платья с многочисленными горизонтальными разрезами. Получалось очень сексуально. То, что проглядывало в щелочки, придавало мне заряд бодрости, и руки чесались ответно сделать для соблазнительной прелестницы что-то приятное.
Во время работы Челеста вдруг выдохнула с видом собачки, которая желает, чтоб ее приласкали:
– Соно феличе квандо сьямо инсьемэ.*
*(Я счастлива, когда мы вместе)
Она отвела взгляд и больше не отвлекалась.
Феличе, сказала она. Феличита – это счастье. Выходит, вот оно, женское счастье: тишина, покой и куча тряпок, которыми можно заниматься без отрыва на всякие там учебы и работы.
За прошедшее время я заметил некоторые особенности у своей юнги. Не ее личные, а, скорее, свойственные ее национальности. То есть, для Челесты абсолютно логичные и естественные, для меня – странные. Например, когда она не знала, что сказать, то тянула непонятное «Бо-о…». При счете пальцы разгибались, а не загибались, как меня приучили с детства. Челеста нервничала при бесполезной утечке воды, пока умывалась и чистила зубы, а при появлении на небе даже малюсенького облачка прикрывала глаза рукой и надуто произносила: «Ке брутто темпо» (Какая плохая погода). Еще – не стеснялась громко и смачно сморкаться (правда, с этим было покончено после лечения кораблем). Вместо прилежного расчесывания на ее голове сотворялся «высокохудожественный» беспорядок, и этого Челесте было достаточно для хорошего настроения. Желая выразить мысль вроде «Ну что я могу поделать?», она складывала ладошки, будто молится. Еще: она сначала завтракала и только потом умывалась и чистила зубы. А желая показать, что ей вкусно, крутила указательным пальцем, уперев его в щеку…
Вернувшись в реальность, я посмотрел на часы – указанное Раей время подходило. Дело восстановления справедливости звало на подвиги.
Точно в указанный час корабль был на месте, на крыше двенадцатиэтажки, где проживала Рая. При облете окрестностей ничего опасного в глаза не бросилось. Предварительно я заглянул в окна. Сусанна была внутри. Прекрасно.
Для похода на вечеринку пришлось переодеться. Выглядеть посолиднее для меня означало надеть на майку под свитер еще и рубашку, чтобы все видели – не бомж какой-то. Джинсы с кроссовками остались те же.
Я наскоро попрощался с Челестой:
– Пока. Скоро буду. Жди.
Она поняла по интонации. Плечи немного опустились. И носик тоже.
– Чао.
Через минуту знакомый люк на крыше пропустил меня в подъезд. Спустившись, я прислушался и позвонил в дверь. Внутри мелодично бумкнуло, через пару секунд мне открыла хозяйка в сногсшибательном для глаз усталого путника наряде, о котором скажу чуть ниже. Хитро подмигнув, она впустила меня в квартиру. Я разулся и прошел в комнату. Выключенную люстру обтекали и свисали с нее змейки бумажного серпантина, тускло светил торшер в углу рядом с окном, этим создавался некий интимный уют. Пахло индийскими благовониями, их забивали волны приторных духов и пота. Видимо, ранее здесь прошли танцы и прочие виды активного времяпровождения. Какие прочие? Мало ли. Не знаю, до какой черты доходит фантазия развлекающихся одиноких девиц. И какие черты переходит. Судорог воображения Сусанны мне вполне хватало, чтоб оценить масштаб бедствия для некоторых неокрепших психик: во время былых встреч она заставляла меня, к примеру, делать из квартиры море с помощью сотен воздушных шариков, в которых мы с противным резиновым скрипом плавали и не только. Или играть роль штыря для накидываемых игрушечных колец. Или моя спина использовалась в качестве столика во время завтрака, или я сам был одновременно столиком и завтраком. Однажды мы с ней устроили домашнюю снежную вечеринку на манер пенной – пена или настоящий снег могли испортить мебель, мы заменили их раскрошенным пенопластом. По окончании «снег» был выброшен в окно, его еще долго носило по двору к неудовольствию богатеньких соседей. Помня о прошлых развлечениях, сейчас я был готов ко всему.
