Петр Ингвин
Вы не хотите летать
Часть конечная. Бренный
Вы – соль земли. Если соль потеряет силу, что сделает ее соленою? (Евангелие от Матфея)
Глава 1. Андрики. Птерики. Полеты
Пока веки не пощекотало солнце, Соня летала. Чудесное ощущение. До того как Луну включили и Земля разделилась, люди летали на специальных аппаратах и, в последнее время, на птериках. Скоро Соня опробует другой способ, уже сегодня, когда Луна будет в высшей точке. И как же взрослые могут ждать столько, сколько требуется? Словно они железные, как роботы. Или вроде андриков.
Нет, андрики не из металла и даже не из пластика. Интересно, из чего же они тогда? В своем сне Соня летала, как летают андрики. Люди так еще не умеют. Андрики говорят, что «не умеют» – неверно, надо говорить «не хотят». Ага, не хотят, как же. Но как ни стараются, без подручных средств не летается.
Соня еще не видела настоящего андрика. Тем, кто не бывал на Луне, они только снятся или, как сами говорят, «являются во сне». Это случается редко, и Соне, что очень обидно, никто не являлся.
А Мишке являлся. Как и положено, андрик походил на человека, он сказал: «Когда сестра улетит, береги родителей, они очень расстроятся». Еще бы не расстроились: дочка отправится туда, откуда не все возвращаются. Кто не расстроится – тот бесчувственное полено, а мама с папой не такие.
Хватит валяться. Соня начала подниматься, но по пути передумала и снова откинулась на подушку. Сегодня можно полежать подольше. Без дела, без смысла, просто так. У Сони день рождения. Двенадцать лет. Она стала совсем большая, и колючки опасений про «не все возвращаются» – уже не детские страхи, а тревога перед училищем. Говорят…
Не стоит повторять глупые слухи. Все будет хорошо. У большинства всегда все хорошо.
«У большинства», ага. А меньшинство? Была бы Соня нулем, и не лезли бы в голову такие мысли. Но обследование выдало твердую единичку. Хорошо Мишке, он ничем не выделяется, ему все дороги открыты. А Соне, как в свое время маме и папе, всего два пути: в науку или во власть. Соня может выбрать любую профессию, она даже может не выбрать никакой, и никто слова не скажет.
Сказать не скажут, но та-а-ак посмотрят… Единичка – это ответственность. Кто может многое, с того и спрос больше.
А кто валяется без толку, от того толку не будет. Соня собралась с духом, досчитала до трех и села в кровати. Опущенные на ковер ноги утонули во мхе, по плечам рассыпались темные волосы.
– Зеркало! – попросила Соня.
Дом уже знал, что зеркало в ее понятии – это голограмма, а не отражающая поверхность, которыми пользовались в старину. У человека, если он сидит напротив, левая сторона всегда находится справа, по-другому – неправильно, нелогично и просто гадко. В какую сторону зачесывать волосы? Только го-грамма покажет верно.
В воздухе повисла хрупкая, заспанная, растрепанная фигурка, не касавшаяся пола. Настоящая соня. Соня-засоня. Лицо опухшее, глаза слипаются, плечи сгорбились…
Соня развеяла рукой некрасивое изображение и объявила, чтобы дома знали:
– Я проснулась!
Все домашние, где бы ни находились, услышат, если не заняты и не спят.
Первым откликнулся папа:
– Доброе утро, моя принцесса.
– Доброе утро, Сонечка, – проплыл приглушенный голос мамы. Наверное, она общалась с кем-то в потоке, иначе интонация была бы нежнее.
– А я еще сплю! – звонко сообщил Мишка.
– Кого же мы слышим? – поинтересовался папа.
– С вами говорит го-грамма Михаила Максимовича Зайцева. Перед сном мой оригинал просил узнать, о чем думали родители, когда его так назвали. Вслушайтесь: Миша Зайцев. После имени с фамилией сам собой просится глагол. Не любит? Съел? Обожает?
Для своего возраста Миша был очень развит. Девять лет – а уже такие формулировки. Жалко, что он ноль. Единственный в семье. Зато нули почти все возвращаются из училища. Говорят, что у единицы шансов попасть к темным намного больше. Обычно, когда Соня спрашивала об этом, мама хмуро кивала и переводила разговор на другую тему.