Комната встретила меня сравнительной тишиной. Похоже, я застал последний акт успешно прошедшего девичника. Судя по произведенному разгрому и сваленной горе пустой посуды, вначале народу было много, но к этому часу большинство разъехалось по домам. А если учесть валовый литраж пустой тары в углу, то вместо «разъехались» лучше сказать, что их развезли. Кроме хозяйки веселье продолжали только моя бывшая и еще три довольно стойкие девицы. Одна – натуральная шатенка, очаровательная толстушка со смешливыми темными глазами и пышной шевелюрой. Вторая – худая, если не сказать тощая, крашенная в цвет воронова крыла. Черные волосы просто спускались на плечи, из-под челки выглядывали пронзительные маленькие глаза. Эта девица сидела отдельно, в кресле. Последней из представленного паноптикума была яркая сексапильная смуглянка, тоже крашенная, но в блондинку, чуточку отрешенная, давно и умело исполняющая роль роковой женщины. Вид у всех был… Примерно, как если заглянуть в гримерку при модельном показе. Или ранним утром в спальню, где живут сестры. Или в женское общежитие, когда не ждут гостей.
В однокомнатных хоромах Раи это помещение было одновременно гостиной и спальней, потому кроме стола, стульев, двух кресел и тумбочки здесь стояла кровать с коваными спинками и кучей подушек. Три из пяти присутствующих девушек расположились именно на ней. Еще одна, как уже сказано, сидела в кресле, а хозяйка пока стояла, выполняя роль посредника между старым и новоприбывшим наполнением комнаты.
Вернемся к внешнему виду отдыхавших девиц. На облокотившейся на матрас Сусанне были элегантные джинсы и кружевной лифчик телесного цвета со стразами. Предоставленные хозяйкой тапочки просто лежали на полу, используясь в виде дополнительного коврика между босыми ногами и паласом. Собственно, в отношении одежды Сусанны – все.
Худая девушка (впрочем, так о прекрасном поле говорить не принято, скажем – стройная) была одета в зауженные белые брючки и белый же мощный бюстгальтер, который способствовал созданию обширной видимости там, где природа недостаралась. Кроме указанных предметов остальное на этот час в комплектацию не входило и на представленном образце отсутствовало напрочь.
Пергидрольная смуглянка, в нарочитом прогибе положившая ногу на ногу, демонстрировала черные ажурные чулки и комплект нижнего белья того же траурного цвета. На этом ее одеяние тоже заканчивалась.
Сдобную пышечку, притулившуюся в углу кровати, облачали дерзко обтягивающий топик и короткая юбка. Из топика старались прорваться на волю раздавленные прелести, отцентрованные маленькими бугорками, юбка тоже не сильно сдерживала наступление плоти на здравый смысл. Округлые бедра хоть и прикрывались сверху пухлыми ручками, но приковывали взор помимо воли – как не смотреть, когда сразу столько мягкого и приятного глазу, и уже в кровати? По моим инстинктам будто артподготовку провели. Нельзя впускать трезвого мужчину к пьяненьким девушкам, когда они в таком виде и в соответствующем состоянии. Особенно, когда я стою, а они полулежат, и чувствуется, что с удовольствием легли бы, если б очередной вывих сознания не призвал к непонятным игрищам.
Компания сгрудилась вокруг края кровати, словно собралась «расписать пулю» в преферанс или, учитывая, насколько развезло игруний, раздать карты под обычного «подкидного». Но колода отсутствовала, как и прочие настольные игры. Я обернулся к вошедшей вместе со мной хозяйке. На фоне остальных Рая выглядела более достойно, будучи в скрывавшей выдающиеся формы застегнутой на все пуговицы длинной кофте, из-под которой, как карандаши из перевернутого стакана, торчали голые напедикюренные ноги. Нижняя часть одеяния, вроде брюк или юбки, отсутствовала.
Верхняя и прочая одежда, а также навесные бранзулетки с бирюльками, валялись на полу вокруг, как воины, павшие на поле брани. Битва была долгой, велась с переменным успехом, и выжили, сразу видно, немногие.
Сусанна увидела меня не первой, ей указали. Обернувшись, она просела на месте, и расположившееся в центре кровати тело безвольно расплылось, словно свалившийся с лошади бурдюк.
– Ты?! – Возникло ощущение, что волосы на ее голове зашевелились.
– Как видишь.
Я ее удивил. Как прошлым визитом, так и новым.
Надо отдать должное, госпожа Задольская быстро взяла себя в руки. Гневный взгляд едва не сжег Раю, а та развела руками: мол, что я могла, сама же просила приветить…
Сусанна совладала с собой.
– Позже поговорим, лады? – процедила она. – Не порть вечеринку.
– Как скажешь, – вновь согласился я, как соглашался со всем сказанным раньше, когда оставался с нею наедине. Сейчас мы были не одни, но это было намного круче.
В компании подвыпивших девчат, которые очень странно меня разглядывали (как овцу мясники), конечно, подмывало поставить всех на уши, наорать на паршивку, взять за жабры и выпытать все, что необходимо…
– Как скажешь, – повторил я, перенося выяснение отношений на недалекое потом. И беспокойно прибавил: – Но сначала один вопрос не в тему: ты таблетки пьешь, которые раньше, при мне?..
Девушки синхронно обернулись на Сусанну, ничего не сказав вслух, но что-то там себе соображая. Мою бывшую бросило в краску:
– Пью.
– Уф, – выдохнул я. – Камень с души.
Багровая, как свекла, Сусанна отвернулась. Ничего, зато мне будет спокойнее знать, что оглушительных последствий у предыдущего визита не планируется. А на будущее – пора завязывать с ситуациями, когда человек забывает, что он не обезьяна.
Кажется, я что-то пропустил. Некую быструю игру глаз, которой обменялась компания. Зато прекрасно увидел концовку: все четверо довольно неоднозначно, как соучастники чего-то крайне незаконного или неприличного, еще раз переглянулись, Сусанна последней заговорщицки кивнула остальным, немного нехотя. Подавляя в глазах хитрый блеск, Рая указала мне на стул в центре комнаты, где я и разместился, разбавив мужским обществом теплую во всех смыслах компанию.
– Садись. – Мне было протянуто что-то зажатое в кулаке. – Держи. Мы играем в кости.
Маленький белый кубик с точками-числами почему-то оказался один. Наверное, все делая по-иному, в кости женщины играют тоже как-то по-своему.
– Кидай, – распорядилась Рая.
– Если еще не понял, – одновременно сообщила Сусанна, – мы играем на раздевание.
Весьма своевременное замечание. Вообще-то, с такого начинать надо. А с другой стороны…
– Рая, Сусанна, вы нас не представили, – выговорила девушкам ху… стройная.
Ухоженный пальчик Сусанны указал мне на спрашивавшую, сидевшую в дальнем кресле:
– Наташа.
Затем последовал перевод взора и пальца на толстушку, сочно оккупировавшую один из углов кровати.
– А это Анюта.
– Очень приятно, – кивнул я.
– Инна. – Поднятая ладонь уперлась прямо в лопавшийся от содержимого черный лифчик блондиночки. Словно хотела сорвать.
Инна с Сусанной полулежали бок о бок по центру кровати.
– А кавалера нашего зовут…
– Олег Станиславович. – Я сыграл не опережение, не желая быть Ольжиком и, тем более, «милым Олежичеком» или кем-то вроде того.
Передо мной возник пузатый бокал с красным вином, а налившая его Рая с удобством расположилась в кресле.
– Мы в неравных условиях, – она кивнула на мою одежду, – поэтому твой проигрыш будет удваиваться, то есть две вещи на каждый проигрыш. Ну?
Я бросил кость на стоявший между нами журнальный столик. Выпало шесть.
– Кажется, мы попали, – протянула полненькая Анюта, ерзнув по покрывалу так, что оно сморщилось. – Перед нами профессионал.