– Слово, которое прозвучало в конце, – донесся папин голос, и чувствовалось, что папа улыбается, – маме подошло бы. Раиса Зайцева… обожает. А, Рая?
– Угу, – на секунду включилась и опять выпала из общения занятая мама.
– А теперь вернемся к оригиналу весьма разговорчивой го-граммы, – продолжил папа. – Михаил Максимович Зайцев. В переводе означает: Богоподобный Величайший Зайцев. По-моему, звучит неплохо.
– Даже слишком неплохо для мелкого недотепы, – влезла Соня. – А Величайшая Мудрость звучит еще лучше.
Это напоминание о себе. А что? Есть чем гордиться.
Мишка промолчал. Наверное, проверяет информацию, прежде чем хвастаться перед друзьями.
Соня надела очки. Точно, Мишка в потоке, но не в информационном разделе, а в игровом. Летает на симуляторе. Надо бы тоже полетать, сравнить с ночными ощущениями. Как же странно: еще вчера полет на птерике был мечтой, хотелось усесться между крыльев, вцепиться в холку и обмирать от счастливого ужаса, когда грациозный ящер срывался в пике или заходил в штопор. Но когда полетаешь сама, одним своим желанием… Результат не в пользу крылатого помощника.
Соня сняла очки.
Через потолок в комнату падали солнечные лучи, над слепящей белизной кружили стаи снежинок. Налетев на невидимые стены, снег не прилипал, не таял, а уносился прочь, будто скользил по маслу. Дом был экспериментальным. Соню распирала гордость: папа сам его вырастил, он биолог и проверку изобретения, естественно, взял на себя. Когда Соня с Мишкой узнали о переезде – прыгали от восторга. Мама не прыгала. Она почесала переносицу, долго о чем-то раздумывала и, в конце концов, признала, что в отдельном доме, возможно, семье будет лучше, чем с грандами. Мама работала в правительстве, она ничего не решала сразу. Даже папа не знал, со скольких сторон она рассматривала каждую вещь, чтобы составить о ней мнение. Соня как-то спросила, зачем так долго думать о, казалось бы, очевидном. Мама в подробностях объяснила. Оказалось, что да, Соне именно казалось. Заумные объяснения Соня даже слушать устала. Но выводы сделала. У каждой вещи много граней, и если на цилиндр смотреть только сбоку или только сверху, люди могут до хрипоты спорить, круг перед ними или прямоугольник. С тех пор Соня стала осторожней в высказываниях. Не хотелось попасть впросак, как с упомянутым «очевидным» цилиндром.
Не давал покоя вопрос: когда все переселятся в такие дома… Даже не «когда», а «если». Получится ли? Болезни побеждены, смерть от старения отодвинулась почти вдвое. У Сони живы большинство грандов – все прабабушки-прадедушки и четверо прапра, а остальные, к сожалению, не дожили до удлинения жизни. Население растет, и когда каждый получит кусочек природы в личное пользование…
Однажды Соня спросила маму:
– Что будет, когда земли не хватит?
– Андрики уверяют, что если место для жизни кончится, Землю разделят еще раз. Таких домов, как у нас, станет больше, они вырастут даже там, где раньше жилье невозможно было представить. Кто-то захочет жить на скалах, чтобы любоваться невероятными видами, кто-то – на островах, где не было воды и пищи. Пространства хватит всем.
Дом рос медленно, за это время папа все объяснил и научил правильно пользоваться. Друзья и соседи глядели, расспрашивали о подробностях и ждали возможности обзавестись такими же домами, но ближайшее заселение будет не скоро: другие домики только корни пустили, им расти еще несколько лет.