– Или шулер, – глубокомысленно вставила буферисто-пергидрольная Инна.
Я попытался успокоить:
– Обычное везение.
– Новичкам везет, – согласилась тощая Наташа. – А еще, говорят, везет дуракам, пьяным и юродивым.
Сошедшиеся на мне взгляды сказали, что дамы решали, к какой категории меня причислить.
Игра продолжилась. Поочередно у Сусанны и Наташи выпало по три, у Инны – четыре, у Раи – пять. У Анюты… два.
Досадливо вздохнув, пышка поднялась со стула.
– Я как чувствовала!
Ее пальцы как-то очень снисходительно отстегнули пуговичку, бедра сексуально качнулись из стороны в сторону, и юбка упала вниз. На всеобщее обозрение выставился треугольник впившихся трусиков. Словно чайка раскинула крылья – белая чайка под красочным флагом, где изображены две сферические крышки с блюд из дорогих ресторанов. С моим появлением пимпочки крышек становились все более удобными для возможного официанта.
Анюта опустилась на место, кости снова покатились по столику. В новом туре везение меня покинуло. Произошла перестрелка довольными взглядами, и женское большинство приготовилось наслаждаться спектаклем одного актера. Со мной в главной роли.
Когда женщины смотрят на мужчину, который раздевается (если, конечно, он не профессиональный стриптизер), это игра, а не романтика. Без вариантов. Насколько я понимаю, такое действо неэротично и невозбуждающе, и главное в нем не как, а что будет потом. Не процесс, а следствие результата. Именно так – даже не результат, а его следствие.
Стянутый через голову свитер приземлился на чью-то кофточку. Из основного на мне остались рубашка и джинсы. Но результат обязали удваивать, и, подумав пару секунд, я снял носок.
– Не пойдет! – возмутилась Наташа. – Носки – понятие парное!
– Штаны и трусы – тоже парное? – полез я с возражениями. – Ведь тоже «они».
Взбудораженных игруний тонкости филологии не волновали. На меня посыпалось чуть ли не хором:
– Штаны и трусы – нет, а носки, чулки и обувь – парные!
Спорить с женщинами – себе дороже. Со вздохом я снял второй носок.
– Довольны? Все равно остаюсь при мнении, что слово, у которого есть единственное число, не должно объявляться парным. Перчатка. Ботинок. Носок. Левый. Или правый. Если он потеряется, то второй останется. Пары нет, но он – есть. При чем здесь парность?
– Из пары кед один тоже может потеряться, – с сарказмом заявила Сусанна. – Тогда как правильно: один кед или одна кеда? То, что осталось – он или она? Оно ведь осталось, хотя без пары даже названия не имеет.
– Кед, ножныц, очко, каструл и многое другое на Кавказе всегда мужского рода, а в Средней Азии и на Чукотке – женского: кеда, ножница, очка, панимаищь, нащяльниканама? – сначала грубым, каркающим, а затем мягким и стелющимся говором Рая спародировала телепародии на тему восточного акцента. Талант, однако.
– Если уж кедов пара, то гораздо естественнее, если один кед будет мужского рода, – подкинула Анюта новую мысль, – а другая, соответственно, женского: кеда. Потому они вместе.
– А двум левым или двум правым не очень удобно во всех смыслах, – подала голос доселе игравшая в молчанку Инна.
Наташа перемигнулась с ней, по лицу расползлась улыбка:
– Обувь и носочно-чулочные изделия – как лебеди. Если погибает один, оставшийся без пары тоже гибнет.
– Отсюда – обусловленная нами парность, – завершила Рая.
– Логично, хоть и типично по-женски. – Я начал третий круг игры.
На этот раз меньшую сумму набрала Сусанна. Она расстегнула джинсы, из них выскользнули беспощадные формы, повязанные ниточкой стрингов, как мустанг ковбойским лассо.
Пришедший поговорить и кое-что узнать, я почему-то ничуть не волновался, оказавшись в столь симпатичном переплете. Девушек я не опасался. Не совладать им со мной в своем напраздновавшемся состоянии, даже если Сусанна вдруг уговорит всех ловить меня скопом. Но за ней приходилось наблюдать тщательно, чтоб не осталась наедине с телефоном и не натворила других пакостей. Впрочем, по Сусанне не заметно, что она решится на некие крайности. Кажется, ей интереснее вот так, чем наоборот. Снова игра? «Забираю свои слова, ты не скучный» – вспомнилась ее реплика в момент, когда рядом лежал застреленный брат.
Ох, Вадим, не лучшим человеком ты был, но о мертвых, как говорится, либо хорошо, либо ничего.
Вот же, сколько бы ни прошло времени, сколько бы невообразимых событий ни случилось, а душа болит: убийство даже при защите себя – все равно убийство. И пусть в противном случае на его месте лежал бы я. Или, если учесть вкусы Вадима, не лежал, а висел где-нибудь в качестве мишеней – именно нескольких, частями, чтобы прикольнее было.
Стоп. «Либо хорошо, либо ничего». Точка.
Я обвел взглядом игривых подружек. Хотят игры? Нет проблем. Нежданный поворот событий подстегивал фантазию: что будет потом, после всего, когда кто-то первым дойдет до черты? Он (она?!) перейдет эту черту? Отступит? Сведет к шутке и уведет веселье в другое русло? Или…
В общем – что дальше?
Дальше, как ни прискорбно, проиграл я, следующий кон одарил меня хлипкой двоечкой, тогда как девушек – более серьезными цифрами.
– Ура! – завопила Наташа и начала скандировать в полный голос: – Да-вай! Да-вай!
Она с ногами вскочила на кресло, черные волосы развевались пиратским знаменем, белый лифчик подпрыгивал.
Другие подхватили.
– Да! – загремело под низкими потолками так, что люстра закачалась. – Вай! Да! Вай!
Под многоголосое, нестройное, зато очень азартное «Давай!» я сначала расстегивал и стаскивал рубашку, а затем, укоризненно поджав губы и покачав головой (в ответ раздался взрыв хохота) и штаны. Последним рубежом обороны на мне остались майка и длинные сатиновые трусы.
– Ну как, играем еще? – спросил я, соорудив на лице обиду.
– Еще! Еще! – загалдели все.
Глаза горели, щеки пылали. Сусанна не отличалась от прочих – тоже думала не о моей поимке или выяснении отношений, а о собственном удовольствии. В чем девчонки находили удовольствие, не знаю, мне до Тарзанов и прочих Конанов как стремянке до эскалатора, но общий настрой воодушевлял. Приятно, когда тебя хотят. Хотя бы хотят увидеть. Пусть чтобы потом посмеяться, но смех будет потом, а сейчас я ощущал себя принцем на золотом «Кадиллаке».
Брошенная мной кость в очередной раз прокатилась по покрывалу, будто олицетворяя прошедшую жизнь. Выпало четыре. Хорошо. В школе часто ставили меньше, а по жизни и подавно.
После меня кинула Сусанна, с вдумчивым интересом проследив за катившимся кубиком: пять.
Следующая – Наташа, которая глянула с непонятной тоской: три. Замечательно.
Затем отличилась Анюта, с энтузиазмом выкинув шесть.
Инна, так же невозмутимо и слегка отрешенно, как и до того, удовлетворилась тройкой.
Рая бросила последней, голос наполнился нелогичным восторгом:
– Блин, тоже три!
– Ну-с, мадамы-мадемуазели. – Я мстительно потер руки. Сразу три проигравших. Чудесно. – Кто хорошо смеется последним? То есть… Ну, вы поняли.
Первой поднялась Рая. Покачиваясь в такт какой-то звучавшей в голове мелодии, она осмотрелась горделиво, словно актриса, которая дождалась бенефиса, и пуговички ее кофты стали поочередно расставаться с прорезями – сверху вниз, медленно, томно, чтобы зрители получили от процесса максимальное удовольствие. Переступая с одной ноги на другую, она красиво дошла до последней застежки, с которой пришлось повозиться. Дело на миг застопорилось. Вылетело не вполне приличное словцо, но резкость моментально сгладилась виноватой улыбкой, и представление продолжилось. Повертев приспущенными плечиками кофты, Рая резко развернулась к нам спиной. От разворота мотавшиеся полы кофты заложили вираж, и ничем не прикрытые ягодицы владелицы на миг обнажились.