Особенность жилья Сони и ее семьи была в том, что дом был живым. Комнаты-пузыри расползлись по склону над речкой, корни уходили в землю, общий вид чудесно сочетался с природой. Словно не дом, а еще одно растение. Роль древних стекол выполняли пленки вроде как от мыльного пузыря, их не брала непогода, они самоочищались, а быть прозрачными или нет и с какой стороны – это выбирал хозяин комнаты. За внутренней стенкой семья так же любовалась природой, и никто никого не увидит, пока сам не захочешь. А двери не требовались, дом делал их где угодно – только прикажи, и живая пленка откроется в нужном месте. Комната у Сони была крайней, нижняя часть плавала в реке, а корни уходили глубоко в ил. Полгода внутрь заглядывали любопытные рыбы, и в любой миг можно было общаться с Капитаном. Имя дельфину придумала Соня, когда он появился в первый раз. Они подружились, вместе купались, и на его спине Соня не раз путешествовала к морю, где над головами, буквально в нескольких метрах, летали громадины грузовых надводников. Стальные корпуса экранопланов напоминали Капитана, если бы он обрел крылья.
Сейчас, в ноябре, дельфинам было холодно, они уплыли на юг. Многих животных модифицировали, но дельфины, к счастью, остались обычными дельфинами. Соня думала так: искусственное, пусть даже наполовину – значит, не совсем правильное. К примеру, птерики – замечательные друзья и помощники, но с ними не ощутишь того, что дадут непредсказуемый Капитан, случайная птичка или приникшая к стенке рыбешка.
С октября по май реку сковывал лед, и Соня оставляла прозрачной только верхнюю часть стены. Сейчас там сверкало и мело снегом, лес на другом берегу был словно бы заштрихован искрящимся маревом из блесток.
Прежде чем выходить к завтраку, надо согнать сон.
– Дора, – полетело в пространство приказным тоном, – полынью!
Дора – домработница, домашний робот. Было время, когда домработников делали похожими на людей, но то время прошло. Человек – это человек, а робот – робот, смешивать их не следует даже внешне. Хватит андриков, которые выглядели как люди, но ими не были. Нынешние дроиды тоже походили на человека – две ноги, многофункциональное тело-трансформер, голова с достаточными для необходимых действий мозгами… Рук, правда, четыре, но сделано это исключительно для удобства и скорости работы.
Папа называл Дору другим именем, длинным и смешным: «Шива-Ситрипио», а от Сони и Мишки требовал быстро повторять за ним «Шел Шива по шоссе сокрушая сущее» и потом смеялся. Заканчивался разговор обычно пожеланием «Да пребудет с тобой сила». Соня посмотрела значения. Неизвестными словами и выражениями оказались имена героев и цитаты из древних легенд. Шива был могущественным и многоруким, а Си-Три-Пи-О – золотистым и туповатым, если судить с человеческой точки зрения. Домработнице подходили оба описания.
Выше по склону, у похожего на вытянутую кляксу пузыря оранжереи, в снежную целину вдвинулась золотистая фигура с четырьмя руками. Проплавив узкий проход для себя, Дора остановилась около комнаты Сони:
– Полынью – на выходе из комнаты или дальше?
Голос домработницы звенел металлическими нотками – специально, чтобы робот воспринимался как робот.
– В десяти метрах. Хочу пробежаться.
Во все стороны полетели белые брызги – две механические руки раскидывали снег, пока две другие разрезали и выставляли столбиками прозрачные кубики льда. Закончив работу, Дора удалилась – новых распоряжений не поступало, а когда поступят, домработница услышит их всюду.
Соня встала у тонкой пленки, отделявшей комнату от жути внешнего мира.
– Дверь!
Преграда замерцала и расползлась в стороны.
Царившее снаружи безумие хлынуло внутрь. Колючий туман жалил хлопьями холода, он царапал, будто звериными лапами, а защищавшийся дом бил по ним теплом, и они корчились в агонии, плавились и стекали на пол, окутывая колени. Соня выскочила наружу. Ноги провалились в хрустевший наст, но она побежала в обжигавшей и забивавшей глаза пурге. Вообще-то, не пурга, а легкий ветерок, но расскажите это кому-нибудь другому. Каждый шаг давался с трудом, кожа пошла паром и взмолилась о пощаде. С разбегу Соня прыгнула в квадрат спасительной синевы.
Ага, спасительной, как же. На ветру тело обварило ледяным жаром, а здесь погрузило в жидкий огонь целиком. Ошалевшие снулые рыбы шарахнулись на глубину, подальше от неведомой опасности. Им бы мозгов побольше, хотя бы половину тех, что у Капитана, и Соня играла бы с речными обитателями круглый год. Но интеллектом речные рыбы не блистали, а добавлять им искусственный ученые не спешили, других забот хватало. Папа, например, рыбами не занимался, что было здорово: если выбирать – умные рыбы или умный дом – то ответ очевиден, и папа – большой молодец.