Негодница. Вряд ли выпила столько, чтобы не понимать, что делает. Подружкам на такое начхать, и получается, что шоу – для меня?
Кхм. А для кого же?
Тяжелая ткань быстро спрятала показанное, но намек остался висеть в воздухе, как и картинка перед внутренним взором. Между тем, кофта собралась на локтях и пояснице исполнительницы маленького спектакля. Обратный разворот лицом к зрителям представил вниманию алый панцирь бюстгальтера с роскошным содержимым. Видимо, Рая с Сусанной в одни клиники ходит.
Достаточно выложить такое в сеть, и утонешь в лайках.
Легкое колыхание напомнило, что передо мной не фотография.
Еще раз отвернувшись от нас, Рая скинула кофту окончательно, и очередной пикирующий дельтаплан спланировал на пол. Нижняя часть тела, только что поразившая ярко-нескромным эффектом, оказалась не обнаженной, ее прикрывало пятнышко трусиков, тоже стрингов, как у Сусанны, только красных – с центральной нитью, ушедшей в застенки плотно сжатого пространства, отчего бронзовокожий тыл действительно казался голым. Думаю, такого результата хозяйка квартиры и добивалась, подобно всем дамам, которые надевают такую амуницию. Женщины же упрямо носят неудобные стринги не потому, что жарко, я не прав?
Сцена с Раей в главной роли закончилась, хотя ей хотелось еще внимания. К сожалению, ее минута славы прошла, пришлось вернуться на место.
Не поднимаясь, вторая из набравших минимум, Инна, стянула с себя черные чулки и приняла прежнюю позу. Все это спокойно, деловито, флегматично, вроде бы совсем без игры на зрителей, чем отметилась предыдущая солистка. Но этим спокойствием и гипнотизируя.
Осталась Наташа с ее третьей тройкой. Без тени смущения она избавилась от белых брючек. Собравшимся открылись очаровательные белые трусики, они облегали тонкие бедра и столь же тонкую ладную попку. Тонкую, но довольно выпуклую – чем Наташа не преминула похвастаться, выставив напоказ. Сусанна с некоторой ревностью покосилась в мою сторону, уголки ее губ брезгливо разъехались. Рая отвела взгляд. Анюта ухмыльнулась.
Теперь мы все оказались в одном положении, каждый только в нижнем белье. Вроде бы кроме Анюты, но топик еще меньше скрывал распираемые прелести, чем лифчики остальных девушек, и фактически он тоже был бельем. Интересно, наверное, мы смотрелись со стороны: долговязый и лохматый я, в трусах и майке, с орлиным взором и волосатыми ногами, и со мной пять чудных созданий в неглиже, шумных и взбудораженных.
Наташа лукаво склонила голову набок:
– Еще?
Этот немой вопрос читался на каждом лице, и на правах моей бывшей подруги Сусанна утвердила голосование глаз:
– Давайте. Последний раз.
Ибо дальше ждала покалывающе-скользкая неизвестность. Мы подходили к драконам. Так говорили древние мореплаватели и географы: до этой линии мы все знаем, а за ней – драконы. Причем, драконы тоже были разные: хорошие и плохие, добрые или с детства воспитанные в лучших людоедских традициях. Всякие. Попробуй, определи по оскаленной морде, друг он тебе или враг. Потому драконов и боятся, что они, во-первых, страшные, во-вторых, могут сожрать с потрохами, а в-третьих, спалят к чертовой матери, и головешек не останется. И только в-четвертых могут оказаться незаменимым другом, который всю жизнь будет радовать и защищать. В том числе от других драконов.
Так и с человеческими играми. Да и вообще с жизнью. Но я отвлекся. Кости, точнее кость, были (была) вновь брошены(а). Мои обаятельные драконы поедали меня пока только взглядами, но зубки уже показывали. Сусанна – ревниво, будто имея какие-то права, Наташа и Рая – плотоядно, соревнуясь в возможности произвести впечатление, Анюта – искренне и бесхитростно-радостно, Инна – тихо и незаметно, как бы невзначай, зная, каким образом ее безукоризненная холеная внешность обычно действует на мужиков.
У меня выпала тройка. Едва кубик явил цифру, я замер в проскользнувшем и присосавшемся к сердцу чавкающем противном страхе. Хоть, вроде бы, и не боялся ничего, но все-таки…
Следующая – Сусанна. Четыре. В мою сторону обратился гордый и презрительный взгляд, донеслось фырканье. Ничего, еще сочтемся.
Наташа, чуть замешкавшись и косясь на нас, сыгравших, бросила следующей. Шесть!
Потом Инна, демонстративно небрежно: пять.
У меня внутри все упало. У противниц сохранилось по два рубежа обороны, у меня – единственного здесь обладателя других первичных признаков, тоже два, но по условиям удвоения – один. Последний.
Сдавило виски. В ушах застучало.
Анюта широко открыла глаза в преддверии непоправимо сладостного (или же чудовищного) результата. На нее надеялись остальные. Сусанна уже ухмылялась. Рая поигрывала локоном, за которым пряталось непонятное выражение лица. Инна с Наташей застыли, хоть на даггеротип снимай.
О том, что мне тоже не по себе, можно не упоминать. Драконы, как я говорил, бывают разные. Кажется, сейчас кого-то разбудим.
Кусая губы, очаровательная пышечка решилась, ее ладонь выбросила кубик, будто он горячий. Кубик долго катился, переворачиваясь то одним, то другим боком, потом завертелся пьяной юлой и упал со столика к ногам хозяйки. Ее брови исполнили странный танец.
– Что там?! – не выдержали соседки.
Я тоже ощутил, что ерзаю.
Анюта медленно выдохнула:
– Один.
Что поделаешь, игра есть игра, у игры есть правила. А если правила каким-то неестественно-жутким образом проигравшему нравятся…
В самом деле нравились. Я видел, вернее, чувствовал. Несмотря ни на что – нравились. Вопреки доводам рассудка. А может и благодаря им.
– Ну, господа-товарищи… – Анюта с достоинством выпрямилась, подбородок взлетел, сахарные плечи расправились.
Одно легкое движение через голову, и топик улетел, отброшенный и мгновенно забытый. Кудри встряхнулись, Анюта еще раз повела плечами, это вызвало приятное колыхание предоставленных гравитации красноносых прелестей. С таким же достоинством Анюта опустилась на место, словно только что не оголилась прилюдно, а шарфик развязала.
Конкурентки хмыкнули, но бодро поаплодировали за представление. И я не остался в стороне, отчего искупанная в овации Анюта расцвела и заулыбалась.
– Еще? – поинтересовалась со своего места Наташа.
– Нет, мы же договорились, – резко ответила Сусанна, хотя прекрасно осознавала, что это она договорилась, а они молчаливо согласились.
Не понимаю, неужели она боится? Казалось бы, чем больше бедлама, тем у нее больше шансов как-то выкрутиться, пока я занят прелестями поддатых подруг. Или надеется, что папаша вовремя спасет, а увиденное здесь как-то повлияет не репутацию?
– Собака на сене, – едва слышно проворчала Рая, так, чтобы услышал только я.
Инна махнула рукой: делайте, мол, что хотите. А Наташа сдаваться не собиралась, ее брови стукнулись друг о друга, губы истончились, повеяло холодком. Скорее, морозцем. И не повеяло, а мощно подуло. Еще миг, и дуэль взглядов перерастет в нечто серьезное.
– Слышали что-нибудь про Альфалиэля? – громко спросил я собравшихся собачиться приятельниц.
В такую минуту нет ничего лучше, чем решительно увести разговор в сторону. А если одновременно есть шанс собрать информацию…
«Выстрел в воздух» неожиданно попал в цель. Глаза одной из девушек выдали, что она, скорее всего, слышала. Ни на кого, кроме полненькой Анюты, и без того не отпускавшей мой взгляд волшебным видом проигравшей, незнакомое слово впечатления не произвело.