Вода напоминала колючий гель, как в холодильнике. Руки то и дело загребали ледяное крошево, каждое движение приходилось вымучивать. Защита тела сопротивлялась, но Соня разрешила морозу проникнуть внутрь. Иначе – какой смысл? Купание подо льдом, когда тебя греют искусственные помощники – глупость.
Хорошо бы забыть обо всем и проникнуться ощущениями, погрузиться в них, как в воду.
Сверху – лед. Если полынью затянет, наружу не выбраться. Интересно, найдут ли андрики Соню подо льдом?
Нет, отрешиться не получится. Голову сжимало, как тисками, конечности ломило и выкручивало, тело и душа просились обратно в тепло.
Когда Соня выбралась из воды и сквозь сыпучую колючесть мчалась обратно, изо рта, заполненного морозом, вырвался вопль. Сначала звуковой выплеск выражал только эмоции, но быстро преобразился в нечто столь же нечленораздельное, но для дома понятное:
– Д-д-д-две-е-ерь!!!
Соня ворвалась в комнату вся синяя, в пупырышках, и донельзя счастливая. Только вернувшись домой понимаешь, что дом – это и есть счастье, единственное и постоянное. Все остальное – прыжки в ширину.
Первым делом Соня влетела в гиеник. Со всех сторон полилась вода, тело окутало горячим паром, покрытые мхом ветки исполнили роль древних веников и мочалок. Щупальца цирюли растерли Соню, огладили, высушили, затем заплели косички. В организм вернулась до того прятавшаяся в пятках жизнь, и она оказалась хороша как никогда.
Гиеник – привычное в быту сокращение, вроде го-граммы. Полное название – гигиенник, который, в свою очередь, произошел от «помещения для гигиены». Не все соседи могли похвастаться даже встроенными гиениками, что же говорить о единственном и неповторимом живом? У большинства по-прежнему стояли «санузлы», название которых для нормального человека требовало расшифровки. Во многих языках «сан» означало «святой». И, кстати, при чем тут узел? Ответ есть в потоке, но ради санузла лезть туда не хотелось. До переезда семья Зайцевых жила у маминых грандов, и Соня знала, что обычный санузел состоял из ванной (главной ее частью была ванна), душевой (соответственно, с душем) и туалета с (никогда не поверите, потому что нет никакой логической и лексической связи) унитазом. Для Сони, по примеру папы любившей играть словами и, в том числе, читать их наоборот, главный предмет санузла выглядел страшновато – грозил затянуть, чего, учитывая предназначение агрегата, ну никак не хотелось.
Гиеник от совмещенного санузла отличал цирюля – автоматический банщик-лекарь-парикмахер. В домах со встроенным гиеником цирюля был как запертый в клетке зверь, а в живом доме мог где угодно вытащить рабочие щупальца, подать воду и впитать лишнее. В целом гиеник тоже не нуждался в отдельном помещении – без разрешения никто в чужую комнату не войдет. Но привычки прошлого остались, и семья предпочитала гигиениться в закрытых кабинках.
Из гиеника Соня прошла через шкаф-рамку, раздалось шипение окутавшего спрея.
– Зеркало! – потребовала Соня.
Она любила облегающие наряды. Взрослые заморачивались с трехмерными конструкциями, чтобы где-то торчало, где-то свисало, где-то лежало складками или трепыхалось на ветру. Это бывало красиво, но до чего же неудобно! Молодежь поголовно носила обтягивающее. Выбранный Соней костюм – белый в красных и голубых одуванчиках – у взрослых вызвал бы приступ милоты и, как над маленькой, восхищенного кудахтанья. Ну и что? Соне нравилось. Да, чересчур ярко, броско и не совсем по-взрослому, но разве это повод не носить такую прелесть? Красота – понятие относительное. Будь в мире какие-нибудь эталоны, люди перестали бы влюбляться друг в друга, до неприличия разных внешне и внутренне. Вот и получается, что каждый должен носить то, что нравится именно ему, тогда обязательно найдется тот, кто это оценит. А еще Соне хотелось поразить будущих одноклассников. Точнее, членов команды. Группы обучавшихся в училище назывались командами.
До момента, когда Луна окажется в верхней точке, еще несколько часов.
– Звездное небо, – распорядилась Соня.
Потолок сменил вид на дополненную реальность. Звезды Соню не интересовали, хотелось посмотреть на невидимую сквозь белесую мглу восходящую Луну, и она предстала во всей красе – желтая и почти круглая, едва начавшая убывать: полнолуние было позавчера.
– Сколько у меня времени?
Вопрос в последнее время звучал часто, и дом обошелся без уточнений.
– Осталось два часа тридцать две минуты.
Еще долго.
– Кто где находится?
В воздухе возник полупрозрачный план дома. Мама работала в кабинете, папа «колдовал» на кухне – он не любил стандартную еду, поэтому блюда из принтера всегда старался переделать во что-то необычное и еще более красивое, чем было. Или хотя бы разнообразить свежими фруктами либо водорослями. Или неожиданным десертом из холодильника. В список пополнения папа часто вносил корректировки, и никто не знал, чем замаскировавшийся под цветущую стену аппарат побалует после новой загрузки.
С новым холодильником произошло как с домом, только наоборот: до Сониной семьи эта технология добралась в последнюю очередь, главным у Зайцевых считалось другое. Вживленный в стену холодильник поразил Соню не меньше, чем все прочее в новом жилище. Пользоваться было просто: еду, которая быстро портится, вставлять в гель, и она хранилась там почти вечно. И как же не опробовать это устройство на себе, когда тебе девять или даже одиннадцать? Играя в прятки, Соня с Мишкой не раз выбирали холодильник укрытием. Тот недовольно бурчал и выпихивал наглеца обратно, а механический голос сообщал, что данный продукт хранению не подлежит ввиду возможности утраты некоторых необходимых свойств.
Мишкина метка в его спальне по-прежнему выглядела расплывчато, как и мамина, – он все еще сидел в потоке. Игры с погружением в другую реальность – это, конечно, здорово. Имитация мест, куда обстоятельства не позволяли добраться обычным способом, одновременно с обучением прививала профессиональные навыки. Так говорили взрослые. А для Сони поток был местом, где можно найти новое, необычное, неизведанное. Особенно она любила читать.
Говоря в общем, Соня любила учиться. Речь идет не о лунном училище, это другое, вне обычной схемы. А школу Соня уже закончила. У тех, кто перешел на высшее образование, учеба проходила дистанционно, летать никуда не надо, а роль преподавателя и экзаменатора выполнял виртуальный помощник. Поступить в университет до училища мог любой, но у большинства даже школьное обучение затягивалось на годы.
Мишка, негодник, наверняка, сейчас не учится, а играет. Скорее всего, как проснулся, так и летает на птерике. В последнее время он почти не вылезал из седла. Глядя на расплывчатую метку брата отчаянно захотелось присоединиться к нему в любой, пусть самой глупой игре. На Луне чипов и потока нет, там человек – просто человек, такой, каким создала природа. А игры там, соответственно, не виртуальные, а самые что ни на есть жизненные. Родители рассказывали про училище, и жизнь в нем напоминала игру на выживание. Андрики не любят технику. Они говорят, что люди идут неверной дорогой. Но в земные дела андрики не вмешиваются, а если бы люди пошли не туда, куда надо, то в будущем не создали бы машину времени, которая закинула Луну в прошлое. И никаких андриков не было бы. Выходит, они лукавят? А взрослые говорили, что андрики хитрить не умеют. Это называется «парадокс». Ну, ничего, скоро Соня сама все узнает.
Она не представляла, как сможет жить без чипа и очков. Электроника проникла всюду, чипы делали вещи и людей чуть ли не всемогущими. Чипами с недавних пор называлась вся компьютерная техника – все, что связывало с мировым потоком информации. Человеческий чип помещался в горошинке величиной меньше макового зернышка, он вживлялся после рождения, и ребенок сразу учился жить с умными вещами в мире и гармонии.