– Что-то знаешь?! – всколыхнулся я.
Ее полненькие руки вдруг прикрыли, что смогли уместить, она замялась:
– Так… чуть-чуть.
– Откуда?
– А что это? – получил я поддержку от прочих участниц вечеринки.
– Да, расскажи!
– В деревне двоюродная сестра… А почему ты спрашиваешь?
Все взгляды перенеслись на меня.
– Я был в той деревне.
Анюту покрыло краской вместе с руками и прочим:
– Тогда не буду рассказывать.
Новый поворот заинтересовал всех.
– Мы же подруги! – накинулись на нее. – Альфа… как там? Кто это? Что это?
– Нет. – Взгляд Анюты бегал, как мышь по электроковрику. – Потом.
– Когда?
– Позже.
– Вечером?
– Завтра. – Анюта выглядела совсем затравленной.
– Почему не сейчас? Объясни, ведь с живой не слезем.
Последний довод оказался наиболее убедителен.
– При нем, – последовал кивок на меня, – не хочу.
Сусанна нехорошо расхохоталась:
– То есть, трясти сисяндрами у него на глазах можешь, а деревенские сплетни рассказать – нет?
Анюта, этот плюшевый божий одуванчик с вечно смеющимися глазами и милыми ямочками на щечках, впилась в нее злым, вмиг посерьезневшим взглядом:
– Об этом – нет. Точка.
Инна устало скривила губы в легкой досаде. Рая вздохнула. Наташа выпалила:
– Может, перейдем к следующему пункту программы?
– Правильно. Сыграем в фанты. – Рая спрятала костяной кубик и по-хозяйски распределила дальнейшие обязанности. – Я буду говорить «что», а Сусанна – «кто».
Никто не возразил. Пока Сусанна вытаскивала из общей кучи и поднимала первую попавшуюся в глубине вещь – ею оказался Анютин пиджак – отвернувшаяся Рая сказала:
– Для начала пусть будет что-нибудь простенькое. Этот счастливчик, первым размыкающий круг нашего нового развлечения, пусть поцелует по очереди всех присутствующих.
Она радостно обернулась. Видимо, последующее представлялось ей иначе, взор погас.
– Ну вот, опять я, снова я, – запричитала Анюта, чьи заискрившиеся лучиками глаза выдали истинное настроение. – Вечно, как идти первой, так я, самое трудное – снова я.
Весь ее вид показывал: не хочу, но надо. Кого обмануть пыталась? Прикрывая рукой набегавшие в ритме прибоя выпуклости, которых не могли удержать искусственно созданные берега, Анюта начала с хозяйки сборища. Наклонившись, она чмокнула ту в кокетливо выставленные губки и перешла к Инне, проделав ту же бесхитростную процедуру. И оказалась около меня.
Я смотрел на нее напряженно и весело. Солнечная пышечка решилась. Мягкие влажные припухлости мокро и горячо ткнулись в мои закрытые губы, оставив на них клубничный запах. Анюта сразу отошла к Сусанне.
Глядя чуть виновато, Анюта таким же образом взаимно соприкоснулась с ней и этим закончила выступление. Странно. Давно понятно, что Сусанна – бывшая, то есть мы с ней друг другу никто, но дистанцию со мной все почему-то держат. Мне самому, что ли, сделать шаг навстречу?
– Дело пошло, – подвела Рая первый итог. – Следующий наш фант пусть пролезет под столом с полным стаканом на спине так, чтоб не пролить ни капли. Кто там?
Сусанна держала собственные джинсы. Я ободряюще подмигнул.
Буркнув что-то не совсем цензурное, Сусанна спустилась с кровати, ноги и руки заняли на полу устойчивое положение. Рая принесла воду. Стакан торжественно водрузили в районе копчика. Я смотрел и самым наглым образом наслаждался знакомыми формами в столь изысканно бесстыдной позе эротического великолепия.