Очки виртуальной реальности управлялись движением глаз и бровей, некоторые команды можно было подать жестом, голосом и даже мысленно. Кое-кто не снимал их даже во сне. А в поток можно войти в любом месте Земли и ближнего космоса. Ну, понятное дело, кроме Луны. Для большинства игр достаточно го-грамм, но в очках и, особенно, с поддержкой гравикресла, ощущения и эмоции были несравнимы.
Очки заняли место на переносице, Соня откинулась спиной на подхватившую и стянувшую, как ремнями, выдвинувшуюся из стены мякоть гравикресла и вызвала симулятор птерика.
– К брату, напарницей, – скомандовала она.
После легкого головокружения границы мира раздвинулись. Вокруг царило лето. Бедра ощутили подскочившее при взлете седло, на голове был шлем, тело обнимал спасательный экзоскелет с реактивным ранцем и парашютом. Даже в играх не стоило пренебрегать безопасностью, иначе можно лишиться допуска.
Птерик резво набрал высоту. Длинная голова с зубами-иглами и кожистым гребнем глядела вперед, крылья плавно изгибались – по короткой дуге, без резких взмахов, не как у птиц. Лететь было комфортно. Внизу до горизонта простирался тропический лес. Кое-где торчали причальные вышки дирижаблей – в играх использовались только реальные ландшафты, чтобы игроки попутно изучали географию. Но в реальности тебя не сожгут из укрытия и не заставят падать в неизвестность с горящего ящера.
Мишка летел впереди, от избытка чувств он размахивал лазерной винтовкой и вопил во все горло что-то победное.
– Помочь?
Мишка оглянулся:
– Ты вовремя. Я вычислил базу неприятеля. Сейчас мы их накроем!
В игре он выбрал нижний уровень, самый легкий, в просторечии – «войнушку». Стратегии и пищи для ума здесь нет никакой, но глазомер, моторику и умение летать развивает неплохо. Наверняка, Мишка сражается сейчас с малолетками. Конечно, приятно всех-всех победить, нужный навык давно отработан, но смысл симулятора не в победе, а в прохождении уровней, которых впереди очень много. Складывалось ощущение, что брат о них не догадывается, если застрял на первом. Но нет, он просто делает что нравится, не задумываясь о причинах. А причины называются «лень» и «нежелание взрослеть». Уровень выше – ответственность больше. А кто ее любит?
– Вон они! – Мишка пустил птерика в крутое пике.
Соня пошла за ним снижающейся спиралью, чтобы прикрыть, если из леса или с вышек откроют огонь. Птерик имел силовой щит и был покрыт наноброней, но долгого обстрела не выдержит ни он, ни защита экзоскелета.
– Ой, не могу! Гляди! – Мишка расхохотался.
Соня спланировала вслед за ним к подножию ветвистого дерева, где паслись три птерика в синей раскраске противника. Неуклюже переваливавшиеся на четырех конечностях, они злобно повели головами и ощерили пасти – охраняли хозяев.
Откинувшись в седлах, хозяева беззаботно дрыхли. Мальчишка и две девчонки, каждому не больше семи лет. Наверное, играли всю ночь и не выдержали – сон сморил прямо во время полета. Послушные программе птерики вернули хозяев на базу.
Соня улыбнулась:
– Давай раскрасим их, пока спят.
– Зачем? – не понял Мишка.
– Это же весело! Просыпаются они такие, глядят друг на друга…
– Представь себя на их месте. Им станет обидно, что они так выглядят, и тебе будет стыдно.
– Прости, не подумала.
Главное правило общежития: поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Опять цилиндр. Соня видела круг, а с другой стороны та же вещь оказалась некрасивым прямоугольником. Мишка молодец, подсказал. В следующий раз надо думать, прежде чем рот открывать, иначе из училища можно угодить к тем, кому такие шуточки нравятся.
«Уничтожив» незащищенную базу противника гранатой, Соня с Мишкой отключили симуляторы. Великим воинам пришла пора подкрепиться.
Соня поднялась, трансформировала очки в браслет, но передумала и оставила на кровати, чтобы сразу бросались в глаза. Теперь они понадобятся нескоро.
В горле возник странный комок.
Соня шмыгнула носом, протерла повлажневшие уголки глаз и отправилась завтракать – в последний раз на Земле на ближайшие… никто не знает сколько дней или месяцев.
